Текст книги "Одной дорогой (СИ)"

Автор книги: Мария Шабанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Шабанова Мария Валерьевна

Одной дорогой

Шабанова Мария Валерьевна

Одной дорогой

Смех да слезы, а чем еще жить?

К. Кинчев

ГЛАВА 1

ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ

Крупная косуля золотистым пятном промчалась по лесной поляне, распугав нежившихся на солнце ящериц. Уже через миг вслед за ней промчалось десятка два всадников, разорвавших покой и тишину леса азартными криками, топотом копыт и звуками охотничьих рожков.

  – Обходи ее справа! – крикнул своему оруженосцу алтургер

1

Кеселар, один из двух всадников, вырвавшихся вперед.

Ударив лошадей пятками и пригнувшись к гриве, всадники стремительно приближались к добыче, едва успевая уворачиваться от веток, хлеставших их по шлемам. Остальные охотники рассредоточились, намереваясь окружить косулю, которая была смертельно напугана и мчала, куда глаза глядят.

– Сейчас! – скомандовал рыцарь, когда животное заметило, что кольцо охотников вокруг нее сжимается и бежать больше некуда.

Схватка длилась недолго: косуля, попытавшись боднуть своего противника, лишь разбила несколько кольчужных колечек дублета, запуталась в них рожками. Почувствовав, что человек схватил ее за рога, она взбрыкнула задними ногами, рванулась в сторону, поднялась на дыбы, пару раз ударив охотника копытом в грудь. Но все было бесполезно.

– Крепче держи, Сигвальд! – командовал первый.

Косуля отчаянно металась, пытаясь вырваться из сильных рук оруженосца, но тот, улучив удобный момент, перехватил рога поудобнее и, оказавшись у нее за спиной, зажал бока косули коленями, навалился на нее всем весом, практически обездвижив ее.

– Бейте, хозяин! – прорычал он, задрав косуле голову.

Но вместо того, чтобы сойти с лошади, Кеселар пропустил впереди себя другого рыцаря, который, тяжело спрыгнув на землю, неспешно подошел к Сигвальду, державшему все еще сопротивляющееся животное. С важностью достав из ножен длинный кинжал, он точным ударом вогнал его прямо в сердце косуле. Когда животное перестало биться и обмякло, рыцарь нетерпеливым жестом приказал оруженосцу отойти.

– Славная добыча, Бериар! – сказал еще один рыцарь, приподнимая безжизненную голову косули. – Наконец-то мой братишка научился охотиться!

– Тебе все шутки, Энвимар, – буркнул Бериар. – Пошутишь за ужином, когда будешь ее есть.

В бурных радостях остальных охотников, поздравлявших Бериара, Сигвальд участия не принимал.

– Почему? – спросил он, рывком сняв шлем. – Почему вы не закололи ее сами? Это была ваша добыча!

   Худое лицо Кеселара с клиновидной бородкой выражало крайнюю степень усталости, в свои сорок семь он выглядел гораздо старше. Бастард местного хивгарда

4

Самуара ре Рикасбери, родного отца Бериара и Энвимара, лишь ухмыльнулся, глядя на своего оруженосца.

– Он хозяин, мы у него в гостях, вежливость требовала пропустить. К тому же он мой брат, – спокойно разъяснил рыцарь Сигвальду, который с присущим ему упрямством продолжал недовольно сопеть.

Весна в провинции Рикасбери, что лежит на юго-западе Норрайя, уже полностью вступила в свои права – древний лес покрылся густой листвой, стволы деревьев обвились вновь ожившим плющом, а прошлогодние листья проросли новой травой.

   В этот теплый лазурный полдень ближайшие соседи и родственники демгарда

5

Бериара ре Канетмак, собрались у него в замке на несколько недель для совместных увеселений в честь приближающегося праздника Кестианда, духа очага. Во главе процессии ехал сам демгард, облаченный в доспех с родовыми гербами, рядом с ним был его старший брат Энвимар ре Алсидрирай, за ними следовала шумная толпа других рыцарей, обсуждающих только что минувшую охоту. Шествие замыкали рыцарские оруженосцы и дамы, которые в большинстве своем шли пешком, собирая лесные фиалки.

