Текст книги "Темные ангелы нашей природы. Опровержение пинкерской теории истории и насилия"

Автор книги: Марк Микейл

Соавторы: Philip Dwyer
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

В том или ином виде группа убеждений, которой придерживается Пинкер, широко распространена на Западе – да и в других странах тоже. Это вполне оправданная философия. Если бы Пинкер представлял свое видение не как историю, а как автобиографическое свидетельство или как современную культурную критику, он мог бы озаглавить свои книги «Моя вера в науку и разум» или, возможно, «Трижды за западную современность!» или «Позитивизм и прогресс». Эти названия были бы более правдоподобными и менее предосудительными, чем те, которые он выбрал.

Если работа Пинкера по сути своей является идеологической и исторической, то что же должны сказать в ответ на нее настоящие историки? На первый взгляд может показаться, что наиболее уместным ответом на его прогрессистское мировоззрение является простое перечисление последних событий. 6 Всемирная пандемия болезней, спад на мировых рынках, непрекращающееся насилие с применением огнестрельного оружия, возрождающийся расизм и национализм, растущая безработица и бездомность, огромное неравенство в здравоохранении, стихийные бедствия, связанные с изменением климата, вопиющая коррупция в правительстве, смертельное загрязнение городов и ускоренная вырубка лесов Амазонки – вот лишь некоторые из заголовков сегодняшних новостей. Примирить теорию Пинкера с нынешними потрясениями в мире довольно сложно.

Если мы посмотрим на ситуацию несколько шире, то увидим, что в последнее время дела у демократии идут не очень хорошо: окончание "холодной войны" в 1989-91 гг. стало беспрецедентной возможностью принести свободное представительное правление в многочисленные страны бывшего советского блока. Но спустя тридцать лет некоторые из этих восточноевропейских стран вернулись к авторитарной политике, а посткоммунистическая Россия все более репрессивна и автократична. В Китае Си Цзиньпин укрепляет свою диктатуру и расправляется с защитниками демократии в Гонконге. Турция, Бразилия и США страдают от опасных, демагогических лидеров. Не меньшую тревогу у меня, как у педагога со стажем, вызывает отравление культуры политических новостей в западных странах. В своей проницательной статье "Демократия и правда" историк-интеллектуал София Розенфельд диагностирует "кризис объективной истины", развязанный в Америке пристрастным телевидением и социальными сетями, круглосуточно распространяющими фальшивую информацию и теории заговора. 7 Мантра Просвещения – познание истины, чтобы она могла освободить нас – никогда не была столь труднодостижимой; нынешняя эра "фальшивых новостей" обеспечивается той самой технологической современностью, которую Пинкер стремится превозносить.

По поводу текущих событий, конечно, у каждого есть свое мнение. Для данной книги более уместным был бы вопрос: "Как историки, как сообщество профессионалов, реагируют на философию Пинкера о совершенствовании человека ?". Для изучения этой проблемы нам необходимо поставить другой вопрос: не "Как лучше исследовать и писать хорошую историю?", а "Зачем вообще изучать историю?".

На протяжении веков этот основной вопрос задавался часто, но ответы на него давались самые разные. Начиная с Древней Греции и вплоть до начала ХХ в., одним из наиболее ярких и привлекательных жанров истории была хроника жизни и драматических действий известных личностей, особенно в политике, дипломатии и военном деле. Эти рассказы, как правило, имели форму эпических повествований и подразумевали, что эти легендарные люди – герои или злодеи – оказывали определяющее влияние на ход истории.

Второе направление историописания возникло в великих мировых религиях, в том числе в гибридной иудео-христианской традиции. Так называемые провиденциальные истории воспринимают все происходящее в прошлом, настоящем и будущем как исполнение космологической воли или замысла Творца. Хотя этот замысел может быть непостижим для человека, путеводитель по божественному генеральному плану содержится в основных текстах этой религии, таких как Библия.

