Текст книги "Одной дорогой (СИ)"

Автор книги: Мария Шабанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

– Тогда почему ты сбежал?

– Да так… обозвал демгарда жирным боровом, трусом и высокородной скотиной.

– Ого! Вот это да, я бы так не смог, – Оди с восхищением смотрел на Сигвальда, который отныне стал для него эталоном мужественности, смелости и решительности. – Ты счастливчик, что до сих пор живой!

– Эх, – вздохнул Сигвальд. – Я уже мог бы быть в Артретарде, если бы эта чертовка Асель не увела мою лошадь.

– Ах, Асель, – мечтательно произнес Оди, осушив очередную кружку и откинувшись на солому.

– Чего это ты улыбаешься, как блаженный? – поинтересовался Сигвальд.

– Понимаешь, Асель – она такая, такая…

– Хитро-мудрая, – презрительно хмыкнул он.

– Она удивительная женщина, – продолжал Оди, пропустив мимо ушей едкое замечание друга.

– Настолько удивительная, что прострелит тебе голову, когда ты ей надоешь, – продолжил воин, подражая мечтательному тону инженера.

– Таких, как она, я никогда не встречал…

– А я встречал. И, поверь мне, отдал бы пол жизни, чтобы больше не встречать. Ты знаешь, что многие из них воюют наравне с мужчинами и частенько стреляют отравленными стрелами, яд на которых причиняет такую боль и мучения, что раненые просто молят о смерти? Но их судьбе могут позавидовать те, кто попадал к в плен к этим, с позволения сказать, женщинам. Я видел то, что от них оставалось – это и трупом-то назвать сложно. Но те, которые не воюют, не далеко ушли от своих сестер. Знаешь, что они отрезают неверным мужьям? – Сигвальд с хитрым прищуром посмотрел на Оди, который нервно сглотнул, догадавшись, о какой части тела идет речь.

Оди потребовалось некоторое время, чтобы принять шокирующие факты из жизни заретардских женщин. Он не хотел верить в то, что говорил Сигвальд, но говорил он крайне убедительно, да и сам Оди не раз слышал что-то подобное. Противиться очевидному было бесполезно, так что уже изрядно захмелевший инженер впал в глубокую и невеселую задумчивость. Внезапно мысль озарила его чело и он, слегка покачиваясь, удалился, а вскоре вернулся, принеся бутыль, в которой булькала мутно-белая жидкость сомнительного происхождения. Молча сев обратно на свое место, Оди зубами выдернул пробку из тонкого горлышка и налил себе пол кружки этого пойла, после чего, зажмурившись, выпил залпом.

– Эка тебя, брат, разобрало, – Сигвальд оценивающе глянул на Оди, который закашлялся с непривычки к таким напиткам.

Сигвальд поддержал друга и тоже выпил принесенный инженером самогон – даже видавшему виды воину это питье показалось слишком крепким и малоприятным на вкус, однако ничего другого уже не было. Внезапно Оди затараторил так быстро, что Сигвальд едва успевал разбирать слова:

– Понимаешь, она такая красивая и опасная, она не выходит у меня из головы! Плевал я на всех женщин Норрайя, Беретрайя, Ригонтарда, Артретарда, Саметтарда и Хамрибери вместе взятых, пока есть такая как Асель. Вот ты говоришь, что она опасна, но чем опаснее, тем лучше! Это все равно, что сравнивать домашнюю кошку и рысь! Ну кому, скажи мне, кому нужна кошка, если есть рысь? Никакой уважающий себя охотник не пойдет охотиться на кошку! Хотя… какой я охотник? А вот Асель – она да… А я кто? Кто… Да я мужик! И я люблю ее! Да! И я достоин ее! Потому что мужик! Потому что я сильный! Ну и что, что я пол ночи провисел на дереве в одних портках! Да этот кузнец… да он вообще! Сейчас как пойду, он у меня узнает, на что способен Оди Сизер!

Инженер вскочил на ноги и кинулся заряжать свой самопал, приговаривая что-то о том, что никто не знает, на что он способен ради любимой женщины. Сигвальд быстро сообразил, что если немедленно не остановить потерявшего связь с реальностью инженера, то может случиться беда. Он отобрал оружие у протестующего Оди и усадил его обратно на солому, всунув ему в руки кружку с самогоном.

