Текст книги "Одной дорогой (СИ)"

Автор книги: Мария Шабанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Опасливо покосившись на нее, Лайхал обошел "маменьку" бочком, и приблизился к парню, только что поднявшемуся с земли и заправлявшему рубашку в портки. Он был небольшого роста, ладно сложенный, его типичные для норрайцев золотистые волосы чуть ли не светились на солнце.

– Вы Анвил Понн Месгер?

– Да, это я…

Не успел он подтвердить свою личность, как женщина снова заголосила:

– Ой-ёй-ёй! Я ж тебе, дураку, говорила – иди в дровосеки, али к кузнецу в ученики! Но кто же маму родную будет слушать! Вот сейчас как заберут тебя на войну, как убьют в первой битве, так будешь знать!

– Боюсь, маменька, тогда я уже ничего знать не смогу, – буркнул Анвил.

– Ах ты ж стервец, издеваешься над старой больной женщиной! – она снова замахнулась метлой на сына, но паж остановил метлу в полете, опасаясь, что избиение будет длится, пока маменька не устанет.

– Угомонитесь, пожалуйста! Я просто принес письмо вашему сыну! – сказал он, доставая из-за пазухи уже изрядно помятый лист бумаги, на котором красовалась сургучная печать Кеселара.

Пока Анвил читал послание, его глаза буквально расцветали от радости, в то же время лицо матери приобретало все более подозрительное выражение. Дочитав до конца, сыщик перечитал его снова, как бы не веря своим глазам. Но удостоверившись, что все правильно, он крикнул: "Я берусь! Берусь!" и на радостях чуть не обнял Лайхала, который принес ему радостную весть. Получив от него мешочек с монетами, Анвил хотел было скрыться в доме, но на пороге столкнулся со своей бабушкой, которая навела ужаса на бедного пажа – древняя как мир, но полная энтузиазма и жизненных сил старуха стояла в дверях с ухватом наперевес.

– Вы чего тут носитесь, как оголтелые? – дребезжащим, но грозным голосом вопрошала она. – Как дело делать, так нет вас, а как по двору носиться – так это пожалуйста!

– Ничего-ничего, бабуся, все в порядке, – прокричал ей на ухо непутевый внучок, безуспешно пытаясь отобрать грозное оружие.

– А? Шо?

– Да ничего! – орал Анвил, мягко просачиваясь мимо нее в дом.

Недовольно пробурчав что-то по поводу того, что молодежь совсем распустилась, она бросила укоризненный взгляд на свою дочь и поплелась обратно в дом. Мать Анвила стояла растерянно, опираясь на метлу.

– А что там такого в письме написано-то? – спросила она у пажа.

Лайхал пожал плечами, а женщина сделала такой вид, будто он сказал ей, что не знает, какой вчера был праздник. Видимо, с этого момента паж потерял доверие этой почтенной норрайки, тем более, что оно и так было невелико. Умудренная жизненным опытом женщина безошибочно узнала в пятнадцатилетнем мальчике помесь норрайской и саметтардской крови и все больше убеждалась в своих догадках, разглядывая его черные, как смоль, волосы и ярко-голубые глаза, в глубине которых таилось тщательно скрываемое нахальство и решительность. "Вот же волчонок, полукровка… за ним глаз да глаз, а то дашь палец – откусит руку, знаю я таких", – фыркнула она, недоверчиво поглядывая на пажа.

Как раз в это время во дворе снова появился Анвил Понн Месгер, и на сей раз он предстал в совершенно ином обличье: на нем красовался короткий плащ с капюшоном грязно-болотного цвета, к груди хитрой системой ремней были пристегнуты две небольшие кожаные сумки, к бедру был прикреплен охотничий нож в простых ножнах, обут сыщик был в мягкие башмаки из оленьей кожи.

– И куда это ты так вырядился? – спросила его мать, снова взяв метлу на изготовку.

– Служба, маменька.

– Какая такая служба?

– Алтургер Кеселар поручил мне ответственное и секретное задание, – с важным видом отвечал Анвил.

– И когда ж ты вернешься?

