Текст книги "Твари, подобные Богу (СИ)"
Автор книги: Мария Спивак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
– Для чего вам эта грязь, милая девушка? Запачкаетесь. Вы лучше о детках подумайте.
Тоже провидец. И образец святости. Лео тогда только фыркнула – без тебя разберемся! – но слова загадочным образом подействовали. Ей тоже казалось, хотя сознательно она о том и не думала, что с ребенком в животе подворовывать как-то не очень.
И вообще, она теперь так ясно понимала: ни Москва, ни деньги, ничто-ничто не заменит ей любовь Антона. А без его любви все остальное безразлично.
Кроме ребенка – несмотря на его папашу. Лео втайне боялась, что неприязнь к Протопопову помешает ей полюбить малыша – вдруг они будут похожи? Зинка в ответ на признание развопилась:
– Куда ты денешься! Не придумывай, материнский инстинкт на что? Он сам его за тебя полюбит! Ну да, приятней, когда от любимого да красивого, но вообще не гневи бога! Другие рады родить хоть от черта лысого, да не выходит.
Это она про себя: последние года полтора одно на уме. Все же под тридцатник, а не замужем и без детей. Как узнала, что Лео залетела не пойми с чего, чуть не лопнула от возмущения: дескать, я своим уродам обовралась уже, что все можно, и фигушки, а эта чуть не в скафандре трахается – и получите-распишитесь. Крольчиха.
Теперь, к счастью, угомонилась, и нет у Лео няньки внимательней. Звонит каждый день, про здоровье выспрашивает, советы дает, Интернет обшарила и пересказывает, что где вычитала, в крестные напрашивается. А услышав про угрозу выкидыша, ругается почем зря; заикнуться страшно о прегрешениях. Не говоря про ночные слезы-рыдания.
Странно: Лео внутренне примирилась с тоской, приняла как заслуженное наказание – ведь сама виновата, что лишилась Антона. Не вывернулась наизнанку, чтобы помириться. Не стояла с утра до ночи у его подъезда. Сколько б он ее гнал? Год, два? Глупости. Он не железный, позлился бы и простил. Тем более что преступлений она никаких не совершала.
Хотя… как сказать. Во-первых, уехала по вздорности в Москву, да еще объявила, что к Ивану. Такое – ревнивому человеку? Идиотка. А после, во-вторых, третьих и двести десятых, понаделала делов столько, что десять жизней не хватит расхлебать. Сама рассуждала, что с колдовством шутки плохи, а приспичило ради корысти, первая птицей полетела чужого мужа привораживать. Тут не счастья просить, а свечку ставить, что ей, несмотря на фокусы, ребенка послали. И спасибо.
Лео искренне старалась быть благодарной, не гневить судьбу и вечерами, когда не плакала, гладила свой живот и разговаривала с ним – наводила мосты. «Какие у нас варианты, так дальше и будем: ты да я, да мы с тобой», – строго объясняла она безответному круглому шару систему их дальнейших взаимоотношений. Хотя в действительности не могла поверить, что там, внутри, сидит живое человеческое существо, которому на днях пошел пятый месяц. Когда же до нее дойдет, что это – по-настоящему? По зинкиным словам, «когда маленький начнет шевелиться». То бишь, скоро. Но пока происходящее кажется если не сном, то игрой, фантазией – растолстела не в меру, вот и выдумала. А еще она казалась себе инкубатором, предназначенным исключительно для вынашивания младенца, прибором, который ничего чувствовать не должен – а если чувствует, значит, испорчен.
Ровно с таким ощущением – испорченного инкубатора – Лео с утра пораньше отправилась в консультацию. Назад возвращалась того хуже: бракованность подтвердили. Опять пытались упечь в больницу. «Тонус матки повышен, давление повышено, почки не в порядке, смотрите, потеряете ребенка». Нравится страху нагонять. Что за чушь! Идиоты. Она нормально себя чувствует. Так, что-то где-то временами, но в целом…
Все же умудрились напугать. Лео нога за ногу плелась к дому – в парке гулять не стала, решила, что при таком раскладе подышит простым уличным воздухом. По дороге она размышляла, что надо бы поговорить с Протопоповым насчет платной больницы. Не в обычную же ей ложиться. Пусть свозит посмотреть, что там у них и сможет ли она это вытерпеть.