Одна из дам, ехавшая на гнедой кобыле, была примечательнее остальных – медно-рыжие волнистые волосы, аккуратно уложенные на затылке, в полуденном солнце горели, как пламя, молочно-белая кожа резко контрастировала с темно-зеленым богатым платьем, изящество тонких рук как бы оттенялось нежным браслетом из фиалок, грациозная осанка не могла не приковывать к себе взгляды.

Сигвальд не был исключением – держа свою лошадь под уздцы, он все чаще поглядывал вслед прекрасной медноволосой даме. «Ребячество, – думал он, недовольный сам на себя, – глупость и ребячество», и тем не менее ни на шаг не удалялся от нее.

Несколько минут спустя Сигвальд заметил, как с ее руки соскользнул цветочный браслет и упал в траву, и как огорченно вздохнула дама. Прежде чем он успел подумать, его рука схватила браслет, а ноги направились прямо к ней, и уже через несколько секунд он стоял перед очаровательной женщиной.

– Госпожа, вы обронили браслет, – сказал он, смотря ей прямо в глаза.

– Благодарю, – ответила она, принимая цветы из большой и грубой ладони оруженосца, который все еще смотрел на нее и не уходил с дороги.

Неловкую заминку случайно увидел обернувшийся в тот момент алтургер Кеселар. Он спешно покинул своих собеседников и подъехал к даме, оттесняя оруженосца лошадью.

– Милая Янора, прошу простить моего оруженосца за недостойное поведение, он будет сегодня же за это наказан.

– Ну что ты, Кеселар, зачем же портить такой прекрасный день какими-то наказаниями, – отвечала она, смеясь. – Тем более, что он не сделал ничего предосудительного – он всего лишь подал мне оброненный браслет.

– Ну, коли так, Янора, если тебя не оскорбил этот неотесанный мужлан, и если ты не держишь обиды ни на меня, ни на него, то и я не стану гневаться.

Как раз в это время к ним подъехали другие женщины и увлекли Янору веселой и звонкой болтовней, а алтургер Кеселар принялся тихо отчитывать своего оруженосца:

– Сигвальд! Что ж ты, козья морда, делаешь? Сколько раз можно тебе объяснять, что неприлично вот так пялиться на благородную даму!

– Простите меня, господин, – покорно отвечал Сигвальд, потупив ясные светло-серые глаза.

Сейчас он понимал, насколько нелепо тогда выглядел в своем стареньком дублете, с прямыми, почти белыми волосами, просто зачесанными назад, с небритым и ужасно серьезным лицом. Перед этой женщиной он выглядел как что-то инородное, что-то из другого, грубого мира. По сути, так оно и было – он простолюдин и чужестранец с далеких северных земель, с безвестного местечка Ралааха. Она – Янора ре Йокирамер, дочь беретрайского хивгарда, вдова демгарда Фалара, брата и друга Кеселара.

– И чтобы ты больше к ней не приближался на расстояние полета стрелы, – прервал невеселые размышления Сигвальда алтургер Кеселар и поспешил вернуться к другим рыцарям; оруженосец последовал за ним.

В это время между мужчинами начался разговор, к которому прислушивались и дамы. Речь шла о возможно предстоящей войне, которая в последнее время была одной из самых животрепещущих тем. Кочевые жители степи с незапамятных времен чуть ли не каждый год нападали на Итантард, предавая огню и мечу все, что встречали на пути. Заретард, их необъятная степь, лежит на западной части континента, отделяемая от Итантарда только Западным горным хребтом Беретрайя, который, будучи единственным государством, граничащим с Заретардом, всегда принимал удар на себя.

– Я слышал, что Владыка Степи Мар Занн Аши стягивает все свои войска к границе. Хорошо же ему, не надо оставлять гарнизон в своих поселениях, ведь за ними никто не угонится в степи. Да и гнаться не станет, – хмыкнул один из рыцарей.

