Текст книги "Тайны Сикорских (СИ)"

Автор книги: Мария Троянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Глава 12. Тайна Ксении

Сквозь узкую щель впопыхах незакрытой двери свет лился на темную мраморную плитку, орошая ее золотом. Катерина собиралась пройти мимо, но взгляд невольно, как это обычно бывает, скользнул в освещенное нутро комнаты, и она резко остановилась. Тонкое и бледное, словно принадлежащее неживому сломанному манекену, запястье приковало взгляд. Кто-то лежал на полу, забыв запереть дверь спальни, застыв в странной скрюченной позе прямо в дверном проеме ванной комнаты.

Ужас и страх темными змеистыми веревками опутали конечности. Бежать за помощью? Или проверить, что случилось. Катя колебалась несколько секунд, боясь стать свидетельницей кошмара. В голову, словно нашествие саранчи, лезли жуткие мысли.

Тело лежало в луже чего-то… Чего? В призрачном свете, источаемом парой автоматически зажженных в самом слабом режиме бра, рассмотреть не получалось.

Чьи это покои? Кате казалось, она дезориентировалась в пространстве. С трудом вспомнила, что здесь остановилась Ксения. И как только эта мысль серебристой рыбкой всплыла на поверхность сознания, женщина, не раздумывая, бросилась к лежащему на полу человеку. Оказавшись ближе, она четко осознала – да, это Ксения.

Смрад бросился в ноздри. Желудок скрутило в непроизвольном спазме. В неосознанном жесте Катерина прикрыла нос левой рукой, а правой потянулась, чтобы аккуратно перевернуть Ксению на спину. Перепачканная собственными рвотными массами и экскрементами, девушка находилась без сознания. Но дышала. Катя облегченно выдохнула и, подавив острый приступ брезгливости, вытерла часть вонючей жижи с бледного лица, легонько похлопала девушку по щекам. Реакции не было.

Быстро набрала воды в стоящий над раковиной стакан для зубных щеток, беспардонно выбросив приспособления для чистки зубов прямо в умывальник, а также прямо из-под крана набрав воды в рот, прыснула жидкостью в лицо находящейся без сознания Ксении.

Девушка слабо пискнула, словно новорожденный котенок, и тяжело задышала, захныкала. Катя упала на колени, приподняла голову Сикорской и поднесла стакан с водой к бледным обескровленным губам.

– Все хорошо, моя хорошая… Пей… Все хорошо… – приговаривала, словно обращаясь к ребенку. Куда и делась брезгливость. Ксения превратилась в оказавшуюся в беде девочку. В ней Катерина увидела Лизу. Чего не сделаешь для детей? Разве может идти речь об отвращении, когда ребенок попал в беду.

Ксения действительно оставалась наивным и трогательным дитем, никак не желающим взрослеть. Возможно, так на нее действовали условия, в которых жила, и стиль жизни, который навязывался кругом общения.

– Что-то болит? – участливо спросила Катя, когда девушка выпила немного воды и к ее выбеленному лицу начали возвращаться краски.

– Голова… Очень болит голова… – слабо простонала Ксеня. Катерина скользнула взглядом и увидела тонюсенькую струйку запекшейся крови на виске.

– Давай я помогу тебе переместиться на кушетку и позову дежурную медсестру Светланы Прокофьевны. Сможешь встать? – Катерина старалась не выдавать испуг.

– Нет-нет, ни в коем случае! – необычайно бурно для своего состояния запротестовала Ксения и вцепилась пальцами в руку служанки. – Прошу… Никто не должен знать… Прошу…

– Ксения, тебе нужен осмотр…

– Нет, – девушка ответила властно. – Я приказываю не разглашать увиденное. Не смей. Ты меня услышала? А то вылетишь отсюда пробкой.

Увидев, как исказилось лицо Катерины, Ксения просительно прошептала:

– Умоляю…

Катя поджала губы, ничего не ответив. Ей, сунув под нос вместо нашатырного спирта жесткие слова, напомнили ее место.

– Не злись… лучше помоги мне переодеться и помыться. Слабость… Я сама не могу… Ну и вонь, фу… – Ксения покраснела, осознав в чем она вымазалась, сгорая в чувстве стыда, словно факел, охватившем ее.