– Да дня через три. Или четыре. Хотя скорее всего через неделю. А может и через месяц…

– Что?! Месяц? А кто сарай чинить будет? Кто, я тебя спрашиваю?! Эй, куда это ты, негодник? – вопила матушка, потрясая метлой вслед стремительно удалявшемуся Анвилу. – Вот как расскажу отцу, какой ты непутевый, так вернешься – он-то тебе уши пообрывает, будешь знать, как бросать родную маму!

Около полудня того же дня группа наемников, получившая задаток от Иссы и Скага, вышла к той же деревне, в которой на рассвете побывал Сигвальд со своим представлением. Вычислить ее оказалось несложно даже для таких неопытных следопытов: начав поиски с того места, где беглеца видели в последний раз, они довольно точно определили направление его движения – лес хорошо сохранил следы, которые оставил Сигвальд, пробираясь сквозь чащу, как шалый лось, но окончательно выдал его кусок плаща, оставшийся на одном из колючих кустов. На дороге у опушки, на которой он встретил Оди, следы терялись среди десятка других, но логичнее всего было предположить, что беглый оруженосец не прошел мимо таверны в глухой безвестной деревушке.

Когда же троица наемников хозяйским шагом вошла в заведение, их лично встретил Бонрет Понн Зартис, еще не до конца оправившийся после неожиданного утреннего происшествия. Многоопытный трактирщик чувствовал неладное в столь частом посещении его таверны вооруженными людьми:

– Чего изволите? – подчеркнуто вежливо осведомился он.

– Мы из сыскной службы демгарда, – отвечал лидер группы. Получилось вполне убедительно, тем более, что он почти не соврал.

– Так опоздали вы, любезные – поймали уже вашего преступника.

– Как поймали? – хором спросили наемники, которым даже не пришлось разыгрывать удивление.

– Да вот так, пришел ваш начальник со связанным преступником, вещи его забрал и увел.

Наемники не понимали решительно ничего – о каком начальнике и о каком пленнике шла речь.

– И как этот преступник выглядел? – серьезно спросил лидер.

– Что это вы, батенька, не знаете, кого ловите? – с недоверием поинтересовался Бонрет.

– Так что, ты думаешь, он один у нас что ли, преступник-то? – с возмущением возразил лидер.

– А что же, много их?

– Не то слово! – уверенно заявил один из наемников.

Сейчас, представляя толпу инженеров, разбегающихся по лесу, Бонрет Понн Зартис был вполне уверен, что перед ним стоят самозванцы, к тому же весьма паршивого покроя. Однако увесистые окованные дубины наемников не располагали к спору, и он решил, подыграть проходимцам будет безопаснее:

– А начальник ваш здоровый такой, в дублете, да? И выговор у него какой-то не нашенский, правильно?

– Да, да, точно он, – закивали головами наемники. – Его-то мы и ищем. Представляешь, как увидел он преступника, так и рванул галопом за ним, а куда нам, пешим, угнаться!

– Так этот-то был без коня, – машинально возразил Бонрет, но тут же прикусил язык.

– Так ясно, что без коня, – нашелся один из наемников. – Я ж говорю, галопом помчался, вот и загнал кобылку-то. Вишь какой: коня не пожалел, а поймал подонка.

Новоиспеченного охотника за головами несло, он бы придумал целую историю с погонями, битвами, геройствами и любовным сюжетом, если бы лидер вовремя не остановил его, тяжело наступив на ногу. Бонрет саркастически ухмыльнулся в усы, слушая этих сказочников, но все же указал направление, в котором ушел Сигвальд, а также описал его пленника, и слова его в точности совпали с описанием Оди, чему очень обрадовались наемники.

Трактирщик закончил рассказ и выжидательно поглядывал то на незваных гостей, то на входную дверь. Наемники в то же время так же выжидательно смотрели то на Бонрета, то на дверь кухни, откуда доносилось шкварчание сала на сковороде и сочился запах чего-то вкусного, возбудивший волчий аппетит бойцов. Естественно, в этой безмолвной войне проигравшей стороной оказался Бонрет, которому пришлось выплатить победителям контрибуцию в виде обильного обеда.