  – Беретрайцам не справиться, – мрачно заметил Бериар. – Отец прислал мне письмо. В нем он сообщает, что в столицу прибыли беретрайские послы, чтобы просить помощи Норрайя. Больше им помочь некому – в Артретарде алгард

6

уже стар и немощен, к тому же у него нет наследника, так что его хивгарды только и ждут момента, чтобы перегрызть друг другу глотки за трон. В Саметтарде не лучше – это же надо было додуматься посадить на престол двадцатилетнего сопляка! Он только девкам под подол лазать горазд, куда ему воевать! Хамрибери мог бы помочь, не будь он так мал и нищ. А Ригонтарду вообще, кажется, плевать на то, что происходит на границе.

– Ну, зачем же этим славным купцам воевать, когда у нас есть такие бравые воины, как ты, брат! – усмехнулся Энвимар.

Когда Кеселар и Сигвальд приблизились, попавшийся на старую удочку своего старшего брата, демгард Бериар как раз рассказывал о каком-то из своих военных подвигов, скорее всего, о том, где он расправлялся с десятком врагов почти что голыми руками. Все присутствующие знали о склонности демгарда к украшательству рассказов, но большинство из них были ниже его по титулу, потому не обращали внимания на некоторые неточности в рассказах. Однако демгард Энвимар ре Алсидрирай еще с детских лет находил особое удовольствие в том, чтобы распалить самомнение брата, а потом подтрунивать над ним:

– Да что ты говоришь, брат? Сам? Десять воинов? С одним кинжалом? В жизни тебе не поверю!

Крупное и без того красное лицо Бериара побагровело, ноздри мясистого носа раздулись, когда он увидел, что женщины также посмотрели на него с легким недоверием и издевкой. Он не мог спокойно снести такой укол шпилькой в присутствии дам и низших по званию, ему казалось, что даже малейшее воображаемое пятнышко на его репутации способно испортить ее раз и навсегда.

– Что же, брат, если ты мне не веришь, можем хоть сейчас сойтись в схватке!

– Не горячись, Бериар, нам не хватало только смертоубийства! Подумай только, что скажет твоя жена, узнав, что ты убил ее шурина, – со смехом отвечал старший демгард. – Кстати, почему ее нет сегодня с нами?

– Она себя неважно чувствует и пожелала остаться в постели.

Было видно, что Бериар все еще вне себя от злости, которой надо было дать выход. Потому он возобновил разговор о битве:

– Под стенами моего замка развернулась большая ярмарка с ристалищами. Думаю, мы можем устроить турнир, в котором смогут принять участие все желающие, от демгарда до последнего оруженосца.

   Толпа одобрительно загудела и ускоренно двинулась по направлению к замку демгарда Бериара. За это время была единодушно избрана иманта

7

, которой полагалось наградить победителя какой-нибудь безделицей. Ею оказалась Янора.

По прибытию на ярмарку дамы заняли свои места вокруг ристалища, мужчины пошли готовиться к бою. Бросив жребий, рыцари определились со своими противниками; оруженосцы сражались друг с другом.

Несмотря на кажущуюся неуклюжесть Бериара, на деле он оказался хорош – в бою он походил на разъярившегося вепря и побеждал всех противников почти честно, лишь некоторые вассалы, которые были ловчее его, порой поддавались и предоставляли хорошие возможности для удара демгарду, ибо знали, что в гневе он страшен, и никому не хотелось навлекать этот гнев без причины. Со стороны же все выглядело вполне натурально, тем более для женщин, которые не особо разбирались в ратном деле.

– Кеселар, не желаете ли сразиться с Бериаром? – спросил алтургера молодой рыцарь, только что проигравший поединок.

– Я слишком стар для подобных забав, – сказал он, внимательно наблюдая за следующей схваткой.

– Но это не мешает вам командовать отрядами хивгарда на каждой войне и сражаться наравне с солдатами, – хмыкнул парень.

– Война – это не турнир. Для войны нельзя быть слишком старым. Доживешь до моих лет – поймешь, – ухмыльнулся Кеселар, заметив недоверчивый взгляд юного рыцаря.

