Текст книги "Одной дорогой (СИ)"

Автор книги: Мария Шабанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

а

тебе – удружил Сигвальд. Удружил, козья морда."

Горько улыбаясь прожитым годам, Кеселар спустился из своих покоев вниз. Поначалу он хотел все же рассказать братьям о Виммаше, но вовремя спохватился, подумав о том, что ему будет весьма затруднительно объяснить, откуда у него эти сведения, да к тому же подзадоривать рыцарей было опасно – они могли иметь на этот счет свои мысли и запросто расстроить по всем параметрам хороший план Кеселара.

После решения (хотя бы теоретического) задачи, которая мучила его уже несколько дней, старый рыцарь наконец-то пребывал в благодушном состоянии, в котором и вошел в общий зал.

Сейчас это помещение больше походило на собрание биржевых маклеров, которые громко и бурно что-то обсуждали, выкрикивая числа и даты. Кеселар с трудом пробрался к центру и увидел, что посреди зала за столом, заваленным монетами и бумагами, сидит сам Бериар, и что-то пишет, обмениваясь короткими фразами с остальными рыцарями. Оторвав глаза от своей писанины, демгард увидел Кеселара.

– О, Кеселар! Тебя как раз не хватало! Эй, тебя что, твой конь сбросил с седла? – алтургер прикусил губу осознав, что забыл переодеться и сейчас находится в весьма неопрятном виде. – Сколько поставишь?

– Что? – переспросил Кеселар, так и не поняв, о чем идет речь.

– Спрашиваю, сколько поставишь на то, что кого-нибудь из этих ублюдков поймают к завтрашнему вечеру?

Старого рыцаря такой вопрос просто ошарашил и весь позитивный настрой осыпался, как листва по осени. "Ставки на смерть? Ну уж нет, благодарствую. Не докатился я еще до такого позора и бесчестья".

– Я не азартный игрок, Бериар.

– Эй, ты что, становишься сентиментальным к старости? Брось, Кеселар, мало ли таких дураков оруженосцев! Что было, то прошло, к черту его! Делай ставку!

Кеселар побледнел от злобы. "Что было, то прошло? Стало быть к черту Сигвальда? Значит и Виммаша к черту. Неужели я только что думал, будто ему есть дело до кровной мести? Ему давно уже плевать и на Инхара, и на сестру нашу Иналтару, которая умом тронулась после смерти сына. Старому псу только дай волю кому-нибудь кровь пустить – всех порешит, так, интереса ради. Ну уж нет, ему про Виммаша сказать – все равно что пустить козла в огород. Нет, нет. Месть должна быть ради мести, а не ради его жажды крови. Я справлюсь один."

– Ну? – Бериар окликнул Кеселара, видя, что тот застыл в раздумьях.

– Нет, спасибо, – процедил сквозь зубы алтургер, и, протолкавшись сквозь толпу к дверям, вышел из зала.

Кеселар стремительно шагал по коридорам, не замечая слуг, которые шарахались от него в разные стороны и вжимались в стены. На ходу он разражался проклятиями, но старался это делать обезличено, памятуя о многочисленных ушах, которые имели стены этого замка. Как ураган он ворвался к себе в комнату, и тут Кеселара просто разорвало от эмоций.

– Ах ты ж сивый мерин, сучий потрох! Делайте ставки! – негодовал он, мечась по комнате и задевая мебель. – Да какой же ты к чертям рыцарь?! Дерьмо собачье, трусливая сволочь, а не рыцарь! Какая честь, какое достоинство, если не осталось ничего человеческого! Выродок!..

Внезапно Кеселар замолчал. Он поймал себя на мысли, что только что буквально слово в слово повторил речь Сигвальда. Он тяжело опустился в кресло, закрыв лицо руками. "О небо, ну почему я не успел остановить его?!"

Внезапно на рыцаря нахлынули воспоминания о об одной из первых войн, которую он прошел вместе с Сигвальдом, которому на тот момент не было и двадцати.