Лео внимательно смотрела под ноги: жуть как скользко, эквилибрист, и тот навернется. До подъезда оставался десяток шагов. Она полезла в сумку за ключом. У дверей кто-то стоял, но она хотела, не поднимая головы, пройти мимо – если знакомый, сосед, пускай сам здоровается. Однако человек сделал почти незаметное движение ей навстречу, и Лео неохотно подняла глаза. И настолько им не поверила, что тут же снова уткнулась взглядом в собственные сапоги. «Не может быть», – твердо сказали ее бешено заколотившееся сердце и мгновенно окостеневший живот. – «Не может, не может, не может, не может».
Секунду спустя она осмелилась посмотреть еще раз – осторожно, чтобы не спугнуть виденье.
Антон. Настоящий, живой Антон.
Что делать?
Она машинально продолжала двигаться к нему – неестественно медленно, как во сне; расстояние не желало сокращаться. Антон смотрел на нее расширенными глазами, в упор, без улыбки, и это мешало Лео сосредоточиться, выудить из спутанного вороха реплик в голове те, что она бы произнесла, оставайся у нее сейчас ум, гордость, честь и достоинство.
А она, дура, ходить разучилась – коленки подгибаются.
«Дойду и скажу просто: «Здравствуй», – храбро решила Лео и внезапно, совершенно неожиданно для себя, оказалась лицом в его куртке, и весь мир до самого горизонта, до самого края вселенной заслонили его сильные, крепкие, бесконечно любимые руки.
– Я тебя люблю, – вне сценария, по-детски обиженно выговорили ее вдруг зашлепавшие, переставшие слушаться губы.
А тебя все нету да нету, прозвенело в воздухе невысказанное.
Он в ответ сжал ее так сильно, что захрустели кости, но сказать ничего не смог: их тела уже закрутил водоворот объятия…
Очнулись они дома, среди кучи одежды, голые и абсолютно счастливые. Как они здесь оказались, что было, ни один не помнил. Антон целовал Лео, легко-легко, нежно-нежно. Потом провел пальцем по выпуклости живота – казалось, только сейчас заметил. Ничего не спросил, с улыбкой взглянул в лицо.
– Потом расскажу, – хмуро буркнула Лео.
Он кивнул, и она сразу начала рассказывать – все-все, от печки. Про Ивана, работу, жажду мести, Протопопова… лишь про колдовство умолчала.
– Глупая ты моя дурочка, – ласково проговорил Антон, терпеливо выслушав исповедь.
– Ты не злишься, не ревнуешь, не обижаешься? – спросила она с нарочитой строгостью, как бы проверяя, насколько он изменился.
– Нет. И знаешь почему?
– Почему? – купилась она.
– В курсе, на кого не обижаются? – поинтересовался Антон.
– Сам!.. – Лео шутливо на него замахнулась.
– К сожалению, сам тоже, – невесело усмехнулся он. – Понимаешь, и у меня… новость.
Так Лео узнала про Наташу и ее беременность. Внутри все закричало: нет, нет! Оказывается, она ждала от него верности… Антон увидел ее потрясение, заторопился успокоить:
– Не бойся, нас больше ничто не разлучит. Я тебя никому не отдам. А ведь когда ехал, не собирался… – В ответ на ее вопросительный взгляд он пояснил: – Я разводиться хотел. Но, видишь, как повернулось… само решилось. Люблю я тебя, бестолковку, и ничего не поделаешь. Сколько ни борись. И ребенок твой этому не помеха. Я же тебя ни на минуту не забывал, вообще не жил будто, дальше так не хочу. Время идет, мы не бессмертные. А про Наташу я рассказал, чтобы ты знала: как дальше быть, придется решать втроем. Своего ребенка я тоже не брошу.
Лео утешили не столько слова, сколько голос, родной, уверенный. Она с Антоном, и это главное, остальное неважно. Подумаешь, Наташа; Антон ее не любит. Ну, родит она – пусть. Будем вместе устраивать детские праздники.
Поговорив, они опять долго целовались, а после опять строили планы на будущее, и каждый миг, каждую долю секунды, Лео растворялась в немыслимом, невероятном блаженстве – ради такого, пожалуй, стоило на время расстаться.
