Текст книги "Твари, подобные Богу (СИ)"
Автор книги: Мария Спивак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
ЧАСТЬ 2
Глава 1
Трудно подсчитать, со сколькими людьми на Земле одновременно происходят одни и те же события. Сколько человек в одну и ту же секунду пьют чай c бубликами, радостно округляют глаза, обнаружив под веткой большой белый гриб, смеются над неприличным анекдотом? Сколько человек рождается, умирает? Впрочем, насчет рождения и смерти есть статистика. Но вот интересно, скольким женщинам в один день объявляют о том, что они беременны?
В пятницу, о которой идет речь, с учетом разницы часовых поясов – как минимум, двум. И реакция обеих на судьбоносное известие оказалась одинаково противоречивой: изумление, ступор, радость и гордость вопреки обстоятельствам, паника, страх: что теперь будет? Обе беременности были не запланированы, обе грозили изменить судьбу одного и того же мужчины.
Прятал ли Бог в бороде хитрую усмешку, глядя на будущих мам сверху, радовался ли своей сомнительной шутке, известно одному только Богу.
* * *
Наташа, одеваясь, машинально кивала врачу. Тот что-то говорил – губы, во всяком случае, шевелились, – но она не слышала, лишь оторопело пыталась не впустить, а скорее, протолкнуть в сознание случившееся. Как, откуда? Ведь она твердо решила: никакого манипулирования ребенком! В смысле, Антоном. Ну, то есть, Антоном с помощью ребенка. Ни в коем случае. Сначала они должны были пожениться, а после подумать о детях – как положено. Правда, в наше время не поймешь, что положено, а что нет, но их с Антоном отношениям полагалось развиваться по старинке. Такие уж они люди. И вот, пожалуйста, вопреки всем предосторожностям… Неужели после памятного разговора с подружками организм подсознательно дал себе волю, разрешил природе взять свое? Смешно: в тот же день, во время похода по магазинам, Алка снова пристала к ней насчет ребенка, а в ответ на резкую отповедь невозмутимо отмахнулась:
– Да кто тебя спрашивает! Это дело такое, не отвертишься!
Как в воду глядела.
Наташа так надеялась, что тест ошибся.
Что ж теперь будет? Аборт категорически исключается. А стало быть, все зависит от Антона, в его руках судьба их троих. Если он выкажет хоть малейшее недовольство, придется от него уйти: любовь любовью, а принципы принципами. Наташа не желала до старости гадать, что было бы, если бы она не привязала его к себе младенцем.
Но… стать матерью-одиночкой? Воображение с ловкостью карточного шулера подкинуло страшную картинку: поздняя осень, детская площадка, мокрые качели, она сама – скорбный рот, запавшие глаза, – уныло раскачивает мальчика лет трех, бледного, тощего – безотцовщину.
Нет, нет, нет, Господь не допустит!
И Наташа пошла в церковь – молиться.
* * *
Приблизительно в то же время Лео возвращалась от врача и так же оторопело разговаривала сама с собой и с тем, кто имел наглость столь бесцеремонно распорядиться ее телом. И кто бы это, не к ночи будь помянут. Однако именно он, а не кто иной посодействовал дедусе Протопопову – кстати, с недавних пор дедусе в прямом смысле слова…
Не поверив трем бестолковым тестам подряд, Лео надеялась, что хоть гинеколог скажет разумное, но увы… Блин!!! Что теперь, добавочного внучка Протопопову рожать? Или… аборт? Нет. Она на такое не решится. Мать с детства не имела на нее влияния, а все ж таки сумела выжечь в мозгу: первый аборт – никогда! Не дай бог, бесплодной останешься.
Лео, в отличие от многих своих подружек, чадолюбием не страдала, но от перспективы иметь детей отказываться не собиралась; она вообще обычно хотела всего, что у всех. И где-то в тайниках души по сей день хранила «снимок из будущего»: она, Антон и дети, мальчик и девочка, можно, чтобы близнецы, оба – вылитые родители. Ну, и для полного счастья еще девочка, ангелок, крошечная Антонина, Антошка. Несуществующий снимок без предупреждения всплыл перед глазами, из которых самым глупым образом полились слезы, и Лео, смахнув их, раздраженно задвинула фантазию на место: ишь, удумала! Сейчас не до лирики, надо решать, что делать.