В тот жаркий летний день Кеселар рубился плечом к плечу со своим оруженосцем. Сигвальд шел у стремени его коня, раскидывая врагов широкими размашистыми ударами меча. Заретардцы были уже слабы и отступали, но не стоило недооценивать своих врагов – один конный степняк ударил Кеселара в спину. Уставший рыцарь не смог удержаться в седле и оказался на земле, рискуя быть затоптанным собственной лошадью. Что происходило дальше, он помнил плохо – только вьющаяся пыль, забивающая нос и глаза, чьи-то ноги, копыта, мечи, убитые и раненые, которые пытались уползти куда-нибудь. Почти сразу Кеселар почувствовал, что его оторвали от земли – это Сигвальд помог ему встать и, закинув окованную железом руку на плечо, потащил его прочь. Он шел, пригибаясь под тяжестью рыцаря, который, как ни старался идти сам, висел на оруженосце мертвым грузом.

Дальнейшие события спутались в мозгу Кеселара и пришли в порядок только через пару часов, когда он уже сидел у палатки полевого госпиталя. Рана оказалась неопасной, и сейчас гораздо больше неудобств причиняли стягивающие грудь бинты, наспех наложенные лекарями. Сигвальда все не было. До этого Кеселар обошел все палатки госпиталя, выискивая его среди раненых, осмотрел все кучи трупов, но ни там, ни там оруженосца он не нашел.

Теперь рыцарь просто внимательно следил за каждой новой партией искалеченных бойцов, как вдруг действительно увидел Сигвальда, который вместе с другим солдатом нес тяжело раненого, из груди которого кровь выплескивалась, как вода из полного ведра. Положив его у входа дожидаться своей очереди, Сигвальд приблизился к Кеселару. Он молча сел прямо на землю, прислонившись спиной к дереву. Медленно, будто через силу, стянул с себя чужой шлем – по светлым волосам струилась густая кровь, стекала по виску и щеке, ползла за шиворот. Кеселар хотел было крикнуть врачей, но Сигвальд остановил его.

– У них… есть дела…. поважнее. У меня… не смертельно, – с трудом проговорил он.

– Сигвальд, – Кеселар укоризненно покачал головой.

Оруженосец попытался отереть со лба пот, пыль и кровь, но только сильнее развез их по лицу. Внезапно он рассмеялся, нервно и отрывисто, в глазах блестели слезы, вероятно от песка и дыма.

– Думал, что помру, – сказал он, осторожно прикасаясь к ране на голове. – Вот что там лягу… и помру на месте. А нет, не помер. Вот его увидел, и понял, что надо хоть несколько минут еще пожить.

Сигвальд махнул рукой на солдата, которого он только что притащил – того как раз понесли к очередной стремительно растущей куче мертвых тел.

– Вот и думай теперь, кто кого спасал, – задумчиво прибавил он.

Кеселар порывисто встал и, зло пнув бериарово кресло, снова принялся ходить по комнате. Ему было душно, даже открытое окно не спасало. Рыцаря душили стены замка, которые пропитались ложью, злостью и мерзостью своего хозяина. Он не мог здесь оставаться.

Не закрыв окно, он вырвался во двор и пошел в конюшню, где мирно хрустели овсом кони. Здесь Кеселару стало спокойнее, хотя от чувства безысходности и бессильной ярости он не смог бы скрыться даже не краю света. Горше всего ему было от того, что он ничего не сделал в тот злополучный вечер, что не остановил оруженосца, упустил момент.

"Почему этому несносному ребенку обязательно надо погулять по тонкому льду? – с горькой улыбкой думал Кеселар. – Великий Камтанд и все остальные духи! Спасите этого дурака, если возможно. Он не ведает, что творит. Дайте ему силы и ума справиться с врагами. Он не заслуживает такой участи".

Кеселара никто не мог бы назвать религиозным, никто не видел его в храме. Всегда он надеялся только на себя. Всегда, но не сейчас.

—

ГЛАВА 8

ТВАРИ ВО ТЬМЕ

В лесу было еще сумеречно, но сквозь ветви было видно рассветное небо, окрашенное первыми солнечными лучами в кроваво-красный цвет. «Слишком ярко для восхода, – подумал Энимор, подняв на минуту голову. – Слишком кроваво. Плохая примета. Знать бы, для кого…»

Охотник за головами снова склонился над землей. Он и его отряд уже больше часа прочесывали местность вокруг пещеры, которую указала им Асель. С величайшими предосторожностями они шаг за шагом приближались к пещере, осматривая каждый куст, каждый камень, каждую ямку, которая могла бы сгодиться для ловушки или засады, и, к удовольствию Энимора, ничего не находили.

