Текст книги "Семь смертных грехов. Книга первая. Изгнание"

Автор книги: Марк Еленин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 30 страниц)

Врангель поймал себя на том, что даже в мыслях неискренен и начинает лукавить с собой. Такого не случалось с ним никогда – даже в самые напряженные, трудные, а порой и трагические .минуты его сложной жизни...

Следовало что-то предпринимать. Что-то нужно было сделать немедля для того, чтобы разрушить этот ночной кошмар, ставший следствием переутомления последних недель. «Виной всему, конечно же, переутомление – тяжелая голова, беспокойство, глупые мысли... Позор!»

Тщательно вымывшись и крепко растерев белую плоскую грудь твердым махровым полотенцем, Врангель, как всегда, без посторонней помощи неторопливо и тщательно оделся в казачью форму – алый бешмет и черную черкеску с серебряными газырями, повесил кинжал в серебряных с позолотой ножнах – и вышел на палубу крейсера.

Уже вставало солнце. Лучи его пробивали и рассеивали туманную дымку над Босфором, освещали высокие дома Пера, купола Айя-Софии и минареты Стамбула.

Неподалеку разводили пары и снимались с якорей два миноносца под русским Андреевским флагом, и Врангель сразу вспомнил, что движение русского флота на Бизерту уже началось. Настроение его снова упало. Через два-три дня уйдет к французам и «Генерал Корнилов». Придется готовить себя к переменам, и это ощущение было омерзительно Врангелю: он быстро привыкал к обстановке, людям, даже к своим сапогам, мундирам, шинелям, буркам, папахам и с большим трудом и нервным напряжением расставался со всем привычным, что окружало его и казалось крайне необходимым. У него всегда портилось настроение, когда терялось что-то, рвалось, требовало замены, – самое незначительное, малое. Он злился, когда лишался чего-то большого. Он приходил в бешенство, если приходилось расставаться с действительно нужным, значительным, необходимым... Теперь ему предстояло менять дом, и это представлялось сегодня чуть ли не крушением, крахом, сотрясением основ, лавиной, вызывающей неистовую, безудержную ярость...

Врангель понял наконец причину своей бессонницы, и это чуть успокоило его, потому как было знакомо, – не раз прожитое, перечувствованное ощущение, точно привычная боль у подагрика.

Более спокойно смотрел он теперь на Золотой Рог и Босфор, на «плавучую Россию», что расположилась на рейде Константинополя. Пришло решение: по случаю ухода военного флота издать приказ, полный оптимизма и веры в продолжающуюся борьбу, и Врангель немедля стал думать над началом его, над первыми ударными фразами, способными мобилизовать людей: «...Славные моряки... ваша доблестная трехлетняя борьба вместе с доблестными солдатами... Волею судеб приходится оставить... временно разлучить...» А потом он придумал концовку, которая пришла сразу, и он запомнил ее слово в слово: «Провожая вас, орлы русского флота, шлю вам мой сердечный привет. Твердо верю, красный туман рассеется и господь сподобит нас послужить еще матушке России. Русский орел расправит могучие крылья, и взовьется над русскими водами бессмертный Андреевский флаг!..» Приказ был обычный, в его духе, – орел, крылья и тому подобная символика, – но сегодня Врангель остался доволен. Сейчас именно такой приказ нужен морякам, отрываемым от армии и уходящим в далекую Африку. Он нашел слова, они дойдут до сердца каждого матроса, офицера и адмирала. Они будут знать: командующий помнит о них, он не оставит флот в беде...

Еще более успокоившись, Врангель нашел глазами яхту «Лукулл» – две скошенные мачты, косая труба между ними, острый нос, – красивую и словно гордо летящую. В прошлом яхта называлась «Колхида» и принадлежала русскому послу в Константинополе, потом ее реквизировала белая армия. Теперь «Лукуллу» надлежало стать новым домом главнокомандующего. Штаб во главе с Шатиловым размешался на пароходе «Александр Михайлович». Стоянка яхты и парохода планировалась напротив штаба французского оккупационного корпуса в Куру-Часме, под зашитой (вернее – наблюдением!) лягушатников, зуавов и сенегальце». – это было согласованное и, если быть справедливым, обоюдное желание...