День клонился к закату, освещая лес мягким красноватым светом, пробивавшимся сквозь листву. Медные лучи падали на дублет Сигвальда, который сох, растянутый на палках, как медвежья шкура, его плащ, с трудом очищенный от грязи, и рубашку Оди, которая, словно белый флаг, колыхалась на кустах.

Прошли уже почти сутки с тех пор, как у Оди и Сигвальда не было ни крошки во рту. Сигвальд, конечно, был привычный к таким условиям и ему такой пост был не впервой, однако и хорошего настроения подобное положение дел не приносило. Он уже битый час ходил вокруг наспех устроенного лагеря в поисках хоть чего-нибудь, что можно было бы съесть, однако весной пищи в лесу было немного, так что Сигвальд не особо преуспел в своем деле.

Оди же, напротив, казалось, забыл, что его мучает голод – он смастерил нехитрое приспособление в виде полукруглой клетки из веточек, подпертой палкой, к которой была привязана нитка. Инженер лежал в засаде, надеясь поймать какую-нибудь жирную глупую птицу, которой вздумается залезть под колпак. Он был настолько увлечен своим занятием, что не видел ничего кроме своей ловушки, и лишь изредка шипел на Сигвальда, который подходил слишком близко, грозя сорвать всю охоту.

Внезапно тихий лес огласился радостным криком Оди:

– Я поймал ее! Поймал! Сигвальд, иди скорее сюда, я поймал птицу!

Сигвальд явился незамедлительно, и, бросив беглый взгляд на ловушку, с недоверием спросил, где же птица. В ответ Оди заставил его склониться над клеткой и ткнул пальцем куда-то. Теперь северянин увидел добычу инженера и не знал, смеяться ему или плакать: под большим колпаком, способным вместить по меньшей мере чайку, преспокойно прыгала маленькая серая пичужка размером с четверть кулака Сигвальда, которая, скорее всего, даже не заметила, что ее поймали. Самым правильным решением, с точки зрения бывшего оруженосца, было бы дать хорошего подзатыльника горе-охотнику. Но, глядя на сияющую физиономию Оди и на огромный синяк, расползшийся по всему левому боку инженера (тот самый, который остался от символического удара по ребрам в таверне), у Сигвальда просто не поднялась рука на этого большого ребенка, потому он просто ограничился вопросом:

– И на это ты потратил пол дня?

Самолюбие Оди было уязвлено самым грубым образом.

– Я, по крайней мере, поймал хоть что-то, – обиженно пробормотал он.

– Да, комок перьев, – в условиях голода чувство такта отказывало Сигвальду, уступая место бесхитростной прямолинейности, свойственной истинным сынам островов Велетхлау.

Оди, конечно, понимал, что Сигвальд прав, и что в птичке кроме перьев действительно ничего нет. Потому он запустил руку под колпак и поймал пичужку. Поднеся ее поближе к лицу, он всмотрелся в черные бусинки птичьих глазок, после чего разжал ладонь, дав ей улететь.

Когда приступ философских размышлений и любования природой у него закончился, Оди подошел к Сигвальду, который как раз разбирал собранный им урожай, пробуя на вкус разные корешки и откладывая совсем уж непригодные для еды. Оди долго смотрел на его крепкие руки, широкие плечи и мощную спину, исполосованную плетью, и, с тяжелым вздохом глянув на собственные тонкие запястья и узкие ладони, сел рядом.

Сигвальд молча вручил ему горсть чего-то, что посчитал съедобным, и Оди принялся старательно жевать эти дары леса, которые были жесткими и, в лучшем случае, безвкусными. Привычный к более человеческой пище, Оди через силу давился ими, но отказаться от трапезы значило, во-первых, обидеть Сигвальда, а во-вторых, обречь себя на голодную смерть. Потом ему показалось, что повисла неловкая тишина, и Оди попытался разрядить обстановку непринужденной беседой:

– Сигвальд, а ты был рыцарем или солдатом?