Они уже почти вплотную подошли к каменной громаде, поросшей мхом, как Вихат остановил их:

– Есть!

Обеспокоенный Энимор осторожно подошел. В его душе клубком змей шевелились нехорошие предчувствия того, как нагловатый и упертый беретрайец будет гордиться своей дальновидностью и превосходством, и как ему придется искать нового бойца, если Вихат перегнет палку.

Беретрайец с победоносным видом указывал на что-то, скрытое травой и даже не заметил опаляющего взгляда командира, опасно скользнувшего по нему. Опустившись на корточки, Энимор внимательно разглядел то, что лежало на земле.

– Медвежий капкан? – устало переспросил он.

– Да! – торжествующе отвечал Вихат. – Я же говорил, что она нас в могилу вгонит, что нельзя ей верить!

– Асель не идиотка, а на счет тебя я начинаю сомневаться. Думаешь ей могло бы прийти в голову ставить плохо замаскированный капкан против отряда охотников?

– Но… Энимор… Она же… Точно говорю!

– Это не она. Идем дальше, парни, – саметтардец махнул рукой и направился к пещере, оставив недовольного Вихата наедине с его капканом.

Охотники за головами обступили темный каменный вход. В напряженном молчании они прислушивались к такой же напряженной тишине, царившей в глубине пещеры.

– Может стрельнуть? – предложил Амкут, который не мог присоединиться к всеобщему занятию.

– Да нет там никого, – заявил Кордо. – Только болт потеряешь.

– Уверен? – Энимор поднял на бойца сверлящий взгляд.

Кордо кивнул.

– Я бы услышал, будь там хоть кто-нибудь. Пойти глянуть?

– Нет. Я сам.

Прежде чем сделать хотя бы шаг, Энимор зажег заблаговременно подготовленный факел и осветил им стены, пол и свод узкого коридора, но не увидел никакого намека на ловушку. Дальше он шел как слепой тыкая длинной палкой в пол, но по-прежнему не обнаруживал ровным счетом ничего.

Но, чем ближе он подходил, тем отчетливее его ухо начало ловить какие-то шорохи. "Никого, значит, нет? Ну, Кордо, сукин сын, дай только живым выбраться…"

Встревоженный Энимор едва успел достать свою старую верную секиру, как прямо перед ним промелькнуло что-то маленькое и светло-серое, на миг блеснувшее в свете факела. Саметтардец инстинктивно ударил в сторону, откуда началось движение, однако его оружие наткнулось на камень.

Энимор замер в ожидании, но ответного удара не последовало, только по-прежнему был слышен шорох, к которому прибавилось еще и его шумное дыхание. Подождав с минуту, он огляделся. На земле недалеко от него преспокойно сидела земляная жаба, которую, видимо, ничуть не смутило странное поведение человека.

– Вот же мерзость, – сказал Энимор, вглядываясь в маленькие, почти атрофировавшиеся глаза существа. – И как вас только земля носит?

Охотник за головами осторожно обошел жабу, стараясь ее не потревожить. Он знал, что под безобидной на первый взгляд внешностью скрывается свирепый хищник с десятками острых изогнутых зубов и с мощными когтями на сильных лапах. Еще он знал, что если здесь есть одна жаба, то где-то поблизости можно без труда найти еще пару сотен таких же, и странный шорох указывает на то, что все они ближе, чем ему бы хотелось.

Энимор тщательно обследовал все уголки пещеры, ища их норы, и, не найдя ни одной, принялся легонько постукивать по стенам и полу, выискивая тонкие места. Камень в этой пещере был слоистый и хрупкий, так что нельзя было быть уверенным, что через пару часов эти твари не наделают себе новых ходов.

Проверяя очередное подозрительное место, Энимор услышал за спиной шаги.

– Ты тут живой?

Затаившийся саметтардец успокоенно выдохнул, узнав голос Гестаги. Это был один из тех редких случаев, когда кто-нибудь был рад внезапному появлению на всю голову больного маньяка.