Она шмыгнула носом, вздернула подбородок – шедший мимо подросток обернулся на ее заструившиеся по спине волосы, – сделала несколько глубоких вдохов и заставила себя мыслить логически.
Итак, если не аборт – хотя пока этот вариант не исключается, – то, в общем-то, пора вить гнездо. И тут все зависит от Протопопова. Если обрадуется, не вопрос – чадо обеспечит по полной. А если нет? Вряд ли. После амулета он на ней реально подвинулся. Настолько, что вот – результат налицо. И откуда? Фантастика. Она же, когда еще только собиралась закрутить с Протопоповым, начала принимать противозачаточные таблетки, да и с ними старалась в опасные дни ненужных контактов избегать, правда, не всегда успешно, потому что старый пень совершенно сбрендил… Ну, чего гадать – дело сделано.
Но как же охренительно невовремя! Все шло так гладко. Протопопов расслабился настолько, что практически передоверил ей ведение дел (и слава богу, а то от его «гениальных» бизнес-идей сплошной геморрой, только успевай последствия ликвидировать). Она нашла подход к Главному, наладила собственные рабочие контакты, еще чуть-чуть и можно было бы стартануть операцию «Жировая прослойка»… Надо, кстати, сменить названьице – некрасивое. Хоть и соответствует поставленной задаче: сколотить собственный капитал. Что это, как не жировая прослойка? Ладно, пусть пока остается. Тем более что в свете сегодняшней новости не до названий.
М-да… Думал ли Иван, когда посвящал ее в подробности «маленького шахер-махера» с Мурашовым, что не пройдет и трех лет, как она будет пользоваться его схемами, сидя практически на его месте? Не думал. А зря. Теперь полетел вверх тормашками. Нет, чтобы с ней по-хорошему. Ну, пусть не жалуется, что не предупреждали. Вот бы посмотреть, как он сейчас локти грызет. Но какая она умница, что не раскрыла мурашовскую карту Протопопову! Приберегла. А то был момент, казалось, иначе с Иваном не разделаться; ни в базе, ни в ежедневнике криминала не обнаружилось. Протопопов припух; да, сказал, поистине дурак оказался твой Ваня – честный. Лео так и тянуло глаза ему раскрыть, – и других вариантов подставы не виделось, – но, к счастью, интуиция не подвела, велела: молчи, имей терпение.
И действительно, Протопопов, упершись рогом, самостоятельно сообразил, как свалить Ивана. Главное, тоже через дела с Мурашовым, притом абсолютно легитимные. Анекдот.
Дедушка, конечно, рисковал, но своего добился. Молоток. Выполнил первый пункт ее личной программы-минимум. Второй, впрочем, тоже: пропихнул ее к ним на фирму. Что, кстати, оказалось нелегко, Главный почему-то заартачился. Протопопов перед ним ужом извивался.
Лео поморщилась, вспомнив укус гадюки и больницу, а поскольку в комплекте с ними шел Антон, поспешила переключиться на насущные проблемы.
Значит, если мы все-таки рожаем, следует поторопиться с наращиванием «прослойки». Зарегистрировать для верности подставную фирму? На имя Зинки? Должна согласиться. Уговорим за проценты, Зинон дармовой выгоды не упустит.
Дальше. Необходимо перехватить Мурашова, пока Ванька не открыл собственное дело. А то переманит. Или слабо? Будем надеяться. Сделаем ставку на чумовую мурашовскую любовь к малой родине. Или на его тайную, но отнюдь немалую симпатию к самой Лео. На редких встречах, еще при Иване, Мурашов буквально не сводил с нее глаз и очень смешно терялся в разговоре. Спрашивается, почему на нее вечно западают плюгавые, серенькие дяденьки с заемчиком?
Но не будем отвлекаться. Главное сейчас – ускоренно окучивать клиентов, всех без разбору. Протопоповская помощь хорошо, а личный сундучок сокровищ куда лучше. Наследство для бэбика – это святое.