– Угомонись, грозный мститель, – улыбнулся воин, глядя на негодующее лицо Оди. – Черт с ним, с кузнецом.

– Д-да я мужик! – снова заладил он.

– Да мужик, мужик, не переживай. Только вот Асель тебе не по зубам. Ничего, не ты первый, не ты последний…

– С-сигвальд, вот ты в-вроде умный, а дурак. В тебе нет н-ни капли романтики. Бесчувственный с-солдафон. Ну разве тебе н-никогда не нравилась женщина, которую тебе не д-достать?

– Ну, было дело, – чуть помедлив, признался он. – Янора ре Йокирамер, например. Красивая.

– Ого, на кого замахнулся! Х-хороший выбор… Тебе только времени н-не хватило. А т-так – раз-два – и она т-твоя. Потому что вот ты – мужик!

– Знаешь, сколько человек за это оторвали бы мне не только голову, а и все, что вообще можно оторвать?

– И ч-что? – Оди презрительно фыркнул. – Это же не п-помешало мне соблазнить Хельмиру?

– Погоди… Хельмира – это жена Бериара что ли? Ну ты красавец! Наставить рога демгарду!

– Ну дык! А т-ты говорил – оторвать, – Оди глупо захихикал. – П-потому все можно, если хочется. Даже если н-нельзя.

– Ага, только чем это все закончилось? Бегаешь по лесу и пьешь отвратный самогон в задрипанном сарае в компании беглого оруженосца.

– Это еще бабку н-надвое… т-то есть бабка надвое… с-сказала. Если б меня Хельмира не выгнала, я бы с-сидел себе в замке спокойно, а тут котел ка-а-ак жахнет! И болтался бы Оди С-сизер на верстовом столбе, как п-последний засранец. А так я живой. И п-пью. И доволен. А ты делаешь то же самое, С-сигвальд. Только без удовольствия.

– А ведь ты прав, – произнес Сигвальд и серьезно задумался о переоценке ценностей.

– Я знаю, как т-тебя развеселить, – сказал Оди, заметив как погрустнел его друг. – А пойдем-ка в бордель!

– Ха, да где здесь бордель?

– Сигвальд, дружище. Запомни раз и н-навсегда – Оди Сизер в любом месте Итантарда найдет бордель. Даже с закрытыми глазами.

Идея Сигвальду, в общем, понравилась, потому он решил положиться на опытность инженера-соблазнителя. Вместе они вышли на улицу – крепкий северянин шел вполне уверенно и даже почти соблюдая прямую траекторию, а вот Оди уже неслабо водило из стороны в сторону, и его приходилось немного придерживать, чтоб тот не свалился в придорожную канаву раньше времени.

Они шли по одной из немногих улиц деревни, весело рассуждая о женщинах и выпивке, когда на Сигвальда впотьмах налетело что-то в длинном развевающемся платье и сбившемся чепчике, чуть не нарушившее хрупкое равновесие тела Оди. Женщина выглядела на смерть перепуганной и что-то кричала Сигвальду, схватившись за рукав дублета и указывая пальцем за его спину. Пока Сигвальд пытался понять, что от него хотят, он почувствовал слабый толчок в плечо сзади. Женщина в ужасе замолчала, сам воин медленно повернул голову и увидел, что его плечо хотел разрубить тупым, как валенок, топором какой-то забулдыга, который застыл в немой сцене, так и не опустив руки с сельскохозяйственным эквивалентом оружия.

Далее события развивались стремительно и закономерно – Сигвальд с силой дернул незнакомца за руку с топором так, что выволок его на дорогу прямо перед собой и едва не выдернул руку из сустава, провел серию техничных, хорошо поставленных ударов по ребрам, и, когда недавний агрессор бросился бежать, придал ему ускорение пинком под зад.

Женщина, подобрав топор, рассыпалась благодарностями в адрес Сигвальда и проклятиями в адрес своего мужа, который допился до чертиков, но ее никто не слушал. Оди в это время просто молча наблюдал за другом, которого уже был готов возвести в ранг кумира, поскольку сам он никогда в жизни не дрался и даже толком не знал, как это делается, а Сигвальд оказался большим любителем кулачных боев.