– Я же приказывал ждать меня снаружи!

– Ты здесь уже час торчишь, ну мы и подумали… Но раз ты живой – пора сворачиваться. Время.

– Да, нехорошо встречать дорогих гостей впопыхах, – задумчиво произнес Энимор, проводив взглядом жабу, которая прыгнула в темный угол.

– Так что здесь? Все чисто?

– Ничего особенного, обычная пещера, – сказал Энимор.

Выйдя на свет, он начал отдавать приказы своим бойцам, в душе немного радуясь тому, что Асель ничуть не изменилась за последние пять лет. "Избавиться от всего лишнего, сбросить балласт – очень в ее духе. Кажется, даже я больше привязываюсь к людям, чем Асель. Ну что, ей можно только позавидовать".

Выглянувшее из-за тучи послеполуденное солнце пробивалось сквозь густые кроны деревьев, золотые лучи играли на каплях росы, освещали густую траву и камни, на которые выползали греться серые и изумрудно-зеленые ящерицы. Около большого дерева, густо поросшего мхом, стоял Оди Сизер, молитвенно сложив руки и глядя большими ясными глазами в небо. Он быстро и тихо шептал молитвы всем духам, которых смог вспомнить.

"Это же самоубийство, чистейшей воды самоубийство! – думал он. – Как они думают справиться с этими головорезами? Не знаю, я ничего не знаю! А что я? Мое дело маленькое – войти в пещеру и получить по морде. Вот и все геройство. Так и представляю надпись на надгробной плите: "Здесь лежит Оди Сизер, который взрывал котлы, соблазнял чужих жен, получал по морде". Хотя какая там плита…"

Инженер посмотрел на свои руки. Большие ладони, длинные пальцы, тонкие запястья. Он медленно сжал руку в кулак. Ему не верилось, что если что-то пойдет не так, его руки похолодеют и больше не смогут делать даже этого. Раньше он думал, что изучил все, что касается материи, заглянул за кулисы бытия, узнал, как устроен мир. Теперь он видел, что не знает и не понимает совершенно ничего, если не способен понять, как можно умереть.

Порой он злился на свою жизнь, полную условностей и формальностей, где есть бессчетное количество ходов, среди которых только один верный, и немного завидовал солдатам, у которых есть всего две возможности – жить или умереть. Оди думал, что это просто, но сейчас, когда столкнулся с этим лицом к лицу, он понял, что умирать тоже нужно уметь.

Он твердо решил, что, если придется, то он сделает это так, как было написано в тысячах книг – мужественно, с достоинством, с любимым именем на губах. Он не будет кричать, просить пощады, ни один мускул не дрогнет на его лице. С такими мыслями он двинулся дальше, к пещере, которую вчера показала ему Асель.

Оди шел быстро и уверенно, шмыгая носом – недавнее закаливание в ледяном ручье не пошло ему на пользу – и распугивая ящериц, которые с громким шуршанием скрывались в траве. Он старался не думать ни о чем, чтобы не развеять состояние высокого боевого духа, которого он так долго добивался. Упрямо игнорировал дрожь в руках, которая с каждым шагом все усиливалась, игнорировал комок, подкатывавший к горлу и спиравший дыхание.

Наконец он увидел пещеру – большие камни, покрытые моховым ковром, образовывали узкий проход. Он зиял как черная пасть чудовища и совершенно согнал всю решительность инженера. Но Оди не подал вида и не показал своего волнения – он знал, что за ним следят. Знал, что где-то недалеко арбалетчик направил стальной наконечник болта ему в спину или грудь, что еще четверо рубак держат руки на мечах, ожидая, когда он войдет внутрь. "Хватит, Оди, – сказал он себе, стараясь унять предательскую дрожь. – Хватит. Ты ж мужик. Ага, мужик".

Он шагнул в темноту и сделал несколько шагов наугад, потом увидел блеклый свет – это был "зал" пещеры, свет падал из небольшого разлома в потолке. Шаг, еще шаг. Теперь Оди слышал не только свои шаги – его ухо уловило чужое дыхание прямо за спиной. Оди не стал поворачиваться и, лишь успев зажмуриться, почувствовал тупую боль в затылке. Каменный пол ушел из-под ног, тусклый свет погас.