Черт! Может, пронесет, обойдется без бэбиков? Тем более от такого папаши…
Лео тяжко вздохнула. Представила себя с коляской, в парке, рядом – Протопопов. Лицо у него на картинке было счастливое. Нет, сомневаться нечего: обрадуется. Сколько раз он, любитель в койке поперетирать за жизнь, твердил, как мечтал о дочери. Что ж, если надо, будет ему дочь.
Дочка-внучка.
Лео еще раз вздохнула. Ладно, ничего не поделаешь. Не от Антона – зато ребенок. Хорошенькая девочка. Куколки, платьица. Антона ведь по-любому не вернешь.
Лео откинула назад волосы и строго сказала себе: все к лучшему.
В свою удачу нужно верить.
* * *
Протопопов, не подозревая о грядущих потрясениях, гулял с Никсоном. Прогулка в дневное время перестала быть для пса редкостью, но еще не превратилась в обыденность, и он весело носился под деревьями, высоко взметая листву, которая лишь начинала опадать и пока сохраняла цвет, не ржавела. Игра Никсона заключалась в том, чтобы, внезапно затормозив всеми четырьмя лапами и резко задрав морду кверху, застать врасплох багряный, золотой, алый дождик – который категорически отказывался пугаться и улетать и преспокойно сыпался собаке на нос. Никсон растерянно провожал листочки глазами и тоненько, изумленно тявкал.
– Вот дурилка, – нежно улыбнулся Протопопов. Он сказал это совсем тихо, но пес, умчавшийся довольно далеко, услышал. Суматошно, по-мультяшному перебрав ногами в воздухе, он на мгновение замер, затем подбежал и, одарив хозяина лукавым взглядом, гордо загарцевал рядом с ним вдоль асфальтовой дорожки. Он словно нес в себе радость жизни, переплескивавшуюся через край, и ужасно напоминал Лео – разве что волосами не встряхивал.
Протопопов хмыкнул. Он привязался к своей ассистентке, своенравной, яркой, умной хитрюге, которая дарила ему столько удовольствия в постели и на работе сумела стать его правой рукой. Именно благодаря Лео у него появилась возможность иногда оставаться дома; за дела он не волновался, а с семьей побыть хотелось, совсем как в старые добрые времена. Собственно, с рождением внука многое и правда вернулось на круги своя: жена помягчела, они стали нормально общаться, разговаривать, а чуть погодя – так естественно, что Протопопов даже не заметил, когда и как, – восстановили супружеские отношения. О причинах он не задумывался. Зачем? Во-первых, от добра добра не ищут. А во-вторых, его любят, вот и весь сказ. Понятно, что из-за Таты жена взбрыкнула, захотела отомстить, отсюда любовник. Иначе и быть не могло, она живой человек. Но потом проверенные годами чувства перевесили, и жизнь вошла в прежнюю колею. Чему, кстати, немало поспособствовала Лео; жена подсознательно учуяла соперницу и начала отвоевывать территорию. Давно следовало завести любовницу – вместо того чтоб сохнуть по якобы единственной и неповторимой Тате. Допустим даже, другой такой нет – зато есть другие! И наличие конкуренции всем им очень на пользу. Как, к примеру, старается Лео, понимая, что не уникальна! На полную катушку, изобретательно, талантливо. И это – хорошо, скажем мы, цитируя Господа Бога, который наконец удостоил раба Протопопова вниманием, вознаградил по заслугам. Большего и желать совестно. На работе уважают, жена, сын, невестка любят, Лео тоже, хоть и не признается – но иначе откуда в ней столько пылкости? По ощущениям, к слову, с ней не хуже, чем с Татой. Ну, почти. Меньше трепета, помрачения, наркотической зависимости, но разве оно не к лучшему? Видно, причина того, прежнего, сумасшествия – двадцатилетняя верность жене. Обалдел на новенького, вот крыша и съехала. А по-хорошему, обыкновенный роман, красивый, кто спорит, но больше благодаря его усилиям и затратам, нежели татиным женским чарам.