– Ни тем, ни другим, – коротко ответил тот.

– Оруженосцем?

– Угу.

– А почему сбежал?

– Ешь молча, – сказал после длинной паузы Сигвальд, которому тишина, видимо, вовсе не казалось неловкой.

Оди еще несколько раз пытался возобновить беседу, но бывший оруженосец оказался очень немногословным собеседником и разговор как-то не клеился. После нескольких неудачных попыток инженер махнул рукой на разговоры и полностью посвятил себя процессу поглощения корешков, пытаясь хотя бы почувствовать, как голод покидает его, однако и эта затея не удалась – такая еда оказалась не слишком питательной.

Сигвальд еще не покончил с обедом, как вдруг резко вскочил, попутно схватив меч, лежавший рядом с ним на траве, и, развернувшись, стал в боевую стойку.

– Да перестань ты, – пренебрежительным тоном сказала вылезающая из чащи леса Асель, кивнув на меч. – Ты мне нужен, – без долгих предисловий заявила она.

– Что, больше некого пнуть в колено? – язвительно процедил Сигвальд сквозь зубы.

В это время Оди, застывший с недоеденным корешком в зубах, пытался понять, что здесь делает подданная Мар Занн Аши, почему Сигвальд начал кидаться на людей и причем тут чье-то колено. Будучи не в состоянии придумать хоть сколько-нибудь правдоподобные ответы на свои вопросы, Оди решил узнать все из первых рук:

– Вы знакомы? – осторожно спросил он Сигвальда.

  – Немного. Эта фениал

13

отобрала мою лошадь и бросила меня умирать в лесу.

– Свою лошадь – я ее первая украла. Да опусти свою железяку, раздражает.

На этот раз Сигвальд повиновался, видя, что в данный момент Асель не несет прямой угрозы. Она же, как ни в чем не бывало, продолжила разговор:

– У меня возникла проблема, которую я не могу решить. А вот ты мог бы, – сказала она, критически оглядывая Сигвальда с ног до головы. – Проще говоря, мне нужна грубая сила, которая смогла бы отодвинуть упавший ствол.

– Ну а я при чем? – хмыкнул Сигвальд.

– Намекну – под стволом лежит пара фунтов солонины и немного сухарей.

Асель с удовольствием заметила хищный огонь, загоревшийся в глазах Оди при упоминании солонины, однако Сигвальд был непреклонен и, скрестив руки на груди, продолжал уверять, что его совершенно не волнуют упавшие стволы.

За короткое время знакомства с воином Оди понял, что тот обладает невероятно сильным характером и еще более сильным упрямством – он мог стоять так до тех пор, пока Асель бы не ушла или не уснула тут же, устав от бесплодного спора. Потому инженер решил спасать ситуацию и обратился к Сигвальду:

– Твои корешки чудо как хороши, но, согласись, мы в двух шагах от мыслей о каннибализме.

Воин искоса посмотрел на Оди, который уже изобразил самую обаятельную улыбку, на которую был способен, и пытался произвести впечатление на Асель – видимо, готовил пути отступления на случай, если Сигвальд не согласится на ее условия. Тщедушный инженер был настолько худосочен, что даже мысли о возможном акте каннибализма не радовали Сигвальда. Потому, тряхнув головой, чтобы отогнать дурацкую мысль, Сигвальд молча пошел одеваться.

Когда он вернулся, Оди все еще не прекращал попыток очаровать степнячку, однако она лишь смотрела на него, приподняв одну бровь, как смотрят на заморскую диковинку, на губах ее играла издевательская усмешка. Однако инженера такое отношение абсолютно не смущало, и в своем стремлении понравиться женщине он был неподражаем: он всегда действовал спонтанно, и именно это в половине случаев располагало к себе женщин, которым нравилась искренность, живость и непредсказуемость кавалера. Другая же половина попыток была обречена на неудачу, потому как зачастую его импровизации превращались в выступление актера театра клоунады и абсурда. Сейчас был как раз второй случай, поскольку Оди видел перед собой женщину абсолютно нового для него типа и понятия не имел, как с ней надо себя вести, и делал глупость за глупостью. Неизвестно, до чего бы он дошел, если бы его вовремя не остановил Сигвальд, имевший опыт общения с дочерьми Великой Степи и знавший разницу между ними и итантардскими красотками – если от последних в худшем случае можно было получить по голове чем-нибудь, что окажется у нее под рукой, то женщины Заретарда просто оставляли неугодным кавалерам на память свою стрелу промеж лопаток.