Третий ответ на вопрос "Зачем изучать историю?" был дан просветителями XVIII века. Для Вольтера во Франции, Эдварда Гиббона в Великобритании и отцов-основателей в ранней Америке прошлое было в первую очередь населено многочисленными персонажами, проявлявшими целый ряд черт характера, достойных изучения. История, с этой точки зрения, – это зрелище добродетельных (а в некоторых случаях и неблаговидных) поступков этих деятелей, разыгрывающихся на фоне событий. Таким образом, человек изучает историю, чтобы усвоить "уроки прошлого", в частности, как управлять страной, вести войну, добиваться процветания и т.п.

В XIX веке, особенно на Британских островах в течение длительного викторианского/эдуардовского периода (1837-1914 гг.), сформировалась четвертая парадигма исторического смысла. Начиная с 1930-х годов эта модель получила название "вигского" исторического письма. В представлении вигов история – это, прежде всего, неуклонное продвижение к будущей квазиутопии, в которой основные черты, о которых повествуется в хронике, достигнут своей наиболее полной реализации. В XIX – начале XX века подобные моральные повествования были посвящены самым разным темам: свободе, счастью, просвещению, конституционной монархии, парламентской демократии, науке и технике, цивилизации как таковой. В этих историях люди и события, как правило, делились на хороших и плохих. На этом пути могли быть трудности и неудачи, но конечный триумф был делом исторической судьбы. Среди книг и эссе, вошедших в канон "вигов", – "История индуктивных наук с древнейших времен до наших дней" Уильяма Уэвелла (1837), "История цивилизации в Англии" Генри Томаса Бакла (1857), "История возникновения и влияния духа рационализма в Европе" У. Э. Х. Лекки (1865), "История свободы" лорда Актона (1907) и "История как история свободы" Бенедетто Кроче (1938). С точки зрения англо-вигов, настоящее всегда являлось вершиной прогрессивного движения.

Эти парадигмы объединяет ряд особенностей: все они создавали амбициозные лонгитюдные повествования. Они охватывали столетия, если не тысячелетия. Великими агентами перемен неизменно были мужчины. Кроме того, одна страна или регион – будь то классическое Средиземноморье, античный Ближний Восток, христианский Запад, англосаксонская Северная Европа, Германия, Британия, Франция или США – прогнозировались как исторический центр, из которого цивилизация распространялась на весь остальной известный населенный людьми мир. Обычно эпицентром становилась собственная страна или континент историка-автора. То, что вызывало восхищение в рассказах этих историков, обычно служило метафорой того, что считалось благородным в человеческом роде в целом. На протяжении многих поколений бесчисленные учебники по "западной цивилизации" и истории отдельных западных стран были основаны на историографической традиции вигов, хотя и с различными националистическими вывертами.

Сегодня мало кто из специалистов-практиков подходит к своей работе по одному из этих четырех направлений. Несмотря на то, что современные историки разделяют с этими ранними подходами глубокую увлеченность прошлым и убежденность в том, что мы должны усердно изучать его и учиться на его примере, содержание и практика написания истории за последние пятьдесят лет претерпели коренные изменения. Поводом для таких изменений послужило простое осознание того, что все прежние парадигмы не учитывали опыт подавляющего большинства людей, живших в прошлом. В их число не входили такие массовые слои населения, как женщины, крестьяне, рабочие и бедняки. Прежние способы написания истории также не учитывали целые категории людей, которые в силу своей национальной, этнической или расовой принадлежности составляли меньшинство в изучаемых обществах. С географической точки зрения, в этих историях не учитывалась большая часть, если не весь мир, находящийся за пределами цивилизационной орбиты автора.

Напротив, тысячи ученых, работавших в течение последних трех поколений, исследовали, восстанавливали и реконструировали историю тех, кто ранее игнорировался и исключался. Женщины, крестьяне, промышленные рабочие, бедные, иммигранты, коренное население, колониальные подданные, чернокожие, латиноамериканцы, азиаты, евреи, геи и инвалиды – вот лишь некоторые из постоянно расширяющегося числа исторических субъектов. Открываются огромные поля для эмпирических исследований. Истории этих групп, получивших новые права, не являются второстепенными или дополнительными; они получили равное место и равноценную целостность по отношению к элитным группам, которые ранее доминировали в исторических исследованиях. Особенно в англоязычных колледжах и университетах по всему миру были сформулированы совершенно новые учебные программы по истории. Это расширение содержания дисциплины было усилено, особенно с конца XX века, глобализацией; одновременно история получила возможность создания действительно глобальных, а не основанных на национальном или континентальном признаке повествований. Лавина новых исследований магическим образом расширила наши представления о прошлом, о том, что оно собой представляет и как влияет на современную общественную культуру.

