Текст книги "Ночной полдник"

Автор книги: Марта Акоста

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Когда-то тут был вокзал. По железной дороге кто только ни приезжал. А когда вокзал закрыли, все они остались.

Я окинула взглядом смешанную толпу, собравшуюся в баре.

– Это замечательно. Мне нравится.

– Поторопитесь закончить. Скоро начнется представление.

Слушая, как на малюсенькой сцене поет подражательница Эдит Пиаф, я подумала, что, если бы не мои опасения насчет собственного состояния, в общем и целом мне очень весело. Мерседес была права – как можно всерьез воспринимать мою болезнь, если я сама отношусь к ней легкомысленно? Я настолько углубилась в самобичевание, что чуть было не начала подпевать песне «Нет, я ни о чем не жалею», исполнявшейся на бис.

Берни слушал, откинувшись на спинку стула. Время от времени он, обращаясь ко мне, озвучивал свои взгляды на литературу. Оказалось, он любит книги, действие которых происходит в пустыне, – от вестернов до историй о привидениях.

– Почему? – удивилась я.

– Пустыня – совершенно неземной пейзаж. Попадая туда, будто бы оказываешься на другой планете, – пояснил Берни. – Что там у вас происходит с Томасом?

– Ничего. У меня есть парень.

– Нуда, я забыл… Наверное, потому, что ты спуталась с этим кретином. – Он кивнул в сторону Томаса, который пил перно из рюмки, установленной в ложбинке меж грудей какой-то дамы.

– Зачем ты сфотографировал Томаса возле моего дома?

– Привычка – вторая натура, – пробормотал он. – Никогда не знаешь, что может пригодиться.

– Я не путалась с Томасом. В сущности, даже если бы он был мне интересен, что само по себе смешно, я не в его вкусе.

Берни тщательно осмотрел меня с ног до головы.

– Дорогуша, ты любому придешься по вкусу.

Разговоры за бокальчиком спиртного напомнили мне о ранчо, и я вдруг поймала себя на том, что скучаю по язвительным замечаниям Эдны и по espiritu de los cocteles, расслабленному чувству единения, снисходившему на нас, когда мы наблюдали за заходом солнца. Несмотря на то что я выпила несколько бокалов крепкого столового вина Левака, я не была навеселе – ну разве что самую малость. И вспомнила, что на Иэне алкоголь, сколько бы тот его ни выпил, чисто внешне не сказывался никогда.

– Я устала, – заявила я. – И хочу восвояси.

Вытащив Томаса из «Левака», мы двинулись в обратный путь, к «Парагону». Только я предалась меланхолии на заднем сиденье, как вдруг Берни, притормозив, спросил:

– Вы слышали это?

Он остановил машину на обочине дороги и опустил стекло. Я последовала его примеру. Откуда-то издалека донесся зловещий и пронзительный крик животного. Видимо, у Берни был фантастический слух, раз уж ему удалось различить этот вопль раньше, чем это сделала я со своими сверхспособностями.

– Кто это? – поинтересовалась я.

– Койот, – пробормотал Томас. – Поехали.

Крик животного удалялся, словно оно двигалось в противоположном направлении.

– Судя по воплю, этот зверь не живет в пустыне.

– Ну да! – запротестовала я. – Не хочешь ли ты сказать, что это чупакабра?

– Я просто не стану утверждать, что это не он, – ответил Берни.

Обычно я различаю вещи не только по тому, что они собой представляют, но и по тому, чем они не являются. Большую часть своей жизни я характеризовала себя именно тем, чего во мне нет, – в частности, я никогда не была светловолосой, высокой, худенькой девушкой, которая постоянно говорит правильные вещи, все время носит правильную одежду и знает, как вести себя в обществе в той или иной ситуации.

Вышеописанная девушка никогда не оказалась бы в пустыне с сотрудником таблоида и эмоциональным вампиром, высматривающими в небе мифических существ.

– Разве вам не интересно? – спросил Берни.

Мы выбрались из машины, и Томас, прежде чем помчаться к зарослям кустарника, заявил:

– Мне нужно отойти.

– Ты думаешь, мы всё уже знаем? – осведомился Берни, доставая из багажника фотоаппарат. Затем он принялся возиться со вспышками и прочим оборудованием.