Эх! Лучшие мужские годы потратил зря, на тупое соблюдение скучнейшей заповеди и бессмысленную платоническую влюбленность. Если сейчас бабы от него млеют, что было бы в молодости? А? Как он раньше не понимал, что романтические мечты о Тате только мешают в жизни? Надо было вовремя брать быка за рога и складывать ее в койку, сто лет назад избавился бы от наваждения. Ведь что одна, что другая.
Нет, без ложной скромности, он – молодцом. Кажется, ему подвластен весь мир. Смешно подумать, что еще недавно он не знал, как утвердиться на работе! И вот меньше чем за два месяца развил деятельность – только успевай поворачиваться. Провел рекламные акции, создал дифференцированную схему работы с клиентами, всколыхнул застоявшееся при Иване болото. В самом деле, нельзя же со всеми одинаково: разместил заказ – получи десять процентов. Не жирно ли, если каждому? Разумеется, для особо ценных можно и в минус уйти, но простым смертным он гайки подзакрутил, на восемь процентов перевел. Извиняемся, кризис, господа. Ясно, были недовольные, которым лишь бы все как раньше. Протопопов капризы пресек и, в общем-то, практически никого из заказчиков не потерял. Кому не нравится – скатертью дорога! Новых найдем вагон и большую телегу.
Столько энергии, столько сил, больше чем в молодости! Появились даже мысли создать свою фирму – пора, давно пора, хватит ишачить на Главного. Только это надо как следует обмозговать, все-таки непростое дело. Что до Ивана, то с ним, как с Татой, нечего было распускать сопли. Счастье, что он решился-таки провернуть свою маленькую аферу, смел с пути жалкого дурака.
Протопопов вспомнил собственное разочарование, когда ему не удалось обнаружить компромат на Ивана ни в его клиентской базе, ни в ежедневнике. Сведения об откатах – да, но вполне, так сказать, официальные, с благословения Главного, себе – ни копейки, ни-ни. Ничего левого, никаких махинаций. Чистоплюй.
Вот уж воистину – хвала аллаху за Мурашова.
Вначале на мысль о нем навела запись в ежедневнике: перечень работ, из которых часть – программистские, и один пункт выделен рамкой со стрелкой, утыкающейся в словечко «Мур.». Протопопов сразу подумал о Мурашове. Отыскал в базе, испытал мгновенный, острый укол иррациональной ревности и, похоже, лишь в ту минуту каждой клеточкой тела осознал, что готов буквально на все ради возвращения былого статуса. Он вполне ожидал найти в списке эту фамилию. Но его до глубины души уязвило, что никто на работе не помнит – а многие даже не знают! – что если б не он, Протопопов, не было бы и Мурашова, замдиректора крупной западносибирской организации, сотрудничеством с которой их контора козыряла практически в любом тендере.
Но из песни слова не выкинешь: Мурашов стал их дилером исключительно благодаря Протопопову – точнее, его происхождению.
Они были из одного города и учились в одном институте, но познакомились случайно, в Москве, в дикие перестроечные времена. Мурашова прислали в командировку выбирать партнеров, и он наобум зашел в их тогда еще убогий, полуподвальный офис. Вопрос землячества решил дело; они подписали договор, оказавшийся очень выгодным для обеих сторон. Позже стало ясно, что Мурашов изрядно шибанут на голову и часто действует, руководствуясь непостижимыми для среднего ума соображениями – но ему, тем не менее, феноменально везет. Почему с ним, собственно, и стремились работать.
Дальше они, как говорится, росли вместе, работали в тесном тандеме. Протопопов курировал все мурашовские заказы, особенно по части финансов, но потом вышел из строя, и Сибирью стал заниматься Иван. Сейчас Мурашов и Протопопов встречались редко и о делах почти не разговаривали, однако именно беседа ни о чем помогла избавиться от Ивана. Плюс удачное стечение обстоятельств: Главный с Иваном в тот момент были на ножах; Иван в присутствии важного заказчика имел наглость возразить Главному, да еще упорно отстаивал свою точку зрения.