В конце концов они постановили, что Антон должен вернуться в Омск, как собирался, и объясниться с Наташей. А затем взять на работе отпуск и приехать в Москву к Лео. Сначала она хотела лететь с Антоном «домой» – он просиял, услышав от нее это слово, но узнал про нелады с беременностью и воспротивился:
– Нет уж, сиди спокойно, жди меня здесь.
– Тебя… с Наташей? – нейтральным тоном осведомилась Лео.
– Если она захочет. Ее право.
– Как бы у нее самой выкидыш не случился.
– Постараюсь не допустить. Но обманывать ее не хочу, а и захотел бы, не смог. Как будет, так будет. Что зря гадать. Может, мы с ней, что называется, на месте договоримся. Вряд ли она станет мешать. Наташа человек достойный и очень сильный. – Ревность саданула кулаком в солнечное сплетение; Лео едва не задохнулась. Антон, ничего не заметив, продолжил: – Но как бы ни повернулось, не бойся. Я тебя не брошу, приеду, и мы всегда будем вместе. Слышишь: ничего не бойся.
Не бойся? А что такое страх?
Жизнь вдруг взяла и поменяла знак, наполнилась блеском, смыслом. Лео засветилась так ярко, что, взглянув на себя в зеркало, испугалась ослепнуть.
Антон не выпускал ее из объятий.
Два часа назад она проводила его на электричку до аэропорта. А проводив, подумала: необходимо срочно завершить в Москве все дела и среди прочего «отпустить» Протопопова. Приворот – грех, плохо, если он останется у нее за душой. Лео позвонила колдунье. Та, на счастье, оказалась дома и согласилась ее принять.
«Моя удача меня бережет», – пело в голове. Лео радостно, во весь рот улыбалась людям из окна такси, медленно тащившегося в плотном дорожном потоке. Угрюмая тетка на остановке, заметив ее улыбку, злобно покрутила пальцем у виска.
Лео беззвучно рассмеялась: что бы ты, дура-тетка, понимала. Жить – хорошо!
Войдя в квартиру Александры, она с порога зачастила:
– Здравствуйте! Так удачно, что вы меня сразу приняли! Понимаете, мне нужно сделать отворот, срочно-пресрочно! Потому что тот… человек, ну, помните, вы еще спрашивали, женат ли, а я сказала, формально, на бумаге, а в следующий раз фотку принесла, помните? Так вот, он мне совсем не нужен, да и с женой у него не пойми чего, а тут вдруг Антоша мой объявился, я думала, мы расстались навеки, не ждала больше, а он взял да приехал, говорит, любит, жить не может, вот я и не хочу, чтоб нам мешались, тем более это не само по себе, а на колдовстве, ну так пусть он, ну, тот, другой, живет спокойно…
– Стоп, стоп, стоп! – замахала руками Александра, невольно улыбаясь, хотя вначале слушала с довольно-таки сумрачным видом. – Раздевайтесь, проходите на кухню, там толком расскажете, кто на каком колдовстве куда приехал.
После, вникнув в происходящее, она вновь перестала улыбаться, нахмурилась. Но Лео с вершин своего счастья не замечала, что лицо колдуньи становится все пасмурнее. Впрочем, Александра ее не перебивала и вопросы начала задавать, лишь когда поток слов, казавшийся бесконечным, иссяк.
– Стало быть, Антон – ваш муж? Официальный?
Лео – рот до ушей! – энергично кивнула.
– И приворот вы заказывали, оставаясь за ним замужем?
Новый кивок – и пристыженная, потаенно кокетливая улыбка.
– На женатого мужчину?
Еще кивок – с испугом, скользнувшим по лицу.
Александра с беспредельным изумлением воззрилась на клиентку, медленно покачала головой, закурила. Между ними гирей повисло молчание. Наконец, сделав очередную затяжку, Александра тяжело обронила:
– Да-а, девушка… Что сказать. Наворотили вы дел.
Лео сидела, широко распахнув глаза. Александра с каменным спокойствием выдержала паузу, дождалась, пока красотка пролепечет:
– А что… такое?
– То, что в рунической магии брак – священный союз, ясно? Надо было предупреждать, когда историю затевали, что сами замужем и на женатого глаз положили. Я бы не взялась. А теперь вообще непонятно, что будет. Наказать – и не меня, вас, – могут так, что небо с овчинку покажется. Всю событийку вам порушат. А вы беременная, причем, насколько я понимаю, не от мужа.