– Если бы чупакабры существовали, их уже давно обнаружили бы серьезные ученые.

– Ученые постоянно открывают новые виды.

– Но только не летающих обезьян вида козло-убийц.

– В этой жизни столько непознанного, а в тебе столько скептицизма! – посетовал Берни.

– Какого черта! – заорал Томас. Он примчался назад, на ходу застегивая молнию на своих широких брюках.

И тогда я тоже услышала эти звуки – гортанный крик и шорох крыльев. Подняв голову, я увидела в ночной тьме густые тени. Очень даже внушительные тени.

– Вы видели? – спросила я.

– Что это такое? – вопросом ответил Томас.

Берни начал делать снимки; вспышки слепили меня. Немного поморгав, я снова обращала взгляд в небо. Но видела только звезды и черный силуэт горного хребта вдалеке.

Звериный вопль прозвучал тише, потом еще тише. Существо улетело прочь.

– У меня где-то есть фонарик. – Берни направился к багажнику и принялся ковыряться в нем.

Вернувшись с огромным алюминиевым фонарем, он включил его. Мы с Томасом последовали за Берни, который шел впереди, изучая землю.

– Что ты ищешь? – полюбопытствовала я.

– Это как с порнографией – как увижу, сразу узнаю.

Я делала вид, что слежу за лучом света, но мое ночное зрение позволяло видеть далеко за пределами светового пятна – я смотрела на разбегающихся в разные стороны жуков, пауков, рассматривала полупрозрачную старую змеиную кожу. С таким-то суперзрением я должна была разглядеть летающее животное.

Подул легкий ветерок, и я вздрогнула от знакомого запаха.

– Я вижу, – остановившись, заявил Берни.

Запекшаяся на песчаной почве кровь окружала свежий труп животного. Усилием воли отведя взгляд от багровых блестящих кишок, которые вываливались из зияющей раны, я определила, что это овца. Мы с Томасом наклонились пониже, чтобы как следует рассмотреть, а Берни продолжал щелкать фотоаппаратом.

– Прекрати, – попросила я. – Это убитая овца. Чего ей здесь вообще понадобилось?

– Что-то ее сюда привело, – заметил Берни.

– Может, она сбежала и забрела сюда, – предположила я. – А потом ее настигли койоты. Такое бывало на ранчо.

– И койоты могут сделать такое? – Томас указал на рваное отверстие в животе овцы.

Кровь казалась такой густой и роскошной. И так соблазнительно поблескивала. Воздух был пропитан сладким ароматом крови и запахом прогорклого ланолина, исходящим от шерсти. Я подскочила и помчалась прочь.

– С тобой все в порядке? – крикнул мне вслед Берни.

– Все отлично, – отозвалась я.

И услышала, как Томас сказал Берни:

– Думаю, ее вырвет.

Я была далека от тошноты, но мне надо было смыться, не то я обязательно запустила бы руку во влажную плоть, а потом засунула бы пальцы в рот. Они не там искали чудовище – настоящее чудовище, то есть я, было прямо перед ними. Нарезая круги, я изо всех сил старалась взять себя в руки.

Томас принялся размышлять о том, надо ли хоронить овцу, но Берни сообщил, что завтра после школы он снова приедет сюда и заберет труп, чтобы отдать на экспертизу.

– Отличная идея, – заметила я, возвратившись к машине. – Таким образом ты выяснишь, что ее убила дикая собака или еще какой-нибудь хищник. Уверена, что неподалеку обитают пумы.

Когда мы снова оказались в домике и я пошла за своими подушкой и ночной рубашкой, Томас заявил:

– А ты ведь возбудилась от вида крови, верно? Не надо мне ничего объяснять. Я спокойно к этому отношусь.

– Эту овцу убил не чупакабра.

– Берни сумасшедший, – констатировал Томас и тем самым закрыл тему. Он включил телевизор и, похлопав по кровати, заметил: – Здесь достаточно места для двоих. Приходи спать ко мне.

– У меня есть парень.

Раздраженно взглянув на меня, Томас возразил:

– Что непонятного во фразе «ты не в моем вкусе», а? Если бы я хотел тебя, я бы тебя получил.