В то же время на другом ристалище, облепленном торговцами, крестьянами и мещанами, а так же их женами, сестрами и дочерьми, проходили схватки оруженосцев. Они несколько отличались от боя господ – юные и пылкие в бою забывали все на свете и не щадили себя. Все оруженосцы бросались в бой как львы, рубили с плеча, много двигались по ристалищу, пытаясь выбрать лучшую позицию для сокрушительного удара.

Слишком молодые мальчики быстро покинули ристалище, вытесненные своими старшими соратниками, в основном простолюдинами, которые, как правило, оставались оруженосцами на всю жизнь. Среди всех отличался Сигвальд – его движения были выверены и точны, внимательный взгляд следил за противниками сквозь прорези салада, выбирая наилучший момент для атаки или защиты, и порой казалось, что соперники сами подставляют себя для удара.

Когда на господском ристалище больше не осталось противников для демгарда Бериара, порядком уставшие рыцари потребовали у иманты награды для победителя. Бериар, сняв шлем, подошел к трибуне, однако Янора сказала:

– Господа, теперь мы знаем, кто сильнейший из собравшихся здесь рыцарей, однако я так и не узнала, кто бы стал победителем среди всех мужчин.

– Янора, помилуйте! – воскликнул Кеселар. – Неужели вы говорите о соревновании между демгардом и оруженосцем?

– А отчего бы и нет? – засмеялся Энвимар. – Думаю, мой брат не откажет даме в таком пустяке, как еще одна маленькая победа?

– Желание дамы – закон.

– Приведите победителя! Победителя! Лучшего среди оруженосцев! – загалдела толпа.

Через минуту на ристалище вышел Сигвальд. В ожидании сигнала к бою он смотрел на демгарда в упор, так же, как и на любого противника. "Он и вправду похож на вепря. Но неужели он так плох, что его оруженосец посоветовал мне поддаться ему? Что за бред! Если драться, так до победы".

Призывный звук рога раздался над ристалищем, вспугнув стайку птиц с большого куста шиповника.

Противники медленно кружили по ристалищу, мечи слабо подрагивали в их руках. Сигвальд внимательно следил за малейшими движениями демгарда, потому с легкостью отразил его неожиданный выпад, блокировав гардой клинок Бериара. Отведя удар за спину, оруженосец попытался атаковать демгарда сбоку, но тот успел закрыться. Мечи скрежетнули друг о друга, и Сигвальд едва успел отскочить от блеснувшего молнией клинка, который, описав быстрый и резкий полукруг, норовил попасть ему по колену. Увлекаемый своим мечом, демгард немного подался вперед, чем и воспользовался Сигвальд, чтобы с силой толкнуть его плечом.

Противники разошлись, снова принявшись выискивать слабые места друг друга. Теперь первым в атаку пошел Сигвальд – он провел обманный прием, в последний момент резко изменив движение лезвия, но Бериар с силой ударил кончиком своего клинка у самой гарды меча оруженосца, стремясь выбить его из рук, но рука Сигвальда была крепка и лишить оружия его не удалось. Круто развернувшись, оруженосец наклонился, чтобы ударить демгарда в ноги, но тот оказался более прытким, чем предполагал Сигвальд – внезапно отскочив, он в следующий миг крепко ударил наклонившегося противника в голову тяжелым сапогом.

Сильно покачнувшись, Сигвальд сделал несколько неуверенных шагов назад. Разноцветные круги плясали в его глазах, сознание мутилось, однако за тот короткий миг, пока Бериар готовился к решающему удару, в мозгу Сигвальда пронеслась стайка бессвязных мыслей: "Поддаться… поддаться… даже не пришлось… лучший момент… не уронив чести… зеленые рукава… зеленые рукава и фиалковый браслет… Да какого же черта!"

Бериар считал, что победа у него в кармане, потому решил закончить поединок эффектно – сильно замахнувшись, он снова рубанул по мечу Сигвальда у самой гарды, чтобы довести неудавшийся удар до конца, но не рассчитал силы и в попытке не потерять равновесие на секунду выпустил Сигвальда из поля зрения. Оруженосец вспомнил прием, которому его в юном возрасте научил отец – зайдя за спину демгарда, Сигвальд ударил его ногой по обратной стороне колена, тем самым заставив его рухнуть в песок. В следующий миг он запрокинул голову Бериара назад и приставил свой меч к его горлу.

