Текст книги "Одной дорогой (СИ)"

Автор книги: Мария Шабанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

– А работа в винном погребе? – ехидно спросила Асель, звериный нюх которой улавливал запах вина и спирта, въевшийся в одежду и волосы Оди.

– Нет, – смутился инженер. – Я работаю в типографии, мы книги печатаем. Понимаешь, технологический процесс требует использования спирта… да и печатники говорят, что без ста грамм не разобраться, и порой оказываются правы…

– Ну, главное, чтобы все не заканчивалось так, как на свадьбе сына сельского старосты, – заметил Сигвальд.

– Не напоминай! Это теперь в прошлом, я без пяти минут женатый человек!

Внезапная новость огорошила и бывшего оруженосца, и бывшую браконьерку.

– Ты? Женатый человек? С тобой все в порядке? Может тебе угрожают?

– Всё издеваетесь? Нет, в этот раз не угрожают. Я подумал просто – годы идут, мне уже тридцать, а у меня нет ни дома, ни жены, ни детей, ни денег. Как говаривал один мой знакомый: "Серьезнее надо быть в таком возрасте". Вообще-то, я еще ничего не говорил Амале…

– Так вот прежде чем сказать, подумай еще, и на этот раз получше, – скептически сказала Асель.

Оди раздосадовано махнул рукой.

– Да ну тебя, Асель, – поддержал друга Сигвальд. – У человека может жизнь начала налаживаться, не то, что у нас с тобой.

– А что у нас? У меня завтра тоже может наладится, если мы, точнее, если ты все правильно сделаешь.

– Ох, черт возьми, все уже завтра… – внезапно осознал Оди. – Уже завтра. А у вас хоть есть план?

– Есть, – кратко ответил Сигвальд.

– Какой? – любопытство обострилось в любознательном мозгу инженера.

– Хороший.

Оди разом помрачнел. Он ждал, что с ним поделятся своей задумкой, посоветуются, или хотя бы намекнут на идею, но и Сигвальд, и Асель изображали из себя две неприступные крепости.

– Я думал, ты мне доверяешь, – обиженно сказал инженер.

– Оди, ты один из немногих, кому я вообще могу доверять. Но я хочу защитить тебя.

– Защитить от чего? Защитить каким образом? Не рассказывая мне ничего? Выбросив меня из своей жизни?..

– Сигвальд прав, Оди, – сказала Асель, которая молчала до сих пор, потягивая свое пиво. – Есть вещи, которые безопаснее не знать.

– Я думал, чтобы выжить – надо знать все.

– Чтобы выжить – надо понимать, что тебе надо знать, а во что лучше не влазить.

– Не понимаю, – упрямо твердил Оди.

– Тогда я расскажу тебе сказку про девочку, которая всю жизнь была чужой среди своих и чужой среди чужих, и кое-чему за это время научилась. Несколько лет назад я разбойничала с одним типом… Ну что ты так смотришь? – просила она, поймав на себе удивленный взгляд инженера. – Будто не знал, что от меня до закона как из одного конца Оркена в другой на ослике. Так вот, долгое время все было хорошо – мы грабили, я уводила коней, он собрал большую банду – с полсотни человек. А однажды он убил одного знатного барчука, и на всю банду объявили нешуточную охоту. Я предупреждала его, что надо уйти, залечь на дно, но он не слушал, хоть и было очевидно, что если ничего не изменится, нас всех перебьют. Был бы он дураком – я бы не удивилась, но он-то дураком не был. Это значило, что он затевает что-то, и я бы могла узнать, что именно, но не захотела. Я просто собралась и уехала. А их через пару дней, как я и говорила, изрубили в капусту. Всех до единого, одного за другим. А еще через несколько лет я снова встретила этого типа – живого и здорового. Понимаешь, к чему я веду?

– Не совсем, – тихо сказал Оди, который действительно не вполне понимал, к чему клонит Асель, но уже был напуган.

– К тому, что если бы я начала копаться в его планах, он порешил бы меня в тот же день.

Оди нервно сглотнул. Пиво уже не лезло в глотку, да и любопытство как-то поутихло от таких сказочек.