Лео, замерев от страха, взглядом показала: да.
Александра про себя усмехнулась: ну, Протопопов дал гвоздя! Взялся почковаться под пенсию. Интересно, что у него на самом деле в семье творится?
– От хахаля привороженного? Ясненько… И что же он себе думает, хахаль ваш? Как отец, я имею в виду? – Саня картинно уставила третий глаз в астрал: – Что женится не предлагал, можете не рассказывать, сама вижу.
– Он… деньги дает, помогает, вообще согласен участвовать материально, – запинаясь, начала объяснять совсем уже не веселая Лео. – Но всерьез заниматься воспитанием, говорит, старый уже. И жену не хочет травмировать. Я правда думала, что они все равно что соседи, честно, а как забеременела, так и выяснилось, что у них за плечами целая жизнь, и сын, и внук, и еще куча всего…
– А вы что хотели!
– Я? Думала, он на привороте жениться предложит, – с еле заметным вызовом бросила Лео, дескать, что-то ваша магия хваленая не сработала. Но тут же испугалась и сбавила тон: – Хотя забеременела не специально. Мне такое на фиг не нужно.
– На привороте! – хмыкнула Александра. – Это же вам не наш деревенский! Никто не желает понимать: руны иначе работают! В вашем случае у обоих официальный брак. А магия – не игрушка, неужели не ясно? Удивительно, как ваc до сих пор не шарахнуло. Наверное, там, наверху, просто еще не опомнились от вашей просьбы! – Она выдержала осуждающую паузу и сменила гнев на милость: – Дайте-ка карты разложу.
На подготовку к гаданию ушло минут десять, и негодование Александры постепенно угасло. Она понимала, что злится не на бестолковую девицу, а на урок, преподанный высшими силами с ее помощью. Сане словно показали: смотри и учись, чем не следует заниматься, не вздумай разлучать Макса с женой. А то попадешь из огня да в полымя, как эта вот дурочка.
Не дурочка – дурища. Мало, что при живом, молодом, видимо, очень симпатичном и перспективном муже связалась с трухлявым Протопоповым, так теперь еще неизвестно, чем за это поплатится. Накажут как пить дать. А спрашивается, что мешало заказать руну на восстановление семьи? Жила бы сейчас и горя не знала. Ладно, взглянем, может, не поздно помочь.
Александра, настраиваясь, разложила на столе все необходимое, пристально глянула на клиентку и вдруг поняла, что не помнит ее имени.
– Как тебя зовут, прости, запамятовала, – спросила. Удивилась, что перешла на «ты». Не иначе как от сострадания.
– Лео. Полное имя Клеопатра, – последовал ответ.
Лео привыкла, что ее имя вызывает у людей легкую оторопь, и иногда во избежание подобной реакции называлась иначе, но ситуация требовала полной откровенности.
Рука гадалки повисла в воздухе.
Александра медленно подняла глаза. Ей, разумеется, не составило труда сложить два и два, и она была искренне ошарашена. Но после долгого молчания взяла себя в руки, внутренне встряхнулась и тихо, угрожающе произнесла:
– Кажется, когда вы заказывали приворот, то назвали другое имя.
– Я? – Клиентка смутилась. – Ну да… Елена, – и затараторила: – При крещении по святцам назвали. Многие меня здесь, в Москве, так и зовут. Но вообще я Лео. Только самые близкие называют Клепка.
На ее губах появилась прозрачная, нежная улыбка: вспомнился самый-самый близкий человек Антошка…
– Елена, значит? Великолепно. Так вот что я вам скажу, Елена: зря вы заказывали амулет.
– Почему?
– Потому что заряжая его, я воссоздаю в голове ваш образ и ассоциирую с именем, под которым вы известны миру. И если имя чужое или, мягко говоря, не совсем ваше, амулет либо не сработает, либо, вероятней всего, сработает неправильно. И в вашем случае я даже не стану ломать голову над тем, к каким неожиданным, непредсказуемым, – она особенно подчеркнула последнее слово, – последствиям это приведет.
Александра подождала, пока ее слова дойдут до девушки.
– Что ж вы так заврались? Почему не сказали правды? Хоть в чем-нибудь?