Очнувшись, он обнаружил себя связанным по рукам и ногам, кляп, судя по всему, сделанный из чьей-то портянки, раздирал рот. Изогнувшись, Оди посмотрел на бандита, у ног которого он лежал – рослый мужчина, похожий на волкодава, преспокойно сидел на камне в луче света, ковыряя под ногтями большим ножом. Еще двое стояли по обеим сторонам от входа, обнажив тесаки, четвертый прохаживался по пещере, помахивая секирой и иногда забрасывая ее себе на плечо.

Заметив, что Оди шевелится, человек-волкодав на мгновение оторвался от своего занятия и, пробурчав что-то вроде "О, очнулся… Вот чучело", пнул его в бок ногой. Тот, что ходил по пещере, подошел и наклонился над инженером, заглянув ему прямо в глаза. Единственное, что запомнил Оди – большой безобразный шрам на всю щеку и острый пронизывающий взгляд.

– Так вот какие инженеры, – усмехнулся он. – Хоть на старости лет погляжу, что за зверь. Ты тут полежи тихонько, а то нам шуму не надо. Если что…

Он медленно провел большим пальцем по своему горлу. Это было излишним, Оди не собирался шуметь. Да если бы и собирался, то все равно не смог бы этого сделать – дикий страх парализовал его. Он считал секунды в уме и ждал Сигвальда, который был его единственным спасением. "Девяносто, девяносто один… Сигвальд, где ты? Сто тридцать шесть, сто тридцать семь… Мне страшно. Двести двадцать девять, двести тридцать… Сигвальд, быстрее. Триста, триста один, триста два… Вытащи меня отсюда. Триста восемьдесят пять, триста восемьдесят шесть… Сигвальд, не бросай меня".

Маленький камешек скатился по коридору в зал. Двое бандитов у входа прижались к стенам, занесли тесаки, их командир остановился. Оди слышал приближающиеся гулкие шаги, по походке он узнал Сигвальда. От сердца отлегло – по крайней мере, его здесь не бросили.

Сигвальд не вышел на свет, оставшись в узком проходе.

– Бросай оружие, – приказал Энимор, глядя в темноту на поблескивающий шлем и кольчугу бывшего оруженосца.

Сигвальд молчал и слушал. Голос Энимора, дыхание двоих его бойцов совсем рядом, возня Оди и шуршание чего-то у него под ногами, под полом – все было так, как и должно было быть.

– Больше тебе некуда бежать, – продолжал Энимор. – Снаружи ждет арбалетчик, у него приказ стрелять на поражение, если ты попытаешься выйти.

Сигвальд смотрел на разлом и ждал, когда тень Асель закроет собой луч света. Мгновения тянулись, как смола на солнце.

– Ну что же ты, присоединяйся к товарищу, – Гестага жутко хохотнул, еще раз пнув Оди, который застонал, ибо удар пришелся по почкам.

Сигвальд еще раз вспомнил план, согласно которому все должно было пройти – Асель должна тихо застрелить арбалетчика, которого наверняка оставят дежурить у входа, потом сквозь разлом пристрелить одного из бандитов. Останется трое. Пока Сигвальд находится в коридоре, атаковать его сможет только один. А дальше уже не так страшно, с остальными он справится. Да, план был хорош, только Асель все не появлялась.

Секунды шли, молчание явно затянулось, ничего не происходило. Сигвальд с каждой секундой все меньше и меньше верил в то, что степнячка все-таки придет. "Нас предали, – в отчаянии думал он. – Предали и продали".

Оди не мог видеть друга и тем более не мог слышать его мысли, но беспокойство передалось и ему. Внезапно он понял, что не будет Асель. И помощи не будет. Ничего не будет. И сейчас он ощутил страх – настоящий страх, который тысячей иголок впивается в мозг и тело и заставляет обезумевшего человека творить то, чего в здравом уме он бы не сделал никогда.

Оди застонал, попытался перевернуться, встать, естественно безуспешно. Он бился как рыба, вытащенная на берег, он не понимал, что делает.

– Твой друг нервничает, мне это не нравится, – снова сказал в темноту коридора Энимор. – Брось оружие и подойди, если не хочешь, чтобы с ним что-то случилось.

