Текст книги "Тайны Сикорских (СИ)"

Автор книги: Мария Троянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Наконец трое одаренных сумели договориться о нанесении тройного удара. Артем еще дразнил, он еще жил, но видимо, стоило выпустить лютость, не сдерживать ее. Теперь уже поздно – не успеет. И увернуться тоже не успеет.

На скале появилась еще одна фигура.

Просчитывая жизнь на несколько ходов вперед, Артем уже понял, что ему сейчас трое одаренных, недооцененных им, ставят шах и мат. Что он доживает последние мгновения. Ему не хватает доли секунды увернуться.

И в это же время он видит еще одного игрока. Совершенно новую фигуру, замешанную в этом котле. Не ожидал, никак не ожидал увидеть… Ну что ж, се ля ви. За ошибки нужно дорого платить.

Сикорский салютует, приветствуя. И прощаясь.

Глава 32. Не друг

Не друг. Значит все-таки нЕдруг.

Евгений стоял, наблюдая за тем, как происходит крушение жизни Артема.

Света узнала, куда летит брат ее жениха, дала наводку, как отследить машину по GPS-координатам. Хорошая информаторша. Фельдман подоспел как раз к кульминации. Еще мгновение – и Сикорский сгинет, и следа не останется. Силой троих высших сметет его с лица земли.

Тот, кто был когда-то близким другом Фельдмана, салютует – приветствуя и прощаясь.

Женя взмахивает рукой, выпуская спрятанный в рукаве нож.

Убить Сикорского, чтобы не мучился в агонии, сгорая заживо под натиском тройной силы высших, очень милосердно. Это дань былой дружбе.

Нож летит стремительно, словно пущенная звенящей тетивой стрела.

Крик женщины – истошный вопль, полный отчаяния, боли, злости и бессилия, разрезает реальность. Ксения, выскользнувшая из здания, вырывается из рук Павла, пытающихся обхватить, уберечь, спасти. Но обезумевшая женщина, словно раненный зверь, отталкивает мужчину, бросается к брату.

Нож гладит горло мужчины, пролетая мимо. Алая кровь из разорванной артерии брызжет, ослепляя рядом стоящих. Нож, рассекая податливую плоть, словно масло, одним ударом поражает две цели. Второе горло зияет открытой жуткой улыбкой. Двое высших, еще не понимая, что произошло, хватаются, пытаясь соединить разорванную ткань, остановить хлещущую кровь. Третий протирает глаза, залитые чужой кровью.

Сикорский цел и невредим. Он долю секунды мешкает, оценивая обстановку, наливаясь соком жизни, с которой успел проститься, и одним молниеносным танцующим движением обхватывает невредимого противника, разворачивает задом к себе, прижимая, и сворачивает ему шею.

Ксения кричит, теряет сознание. К ней бросаются сразу двое. Павел, неуспевая уберечь от падения. И Евгений.

Артем не может позволить себе броситься к сестре, ведь маяк служит укрытием для еще одного высшего. Но минуты предателя сочтены.

Стоило зияющему отверстию дверного проема черного входа поглотить темную фигуру Сикорского, спустя несколько ударов сердца раздался вопль, тренькнувший словно оборвавшаяся струна, повиснув на высокой ноте. И лишь гудение беснующегося ветра.

Глава 33. Разговор

Самолет немного потряхивало – не лучшие погодные условия для перелета.

Не было у железной птицы выбора – приходилось лететь, сломя голову, ведь в ее чреве находились жизни многих людей. От скорости полета зависело, переступят ли люди Сикорского порог вечности, или еще повоюют на бренной земле.

Артем Николаевич устало наблюдал, как его недруг Фельдман пытается поделиться энергией с находящимися на борту раненными. Внутренним взором видел недоступное обычному зрению свечение широких ладоней, прикасающихся к покрытым испариной лбам. Целительство не было сильной стороной клана Фельдманов, но он старался, как мог, и Артем отдавал дань его усилиям.