– Но… – Лео растерялась. – Это действительно мое второе имя, а про мужа вы не спрашивали… Ни про моего… на кого я заказ делала…
– Он коллега еще одного вашего бывшего друга, – спокойно рубанула Александра.
Лео обомлела.
– Откуда вы?… Как вы?…
– Я все-таки колдунья, – тихо, но так, что от ее голоса по спине Лео поползли мурашки, ответила Александра и по вдохновению зловеще добавила: – И чуть-чуть ясновидящая.
Лео заметно съежилась от страха.
– Знаете, Елена, – продолжала источать сарказм Саня, – не следует уводить из семьи чужих мужей. И тем паче вводить это в привычку. Поверьте, не доведет до добра. Ведь… отец вашего ребенка – не первый, так? Ну вот. Хоть это признали. – Она спрятала колоду карт в коробочку и начала убирать остальное. – Я искренне надеюсь, что наверху вас простят. Но работать для вас не стану, себе дороже. Вы меня достаточно обманули – теперь расхлебывайте. Если помните, я сразу предупредила: можно поплатиться самым что ни на есть дорогим. Я вам этого не желаю, но советую: будьте начеку. Законы кармы пока никто не отменял.
– Но… – пролепетала Лео.
– Никаких «но»! И денег не возьму, не просите! – Черт, жалко, Татка не видит, как за нее расквитались. – Всего вам, Елена, наилучшего и, как говорится, в добрый путь. Я вас не задерживаю. – Это было произнесено таким тоном, что у Лео отшибло всякое желание настаивать на своем, и она поспешно выскочила из-за стола. Ноги бы унести, читалось на ее лице.
Одеваясь, бедняга суетилась, роняла вещи, не знала, куда деть глаза, и Александра – человек не злой, – успела ее пожалеть. Все, что она наговорила, хоть и верно, но не обязательно правда, точнее, не обязательно сбудется столь драматически. Возможно, дурында отделается легким испугом. Либо она – из того кармического балласта, которому дурные дела сходят с рук ради улучшения общей земной кармы. Но в сущности, наплевать, неважно! Пусть попотеет от страха, будет ей наука, как на чужое зариться. А раз беременная, лучше дойдет.
Впрочем, кажется, урок уже усвоен – вон какой ужас на лице.
– До свидания, Елена-Клеопатра.
Та, бледная, кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Потом выдавила:
– Вы только скажите, ребенку… ничего не будет?
– Откуда мне знать? Я не господь бог, – холодно отозвалась Александра, подавив сочувствие. Вот балда девка.
– А нельзя все-таки что-нибудь?…
– Девушка, у вас совесть есть? Не злите меня.
Та переступила порог квартиры, еще медля, еще надеясь на что-то, но Александра твердо закрыла за ней дверь. Пусть распутывает свои дела как хочет.
Она задержалась в прихожей, рассматривая себя в зеркале, но мыслями улетела за тысячи километров, и потому сильно вздрогнула от звонка, в тишине показавшегося оглушительным. Александра гневно распахнула дверь:
– Неужели еще что-то неясно?!..
Осеклась и сделала шаг назад.
– Ой. Входите.
Очень высокий, очень рослый, очень красивый викинг.
– Здравствуйте, – робко произнес уже знакомый чарующий баритон. – Мы договаривались.
– Да, да, знаю. Простите, я думала, это не вы. – Александра волшебно преобразилась: из колдуньи сделалась феей. Хотя судьбу, вставшую на пороге, узнают и колдуньи, и феи, и ведьмы, и даже некоторые простые женщины. – Заходите.
Молодой человек вошел, скромно улыбаясь, но было видно, что он хорошо знает себе цену. Во всех смыслах: мужском, человеческом, эротическом, эзотерическом.
– Вот, приехал учиться. Возьмете?
Она кивнула.
– Раздевайтесь, проходите.
Они встретились взглядами и оба вздрогнули от короткого электрического разряда.
Александра – у нее вдруг сильно закружилась голова, – про себя беспомощно усмехнулась: все за нас решено, не убежишь. Говорили же руны: все наладится.
А тернии с треволнениями пусть пока поживут в Америке.
Пропуская гостя вперед, Саня отвернула голову в сторону, на мгновенье застыла и словно бы отключилась, а через пару секунд еле слышно щелкнула пальцами.