– Сейчас, конечно, дело другое, никто никого рубать не будет. Я надеюсь. Просто хотела, чтобы ты понял, что знания могут быть опасными.

– Я понял, спасибо, – медленно произнес инженер. Ему совершенно расхотелось узнавать что либо.

Сигвальд тоже внимательно слушал историю Асель, с подозрением наблюдая за ее движениями, которые стали более резкими, нервными и раздраженными.

– Когда произошла эта история? – спросил он, пристально глядя в глаза степнячке.

Но дождаться ответа ему было не суждено – какой-то пьяница, протискиваясь за спиной Асель, зацепился за ее лук, заодно сильно толкнув степнячку, которая бросила на него через плечо гневный взгляд, но промолчала.

– Извини, моя девочка, – произнес он заплетающимся языком.

Уже через мгновение Асель стояла лицом к ничего не понимающему мужчине и держала у его горла обнаженный кинжал. Ее и так черные глаза потемнели еще сильнее, она была на взводе и одно неосторожное движение или слово могли стоить жизни пьяному.

– Не сметь, – прошипела она, – не сметь называть меня так.

Вскоре Асель почувствовала, как Оди отстраняет ее, пытаясь мягко высвободить клинок из ее цепких пальцев, а Сигвальд оттаскивает ничего не соображающего мужика, советуя ему пойти прочь и не искушать судьбу.

– Не знаю, что это было, и не стану спрашивать. Пойдем-ка, проветрим голову.

На улице уже давно стемнело, и на Рагет Кувер опустилась тишина. Люди в столь поздний час уже давно спали или весело проводили время в кабаках наподобие "Доброго Арбалета", а на улицах только орали кошки да стрекотали сверчки.

– Где вы живете? – спросил Оди, пытаясь прервать затянувшееся тягостное молчание. Асель и Сигвальд указали совершенно разные направления. – Мне казалось, вы поселились вместе, – он кивнул на обручальные браслеты.

– Я съехал от нее после первого же выигрышного боя, – объяснил воин.

Асель никак не прокомментировала сказанное Сигвальдом, да и Оди не стал допытываться. В глубине души он понимал друга: жить с Асель – это все равно, что жить с волком на цепи. Сегодня он трется о твои руки, а завтра разорвет тебе горло, будь ты хоть трижды здоровым северянином.

Они шли без определенной цели и направления, наугад сворачивая в переулки. Оди уловил запах воды и тины, огляделся вокруг и понял, что зря они гуляют ночью по этому району, где почти нет стражи, в домах не горит свет, а недалеко течет быстрая и глубокая река. Инженера перестало смущать даже долгое молчание – в уме он уже молился всем духам, чтобы не нарваться на мрачных личностей, зачастую встречавшихся в таких местах.

Внезапно Асель остановилась, вслушиваясь в ночную тьму – сквозь кошачий хор, исполнявший свои партии где-то на крыше, она услышала звук, настороживший ее. Ей слышались чьи-то шаги неподалеку, соударение камня с камнем, зловещее шуршание и шипение. Одна ее рука по привычке тянулась к луку, другая уже теребила хвостовик стрелы.

"Нет, Асель, нет! – думал Оди, умоляюще глядя на степнячку. – Что бы это ни было – пойдем отсюда". Но уже в следующий миг все они отчетливо услышали сдавленный крик, несколько глухих ударов, стон, и то же загадочное шуршание. Выругавшись, Асель схватила лук и побежала на звук, на ходу накладывая стрелу на тетиву. Сигвальд без раздумий направился туда же, закатывая рукава рубахи за четверть рамера.

"Ну куда?" – в отчаянии думал Оди.

– Аст се верд! – хенетвердский клич резанул по уху инженера.

"Да етить твой кривошип, только не они! Сигвальд! Безоружный, бездоспешный! Жить надоело?" Больше всего Оди хотел остаться на месте, а еще больше – побежать в обратном направлении, но долг дружбы толкал его вперед.