Правильным казалось сейчас Врангелю приказание своим ближайшим подчиненным. Струве недаром получил твердые инструкции не спускать глаз с англичан: Врангель понимал их двойную игру – с ним и с большевистскими Советами. В Париж немедля следовало послать и Бернацкого. Кривошеина надо было подстраховать. Кривошеин и сам внушал теперь опасения главнокомандующему.

«Пусть моим недругам кажется, что я остался здесь один. – думал Врангель. – Чем меньше советчиков, тем лучше. Единоначалие – основа борьбы и залог победы вождя. Надо срочно переформировать и укрепить армию, дать ей перевести дыхание. А потом мы еще поборемся, повоюем, господа большевики, господа милюковы и кривошеины, господа климовичи! И посмотрим, кто кого!..»

– Вы изволили приказать что-то, ваше высокопревосходительство? – вырос, на его пути неизвестно откуда появившийся дежурный офицер. – Простите великодушно, не расслышал.

– Что? Что вы лезете, полковник? Вас не зовут! – сорвался Врангель. – Идите... Кру-гом! Марш!

И, глядя вслед удалявшемуся багровому, жирному затылку рослого, плечистого полковника, Врангель подумал с сожалением, что нервы у него не на шутку расшатались. Почувствовав на себе чей-то взгляд, главнокомандующий резко обернулся.

Позади стоял Венделовский.

«Рано встал. Выбрит, подтянут, – подумал Врангель. – Не потерять бы его в этом турецком раю: может быть нужным и преданным».

– Ждите моих распоряжений, господин Венделовский, – негромко сказал Врангель, проходя мимо. Сказал вскользь, будто между прочим.

– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство, – так же негромко ответил Венделовский.

Константинопольский рейд уже окончательно проснулся и начинал свой новый, шумный и трудный день.

Информация шестая. ИЗ КОНСТАНТИНОПОЛЯ В ЦЕНТР

«Врангель твердо решил продолжать борьбу. Генералы хотят остаться генералами.

Срочно организован Политический Объединенный Комитет (ПОК), который выступал с заявлением: «Вооруженная борьба с большевиками не прекратилась... Русская армия с генералом Врангелем во главе сохраняется... Генерал Врангель является носителем идеи русской государственности...»

Врангель не преминул ответить новым программным заявлением:

«Из поддерживающих меня общественных и политических организаций и деятелей одни всецело предоставляют себя в «наше» распоряжение, без всяких оговорок. Другие хотят разделить со мною власть. Я за власть не цепляюсь. Но, пройдя через горнило бедствий, потоки крови, через Временное правительство, комитеты, всякие «Особые совещания», придя к единоличной власти, без которой невозможно вести борьбу, – хотят теперь снова повторить тяжелые ошибки прошлого. Я не могу легкомысленно отнестись к этому факту. Передавать армию в руки каких-то комитетов я не имею нравственных прав, и на это я никогда не пойду...

Мы должны всемерно охранять то знамя, которое вынесли. Разве может даже идти речь о том, чтобы русская армия находилась в зависимости от комитетов, выдвинутых совещанием учредиловцев, в рядах которых находятся Милюков, Керенский и присные, – именно те, которые уничтожили, опозорили русскую армию, кто, несмотря на все уроки, до сего времени продолжает вести против нее борьбу».

Налицо признаки развала армии, начавшееся расслоение эмиграции.

Баязет»

Константинополь, «Баязету»

«Для ликвидации в корне возможности белых десантов, мятежей и заговоров против Советской России к срочному исполнению предлагается:

1. Регистрация белогвардейского элемента:

А. Сведения о прежних сановниках двора, генералах, политических деятелях; сведения о русских капиталистах; безработных; желающих вернуться.,

Б. Сведения об иностранцах, поддерживающих контрреволюцию.

В. Сведения об организациях разных партий...

Центр».

