Текст книги "Там тебя никто не ждёт (СИ)"
Автор книги: Мария Сакрытина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
– Ну конечно, закат отсюда куда как краше, – фыркнул он. – Если, конечно, ты его разглядишь сквозь листву.
Где-то за домом булькнула трясина – надеюсь, что сыто. Чем этот ящер питается, кстати? Случайно заблудшими путниками? Камень он, правда, проглотил вполне себе радостно... Но, поди, на каменной диете свежего путника съесть – самое оно, а?
Эд, искоса глянул на меня. Отвернулся. Зачем-то оглянулся на дверь. И придвинулся ещё ближе ко мне.
– Сегодня ночью уходим, – заговорщически шепнул он.
– Звучит, будто убегаем, – зачем-то тоже шёпотом откликнулась я.
– Значит, убегаем, – усмехнулся юноша. – Если хочешь, конечно.
Я задумчиво глянула на него.
– Я думала, тебе здесь нравится... Обед всегда готов и даже "твоя любимая наливочка", – передразнила я. – Что? Я бы осталась.
Мгновение Эдвард с весёлым изумлением смотрел на меня. Потом тихо рассмеялся.
– Катрин, ты бы правда могла бы провести всю жизнь... здесь? В лесу? В компании зверей, разбойников... Всю жизнь?
"У чокнутой ведьмы", – добавила я про себя.
– А почему нет?
Улыбка сползла с лица Эда.
– Знаешь, может, тебе и правда стоит остаться... С твоим проклятьем...
– Я. Не. Проклята! – прорычала я. Тоже почему-то тихо. Почти шёпотом.
Взгляд Эдварда сделался... ну... таким обычно на буйных сумасшедших, наверное, смотрят.
– Конечно, Катрин. Я имел в виду... Тебе здесь безопаснее... И, если тебе тут правда нравится, матушка наверняка будет рада... Оставайся!
– Мне здесь не нравится, – буркнула я.
Юноша, разом помрачнев, замолчал.
-А если ты меня здесь "забудешь" пойду за тобой. И утопну в трясине.
-Приставучий Котёнок, – пробормотал Эд. – Ладно. Тогда после полуночи будь готова.
– Эдвард! – тихо позвала я после паузы. – Мы... правда сбегаем? Разве это правиль...
– Эдвард, милый, – раздалось из дома, – твои любимые рулетики готовы! Ты обязан их попробовать! И ватрушечки, Эдвард, твои любимые!
Эд молча скривился и кивнул на дверь. А я не выдержала и рассмеялась.
Мда. В таком случае лучше бегства выхода действительно нет.
***
Зелёный болотный огонёк метался от печи до сундука и обратно.
Я следила за ним из-под опущенных ресниц. Надо же, обычная, оказывается, козявка. Вроде светлячка. Маленькая, и тупая – не может в окно обратно попасть. По идее надо бы, как случайно залетевшую муху, метлой гнать.
Утром на подоконнике с десяток таких вот козявок наберётся. Мёртвых. Погибают почему-то от солнечного света – даже такого тусклого, еле-еле заметного сквозь листву.
Жаль.
Огонёк трепыхнулся раз-другой – и его заслонила тень.
– Катрин? – шепнул Эд. – Пора.
Я осторожно свесила ноги, нашла туфли. И, стараясь не очень спотыкаться в темноте, поспешила за Эдвардом.
Наверное, как тот огонёк выглядела. С четвёртого раза только дверь нашла. И ещё раза два в подоле запуталась – сменную одежду Эда старуха конфисковала, вроде как в стирку. А мне выдала то же капустное платье, только попроще. Сильно попроще: серо-жёлтое, без вышивки, да и ткань, честно говоря, оставляла желать лучшего. Зато чуть покороче. Но всё равно для меня слишком длинное.
Всё время моего переодевания и поиска двери старуха старательно храпела на печке.
Слишком старательно, на мой взгляд.
Ну а потом мы снова шли. Эд каким-то образом вывел нас через трясину, дальше шагать стало легче. И я почти и не вымазалась!
Из леса мы вышли на рассвете. Пасмурном таком рассвете, когда долина внизу покрыта дымкой, а ты сверху, на холме, стоишь и смотришь на неё, как на облако. И ёжишься от холода, потому что конфискованная у старухи накидка не спасает.
– Марцеис, – Эдвард указал на сгусток тумана внизу. Сквозь белую пелену кое-где, точно могильные кресты, торчали башенные шпили.