Он бежал за Сигвальдом, белая рубашка которого была хорошо видна в ночи. Выбежав из-за поворота на мостовую, Оди увидел Асель, стоявшую в боевой стойке с натянутой до самого уха тетивой. Она целилась поочередно в каждого из троих хенетвердцев, двое из которых с ножами двинулись на Сигвальда, а третий стоял у невысокого каменного ограждения реки. На этом же ограждении стояла жертва хенетвердцев со связанными за спиной руками – в темноте было не разобрать лица, зато была чудесно видна веревка, которая тянулась от шеи несчастного к большому камню, лежавшему у его ног.

– Отпустите его! – крикнула Асель, удерживая на прицеле того, кто казался ей главным.

– Как скажешь, – ухмыльнулся он, блеснув в лунном свете сколотым зубом. – Фос!

Парень, стоявший поодаль, с усилием столкнул увесистый камень с ограды.

– Держи его! – крикнул Сигвальд, но последнее слово заглушил душераздирающий крик главаря, которому степнячка выстрелила в колено.

Оди понятия не имел, что имел в виду воин, и кто кого должен держать, но возможности поразмыслить об этом не было, и инженер, доверившись интуиции, метнулся туда, где только что стоял человек с камнем на шее. За те несколько мгновений, которые понадобились ему, чтобы покрыть расстояние до реки, Оди успел вспомнить, что здесь чуть ли не самое глубокое место канала, что камень тяжелый и моментально уволочет человека на дно, и что шансы незнакомца выжить равны примерно нулю.

Но инженер в своих расчетах не учел жажды жизни, которая способна обратить ноль в нечто большее. Как только камень покинул свое место, устремившись вниз, незнакомец сделал шаг вперед и теперь, оказавшись на мостовой, он упирался спиной и плечами в парапет, отчаянно цепляясь за жизнь.

Веревка врезалась в его горло, перебив дыхание и заставив сильно прогнуться назад. Он уже начал терять сознание от нехватки воздуха, как заметил над собой перепуганное лицо Оди, который, тоже перегнувшись через перила, поймал веревку и потянул ее на себя, чуть ослабив натяжение.

Он изо всех сил старался вытащить камень обратно, но его усилий оказалось недостаточно. Единственное, что он мог сделать – продолжать держать до прихода того, кто сможет поднять тяжелый камень или хотя бы перерезать веревку.

– Держись, держись, парень, – повторял Оди, глядя в широко открытые, полные ужаса глаза незнакомца. – Я не брошу, я смогу, смогу…

Теперь Оди успокаивал большей частью себя, потому что камень был слишком тяжелым, а веревка безбожно резала ладонь и грозила сорвать кожу. Внезапно он ощутил, что не смог бы разжать кулак, даже если бы очень хотел – пальцы судорожно сжались и больше не слушались хозяина.

Справа от него раздался громкий всплеск воды – это Сигвальд нагнал бросившегося наутек парня, которого назвали Фосом, и, легко оторвав от земли, бросил его в реку. Асель выстрелила снова, но на этот раз промахнулась – последний хенетвердец ловко юркнул к своему напарнику с простреленным коленом и, закинув его руку на плечо, поспешил удалиться вместе с ним.

Когда стало ясно, что бой выигран, Асель и Сигвальд бросились к Оди, который из последних сил удерживал груз. Степнячка ловко отрезала веревку у самых пальцев Оди, и булыжник упал в воду, подняв фонтан брызг.

Сигвальд помог усадить незнакомца на брусчатку, облокотив его спиной о каменную ограду, Асель продолжала орудовать кинжалом, разрезая путы, стягивающие руки за спиной, тряпку, которой был завязан рот, а также веревку, все еще болтавшуюся на шее.

Незнакомец ошалелым взглядом обводил людей, которые только что вырвали его из холодных объятий смерти.

– Ты как, в порядке? – спрашивал Оди, массируя свою занемевшую руку.

По виду парня никак нельзя было сказать, что он в порядке – неритмичное дыхание вперемежку с хрипом и стоном выдавало полный непорядок. Когда вдохи и выдохи стали более уверенными и размеренными, незнакомец произнес надломленным голосом:

– Отпустите меня. Я не сделал ничего плохого.