Над ристалищем нависла тишина. Ее нарушил Энвиммар:

– Без сомнения, Бериар, ты великий воин, и ты сегодня это доказал при всех. Однако иногда опыт и мощь отступают перед молодостью и ловкостью. Как тебя зовут, оруженосец?

– Сигвальд… из Ралааха.

– Кто твой сюзерен?

– Кеселар, алтургер ре хивгард.

– Есть ли у тебя титул, Сигвальд?

– Нет.

– Так ты простолюдин? Что же, случается и такое! Но правила турнира непоколебимы. Кто бы ни был победитель – подойди к иманте, опустись на колено и прими оказываемую тебе честь!

Сигвальд огляделся, но солнце так слепило глаза и танцующих пятен было так много, что он практически ничего не видел и не знал, в какую сторону идти. Увидев его замешательство, дамы засмеялись, думая, что он стесняется.

– Ну что же ты, славный оруженосец, не бойся, подойди, – сказала иманта.

Сигвальд медленно, пошатываясь и загребая носками песок, пошел на звук. Янора уже спустилась с трибун. Дойдя до нее, он снял шлем, тяжело опустился на колено и, как положено, левую руку положил на эфес меча, правую прижал к сердцу и склонил голову.

– Сигвальд из Ралааха, сегодня ты оказался сильнейшим среди мужчин и достойным принять от меня знак почтения и восхищения твоей доблестью, – произнесла она и вручила оруженосцу свой браслет из фиалок, тот самый, что он отдал ей всего пару часов назад. Приняв награду, Сигвальд хотел уже было поцеловать руку Яноры, однако вовремя вспомнил, что это не принято, потому он сделал то единственное, что ему было позволено – коснулся губами края ее платья.

Далее демгард со своими гостями двинулись в его замок, чтобы отобедать и отдохнуть после столь активного времяпрепровождения. Сигвальд, бросив поводья, ехал в самом хвосте процессии, когда к нему приблизился его господин.

– Как ты, мой мальчик? – сердечно спросил он оруженосца.

– Я в порядке, – отвечал Сигвальд. "Ха, мальчик… мальчик, как и десять лет назад", – подумал он, потирая заросшую жесткой щетиной щеку.

– Ты храбро дрался сегодня. Только, чувствую, демгард Бериар затаил на тебя злобу за твою победу.

– Но я дрался честно! Ему не за что сердиться на меня.

– Иногда, Сигвальд, для злобы и ненависти нужно гораздо меньше поводов, чем ты успел дать ему сегодня. И ты знаешь это не хуже меня.

Сигвальд не отвечал.

Когда въехали во двор замка, он испросил разрешения не присутствовать на обеде, потому что голова у него все еще была не в порядке, на еду даже смотреть не хотелось, и единственное, чего он сейчас желал – это посидеть под сенью дерева, в тишине и спокойствии, наедине со своими мыслями.

«Дурак, круглый дурак, – думал он. – Что я хотел доказать? Кому? Блеснуть перед дамой? Блеснул, конечно, ничего не скажешь. Только она забудет меня уже на утро, я ведь не хивгард, не демгард, даже не рыцарь. Двадцатишестилетний оруженосец. Забавный пес. Чертополох у дороги. И все равно улыбаюсь, как блаженный. Точно дурак».

Через некоторое время Сигвальд увидел, что к нему приближается Бериар, сопровождаемый тремя своими солдатами. Оруженосец поднялся, как того требует этикет, и тут же, без слов, на него набросились двое солдат. Он сначала попытался сопротивляться, но один из них шепнул ему, что лучше для него не дергаться попусту, что жизнь его висит на волоске, и что демгард в ярости. Впрочем, последнее было видно и без комментариев – Бериар метался из стороны в сторону, глаза налились кровью, на лбу пульсировала вена, ноздри гневно раздувались.