Друзья продолжили свой путь – Оди шел так, будто в самом деле знал, что и где здесь находится, и, когда он увидел большой дом, в окнах которого горел яркий свет и из которого доносилась музыка и прочие звуки веселья, он решил, что это ни что иное, как искомое заведение, поэтому без колебаний направил свои стопы к зданию.

Сигвальд хотел было постучать в дверь, но Оди зашикал на него и замахал руками так интенсивно, что воин в растерянности остановился.

– С-стой, ты не умеешь! – сказал Оди, слегка заикаясь.

– Да чего тут уметь? – искренне недоумевал Сигвальд.

– Ты опять н-ничего не п-понимаешь! Женщины – это… это… э, да ч-что я тебе рассказываю! Запомни, ты должен быть с ними так любезен, как был бы любезен с супругой самого алгарда. С каждой. А тем более – с хозяйкой публичного дома. Вот с ней – даже более любезным, чем с супругой алгарда. Смотри и учись, пока я жив.

Для начала Оди привел себя в относительный порядок – пригладил рукой волосы, вытащил из них несколько соломинок, одернул надетую на голое тело кожаную куртку, которая была ему явно не по размеру, стряхнул пыль со штанов. Затем он сломал цветущую ветку сливы и, изобразив на лице улыбку, которая обычно не оставляла равнодушной ни одну женщину, постучал по двери костяшками пальцев.

Им открыла невысокая краснощекая женщина средних лет в парадном чепце, она улыбалась и пытливо смотрела на незваных гостей.

– Моя госпожа, вы прекрасны. Сегодня. Всегда, – Оди придал своему голосу особую глубину и бархатистость. Надо отдать должное, даже без того у инженера был довольно приятный голос. – Д-два воина ждут тепла и л-ласки… и в-ваши девушки… они… они тоже прекрасны. И они не откажут принять в с-свои объятия х-храбрых воинов… вот…

Сигвальд наблюдал за тем, как меняется лицо женщины, которую Оди именовал госпожой – удивление сменилось растерянностью, растерянность недоумением, недоумение – негодованием. В итоге она, попросив их немного подождать, зашла в дом, не закрыв дверей.

– Ну вот видишь, сейчас будут нам девочки…

– Нет, Оди. Сейчас нас будут бить.

Не успел Сигвальд договорить, как в дверном проеме показалось несколько здоровых мужиков, которые имели вид весьма угрожающий и уж точно не походили на девочек, которых ожидал увидеть инженер.

– Бежим! – скомандовал отступление Сигвальд.

Он, хоть и был профессионалом кулачных боев и находился под неслабым градусом, но все же смог реально оценить свои шансы против толпы таких же в дым пьяных норрайцев, потому избрал побег как наиболее безопасный способ распутать то, во что ввязался. План был бы хорош, однако он не рассчитал кое-чего – во-первых, бежать было некуда, во-вторых, Оди не мог не то, что бежать, но и твердо идти без посторонней помощи.

Сигвальд краем глаза заметил, как Оди с заплетающимися ногами ввалился в первый попавшийся сарай, дверь которого была не заперта. Бывший оруженосец остановился, беспокоясь за друга, ибо из сарая вскоре донесся грохот, пронзительные визги и крики. Через секунду, вышибив хлипкую дверь и дико визжа, на улицу вылетел огромный кабан, на спине которого восседал Оди. Вернее он не восседал, а скорее вцепился в перепуганное животное руками и ногами и истошно орал о помощи. Сигвальд был так увлечен этим зрелищем, что и не заметил, как один из преследователей огрел его по спине черенком лопаты.

– С-сигва-а-альд! С-спаса-ай!

Только когда голосящий Оди промчался мимо него на кабане, Сигвальд наконец сообразил, что надо спасать друга, и, выломав из близлежащего забора крепкий дрын, кинулся в погоню за свиньей. Норрайцы, отвлеченные от свадебного стола нелепой выходкой Оди, уже давно потеряли интерес к погоне и покатывались со смеху, наблюдая за тем, как Сигвальд пытается вызволить своего друга из лап чудовищной свиньи.