Асель все это время не вполне понимала, что здесь происходит, но точно знала, что она права, а те, кто пытался утопить связанного и безоружного – неправы. Пока Сигвальд в сторонке объяснял степнячке, что такое радикально-настоенная организация Хенетверд, Оди занялся пострадавшим, который все твердил, что не делал ничего плохого.

– Я знаю, мне тоже не нравятся эти Черные Ножи. Тебе здорово досталось, и тебе нужна помощь. В городе есть твои друзья?

Парень отрицательно покачал головой.

– Тебе вообще есть, куда идти?

Тот же ответ. К ним снова присоединились Сигвальд и Асель, которая, прослушав общественно-политическую сводку, еще раз убедилась в своей правоте.

– Что же с тобой делать? – задумался Оди, и тут же пригласил парня к себе переждать ночь до рассвета.

– А что скажет твоя вдовушка? – поинтересовалась Асель.

– Да я что, совсем дурак, чтоб к Амале в такое время идти? У меня комната в таверне есть для таких случаев.

Асель и Сигвальд обменялись красноречивыми взглядами, говорившими, что вряд ли комната нужна Оди для укрывания пустынников от Хенетверда.

– Я не смогу ничем отблагодарить вас за спасение моей жизни – все, что у меня было, осталось у этих бандитов. Скоро здесь будет стража. Поэтому лучше я избавлю вас от своего общества.

Незнакомец попытался встать, но боль в ушибленной спине обдала его как кипятком. Застонав, он снова сел, опершись о холодную каменную ограду.

– Глупости, – сказал Оди, протягивая руку незнакомцу. – Меня зовут Оди Сизер.

– Фирсет Халас. Ты очень рискуешь, Оди Сизер, – Халас пожал предложенную руку, вымазавшись кровью инженера, выступившей на месте, натертом веревкой.

– Совсем чуть-чуть. Но на счет стражи ты прав – пора отсюда убираться. Сигвальд, проведи Асель до дома.

– Вот еще выдумал! – запротестовала она. – Сама дойду!

– Пожалуйста, – Оди обращался к воину, который спокойно кивнул, и, не обращая внимания на раздражение степнячки, попытался прикоснуться к ее плечу, но в ответ получил локтем по ребрам. Усмехнувшись, он направился за ней следом.

Пока Халас приходил в себя, инженер торопливо заряжал свой пистолет на случай погони или другой непредвиденной ситуации. Закончив с этим, он подал руку пустыннику:

– Пойдем, здесь недалеко, – сказал Оди, помогая подняться своему новому знакомому. – Хотя, по правде говоря, далеченько.

Всю дорогу они шли медленно, часто останавливаясь, чтобы передохнуть – при падении с парапета Халас сильно ушиб спину и теперь она не давала ему покоя. И все это время Оди размышлял о том, как изменила его встреча с Сигвальдом и Асель – еще месяц назад он бы не то, что не стал бы тащить домой раненого пустынника, но даже не решился бы ввязаться в такую историю, хоть бы крики о помощи раздавались в трех шагах от него.

"Что со мной творится? Что сделали со мной эти люди? Храбрость – это вообще не мой конек! Если мы снова нарвемся на хенетвердцев – тут нам и крышка, оба пойдем рыб кормить. Великое небо, что я делаю?!" – вопрошал себя Оди, нервно оглядываясь по сторонам.

Но любопытство было сильнее страха – инженер всегда мечтал познакомиться с жителем Оркена, возможного пристанища последних инженеров Третьей Эпохи. С самого момента заселения пустыни первыми исследователями, она приобрела статус закрытой территории. Надо признать, что в первое время было немного желающих насладиться бесконечными красотами пепельных равнин и черных скал, но открытие пустынниками алруана изменило отношение мира к Оркену. Тяжелый, но невероятно крепкий и упругий сплав, который к тому же при определенных условиях мог восстанавливать свою структуру, казался идеальным для изготовления доспехов и оружия. Но жители пустыни ни в какую не желали торговать большими партиями этого металла, ограничиваясь поштучными продажами изделий. Тогда на Оркен хлынула волна желающих добывать алруановую руду самостоятельно, но внезапно наткнулась на ожесточенное сопротивление пустынников, которые установили собственные границы, а в их столицу вход был закрыт даже для путников и торговцев.