Ну, угу. Ура.
– Эдвард, и что теперь? – спросила я, не отрывая взгляда от "крестов". – Куда теперь?
Эд пожал плечами – ну точно нахохлившийся воробушек!
– Как обычно. Проскочим ворота и пойдём искать работу... Ладно, – глянув на меня, поправился юноша. – Я пойду. А ты подождёшь в таверне.
Что-то мне эта идея уже не нравится.
Иначе истолковав мой взгляд, Эд улыбнулся.
– Катрин, не беспокойся. Я знаю здесь отличный дом тер...
– А это обязательно? – перебила я. – Проституткой? Обязательно? Ты же, наверное, мог бы...
Эдвард отвернулся.
– Не мог, – бросил он. – Катрин, ты, правда, считаешь, что мне хочется этим заниматься?
Я вытаращилась на него.
А если нет, тогда почему...
– Потому что именно публичные дома король всегда игнорирует, – словно читая мои мысли, ответил Эд. – И только там меня не будут искать. Какое-то время.
– Почему? – выдохнула я.
Эд пожал плечами.
– Может, потому, что Его Величеству тоже противно даже думать о проститутках?
И, не дожидаясь меня, закинул мешок с вещами на плечо и стал спускаться со склона.
А я стояла, чувствуя себя так, будто это на меня вылили горшок нечистот, да ещё и посмеялись.
Рядом громко и, по-моему, весело каркнула ворона.
Я машинально обернулась.
Птица сидела на нижней ветке, нахохлившись, и странно косилась на меня.
Честное слово, я узнала её взгляд.
"А ты, деточка, оказывается, дура".
Ворона вскрикнула ещё раз и посмотрела мимо меня – на удаляющегося Эдварда.
Ох, чёрт!
Я подхватила подол и поспешила следом.
***
Ворота мы именно проскочили. Пристроились за какой-то телегой, и, пока ту осматривали, пробежали мимо.
– Повезло, – усмехнулся Эд, останавливаясь какое-то время спустя. – Иной раз приходится по полдня такой случай ждать.
– А мы не могли нормально пройти, потому что.., – начала я, но Эд перебил.
– Потому что у нас нет лишних денег на уплату пошлины, – фыркнул он. – Не бойся, Катрин, стража не умеет отличать меченых.
Я хотела было спросить его про тех, которые в касках, показавшихся мне в первый день стражниками. Но передумала. В конце концов, Эду неприятно слушать про Посланцев. Может, "каски" тоже какие-нибудь... не трупы, конечно, но...
– А кто умеет? – всё-таки вырвалось у меня.
Эд снова усмехнулся и зачем-то взял меня за руку.
– Король. Его посланцы. Городской совет – у них есть нужные амулеты. И приказ – выдавать меченых. Они всегда с удовольствием его выполняют.
– Э-э-э... Городской совет?
– Да, разряженные купцы, в основном. У них здоровенная восьмиугольная звезда на коте, – весело откликнулся Эд. – Не беспокойся, просто так по городу они не ходят. И даже ездят нечасто. А вообще, их легко узнать – по этой самой звезде.
Я попыталась вспомнить, видела ли раньше таких... звезданутых.
Кажется, нет...
Улочки этого города ничем не отличались от того, где я "появилась". Такие же узенькие и многими местами грязные.
Эх, а вот в Стокгольме они же смотрелись очень... романтично. Ну естественно, там же не приходилось постоянно перескакивать через лужи, да выискивать себе местечко почище.
И ещё воздух там не смердел.
Я никогда не привыкну к местным городам. И лесам. И одежде. И...
Верните меня домой!
В каком-то переулке Эд неожиданно остановился, огляделся и поманил меня к двухэтажной каменной громадине, больше смахивающей на крепость, а не на таверну. Но Эдвард, по-прежнему держа меня за руку, спокойно открывал дверь. И как обычно улыбался.
Я уже начинаю ненавидеть его фальшивую улыбку.
– Катрин, не бойся, сейчас мы найдём комнату и отдох...
Он неожиданно замер и подался назад, но дверь за нами уже захлопнулась.
А?
Тёмный, точнее даже сумеречный (но какой-то опасно сумеречный – утренний солнечный свет сюда вроде и не проникал, а три факела и горсть свечей только дополняли ощущение замка с привидениями) зал казался маленьким – наверное, из-за избытка столов.