На сей раз Сигвальду не удалось протрезветь так, как пару дней назад на злосчастном пиру демгарда. Он что было силы гнался за кабаном, но новых рекордов по бегу на скорость установить также не удалось. Правда, иногда ему все же удавалось приблизиться к толстозадому рысаку и огреть его дрыном. Но чаще всего доставалось все же Оди, а если удар и достигал цели, то только больше пугал животное, которое от страха неслось еще быстрее под аккомпанемент Сигвальда, который орал до хрипоты, отдавая кабану приказы остановиться и покрывая его невообразимыми ругательствами на всех языках, что знал бывший оруженосец.

Вскоре заметили, что кабан носится по деревне уже без седока, и поспешили угомонить Сигвальда, который горел жаждой мести, и поймать несчастное животное, которое натерпелось больше страху, чем беспечный ездок.

– Оди! Оди! – надрывался Сигвальд, пытаясь перекричать визг кабана, которого как раз пытались затолкнуть обратно в сарай.

Вскоре из придорожной канавы, густо поросшей колючками, показалась худая рука инженера, а вскоре вылез и он сам. Руки и грудь были изодраны в кровь, на лице тоже было несколько глубоких царапин. Оди, все так же шатаясь, вышел на середину дороги и уселся тут же. Удивленно хлопая глазами, он разглядывал свои ладони так пристально, будто видел их впервые.

– С-сигвальд, дружище, – наконец изрек он, подняв на него взгляд. – Это было… Такого со мной еще никогда не было! Если б не ч-чертова рука… Я бы ого-го, знаешь?..

Оди был просто в восторге от произошедшего – это было видно по глазам, светящимся гордостью за свою удаль молодецкую. Сигвальду же не оставалось ничего иного, как порадоваться за друга, который начинал верить в собственную мужественность.

– Эй вы, двое!

От сарая, к которому только что кое-как приладили дверь, переступая через повалившийся на землю забор, к героям дня приближался рослый норрайец с факелом. Его длинные светлые усы развевались на ветру, огонь отбрасывал блики на лицо, резче выделяя морщины, залегшие между кустистыми бровями. Оди, видя сурового мужчину раза в два шире себя, по привычке постарался ретироваться с поля боя и уполз за Сигвальда. Теперь он продолжал сидеть в дорожной пыли, схватившись за сапог бывшего оруженосца и забыв о том, что ему полагается быть героем. Сигвальд же стоял, по своему обыкновению, скрестив руки на груди и пытаясь сохранять невозмутимый вид.

– Ну и наделали вы делов, – норрайец развел руками, показывая масштаб бедствия. – Но и гостей повеселили знатно – вон, до сих пор животы надрывают, как вспомнят ваши скачки. Не знаю кто вы и где успели так нажраться, но приглашаю вас в дом, выпьете за здоровье молодых.

После длинной паузы Сигвальд наконец произнес:

– Сигвальд. Из Ралааха. А это, – он поднял за шкирку друга, который с интересом выглядывал из-за его ноги. – Это – Оди Сизер. Вы не подумайте, он не дурак. Хоть и похож. Он просто инженер, ученый.

Что было дальше, Сигвальд запоминал в основном по регулярно произносимым тостам. Сначала пили за молодых, потом за родителей молодых, потом за грядущий урожай, потом Оди чуть не лишился зубов, проявив слишком бурный и настойчивый интерес к сидящей рядом девушке. Дальше пили за наступающее лето, за инженеров, за здоровье верховой свиньи… а дальнейшие воспоминания растворились в мутно-белой жидкости, скорее всего извлеченной из той же бочки, что и пойло Этерала.

– Сигвальд! Сигвальд, помоги мне!

Воин с трудом различал слова, тревожащие его слух. Вскоре он узнал голос Оди, который истерично и очень громко о чем-то вещал. Сигвальд хотел было сказать, чтоб тот заткнулся, но не тут то было – его язык присох к нёбу, в горле тоже пересохло и вместо слов из груди вырвалось какое-то нечленораздельное хрипение и шипение. Оди все не замолкал, его голос мучительно резал слух. Тогда воин решил кинуть чем-нибудь в нарушителя спокойствия, но и это ему не удалось – во-первых, он не нащупал вокруг себя ничего, кроме травы, мокрой от росы, во-вторых, даже если бы под руку что-нибудь подвернулось, то он бы не смог швырнуть этим в голосящего инженера из-за ужасающей слабости.