Глава 5
– Ты чего, обалдел, на фиг оно мне нужно! – гневно бросил Цыпленок.
Андрей беспомощно вздохнул, беспомощно обмяк в красном кожаном кресле и так же беспомощно принялся размешивать сахар в кофе. Беспомощность для него вообще стала, что называется, знамением времени. Вот ведь вляпался.
Этого не должно было произойти. С ним? Не могло и все. Нонсенс.
В голове нежданно выскочила мысль, грандиозная по своей нелепости: «Приворожила она меня, что ли?». Чтобы он – и такое подумал? Не иначе, сделала свое черное дело болтовня подружек жены, к которой Андрей вообще-то никогда не прислушивался… И на тебе, записалось на подкорку – а то с чего бы? Привороты – это из их разговорчиков за жизнь и дурацких телесериалов.
Бред, мракобесие. Андрей мотнул головой. Ничего не поделаешь, придется признать (не признавать очевидное – глупость): случилось то, чего он не ждал и не планировал и что постепенно начинало сотрясать фундамент всей его суперблагополучной жизни. Он на старости лет влюбился.
В девятнадцатилетнего Цыпленка.
И почему из всего невероятного на свете с ним произошло именно это? Уж лучше в один прекрасный день проснуться и обнаружить, что ты – китайский император.
Трагедии, заметим, ничто не предвещало. Так, необычное случайное знакомство в ночном клубе. Царев скучал, дожидаясь, пока отвеселятся его гости – заграничные партнеры, настолько важные, что потребовалось оказать им почет и выгулять лично. Партнеры стремительно нализались водкой и хаотично разбрелись по клубу, влекомые магнетически прекрасными юными русскими красавицами. Иностранцы млели, щурились как коты и решительно не замечали, что с первых минут распределены и для каждого приготовлен индивидуальный крючок.
«Хорошо работают, стервы, – мысленно одобрил Андрей. – Интересно, кто их дрессировал? Мне бы этого человечка в контору заместителем».
Он слегка улыбнулся забавной идее и внезапно уткнулся взглядом в странноватое существо, одиноко восседавшее на насесте барного табурета. Нахохленная девчонка, подросток – надо было видеть это чучело! Чего она только с собой не сотворила! Черные волосы с малиновыми концами, скрученные в хвост и хитро пришпиленные японскими заколками, растопыривались над макушкой панковским веером, треугольное личико было раскрашено с готской макабричностью, драные джинсики, естественно, держались исключительно на выступающей лобковой кости, разрисованная майчонка с глубоким вырезом плотно облепляла несуществующую грудь, в пупке и брови блестели сережки… Что тут делает эта сопля? Промышляет цыплячьим тельцем? Господи, спаси и сохрани.
Царев отвел взгляд и вновь стал наблюдать за своими гостями; послеживал за идиотами, чтобы не вляпались в историю. Потихоньку потягивал виски. Но глаза его сами собой то и дело возвращались к птенцу у стойки. Интересный экземплярчик. Нюх на людей у Андрея был отменный, а тут ощущалась редкая, колючая, пронзительная индивидуальность. Что-то из-под отталкивающей оболочки влекло, взывало, манило. Вскоре стало понятно, что у девочки исключительно красивый профиль, а когда она, почуяв, что ее рассматривают, обернулась и обвела настороженным взором зал, Андрей вздрогнул: необыкновенные глаза, завораживающие! Огромные, льдисто-голубые, в пол-лица, странно светящиеся, очень широко посаженные. Как сказала бы его жена, «глаза на ушах».
Своим холодным блеском они жгли насквозь, и с Андреем произошло непонятное; он потом не мог вспомнить, как вместе с цыплячьей девчонкой оказался за столиком позади колонны в укромном, скудно освещенном углу, под пышной сенью искусственного фикуса. Они сидели и разговаривали. Когда это успело случиться? Сейчас-то уже все ясно – влюбился с первого взгляда, вот в башке и поплыло, но тогда и наутро и еще много дней после объяснение у него было другое: напился в зюзю, несмотря на редкую устойчивость к алкоголю. Оттого и провал в памяти, самая настоящая амнезия.