– Я хочу помочь, – Ксения решительно закатала рукава, собираясь подняться, но Артем мягко осадил ее.

– Нет, тебе нужно беречь силы.

– Не надо панькаться со мной! Ты нужнее этим людям, – всхлипнула девушка, обнимая кругленький животик, поглаживая. – Это из-за меня… Если мне нельзя, то хотя бы ты… Помоги им! Ну же!

Ксения, пережившая стресс, была готова наброситься на брата. Ее негодование его бездействием кипело. Растрепанная, несчастная, она сотрясалась, словно сквозь нее проходили разряды тока. Чувство вины провоцировало искать виноватого в том, что произошло. Артем, чуть не отдавший за нее жизнь, вызывал отторжение и злость вместо благодарности. Ксения не отдавала себе отчет, что ее негативные эмоции – это всего лишь защитная реакция, помогающая отгородиться от боли. Она страдала, переживая эмоциональную агонию.

Внутренний мир Сикорской встал с ног на голову, погрузившись в королевство кривых зеркал. Страх за жизнь Артема превратилась в злость на него, чувство вины пыталось спрятаться, заставляло бежать куда-то, что-то делать, требовало активного участия, сопереживание пострадавшим сотрудникам подразделения специального назначения и благодарность за их самоотверженную преданность обрушивались гранитной скалой, под своим весом заставляя девушку страдать, сердиться, искать виноватого.

Брат находился рядом. Он бездействовал. Он не давал Ксении бегать по салону самолета и заниматься перевязкой раненных, делать им уколы обезболивающего, сбивать температуру, как этим занималась Елена Михайловна, Катя и Павел. Артем раздражал. И чувство вины исказилось, превратившись в зверя, готового наброситься и сожрать ее саму. Но Артем не давал погрузиться в состояние «это-я-во-всем-виновата» и «спасая-меня-погибли-люди», провоцировал, и гнев на себя обрушился на него, словно беспощадное сели.

– Да как ты можешь тут сидеть?! Притащил людей на верную смерть! Сражение с высшими обречено! Влез в эти клановые разборки! Втянул меня! И сейчас не даешь помочь этим умирающим людям! Они за тебя были готовы погибнуть, а ты не можешь поделиться с ними энергией?! Ты… ты… мерзкий жлоб! Бессердечный!.. – целая волна оскорблений лилась грязевым потоком на Сикорского.

Ксения не отдавала себе до конца отчет в том, что она говорит. Она игнорировала тот факт, что брат рисковал и своей жизнью, спасая ее, что он чуть не погиб. Артем молча слушал. Мерзость отталкивалась от него словно жидкость с пропитанной водооталкивающим веществом поверхности ботинок. Он не обижался, не пытался что-то объяснить. Он мягко следил за тем, чтобы сестра не навредила себе и ребенку. И только.

Аварийную посадку таки пришлось сделать – погодные условия оставляли желать лучшего, хотя до столицы оставалось сорок минут лету. Малюсенький городок поприветствовал аэродромом для «кукурузников». На борт самолета поднялась пара целителей и погодник, управляющий направлением и силой ветра. Старенькая бабулечка с изрезанным морщинами лицом охала и ахала, боясь оказанной ей чести, но все же смогла обуздать погодные условия и помочь долететь без происшествий.

Катя дремала в кресле. Как только на борт поднялись целители, ей дали возможность отдохнуть, оставив раненных на их попечение. Сонный кисель смешивался с явью, укачивал. Женщине казалось, что усталость пригвоздила ее, навалилась тяжелым бременем.

– Уснула, – раздался тихий шепот. Кто-то плюхнулся в кресла через проход.

– Да, – ответил Артем Николаевич сухо. И вдруг мягко и тепло добавил:

– Спасибо.

– Эм… Не за что, – Евгений будто смутился. – Правда, не за что. Ты не сердись, что я следил за тобой.