Из дневника В. Н. Шабеко

«И так, все кончено. Все снесено могучим ураганом – как имя ему? Россия? Революция?

Ураган подхватил нас – в сущности-то, всего лишь малую кучку русских людей, потерявших веру, честь, национальную гордость и национальную принадлежность, – и выбросил из пределов родной страны, понес в неизвестность, разбросал по всему белу свету.

Кому мы доверились? За кем пошли? Во имя чего?

Как тут не процитировать «Записки» незабвенного Сергея Михайловича Соловьева – историка российского, которому я поклоняюсь, хотя и не во всем согласен с ним: « Преобразователь вроде Петра Великого при самом крутом спуске держит лошадей в сильной руке – и экипаж безопасен; но преобразователи второго рода пустят лошадей во всю прыть с горы, а силы сдерживать их не имеют, и поэтому экипажу предстоит гибель». Пророческие слова! И Врангель, вслед за другими самозванными «правителями России», не удержал свой «экипаж»...

Сановная Россия бросалась на корабли, бежала куда глаза глядят, лишь бы подальше от большевиков, лишивших их недвижимости, банковских вкладов, поместий, фабрик. Это нельзя оправдать, но понять можно.

Но зачем кинулись вслед мы – интеллигенты, мечтатели? Кому мы будем нужны там, за границами, с нашими извечно русскими проблемами, идеями, образом жизни, наконец? А врачи? Адвокаты? Артисты? Любители изящной словесности и музыки? Говорят, среди беженцев нашелся даже один извозчик!.. Заблудшие души!

Пройдут годы, десятилетия... Умрут, уйдут из жизни те, что приняли в конце 20-го года это поспешное, непродуманное, постыдное решение. Но останутся их дети и их внуки – беженцы, изгои второю поколения, обреченные на тусклую жизнь вдали от родной земли. Простят ли они нас, найдут ли слова оправдания? Поймут ли? Простит ли им Родина, Россия прегрешения их отцов и дедов? Вернутся ли они хоть когда-то к своим домам, рекам, лесам и озерам, к своим привольным степям, к своим родным березам?.. Страшно думать об этом сейчас, когда все только началось, когда я – до мозга костей русский – на английском корабле лечу в чуждую и неведомую Юго-Славию, чтобы по чьему-то очередному приказу лететь куда-нибудь дальше, в Бразилию или Австралию...

Миссия моя – охранять сокровища российские, – сорвавшая меня с места и бросившая в общий водоворот, – является ли она достаточным для меня оправданием? Или это лишь самообман, душевная отговорка, призванная прикрыть растерянность, недальновидность, слабость и подчинение стадному инстинкту, столь свойственные растерявшемуся российскому интеллигенту?..

«У тебя есть цель – охранять русскую собственность. – сказал вчера Леонид, мудрый и неколебимый сын мой. – Это святая обязанность и долг каждого русского патриота». А кто нынче патриот государства русского?.. О, эти проклятые и безответные вопросы!

«Цель? Ваша цель?! А были еще – долг, совесть, – горько смеясь, сказал мне на днях поручик из охраны, бывший корниловец, кажется, мальчик с лицом старика. – Все это давно отжило, отмерло, профессор, осталось там, за бортом. – и он показал головой куда– то на север, – Сокровища Врангеля, кои мы назначены охранять, требуют не рассуждений, но выполнения приказов».

Я возмутился: сокровища не принадлежат барону, графу или вели кому князю! Это не частная собственность! Ответом мне был его веселый смех. Поручик сказал: «Опять вы ошибаетесь, профессор. Петербургские кладовые – это все, что осталось у Врангеля, и он никому не отдаст их, вот увидите!» – «Оставьте гаерничать», строго сказал я. «А когда ниша миссия будет окончена, нас уберут – уволят в лучшем случае в отставку с правом…. – и он опять горько засмеялся. – С правом опять обнажить оружие по черной злобе и первому приказу наших великих полководцев, продающих нас в очередной раз. Мы – навоз, дорогой профессор. И нами еще не одно десятилетие будут удобрять поля всея сражений в Европе. Да и не только в Европе! Мы пойдем и в Африку, и в Азию, хоть и в Америку! Куда нам прикажут!..» Ужасно! Ужасно, ибо он прав».

