Текст книги "Если она полюбит"

Автор книги: Марк Эдвардс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Annotation

Что может быть интереснее и увлекательнее, чем исследование человеческих чувств, их оттенков и предельных проявлений? Любви – от романтического увлечения до мании, убийственного желания безраздельно обладать предметом своей страсти. Ревности – от страха потерять любимого до… До каких же пределов она может дойти? Марк Эдвардс исследует, запутывает, мистифицирует и держит читателей в напряжении до самого конца романа.

МАРК ЭДВАРДС

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая

Глава двадцать третья

Глава двадцать четвертая

Глава двадцать пятая

Глава двадцать шестая

Глава двадцать седьмая

Глава двадцать восьмая

Глава двадцать девятая

Глава тридцатая

Глава тридцать первая

Глава тридцать вторая

Глава тридцать третья

Глава тридцать четвертая

Глава тридцать пятая

Глава тридцать шестая

Глава тридцать седьмая

Глава тридцать восьмая

Глава тридцать девятая

Глава сороковая

Глава сорок первая

Глава сорок вторая

Эпилог

Послание от автора

Благодарности

Об авторе

notes

1

2

3

4

5

6

МАРК ЭДВАРДС

ЕСЛИ ОНА ПОЛЮБИТ

Посвящается Арчи и Харри

Глава первая

– Посмотрите вверх.

За последние три месяца мои глаза проверяли множеством различных инструментов, оттягивали веки и корректировали лазером. На них воздействовали ярким светом и облучением, потоками воздуха и жидкостями. Их рассматривали, обсуждали, в них вторгались, приказывали закрывать и открывать. Они выдержали почти все, что только можно вынести. Поэтому, когда медсестра попросила меня посмотреть вверх, чтобы закапать лекарство, и предупредила, что будет немного щипать, я… ну, я уже не дергал веками и не жмурился. Ничего особенного.

Однажды летней ночью я почти ослеп. Лишь мастерство хирурга в офтальмологической больнице Мурфилдз, где я теперь находился в ожидании очередного осмотра, буквально спасло мне зрение. Тогда, после экстренной операции, проведенной в два часа ночи, мне сказали, что левый глаз вряд ли полностью восстановится. Но когда это все же произошло, я принял исцеление как первый знак того, что удача наконец повернулась ко мне лицом.

Второй знак – по крайней мере, так я думал в те пьянящие первые дни наших отношений – встреча с Чарли.

* * *

В свои тридцать я был самым молодым в холле больницы и единственным, кто оказался здесь без сопровождающего. Седой мужчина в углу сидел рядом с женой, которая читала ему выдержки из журнала, одного из тех желтых изданий, которые наполнены рассказами о неверных супругах, семейном насилии и о детях, умирающих от рака. Напротив меня три пожилые дамы жались в кучку под плакатом о глаукоме, неподалеку от них сидел индиец – я подумал, что молодая женщина с ним, наверное, дочь. Двое стариков в темных очках прошли мимо, и один из них отпустил шутку о слепом, ведущем слепых.

Мне некого было попросить пойти со мной. Я был фрилансером, так что не имел коллег. Сестра Тилли была моим единственным здравствующим родственником, если не считать тетю и дядю в Сассексе, которых я не видел уже много лет, а личной жизни у меня тоже не было. Полагаю, я мог бы обратиться за помощью к подруге Саше, но она была занята – ей пришлось бы брать выходной, а я не хотел причинять ей неудобства.

Трудно признаваться в этом даже самому себе, но я чувствовал если не тоску от одиночества, то, по крайней мере, усталость от душевной пустоты. Дни и недели, последовавшие за операцией, я сидел на диване, пытаясь не жалеть себя и не воображать, как хорошо было бы, если бы кто-то ухаживал за мной. Вот не разъехались бы мы с Харриет, то была бы у меня хоть соседка по квартире, а уж если бы родители были живы… Я презирал жалость к себе, но в те дни, когда мне приходилось спать сидя, а ориентация в пространстве была настолько нарушена, что я не мог свободно перемещаться по палате и тем более выйти на прогулку, мне необходим был рядом человек, вместе с которым я мог бы посмеяться, в сотый раз наткнувшись на журнальный столик.