Вскоре после этого инцидента Иван уехал в долгую, на две недели, командировку. Лето шло к концу. Протопопов и Лео интенсивно унаваживали почву будущих деловых свершений, для чего встречались на ее квартире, где параллельно развивался их роман. Узнав об отъезде Ивана, изобретательная ассистентка посоветовала Протопопову «не зевать и хоть капельку перетянуть одеяло на себя», продемонстрировать свою нужность и важность. Протопопов, поразмыслив, решил провести краткосрочную рекламную акцию по продвижению кое-какого оборудования и программного обеспечения. Он постарался создать побольше шумихи вокруг своего начинания, тиснул объявления в компьютерные журналы, уже зная, как воспользуется земляком: Мурашов поставлял все это добро сразу трем крупным предприятиям их родного города. Протопопов позвонил ему: дескать, так и так, классные скидки, не прозевай, спешу сообщить лично, а то Иван в отлучке, вернется уже после акции. Короче, хватай, не жадись, когда еще такой случай представится. А свое получишь обычным путем через Ивана.
Мурашов разместил заказ существенно больше обыкновенного.
Протопопов сообщил об удаче Главному и как бы невзначай напомнил:
– Только он у нас получает не десять процентов, как все, а пятнадцать.
– Помню-помню, – сверкнул веселым взором Главный. – Родина ценит своих героев.
– Пусть Иван, когда вернется, организует «переправку». Мне с этими делами путаться неохота.
– Ага, ага, – рассеянно буркнул Главный, быстро теряя интерес.
Протопопов не уходил, мялся. Главный вопросительно вскинул глаза:
– Выкладывай.
– Да, знаешь… Даже не знаю, говорить или нет…
– Говори, раз начал. Я тебя знаю: если б не собирался, не топтался бы тут. Давай, не тяни кота.
– Да неприятно как-то… Сначала думал, промолчу, не мое дело… но… дело-то у нас как раз общее…
– Рожай наконец!
– Понимаешь… я тут встречался с Мурашовым… по старой дружбе, он, когда в Москве, всегда приглашает куда-нибудь, а я стараюсь не отказываться, поддерживаю отношения… – Они и правда встречались; Мурашов приезжал показать младшей дочке столицу. – Ну вот. Посидели, то-се за жизнь, потом на бизнес съехали… про акцию мою поговорили, чего он, кому и сколько впарил… Выпили порядком…
– Короче, Склифосовский.
– Короче, он проболтался, что из пятнадцати процентов в его контору идет десять, как раньше, а пять они с Ванькой между собой делят. Больше года уже.
У Главного сделалось страшное лицо. Протопопов оробел, но мужественно продолжил:
– Ты бы выяснил…
– А чего выяснять! – саданул кулаком по столу Главный. – Я, еще когда он пришел Мурашову прибавку просить, нечистое заподозрил! Только Ваня же у нас честненький-благородненький, ничем не запятнанный! Вот я, идиот, уши и развесил… Ну все, хана Ивану! Урою.
– Подожди «урою», проверить надо, доказать…
– Щас! Во-первых, замучаешься доказывать! А во-вторых, у меня что, Страссбургский суд? Нет, у меня, – Главный сделал впечатляющую паузу и с неподражаемым сарказмом объявил: – частная лавочка! Что хочу, то и ворочу! И мелочь у себя по карманам тырить не позволю. Его что, плохо кормили? А он?… – Главный в порыве возмущения смел на пол какие-то бумаги.
Протопопов, опасаясь навлечь гнев уже на себя, с притворной робостью принялся защищать Ивана, лопотал о справедливости – и добился желаемого: упрямый и вздорный Главный готов был уволить Ивана сию секунду, заочно.
– Дыма без огня не бывает, слыхал? – в качестве решающего аргумента бросил он и в упор посмотрел на Протопопова. На том немедленно если не загорелась, то задымилась шапка, но он геройски вытерпел взгляд и серьезно покивал: да, да. Ну и люди. Кошмар, с кем приходится работать.
Минуту спустя напряжение спало, и Протопопов, с суеверным ужасом понимая, что вот сейчас, на его глазах и по его слову вершится дело государево, воскликнул про себя – патетично, в стилистике школьного курса русской литературы:
«Эх, Россия, Россия! Как была дикая, так и останешься! Где еще мыслимо подобное беззаконие и самодурство?»