Конечно, Оди не мог упустить шанс с глазу на глаз пообщаться с настоящим пустынником, но обстоятельства их знакомства смущали инженера, особенно сейчас, в узких и темных улочках бедняцкого района Рагет Кувера.

Молитвами Оди и милостью духов им удалось без приключений добраться до таверны в Торговом квартале, где он снимал комнату "на всякий случай". Ощупью пробираясь по комнате, Оди случайно наткнулся на стул, который и предложил своему гостю, и, врезавшись в стол, стал шумно шарить по нему в поисках свечи.

Тусклый огонек осветил комнату, в которой царил такой же первозданный хаос, как и в таверне деревушки Лаусо-ре-Ирто, и как и везде, где Оди задерживался дольше, чем на день. Только теперь ему удалось рассмотреть Халаса, и первое, что бросилось ему в глаза, были забитые мельчайшими частичками пепла поры на руках и лице пустынника. "Интересно, каково это, когда везде один только пепел? Даже в кожу въедается намертво, он как клеймо, которое ничем не отмыть", – думал Оди, увлеченно и беспардонно разглядывая нового знакомого. Инженер опомнился только когда трепещущий свет свечи выхватил из мрака шею Халаса, которую пересекал резко выделяющийся багровый след от веревки.

– Как ты? – снова переспросил Оди, по привычке выкладывая на стол пистолет и скидывая сюртук.

– Уже лучше, спасибо, – все еще неестественно хриплым голосом отвечал пустынник, морщась от боли в спине.

– Показывай спину, – скомандовал инженер, с уверенным видом закатывая рукава рубашки.

Халас беспрекословно снял тяжелую и жесткую куртку из бугристой серо-зеленой кожи, и запихнул ее ногой под стол, рубашку повесил на собственное колено.

Поднеся свечу поближе, Оди критично оглядел большую припухшую гематому, которая растекалась по спине, переливаясь багряно-лиловыми красками.

– Ну… – многозначительно протянул он. – Я не лекарь, но тут совершенно определенно ушиб. По-моему, к нему надо приложить что-то холодное.

– По-моему, тоже.

Вода в кувшине для умывания оказалась самым холодным веществом, которое смог найти Оди. Смочив в ней свой носовой платок, он принялся размахивать им, чтобы остудить еще сильнее. Халас с усталой улыбкой наблюдал за медицинскими изысканиями инженера.

– Очень смело с твоей стороны помогать мне, – заметил он. – Мало кто из вас решается даже заговорить с нами, словно мы прокаженные.

– Это все из-за Хенетверда. Они запугали народ, и многие действительно считают вас смутьянами, – Оди наложил холодный компресс на спину Халаса.

– Смешные они ребята, ей богу. С криками "Чудовищ не бывает!" пытались утопить парня в куртке из кожи арбирто – монстра, которого держит почти каждая семья в Оркене, – коротко рассмеялся пустынник. – Самое печальное, что они отчасти правы.

– Правы? Ты в своем уме?

– А как ты думаешь, откуда взялись монстры?

– Они появились на месте современного Оркена в год пришествия Фосгарда. – ответил Оди фразой из учебника по естествознанию.

– Те, что имеют демоническую природу, сами по себе никогда не покидали пустыню – они приспособлены к жизни там и в другом месте они бы долго не протянули.

– А как же тогда остальные? – неуверенно спросил Оди, чувствуя как рушится тот мир, в который он верил всю жизнь.

– Значит ты в них все-таки веришь.

– И хотел бы не верить, да не могу.

– Почти все в этом мире построено на вере. Вот и чудовища – это то, во что верят люди. Люди не желают верить, что сын сельского старосты мог спьяну убить свою невесту, им легче представить черного волка, окутанного адским пламенем, который лакомится кровью младенцев и невинных девушек. И когда вера становится достаточно сильной…

– Не продолжай. Есть вещи, которые безопаснее не знать.