– Ты совсем сбрендил, – заметила я. На диване было очень неудобно, а эта роскошная кровать размером походила на футбольное поле. – Ладно, но тогда тебе придется надеть боксеры. И если ты попытаешься что-нибудь выкинуть, я исколочу тебя до полусмерти.

– Я не собираюсь ничего «выкидывать». У тебя слишком высокое самомнение – ты считаешь, что тебя все хотят, – возразил Томас. – Обратись к врачу.

Я отправилась в ванную и, ополоснувшись, переоделась в ночную рубашку. Затем, прежде чем улечься в постель, я вырубила весь свет в спальне. Томас принялся быстро переключать каналы, и вдруг я увидела знакомое черно-белое изображение.

– Оставь! Это «Третий человек». [79]79
  Английский фильм, снятый режиссером Кэролом Ридом по сценарию писателя Грэма Грина в 1949 г.


[Закрыть]

Томас хотел посмотреть новости о знаменитостях, но я продолжала спорить до тех пор, пока не настояла на своем и мы оба не уткнулись в старый фильм. Это кино мне впервые показала Мерседес.

Она была в восторге от причудливых и эксцентричных мелодий Антона Караса, [80]80
  Карас, Антон (1906–1985) – австралийский музыкант-цитрист, прославившийся, главным образом, своей музыкой к фильму «Третий человек».


[Закрыть]исполняемых на одной-единственной цитре. Мерседес любила кинокартины, только если ей нравилась музыка.

Джозеф Коттен [81]81
  Коттен, Джозеф Чешир (1905–1994) – американский актер театра и кино.


[Закрыть]сыграл американского новеллиста, автора дешевых романчиков, который приезжает в послевоенную Вену, чтобы встретиться с другом, но вдруг узнает, что друг умер. А может, и не умер. Все не так, как кажется на первый взгляд; писателя обманывают, вводят в заблуждение – им постоянно манипулируют. И в один прекрасный момент ему становится ясно: он всего лишь пешка в той игре, которую ведут гораздо более порочные и непростые люди, чем он мог предположить.

Еще до того, как фильм завершился, Томас почти убрал громкость телевизора.

– А ты знаешь, что прошлой ночью ты плакала во сне? – осведомился он.

– Мне снились кошмары, – смутившись, призналась я.

– Когда я был маленьким, мама ходила убираться в офисах и брала меня с собой. – Его скрипучий голос звучал так уютно, словно он был моим старым другом. – У одной из ее коллег-уборщиц была маленькая дочка. Не помню, как ее звали, но у нее были очень красивые карие глаза с длинными ресницами и длинные черные косы. На ночь мы обычно пили быстрорастворимый горячий шоколад. А потом наши мамы стелили нам постель на одном из больших столов – мы там спали. Девочка боялась звуков, которые издавали пылесосы, поэтому мы лежали, глядя друг на друга, вот так. – Придвинувшись, Томас повернулся ко мне. – Обернись ко мне лицом, – попросил он.

Мне стало интересно, и я повернулась.

– Я держал ту девочку за руку – вот так, – снова заговорил он, беря меня за руку. Я расслабилась и успокоилась. – Поэтому, если девочка просыпалась, она видела меня и переставала бояться. Buenas noches, [82]82
  Спокойной ночи (исп.).


[Закрыть]Милагро.

–  Buenos noches, Tomas.

Странно было лежать напротив него вот так, но я вдруг до того захотела спать, что мои глаза закрылись сами собой. Чувствуя теплое дыхание Томаса на своем лице, я слышала, как вода бьется о бортики бассейна. А потом провалилась в глубокий, изумительный сон без сновидений.

Глава шестнадцатая
Отказ от здравомыслия

Открыв глаза, я обнаружила, что по-прежнему лежу лицом к Томасу и держу его за руку. Наши лбы почти соприкасались. Утренний свет был благосклонен к нему – Томас выглядел значительно лучше, чем накануне.

Открыв глаза, он улыбнулся своей ослепительной голливудской улыбкой:

– Ты хорошо спала?

– Даже и не припомню, когда я так вырубалась; просто счастье, что мне не снилось никаких беспокойных снов с участием Иэна.

– Удивительно хорошо. А ты?

– Отлично. – Внимательно поглядев на меня, он спросил: – И как тебя угораздило попасть в этот сумасбродный мир кровопийц? Твой парень затащил?