Теперь мне стало гораздо лучше, но сердце по-прежнему сжималось от боли при попытках уговорить самого себя, что я ни в ком не нуждаюсь и что мне нравится одиночество. Мне нужен был близкий человек, друг – я хотел разговаривать, заниматься сексом, любить и чувствовать себя любимым – и я был на грани того, чтобы искать знакомства в интернете. Вот так взять и принять «новогоднее решение», в следующем году непременно найти кого-нибудь.

Я взял со столика газету, перелистал ее. На четвертой и пятой страницах помещалась история, анонсированная на первой: бо́льшая часть страны с мрачным интересом следила за перипетиями судебного процесса над Люси Ньютон, помощницей по уходу в доме престарелых, которую обвинили в убийстве восемнадцати подопечных.

Темный Ангел – так называли ее таблоиды – стала вторым по известности современным британским серийным убийцей, новым Гарольдом Шипманом. Привлекательная, стройная, невозмутимая, вероятно, психопатка, она была настоящим подарком для редакторов газет; существовали десятки сайтов, на которых ее сторонники и хулители горячо спорили о ее вине или невиновности. Но пока я читал ее показания, в которых она утверждала, что ее настраивала на злодейства бывшая соседка, капли начали действовать, мои зрачки расширились, и я уже не мог сосредоточиться на тексте или даже отчетливо разглядеть что-либо на расстоянии вытянутой руки.

Жаль, что я не сообразил прихватить с собой наушники. С момента операции я много времени уделял аудиокнигам, а каждая занимала меня на несколько дней. Теперь же оставалось только мечтать и наблюдать за людьми вокруг.

Через полчаса я погибал от скуки. Потом вспомнил, что в коридоре есть аппарат для продажи кофе. Я порылся в кармане и вытащил телефон, ключи, несколько листков бумаги, глазные капли, прежде чем нашел фунт. Стоя и пытаясь манипулировать сразу несколькими предметами – три пожилые дамы заинтересовались моими упражнениями, – я все же ухитрился уронить монету.

Пришлось перевести дыхание и, тихо выругавшись, последовать за ней, пока она катилась по коридору; в итоге я столкнулся с проходившей мимо молодой женщиной.

– Простите, я…

Я осекся, слова застряли в горле. Хотя мои зрачки были расширены, я смог вполне ясно разглядеть ее; на самом деле, гораздо яснее, чем кого-либо за долгое время. Она была красивой. Рыжие волосы спадали на плечи, густая челка. Огромные зеленые глаза. Полные губы изысканной формы. Немного веснушек. Белая блузка и юбка-карандаш, на шнурке бейдж больницы. Я почувствовал себя так странно, что не мог сосредоточиться даже для того, чтобы прочитать ее имя или должность.

Девушка присела и извлекла мою фунтовую монету из-под своей туфли, и я смог разглядеть контур татуировки на ее лодыжке – яркий проблеск цвета, скрытый под консервативными черными колготками. Ей было, вероятно, около двадцати шести, но выглядела она взрослее меня, одетого в поношенные джинсы и кардиган.

Глаза девушки сияли и лучились, пока она передавала мне поднятые деньги.

– Рекомендую горячий шоколад, – у нее был мягкий северный акцент.

Я уставился на нее. Честно говоря, если бы кто-нибудь попросил меня прежде описать идеальную женщину, она была бы именно такой. Она словно воплощала в себе всех девушек и женщин, которые сформировали мое представление о совершенстве: девочка, которая сидела передо мной в начальной школе; разведенная дама по соседству, выходившая на порог, чтобы забрать почту, в шелковом черном пеньюаре; звезда моего любимого телешоу, первая девушка, которую я поцеловал. Вот он – идеал, стоящий передо мной.

– Здешний кофе – просто коровья моча, – сказала она, и глаза ее лукаво блеснули.

Я в отчаянии искал остроумный ответ, а она улыбалась мне. Честно говоря, пройдут годы, прежде чем я придумаю нечто уместное, но тут я услышал свое имя.

– Эндрю Самнер?