Когда чистая, посвежевшая, облаченная в теплую пижаму девушка лежала в постели, а ее верная служанка заботливо укрывала ее одеялом. Ксения, тщетно пытаясь перехватить взгляд Катерины, схватила ее за руку.

– Прости, что резко с тобой говорила.

Катя замерла, поджав губы:

– Вы не должны оправдываться, госпожа Сикорская. Вы в праве отдавать распоряжения.

– Что за холодное Вы? Мы же договорились на ты…

– Как скажете.

– Лена!

– Простите. Как скажешь.

Ксения заломила свои руки. Боль исказила лицо:

– Если еще и ты отвернешься от меня… Пожалуйста.

Катерина вздохнула, устало прикрыв глаза. Барыня хочет играться в дружбу, приказывая друзьям. Но барские замашки в отношении к тем, кто на тебя работает и одним твоим жестом может быть выгнан без оплаты труда и без рекомендаций, разве вяжутся с понятием дружбы? Ей стало жаль Ксению. По-человечески жаль. Имея все, что могут дать деньги, она не имела доверительных отношений ни с единой душой.

Переступив через гордость, Катя поддалась своему доброму началу:

– Ксеня, что случилось? Я могу чем-то помочь? – мягко спросила.

– Мне никто не поможет… Прости, не могу рассказать все. Натворила дел, а теперь… – Ксеня заплакала.

– Кровь… Ты ударилась, когда падала? Тебе стало плохо? Кто-то ударил тебя? – аккуратно начала расспрашивать Катя.

– Нет-нет, я сама, сама виновата. Только я одна… – Ксения вдруг наклонилась в бок. Рвотные позывы скручивали желудок, пытались вывернуть его наизнанку, но он был пуст. Катерина мигом принесла тазик и склонила голову бедной девушки над ним.

– Ты отравилась? Головокружения бывают часто? Это единичный случай? Я принесу «Смекту»…

– Не надо.

– Тогда активированный уголь…

– Я б… беременна, – Ксения обессиленно откинулась назад на подушки и уставилась в потолок.

– Эм-м… – Катя замерла. Что ей было на это говорить? Поздравлять? Сочувствовать? Девушка явно не радовалась новости о будущем ребенке. Душа защемила. Катерине стало безумно жаль малыша размером с крохотное семечко. Неужели ему не суждено родиться?

– Я не могу от него избавиться. Срок шестнадцать недель…

– А отец ребенка?

– Мы ему не нужны. Прости, я не буду рассказывать ничего. Тебе не нужно знать. Безопаснее не знать ничего… Я терзалась из-за того, что он не любит, а теперь… Он страшный человек. Я люблю его. Но он… – Ксения испуганно прижала рот рукой. – И мои родные никогда не примут ребенка от него. Никогда. Я буду изгнана и опозорена.

– Ксения… Сейчас не ХIХ век на дворе. Сейчас не казнят и не придают публичному осуждению матерей-одиночек. Есть женщины, которые принимают решение себе родить ребенка, невыходя замуж и не ища себе мужа, – осторожно начала говорить Катерина, становясь на защиту зарожденной жизни. – Понимаю, в силу молодости, характера, гормонального сбоя, нахлынувших эмоций и обстоятельств кажется, что этот ребенок огромное зло, готовое разрушить твою жизнь. Но поверь, это не так… Малыш – это всегда счастье. Не могу сказать, что ты родишь его, возьмешь на руки и тут же проснется материнский инстинкт – иногда на это уходит какое-то время.

Представь, ребеночек, живущий в тебе, уже тебя любит. Тебя одну. Он больше никого не знает. Ни с кем не контактирует. Ты – его мир. Шум твоей крови – его музыка. Твое тело – его колыбель. Твои движения – маятник, укачивающий его крохотное тельце.

Он уже со своим характером. Он слышит твой голос. Он переживает те же эмоции, что и ты, хотя и по-своему. Если ты научишь его в утробе бояться и страдать – он будет всю жизнь познавать через боль. Если же ты сможешь научить его любви и спокойствию – это станет основой гармоничной личности.

О, я знаю! Где твой телефон? Кажется, я видела его на тумбочке. Ага, разблокируй, пожалуйста.

– Зачем?

– Ладно, – Катя взяла пульт от висящего на стене телевизора, нажала кнопку включения, затем голосового поиска и произнесла:

– Ребенок. Развитие 16 недель.