Халас замолчал, дав возможность Оди обдумать еще раз слова, сказанные Асель и снова убедиться в ее правоте. На этот раз даже врожденное любопытство инженера уступило место здравому смыслу, который подсказывал, что не зря он не знал всего этого раньше.

– Ты давно живешь в пустыне? – Оди попытался перевести разговор в более мирное русло.

– Я там родился и вырос, – отвечал Халас, рассматривая вещи, наваленные горой на стоящий перед ним стол.

Среди кипы бумаг, перьев, линеек и прочих пишущих принадлежностей, его больше всего заинтересовал блестящий пистолет, который он с интересом взял в руки. Увидев это, Оди похолодел от страха, вспомнив, что он заряжен.

– Стой! – крикнул он Халасу, испугав его так, что тот чуть не выронил пистолет из рук. – Не делай ничего, отдай это мне.

С великими предосторожностями Оди взял у удивленного пустынника свое хитроумное смертоносное устройство и положил его на полку над кроватью.

– Что это? – с интересом спросил Халас.

– Мое изобретение, – уклончиво отвечал Оди, памятуя о последней встрече с Хельмирой. – Я его еще не полностью сделал, оно может быть очень опасно.

– Изобретение? – переспросил пустынник. Он видел, что Оди темнит, но не мог понять почему. – Ты инженер?

– Так и есть, – с гордостью признался он.

Халас замолчал, наслаждаясь очередной порцией прохлады – влажный носовой платок приятно охлаждал горящую огнем спину, но высыхал на ней быстрее, чем успевал принести серьезное облегчение.

– Оди, – продолжил он чуть погодя. – Я уже говорил, что не смогу ничем тебя отблагодарить, но может быть это будет тебе полезным.

Халас с трудом стащил с пальца простенькое алруановое кольцо и протянул его Оди.

– Даже думать забудь! – замахал инженер руками. – Я же сказал, что мне ничего не нужно, и твои слова о такой "благодарности" весьма обидны.

– Это пропуск в Оркен для тебя и твоих друзей. Я просто хотел, чтобы ты знал – если вдруг ты захочешь попасть туда, помни, что там для тебя всегда найдется место и ты всегда будешь желанным гостем. И твои друзья, конечно, тоже.

– А-а, – такой поворот дела удивил Оди – на его памяти никто не получал приглашения в пустыню. – За это спасибо. Правда, я не думаю, что мне будет суждено воспользоваться твоим гостеприимством – меня тут много что держит.

– Понимаю, – кивнул Халас. – Но судьба переменчива, и то, что сегодня кажется незыблемой основой, завтра волею случая может смешаться с прахом, – сказал он, вкладывая кольцо в ладонь инженера.

Оди неуютно поежился – он вспомнил Амалу, которую он вновь обрел после шести лет скитаний, Сигвальда, который за это время стал его лучшим другом, Асель, которая всегда говорила, что думала, и делала, что хотела, и этим восхищала нерешительного инженера. Он не хотел верить в то, что может лишиться всего этого, особенно сейчас, когда узнал истинную силу веры.

—

ГЛАВА 12

ПО КРАЮ ПРОПАСТИ С ЗАКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ

Асель бродила по маленькому участку древнего реликтового леса, сохраненного жителями Рагет Кувера в самом центре этого города. Проходя по широким тропкам, освещенным золотистыми восходными лучами, степнячка думала, что этот лес – это единственное, что дает право на жизнь этому городу.

Но вскоре ее спокойно-благодушное настроение стали портить все чаще и чаще встречающиеся люди, которые пришли сюда, чтобы занять лучшие места к началу праздника. Все жаждали увидеть цветение Сторхет Сидри, которое по древним поверьям было верным признаком того, что город проживет до следующей весны.

Через пару часов людей стало невыносимо много, и все они почему-то считали своим долгом громко говорить, смеяться, петь песни и орать приветствия и поздравления всем своим знакомым, даже если те находились на расстоянии полета стрелы от них. Асель искренне не понимала, для чего они все это делают, потому начинала злиться и единственным желанием ее было забиться поглубже в лес и забраться под какой-нибудь толстый, поваленный бурей ствол, поросший длинным бородатым мхом. Однако пришла она сюда не для этого – ближе к полудню должен начаться праздник духа Алсидрианда, на котором одному счастливчику вручат заветную флейту, которую степнячка считала принадлежащей ей по праву.