Это был Ясир Маккави, консультант-офтальмолог, мужчина с немного детским лицом, который наблюдал меня с момента операции. Теперь он стоял перед кабинетом и выжидающе смотрел в мою сторону.

Рыжеволосая женщина подарила мне прощальную улыбку и пошла дальше по коридору.

– Ну, судя по всему, с вашим зрением все в порядке.

– Что?

Доктор Маккави поднял бровь, и я понял, что все еще гляжу на удаляющуюся женщину. Она свернула за угол и исчезла. Я хотел бежать следом.

Вместо этого я вошел в кабинет доктора и послушно выполнил все указания. Я смотрел на ухо мистера Маккави, потом левее, смотрел вверх и вниз, пока коралловый риф кровеносных сосудов не вспыхнул в моем напряженном глазу.

Доктор удовлетворенно кивнул:

– Отлично. Все просто отлично. Я могу выписать вас.

– О, благодарю Бога за это.

Он скрестил руки на груди.

– Знаете ли, Эндрю, я глубоко оскорблен этой логикой.

– Ну, вы же понимаете, о чем я…

Он ухмыльнулся:

– Все в порядке. Вам и вправду повезло. Чрезвычайно повезло.

На прощание я энергично пожал ему руку. Он выглядел ошеломленным, как будто никто никогда не делал этого раньше. Но я испытывал такую благодарность и облегчение, что хотелось броситься в сувенирный магазин и купить ему подарок.

Я покинул больницу, полный сил и радости. Закончился один из самых мрачных периодов в моей жизни. Я позабыл о рыжеволосой красавице в коридоре. Лишь одно имело значение: я снова здоров.

* * *

Теперь, после всего случившегося, трудно не задуматься о том, что и как могло произойти: если бы я не уронил ту монету, если бы моя консультация закончилась на пять минут позже, если бы я не зашел в «Старбакс», а сразу отправился на станцию.

В той параллельной версии моей жизни все было бы иначе. Я назначал бы новые свидания по интернету. Я бы встретил милую девушку. Все пошло бы хорошо, и я бы не был одинок.

В том альтернативном будущем я бы не сидел сейчас среди дымящихся руин своей жизни, размышляя о возможном и невозможном.

Никто бы не пострадал. Никто бы не умер.

Глава вторая

Я спустился по улице до станции метро «Олд Стрит», Силиконовая Круговая^[1]. В этих местах обосновались многие из моих клиентов – вебстартапы и небольшие издательства. Дизайнерское агентство, для которого я выполнял значительную часть своей работы, было расположено неподалеку от района Кларкенуэлл-Грин. Я вебдизайнер, и хотя иногда кажется, что в Лондоне нас больше, чем крыс, тем не менее я без труда нахожу, как заработать на жизнь. У меня даже есть небольшие сбережения, хотя три месяца болезни без возможности работать изрядно истощили мой банковский счет. Надо позвонить Виктору, подумал я, спускаясь по ступенькам ко входу в метро.

Дело было в конце декабря, сразу после пяти вечера, и станцию заполняли люди с рождественскими покупками. Офисные работники, направляющиеся домой. Пожалуй, надо поздравить Виктора с Рождеством, когда вернусь домой, а заодно напомню ему о своем существовании. К счастью, он с пониманием отнесся к ситуации и обещал найти мне работу, когда я буду готов вернуться. «По крайней мере, если не начнется очередная долбаная рецессия», – сказал он по телефону, не в силах противостоять желанию прибавить нечто мрачное.

Я так погрузился в мысли о работе, деньгах и характере моего главного работодателя, что невольно замедлил шаг. Платформа показалась мне переполненной и такой неприветливой, что у меня даже возникло искушение повернуть назад – пойти посидеть в пабе, пока не закончится час пик. Вот прибыл поезд и втянул в себя толпу пассажиров, оставив только тех, кто не очень спешил домой и надеялся, что вагоны следующего окажутся посвободнее. Я взглянул на табло, чтобы понять, как долго придется ждать… и тут увидел ее.

Женщину из больницы.