Открыв глаза, Сигвальд почти сразу пожалел, что это сделал. Сначала он увидел Оди, который находился в таком же положении, как и в день их знакомства – мерно покачивался на балке, подвешенный за ремень штанов. Когда Сигвальд попытался вспомнить последние события вечера, то почувствовал только сильнейшую головную боль. Он схватился за голову и глухо застонал, сильно сжимая виски.

– Ах вы ж пьянь подзаборная, – услышал он звонкий голос Асель. – Не успела оставить одних, так они уже нажрались! Ну как дети малые, честное слово! Ну ладно Оди, ему только пробку понюхать – он уже хороший будет, но ты-то, Сигвальд! Сколько ж надо было выпить?

– Асель, не надо, прошу тебя, – прохрипел он жалобно.

– Как же не надо? Надо! Ты идиот! Ты хоть понимаешь, что мог такого натворить, что не расхлебал бы потом? А если б ты селянам не понравился и они б тебя на вилы подняли, тогда что?

– Сигвальд, сними меня немедленно!

Оди дрыгал руками и ногами и напоминал рыбу, вытащенную из воды. Сигвальд с тоской смотрел на него, понимая, что сейчас придется встать, но пока не двигался с места. Впрочем вставать и не пришлось – от чересчур активных телодвижений Оди ремень соскользнул с балки и инженер приземлился на траву носом вниз.

Когда он встал, Асель критично осмотрела его с головы до ног. Свою куртку он забыл где-то еще вчера, и сейчас по состоянию его тела можно было восстановить картину вчерашнего вечера. Кровь из глубоких царапин кое-где размазалась, кое-где запеклась каплями, к давнишнему синяку на ребрах прибавилось еще три длинных отметины на спине, губа была разбита.

– Оди, будь другом, принеси воды, – прохрипел Сигвальд, видя, что инженер уже стоит на ногах.

– Асе-е-ель, – жалобно заскулил тот.

– Нет! – отрезала Асель. – Кто вчера пил, тот за водой и идет.

– Асель, мне плохо…

Оди рухнул на колени, согнувшись в три погибели. Он продолжал скулить, пока степнячка не подошла к нему. Подняв его голову, она заглянула в покрасневшие глаза, прикоснулась рукой к холодному мокрому лбу, пощупала пульс на руке.

– Просто похмелье, – она пожала плечами. – Пойди проветрись, умойся, попей воды. На обратном пути и собутыльнику своему принеси.

Тяжело вздохнув, Оди поплелся куда-то в поисках воды, шарахнувшись в сторону от проходившего мимо кузнеца, который только раскатисто засмеялся при виде инженера.

– У тебя же есть вода, Асель. Нельзя страждущим отказывать в воде, это жестоко, – Сигвальд укоризненно посмотрел на степнячку.

– На, держи, – она кинула ему флягу, которую он осушил в три глотка.

– Когда ты вернулась? – спросил он, почувствовав себя лучше.

– Как раз успела к твоим безобразиям.

– Безобразиям? А чего я творил?

– О, чего ты только не творил. Кстати, извинишься потом перед племянницей старосты, и перед его женой тоже.

Сигвальд прикрыл глаза рукой, припомнив, за чт

о

надо было извиниться.

– А Оди кто так?..

– И этого не помнишь? Дык ты ж его и подвесил.

– Я? – переспросил Сигвальд, удивленно вскинув брови. – Зачем?

– А для наглядности. Рассказывал, как вы с ним познакомились, а сынок мельника все не понимал, как так можно подвесить.

Сигвальд качал головой, видимо, припомнив и этот эпизод.

– Почему ты меня не остановила?

– Ну разве можно мешать веселью? Чем бы дитя не тешилось… Но сейчас речь не о том. Поговорим серьезно.

– Может не сейчас?

– Именно сейчас. Я знаю, кто за нами охотится. И, поверь мне, никого хуже придумать невозможно.