Сигвальда тем временем приволокли на конюшню, стянули наручи, дублет и рубаху, привязали к коновязи с недвусмысленным намерением, между тем сам он еще не до конца понимал, за что ему такая честь. Здесь, вдалеке от нескромных ушей, демгард дал волю своему гневу:

– Кем ты возомнил себя, червь? Кто ты, чтобы осмелиться перечить мне! Рыцарю! Демгарду! Ты грязь, грязь и прах, и ничего больше. А ну-ка, что это у тебя такое? – Бериар вырвал фиалки, которые Сигвальд все еще сжимал в руке. Они уже слабо походили на то, что ему вручала Янора, однако вид этой вещицы ввел демгарда в еще большее бешенство – он бросил остатки цветов прямо перед Сигвальдом, и втоптал их в грязь.

Все это время оруженосец получал ритмичные и весьма болезненные удары плетью по спине, однако только смотрел на демгарда исподлобья своим ледяным взглядом, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Тот, видимо, хотел сказать еще что-то, но клокочущая в нем ненависть не дала подобрать слова, потому он просто резко развернулся и зашагал прочь.

Только теперь Сигвальд опустил голову, уставившись на растоптанные цветы. "К чему сила и доблесть, когда у тебя нет знатных родителей? Все равно всю жизнь будешь служить и будешь бит, как безродный пёс".

Оди Сизер – инженер по образованию, изобретатель по призванию и романтик по натуре – лежал в полудреме на мягкой постели в замке демгарда Бериара ре Канетмак, сладко потягиваясь и морщась от солнца, бившего из окна ему в глаза даже сквозь закрытые веки. Когда мысли Оди стали собираться в стайки и выстраиваться в логические цепочки, он недовольно поёжился, ибо первая мысль, которая пришла ему в голову, была о том, какую ошибку он допустил при расчете парового котла, заказанного ему демгардом несколько месяцев назад. Эта мысль преследовала Оди уже несколько дней, и самое неприятное в ней было то, что котел был уже собран и установлен, и испытания шли полным ходом, а для устранения этой ошибки потребовалось бы его снова разобрать и заменить парочку весьма дорогостоящих деталей. Он бы так и сделал, будь ошибка посерьезнее, но из-за такой мелочи, которая, быть может, никогда и не выявится, рисковать ему не хотелось. И, тем не менее, совесть мучила его, потому он снова недовольно поёжился и перевернулся на бок.

– Оди, – тихонько нараспев произнесла его имя Хельмира, жена демгарда, лежавшая тут же в одной ночной сорочке, спадавшей с ее пухленького плечика.

Ей было уже за тридцать, однако она была чертовски хороша: ее румяные щечки покрывал едва-едва заметный светлый пушок, как на молодом персике, который придавал ее коже особую матовость, чувственные губы не поблекли с возрастом, а большие широко открытые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, выглядели по-детски наивными.

Инженер улыбнулся очаровательной улыбкой и, не открывая глаз, протянул руку к Хельмире. Внезапно он услышал хорошо знакомый ему сухой щелчок, и улыбка моментально сползла с его лица. Предчувствия его не обманули – первое, что он увидел, открыв глаза, было направленное прямо ему в лоб дуло "оригинального и единственного в своем роде самопала, спроектированного и изготовленного собственноручно Оди Сизером", как он любил его называть. Его зрачки расширились, на спине и висках выступил холодный пот, когда он увидел сердитое лицо возлюбленной, маячившее за пистолетом и не предвещавшее ничего хорошего.

– Милая, – осторожно начал он с заметной дрожью в голосе. – Отдай мне эту штуку, хорошо?

– Еще чего! Если я отдам эту штуку, то не смогу вышибить тебе мозги, – спокойно ответила она, держа любовника на прицеле. Оди проклинал тот день и час, когда она попросила его показать, как работает его изобретение. Но еще больше он проклинал себя за то, что согласился.

– А зачем тебе вдруг понадобилось прострелить голову твоему котику? – он старался говорить как можно более мягким и спокойным голосом, однако получалось плохо, поскольку его зубы уже начали отбивать мелкую дробь и говорить вообще было довольно сложно, а уж тем более спокойно.