Поисковик запустился. Выбрав видео на «Youtube», Катя нажала «воспроизвести».

Ксения хотела было запротестовать, но прикипела к экрану. Маленький компьютерный человечек, результаты узи. Спящий, икающий, шевелящийся. Голос за кадром описывал, что на этом сроке уже умеет делать крохотный малыш, его параметры.

– Ты была на узи? – спросила Катя.

Ксения плакала.

– Нет… Только в самом начале. Я тогда еще думала, что смогу убедить… Что он… – Ксения всхлипнула.

– Нужно сходить, посмотреть, все ли в порядке. Ты делала скрининг?

– Нет… Я не могу. Я все продумала. Никто ничего не узнает. Я рожу тайно, уеду якобы в отпуск или на учебу. Отдам новорожденного и потом вернусь. У него будет хорошая семья, любящие родители.

– Ксюш…

– Ты думаешь, я монстр?!

– Нет, – тяжело выдохнула Катя. – Но я уверена, что ты будешь считать себя монстром всю оставшуюся жизнь. Придет момент, когда ты пожалеешь о своем выборе. Но отмотать назад время, словно ленту проигрывателя, будет невозможно.

– Лен… Ты не понимаешь… Отец ребенка очень страшный человек…

– Как же ты с ним связалась?

– Я любила его… Люблю… Я не знаю… – Ксеня разразилась рыданиями.

Под утро, лежа рядом с обессилевшей, забывшейся в тревожном сне девушкой, Катя сквозь навалившуюся полудрему размышляла, что происходит с ее жизнью. Она не хотела ввязываться в чужие проблемы – своих было выше крыши. Но оставить запутавшуюся Ксению наедине с ее жизнью – значит дать ей угробить себя и жизнь ни в чем неповинного крохотного существа. Судя из сбивчивого рассказа девушки, отец ребенка весьма опасный человек, если он узнает, что Катя прознала о его отцовстве или как-то замешана в эту историю – ей не сносить головы. В мире огромных денежных потоков, власти, человеческая жизнь стоит мало. Если Ксения боится за свою – то что говорить обычной, никем не защищаемой женщины?

Нужно убираться отсюда. В первую очередь ради дочери. Ради Лизки. Приставучие призраки, похожие на галлюцинацию. Предавший муж, так и не объяснивший, почему он сбежал и бросил семью, чем заслужила такое отношение его дочь. Исчезающие бесследно служанки. Ксения с ее опасными связями… Катя скрепила сердце. В первую очередь нужно думать о себе, о дочери. О чужих детях пусть думают их родители. Кого она обманывает?..

Мысли, отравленные угрызениями совести, терзали ее, словно пираньи.

В итоге Катя сошлась на том, что она лишь крупица в этом безграничном мире. Она ни на что не влияет. Она свою жизнь наладить не может, не то, что помочь другим. Вот дождется зарплаты – и уволится.

Так, кое-как обманув себя ложными увещеваниями, Катерина уснула, доверчиво обнятая попросившей остаться с ней Ксенией Сикорской. Усталость из-за пережитого стресса выключила ее сознание, и не дала услышать, как за дверью раздались чьи-то шаги. Утробное низкое рычание всколыхнуло предрассветную тишину. Утром служанка Светланы Прокофьевны заметит царапины от длинных когтей на двери, за которой отдыхали две женщины, и тщательно заполирует следы, чтобы никто не заметил. Никто не узнал.

Глава 13. Рим

Головная боль стучалась, словно назойливый незваный спутник. Артем Николаевич прикрыл потяжелевшие веки, устало потер глаза, пытаясь заставить тиски вокруг головы разомкнуться, но мигрень с азартом голодной хищной птицы намертво вцепилась когтями, нежелая упускать добычу.

Обычно Рим окрылял, делился кипящей энергией загорелых лиц, фонтанирующей эмоциональностью коренных жителей, подпитывающий древней силой храмовых построек и окрыляющей душой отменно сохранившихся особняков. Но сегодня, несмотря на запруженную туристами площадь Пьяццо Навоне, Италия оставалась скупа к одному из своих самых преданных почитателей, Артему Николаевичу Сикорскому.