На мгновение я окаменел. Это был мой второй шанс. Но я все еще колебался. У такой потрясающей женщины определенно есть бойфренд. А может, и не один. Она из другой, высшей лиги. Мне ничего не светит. В голове промелькнуло не менее полудюжины самооправданий и поводов держаться в стороне.

Если бы я не был в таком смятении, я бы, наверное, ничего не стал делать, а потом бы просто забыл о ней. Но что-то заставило меня пробираться сквозь толпу, уверяя себя в том, что лучше услышать отказ, чем вообще не попытаться.

– Знаете, а вы были правы, – сказал я, добравшись до нее.

Она с удивлением подняла глаза.

– Кофе в больнице. И вправду похож на мочу. Хотя больше на конскую, а не на коровью.

Возможно, не лучший способ начинать отношения с небольшой безобидной лжи. Я не пробовал тот кофе. Но ничего другого просто не смог придумать. На какое-то ужасное мгновение я подумал, что она не узнала меня, что примет меня за психа.

Но она поправила сумку на плече и сказала:

– Нет. Определенно коровья.

На ней все еще был больничный бейдж, а моё зрение уже восстановилось, и я смог прочитать имя: Шарлотта Саммерс. Я невольно улыбнулся: Шарлотта Саммерс и Эндрю Самнер. Это был знак.

– Вас зовут Шарлотта, – сказал я, протягивая руку (я был в ударе и радостном возбуждении после добрых новостей от доктора Маккави). – А меня Эндрю.

Она ответила мне крепким рукопожатием, ее ладонь была сухой и теплой. Я не мог поверить, что она не убегает. Мне даже показалось, что ей приятно разговаривать со мной.

– Меня обычно зовут Чарли, когда я не на работе. А вас – Энди?

– Можете звать меня Энди, если хотите.

Она наморщила нос:

– Нет, я предпочитаю Эндрю. Звучит по-взрослому.

Поезд ворвался на станцию, и нас с Чарли подхватила толпа. Мы оказались внутри, рядом с дверью, окруженные множеством людей.

– Вам куда? – спросил я.

– Лондон-бридж.

– И мне. А потом пересадка в сторону Тулс-Хилл.

– Вы там живете?

Я кивнул и в свою очередь поинтересовался:

– А вы? Похоже, вы из северных предместий?

– О, нет. Я живу в Камбервелле. Самый что ни на есть Лондон.

– У вас есть небольшой акцент, – сказал я. – Думаю, все же вы родом откуда-то с северных краев.

Она рассмеялась.

– Да-да! Из дикого края, что простирается сразу за шоссе М25, – она понизила голос почти до шепота: – Я родом из племени, живущего в варварской деревушке под названием Лидс.

– О, я слышал такие рассказы. А потом вы оттуда сбежали.

– Конечно. Хотя семнадцать братьев все еще охотятся за мной. Для этого у них есть специально обученные голуби-разведчики.

Мы непринужденно болтали. Вроде как флиртовали. Да, это определенно походило на флирт, хотя, возможно, она принимала меня за идиота и ждала первой возможности удрать. А я не мог отвести глаз от ее лица. Она была еще прекраснее, чем я подумал сначала. На одном из передних зубов у нее был маленький скол, а жара в вагоне метро заставила кожу на шее порозоветь. Мне безумно хотелось поцеловать ее.

Я рассказал ей, что сам из Истборна, она отвечала, что бывала в соседнем Брайтоне, – обычный непринужденный разговор; затем мы проехали станцию «Банк», и тут я понял, что мы вот-вот сойдем с поезда, двинемся в разные стороны и расстанемся. Навсегда.

– У меня сегодня отличные новости, – сказал я и объяснил, что меня выписали и лечение закончено.

– Здорово.

Мы подъехали к платформе станции «Лондон-бридж». Мне было пора выходить. И я больше никогда ее не увижу…

Чарли задумчиво молчала.

– Ну и как вы собираетесь отпраздновать освобождение из клиники Мурфилдз? – внезапно спросила она.

– Не знаю.

– Встречаетесь со своей девушкой?

– У меня нет девушки.

Двери распахнулись, и пассажиры начали проталкиваться мимо меня. Я остался на месте, пытаясь продлить момент.