Ведь о чем шла речь, Андрей бы и за миллиард долларов не восстановил. Наверное, как обычно в таких случаях: ни о чем и обо всем одновременно, когда не в словах дело. Но он постоянно помнил, что перед ним – ребенок, птенец, детеныш; ее надо оберегать, защищать. Для постели (мысли, кто бы сомневался, уже витали) она не годится. Девочка смешно, неумело изображала женщину-вамп в полной уверенности, что получается здорово, Андрей же чувствовал себя огромной, хорошо дрессированной собакой, которую задирает воробей. Поддаться на провокацию значило бы уронить достоинство – однако глупые инстинкты так и влекли это сделать.
Она сказала, что ей девятнадцать, учится в институте. Третий курс экономического. Здесь с подружками, хотя совершенно не собиралась. Родители? Нет, не беспокоятся, она взрослая, отчитываться не обязана и вообще гуляет сама по себе.
У Андрея хватило рассудка заказать такси тем своим гостям, кто не отважился отдаться во власть обольстительниц, и проследить за их отъездом, после чего он сам оказался в машине – с Цыпленком, втайне уже получившим это прозвище. Она сильно отличалась от его обычных пассий, но – почему нет? Новое всегда интересно.
И сразу спать с ней вовсе не обязательно.
– Покатаемся? – предложил Царев. – Не боишься, что я выпил?
Она невозмутимо помотала головой, и машина сорвалась с места. По дороге они говорили мало; в салоне нарастало мощное – и, казалось Андрею, обоюдное! – напряжение. Внезапно он понял, что больше не выдержит, и притормозил у обочины. Положил руку на спинку ее сиденья, вбуравил в белое личико тяжелый мужской взгляд, ни слова не говоря, по-медвежьи сгреб невесомое тельце и наконец, наконец прилепился губами к ее губам.
И унесся далеко-далеко, в космос. Или в молодость.
А назад вернулся потому, что щекам стало мокро. Цыпленок – очевидно, уже не первую минуту, – ревел в три ручья самым неэстетичным образом: икая, глотая сопли, размазывая помаду и тушь. Зрелище, прямо скажем, было то еще, но Андрей испытал одно – невероятную, огромную, отеческую нежность. Мгновенно переключившись из животного режима в человеческий, но все с тем же пылом он принялся утешать девочку; баюкал, гладил по голове, мычал что-то на редкость нелепое. Ни о чем не спрашивал. Дождался, пока она сама, нарыдавшись и нахлюпавшись, жалобно объяснит:
– От нас папа ушел! Месяц уже…
Если что и должно было остановить Андрея раз и навсегда, так именно это, однако наоборот – приклеило неотрывно. Той ночью в последней жалкой попытке поступить правильно он отвез ее домой, но под конец не совладал с собой и всучил номер телефона: звони, если что. И она позвонила, не на следующий день, но вскоре.
Вы меня тогда так поддержали, можно, мы еще поговорим?
Они начали встречаться – в кафе, на улицах, в парках. Перешли по его просьбе на «ты». Гуляли, беседовали. Андрей называл ее «цыпленок из хорошей семьи». Ее интеллигентная речь, пересыпанная подростковыми жаргонизмами и глупой грубятиной, донельзя его умиляла. Он искренне и очень долго не отдавал себе отчета в том, что с ним происходит. В нормальной одежде – пусть с сережками черт-те где, – она выглядела совсем маленькой. Однажды Андрея окликнули:
– Купите дочке мороженое!
Он смущенно улыбнулся продавщице и вопросительно глянул на Цыпленка. Все-таки зима. Но та кивнула:
– Давай эскимо.
Он до сих пор помнил, как она впивалась зубами в ледяной брусок и как с каждым ее глотком теплело у него в груди.
Они обсуждали – и осуждали – ее отца. Она болтала про друзей, подружек, учебу. И чем дальше, тем больше становилась ему дочерью. Перспектива иного, любовного союза, день ото дня таяла – и тем жарче манила. Андрей пользовался всякой возможностью взять в руки ее ладошку, коснуться плеча, талии, волос. Она вызывала в нем трепет, который он упорно считал родительским. Он ушел в суррогатное отцовство с головой, стал реже бывать на работе и почти забросил дела, тем более что они давно не требовали его участия. Она к его высокому положению была по видимости равнодушна, лишь как-то поинтересовалась, чем, собственно, он занимается, и дернула плечиком: скукота. Действительно, любые разговоры с ней и о ней казались куда интересней. Он начал звонить ей по вечерам с мобильного, спрашивал, дома ли, что новенького сегодня, желал спокойной ночи.