  – А чтобы ты, кобель, не смел приставать к моей камеристке

8

, пока встречаешься со мной!

Оди горестно прикрыл глаза – он знал, что виноват, и знал, что не сможет доказать обратное, хотя бы потому, что Хельмира не станет ни секунды слушать его оправданий. Так он и лежал на кровати в золотом луче света, в котором в медленном танце кружились пылинки и неслышно оседали на гобеленах. Он уже почти физически чувствовал, как пуля пробивает ему голову, и каждый миг тянулся для него нескончаемо долго. Оди не хотелось умирать в это утро. Впрочем, ему никогда не хотелось умирать.

– Пошел вон, – властно приказала Хельмира, но самопала так и не опустила.

Пару секунд инженер пребывал в нерешительности, но надежда на спасение придала ему сил, и он стал поспешно собирать разбросанную по всей комнате одежду и столь же спешно натягивать ее на себя. Высокий, худой и нескладный, с растрепанными волосами и скачущий по комнате, он показался Хельмире невероятно забавным, и она звонко рассмеялась, откинув со лба черный вьющийся локон. А вот Оди было совсем не до смеха – как на зло, у него то нога не попадала в штанину, то рука в рукав рубашки. С завязыванием шнурков на легком кожаном жилете тоже возникли сложности – покалеченная еще в юности левая рука совершенно перестала его слушаться.

После нескольких неудачных попыток он плюнул на все завязки на свете и стоял перед уже бывшей возлюбленной босиком на холодном каменном полу, держа обувь в руках. Он делал это по привычке – жена демгарда строго настрого запрещала передвигаться по ее покоям обутым, ибо, несмотря на малый вес инженера, поступь у него была тяжелая, как у рыцаря в полном доспехе. Она же, зная суровый нрав своего мужа, до смерти боялась разоблачения, и сегодня позволила устроить столь громкую сцену только потому что твердо знала, что Бериар со всеми гостями на охоте, а слуги заняты куда более важными делами, чем подслушивание и подглядывание.

– Видеть тебя больше не желаю! – крикнула Хельмира, внезапно перестав смеяться.

– Но котел… – несмело начал Оди.

– Иди к чертовой матери со своим котлом! – она в бешенстве швырнула самострелом в инженера – тот резко метнулся в сторону и чуть было не снес резной столик, уставленный туалетными принадлежностями Хельмиры.

К счастью, от удара об пол оружие не выстрелило самопроизвольно, потому Оди быстро схватил его и сунул за пояс. Это был один из тех моментов, когда он в очередной раз осознавал, что постоянное ношение с собой пистолета угрожает его жизни больше, чем прогулка в лесу ночью без него.

– Если я тебя еще раз увижу в этом доме…

Оди не стал дослушивать, что же произойдет, если она еще раз увидит его в доме. Он прекрасно знал это и без лишних напоминаний – ему так часто приходилось слышать эти слова, что он уже наизусть знал полный список женских кар. Потому он просто тихонько вышмыгнул сквозь маленькую потайную дверь, по иронии завешенную гобеленом, изображавшим верность – одну из важнейших женских добродетелей.

Хоть опасность уже почти миновала, он все еще бежал по лестнице босиком, перепрыгивая через две ступеньки, врезаясь в дверные откосы и задевая углы. Словом, вид у Оди был такой, как будто за ним по пятам гонится по меньшей мере демон Фосгард со своей адской свитой. Добравшись до своей комнаты, он с шумом захлопнул дверь и запер ее на все засовы, да еще и подпер стулом.

Когда он немного отдышался и успокоил сердечный ритм, по его лицу пробежала нервная улыбка.

– Оди Сизер, – произнес он, обращаясь к самому себе. – Тебе уже тридцать лет, а ты все еще ведешь себя как мальчишка после первого неудачного свидания! Но черт возьми, еще ни одна женщина не пыталась меня убить из моего же оружия! Правду говорил мой досточтимый родитель – изобретения не доведут меня до добра.