Наши любомудрые политические лидеры, захлебываясь от злобы и восторга, вызванного собственной значительностью, без конца толкуют о пробуждении русского национального духа, о всевозможных претендентах в управители России. Они закрывают глаза на правду истории, на то, что три самые сильные европейские монархии рухнули в тартарары, что ураган легко сорвал со священных голов короны, что революция одолевает контрреволюцию не только силой винтовок и террора, но силой идей, разделяемых массой, разделяемых всем народом.

Такова историческая правда, господа! Такова правда, профессор Шабеко! Да-с! Dixit»

Глава шестнадцатая. ИТОГ.

...Утро начиналось прохладное и пасмурное. Андрей, с трудом протиснувшись к поручням, встал у борта. «Надежда» входила в Босфор. По обеим сторонам пролива медленно проплывали виллы, мечети с копьеобразными минаретами, какие-то живописные развалины. Вдали, подернутая сеткой тумана, широким полукругом вырисовывалась причудливая панорама Стамбула. Ветер, дующий с юга, казался холодным. Шныряли катера под всеми европейскими флагами. По берегу сновали автомобили, экипажи, трамваи – шла обычная, незнакомая и чужая жизнь. Беженцы взирали на нее с настороженностью и испугом. На палубах «Надежды» воцарилась тишина. Говорили почему-то вполголоса. На «плавучую Россию» было страшно смотреть: грязные, изможденные, оборванные и испуганные люди – точно выходцы с того света. Морское путешествие доконало и тех, кого пощадило отступление и эвакуация. «Надежда» минут десять еще двигалась малым ходом вперед, потом забурлила за кормой вода, загрохотали в клюзах якорные цепи, плюхнулись о воду якоря, и судно остановилось.

И сразу к борту подошел белоснежный катер. По трапу поднялись какие-то люди в разноцветных, обильно расшитых золотом мундирах, все похожие на адмиралов, и люди в штатском и скрылись в капитанском салоне. Люди в штатском, с фесками на головах, тут же побежали по кораблю, осматривая палубы и трюмы, – на некоторых появились белые халаты с капюшонами и резиновые перчатки на руках, – они словно принюхивались издалека и ко многим больным предпочитали не подходить.

«Карантин! Карантин!» – понеслось страшное слово.

Белоснежный катер поспешно отвалил.

И тут же поднялся на мачте желтый флаг: «Карантин. На берег съезжать нельзя!» На корабле творилось неописуемое. Недавняя тишина сменилась общим ревом, криками, стрельбой в воздух. Люди неистовствовали. Чувство обреченности охватывало каждого.

– У нас нет воды! Мы умираем от голода! Ради бога, воды! Проклятые! Убийцы! – неслось с палуб. – Мы умрем здесь!

У корабельных шлюпок разгорелась борьба. Одна из шлюпок, которую пытались спустить на воду, сорвалась с талей и, перевернувшись, упала. Возле другой стреляли друг в друга. Третью стойко обороняла группа матросов во главе с помощником капитана. На мостике появился никому не известный высокий человек в морском мундире, закричал в жестяной рупор срывающимся от напряжения голосом:

– Господа! Внимание! Граждане! Солдаты и казаки! Местными властями на борту введен карантин. Это необходимая мера для каждого корабля беженцев! Сохраняйте спокойствие!

– Долой! – как паровоз, заорал привыкший, видно, к митингам солдат. – Хватит обещать! Слушай за борт!

И толпа беженцев тысячами голосов подхватила:

– Дайте воды! Хлеба! Уморить хотят! Убийцы! Изменники! Туркам продались! И нас продадут иноверцам! Сколько еще мучиться?! Женщины и дети умирают! Не дадим себя уморить!

– На берег! На берег! – хором крикнули из солдатской толпы с носа «Надежды».

И все беженцы, словно договорившись, стали скандировать:

– На бе-рег! На бе-рег!