– Света. Я в курсе. Все нормально, не извиняйся. Все-таки ты спас мне жизнь, – криво улыбнулся Сикорский.

– Ты вычислил мою осведомительницу? – не стал отрицать и оправдываться собеседник. – Жаль. Еще бы потрудилась. Ну да ладно. А что спас тебя… сам себе этого не прощу, – хохотнул Фельдман. – Сохранил жизнь главной чирке на своей заднице. Это ж надо так не подумать.

События дня покрыли трещинами тот противоречивый клубок отношений между двумя бывшими друзьями. Друг. Недруг. Не друг. Три категории боролись между собой. Когда спасаешь кому-то жизнь, связываешься с этим человеком незримыми нитями. Еще не друзья, но уже и не враги.

– Не волнуйся, мне недолго причинять тебе зуд, – криво усмехнулся Артем. Фельдман внимательнее посмотрел на Сикорского. Для того, чтобы понять, правильны ли его подозрения, ему нужно было дотронуться до собеседника. Но не решался.

– Поэтому я хотел поговорить с тобой. Алексей… – Сикорский не мог говорить плохо о своих родных. Даже сейчас. Но он понимал, что должен расставить все точки, пока ему хватает сил. – Алексей не готов к принятию серьезных решений. Тем более к решению межклановых вопросов. Лучано будет отстранен, я заручился поддержкой его братьев, так что с итальянскими Борджиа проблем не будет. Лучано нарушил заповеди, священные для большинства кланов – пошел против семьи межкланового главы, пытался причинить вред нерожденному наследнику и этим пошатнуть могущество сразу двух наиболее сильных династий.

Думаю, ты справишься с бременем власти. Я передам тебе ее на максимально комфортных условиях. Но с одним но… Когда сын Ксении достигнет совершеннолетия, ты должен уступить ему бразды правления.

– Подожди, выводы, которые напрашиваются, неутешительны, – начал было Евгений.

– Я объясняю тебе все без обиняков. По старой дружбе. У меня осталось мало времени, – прервал Артем. – Алексея, как мне ни больно это признавать, подпускать к власти нельзя. Он легкомысленный. Он игрок. Он задолжал много денег и поплатился за это. Средства расплатиться с долгами Алексей получил от Лучано, который взамен попросил о ма-а-аленькой услуге. Безобидной. У моего брата не хватило, к сожалению, смекалки понять, что бесплатный сыр только в мышеловке.

Лучано попросил Лешу всего лишь придержать документ, крохотный, о том, что он клянется в верности мне.

Таким образом, на совете Борджиа бумаги о назначении нового главы клана вступили в силу, но он не обязался подчиняться мне, главе всех кланов. Это развязало алчному Лучано руки, итальянец попытался захватить власть хитростью и шантажом.

Я запрещаю наказывать Алексея за его халатность. Это наши семейные дела и… он сам себя наказал.

Фельдман слушал, не перебивая. Боль бывшего друга была и его болью. Все-таки Леша был когда-то и ему не чужим человеком. Он боялся услышать ответ на вопрос, почему Артем решил отказаться от власти. Фельдман был проницательным. Он уже понял, что Сикорский не просто так не тратил свою энергию на помощь раненным. Артем ценил преданность и никогда бы не отказал в помощи верным ему людям. Для того, чтобы поступить подобным образом, нужны были веские причины.

– Последний из высших, с которым мне довелось сразиться в маяке, умирая, проклял меня. заклял на смерть. Жить мне осталось считанные часы, поэтому… поэтому ты должен пообещать мне, что позаботишься о ребенке Ксении.

Фельдман ожидал услышать именно это признание, но все-равно его накрыло болью. Снова утратить друга, которого однажды потерял и как раз, когда едва проложил шаткий мост навстречу восстановлению былой дружбы.