– И да, и нет, – неопределенно ответила я. – В некотором роде это случайность, и теперь я одна из них.

– А где твоя настоящая одежда? Эти черные шмотки, которые вы обычно носите?

– Я оставила их дома – мне было нужно, чтобы Скип посчитал меня профессиональным человеком.

Томас выбрался из постели и потянулся.

– Томас, я сгораю от любопытства. Какие женщины тебе нравятся?

Он махнул рукой в мою сторону.

– Меньше похожие на девушек.

– То есть ты предпочитаешь парней?

– Разве я похож на человека, предпочитающего парней? – фыркнул он. – Мне нравятся женщины.

– Но ведь я женщина.

– Не из тех, какие мне нравятся.

Похоже, в более детальные объяснения он вдаваться не собирался. И обратился к более серьезным делам – например, к завтраку и к вопросу о том, нужно ли ему еще больше отрастить свои баки.

Прежде чем начать работу над «Зубами острыми», я позвонила на ранчо.

Взявшая трубку Эдна надменно заметила:

– Я смутно припоминаю некую особу по имени Милагро, которая очень неожиданно уехала.

Я собиралась поговорить со своими друзьями начистоту и потребовать ответа на вопросы о Сайласе и неовампирах, но вместо этого почему-то сказала:

– Так значит, Эдна, вы все-таки скучаете по мне.

– Юная леди, не стоит упиваться дешевой сентиментальностью.

– Но это же мое любимое занятие, – возразила я. – Мне звонил Освальд, только вот связь была ужасной. А у вас нет никаких вестей от него?

– Нет, но он ведь говорил, что звонить ему будет трудно. Знаю, что вы наверняка тоскуете по нему.

Такой любезный ответ прямо-таки покорил меня.

– Эдна, я скучаю по нему, как сумасшедшая, но и очень горжусь им.

– Юная леди, Сэм рассказывал, что вы пишете какой-то сценарий.

– Точнее, переписываю его. В этом и состоит моя работа.

– Гм-м.

– Между прочим, я хотела поговорить с Гэбриелом, но на его автоответчике записано какое-то странное сообщение.

– Гэбриел сейчас занят очень важными делами. У него нет времени трепаться с вами о безделушках.

– Эдна, у вас там все нормально?

– Я хотела спросить у вас то же самое. – Она замолчала. Всё – причухали. Железнодорожный тупик. Или, может быть, вампирский тупик. – Ребенок плачет – мне нужно идти. Если Освальд позвонит, я скажу ему, что вы скучаете.

– Эдна, почему у вас и у всей родни столько секретов от меня? – Мой голос дрогнул, и я чуть не заплакала. – Разве я себя плохо зарекомендовала?

– Юная леди, это не телефонный разговор. Либби плачет. Мы поговорим, когда вы вернетесь.

Повесив трубку, я почувствовала себя потерянной и одинокой.

Телефон тут же зазвонил снова. Это курортная обслуга напоминала о массаже, на который меня записал Чарлз. Мои неприкаянность и тревога прокрались в сценарий, и я проработала до выхода на процедуру.

Зайдя в главное здание, я по вывескам добрела до лечебного центра. Длинный коридор вел в одно из крыльев здания, где стены были выкрашены в бледные оттенки персикового и телесного, то есть в цвет «плашенства». Из невидимых динамиков доносились звуки плещущей воды, ветра и птичьи трели.

Когда я назвала свое имя, меня проводили в теплую полутемную комнату с ароматическими свечами. Регистратор попросила меня снять одежду и надеть халат из натурального льна.

Я уселась на массажный стол и, ожидая физиотерапевта, стала разглядывать фотографии пустынных растений, которые висели на стенах. Прибытие физиотерапевта сопровождал звон колокольчиков на ее ножных браслетах.

– Здравствуйте, меня зовут Тривени, – представилась она мягким голосом, который никак не вязался с ее крупной фигурой.

Она была ростом примерно 183 сантиметра, широкоплечая, с мускулистыми руками, которые покрывали татуировки, сделанные хной. Ее рыжие волосы, тоже выкрашенные хной, были заплетены в маленькие косички и перевязаны ленточками, а светло-карие глаза сильно подведены черной подводкой. Я даже задумалась: если бы я так намалевалась, сошло бы мне это с рук?