Рядом с высоким моряком на капитанском мостике появился Лысый – Андрей не сразу и узнал его – в полковничьем мундире и папахе. Штабс-капитан и два рослых кадета прикатили следом пулемет и установили его.

– Господа! – крикнул в рупор моряк. – Военные власти транспорта требуют немедля разойтись!

– Огонь! – коротко и жестко приказал Лысый. И пулеметная очередь пронеслась над головами.

– Рразойдись! – крикнул, взяв рупор, полковник. – За невыполнение приказа буду всех отдавать под военный суд!

Толпа вдоль бортов и с палуб стала утекать в трюмы. И вдруг все остановились и стали тянуть шеи к носу корабля, где лез на форштевень пожилой казак. Ловко балансируя, он сбросил шинель и сапоги, крикнул:

– Братцы! Сил нету! Простите грешного! Погибаю! – Он истово перекрестился, поклонился на четыре стороны и, подтянув зачем-то ремешок от высокой казачьей фуражки, кинулся в воду.

Неизвестно, чем закончилось бы это событие, но тут новый эпизод привлек внимание всех: «Надежду» окружила целая флотилия турецких фелюг, лодок и катеров, на которых, словно на сцене театра в балете «Корсар», находились посланцы незнакомой страны – бронзовые тела, живописные тряпки и богатые, яркие костюмы. Посланцы отчаянно жестикулировали и гортанно кричали что-то. А с палубы им отвечали беженцы? «Хлеба, воды, мы умираем с голоду!» И вдруг вся флотилия рванулась, словно на абордаж. Полетели на палубы веревки, назначения которых поначалу большинство не поняло, и, лишь увидев, как какой-то догадливый господин со сноровкой, никак не свойственной его летам, привязывает к веревке сверток вещей, предназначенных к натуральному обмену, – все тотчас сообразили, в чем дело. Полетели в лодки часы, золотые и серебряные портсигары, кольца и камеи, револьверы и георгиевское оружие, меховые палантины и последние николаевские десятки в обмен на пару хлебцев, на корзиночку инжира или апельсинов, бутылку с водой, а то и на сверток не нужных сейчас никому восточных сладостей. Своеобразие обмена состояло в том, что беженцы не имели права выбора и могли, отослав товар, сколько угодно не соглашаться с обменом. На концах веревок, что держали в руках турки, была жизнь – это понимали обе стороны. Поэтому беженцы отдавали последнее и не спорили...

«Надежда» стояла на якоре уже сутки, и ничего не менялось. Про них словно забыли. Пришел к Золотому Рогу запоздалый миноносец из Феодосии, перенесший жестокий норд-ост. Стал на карантин неподалеку пароход «Принц Альберт» с беженцами – оттуда тоже долго неслись крики и выстрелы. Чадя, прошел мимо транспорт «Донец», покосившийся на левый борт... Так здесь, на Босфоре, подводился итог трехлетней гражданской войны...

Мария Федоровна была очень плоха, и Андрей по-прежнему ни на миг не оставлял ее. Он находился точно в заторможенном состоянии, когда все кажется безразличным и безвозвратно потерянным. Сосед справа, отложив наконец французский роман и даже как-то оживившись, сказал ему убежденно:

– В конце концов, как ни относиться к большевикам, можно заключить, что они оказали огромную услугу русскому народу: выбросили за границу всю мерзость, всю гнусность старой России – весь этот сор, всю гниль.

– И нас с вами? – спросил Андрей.

– Пожалуй, – согласился тот. – Мы никак не лучше остальных, капитан. На каждом из нас все семь смертных грехов...

Конец первой книги

Примечания

1

Своего рода (лат.)

(обратно)

2

Карфаген должен быть разрушен (лат.).

(обратно)

3

Первый среди равных (лат.).

(обратно)

4

I Так называли в Петербурге большой военный универсальный магазин Гвардейского экономического общества.

(обратно)

5

«Моментами» называли в офицерской среде генштабистов.

(обратно)

6

Тысяча чертей! (Нем.)