Он случайно присутствовал при увольнении своего врага. Жалел его, и почти не радовался победе. Ему хотелось во всем признаться, засмеяться, хлопнуть Ивана по плечу, воскликнуть: «Я пошутил!». И уехать гулять с Никсоном. Но, конечно, он этого не сделал.
Он зашел к Главному по делу и застал там недавно вернувшегося из командировки Ивана. Главный раздраженно спрашивал про кого-то из заказчиков:
– Ну, и что у них сейчас? Оборудование поставлено? Платежка пришла?
Иван, еще не понимая, какие тучи над ним сгустились, но уже заюлив голосом, ответил:
– Точно не могу сказать, сейчас пойду к себе, выясню, позвоню. Я же только приехал…
– А Интернет на что? Первым делом такие вещи надо выяснять! Первым делом! И чего я вас держу, дармоедов! Ты что, не понимаешь, мне эти сведения нужны срочно!
Иван виновато скукожился, но видно было: обиделся, еле сдерживается. Протопопов прекрасно понимал, что с ним творится. Да, нападки несправедливые, но все, кто работал с Главным давно, знали, скольких он выкинул под горячую руку. Лавочка-то и правда частная, жаловаться потом некому. Приходилось терпеть.
Протопопов видел, что Главный разогревается для решительного удара, и в ожидании потасовки стоял у двери слегка развязной Фемидой – в суровом молчании, но словно бы крутя на пальце весы. На «подсудимого» он старался не смотреть.
Главный был грозен. Протопопов про себя позабавился, придумал загадку. Что такое: Иван не Грозный, а грозный – не Иван?
– Еще раз повторится, уволю на хрен! – бушевал Главный.
– Может, все-таки объяснишь, что на самом деле случилось? – враз истоньшившимся голосом пискнул Ванька, но получил в ответ взгляд такой сверхъестественной свирепости, что, похоже, едва не наложил в штаны. Вообще в попытке сохранить достоинство он был жалок. Чувствовалось, что много лет прожил с Татой: та же немая оскорбленная добродетель там, где надо не раздумывая засучивать рукава, плевать на ладонь и со всей дури лепить кулаком в морду.
Впрочем, примерно это вскоре и произошло.
– На самом деле? – полностью отвязавшись, заорал Главный. – На самом деле, все вы – кретины! Никто ничего сам не может! Ни на кого нельзя положиться! Деньги только получать мастера!
И так далее в том же духе. На «тупых ублюдках» Ванька – обалдеть! – не выдержал и тихо произнес:
– По-моему, ты сам знаешь, что несправедлив. На мою работу пожаловаться трудно. Но если ты ищешь повод меня уволить, увольняй прямо сейчас.
«Ой-ой, какие мы гордые», – процедил про себя Протопопов и вдруг так ясно, как если бы сам был Иваном, понял: – «А ведь это он передо мной выставляется. Интеллигентские штучки: честь превыше всего! Наедине съел бы и не поморщился».
Он презрительно покривил ртом – и заметил, что Иван это видел.
– Прекрасно: ты уволен! – прогромыхал Главный. – За отличную работу! Вопросы есть? Нет? Тогда – до свидания!
Иван смотрел ошарашенно, но молчал. Вид у него был такой, словно он знает, за что поплатился – и это, признаться, озадачило Протопопова.
Но, худо ли, бедно, дело выгорело. Лео, тогда еще не зачисленная в штат, неохотно сказала:
– Поздравляю.
Она придерживалась мнения, что одни мурашовские проценты в качестве компромата не годятся и надо бы еще покумекать, подождать.
К счастью, победителей не судят. Они отпраздновали триумф небольшой оргией с шампанским.
Трудности поджидали в другом: Главный заупрямился, когда Протопопов попросил взять Лео на работу.
– Сначала Ванька на ней мозги растерял, теперь ты хочешь? – проворчал он. – Нет, ну ее к черту! С красивыми девками геморрою не оберешься.
Уламывать его пришлось битый час, расписывая деловые достоинства кандидатки, но и согласившись ее взять, Главный настоял на трехмесячном испытательном сроке, что для их «частной лавочки» было абсолютным нонсенсом.