После длительной дискуссии, плавно переросшей в бизнес-ужин, его силы были на пределе. Римские коллеги никак не желали уступать. После ухода в отставку главы крупного семейного клана традиционность его взглядов больше не разделялась. Молодые и горячие Риккардо и Руджеро жаждали новаторства. Им было тесно в тени, их сковывали ограничения последнего тысячелетия и хотелось упиваться своей властью, могуществом Рода. От природы склонные к некой распущенности, разделяя гедонические ценности, Риккардо и Руджеро были на грани заявления о себе миру, а дальше будь что будет. Самонадеянная, недалекая и глупая позиция, грозящая раскрытию тайн не только их семьи, но и всех отличительных.

И сейчас Сикорский пытался восстановить равновесие привычным способом – выпить кофе, прогуливаясь по хранящей еще следы Юлия Цезаря площади. Несмотря на нетеплую погоду, туристы вперемешку с коренными жителями наслаждались атмосферой Пьяццо Навоне. Повсюду шумела иностранная речь, раздавались смешки и в воздухе витал аромат кофе и водной пыли, поднимаемой четырьмя известными фонтанами, украшающими площадь. Уличные фонари уже зажглись, пропитывая все вокруг романтикой и загадочностью.

– Фонтан Нептуна, мой любимый, – любезно рассказывал Лучано, сверкая белозубой улыбкой, оттененной шоколадным загаром, присущим жителям Италии, проводящим основную часть жизни в приморье. Его гордый римский профиль не был тяжеловесным, но придавал лицу мужественности. Оттененный очарованием молодой энергии, бьющей ключом, Лучано казался неотразимым.

Артем почувствовал безотчетное беспокойство, похожее на укол ревности. Удивился, что могло взволновать? Что не он, а тридцатипятилетний Лучано озаряется восхищенным взглядом женщины? Она так никогда не смотрела на своего хозяина. Да Артему никогда и не хотелось ощутить на себе подобный взгляд этой служанки. Что же Лучано так заливается соловьем перед человеком-невидимкой, чье единственное предназначение – быть услужливой и незаметной! Вон и телохранитель, незримой тенью следующий за Сикорским, вместо того, чтобы полностью отдаться изучению обстановки, остановил взгляд на смазливой Елене Прямохатько, неосознанно улыбнулся одними уголками губ, зараженный звонким смехом женщины.

Артем Сикорский передернул плечами, смывая нахлынувшую волну недовольства. Заметка на будущее – в следующий раз оставить Елену в номере гостиницы.

Женщина с восторгом упивалась рассказом Лучано о Палаццо Памфили, построенном в ХVII веке по заказу Папы Римского Иннокентия Х.

– Нет, у Вас точно талант рассказчика, – восхитилась Елена. – Я никогда не подозревала, что об архитектуре можно рассказывать столь занимательно, переплетая повествование с историей, легендами, создавая целое художественное произведение.

– Grazie, bella. Для меня честь Ваша высокая оценка, – одарил смутившуюся женщину еще одной чарующей улыбкой итальянец.

– Лучано, нам нужно поговорить без посторонних, – несмотря на слегка покрасневшую при этих словах женщину, строго сказал Артем Николаевич. Его голубые тигриные глаза угрожающе сверкнули.

– Здесь посторонних non, – нарочито «не понял» намека Лучано.

– Предлагаю остановиться на террасе «Tucci restaurant», – ответил Сикорский. Так можно отвлечь внимание итальянца от хорошенькой женщины, которая вместе с охранником не сядет с ними за стол, и поговорить наконец о том, как усмирить пыл старших братьев Лучано Риккардо и Руджеро. Возможно, придется прибегнуть к старому-доброму компромату, чтобы удержать горячих Борджиа от необдуманных поступков. Не хотелось бы устранять их иными методами, более радикальными, хотя больше хотелось бы, конечно, иметь дело с их младшим братом Лучано, который был Артему другом уже давно. Только будет ли тот сотрудничать с Сикорским после того, как он так поступит с его близкими? Определенно нет.

Ох эта головная боль. Она туманила мысли, заставляла себя чувствовать блуждающим огоньком, а сейчас так нужна ясность!