Отец Евгения вытащил бы из этой ситуации максимум – он бы сказал сыну порадоваться, что Сикорский добровольно уступает ему власть, выкрутить ситуацию так, чтобы впоследствии не передавать правление сыну Ксении. Быть хитрым и изворотливым, жестоким во имя интересов своего рода – вот долг Фельдмана. Евгений был достаточно взрослым, опытным, чтобы осознать это. И чувство привязанности к Артему вступило в схватку с чувством долга.

Артем словно прочел это в глазах Фельдмана. Он слишком хорошо знал Евгения и всю его семью, чтобы не понять, что за насекомые копошатся сейчас в голове его друга.

– И последний мой подарок тебе, Жень. Кое-кто меня, конечно убил бы, ведь я предаю чужую тайну, – Артем представил, как бы отреагировал человек, которого казался этот секрет, на то, что он вообще в курсе всего, да еще и раскрывает подробности тому, кто не должен был узнать эту тайну никогда. – Но, если я скажу тебе об этом сейчас, это поможет избежать твоих угрызений совести, сделок с понятием чести и достоинства, и, несомненно, даже кровопролитных войн между нашими кланами. Скажи нет вражде. Я не просто так прошу позаботиться о ребенке Ксюши. Он твой сын, Жень. Мальчик в чреве моей сестры наследник не только Сикорских, но и Фельдманов.

Глава 34. Завершение дел

Дом, подсвеченный мягким сиянием светильников, дышал уютом и теплом. Снаружи, пробиваясь сквозь легкий тюль, свет ламп казался свечением светлячков, слетевшихся на аромат спокойствия и благополучия.

Вечно занят, вечно в заботах, Артем любил те несколько секунд, когда ступаешь на порог родного дома, уставший, но с чувством выполненного долга. Зайдешь, оставишь холодную и промозглую сырость, тающий на пальто снег за дверью. Вдохнешь тепло, разливающееся по телу ощущение дома.

Благодаря четкой, словно часовой механизм, работе слуг, которые со временем стали семьей, здание живет, становится Домом. Традиционно вопросами уюта занимается жена. Она хранительница очага. Она колдунья, чья незримая магия поддерживает теплый, не жалящий огонь любви и взаимопонимания. У Артема же эту роль брала на себя мать, затем Клавдия Олеговна. Не судилось ему обзавестись женой.

Прости, мама. Тебе уже лучше. Врачи скоро выпишут тебя из больницы. Ты так старалась, чтобы твои сыновья нашли свое место в жизни. Я сделал все, что мог, на данный момент. У тебя еще остается Алексей. Да, он до сих пор не повзрослел. Пока он не оброс понятием надежности. Но он нашей породы. Леша сильный духом. А ветреность уйдет. Выбора нет у него.

Ваше будущее в надежных руках, мам. Не беспокойся. Будущее нашего клана в надежных руках. Евгений не подведет. Я верю ему. Потому что знаю его. Для Фельдманов, как и для Сикорских, важнее интересов своего рода нет. А сын Ксюши – его сын. Его плоть. Его кровь. Продолжение его рода. Наследник обоих кланов.

Ева… Тебе я уже не успеваю помочь. Прости, дорогая. Я и себе не успеваю помочь.

Артем переступил порог дома, оставив сырость нетрадиционно теплой зимы за дверью. Не встретят его объятия любимой женщины. Не зайдет он поцеловать уже спящую, не дождавшуюся любимого отца дочь. Не взъерошит волосы на голове выскользнувшего из постели при звуке родного голоса сына. Не успел завести семью. Не дано было ему познать этот хлеб.

Не придется больше сломя голову нестись для решения клановых вопросов, разрывая ночь на части. Не нужно больше хитрить, извиваться, пытаться сохранять баланс между жестокостью и справедливостью, между мягкотелостью и жесткостью, между нашими и вашими. Не придется обуздывать спящую внутреннюю лютость.