Впрочем, скоро Главный забыл о своей неприязни. То, что Лео незаменимый работник, стало очевидно с первых дней. Недели через три она без мыла втерлась ему в доверие, а в последнее время за отчетами о делах протопоповского депертамента он обращался уже исключительно к ней.
– Это как прогноз погоды: приятней слышать от красивой девушки! К тому же быстро, четко, по-военному, одно удовольствие! – засмеялся он, когда Протопопов шутливо попенял на «измену». – Не то что с тобой – без полбутылки не разберешься.
После того как Протопопов сел обратно на свое место, посиделки за коньячком в кабинете Главного с обсуждениями планов и перспектив вновь стали традицией, поэтому реплика покоробила: он что, всерьез? Однако посиделки продолжались, и Протопопов успокоился: так даже лучше. Пусть о последних свершениях рапортует Лео; вальяжные беседы об умном куда эффективнее ставят их с Главным на одну доску. Очевидно, что Лео – лишь исполнитель; стратег бесспорно он, Протопопов. Ревность, правда, слегка царапает, но – черт с ней! Она же безосновательная.
Стратег глубоко, с наслаждением вдохнул, до отказа наполнил тело бодрящим осенним холодом. Эх, до чего хорошо жить, когда чувствуешь, что тебе все подвластно! «Может, я господь бог?» – кокетливо пошутил сам с собой Протопопов.
Он довольно улыбнулся, негромко, властно приказал:
– Никсон, ко мне! – без надобности взял собаку на поводок и пружинистым шагом направился в сторону дома.
* * *
– Нет уж, теперь и думать забудь! – сказал Антон Наташе, улыбнулся, провел рукой по ее щеке, поцеловал возле губ и вышел за дверь.
Выражение его лица, хоть он и не почувствовал этого, сразу переменилось: улыбка сползла, глаза уставились в одну точку. С тех самых пор, как он узнал, что станет отцом, Антон пытался взрастить в себе радость, но та развивалась плохо и, кое-как укоренившись в уме, упорно не желала приживаться в сердце. Да, он хотел детей. В принципе. Только до ошеломительного Наташиного признания, даже размышляя изредка о том, что они могут пожениться и кого-то родить, мысленно все равно видел другую картинку. Нечто вроде фотографии: он, Лео и трое детей. Мальчик, девочка помладше – или близнецы – и крошечное ангелоподобное существо неясного пола, скорее всего, еще один мальчик.
И как выяснилось, эту фотографию он еще не готов разорвать.
Сегодня после работы он настоял, что сам сходит в магазин за продуктами. Обычно покупки делала Наташа; считалось, что Антон «вечно тратит деньги на баловство». Он знал: это отговорка, баловство ее радует, просто ей нравится быть хозяйкой и заботиться о нем, чему, естественно, не сопротивлялся. Не мужское дело? Очень хорошо, кто спорит! Но сейчас он бы умер, оставшись дома, и нашел повод слинять, хотя теоретически мог бы взять Наташу, она предлагала: «Давай вместе, мне полезно гулять». Антон в панике засуетился, изобразил сумасшедшую заботу: «Нет, ты устала, и вообще, что за прогулка в магазине?». И от того, как просияла Наташа, почувствовал себя предателем. Не гнусным и подлым, а так, чуть-чуть: ведь он же все-таки рад ребенку. Правда, рад.
Вот только почему-то постоянно хочется побыть одному, додумать свою мучительную, сложную думу. Кажется, если окончательно расставить точки над «и», наступит долгожданное семейное счастье – но оно что-то задерживается. Раньше Антон не понимал, почему многие приятели в схожей ситуации не спешат домой к женам – вполне себе, заметим, любимым, – а засиживаются на работе или, хуже того, в пивной. Теперь кое-что прояснилось. Любовь не при чем, дело в абсолютной мужской беспомощности перед кардинальными переменами в судьбе. Их надо осознать, принять. И постепенно все утрясется, как утряслось у большинства знакомых молодых папаш. Лишь один, начав квасить до рождения ребенка, продолжил это делать и после, но тут уж, видно, не психология виновата.