Не для привидений, конечно, те здесь вряд ли водились. Зато у стойки и за столами восседали пятеро толстяков в забавных местных одеждах.
На груди у каждого горела восьмиконечная звезда.
Эд прильнул было ко мне, но тут же отпрянул, точно от прокажённой. Очень тихо прошептал:
– Катрин, уходи. Скорее.
А сам шагнул в середину залы. Отцепил от пояса кинжал (короткий меч? длинный нож?) и, не вынимая из ножен, отбросил подальше от себя.
Оружие бухнуло по доскам пола, отгремев у меня в ушах похоронным звоном.
Один из толстяков совершенно по-жабьи улыбнулся.
– Вы заставили себя ждать, господин, – издевательски протянул он, кивая невесть откуда вынырнувшим "каскам".
Я почему-то ожидала, что Эдвард станет сопротивляться, как та сгоревшая женщина. Но он только ощутимо напрягся... и тут же расслабился, позволяя связать себе руки.
– И девчонку прихватите, – скучающе произнёс другой толстяк. – Его Величество наверняка захочет с ней побеседовать.
Со мной? Да ладно!
Я запоздало метнулась к двери, но, конечно, не успела.
А Эдвард, до этого совершенно спокойно стоявший в окружении стражников, вдруг рванулся вперёд.
– Стойте! Не...
Последнее, что я помню: кто-то из стражников хорошенько ему врезал, а другой затолкал в рот какую-то тряпку.
А потом то же самое сделали со мной, и мир как-то странно померк.
Глава 7
Голова пыталась взорваться. Причём в одном конкретном месте – на затылке. Сквозь алую дрёму я бессознательно потянулась тронуть – и тут же сознание пронзило ещё одно ощущение: чья-то рука у меня за пазухой. Шершавая тёплая рука – чужая.
Я инстинктивно замерла, одновременно сражаясь с красной паутиной перед глазами – их открыть почему-то не получалось.
– Эдвард? – слова застыли ещё в районе горла, наружу вырвался только еле слышный сип. А может, только для меня он был еле слышным. Не знаю – в уши словно вату напихали.
Рука сместилась с моей спины на грудь. И принялась совершенно бесстыже её мять.
Меня словно током ударило: кто посмел?!
Слабость как рукой сняло, паутина порвалась в мгновение ока. Я дернулась, чужая рука инстинктивно сжалась.
Все девушки знают, как это больно, когда бьют в грудь, да? Наверное, примерно как мужчину в пах.
Крик вышел сиплый, но определённо получился. А уж с каким энтузиазмом я метнулась в сторону – за одно это "отлично" можно ставить, если кто-нибудь соблаговолил бы оценить энтузиазм.
Звякнула цепь – меня отбросило в сторону. Обратно. Под ноги этому... владельцу руки.
Мне некогда было его рассматривать – он сразу постарался восстановить статус-кво. Видимо, в честь этого мне со всей силы врезали по щеке, а потом ещё и рванули рубашку.
Рубашку?
Думать об этом тоже было некогда.
Я отбивалась и пыталась звать на помощь. Не помогало.
Если ты хрупкая девушка без пояса по какому-нибудь восточному боевому искусству (а если даже и с ним?), тебе очень сложно отбиться от верзилы, превышающего тебя по весовой категории раз в тридцать минимум, да ещё и твёрдо вознамерившегося удовлетворить свои низменные мужские потребности. Ударов он словно не чувствовал. Зато его руки обрабатывали меня очень качественно. Спустя какие-то мгновения (очень долгие мгновения, практически вечность) я серьёзно уверилась, что как минимум одно ребро мне сломали, а уж от физиономии точно кроме синяков ничего не осталось.
Щёлкнул замок на двери. Раздался чей-то голос. Но ни я, ни верзила его не заметили. Я всё ещё пыталась отбиваться и скулила от ужаса, а эта... эта сволочь одной рукой потянулся к поясу – как тот разбойник в лесу. И...
Кричал он знатно. Громко. Как музыка. Даже с какой-то детской обидой.
Я же, вырвавшись, забилась в угол, во все глаза наблюдая, как двое "касок" держат верзилу за руки, а третий, показывая на меня что-то ему внушает. Кажется, про божью справедливость и невинных дев. Верзила сучил ногами, рычал и вырывался. В итоге получил по физиономии. Раз. Второй.
Да что б ты вообще больше не встал, кретин!