Новая история подразумевает не только расширение тематики. Она также поднимает вопросы, которые носят откровенно политический характер: кто несет ответственность за упущения в исторической летописи? Как эти люди или учреждения принимали свои решения? И с какой целью?

Для того чтобы совокупность прошлого человеческого опыта стала письменной историей в настоящем, необходимы отбор, организация, анализ и интерпретация. Эти задачи, включая предварительный отбор предмета, предполагают акты включения и исключения. Решение о том, чей жизненный опыт привлекает внимание, а чей отходит на второй план, принимается не случайно, а отдельными авторами или сообществом авторов, которые формулируют суждения о том, кто достаточно важен для того, чтобы о нем вспоминали, изучали и увековечивали, т.е. чьи жизни имеют значение, а кто должен быть забыт или "не вспомнен".

Эти решения неизбежно носят идеологический характер: в 1995 г. Мишель-Рольф Труйо дал ставшее классическим обсуждение этого вопроса в книге "Замалчивание прошлого: Power and the Production of History. История, по мнению Труйо, не является нейтральным, неидеологическим повествованием, которое пишет само себя. На примере истории Христофора Колумба, Гаитянской революции и битвы при Аламо во время мексикано-американской войны он показал, как историю пишут победители в конфликтах, которые стремятся центрировать и прославить себя, представляя побежденных в искаженном и пагубном виде или вообще вычеркивая их из коллективной памяти.

Не случайно Труйо, много лет руководивший Институтом глобальных исследований Университета Джонса Хопкинса, по происхождению гаитянин. Гаитянская революция 1791-1804 гг. стала первым в мировой истории успешным восстанием рабов, а также первым случаем, когда неевропейский народ сверг европейский колониальный режим с целью создания нового независимого государства. Весть об успехе восстания разнеслась по всей Северной и Южной Америке, Великобритании и Западной Европе, напугав рабовладельцев и вдохновив освободительные движения на протяжении большей части XIX века. Однако до 1980-х годов, когда я учился в аспирантуре Йельского университета по специальности "современная европейская история", это знаменательное событие никак не освещалось. Было ли это упущение двухсотлетней давности или это архетипический пример "идеологического стирания"? Сегодня, благодаря замечательной реконцептуализации исторической науки, когда историки преподают "эпоху атлантических революций", американской, французской и гаитянской революциям уделяется равное время.

Пинкер и современное историческое сознание

Все больше историков осознают, что насилие – и, в частности, стремление скрыть прошлое насилие – подверглось избирательной исторической амнезии. В одном случае за другим из истории прошлого исключались те человеческие группы, которые занимали подчиненное положение. Дело не только в том, что "историю пишут победители", как гласит поговорка (приписываемая Уинстону Черчиллю), но и в том, что победы, как мы выяснили, зачастую обеспечивались огромным кровопролитием. Насилие часто происходило вдали от центра доминирующей власти (например, в стране зулусов, в тасманийской сельве, в джунглях Конго, во внутренних районах Дакоты), где оно оставалось незамеченным. Некоторые случаи насилия происходили в закрытых учреждениях, таких как тюрьмы, лагеря, больницы и приюты. Лица, совершившие преступления, часто делают все возможное, чтобы о них забыли. Если они вынуждены признать позорные деяния, то, как правило, объясняют и оправдывают их как необходимый шаг на пути к достижению какой-то великой цели, например, религиозного обращения или цивилизаторской миссии, или как ответ на сопротивление и восстание. Восстановление скрытого насилия, которое в некоторых случаях включало в себя целые системы угнетения, действовавшие на протяжении столетий, впервые становится предметом самостоятельного исторического исследования.