Проклиная весь род человеческий, Асель пробиралась сквозь ставшую уже довольно плотной толпу, которая начала образовываться вокруг храма Сторхет Сидри – главного храма культа Алсидрианда. Сложенное из больших каменных блоков здание имело форму полусферы со срезанной верхушкой, внутри которой росло огромное дерево, крона которого оставалась снаружи. Его бугристая кора помнила и Договор Шести Алгардов, ставший переломным моментом на пути Итантарда от племен к цивилизации; его узловатые ветки помнили дым великого пожара, вызванного демоном Фосгардом.

Каменные стены храма обросли мхом и плющом и сейчас напоминали огромную кочку на болоте, изъеденную мышами – окна, расположенные в хаотическом порядке, никогда не застеклялись, потому внутри храма всегда было сыро и прохладно.

Попасть внутрь Асель не удалось – пытаясь протиснуться между двумя необъятными кумушками в дорогих пышных платьях, юбки которых поминутно цеплялись за кустики и траву, заставляя почтенных дам останавливаться и выпутывать друг друга из «лап природы», как выразилась одна из них, степнячка буквально уперлась носом в спину мужчины в темно-зеленом сюртуке, который показался ей очень знакомым.

– Оди! – зашипела она, хватая его за локоть.

– Да хранит тебя сень леса, – торжественно поприветствовал ее инженер формулой, принятой в этом культе. – Знаешь, я уже даже забыл, как здесь красиво! И почему я не ходил сюда раньше? Наверное, после наших приключений я стал относиться к лесу несколько иначе… Эй, ты что творишь?

Асель так сильно сжимала его локоть, что вскоре инженеру стало действительно больно.

– Ты какого черта здесь делаешь?

– Я просто пришел посмотреть на главный праздник этого города, как и сотни человек вокруг, – произнес он несколько обескураженным тоном. – Кстати, с тем пустынником все хорошо – он отделался парой синяков. Только что я проводил его до городских ворот и…

– Очень за него рада, – жестко отрезала Асель. – Я же говорила тебе – не лезь в наши с Сигвальдом дела, тебе здесь не место!

"Опять! Опять мне здесь не место! – с горечью и обидой думал Оди. – А есть на земле хоть где-нибудь такое место, чтобы я был там кстати?"

– Ничему тебя жизнь не учит, – продолжала степнячка, не обращая внимания на то, как моментально сник инженер. – Не стоит тебе сейчас к нам даже приближаться – здесь слишком опасно для тебя. Уходи.

– Прости, – сказал он внезапно севшим голосом. – Я больше не буду тебе мешать.

Круто развернувшись, Оди зашагал прочь, ловко лавируя в плотном человеческом потоке.

Выбрав момент, Асель забралась на подходящее дерево, росшее прямо у входа в храм – так она не пропустит жреца, выносящего главную святыню этого дня. Обзор с дерева открывался замечательный – большая часть собравшихся была видна, и нет ничего проще, чем разглядеть их лица, когда все они поднимут головы, чтобы увидеть, как распускаются цветы Сторхет Сидри.

Вот Асель заметила светловолосую голову Сигвальда, который расхаживал среди толпы, старательно изображая из себя порядочного гражданина. И вроде бы все пока шло как по маслу, но степнячка все равно чувствовала тяжелый груз на сердце. Она не могла понять его причины, но совершенно определенно чувствовала, что он мешает ей полностью сосредоточиться на главном деле.

Одинокий звонкий голос протяжной песней донесся из каменного храма. Он повторял одну и ту же строку песни Алсидрианду, пока шепот, волной прошедший по толпе, не заставил замолчать всех присутствующих. Когда над лесом установилась такая тишина, что было слышно, как по траве пробегает ящерица, тот же голос спел еще два куплета незамысловатой, но красивой и торжественной песни. На третьем куплете к нему присоединились глубокие мужские голоса, а на четвертом – чистые женские.