Сигвальд ждал. Слабый огонек надежды еще теплился у него в сердце – вдруг Асель еще появится, вдруг вот-вот ее тень закроет свет… Резкий и громкий крик Оди прорезал тихий полумрак пещеры. Гестага не стал дожидаться особых указаний и решил немного пустить кровь своему пленнику, разрезав тому кожу от уха до подбородка. Оди чувствовал жгучую боль, чувствовал, как горячая кровь полилась по его шее. "Сигвальд, сделай же что-нибудь! Не бросай меня!" – лихорадочно думал он.

Это была последняя капля, нельзя было медлить ни секунды. Не будет Асель, не будет помощи, ничего не будет. Больше Сигвальд не надеялся ни на кого.

Последнее средство было еще более самоубийственным, чем то, на которое он рассчитывал раньше. Глубоко вздохнув, воин опустил меч.

– Отлично, – издевательским тоном проговорил Энимор, вглядываясь в слабые отблески стали в темном коридоре. – Ну же, бросай!

Сигвальд ухмыльнулся. Увидь Энимор эту усмешку, он бы предугадал, что в следующий миг Сигвальд перехватит рукоять и, замахнувшись, насколько это позволяет высота свода, ударит клинком в тонкую перегородку пола, из-под которой слышалось шуршание. Но шлем скрывал ухмылку бывшего оруженосца, и Энимор не видел ничего.

Воин вложил в удар столько силы, сколько мог – этого оказалось достаточно, чтобы тонкий и довольно рыхлый по своей природе камень треснул и начал осыпаться вниз. Такого удара не выдержал и меч – клинок раскололся надвое, оставив Сигвальда с коротким, но все еще острым обломком в руке.

– Взять его! Быстро! Не дайте разломать пол! – командовал Энимор своим бойцам.

Запоздалые приказы командира оказались напрасными – Сигвальд, откалывая куски потрескавшегося камня тяжелыми ударами сапога, успел сделать дыру достаточного размера, чтобы земляные жабы из потревоженного гнезда смогли пробраться в пещеру.

Почти сразу на него напал один из беретрайцев, но Сигвальд сблокировал его удар и, отведя от себя руку с тесаком, полоснул обломком меча по открытой шее противника, перерезав артерии. Следующий молниеносный удар пришелся по сгибу локтя беретрайца, который уже оседал на пол, стремительно теряя кровь. Его руку Сигвальд отпустил только тогда, когда завладел оружием охотника за головами.

Тем временем все большее и большее количество хищных жаб заполняло пещеру, и к концу короткой схватки их стало так много, что бандиты, одетые в легкие кожаные доспехи, даже не могли подойти к выходу.

Сигвальда спасал закрытый шлем и толстый дублет, но даже несмотря на это, оставаться здесь дальше было опасно. Одна из жаб исхитрилась впиться зубами в руку воина – единственное ничем не защищенное место. Сигвальд оторвал от себя земноводное, оставив у нее в зубах лоскуты кожи, и, швырнув ее прочь, он кинулся вглубь пещеры, расталкивая бандитов, которые пытались стряхнуть с себя тварей. Оди он нашел по звуку – тот так неистово вопил, что заглушал собой все остальные голоса.

С горем пополам он поймал за шкирку бьющегося в панике инженера и попытался поставить его на ноги.

– Держись, дружище, ну! – кричал Сигвальд, хоть и был почти уверен, что Оди его не слышит, а если и слышит, то вряд ли понимает.

Наконец улучив момент более-менее приемлемого равновесия, воин подхватил Оди под колени и, перекинув через плечо, быстро направился к выходу, возле которого толпились охотники за головами. Потревоженное гнездо существ гудело, твари вцеплялись людям в руки и лица, не давая выйти.

Отпихнув одного из бандитов, Сигвальд вырвался наружу. Не церемонясь, он бросил Оди на землю и, развернувшись, широко рубанул по тому, кто решил вырваться вслед за ним. Чужое оружие было необычно его руке, привыкшей к знакомой рукояти меча, но удар оказался более сильным, чем ожидал Сигвальд. Тесак легко прошел сквозь обезображенное жабами лицо, раскроив череп противнику. Человек, похожий на волкодава, грузно осел в коридоре, полностью заблокировав выход своим подельникам.