Мне не нужно было делать этого. Прежде чем я собрался с духом, чтобы что-то сказать, Чарли взяла меня за руку и вышла со мной из вагона. Мы стояли на платформе, и нас со всех сторон толкали. Чарли стояла твердо, как скала, а другие пассажиры обтекали ее, словно вода.

– Пойдем, – произнесла она. – Устроим маленькую праздничную пирушку. Вы ведь не откажетесь выпить?

* * *

Мы отправились в паб чуть в стороне от Боро-Хай-стрит – старинное местечко с мерцающими рождественскими огнями, свисающими с деревянных балок, и десятками рабочих, потягивающих свою традиционную пинту пива, прежде чем отправиться домой к детям.

Когда мы вошли в паб, пара средних лет как раз встала из-за стола, и Чарли моментально заняла их место под злыми взглядами ожидавших у барной стойки, которые она просто проигнорировала.

– Красное вино, – сказала она мне.

Я почти физически ощущал взгляды тех, чей стол, вероятно, мы перехватили, но был в таком хорошем настроении, что мне было все равно. На стене позади барной стойки было зеркало, и я поймал свое отражение. Мои темные волосы всегда торчали в разные стороны, как их ни приглаживай. Несмотря на сидячую работу, я не располнел, и мне не раз говорили, что у меня выразительные скулы. Тем не менее вид был неряшливый, мешки под глазами, пусть и скрытые частично очками. Я не слишком беспокоился о собственной внешности, но какое впечатление она произвела на Чарли? Раз она позвала меня выпить, должно быть, она не в ужасе от моего вида.

Я взял пинту пива себе и бокал вина для Чарли, а затем сел напротив нее.

– Расскажите, что с вами случилось? – поинтересовалась она. – Почему вы оказались в больнице?

Я сделал большой глоток лагера.

– У меня было отслоение сетчатки.

– Паршиво.

– Я знаю. Но теперь все наладилось.

Она в два глотка выпила половину бокала.

– Теперь я чувствую себя лучше, – она забавно изобразила говорок Элизы Дулитл, безумное сочетание лондонского кокни и йоркширского диалекта. – Я всего лишь жалкий менеджер проекта, так что не слишком много знаю о глазах. Из-за чего это случилось?

– Непонятно. Вроде такое бывает при сильной близорукости.

– В самом деле? Давайте посмотрим, насколько вы близоруки, – она сняла с меня очки и примерила их, мгновенно превратившись в секси-ботана. – Уф! Да вы просто слепы!

Она вернула очки и попросила рассказать ей о том, как всё произошло.

– Довольно странно. Сначала словно мухи стали летать перед глазами – знаете, такие мелкие мерцающие точки, которые иногда появляются и как будто плавают вокруг. Затем появилась тень, вот отсюда… – я указал на уголок левого глаза, – и медленно распространилась по всему полю зрения. Я пытался игнорировать ее, думал, что само пройдет.

– Типичный мужчина.

– Это точно. Я предпочел бы умереть медленной, мучительной смертью, чем пойти к врачу. Но в конце концов погуглил, узнал об отслоении сетчатки, о том, как она отделяется от глаза, и что могу ослепнуть. Тогда я немедленно вызвал такси и рванул в клинику.

Мы прикончили наши напитки, и Чарли пошла к барной стойке. Недовольная парочка была все еще там. Они выглядели как типичные клерки из Сити – лет по сорок, в дорогих костюмах; на их лицах явно читалось, что они не привыкли к ситуации, когда их кто-то поимел. Они громко обсуждали планы провести Рождество на пятизвездочном лыжном курорте «подальше от плебса и всех гребаных родственников и их семей».