В свою очередь представившись, я поинтересовалась:

– А что означает ваше имя?

– Это место, где встречаются три священные реки, – пояснила она. Увидев мое лицо, она добавила: – Но родители назвали меня Юджинией, в честь тетки.

– Неудивительно, что вы сменили имя.

На ее губах мелькнула улыбка. Затем она соединила ладони и закрыла глаза.

– Для начала я попрошу вас дышать медленно, вместе со мной.

Мы занимались этим несколько минут. Я очень порадовалась, что за все процедуры платит Скип, потому что дышать я умею бесплатно и без посторонней помощи.

Потом Тривени подожгла курительную палочку из полыни и начала размахивать ею в разные стороны.

– Это оберегающий круг. В нем вам никто не причинит вреда. Вы чувствуете себя защищенной?

Поскольку в этом круге не было жадных до моей крови неовампов, я ответила:

– Конечно. Абсолютно.

– Я оценю ваше энергетическое поле и проверю, нет ли там дисбаланса.

Она попросила меня встать и, выставив ладони, протянула ко мне руки. Вращая руками на расстоянии нескольких сантиметров от моего тела, она что-то фальшиво мурлыкала себе под нос. Все это представлялось мне полным бредом, но, поскольку Тривени казалась совершенно серьезной, я не возражала.

– У вас мощная жизненная сила, – подытожила она, – и вы канал регенеративной энергии.

– Моя подруга Нэнси говорит, что у меня сильные, даже обескураживающие феромоны.

– О! – Руки Тривени оказались в области моего пупка. – Здесь я чувствую нечто необычное, чакру Манипура.

– А что она делает?

– Контролирует аппетит, энергию, потоки жизненной силы. Лягте, пожалуйста, на живот.

Я обрадовалась, что могу спрятать лицо на время процедуры. Руки Тривени спустили халат и обнажили мою спину. Когда она дотронулась до моего тела, меня словно током шибануло. И начались галлюцинации – сочная окровавленная красная плоть, ручейки крови и бьющееся багровое сердце. Все мое тело сотрясалось.

Соскочив со стола, я подбросила Тривени в воздух, словно черепашку, после чего она шмякнулась на пол. Слушая, как кровь пульсирует в моих ушах, я прижала девушку к ковровому покрытию и зафиксировала ее руки над головой. Она была удивлена не меньше моего, особенно если учесть, что мои chichisмотались прямо у нее перед носом.

Тривени произнесла слово, которое совсем не ожидаешь услышать от человека, находящегося в гармонии с собой.

Я как можно более проворно слезла с нее, а потом натянула халат. Я была в смятении и от того, что сотворила, и от своих видений.

– Прости, пожалуйста. Ты в порядке?

– Вот чертова хрень! Что это вообще за фигня была? – Ее мягкий курортный голос куда-то исчез, и я услышала бостонский акцент. Усевшись на полу, Тривени потерла голову. – Как тебе это удалось?

Вспомнив гостиничную брошюрку, я сказала:

– Слишком напряженные мышцы. Я очень извиняюсь. И могу уйти.

Тут в дверь постучали, и из коридора донесся чей-то голос:

– У вас все нормально?

Тривени, даже не пытаясь встать, крикнула:

– У нас тут мир и полная гармония!

Мы обе замерли, дожидаясь, пока шаги удалятся.

Потом Тривени с трудом поднялась с пола.

– Что вообще случилось?

– Я немножко психую, когда до меня дотрагиваются. Полагаю, надо с этим бороться. Как думаешь, сможешь помочь мне?

– С тобой кто-нибудь жестоко обращался или изнасиловал? – напрямик спросила она. – Потому что в этом случае тебе нужен психиатр.

– Нет, но меня игнорировали и… э-э… преследовали.

– Хмм… две крайности. – Она немного подумала. – Обещать не буду, но попробую, если ты станешь платить мне в два раза больше за каждый сеанс. Но если решишь подбросить меня еще раз, я тебе так врежу, что ты отучишься от этого навсегда.

– Ты действительно думаешь, что сможешь помочь мне?

– Да, особенно если учесть, что я природный целитель.

Терять мне было нечего, поскольку расплачивался за это Скип, а не я.