—

ГЛАВА 7

ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО

Энимор вспоминал древние руины, затерянные в лесах провинции Рикасбери, ставшие последним пристанищем разбойника Виммаша, которым он некогда был. Храм Маилгарда, возможно, самый большой в провинции, восемь веков назад поражал своей красотой и величием, здесь совершались главные таинства новой для Итантарда религии. После прихода в мир демона Фосгарда религию предали забвению, а здание храма отдали инженерам, дабы они могли проводить свои опыты вдали от людей. За время их пребывания там святилище приобрело новые гротескные черты, но ничуть не потеряло в великолепии. Третья эпоха – эпоха расцвета науки и техники – закончилась почти так же печально, как и предыдущая, а в новой эпохе для старого святилища не нашлось применения – люди забросили его и обходили десятой дорогой, движимые суеверными страхами.

Почти за два века ветра и время выщербили истертые каменные ступени, обрушили колонны, облупили красочные фрески, растрескали и уничтожили уникальные каменные плиты, которыми был выложен пол. Святилище, как последний в своем роде древний исполинский зверь, уходило в небытие, унося с собой странную веру, привезенную жителями Палланет Ракко. Единственное, что пока еще не сдавалось безжалостному времени – храмовые катакомбы, надежно спрятанные от любопытных глаз. Как раз они и стали идеальным укрытием для многочисленной банды лихого разбойника Виммаша, потратившего не один месяц на их детальное исследование.

Именно там в свой последний день в глубокой задумчивости Виммаш делал бессмысленные засечки на кромке стола, за которым сидел, и делал это он так усердно, что вскоре и его колени, и пол вокруг был усыпан мелкими щепками. В тревожном молчании перед ним толпились несколько десятков бандитов. Только что дозорный принес плохую весть – местные рыцари, которые уже пару недель охотились за бандой в целом и их главарем в частности, нашли тайный вход в разбойничье логово.

– Рыцари сюда не попрут – будут стоять в оцеплении, – спокойно произнес Виммаш, продолжая уродовать стол. – Не барское это дело – по катакомбам таскаться. Сюда пошлют солдатню. Сколько? Сотню? Две? Не знаю. Нас шестьдесят три бойца. Шестьдесят три отменных головореза в темных коридорах, на своей территории.

– Хочешь принять бой? – спросил один из отменных головорезов. – Мы так не работаем.

– Может предложишь сдаться? Если кто желает – я отговаривать не стану. Лично свяжу и выкину на поверхность, как только подойдут войска.

В зале снова нависла тишина – желающих не оказалось.

– Значит, бой.

В подземельях поднялась шумная суматоха – разбойники готовились к битве, носились по коридорам, что-то кричали друг другу. Пляшущее пламя факелов нервно трепетало, бросая жаркие неверные блики на каменные стены катакомб, на черные, как вороново крыло, волнистые волосы Виммаша, на загадочную ухмылку, игравшую на его губах, на кинжал, рубящий край стола.

"Смерть – это ни в коем случае не конец. Смерть – это начало больших перемен. Одна коротенькая жизнь, один быстрый взмах клинка, одна маленькая смерть – и вот уже надвигается волна, которую не удержать и не остановить. И все потому что в лес вошли двое, а вышел только один – я".

Виммаш был взбудоражен охотой, которая велась за его головой – еще никогда награды за него не были такими высокими, никогда такое большое количество людей одновременно не желало его смерти. Знаменитый разбойник был польщен и тронут таким вниманием к собственной персоне. Он с нетерпением и трепетом ждал развязки истории, и чувствовал себя как именинник, ради которого устроили большой и пышный праздник.

Когда часовой доложил, что войска на подходе, Виммаш понял – настал его звездный час, час, когда он вспыхнет, как комета, и пронесется по небосклону. Час, который запомнят надолго.

Демгардские солдаты прорубили тяжелые дубовые двери и совершенно напрасно испортили резьбу и потратили силы – они были незаперты. Ворвавшись внутрь, они пробежали вниз по широкой лестнице, размахивая оружием и выкрикивая боевой клич, и, как оказалось, тоже совершенно напрасно. Первые ряды остановились в нерешительности – в катакомбах было темно и тихо, только крысы скребли где-то да капли воды отсчитывали секунды.