Ладно, поживем-увидим… Антон подошел к супермаркету – тот находился в двух шагах от дома, – и на входе столкнулся с парнем из своего отдела, тоже Антоном, которого девчонки на работе звали Антопелем. «Для отличия» и по неизбежной для всех обладателей этого имени корнеплодной ассоциации.
– Салют! – сказал Антопель и ухмыльнулся: – Что, за хлебом послали?
– Ага. С маслом и колбасой.
– Чего так? Наталья ж тебя до хозяйства не допускает? – Этот факт был предметом многих шуток и большой зависти сослуживцев-мужчин.
– Да вот, понимаешь… Обстоятельства изменились.
Антопель вопросительно поднял брови.
– У нас прибавление ожидается.
– Да ты что? – С предсказуемой расстановочкой и деланным изумлением.
Антон кивнул и развел руками: мол, все под богом ходим – невольно подражая тем, с кем аналогичная история случалась раньше. Сам от себя не ожидал. Обычно он по серьезным поводам с народом не заигрывал.
– Слушай, надо отметить! Зайдем в кафе?
Антон замялся.
– Ладно тебе! Задержишься на двадцать минут, всего делов! Потерпит твоя Натаха. Пользуйся, пока можно, потом так припашут, что ни вздохнуть, ни… ну, ты в курсе. – Все знали, что Антон не любит бранных слов и пошлости.
Будущий отец неохотно согласился и полчаса спустя с удивлением обнаружил, что занят ровно тем, что еще недавно осуждал. Он сидел за столиком с кружкой пива, трепался с приятелем… и его впервые за долгое время отпустили тревоги.
Они обсудили экономику, политику, футбол. Возникла пауза, и Антон уже собирался предложить отправиться за продуктами, когда Антопель спросил:
– Теперь-то поженитесь наконец?
Антон ответил тем, что называют «громким молчанием».
– Не хочешь, не отвечай, я так, – засуетился собеседник. – Оно и не обязательно. Извини, если…
– Нет, ничего, – успокоил Антон. – Все нормально. Поженимся конечно. Только мне сначала развестись надо.
– А-а, ну да…. – Антопель не знал, что сказать, но глаза его зажглись любопытством. Он помялся, поерзал, и все же закинул удочку: – Моя, кстати, интересовалась, не слышно ли чего о твоей Клеопатре. Вы общаетесь?
– Нет. – Антон не рискнул продолжать, боялся не совладать с голосом. Он не ожидал, что так бурно отреагирует: под ним как будто провалилось дно лифта.
– Даже не знаешь, где она?
– Нет.
– Жалко, что у вас не сложилось. Уж такая она у тебя была… – с аппетитом начал Антопель и опомнился: – Нет, Наталья тоже супер и… я тебе один вещь скажу, только не обижайся… как жена она тебе лучше подходит. Хозяйственная, спокойная… – Он заметил испарину на лбу Антона. – Ну, неважно… не мое дело. Извини.
– Ерунда, – махнул рукой Антон, плохо изображая равнодушие, и вдруг с откровенной грустью добавил: – И вообще ты, наверно, прав.
– Еще бы! – радостно подхватил Антопель: слава тебе господи, обошлось. Не обиделся. – Я, между прочим, знаю, что говорю. На собственной шкуре испытал. Была у меня одна, еще до Олеськи… вроде Лео твоей: яркая-жаркая… секс обалденный… с ума по ней сходил, жениться хотел… ревновал – страх! Вместе не жили, хоть я предлагал, но она все тянула: подождем, подождем. Так, веришь, минуты покоя не знал! Что она, с кем? Проверял по телефону, на квартиру заваливался неожиданно… А когда отставку получил – нашла, гадина, другого, – чуть не сдох. Но, видишь, прав оказался: значит, крутила хвостом! Иначе откуда тот хрен взялся? С Олеськой иначе… тихо-спокойно, волноваться не за что…
– Почему? – удивился слегка захмелевший Антон. – Она же такая симпатичная?
– Да, красивая, но по-другому, вроде твоей Натальи – тихая, домашняя. У таких в голове своя программа: гнездо вить. А всякие… Клеопатры, они… опасные… с ними не то что гнезда не совьешь, а так о землю хряснешься, костей не собрать!