Одним из наиболее ярких изменений, вызванных этой трансценденцией, является идея представить и исследовать историю с точки зрения жертвы. С этой переориентацией возникает новая история, более полная и интересная, дающая более верное представление о прошлом, включая хорошее, плохое и уродливое. Великие строители империй, от Александра Македонского до Наполеона Бонапарта, стали предметом древних и современных легенд; их героические приключения выглядят совсем иначе, если смотреть на них со стороны покоренных ими обществ. Военные историки теперь, вероятно, будут уделять не меньше времени обсуждению опыта гражданского населения, включая женщин, детей, пленных и беженцев, чем представлению достижений мужчин-бойцов и их лидеров. Они также могут попытаться реконструировать точку зрения противника. Такая книга, как "Невольничий корабль" Маркуса Редикера (Marcus Rediker): A Human Story (2007) обогатила наше понимание трансатлантической работорговли, рассмотрев бок о бок опыт офицеров, матросов, рабов и бывших рабов. Более актуальным примером является строительство трансконтинентальной железной дороги в Америке в 1860-х годах. В учебниках многих поколений этот проект представлялся как эталон американского экспансионизма, подвиг частно-государственного финансирования и чудо инженерной мысли; сегодня он также рассматривается с точки зрения его влияния на труд китайских иммигрантов, индейские племена, жившие на его пути, и бизонов, которые когда-то доминировали на большей части территории. События, связанные с массовой гибелью людей, которые ранее практически не привлекали внимания за пределами локальных или региональных исследований, теперь впервые включены в глобальную историю. Примерами этого явления могут служить восстание тайпинов на юге Китая (1850-64 гг.), в результате которого погибло от 20 до 30 млн. человек; Парагвайская война 1860-х годов, в результате которой погибло около 70% взрослых мужчин Парагвая; так называемый Голодомор начала 1930-х годов, в результате которого от голода погибли миллионы этнических украинцев; индуистско-мусульманская резня после разделения Индии и Пакистана в 1947 году.

Две области, которые изменились под влиянием этого нового подхода, – это история коренных народов и колониальные/постколониальные исследования. Жители Европы и Америки хорошо знакомы с недавними спорами о Христофоре Колумбе. Итальянский исследователь и мореплаватель конца XV в., первый европеец, совершивший морское путешествие в Карибский бассейн, был, безусловно, смелым и отважным. Однако если сменить объектив, то "открытие Америки" Колумбом станет началом целого ряда событий, многие из которых были осуществлены испанскими "конкистадорами" и которые в течение пятидесяти лет привели к уничтожению коренного населения Карибского бассейна и Мезоамерики, некоторые из которых обладали богатой культурой, включая языки, книги и тысячелетние истории. С точки зрения биологии и экологии первый контакт с "Новым Светом" также имеет не слишком славную историю.

Чтобы мы не думали, что геноцид коренных народов был непреднамеренным и ограничивался периодом до XVIII в. (впечатления, оставленные Пинкером), рассмотрим другой пример, менее известный, но недавно освещенный в болезненных подробностях. Речь идет об индейских войнах Мендосино на побережье Северной Калифорнии в третьей четверти XIX века. Американский геноцид: The United States and the California Indian Catastrophe , 1846-73" была опубликована в 2017 году молодым историком Бенджамином Мэдли из Калифорнийского университета. Это глубокий исследовательский труд. Это также одна из самых депрессивных книг, которые мне, как жителю штата Калифорния, довелось прочитать за последние годы.

Отвоеванная у Мексики путем завоевания, территория Калифорнии была официально присоединена американским правительством в 1848 году. В том же году на холмах к северо-востоку от Сакраменто было неожиданно обнаружено золото. В 1850 году Калифорния вступила в Союз как "свободный нерабовладельческий штат". В результате такого стечения обстоятельств в 1850-х годах в северную половину штата хлынули сотни тысяч белых людей, в основном молодых мужчин, искавших быстрой удачи. Новоприбывшие искали землю и воду, что быстро привело их к конфликту с коренными жителями штата, которые мирно и плодотворно жили здесь на протяжении тысячелетий. В 1769 году, до того как испанские колонизаторы занесли в их среду новые болезни, в Калифорнии проживало около 310 тыс. индейцев. Когда в 1850 г. над первым зданием капитолия штата были водружены звезды и полосы, их число сократилось до 150 тыс. человек. К 1873 г., когда закончилась последняя из "индейских войн" в этом регионе, численность коренного населения сократилась до 30 тыс. человек, а по данным переписи населения США 1880 г., во всем штате проживало всего 16 277 индейцев.