Он обманывал себя до последнего и лишь недавно задался вопросом: «Уж не влюблен ли я»? С чувства, получившего имя, сдернули покрывало – и оно предстало перед Андреем во всей своей грозной монументальности. Что говорить, он испугался. Однако спрятаться, убежать почему-то не захотел, напротив, задумался, как объявить об открытии Цыпленку. Зачем? Допустим, низачем – но нужно! Он мечтал, сочинял проникновенные, волшебные слова, такие, чтобы она всерьез выслушала и… ответила взаимностью? Нет, но… пусть хотя бы запомнит на всю жизнь. Андрей не думал, что будет дальше, мысль о физическом контакте с ней была кощунственной – но не стремиться к этому контакту, утаить священное знание казалось и вовсе святотатством.
Он ни в коем случае не собирался признаваться в любви в кафе. Но поддался гипнозу невероятных глаз, по-идиотски сграбастал через стол маленькую лапку и, густо покраснев – как вам это понравится? – с пошловатой развязностью осведомился:
– Ну? Ты давно догадалась, что я в тебя влюбился?
Она изумленно на него воззрилась. А затем последовало непредвиденное. Во-первых, опять бурные слезы. Во-вторых, сбивчивое лепетание: если и догадывалась, то надеялась, что ошибаюсь, думала, у нас просто дружба, отношения как у отца с дочерью (услышав это, Андрей одновременно восхитился и возмутился ее наивностью).
В-третьих, она изрекла сакраментальное: «Ты женат».
Что по-настоящему застопорило работу его мозга. То есть, в каком смысле «женат»? Нет, он не забыл, но при чем тут?… Вот уж поистине где голова, где что… Он же не предлагал… он никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не бросит… не поступит как его отец… и ее отец…
Семья – другое, святое…
– Хочешь, я разведусь? – выпалил он секунд через двадцать с полоумным блеском в глазах. И потряс головой в надежде проснуться. Он действительно такое сказал??
Тут-то Цыпленок и вскричал:
– Ты чего, обалдел, на фиг оно мне нужно!
Грубость отрезвила Андрея, сбавила напряжение, напомнила, что она – подросток и между ними – пропасть. Он почувствовал невероятную беспомощность и вдруг испугался, что заплачет. А Цыпленка прорвало. Пока Андрей молча размешивал в кофе сахар, она выливала на него бешеные потоки слов. Нет, нет, нет и нет! Он ей дорог, но у них ничего кроме дружбы быть не может, и если он по правде влюбился, выхода нет, надо расстаться. У него семья, дети, она не вправе причинить им боль, какую испытывает сама. И хотя без него ей будет ужасно плохо, это – все, последняя встреча.
Серьезное личико, отчаянные глаза, смешной подростковый пафос.
Эффективней было бы тушить пожар бензином: сопротивление пробудило в Цареве завоевателя. Потому что нет таких крепостей и далее по тексту.
Благородные речи он легко произнес бы сам. Но лишиться ее – невозможно! Самая мысль об этом… противоестественна. Цыпленок ему нужен, вот и весь сказ. Ради какой такой высокой идеи отказываться от общения, приятного обоим? И неважно, на чем оно основано, лишь бы продолжалось. Она не хочет любви? Бог с ней, только б не прогнала. Что он, любви не видел? Так даже лучше, спокойней, для его семьи в том числе. Он же с молодости клялся, что не станет как отец, а тут и соблазна не возникнет… Одна беда: с тех пор как Андрей разобрался в собственных чувствах, нежность успела неразрывно переплестись с желанием, и последнее требовало выхода. Природу, увы, не обманешь. Если бы доказать Цыпленку, что любовные отношения – именно то, что нужно! Ну, зачем он ей в качестве мужа, какое у них будущее? При разнице почти в тридцать лет? Нелепо. Зато сколько он, пока в силе, может дать как мужчина, любовник, друг, советчик! Не говоря о материальном – вот тут перспективы. Она, конечно, девочка со странностями, но все же земная, разумная, должна понять, согласиться… Правда, непосредственно с койкой лучше обождать, пусть ей хотя бы двадцать исполнится.