***

Катерина брызнула себе в лицо холодной водой. Несмотря на то, что она работала служанкой не первый день, ее щеки все еще пылали от унижения. Стоять рядом со столиком, за которым царственно восседал Сикорский, было очень неприятно. Он мог бы позволить присесть за соседний, расслабиться. Но нет, он демонстративно отклонил подобное предложение, высказанное галантным Лучано. Будь то служанка, будь то богиня, женщина для него оставалась прежде всего женщиной. Артему Николаевичу стоило бы поучиться манерам у своего итальянского друга.

Хорошо хоть в туалет припудрить носик отпустил. Так бы пришлось стоять истуканом рядом с охранником – изображать статую, на которую с любопытством глазели туристы. Странная, наверное, картина. Два мужчины наслаждаются легким аперитивом на террасе ресторана с видом на Пьяццо Навоне, рядом с ними застыл охранник и какая-то девица в черном кашемировом пальто.

Сикорский вел себя с Катериной, словно с безликой статуей – попросту игнорировал. Отдавал лишь короткие указания. И не давал ни малейшего повода думать, что все, что случилось несколько дней назад, не было игрой воображения Катерины. Призраки. Разве они существуют? Катя боялась с кем-то обсуждать этот вопрос, еще позовут людей в белых халатах.

Артем Николаевич и его брат вылетели в Италию в сопровождении двух служанок и телохранителей. Алексей с Аллой уехали в Венецию для встречи с партнерами, Артем же остался с Катей в Риме. Женщина искренне надеялась, что пока хозяин будет общаться с коллегами, она будет предоставлена сама себе и сможет влюбиться в Рим, произведя с ним тесное знакомство. Но Сикорский строго не отпускал ее ни на шаг. Продержал весь день в приемной Борджиа пока сам вел с ними переговоры. А теперь даже не разрешил поесть, сам хорошо отобедав в кабинете у партнеров. С утра Катя перебивалась печеньками с кофе, которых было в изобилии в приемной. Злость и обида подхлестнули, словно плетью.

Желудок дал о себе знать недовольным голодным урчанием.

Подкрасив алой помадой губы, Катя почувствовала себя увереннее. Она часто использовала этот прием – хочешь почувствовать себя защищеннее, воспользуйся красной помадой. Она, словно щит, помогает устоять, отвлекает на себя внимание, прячет внутреннее колебание.

Сзади кто-то подошел. Дамская комната, что удивительного? Кто-то из посетителей решил помыть руки или же подкрасить ресницы. Тяжелая рука легла на плечо, разворачивая женщину к себе. Раздался щелчок запираемой на замок двери.

Катя подняла взгляд и застыла, немигая. Двое мужчин, встреченных в саду Сикорских. Что они делают в женском туалете?! Что-то во взгляде стоящего напротив высокого итальянца заставило подавится криком. Захотелось позвать на помощь, но горло сковало ужасом.

– Риккардо, какой восхитительный аромат! Узнаю… – повел носом стоявший у двери мужчина, который был пониже ростом. Он облизнулся, чуть не подавившись слюной.

– Руджеро, per favore, in paco, – успокоил его брат. – Девушка еще не все нам рассказала.

– Ч-что Вам н-нужно? – не узнавая звучание своего осипшего голоса в пересохшем горле, спросила, заикаясь, Катя. Ее обволакивал ужас, притупляемый сродни наркотическому опьянением. Пытаясь прогнать парализующий дурман, попятилась к приоткрытому окну, сквозь который тянулся холод вечернего Рима. Ноябрьская свежесть отрезвляла.

– Bambinа, не бойся. Нам нужно лишь узнать ответы на некоторые волнующие вопросы. И все, – успокаивающе сказал Риккардо.

– Ответь и мы отпустим тебя с миром, – улыбнулся Руджеро.

– Какие вопросы? – уточнила Катя, все еще не переставая медленно двигаться к приоткрытому окну.

– Артем Николаевич… Что он говорил о Борджиа? – спросил Руджеро. – Он обсуждал что-то во время прогулки или за ужином?

– Ну что ж ты, кто так спрашивает в лоб, – рассердился Риккардо.

– А чего нам бояться? – хохотнул Руджеро, подмигнув брату. Что-то в его намеке и во взгляде, плотоядном, которым скользнул по Катерине, напугало ее до полусмерти. – Она же никому не расскажет.