Пещера выла и стонала нечеловеческими голосами. Оди тоже продолжал завывать, потому что одна из жаб впилась ему в плечо, вторая грызла за лодыжку, и он никак не мог их стряхнуть. На помощь пришел Сигвальд, оторвавший злобных тварей от такого лакомого кусочка, как молодой холеный инженер. Воин так хотел поскорее убраться поскорее от этого места, что в спешке, орудуя трофейным тесаком и пытаясь срезать путы Оди, чуть не лишил его и пальцев. Когда с веревками было покончено, он снова кое-как поставил инженера на ноги, вытащил кляп изо рта. Сигвальд уже сделал несколько быстрых шагов прочь, но заметил, что Оди остался на месте.

Он стоял, судорожно вдыхая воздух, в расширенных зрачках застыл немой ужас. Оди хотел закричать, но крик застрял в горле, только губы беззвучно шевелились. Нервно оглянувшись на пещеру, он сделал несколько неуверенных шагов вперед, сильно припадая на укушенную ногу. Дальше Оди шел, опираясь на Сигвальда, скорость которого значительно превышала возможности инженера, потому он часто спотыкался о камни и торчащие корни, сбивая ноги.

Неподалеку от пещеры они наткнулись на запыхавшуюся Асель, которая неслась им навстречу. Отпустив Оди, Сигвальд снова поднял тесак, который со свистом описал широкий полукруг в воздухе. Клинок указывал острием прямо в грудь степнячке, успевшей остановиться в шаге от него. Воин двинулся на Асель, не опуская оружия.

– Ты предала нас! – глухо прорычал он. – Кара за измену – смерть!

Асель отступала, глядя в глаза бывшего оруженосца сквозь прорези шлема. Сейчас они напоминали ей серые вечные льды, которые она однажды видела на самом северном берегу Норрайя. В его глазах светилась такая ненависть и решимость, что Асель не на шутку перепугалась, что Сигвальд, по роду службы не привыкший церемониться с изменниками, прикончит ее на месте. Сделав еще шаг назад, она ощутила спиной бугристую кору дерева.

– Нет, – сказала она, не отрывая взгляда от глаз Сигвальда.

– Хинсар фраа глаас – мадра! – повторил он на родном языке. – Где ты была, когда я ждал твоей помощи? Где ты была, когда мы чуть не погибли?

– Арбалетчик меня заметил! Завязалась перестрелка. Я должна была его убить, иначе он пристрелил бы тебя на выходе!

– И где тело? – процедил он сквозь зубы.

– Он… ему удалось уйти.

– А может кто-нибудь помог ему уйти?

– Если бы я хотела тебя сдать, ты бы сейчас со мной не разговаривал! – не выдержала Асель.

Она вцепилась обоими руками в толстый ствол дерева, чтобы никто не заметил мелкой дрожи. Ей было до одури страшно – она знала горячий нрав и решительность Сигвальда, а так же его склонность сначала делать, а потом думать. Степнячка вглядывалась в брызги крови на шлеме и кольчужной груди воина, на обагренный незнакомый тесак, на разодранную руку, сжимавшую рукоять оружия, с которой капали густые капли крови, и понимала, что Сигвальд сейчас совсем не в духе.

– Все было бы хорошо, но я оступилась и стрела попала не в сердце. Куда-то рядом, а может и вовсе в плечо – не разглядела, – продолжала объясняться Асель. – Он выстрелил в меня, но промахнулся, потом бросился бежать, я выстрелила еще несколько раз… можешь пойти посмотреть, там его кровь на земле!

– Чтоб он пристрелил меня, как бешеного пса?

– У меня, знаешь ли, тоже нет никакого желания получить болт в голову!

Тесак дрогнул в руках Сигвальда – он колебался. Действительно, если бы Асель была в сговоре с охотниками за головами, он бы не успел осуществить второй план и точно не смог бы выбраться из пещеры живым. Но доверие к степнячке откатилось на уровень второй их встречи в лесу, когда он так же встретил ее с мечом.