Когда Чарли вернулась, я рассказал остальную часть истории. О том, как под утро попал на операционный стол, как последнее, что я запомнил перед этим, – вращающийся надо мной потолок коридора, как очнулся с заклеенным глазом и получил сложный рецепт средства по снижению внутриглазного давления и предписание закапывать в глаз в течение дня четыре разных лекарства. Внутрь глазного яблока мне вживили пузырь, наполненный газом, который прижимал сетчатку и удерживал ее на месте, пока она не прирастет. Все, что я видел левым глазом, казалось большим, жгучим шаром, скрывавшим всё, на что я смотрел. Мне пришлось спать в сидячем положении, чтобы сила тяжести удерживала пузырь на месте. Первые десять дней я только слушал аудиокниги или здоровым глазом смотрел видеофильмы. Лекарства притупили мои чувства и изменили вкусовые ощущения, особенно в отношении алкоголя: две недели я вообще не брал в рот спиртного, а когда попробовал – тут же начались проблемы с координацией движений, и все подумали, что я пьян.

– Несколько недель было более чем хреново, – сказал я, так как теперь уже мог шутить по этому поводу.

– Вам повезло, что вы не ослепли на этот глаз.

– Хотя мне, наверное, была бы к лицу черная повязка, – я с трудом избежал соблазна добавить голосу этакой пиратской хрипотцы.

– В чем проблема? – вдруг спросила Чарли.

Я не сразу понял, что она обращалась не ко мне, а к той паре у барной стойки.

Женщина была явно шокирована этим выпадом и хотела отвернуться, но ее спутник ухмыльнулся, глядя прямо Чарли в лицо. Он был пьян, и я встревожился, что все может перерасти если не в драку, то, по крайней мере, в словесную перепалку.

– Вы наша проблема, – заявил мужчина.

Чарли выпрямилась:

– Да неужели? И с чего это?

– Вы заняли наш стол.

Она приоткрыла рот с притворным ужасом.

– Боже мой. Вы слышали, Эндрю? Это их стол. Как это я не догадалась?

– Заткнись, потаскушка, – сказала женщина.

– Рыжая лохматка, – добавил ее спутник.

На долю секунды Чарли выглядела потрясенной, затем рассмеялась.

– Рыжая лохматка! Надо же, давно такого не слышала! Наверное, со школьных лет. Рыжая – без сомнения, но вряд ли такая уж лохматая. Однако цвет предпочитаю естественный – в отличие от вас, – она пристально посмотрела на окрашенные волосы женщины. – Может, вместо того, чтобы тратить время на нас, вам стоило бы получше присматривать за своим мужем, – продолжила Чарли. – Если он будет так пялиться на сиськи барменши, то рискует ослепнуть.

Мужчина побагровел.

– И еще, приятель, – сказала Чарли, – может, тебе будет интересно узнать, что, пока ты ходил в туалет, твоя дамочка неплохо пошарилась в твоем телефоне. Судя по всему, проверка сообщений. Не доверяет – и кто сможет ее осуждать за это?

– Ты что?..

Парочка уставилась друг на друга, позабыв про нас.

Чарли одним глотком допила вино, схватила меня за запястье и сказала:

– Пойдем.

Уже на пороге паба она обернулась:

– Можете засунуть свой сраный стол в вашу общую задницу.

Мы выбежали на улицу, Чарли смеялась, вытирая глаза от слез.

– Общая задница? Ничего себе! – я с трудом переводил дыхание. – Ты всегда такая?

На улице заметно похолодало, и изо рта ее вырывались облачка пара:

– Нет, обычно я нежная и пушистая. Я же тебя не напугала?

По правде говоря, я находил все происшедшее удручающе неловким, но в то же время волнующим.

– Нет.

– Вот и хорошо. И что будем делать теперь? Вообще-то, я хочу сбросить с себя эту одежду, – она рассмеялась. – Ты бы видел себя сейчас! Я просто имею в виду, что хочу переодеться. Это одежда Шарлотты. А я хочу стать настоящей Чарли.

Она махнула такси и, когда кэб притормозил, велела водителю отвезти нас на Оксфорд-стрит. Она привела меня в огромный магазин «Топшоп» и сразу набросилась на стойки с одеждой. Потом, с целой охапкой блузок, брюк и юбок, отправилась в примерочную. На мгновение я подумал, что она попросит меня пойти за ней, но она осмотрела меня снизу доверху и сказала:

– А ты не хочешь сменить прикид? У тебя есть деньги?

– Есть.