– Борджиа? Не знаю… Вам лучше спросить напрямую… – женщина понимала, что говорит чушь. Могли бы – спросили бы, а не запирались со служанкой в женском туалете римского ресторана. – Я всего лишь служанка…

Но сейчас было важно отвлечь двоих мужчин от свои движений, сфокусировать внимание на словах. Катя старалась демонстрировать выразительную мимику, что при данных обстоятельствах было несложно.

Грохот опрокидывающегося железного мусорного бачка цилиндрической формы, покатившегося прямо под ноги стоявшему в паре шагов Риккардо, должен был сбить его с ног. Мужчина с невыразимой грацией перепрыгнул надвигающуюся помеху, и рванул к окну, но Катерине хватило этой пары секунд задержки, чтобы выпрыгнуть на улицу. Она перевернула грохочущий мусорник и пробкой вылетела из помещения. Благо, первый этаж. Мужчины бросились за сбежавшей жертвой.

Кровь шумела в ушах, страх подгонял. Обогнуть здание, найти путь к Пьяццо Навоне и укрыться под защитой Сикорского и его телохранителя. Простой план.

Катя не чувствовала холода, оставив пальто в ресторане. Каблуки замедляли бег, пару раз ей казалось, что она безнадежно вывернула лодыжки. Люди оглядывались ей в след. Переулок, тупик, выбежала, снова бег. Проход перегражден. Незнакомые здания кружили в хороводе, сбивая с пути. В затуманенном страхом сознании стрелка внутреннего компаса давала сбой, и можно было заблудиться в трех соснах, что Катя с позорным успехом и совершила.

Две мужские фигуры преградили ей путь. Деваться некуда. Туман застилал мозг. Мысли путались. Словно под действием наркотического вещества пошла навстречу Борджиа. Тело двигалось словно само по себе. Риккардо терпеливо ждал. Ему даже не нужно было озвучивать свой приказ. Катя исполняла желание беспрекословно.

– Говори, что ты сегодня слышала о Борджиа от своего хозяина? – властно приказал Риккардо. Его брат стоял рядом и смотрел так, словно видел перед собой изысканное аппетитное блюдо. Сгорал от нетерпения.

Катя чувствовала, словно кто-то засунул ей в голову ложку и вытаскивает ею нужные слова, кладет на язык – осталось только произнести. И сразу станет легче.

– Нет, – слово оцарапало горло, дыхание сперло, словно подавилась, проглотив огромный кусок, не прожевав.

Риккардо дал женщине звонкую пощечину и выругался на итальянском.

– Она еще смеет сопротивляться?!

Катя застеленными от боли слезами оглядела узкую улочку в поисках помощи, свидетелей, хоть кого-то, кого можно позвать на помощь. На удивление пустынно, словно прохожие намеренно избегают сюда заглядывать. Горло сдавило спазмом. В голове словно кто-то ковырялся раскаленными щипцами.

– Ascolta, brutta stronza* (* Слушай, маленькая дрянь), – прошипел Риккардо, кладя руку Катерине на горло. Он не сдавливал, но его прикосновение парализовало. Женщина не могла двинуться в сторону. – Говори.

Взгляд разозленного Борджиа парализовывал, слова рвались наружу, но Катя упрямо не желала выдавать ни капли из услышанного за сегодняшний день. Для нее обсуждения Сикорского ничего не значили, но Борджиа могли уловить скрытый смысл и пытались выудить каждую фразу по отдельности в первозданной форме. Каждое слово всплывало и пыталось прозвучать, но Катя боролась с собой до последнего. Она не понимала до конца, что происходит, почему ее сознание не повинуется ей до конца. Но сражалась с собой. Упрямо и самозабвенно.

Боль. Тело выгнулось дугой. Она проклинала себя, что еще не уволилась, что позарилась на денежное вознаграждение в конце месяца, на двойную оплату командировки в Рим. Какая наивность! Не так она представляла свой последний день жизни… Еще столько всего нужно успеть. Лиза… Как же она! Как она будет одна?! Володя не позаботится о дочери. Предатель. Сознание мутнело.

– Отпусти ее, – знакомый голос таил в себе угрозу.

– Да мы просто играем, – вкрадчиво возразил Руджеро, но Катя почувствовала, как невидимая хватка ослабла, и ее тело начало наполняться эйфорией. Боль угасала.

– Только попробуй что-то рассказать, сдохнешь, – прошипел Катерине на ухо Риккардо. – И никто не спасет.