Жестокая история взаимоотношений поселенцев и индейцев на североамериканском континенте общеизвестна. Задача Мэдли – дать первое полное описание каждого случая расстрела, повешения, похищения, засады, резни и сражения в период между 1846 и 1873 годами. Реконструкция этой истории убийств потребовала привлечения удивительного количества первоисточников.

Используя в качестве предлога случайные кражи скота у владельцев ранчо и сопротивление присвоению их исконных земель, недавно прибывшие белые, как показывает Мэдли, начали проводить откровенно истребительную политику по отношению к коренным жителям Северной Калифорнии. Милиция штата, местные отряды добровольцев, нерегулярные группы самосуда, а также американская армия – все они проводили масштабные массовые убийства безоружных индейцев без разбора. Подавление и выселение индейцев поддерживали не только жаждущие земли землевладельцы, но и законодатели штата, местные судьи, губернаторы штата, Верховный суд Калифорнии и Сенат США, а также пресса и растущая евроамериканская общественность. Безудержное насилие, выходящее за рамки федеральной политики, оставалось незамеченным и не преследовалось далеким Вашингтоном.

Наиболее смертоносные набеги были совершены в ходе экспедиции Мендосино в 1859-60 гг., когда бродячие группы поселенцев уничтожали запасы продовольствия, поджигали деревни во время ночных нападений и убивали всех представителей местных племен юки, независимо от пола и возраста. Индейцы, которым удалось выжить в этой резне, были согнаны в небольшие резервации, не пригодные для ведения сельского хозяйства. Некоторые выжившие женщины и дети были конфискованы для продажи.

До появления полного и бескомпромиссного рассказа Мэдли этот регион Калифорнии фигурировал в американских учебниках только в связи с "золотой лихорадкой", ранним ростом Сан-Франциско и лихой карьерой исследователя Джона К. Фремонта. В противоположность этому Мэдли и другие исследователи докапываются до истины о том, как на самом деле был завоеван американский Запад. В одном случае за волной массовых убийств коренных жителей региона последовали поколения разорванных договоров, насильственного переселения, декультурации и помещения несовершеннолетних в дома и школы-интернаты для неиндейцев. Разрушительные последствия этих травм, передающиеся из поколения в поколение, сохраняются вплоть до настоящего времени, когда коренные жители Америки являются меньшинством США, наиболее непропорционально гибнущим от пандемии Ковид-19.

Второй объект широкомасштабного насилия, санкционированного государством, который долгое время оставался неучтенным и непризнанным, – колониальный. Тридцатилетний период с конца 1940-х по конец 1970-х годов стал эпохой деколонизации на Африканском континенте. Перечеркнув "схватку за Африку" конца XIX века, более пятидесяти стран Африки получили в эти десятилетия независимость. Среди европейских держав в этом процессе участвовали Бельгия, Франция, Италия, Португалия, Испания и Великобритания.

К числу кровавых битв за "конец империи" относится борьба за Кению в 1950-х годах. В 1895 г. британцы, преследуя коммерческую выгоду, предъявили претензии на "Восточноафриканский протекторат", а в 1920 г. переименовали эту территорию в "Британскую Кению", укрепив свой контроль. Многие представители кикуйю, крупнейшей этнической группы Кении, лишились пахотных земель в результате оккупации; британские позиции начали ослабевать в начале 1950-х годов, когда около 20 тыс. мужчин кикуйю организовали жестокое восстание, получившее название "восстание Мау-Мау". Как и в "Звездных войнах", империя нанесла ответный удар и подавила восстание, как и в случае столкновения с непокорным местным населением на территории своей стремительно сокращающейся мировой империи. Рассказы о военных действиях позднего колониального периода были написаны белыми британскими историками из Лондона или Оксбриджа, которые некритически опирались на официальные отчеты Колониального управления. Они признавали, что солдаты-изгои заходили слишком далеко в некоторых актах подавления кикуйю, но, по их мнению, эти прискорбные инциденты были ограниченными и неизбежными. Утверждения о более серьезных и широкомасштабных нарушениях прав человека, полученные от непосредственных свидетелей, были отвергнуты. И, как бы то ни было, 12 декабря 1963 года Кения обрела независимость.