Оди в своей жизни совершал много ошибок, причем совершал их со знанием дела и с особым наслаждением, и не единожды повторял каждую из них, кроме главной – перечить женщине, разозлившейся на него. Поэтому приказ Хельмиры незамедлительно покинуть замок он воспринял абсолютно серьезно и первым делом уселся за стол и начал составлять письмо демгарду, пытаясь придумать весомую причину покинуть его на некоторое время. Мыслей на этот счет не было никаких, Оди снова начал нервничать, зная, что солнце подбирается к зениту и что демгард может вернуться с минуты на минуту, и тогда ему придется объясняться с ним лично. Он вовремя и с облегчением вспомнил, что Бериар не ахти какой грамотей, поэтому быстро написал ему длинное, почти бессвязное письмо, нашпигованное длинными непонятными словами, самым неразборчивым почерком, на который был способен. Единственными удобочитаемыми фразами он сделал "Ваша милость", "прошу разрешения немедленно покинуть вас на некоторое время", "для улучшения", "вашего парового котла", "Оди Сизер", которые он равномерно распределил по листу. Удовлетворенно посмотрев на дело рук своих, он взялся за сборы и приведение себя в порядок.

Уже через несколько минут Оди спустился в холл – в скромном, но элегантном сером сюртуке, с деревянным тубусом за спиной, гладко выбритый и причесанный. Он имел вид настолько спокойного и важного человека, что никому бы не пришло в голову, что еще пол часа назад он спасался бегством от обиженной любовницы. С видом отрешенным и слегка высокомерным, он отдал письмо главному лакею, приказав передать его лично в руки демгарду, и, гордо расправив слегка сутулую спину, вышел из замка.

Оди ехал по лесной дороге в направлении, по его расчетам, противоположном направлению демгардской охоты. Кроны деревьев густой вуалью закрывали ослепительно синее небо, в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь листья, кружила мошкара, над протекавшим тут же широким и весьма глубоким ручьем летали стрекозы, и была такая тишь да благодать, что Оди даже не думал особо о том, куда он едет, а просто наблюдал окружающий мир.

Утреннюю идиллию разрушила длинная пестрая змея, спокойно переползавшая дорогу, по которой ехал инженер. Оди едва удержался в седле, когда его старая кляча, громко заржав, встала на дыбы, а затем рванула в чащу. Лошадь неслась, не разбирая дороги, и поминутно старалась сбросить седока, но Оди вцепился в нее, как клещ, с твердым и героическим намерением продержаться до конца скачек. Однако судьба распорядилась иначе – какая-то ветка больно хлестнула инженера по рукам, чем на долю секунды ослабила его хватку. Этого оказалось достаточно, чтобы лошадь почувствовала чуть большую свободу от поводьев и взбрыкнула. Второй раз за это утро Оди подводила его левая рука – будучи не в состоянии ей удержаться, он перелетел через голову лошади, пропахал носом длинную борозду в прошлогодних листьях, поросших молодняком. Когда он поднялся на ноги, то увидел лишь стремительно удаляющийся рыжий круп свой лошади.

– Стой! – в отчаянии завопил Оди. – Стой, дура! Ну вот, ускакала. Истеричка.

Оглядевшись вокруг, он понял, насколько не задался этот день – он стоял посреди леса, один, без еды и воды, почти все его вещи умчались в неизвестном направлении вместе с лошадью. Немного посокрушавшись над своей судьбой, он принял решение вернуться на дорогу, ориентируясь по следам и сломанным веткам, которые оставила его лошадь.

Первые полчаса Оди шел с легким сердцем, в надежде, что вот-вот увидит просвет между деревьями, однако лес все не кончался, деревья становились толще, молодняк гуще, торчащие из земли корни все чаще попадались под ноги, и никакого намека ни на дорогу, ни на ручей не было даже в помине. Только теперь Оди осознал, насколько все плохо и насколько паршивый из него вышел следопыт.

– Да етить твой кривошип! Почему сегодня все хотят меня убить?! – в отчаянии вопрошал он небо, сползая спиной по толстому дереву.