Все позади. Все тлен.

***

Пламя огня весело плясало в камине. Приглушенно отсвечивали торшеры. За окном бушевал дождь вперемешку со снегом. Ветер злился, бросался охапками в окно, но не в его силах было разрушить атмосферу уюта и спокойствия в спальне Артема Николаевича Сикорского.

Мужчина переоделся в джинсы и футболку – непозволительную роскошь, учитывая, что постоянно приходилось из делового костюма запрыгивать сразу в пижаму, если повезет, и, ни свет, ни заря, снова впрыгивать в кожаные классические туфли. Потягивал виски со льдом, развалившись в кресле, подобрав одну ногу под себя. Расслабленный, спокойный. Словно не доживал последние часы своей жизни.

Артем уже созвонился с мамой. Ее сердце чуяло угрозу, но опытный тактик и стратег, заручившись актерским мастерством, сумел замылить, успокоить. Подсознание матери пищало о том, что налетел табор, задурил голову, обманул, скрыл то, что не стоило знать. Но она не понимала, в чем подвох. Все живы, здоровы, Алексей и Ксения дома. Все хорошо.

Алексей. Разговор был трудным. Как так, Артем отступает от дел?! Почему Фельдман принимает бразды правления?! Что происходит? Как же я?! Но и здесь Артем проявил себя дипломатом.

– Леш, зачем оно тебе надо, эта ответственность? Заботы о клане съедают время и не дают тебе ничего взамен, – хмыкнул Артем, подливая себе порцию виски. – Сумма твоих ежемесячных расходов увеличится вдвое. Долги я выплатил. Живи и радуйся. Женитьба скоро.

– Тем… – Алексей покраснел до кончиков красиво уложенных волос. – Прости… Я не думал, что с Лучано так получится. Он так красиво все выкрутил. Если бы я подозревал, то никогда бы…

– Я знаю, Леш. Проехали. Все хорошо, – Артем перебил мягко, без тени порицания. И сменил тему:

– Ты уверен, что Света та самая?

– Если ты о Жеке, то я буду делать вид, что ничего не знаю, – в ответе младшего Сикорского, заглянувшего в свой бокал, не было и тени неловкости. – Ну а что, она клевая. У нее крутая родословная. Да, гуляет, но и я не ангел. И ни слова от нее упрека не услышал.

– Светка все упреки приберегла для твоих пассий, – хохотнул Артем. – Их она запугивает, стращает.

– Та пусть делает, что хочет, – улыбнулся Алексей. – Главное, что я могу делать, что хочу.

– Она не сахар.

– Я тоже не мед, – захохотал мужчина.

Ксению сонную Паша занес в дом. Фельдман, словно коршун, вился, но не решался разбудить женщину. Он испепелил Павла взглядом, но не сказал ни слова в его адрес. Евгений не рассматривал этого простого мужчину, как своего конкурента. Лишь только Фельдман щелкнет пальцами – Ксения, как всегда, окажется у его ног.

А она хороша. Беременность ей к лицу.

Евгений вспомнил, как девушка приехала к нему, считая его виновником всех бед, пытаясь выторговать спокойствие для своей семьи. Тогда впервые Фельдман увидел ее по-настоящему, почувствовал очарование ее «сикорскости», неповторимый аромат женственности и мягкой, но мощной силы духа. До сих пор помнил то белое пальто на хрупкой, удаляющейся фигурке, и как в душе пустили ростки чувства, о которых он не мог и подумать.

Но Евгений не увидел главного – того, с какой любовью и бережностью Павел смотрит на свою невесту. Брак фиктивный, но любовь его подлинна. И чувства мужчины не позволят дать девушку в обиду кому бы то ни было.

Фельдман не знал об этом. Но придет время – и ему придется, волей не волей, столкнуться со всепоглощающей силой любви Павла.