Прошли десятилетия, прежде чем истинная история британско-кенийских отношений стала достоянием мировой общественности. Книга американского историка Кэролайн Элкинс "Imperial Reckoning: The Untold Story of Britain's Gulag in Kenya" ("Нерассказанная история британского ГУЛАГа в Кении") рассказывает глубоко тревожную историю, которая в деталях подтверждает анализ Труйо государственной власти и конструирования истории. Элкинс, автор данного сборника, провела большую часть десяти лет, исследуя последнее десятилетие британского колониального правления в Кении. Уходя из Кении, британцы уничтожили тысячи документов о восстании. Однако Элкинс обследовала библиотеки и архивы, чтобы найти сохранившиеся документы в Найроби и Лондоне. Она брала интервью у бывшего колониального персонала. Самое главное – она научилась говорить на суахили, что позволило ей взять интервью у более чем 300 выживших и членов их семей, проживавших в сельской местности Кении в 1950-е годы. Благодаря своему необычайному упорству Элкинс, ныне профессор Гарварда, собрала воедино показательную главу деколонизации Африки с точки зрения пострадавшего населения. Ее книга, опубликованная в 2005 г., была удостоена Пулитцеровской премии в области нехудожественной литературы.

Элкинс установил, что британские колониальные власти подавляли боевиков "Мау Мау" с помощью "регулярного и систематизированного насилия". Они заключили в тюрьму без суда и следствия около 17 тыс. кенийских боевиков на срок от двух до шести лет. В соответствии с политикой "непокорные" заключенные подвергались избиениям, пыткам, кастрации, одиночной изоляции и каторжным работам, призванным сломить их мятежный дух; некоторые из них были прямо казнены. Масштабы и размах репрессий значительно превышали ранее известные. Применяя тактику, отточенную в ходе антиколониальной борьбы в Египте, Индии и других странах, власти построили десятки временных центров заключения и заключили в них от 160 до 320 тыс. кикуйю. В нескольких центрах содержались женщины. Условия содержания были ужасными, тысячи людей погибли от болезней, недоедания, облучения и принудительного труда. Кроме того, по словам Элкинса, оккупационные колониальные войска согнали до 1,5 млн. человек – в том числе женщин и детей – в деревни, которые в течение многих лет были обнесены колючей проволокой и усиленно патрулировались. В книге Элкинса – ее британская версия называется "Британский ГУЛАГ" – кенийская сеть тюрем сравнивается с советскими репрессиями в Сибири. Первое всенародно избранное правительство Кении, в котором большинство составляли чернокожие, после обретения независимости закрыло лагеря для заключенных по всей стране и освободило всех политических заключенных.

Разоблачения Элкинса прогремели на всю Британию и стали причиной судебного разбирательства в Лондоне, которое проходило с 2009 по 2013 год. Подстегнутые "Имперской расплатой" и представленные международными адвокатами по правам человека, несколько пожилых кенийцев подали в Высокий суд Лондона иск к британскому правительству о возмещении ущерба, причиненного в прошлом. Элкинс, а также другой историк, Дэвид М. Андерсон из Уорикского университета, выступали в качестве свидетелей-экспертов на процессе. В течение многих лет Министерство иностранных дел и по делам Содружества с негодованием отрицало любые правонарушения в своей бывшей империи. Затем, после обнаружения в архивах британских спецслужб множества уличающих колониальных документов, которые десятилетиями скрывались и засекречивались, 6 июня 2013 г. правительство объявило о заключении мирового соглашения с истцами "Мау Мау". Оно принесло официальные извинения народу Кении, согласилось выплатить компенсацию 5228 кенийцам, подвергшимся тюремному заключению и насилию во время восстания, а также выделило средства на сооружение памятника жертвам пыток во время британского правления. Памятник был открыт в парке Ухуру в Найроби в 2015 году.