Чтобы не повторить свой предыдущий номер, я изо всех сил вцепилась в массажный стол. Тривени колдовала над моей спиной, а я силилась не обращать внимания на собственную жажду крови и так увлеклась, что даже умудрилась не заметить большую часть спиритуалистических бормотаний физиотерапевта.

Терпеть этот массаж – все равно как снова и снова кататься на американских горках: впечатления те же, но с каждым разом все меньше шокируют.

Когда сеанс завершился, Тривени записала меня на следующий, а потом порекомендовала принять ванну с горячей минеральной водой, чтобы усилить эффект процедуры.

– Проще всего добраться туда так: идешь до конца коридора, затем шлепаешь налево, потом, возле следующей большой двери, берешь вправо, выходишь из здания, огибаешь его – и перед тобой бассейны с минеральной водой.

– Спасибо.

Одевшись, я уже не могла вспомнить, что я должна сделать – шлепать вправо или брать влево, – поэтому в конце концов оказалась в каком-то странном коридоре на задворках «Парагона». Этот проход был совсем не таким светлым и просторным, как все остальные помещения курорта. Несколько тусклых лампочек не в состоянии были осветить темный ковер и серые стены. В парадной части здания было много небольших указателей и табличек, но те двери, мимо которых я проходила сейчас, остались непомеченными. Я услышала какие-то голоса и, посчитав, что смогу спросить дорогу, пошла на шум.

На пороге одной из комнат, придерживая дверь, стояла какая-то красивая пара. Приблизившись, я смогла заглянуть поверх их плеч в роскошную темную гостиную, в которой стояли красные кожаные диваны и висели черные бархатные портьеры. Увидев меня, пара перестала разговаривать. Мужчина подхватил женщину под руку и увлек назад в гостиную.

– Здравствуйте, – начала я. – Я немного заблудилась. Я шла к минеральным ваннам и… – Тут я посмотрела женщине через плечо и увидела, что на двухместном диванчике сидят рыжеголовый мужчина и его подружка – ну просто королева шопинга из торгового центра. Комната была плохо освещена, мужчина смотрел в другую сторону, поэтому я не была уверена, что это мой Гэбриел, однако он был очень на него похож.

Я шагнула вперед, и дверь захлопнулась прямо перед моим носом.

Я повернула ручку как раз в тот момент, когда кто-то открыл дверь изнутри. Мне навстречу протиснулся коренастый румяный человек в парагонской униформе и тут же закрыл за собой дверь. Я посчитала его управляющим, потому что манжеты и воротник его куртки были отделаны золотой тесьмой, а еще у него, в отличие от подчиненных, не было именной бирки.

– Чем могу вам помочь? – официальным тоном осведомился он.

– Мне показалось, что там сидит мой друг. Я просто хотела поздороваться с ним.

– Прошу прощения, мисс, но в это помещение допускаются только члены Парагонского бриллиантового клуба. Их покой для нас превыше всего.

Я хотела попросить его передать привет рыжеволосому мужчине, но вдруг это был не Гэбриел? В конце концов, что он мог делать с мисс Белобрысая Приторность?

– Разумеется. Не могли бы вы подсказать, как пройти к минеральным ваннам? Я заблудилась.

Я целый час кипятилась в ванне с минеральной водой и все это время терзалась мыслями о своем состоянии, отношениях с Освальдом, неовампах и сценарии.

Я надеялась, что смогу спросить у Чарлза насчет своего пикапа, но за стойкой консьержа никого не было. И тут я услышала знакомый грубоватый голос, сопровождаемый радостным смехом:

– Пришлите в мой номер крепкого массажиста мужского пола.

В вестибюль вошла Жижи Бартон во главе целой колонны посыльных, которые с трудом перемещали горы ее чемоданов. Жижи сопровождал еще один консьерж – я прозвала его Чарлзеныш. На Бартон были широкие брюки, блузка с рукавами «летучая мышь» и жилетка, ее светловолосую голову украшал платок от Пуччи, – и весь этот ансамбль представлял собой гремучую смесь оттенков пурпурно-лилового, бледно-зеленого, оранжевого и ярко-красного. А я-то считала, что для курортного наряда вполне подходит сочетание белого и хаки.

– Привет, Жижи. Помнишь меня?