Песня лилась так естественно, так чисто и так трогательно, что заставила даже Сигвальда, обычно не восприимчивого ко всякому проявлению искусства, слушать с благоговением и трепетом.

На самой высокой ноте, на самом волнующем моменте песня оборвалась, как будто у небесной арфы лопнули разом все струны. Ее место занял барабанный бой – сначала это был один инструмент, укрытый где-то в глубине храма, но постепенно к нему присоединялись все новые и новые барабаны.

"Это же сердце! – удивилась Асель, вслушиваясь в ритмичные удары. Она приложила руку к груди, и ей показалось, что невидимые барабанщики озвучивают такт ее собственного сердца. – Это его сердце. Это мое сердце. Мы связаны: я и лес, я и Алсидрианд. Эта связь сильнее всего на свете, он зовет меня. Эта флейта – моя!"

Наконец-то на пороге храма появился жрец – седовласый старик в белом балахоне с зеленым орнаментом воздел руки к небу, поднимая над головой хрупкую флейту. Толпа ахнула, Асель тоже с трудом удерживала себя на месте. Вдруг жрец поднял голову и устремил свои глаза прямо на Асель, которой от такого взгляда стало страшно – она ясно видела, что старик абсолютно слеп, но ощущение складывалось такое, будто он не только видит ее, но и видит ее душу и помыслы. Вцепившись покрепче в ветку, Асель отвела глаза от лица монаха, не выдержав его пронзительного взгляда.

Тем временем жрец побрел сквозь толпу, которая постоянно сохраняла вокруг него небольшой пятачок пространства, куда бы он ни шел. Вскоре монах остановился и, протянув костлявую руку с сухой морщинистой кожей, схватил за рукав одного из толпы. Этим одним оказался здоровенный бородатый ригонтардец, который еще не осознал, что с ним произошло.

"Вот дубина, – думала Асель, глядя как услужливые соседи лесника почти силой заставляют его опуститься на колени. – Ну оно и к лучшему – меньше рассуждать будет."

– Я не знаю ни имени твоего, ни родины, – начал жрец нисколько не дребезжащим голосом. – Я не знаю твоих заслуг. Но Алсидрианд знает! Ты был избран великим духом за то, что провел свою жизнь так, как было угодно Алсидрианду. Возьми эту флейту – она твоя по праву, ты и только ты из всех собравшихся достоин ее. Ты будешь использовать ее во славу и с позволения великого духа. Это не наставление – это истина.

Асель снова стало не по себе, на сей раз от слов монаха – ей чудилось, что все это он говорит не ошалелому от радости леснику, а ей, той, чей замысел он почувствовал издалека.

– Играй! – приказал жрец.

Все еще плохо соображающего егеря подняли с колен те же услужливые соседи, но ригонтардец не мог не то, что играть, но даже дышать ритмично. Асель сверлила его взглядом – лесник не нравился ей заранее.

Непослушными пальцами он взял костяную флейту с резьбой из рук монаха, и, поднеся ее к губам, заиграл какую-то популярную кабацкую песенку – единственное, что ему удалось вспомнить от волнения. Старый монах только горестно покачал головой, беззвучно прошептав что-то о неуместности столь пошлых мотивов.

К концу первого куплета толпа восхищенными возгласами заглушила довольно паршивую игру лесника – на Сторхет Сидри одновременно распустились все цветы, усыпав крону огромного дерева алыми точками лепестков. Зрелище было настолько завораживающим, что, залюбовавшись, Асель едва не упустила егеря, уже собравшегося уходить.

Соскочив со своей ветки, она чуть не зашибла какого-то мужчину, но вместо заслуженной оплеухи угодила в объятья его жены, возбужденной всеобщей радостью – Сторхет Сидри зацвел, а значит Рагет Куверу жить! Асель пришлось также изобразить всплеск бурной радости, чтобы не выбиваться из толпы и не привлекать к себе внимание еще больше. С трудом вырвавшись из мягких потных объятий горожанки, степнячка пробивалась к тому месту, где последний раз видела счастливого егеря.