(обратно)

7

Слово мужчины! (Нем.)

(обратно)

8

На связи с крымским подпольем тогда работали и Иван Дмитриевич Мананин, и будущий известный писатель Всеволод Вишневский.

(обратно)

9

Поцелуй (нем.).

(обратно)

10

Плацдарм (фр.).

(обратно)

11

Того самого генерала Карбышева, что погиб в гитлеровском плену, отказавшись от сотрудничества с врагом.

(обратно)

12

Гром и молния! (нем.)

(обратно)

13

Сарыч – золототканый(тат.).

(обратно)

14

Мерзавец (фр.).

(обратно)

15

Слишком поздно (фр.).

(обратно)

16

Прозвище офицеров привилегированных столичных полков, данное им фронтовиками.

(обратно)

17

Слава богу! (Нем.)

(обратно)

Оглавление

 ВМЕСТО ЭПИЛОГА

 Глава первая. ЮЖНЫЙ БЕРЕГ КРЫМА. ВИЛЛА «БЕЛЬВЕДЕР»

   1

   2

   3

   4

 Информация первая. ИЗ СЕВАСТОПОЛЯ В ЦЕНТР

 Глава вторая. ФЕОДОСИЯ. ГОСТИНИЦА «АСТОРИЯ». СТАВКА ДЕНИКИНА

 Глава третья. ЧЕРНОЕ МОРЕ. БОРТ ДРЕДНОУТА «EMPEROR OF INDIA»

   1

   2

   3

 Глава четвертая. СЕВАСТОПОЛЬ. ДВОРЕЦ КОМАНДУЮЩЕГО ФЛОТОМ

   1

   2

   3

 Глава пятая. СЕВАСТОПОЛЬ. НАХИМОВСКАЯ ПЛОЩАДЬ

   1

   2

   3

   4

   5

 Глава шестая. ПОЕЗД ГЕНЕРАЛА СЛАЩЕВА

 Информация вторая. ИЗ СЕВАСТОПОЛЯ В ЦЕНТР

 Глава седьмая. ЮЖНЫЙ БЕРЕГ КРЫМА.ВИЛЛА «БЕЛЬВЕДЕР»

   1

   2

 Глава восьмая. СИМФЕРОПОЛЬ. ОФИЦЕРСКОЕ СОБРАНИЕ 1-го АРМЕЙСКОГО ДОБРОВОЛЬЧЕСКОГО КОРПУСА

   1

   2

 Глава девятая. СЕВАСТОПОЛЬ. СТАВКА ВРАНГЕЛЯ В БОЛЬШОМ ДВОРЦЕ

   1

   2

   3

   4

 Глава десятая. МОСКВА, БОЛЬШАЯ ЛУБЯНКА, ДОМ 11, ВСЕРОССИЙСКАЯ ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ

 Глава одиннадцатая. БОЛЬШОЙ СЕВАСТОПОЛЬСКИЙ ДВОРЕЦ И ДАЧА ВРАНГЕЛЯ

   1

   2

   3

   4

 Информация третья. ИЗ СЕВАСТОПОЛЯ В ЦЕНТР

 Глава двенадцатая. «КРЫМСКАЯ БУТЫЛКА»

   1

   2

   3

 Информация четвертая. ИЗ СЕВАСТОПОЛЯ В ЦЕНТР

 Глава тринадцатая. «КРЫМСКАЯ БУТЫЛКА». (Продолжение)

   1

   2

   3

   4

   5

 Информация пятая. ИЗ ДЖАНКОЯ В ЦЕНТР

 Глава четырнадцатая. «КРЫМСКАЯ БУТЫЛКА». (Окончание)

   1

   2

   3

   4

   5

 Глава пятнадцатая. ЧЕРНОЕ МОРЕ. НАДЕЖДЫ И ОТЧАЯНИЕ

   1

   2

   3

   4

   5

   6

   7

 Информация шестая. ИЗ КОНСТАНТИНОПОЛЯ В ЦЕНТР

 Глава шестнадцатая. ИТОГ.