Увидев меня, она широко улыбнулась, бросила сумку и ринулась обниматься. В моей голове вспыхнули такие буйные краски, по сравнению с которыми даже наряд Жижи смотрелся бледно.

– Милагро, ты именно тот человек, которого я хотела здесь встретить.

Это звучало как-то сомнительно. Я мягко высвободилась из ее объятий и ответила:

– Правда? Что ж, я тоже очень рада тебя видеть.

– Ты наверняка приехала сюда из-за новых процедур. А где же Иэн?

– Ой, ну ты же знаешь Иэна. Он гуляет сам по себе. А что за новые процедуры?

Не успела Жижи ответить, как в наш разговор встрял Чарлзеныш:

– Госпожа Бартон, если вы зарегистрируетесь, мы проводим вас в ваш «люкс».

– Да, да. Милагро, дорогая, не могла бы ты зарегистрировать меня? А позже мы встретимся в баре и выпьем. Около шести. Нам есть о чем поговорить. – И Жижи упорхнула в направлении лифтов. Чарлзеныш проследовал в ее кильватере.

Я подошла к стойке портье и, обращаясь к стоявшей за ней женщине, сказала:

– Жижи Бартон просила, чтобы я ее зарегистрировала.

– Спасибо, мы займемся этим сами, – ответила она с улыбкой.

Когда я вернулась в свой домик, на гостиничном телефоне горел красный индикатор сообщений. Я подумала, что это звонил Скип, но все семь сообщений имели отношение к Томасу: меня просили назначить встречи, устроить интервью, обновить членство в спортклубе.

Мой сосед, лежа на кровати в шелковых трусах-боксерах, с видом невинной монашки смотрел какое-то ток-шоу.

– Томас, там на автоответчике есть несколько сообщений от людей, которые ошибочно считают меня твоей секретаршей.

Не отрывая глаз от телеэкрана, он ответил:

– Человеку в моем положении просто необходимы помощники. Если я сам начну заниматься всякой ерундой, это будет выглядеть странно.

Я подошла к телевизору, закрыв Томасу обзор.

– Человек в твоем положении? В твоем полуголом, валяющемся и глазеющем телевизор положении? И это среди дня?!

– Совершенно верно. Я ведь не какой-нибудь там придурок, зависающий в офисе. Я Томас Кук. – Он сел чуть ровнее. – Милагро, я думал, мы договорились, что станем помогать друг другу. Я помогу тебе не расстраивать Скипа, а ты придешь на выручку в моих делах.

Создавалось впечатление, что он говорит серьезно, но, поскольку он хороший актер, разобраться было невозможно.

– Ладно, как хочешь, только не жди, что я буду продолжать этот фарс после окончания работы над сценарием.

Всю вторую половину дня я провела в попытках выправить композицию второго акта, а также в делах Томаса.

Ближе к вечеру Томас всего один раз прервал меня, чтобы зачитать свой трогательный монолог: «Томас Кук: как я позировал в нижнем белье», – который я должна была слушать с гораздо меньшим интересом, чем это у меня получилось.

Потом он предложил:

– Поехали к Леваку, выпьем что-нибудь.

– Не могу. Во-первых, мой пикап еще не починили, а во-вторых, у меня здесь назначена встреча.

Тут зазвонил мой телефон, и я, направляясь в свой кабинет, автоматически ответила:

– «Люкс» Томаса Кука, добрый вечер.

– Милагро! – На линии были такие помехи, что это прозвучало как «м-м-м-и-а-а-о-о-о».

– Освальд! Освальд, это ты?

В трубке снова пошли помехи, потом донеслось четкое и рассерженное: «То-ма-а… (щелк)… ук» – и далее опять помехи.

– Я пошутила, Освальд. Как твои дела?

Однако связь все же прервалась.

Томас стоял в дверях, опершись о косяк.

– И с кем мы будем пить? – поинтересовался он.

– Мы не будем пить ни с кем. Это я собираюсь встретиться с Жижи Бартон в гостиничном баре, а тебя, если помнишь, просили больше не мозолить там глаза.

– Почему ты так себя ведешь? – сделав обиженное лицо, спросил Томас. – Мы с Жижи давние знакомые. Если она попросит, им придется впустить меня в гостиницу. Позвони Жижи и скажи, что я приду с тобой.