Предварительно обсудив объем работ и размер платы, группа двинулась прямо в самую густую чащу леса, что вызвало некоторое недовольство Сигвальда. Если миниатюрной Асель в большинстве случаев даже не приходилось наклоняться, идя по звериным тропам, то Сигвальда и Оди, отличавшихся высоким ростом, ветки больно хлестали по груди и голове. И хоть Сигвальда от веток защищал дублет и шлем, то перелазить через бревна, перегородившие дорогу, ему было совсем неудобно. Асель же, как нарочно, вела их сквозь самую чащу, проворно, как лесная кошка, взбираясь на поваленные стволы.

Через четверть часа она внезапно остановилась и объявила, что они пришли. Оди с Сигвальдом ожидали увидеть небольшую опушку или хотя бы намек на нее, однако местность ничем не отличалась от той, по которой они шли все это время – покрытые мхом толстые деревья, частично разваленные частыми в этой местности ураганами, и большие серые камни, изредка попадающиеся под ноги. Единственной примечательностью этого места был огромный валун, непостижимым образом придавивший несколько веток стоящего рядом дерева. Именно на него указала девушка, сопроводив жест приказом передвинуть камень. Сигвальд недобро глянул на нее:

– Это не похоже на ствол.

– Ну ствол, камень… какая разница? Я, может быть, плохо знаю итантале и путаю слова! – Асель врала и даже не скрывала этого – такому чистому произношению мог позавидовать любой норрайец, а уж тем более Сигвальд, который все еще не мог избавиться от рычащих согласных и манеры немного растягивать некоторые звуки.

– Да я просто не смогу поднять его!

Сигвальд и Асель оказались знатными спорщиками и со стороны выглядели довольно забавно: она кричала на него и все тыкала в камень, он что-то рычал в ответ, порой переходя на язык Велетхлау и сдабривая его ругательствами, понятными на любом языке, Асель же ругалась на чистейшем итантале, Сигвальд в ответ пару раз толкнул камень плечом, демонстрируя его неподъемность. Понаблюдав немного за ними, Оди решил играть свою партию и, побродив вокруг, прикатил камень размером с небольшой арбуз и установил его рядом с камнем преткновения. Отдышавшись немного, инженер снова удалился и вернулся с длинным и крепким дрыном, который он волок за собой.

Второе его появление заставило спорщиков замолчать и с удивлением наблюдать за действиями Оди, который в таинственном безмолвии начал мастерить рычаг. Когда все было готово, он предложил Сигвальду испробовать его в действии. Под действием крепких рук воина камень сдвинулся с места, однако, как только он отпустил рычаг, валун скатился обратно. Вторая попытка была более продумана – на новом месте Оди и Асель совместными усилиями зафиксировали порядком надоевший всем валун камнями поменьше.

Оди второй раз за день праздновал победу разума над природой. Причем вторая победа не была омрачена позорно малыми размерами добычи: ловко юркнув в прежде закрытый валуном лаз, Асель извлекла оттуда обещанную солонину и сухари, разделив все это по честному, на троих.

Все набросились на еду так, будто век не ели, впрочем это было не так уж далеко от истины. Когда первый голод был утолен, Оди снова обеспокоился нависшей тишиной и попытался начать разговор. Сигвальд, заслышав знакомые мотивы, усиленно захрустел сухарями, чтобы избавить себя от необходимости участвовать в разговоре. Асель же наоборот проявила интерес к странному парню, однако сделала это весьма своеобразно: проигнорировав вопросы, задаваемые ей, она без обиняков поинтересовалась больной рукой Оди. За много лет он научился довольно умело маскировать несгибающееся запястье и плохо работающие пальцы, однако сейчас он не видел особой надобности в таких предосторожностях, хоть на минуту и смутился, поскольку Асель в его понимании была девушкой, на которую просто необходимо произвести хорошее впечатление.