Бенджамин Мэдли и Кэролайн Элкинс принадлежат к новому поколению исследователей, которые благодаря бесстрашным историческим изысканиям и страстному стремлению узнать, что же произошло на самом деле, опрокидывают старые нарративы и переписывают историю своих объектов. Важно подчеркнуть, что обнаруженные и задокументированные зверства в некоторых случаях совершались не диктаторскими тоталитарными режимами, а западными либеральными демократиями. В рассказе Пинкера о том, что мир становится все менее жестоким, не упоминаются ни те, ни другие события – ни войны в Мендосино, ни жестокость британцев в Кении.

Отрезвляющий рассказ о долгой истории геноцида, продолжающейся практически до наших дней, можно найти в книге Бена Кирнана "Кровь и почва: всемирная история геноцида и истребления от Спарты до Дарфура". Кирнан, профессор истории Йельского университета и специалист по геноциду в Камбодже в 1975-9 годах, приходит к выводу, что общими мотивами массовых убийств прошлого были расовая ненависть, идеологическая война и религиозное сектантство в сочетании с территориальным экспансионизмом. Начиная с 1400 г., геноциды происходили в каждом веке и по всему миру. Книга "Кровь и почва", вышедшая в 2007 г., включает полные главы, посвященные английскому завоеванию Ирландии в XVI веке, истреблению индейцев колонистами и поселенцами британской Северной Америки в XVII-XVIII веках, а также массовым убийствам аборигенов на австралийской границе в XIX веке.

В ХХ веке систематические убийства достигли самой высокой концентрации – в контролируемой турками Армении, в оккупированной нацистами Центральной и Восточной Европе, в сталинском Советском Союзе, в Китае времен Мао и в Камбодже времен красных кхмеров. Современные технологии, как вновь и вновь отмечает Кирнан, придали этим кровавым кампаниям новый масштаб и интенсивность. В период с середины 1970-х до середины 1990-х годов произошла целая череда "этнических чисток" – в Боснии, Гватемале, Ираке, Восточном Тиморе, Индонезии, Конго и Руанде, не говоря уже о резне в Камбодже. Хотя Кирнан приветствует наметившуюся в последнее время тенденцию к привлечению к ответственности за нарушение прав человека, включая следственные комиссии ООН и обвинительные заключения Международного уголовного суда, последние десять страниц он посвящает геноцидному насилию с 2000 г. и называет убийство 300 тыс. крестьян из африканских племен в западном регионе Судана Дарфур "первым геноцидом XXI века". Он не обнаруживает ослабления геноцидных движений и выделяет ряд горячих точек, где ухудшающиеся обстоятельства могут подстегнуть будущие конфликты. А европейское Просвещение? Этот предвестник надежды XVIII века не играет никакой роли на 700 с лишним страницах книги Кирнана.

Трансформация исторического восприятия, произошедшая за последние полвека, продолжается. Не только радикальные историки-активисты после 1960-х годов по-новому осмысливают насилие и наше отношение к нему. Пока редакторы и составители готовили этот сборник, по всему миру одна за другой убирались, уродовались или уничтожались публичные статуи. Почему? Потому что эти бронзовые изображения увековечивали память таких фигур, как британский империалист Сесил Родс, жестокий бельгийский король Леопольд II, морской офицер, выступавший против маори в Новой Зеландии, и лидеры армии Конфедерации, боровшиеся за сохранение рабства в Америке. Роли, которые эти некогда заслуженные люди играли в прошлых жестоких акциях, подверглись тщательному анализу и были признаны неприемлемыми. По словам историков Джо Гулди и Дэвида Армитажа, на карту поставлено "общественное будущее прошлого".

В то время как старые статуи были свергнуты в знак неприятия насилия и несправедливости, поднимаются новые структуры, выражающие народное пробуждение. Среди них можно назвать следующие:

– Мемориал в память об убитых евреях Европы в Берлине, Германия (2004)

– Музей геноцида Туол Сленг в Пномпене, Камбоджа (2015 г.)

– Музей войны и прав женщин в Сеуле, Южная Корея (2012 г.)

– Музей линчевания в Монтгомери, штат Алабама (2018)