Артем все это предвидел. Знал. И понимал, что последнее слово будет за Ксенией. Сможет ли она простить обиду, нанесенную ей Евгением, не сможет ли, это никак не повлияет на отношение Фельдмана к ребенку. И это главное.

А сестре своей Сикорский-старший желал лишь лучшего. Поэтому и не стал ей ничего говорить, поцеловал сонную, что-то мурчащую в лоб, мягко прикоснулся к округлостям животика, получив приветственный тычок крохотной ножки. И тихонечко закрыл дверь спальни.

***

– …получишь расчет на банковскую карту. На адрес электронной почты придут рекомендации с места работы. Если они, конечно же, понадобятся тебе, – ухмыльнулся Артем, криво, лениво, словно разомлевший у очага хищник. Виски немного прогнало тошнотворную слабость, расслабило и успокоило расшалившиеся нервы.

Сикорский торопился закрыть все насущные вопросы, чтобы оставить хотя бы час времени для себя. Посидеть еще за бокальчиком-другим, разгоняя мрак холодной ночи полыхающим в камине огнем, а затем уснуть. Навсегда. Чем не мечта?

Катерина стояла, насупленная. В ее черных, как угли, глазах, полыхали отблески пламени. На бледных щеках играла тень румянца. Не заболела ли она?

Артем смотрел на женщину, стоящую перед ним, словно вызванная на ковер школьница. Он хотел сделать для нее что-то весомое в обмен за тот огромный пласт работы, который проделала, компенсировать щедро опасность и стресс, которые пережила. Пройдет вечность и все-равно не сможет он ее отблагодарить. Но нет. Сможет. Отпуская ее сейчас, отлучая от компании избранных, Сикорский защищает ее право на счастливую жизнь. Беззаботную.

Артем отпускает и ее мужа, объявив задание по внедрению в клан, к которому принадлежала Карина, выполненным. Владимир сможет вернуться в семью. Он сегодня же заберет Катерину к дочери.

Денежное вознаграждение обоих поистине нескромное. Латышевы смогут позволить себе заниматься чем угодно, больше не разлучаясь.

Катя пока не знает о причитающихся ей благах. Артем не хотел сейчас споров, обсуждений или слез благодарности. Поэтому он скрыл размеры вознаграждения. Завтра. Все завтра. Завтра уже женщина не сможет отказаться от денег. И спорить будет не с кем. В последние часы жизни не хочется тратить время на всю эту суету.

– Артем Николаевич… – Катерина, услышав весть о том, что она свободна, вся подобралась. Ее глаза громадными темными безднами взирали на ее работодателя, пытаясь что-то сказать, поглотить его.

Сикорский не знал, что Катя перед этим устроила жаркий спор с призраком по поводу будущего – его будущего.

– Как это спасти невозможно?! – возмущалась после обсуждения подслушанного в самолете.

– Видимо, это и есть точка, из которой я вернулся, Кать, – мягко сказал призрак, пытаясь погасить эмоции, обуявшие женщину. – И мы ничего не можем сделать. Это заклятье необратимо. Само мое существование невозможно было бы, если бы это было не так.

Катя не могла сдержать брызнувшие из глаз слезы. Целый водопад.

Обсуждение. Спор. Снова шквал эмоций. Но выхода нет. Словно в каменном колодце, освещающем сквозь далекое окошко последние мгновения агонии. Все усилия – лишь натыкание на скользкий, холодный камень. Боль. Изнеможение. Апатия. Несогласие. Борьба. Бессилие. Злость.

– Тише, тише, Катюш, – сидящий рядом призрак положил прозрачную ладонь на ее руку. Словно ветерок пробежался по коже – странное ощущение. – Есть кое-что, чем ты можешь помочь. Обещаешь?

– Чем?

Всхлип. Распухший от слез нос шморгнул.

– Пообещай сначала.

Катя знала, что ничего хорошего не выходит из обещаний, дающихся до озвучивания просьбы, но все же сдалась. Если протестовать – чувство безысходности задавит.