– Я инженер, и склонности к изобретательству проявились во мне еще в раннем детстве – я очень любил читать книги, но, к великому огорчению отца, отнюдь не счетоводные. Я всегда мастерил что-то, и никого это особенно не волновало до тех пор, пока я в семнадцать лет не сделал летательную машину. Поскольку не нашлось ни одного добровольца для ее испытаний, то я был вынужден испробовать ее сам. И только когда я уже летел с крыши нашего особняка, я понял, что мое сооружение скорее можно назвать летальной машиной, но никак не летательной. В общем, при приземлении я разбил голову, сломал руку, четыре ребра и курятник. После длительного лечения отец отправил меня на учебу в Артретардский университет, сказав, что если мне непременно хочется убиться, чтобы я это делал в специально отведенных для этого местах вместе с такими же сумасшедшими, а не ломал ему хозяйственные постройки не не пачкал плиты во дворе.

Вопреки сложившемуся мнению Сигвальда, Оди оказался весьма неплохим рассказчиком, так что даже заставил своей историей улыбнуться бывалого воина, которому шутки о покалеченных конечностях никогда не казались смешными. Асель также оценила ораторский талант инженера, отчего тот решил, что жизнь у него, в общем-то удалась, если не учитывать того, что он скрывается в лесу с беглым оруженосцем от гнева демгарда.

Слушай, а как это камень там оказался? – вдруг спросил Оди, даже перестав жевать. – То есть он же прямо на ветках, как ты?..

Вместо ответа степнячка решила перейти к основному делу, ради которого она, собственно, и нашла Сигвальда. Девушка достала из-за пазухи тонкий продолговатый сверток, и, аккуратно положив его на землю, развернула ткань. Взглядам Сигвальда и Оди предстала разломанная на несколько кусков костяная флейта с резьбой. Глаза инженера округлились при виде этого предмета.

– Ты сломал ее ночью, – сказала Асель, в упор глядя на Сигвальда, – когда затащил меня на лошадь и пытался переломать мне ребра.

Северянин пожал плечами, не желая вступать в спор со степнячкой, которая не понравилась ему с самого начала. Но Асель продолжала выжидательно смотреть на него, явно не удовлетворенная такой реакцией.

Все это время Оди пытался что-то сказать Сигвальду, но тот не обращал на него никакого внимания.

– Сигвальд! – наконец произнес он, толкнув локтем в бок бывшего оруженосца, затем шепнул ему на ухо несколько слов.

– Ты с ума сошел, – буркнул воин.

– Похоже, что нет, – инженер покачал головой, еще раз осмотрев сломанную флейту.

– Так это… Это флейта Алсидрианда? – Сигвальд с недоумением смотрел на Асель, не до конца веря в происходящее. – У тебя есть флейта Алсидрианда?

– Больше нет. Твоими стараниями, – прошипела Асель, сложив руки на груди.

Сигвальд чувствовал себя отвратительно – кроме всех напастей, на него свалилась еще и эта, и теперь он осознавал, что такой дурацкой и неудачной ночи у него еще не было. Помимо тех глупостей, которые он натворил по пьяни, ему также удалось уничтожить самый могущественный и довольно редкий артефакт культа Духа Леса. Алсидрианд награждал такими артефактами тех, кто служил ему лучше всех, и, пока человек владел им, он мог без страха пребывать в лесу, так как все это время находился под защитой великого Духа.

Одно оставалось неизвестным – как флейта Алсидрианда попала к степнячке Асель, о чем Сигвальд не преминул спросить ее. Она невозмутимо отвечала, что в детстве во время заретардского набега осталась без родителей и что один беретрайский егерь взял ее к себе и растил как родную дочь; что потом они перебрались в Норрай; что вскоре егеря наградили этой флейтой и что после его смерти флейта досталась ей.