Мне стало весело. Я поднялся на эскалаторе на следующий этаж, подобрал себе новую пару джинсов и рубашку, заплатил за них, затем пошел в примерочную, сорвал этикетки и надел свои приобретения. Сложив старую мятую одежду в пакет, я спустился, чтобы найти Чарли, которая тоже успела преобразиться. Теперь на ней было облегающее платье из змеиной кожи, мерцающее золотым и зеленым.

– Неплохо, – кивнула она, внимательно оглядев меня.

– А ты выглядишь… просто потрясающе, – произнес я.

– Спасибо. На самом деле, ты выглядишь лучше, чем неплохо, но я не хотела перекормить твое эго.

– Да нет у меня никакого эго.

Она подняла бровь.

– У каждого есть эго, Эндрю.

Она была права. И мне было очень приятно услышать от нее, что я выгляжу хорошо.

Она схватила флакон парфюма и обдала себя и меня быстрой волной аромата, который мы источали, покидая магазин.

Мы направились вверх по Оксфорд-стрит в сторону Сохо. Я хотел взять ее за руку, но не посмел. Вообще-то, больше всего мне хотелось схватить ее, втолкнуть в проход между магазинами, притянуть к себе и почувствовать губами ее рот.

Вместо этого мы зашли в бар, где взяли по коктейлю, затем в другой, потом просто гуляли по улицам. Воздух был настолько холодным, что я почти протрезвел, когда мы дошли до Лестер-сквер и клуба, название которого сейчас не могу припомнить, но на следующий день оно словно звенело и грохотало у меня в голове. Напитки там были абсурдно дороги, танцпол переполнен, под ногами липкие лужи, а в туалетах я натыкался на малолеток, фыркающих над коксом… Но все это не имело значения. Я был пьян, мне было хорошо в компании Чарли, мне казалось, что я плыву сквозь толпу, ни с кем не соприкасаясь.

Там, на танцполе, был момент, который останется со мной навсегда. Звучал трек Кельвина Харриса, и Чарли танцевала, глядя прямо на меня и улыбаясь, покачивая бедрами и плечами. Огни мерцали, пульсировали, и в тот самый миг я понял, что сейчас происходит одно из главных событий в моей жизни. Когда я уже состарюсь и вдруг случайно услышу эту песню, она перенесет меня во времени к этому золотому моменту, когда я был молод и танцевал с самой красивой женщиной в величайшем городе мира, а все проблемы остались позади и жизнь готовит только счастливое будущее. Затем я перестал осознавать происходящее и растворился в нем.

Мы вышли из клуба в два часа ночи на обжигающий холод улицы. Я обнял Чарли, и она не возражала. Ее бедра были твердыми, ладонью я ощущал берцовую кость… Но все еще не решался поцеловать ее.

– Было весело, – сказала она и зевнула. – А теперь мне грустно. Утром надо на работу. Последний день перед рождественскими каникулами.

Вокруг было полно народу. Пока мы шли к стоянке такси, Чарли пробежалась пальцами по экрану телефона, отправляя кому-то текстовое сообщение.

Навстречу нам по тротуару шел высокий мужчина с густой копной светлых волос. Он двигался, склонив голову, уставившись куда-то себе под ноги. Затем поднял взгляд и, заметив нас, быстро перешел на другую сторону улицы.

– Странно, – заметил я.

– А? – Чарли на мгновение оторвалась от телефона.

– Какой-то парень, завидев нас, свернул в сторону, словно мы парочка террористов или грабителей.

– Ха, правда? Ну, ты и правда страшно выглядишь, Эндрю. Я не хотела говорить тебе, но…

Светловолосый мужчина скрылся в переулке.

– Ты не хочешь взять одно такси на двоих на юг Лондона? – спросил я. – То есть сперва забросим тебя…

– Ты очень мил. Но я только что договорилась остаться у друга, который живет здесь неподалеку. Прости. Иначе мне придется завтра очень рано вставать, чтобы успеть на работу.

– Все нормально, – я почувствовал себя так, словно мне врезали в солнечное сплетение.

– Дай мне свой номер, – сказала она, протягивая мне свой телефон.

Я набрал номер, и она сохранила его в адресной книге, а затем посмотрела на меня.

– Я отлично провела время, празднуя твое выздоровление, Эндрю Самнер.