– Я сделала все, что могла. Мне жаль, что так получилось, – надломленным голосом произнесла она, наконец отведя глаза от Сигвальда. – Эй, а что это с Оди?

Сигвальд резко обернулся в сторону, в которую указывала Асель. Инженер неловко сидел на земле, обеими руками зажимая порез на шее, кровь из которого сочилась между пальцев, непонимающий взгляд впился в плечо, где по белой рубашке растекалось большое красное пятно.

– Оди! Оди, ты меня слышишь? – подошел к нему Сигвальд.

Инженер невидящим взглядом посмотрел на друга и снова вернулся к созерцанию пятна. Сигвальд, схватив его за плечи и развернув к себе продолжал:

– Оди, все закончилось, все уже хорошо. Оди!

Степнячка укоризненно посмотрела на Сигвальда:

– Что ты творишь? Не видишь – он не в себе! Не умеешь успокаивать – не берись.

Проигнорировав ледяной взгляд воина, она присела перед Оди.

– Оди, посмотри на меня, – инженер молча хлопал глазами, переведя взгляд на степнячку. – Так, хорошо. Нужно осмотреть твою рану.

Она осторожно отняла его руки от горла и отерла кровь своим рукавом. Напряженное выражение ее лица сменилось вздохом облегчения.

– Это просто неглубокий порез, скоро пройдет. Видишь, совсем не страшно.

Асель говорила с Оди, как с маленьким ребенком, который первый раз в жизни содрал коленку. Сигвальд сначала презрительно хмыкал, удивляясь, где Асель набралась опыта общения с детьми, но потом вынужден был признать, что такой подход все-таки работает – неровное прерывистое дыхание инженера со временем приобрело нормальный ритм, взгляд стал более осмысленным.

Тем временем Асель осматривала его плечо, стянув с него рубашку и попутно объясняя, что земляные жабы вовсе не ядовиты, а то, что она сказала пару дней назад – просто неудачная шутка.

– Будет болеть, конечно, но тоже скоро заживет, – утешала она.

– А шрам останется? – наконец-то Оди удалось выдавить из себя хоть какие-то слова. Асель кивнула головой и Оди как-то поник.

– Ну, это же настоящие боевые шрамы будут! Совсем как у взрослого, – вставил Сигвальд, улыбнувшись инженеру.

– Да, к тому же девушкам нравятся такие штуки, – подмигнула Асель.

Оди нервно улыбнулся. В следующую секунду он закрыл руками лицо и, ссутулившись еще больше, чем обычно, остался сидеть, немного покачиваясь. Сигвальд хотел было тронуть его, но Асель остановила воина. Она знала, что Оди нужно осознать, что произошло и, осознав, принять это.

Через несколько минут инженер очнулся от своих мыслей и, взъерошив пальцами волосы, снова посмотрел на своих друзей.

– Асель, ты же не… – с надеждой в голосе произнес он, не посмев окончить вопрос.

– Нет, Оди. Я не предавала вас.

Сигвальд, глубоко вздохнув, бросил на степнячку холодный недоверчивый взгляд.

Анвил скакал по чердаку, второпях натягивая штаны, ботинки и прочую одежду. Он планировал подняться на рассвете, но ужин оказался слишком плотным, усталость слишком сильной, а солома слишком мягкой. В конечном счете он проснулся только около полудня, и теперь собирался так, будто опаздывал на прием к алгарду. Наконец экипировавшись, он на бегу уже ставшим привычным жестом дернул кольцо напольного люка, который вел в главное помещение кабака. Кольцо как обычно скрежетнуло, но люк не отворился, и Анвил чуть было не упал, не успев разжать руку.

Он с остервенением дергал заржавленное кольцо, но люк не поддавался. Через минуту Анвилу стало совершенно ясно, что он заперт. Тогда он стал колотить в пол и звать кабатчика, но никакой реакции не последовало – припав ухом к щелям в полу, он понял, что кабак абсолютно пуст.

Покопавшись в мозгах, Анвил вспомнил, как вчера вечером кабатчик предупредил его, что завтра на рассвете он уедет в соседнюю деревню для восполнения запасов "горячительного и прохладительного". Потом смутно припомнил, как несколько часов назад хозяин заведения заглянул к нему на чердак.