Артем Николаевич смотрел ровно, но его ноздри раздувались от едва сдерживаемого гнева.

– Она понравилась нам, – облизнулся Руджеро. – Можно нам оставить ее себе?

– Мы сегодня обсуждали рамки, – холодно отчеканил Сикорский. Рядом с ним стоял телохранитель. От деланной расслабленности сотрудника службы личной охраны не осталось и следа. Он, словно хищник, подобрался и внимательно следил з двумя Борджиа. Разговор был спокойным, но был прошт угрозой насквозь, словно пропитанный электричеством предгрозовой воздух.

– Не смейте выходить за рамки. Особенно с моей собственностью.

Катя стояла, пошатываясь, словно пьяная.

– Иди сюда, – резко приказал Артем Николаевич Катерине, смотря только на Риккардо, как на старшего Борджиа.

– Я поговорю с Вашим отцом, – пригрозил Сикорский братьям. Те недовольно поморщились.

– Он отошел от дел, – неуверенно возразил Руджеро.

– Забирай свою девку, – нарочито безразлично сказал Риккардо. – Мы найдем себе кого-то поаппетитнее.

Катя не могла сделать и шагу. Сикорский одним жестом отдал телохранителю приказ. Тот подхватил служанку под руку и отвел в сторону, продолжая украдкой следить за Борджиа.

– Еще раз переступите границу – будете наказаны, – пригрозил Артем Николаевич.

– Мы заигрались, просто заигрались, – Руджеро попытался перевести все в шутку.

– Она моя собственность. Каждый, кто трогает мое, несет наказание. Подобное больше не должно повторяться, – четко повторил Сикорский. – Понятно?

– Да, – более гибкий Руджеро заискивающе улыбнулся.

– Что? – требовательно произнес Артем Николаевич.

– Да, Maestro, – наконец обаятельно улыбнулся Риккардо, пряча негодование за белозубым оскалом.

***

Катя брела, словно пьяная, поддерживаемая за локоть телохранителем Артема Николаевича. Сикорский твердо чеканил шаг впереди, в такт своим тяжелым мыслям.

Женщина не понимала до конца, что произошло. Язык не слушался, она не могла спросить, и не знала, какой вопрос уместно задать. Что плод ее воображения, а что действительность. Борджиа каким-то образом одурманили ее? Но как? Никаких уколов, никаких напитков. Может, кофе в приемной? Но до этого момента она чувствовала себя отлично. Отрава замедленного действия?

– Я не могу… – Катерина споткнулась и чуть не упала. Ноги отказывали. Дальше идти не было сил.

– Присядем там, – указал на небольшую террасу Сикорский. Телохранитель, которого звали Григорий, приобнял Катю, поддерживая за талию, провел и посадил за столик. Легкая музыка, фонари, снующие туда-сюда люди. Катерина поежилась от холода.

Григорий принес шерстяной плед для нее, попросив у администратора кафе, а сам, по приказу Сикорского, вернулся в ресторан на площади, чтобы забрать оставленное женщиной пальто.

– Спасибо, – Кате захотелось прочистить уши, услышав благодарность из уст Сикорского. Но она могла только глупо таращиться и пытаться бороться с уплывающим куда-то сознанием, стараться удержать его, словно сползающее шелковое одеяло.

– На, выпейте, – Сикорский указал Кате на наполненный официантом бокал вина, – станет легче.

Женщина пригубила. Тепло начало разливаться по телу, словно она выпила лекарство.

– Вино нейтрализует токсины вмешательства, – непонятно объяснил Сикорский, задумчиво наблюдая за Катериной.

– За что спасибо? – наконец выдавила из себя Катя.

– Что не предали.

– Но откуда Вы знаете?.. – Катя сфокусировала взгляд на своем работодателе.

– Я ценю преданность, – проигнорировал вопрос Сикорский. – Это дар, которым обладают не все близкие люди, что уж говорить о слугах.

Лежа в постели Катерина вспомнила, как Артем Николаевич стоял напротив двух братьев. По коже поползли мурашки при воспоминании об угрозе, зависшей в потяжелевшем воздухе, который, казалось, искрился от напряжения. Что-то страшное могло произойти, но, словно грозовая туча, прошло стороной.

«Она моя собственность». Вот же ж!.. Катя села, обуреваемая клокочущим возмущением. Когда это она стала вещью?!