– Я тоже, Чарли Саммерс, – я не хотел прощаться с ней.

– Я позвоню тебе через пару дней, и мы сможем повторить. Или придумаем что-то более спокойное. Как тебе такая мысль?

Мое хорошее настроение немедленно вернулось.

– Звучит потрясающе.

– Просто зашибись, чувак.

– Не дразни меня, – сказал я, улыбаясь.

И тут она меня поцеловала. Обхватив руками мою талию, она подняла лицо, и мы поцеловались. Это длилось долго. Кто-то присвистнул, проходя мимо нас. Это был лучший поцелуй в моей жизни.

Потом она пошла прочь, оставив меня у стоянки такси, словно громом пораженного. И что удивительно: казалось, я нравился ей не меньше, чем она мне.

Глава третья

– Что случилось, братишка? Ты выглядишь рассеянным.

Рождественское утро, как всегда, я проводил со своей сестрой Тилли в ее специально обустроенной квартире в приморском Истборне.

Она уверенно маневрировала на инвалидном кресле, и бокал коктейля «Бакс физ» из шампанского с апельсиновым соком угрожающе вздрагивал на ее подносе. В комнате было полно подарков и разорванной упаковочной бумаги; разноцветные огни на пластмассовой елке вспыхивали и гасли; парни из какой-то поп-группы прыгали и скакали на экране под композицию из очередного хит-парада.

– Со мной все в порядке, – сказал я, – разве что недомогание после чересчур обильного угощения.

– Умеешь ты сделать комплимент.

Я рассмеялся.

– Я не то имел в виду, сестренка. Давай пойдем прогуляемся, подышим свежим воздухом.

Прошло шесть дней, но Чарли не звонила и не писала. Чуть не каждый час я заглядывал в телефон, проверяя уровень громкости, убеждаясь, что батарея не села, что я не пропустил звонок. Почему я не взял ее номер? У меня даже не было предлога пойти в больницу, раз меня выписали, хотя это едва ли оказалось бы хорошей идеей. Надо смотреть правде в лицо. Она и не собиралась звонить. Мы провели вместе прекрасный вечер, один раз поцеловались, вот и все.

Пора двигаться дальше.

Накануне Рождества я был уверен, что видел ее возле моей квартиры. Я собирался купить кое-какие недостающие подарки и упаковочную бумагу – в основном чтобы отогнать мрачные мысли, забыть о Чарли и ощутить дух праздника. Я уже свернул на свою улицу – длинную череду викторианских и эдвардианских домов на две семьи и особняков, переделанных под несколько квартир, – неподалеку от парка Брокуэлл, когда заметил рыжеволосую женщину, скрывшуюся в переулке напротив моего дома. Увешанный пакетами, я попробовал пробежаться хотя бы трусцой. Переулок вел к новому кварталу, граничившему с парком. Ее не было видно. Я прошел по переулку, заглянул в парк. Дети возились в куче листьев, какой-то мужчина с энтузиазмом втолковывал нечто кокер-спаниелю – и никаких рыжеволосых женщин.

Я покачал головой. Отлично, теперь она является мне в галлюцинациях!

– Ты определенно сегодня не в себе, – сказала Тилли, когда я катил ее по набережной.

Небо было уныло серым, налетал ветер с Ла-Манша. Какие-то сумасшедшие плавали в бурных морских волнах, а потом посиневшие от холода выходили на гальку пляжа. На набережной было полно детей, которые торопились опробовать новые велосипеды, полученные на Рождество, семей, вышедших на прогулку после трапезы, парочек рука об руку, вызывавших у меня невольную зависть.

– Я тут недавно встретил кое-кого, – сказал я. – Но думаю, что она больше не появится.

– О ком ты говоришь? – поинтересовалась Тилли.

Я рассказал сестре о знакомстве с Чарли и о том, что она мне не звонит.

– Ну и ладно, ей же хуже, – попыталась успокоить меня Тилли.

Я сидел на влажной скамье рядом с сестрой, мы смотрели на море, и молчание окутывало нас, как сырой туман.

– Ты скучаешь по родителям? – спросила она.