– Здесь что, никого нет? – шепотом спросил один из них. – Странно.

В свете зажженного факела перед солдатами предстало великое множество коридоров, лучами расходившееся от зала с лестницей. Послушав еще немного подземную тишину, они стали разбредаться по этим коридорам, уступая место в зале остальным своим товарищам.

Двое солдат друг за другом медленно двигались по коридору, заглядывая в каждую комнату, но не находя там ничего интересного.

– Как думаешь, у них есть тайный ход? – спросил тот, что шел первым, освещая очередную комнату. – Эй, ты меня слышишь?

Не дождавшись ответа от напарника, он обернулся, но увидел только непроглядную тьму в конце коридора.

– Что за?..

Солдат не успел закончить фразу – он почувствовал, как чья-то шершавая рука зажала ему рот, как острая боль пронзила горло и как по нему потекло что-то горячее. А через несколько мгновений осталась лишь темнота и тишина.

Только когда из глубины одного коридора донесся страшный крик, переходящий в хрипение и бульканье, солдаты, все еще толпившиеся в дверях, опомнились, поняв, наконец, у кого в гостях они находятся.

Разбойники оборонялись в узких коридорах, где им с их кинжалами, небольшими секирами и шестоперами было гораздо удобнее, чем солдатам с длинными увесистыми палашами и тесаками. Но силы были не равны, и бандитам приходилось отступать под бешеным натиском демгардских войск. Солдаты рвались вперед, как псы, спущенные с цепи – они видели Виммаша, который периодически мелькал в каждом из коридоров, командуя своими бойцами. Взять саметтардца Виммаша – вот главная цель каждого из них, сулившая большую награду и звание капитана.

Отдав несколько приказов, Виммаш подозвал к себе троих своих бойцов и приказал следовать за ним. Идти пришлось недалеко – небольшая комнатушка находилась в тупике короткого коридора и чуть ли не единственная во всех катакомбах имела дверь. Это была святая святых этого места – личные покои Виммаша, в которые никому не дозволено было входить. Потому и сейчас разбойники остановились на пороге в нерешительности.

– Что ты хочешь? – спросил один из них. – У тебя есть план?

Виммаш заглянул в глаза любопытному бойцу, которого от такого взгляда мороз продирал по коже.

– Есть, – загадочно улыбнулся он, погладив круглый бок бочки, почему-то стоявшей в самом центре комнаты. – Подержи-ка.

Виммаш протянул бойцу свой любимый кинжал. Дорогой клинок из сплава, производимого в пустыне Оркен, рукоять которого была увенчана оскалившейся головой дикой кошки, был известен так же хорошо, как и его хозяин. Бросив пылающий факел тут же, прямо на спутанный длинный обрывок веревки, который немедленно загорелся, Виммаш в спешке отодвинул грубо сколоченную кровать. Разбросав ногой вещи, под ней хранившиеся, и сдернув старую циновку, он под изумленными взглядами бойцов поднял крышку люка.

– Тут что, тайник? – спросил тот, кому он отдал кинжал. – Или?..

– Или, – сказал он, ловко спрыгнув в лаз и захлопнув за собой крышку.

Едва он успел скрыться от ничего не понимающих бойцов, как огонь, бегущий по веревке, достиг бочки. Разбойники, стоящие в дверях, даже ничего не успели почувствовать – волна, состоящая из света, жара и звука, захлестнула их, выбросив из коридора и разрушая все на своем пути.

Виммаша, находившегося аккурат под эпицентром взрыва, слегка оглушило звуком и присыпало каменной крошкой с едва не обрушившегося потолка. Еще несколько секунд он слышал, как наверху осыпаются камни, потом различал только отдаленные голоса. Когда все стихло, он прижался спиной к влажной скользкой стене, сделал несколько глубоких вдохов.