– Обещаю. Что мне сделать для тебя? Для него? Для вас?

– Просто дай мне уйти, Кать, спокойно. Прими любые условия и не говори, что ты знаешь, что ваша встреча последняя. Пусть я уйду с чувством выполненного долга. Если ты начнешь рыдать, возмущаться, спорить, то ждущий тебя Артем Сикорский не сможет провести последние капли отведенного ему времени в гармонии с собой.

– Но…

– Ты обещала.

И теперь, стоящая, словно вызванная на ковер школьница, Катя слушала, как Артем Николаевич отпускает ее домой. Дает ей расчет. Увольняет.

– Твой дар не пробудился, поэтому нахождение в соприкосновении с миром одаренных не обязательно. Ты всегда можешь обратиться к любому из Сикорских за помощью. Я дам тебе перстень, который откроет для тебя все двери нашего клана. Но если ты захочешь побыть с семьей и не иметь ничего общего с обладающими даром – ты свободна.

Бледные щеки Катерины полыхали лихорадочным румянцем. Глаза горели. Она хотела что-то сказать, но промолчала, сдерживая нервную дрожь.

Сейчас или никогда. Сейчас или никогда. Ты же обещала! Молчи. Пусть уходит с миром. Как же отпустить?!

Сикорский смотрел на женщину, которая вот-вот развернется и уйдет. Захлопнет за собой дверь.

– Вот перстень, – достал приготовленный заранее массивный перстень с изумрудом в серебряной оправе. Тигр держит в открытой пасти сияющее зеленью солнце. Тонкая работа.

Катя дрожащим руками взяла украшение, оно серебристой рыбкой выскользнуло из пальцев.

– Ой!

Артем Николаевич тоже нагнулся за перстнем. Столкновение лбами. Как неловко!

– Простите… – Катя хотела извиниться, но голос осип, оборвавшись, опалившись жаром. Так близко. Губы, руки. Такие нежные. Такие умелые. Тело помнило его прикосновения. Захотелось почувствовать сильные объятия. Женщина помнила умопомрачительные прикосновения.

Сикорский взял в руки оброненный предмет. Хотел передать опустившейся на колени рядом с ним женщине. Поднял взгляд и замер. Утонул в горячей томной бездне огромных глаз.

Катя инстинктивно схватила его за руку. Тепло. Жар ее тела. Так близко. Секунда. Вторая. Третья. К черту приличия!

Нет.

– Держите. И прощайте, – лишь желваки заходили на лице. Резко встал, отвернувшись.

Катя секунду помедлила. Дала себе мысленную затрещину. И, скрепя сердце, словно на ходулях, на негнущихся ногах вышла из помещения, не сумев выдавить из себя ни слова. Замерла, желая оглянуться. Но не посмела.

Сикорский больным зверем глянул на закрывшуюся дверь. Удар сердца. Два. Три. Звон в ушах нарастал. Затем что-то тренькнуло, и мужчина размашистым шагом направился вон из комнаты. Может, еще успеет. Еще одно мгновение урвет. Одно воспоминание. Да, больно. Да, эгоистично. Но разве он, отказывающий себе во всем всю жизнь во имя благоразумия, взваливший на себя непосильную ношу, не заслужил?! Резко распахнул дверь. Быстро, словно ураган, пошел по коридору.

– …Лизка не спит еще. Ждет уже, – мужской голос за поворотом был знаком.

– Нужно было ее уложить, уже за полночь… – Катя ответила еле слышно.

– Та разве ж она уснет? Ждет нас не дождется. Пора ехать. Но сначала… Иди сюда, я так соскучился, – Володя обнял жену, поцеловал.

Артем, не желая прерывать идиллию, свернул тихонько в поворот.

Правильно, семья – это святое. Его тоже ждут. Ему тоже пора попрощаться с невестой. Он еще успеет.