Северянин не был уверен ни в том, что все, сказанное Асель – правда, ни в том, что он сам причастен к поломке артефакта, но на всякий случай решил извиниться.

– Прости, мне жаль, что так вышло, – сказал Сигвальд, всем своим видом показывая, что не хотел причинять какой-либо вред.

– Мне не нужны твои извинения, мне нужна новая флейта. И ты должен помочь мне ее получить.

– Я не лесник, флейты у меня не было, нет и не будет никогда. Как ты себе это представляешь?

– Очень живо представляю – я знаю, где ее взять, но сама не могу этого сделать. Скрывать не стану, это будет опасно и незаконно, но выбор у тебя не очень большой.

– Выстрелишь мне в спину, если я откажусь? – Сигвальд с горькой улыбкой кивнул на лук, висящий за спиной степнячки.

– Нет надобности пачкать стрелы. Я просто уйду и дам вам в свое удовольствие бродить по лесу, в котором вы, кстати, безнадежно заблудились. А через несколько дней вы либо подохнете с голоду, либо попадетесь тем, от кого скрываетесь. А может вас сожрут дикие звери.

Перспективы, описанные степнячкой, не воодушевляли Сигвальда, а Оди и вовсе вводили в состояние паники, тем более, он был уверен, что Асель исполнит свое обещание и уйдет, оставив их на произвол судьбы, если Сигвальд не согласится на ее условия. Инженер уже был готов предложить свою помощь в поисках артефакта, лишь бы у него появились гарантии, что он выберется из этого леса живым. Но, прежде чем он успел что-либо сказать, Сигвальд прервал затянувшееся молчание.

– Если я соглашусь, ты выведешь нас из леса целыми и невредимыми?

– Это уж как выйдет. Могу пообещать только то, что специально вредить тебе точно не стану – ты мне все-таки нужен.

– А Оди? – спросил Сигвальд, которому было хорошо известно, что с людьми категории Асель нужно договариваться обо всем, не оставляя ничего, как само собой разумеющееся.

Степнячка с ухмылкой смерила взглядом инженера, который только сейчас осознал, что о нем за все время переговоров не было сказано ни слова, и который, судя по всему, виделся степнячке как лишний обременительный груз.

– Хорошо. Я выведу вас обоих. По возможности целыми.

– Согласен, – со вздохом произнес Сигвальд, потирая лоб рукой. – Выбора у меня в самом деле нет. Куда надо идти и что делать?

– В Рагет Кувер. Большой город в другой стране – то, что надо для таких, как вы, да? – и не дожидаясь ответа, она продолжала: – Что именно придется делать, я пока не знаю. Посмотрим на месте.

– Отлично, – кивнул северянин, хотя по его виду было понятно, что он совсем не в восторге от такой неопределенности. – Но после того, как я достану твою флейту, ты не будешь ничего требовать ни от меня, ни от Оди, и наши пути больше не пересекутся.

– Очень на то надеюсь.

После заключения этой сделки суровая дочь степи, взращенная итантардским егерем, еще раз оглядев Оди с головы до ног, снова нырнула в свой лаз. Через пару минут она выбросила на поверхность сапоги и кожаную куртку.

– Твоя одежда никуда не годится, – сказала она инженеру, вручая ему обновки.

Оди осознал этот печальный факт, когда продирался сквозь чащу, еле поспевая за Асель в своих башмаках, больше предназначенных для променада по бульвару, устланному брусчаткой, чем для походов по лесному бездорожью. Сапоги пришлись ему как раз в пору, а вот куртка вызвала у любопытного инженера много вопросов. Пока он примерял ее, слишком широкую для его плечей, он заметил три не слишком аккуратных дырочки на спине, вокруг которых виднелись подозрительные красно-бурые разводы. Увидев вопросительный взгляд Оди, Асель поспешила объяснить:

– Это куртка одного моего знакомого. Не волнуйся. Сейчас она ему не нужна, – улыбнулась она, увидев, как побледнел Оди.

– Так это… это от стрел? – спросил он, запинаясь.