"Прощальный концерт удался. Покойся с миром, Виммаш, ты здесь задержался. Скоро найдут твой обгоревший труп, сжимающий алруановый клинок, поплюют на него, выставят на показ. А кто-то безымянный скоро снова выйдет на большую дорогу. И первое, что он сделает – отольет памятник инженерам, которые придумали штуку, которая так чудно горит, и оставили ее для меня. Честное слово, славные ребята, жаль, что так плохо кончили. А рыцари и все, кто был здесь, распустят дурацкий слух о проклятии Фосгарда, которое лежит на этом святилище, которым дурные бабы будут пугать детишек. И все это сделали двое – я и тот знатный сопляк, который не вышел из леса".

Виммаш наощупь нашел сундук, в котором он незадолго до этого спрятал новую одежду, нож, запас еды и воды. Нащупав нож, он поднес его к лицу.

"В новую жизнь с новым именем и новым лицом, – подумал он, быстрым и точным движением распоров себе щеку почти до самого уха. – Так-то лучше. У Виммаша такой красоты не было".

Переодевшись, он впотьмах побрел по тайному коридору, зажимая рукой порез и поднимая ногами брызги застоявшейся воды, подтопившей ход. Напоследок он обернулся:

– Простите, парни. Вы слишком хорошо меня знали. Хотя, – добавил он, помолчав, – не так хорошо, как следовало бы.

Сейчас Энимор сидел у погасшего костра, задумчиво тыкая палкой в золу. Рядом с ним сидел Гестага, увлеченно разглядывающий пойманную мышку, которую держал за хвост. Перед ними стояли запыхавшиеся Амкут, Вихат и Кордо – они только что вернулись с разведки с неутешительными вестями – как они ни искали, обнаружить следы Асель не удалось.

– Она как сквозь землю провалилась! Я же видел, куда она пошла, – недоумевал Кордо.

– Да кто эта девка, а, Энимор? – спросил Гестага, крепко зажав мышку между пальцами и дергая ее за маленькие ушки.

Мышь жалобно запищала, когда Гестага принялся выворачивать ей лапки. Энимор молча наблюдал. Гестага был лучшим бойцом в его отряде – кроме виртуозного владения тесаком, он был напрочь лишен чувства жалости и сострадания, и никогда не мучался сомнениями по поводу необходимости очередного убийства.

– Моя старая знакомая. Одно время мы разбойничали вместе.

– И с чего ты взял, что ей можно доверять?

– Этого я не говорил. Единственное, что я знаю, так это то, что меня она никогда не обманывала. Или обманывала так ловко, что я и не заметил.

– А как же, тебя обманешь, – засмеялся Гестага, продолжая издеваться над мышкой.

– Я хочу услышать мнение каждого из вас, – сказал Энимор, в душе надеясь, что какая-нибудь неожиданная мысль, озвученная кем-нибудь из бойцов, решит исход дела.

– А не может она быть запроданной какому-нибудь подонку, которому мы перешли дорогу? – прищурился Гестага.

– Это вряд ли. Раз уж она уж гуляет на воле без гири на ноге – значит и не служит никому. Кроме как цепью, ее привязать нечем, ничего ей бросить не жалко – это я точно знаю.

– Так сколько воды утекло с тех пор – может и обзавелась чем-нибудь… или кем-нибудь дорогим?

Энимор пожал плечами, хотя был уверен в том, что гордую степнячку, которая носится со своей свободой, как дурень с писаной торбой, не исправит даже могила.

– Ну, раз так – отчего бы не попробовать? Даже если вдруг что, мы из такого дерьма выбирались, что вряд ли девка сможет нас удивить, – решительно заявил Гестага.

В его ответе Энимор не сомневался – у этого психопата не было ни тормозов, ни инстинкта самосохранения, а была только жажда крови и денег, потому он без сомнений кидался в любую драку, не очень-то заботясь о последствиях.

Амкут все это время с безучастным видом созерцал ослепительно голубое утреннее небо, которое виднелось сквозь сеть листьев и веток. Его настолько занимала эта картина, что, когда специально для него повторили вопрос, он, не отрывая взгляда от неба и листьев, выдал ответ, который подходил к любой ситуации подобного рода.

– Я не мыслитель, Энимор, я арбалетчик. Я стреляю, куда мне скажут. И мне совершенно безразлично – стрелять сегодня или завтра, утром или вечером, здесь или за сотню паллангов отсюда. Делай как знаешь.