Томас пресекал все мои попытки стать серьезной воспитанной сценаристкой и обращался со мной как с девочкой на побегушках. Но поскольку моя карьера и его хорошее настроение слились в странный симбиоз, я все-таки позвонила Жижи. Она пришла в восторг от этой новости и пообещала уговорить портье, чтобы Томаса не вышвыривали из гостиницы.

Начав сборы, Томас оккупировал ванную. Я забрала оттуда его одежду и обувь.

– Томас, не мог бы ты поторопиться, чтобы и мне хватило времени привести себя в порядок?

– Совершенствоваться можно бесконечно, – изрек он.

Когда Томас вышел из ванной, он выглядел потрясающе. Он весь светился – светилась его гладкая медная кожа, светились глаза оттенка кофе-эспрессо, и даже холеные черные волосы тоже светились. На нем красовалась одна из тех повседневных футболок, которые стоят целое состояние и спадают с плеч именно так, как полагается. Широкие брюки облегали его знаменитый зад.

Я надела лавандовое платье, потому что оно было симпатичнее всех остальных моих тряпок. Поспешно глянула в зеркало, расчесала волосы, наложила немного блеска на губы и вышла из ванной.

– Ты что, опять в этом пойдешь? – изумился Томас.

– Кто станет смотреть на меня, если рядом будешь ты? – саркастически заметила я.

– Это верно, но меня не должны видеть с кем попало. А еще что-нибудь у тебя есть?

– Ты что, разбираешься в одежде?

– Работая моделью, учишься создавать образ.

– Чудесно, – отозвалась я и продемонстрировала ему свой скудный гардероб.

Приняв недовольный вид, он заявил:

– Нет, это невозможно. Ты собираешься найти себе парня – и одеваешься как дешевка?

– У меня уже есть парень.

– Ах, ну да. Юджин, фанат кровавых забав.

– Освальд. И он совершенно нормальный.

– Какая разница! – Подойдя к своему шкафу, Томас вынул оттуда белую льняную рубашку. – Надевай.

– С чем? С брюками или с юбкой?

– Просто с туфлями на каблуках.

– Я не собираюсь ходить в одной рубашке и демонстрировать всем кому ни попади свои девичьи прелести.

Томас обозвал меня ханжой, жеманницей, закомплексованной и консерваторшей. Но в конце концов пошел на компромисс и выдал мне свои белые шелковые боксеры, которые я надела поверх трусиков.

– Ты думаешь, люди сочтут, что это шорты? – засомневалась я.

– Ты считаешь, что все только о тебе и думают. – Он надел на меня один из модных ремней Нэнси и подрегулировал пряжку. Потом стянул резинку с моих аккуратно собранных в хвостик волос и велел: – Нагнись и опусти голову.

Томас израсходовал полбутылки «Парагонского лака с блеском», чтобы превратить мои волосы во взъерошенную гриву. Затем он подправил мой макияж, размазав карандаш по векам и припудрив меня так, чтобы подчеркнуть или затенить ту или иную часть лица. Когда Томас закончил, я стала похожа на чувственную, губастую, модную девицу, которая вполне могла бы стать парой актеру.

– Думаю, так будет лучше, – заметил он. Томас взял меня под руку, и мы направились в «Парагон». – На какой массаж ты сегодня ходила?

– На глубокий массаж тканей. Ты когда-нибудь слышал о Парагонском бриллиантовом клубе? У них здесь есть приватные помещения. Интересно, сколько нужно заплатить, чтобы вступить туда?

– Я никогда не беспокоюсь о таких вещах. Я Томас Кук – мне будут рады в любых приватных помещениях, – заявил он, позабыв о том, что до сегодняшнего дня путь в «Парагон» был ему заказан.

Для своей коктейльной вечеринки Жижи выбрала дворик бистро. Его озаряли десятки разноцветных стеклянных светильников – бирюзовые, аметистовые, рубиновые и топазовые. Столики, которыми пользовались посетители бистро, сменились грубо отесанными деревянными столами; на них красовались керамические блюда с едой и глиняные кувшины с красным вином. По дворику разложили ковры, поверх которых раскидали множество ярких подушек; подушки лежали и на расставленных повсюду низких скамеечках. В углу какой-то человек играл на цитре и пел навязчивую, жужжащую песню на языке, который мне так и не удалось опознать.