– Ну так это же хорошо! Стрелы два раза в одно место не попадают!

—

ГЛАВА 4

ПЕСНЯ ЗВЕРЯ

На закате дня, следовавшего за ночью Кестианда, Анвил Понн Месгер под видом путешественника вошел в деревню, через которую за этот день прошли все, кто имел отношение к охоте на беглого оруженосца. Селение было с самого утра взбудоражено постоянным появлением нежданных гостей, потому при виде еще одного незнакомца, столь редкого в этих краях, жители оборачивались, желая проследить за подозрительным типом. Старухи, судачащие на скамье под сенью ветвистой вишни, уже придумали целый заговор, который «эти вояки» плетут против мирных жителей, и теперь вовсю его обсуждали.

Сам же Анвил был уверен, что Сигвальд побывал в деревне, так как все следы, предположительно оставленные им, обрывались на поляне с разлапистым дубом, и большая их часть была затоптана местными. В то же время сыщик не был уверен в том, что беглец покинул маленькую глухую деревушку, в которой, имея некоторые средства и дар убеждения, можно было бы отсидеться, пока интерес охотников за головами к его персоне не поутихнет. Потому, полный решимости узнать правду, Анвил направил свои стопы прямо к человеку, который, по его представлению, был обязан знать все секреты в радиусе нескольких паллангов и выдавать их интересующимся за умеренную плату.

Анвил Понн Месгер не понаслышке знал, что простой народ не слишком-то любит представителей власти в целом и сыщиков в частности, потому по возможности старался путешествовать инкогнито. Так и на этот раз, он вошел в таверну как обычный посетитель, желающий пропустить кружку пива. И, хоть он и старался пробраться к стойке как можно более незаметно, Анвил умудрился наступить на все половицы, способные издавать скрип.

– Чего изволите? – по привычке спросил усатый трактирщик, не отрываясь от вытирания своей стойки, которая от этой процедуры, которую он проводил все время, пока ему нечем было заняться, уже сверкала как зеркало, в отличие от других столов.

– Ригонтардского пива, – не задумываясь ответил Анвил, питавший некую слабость к этому напитку.

Бонрет Понн Зартис наполнил кружку до краев пивом из бочонка, стоявшего тут же, и дождавшись, пока Анвил сделает глоток, с достоинством заявил:

– У нас только местное.

Сыщик тяжело вздохнул, но спорить не стал, хоть и был возмущен наглой подменой – норрайское пиво не шло ни в какое сравнение с ригонтардским, уж это он знал наверняка. Тем временем Бонрет продолжил полировать свою стойку, захватывая заодно и бочонок с пивом. Анвил, видя, что трактирщик не проявляет к нему никакого интереса, попытался завязать разговор:

– Я странник, и уже много дней в пути…

– Угу, – кивнул Бонрет, не отрываясь от своего занятия.

– Как называется ваше селение?

– Лаусо-ре-Ирто.

– Лаусо ре ирто, песня зверя. Странное название.

– Что, первый раз в этих краях? – усмехнулся трактирщик. – Ничего, ночью узнаешь, что ничего странного здесь нет. Ну, или не узнаешь. Если повезет. Ты на ночь-то останавливаться будешь? А то солнце почти зашло, а по ночам тут не ахти какие погоды стоят.

– А что, есть комнаты?

– Да хоть отбавляй, и обе свободны.

– Обе? Неужели никто здесь не поселился? – с поспешностью спросил Анвил, чувствуя, что вплотную подошел к интересовавшей его теме.

– Нет.

– А у местных можно остановится? – все выпытывал он.

– А тебе что за интерес? В таверне полно мест.

– Да я так… ничего. Ищу одного друга.

– Э нет, парень, друзей так не ищут, – медленно сказал Бонрет, прищурив глаза. – Что-то мне это все не нравится…

Анвил заметил, что рука трактирщика потянулась к кочерге. Он быстро прикинул, что кочерга – это не метла маменьки и даже не бабушкин ухват, и решил, что стоит открыть карты, пока ему не перебили хребет этой увесистой железякой.