Его в итоге утащили – куда-то за дверь, которую тут же заперли. А я, дрожа от пережитого, попыталась запахнуться в длинную, но безнадёжно порванную рубашку – единственное, что на мне имелось.
И наконец-то смогла оглядеться.
Это не только напоминало камеру, но, я уверена, ею и было. Вот только в странной рубахе с нашитыми на ней алыми символами я оказалась одна. И с цепью, кстати, тоже.
За что ж такая честь?
Впрочем, это всё пришло в голову много позже – сначала я просто дрожала в уголке и рыдала от страха.
Но больше ко мне никто не лез. Долго.
А в принципе – было кому. Маленькая, грязная камера, полная мышей (такие, серые, пушистые и быстрые. Вроде не крысы) и жуков, больших и малых, вмещала кроме этой живности ещё и с десяток людей – в основном мужчин. Была, правда, парочка женщин – древние старухи. Одна точно слепая. Другая не шевельнулась ни разу. Может, уже того?
Эда не было.
А ещё тут имелось окно. И слава богу, потому что уборной как раз не было. Если бы не ветер снаружи (внутренний двор, как я потом разглядела), вонь бы стояла адская.
А так она была просто терпимой.
А порядки, скажу я вам... Кормили меня почему-то отдельно. И, поили. Остальным просто швыряли тазик – а мне кружку. Сколько капель на донышке осталось, после того, как она в пределы досягаемости цепи докатится – все мои.
А кухня тут... Мда, и ведь ели. И я тоже. А что? Голод не тётка, несмотря на вонь и жажду.
Я вообще много нового о себе узнала за это время.
Например, поняла, что все мои принципы, типа "со мной ничего не случится" конкретно тут не стоят ничего. Особенно представление день, кажется, на третий очень сильно вправило мозги.
Я смотрела в окно – насколько цепь позволила. Там кого-то казнили – женщину вроде. Я видела только, как ей последовательно отрубили руку и ногу. И так оставили.
Не сожгли. Я даже радовалась за неё сначала – жива.
Ага.
Она умерла дня через три. На помосте. Под дождём. От потери крови или голода, или холода – не знаю.
И ей никто не помог. Альтруистов вроде Эда не нашлось.
***
Где-то в промежутке – уже после этой казни, но ещё до смерти несчастной – меня вызвали на допрос.
По крайней мере, так это у них называлось.
Сам процедура допроса меня к тому времени уже не волновала. Просто я очень хотела есть, помыться и узнать, что с Эдвардом. Примерно в таком порядке.
Меня накормили. Помыли – бадья с лягушками впечатлила. Выдали новую рубаху. Слава богу!
А разговаривать – слишком большая честь, оказывается.
Вот так, босиком, мокрую, жалкую впихнули в допросную – совершенно нестрашную комнатку, чем-то напомнившую небольшую университетскую аудиторию.
Картина маслом – сидит за столом дяденька благообразного вида. Точь-в-точь наш завкаф. Смотрит на меня – устало и с привычкой. А потом этак лениво – и тоже устало да с привычкой – не то диктует, не то спрашивает:
– Знаете ли вы, за что вас арестовали?
Я тупо на него уставилась. И не поняла сначала, чего он от меня хочет.
Дяденька подождал с минуту. Вздохнул. И заговорил – уже внятнее и намного медленнее.
– Вас обвиняет в том, что вы еретичка, что ваша вера противна учению святой Церкви и Его Величества Дерика Дебуа.
Чё?
И снова минута ожидания. Потом (очень грустно):
– Веруете ли вы в Господа нашего Его Величество короля Дерика VII, Повелителя-на земле-и-на-небе?
Э-э-э... Не-а.
Я моргнула.
Они что здесь, свихнулись все?
А "завкаф" продолжает:
– ...Заступника нашего и Благодетеля, Вседержителя и Пастыря ныне и во веки веков... Веруете?
Чего ради я должна верить в какого-то короля?
– Э-э-э...
Взгляд дяденьки стал почти просящим.
– Признаёте ли вы, что не молились, не исповедовались...
– Э-э-э...
Типа "ingnoratia non est argumentum" – незнание законов не освобождает от ответственности?
А секретарь тем временем строчил, кажется, что-то вроде: "Обвиняемая упорствует во грехе". Своими глазами видела!
Дурдом.
Наконец:
– Поклянитесь, что веруете. Веруете в Господа нашего Его Величество короля Дерика VII, Повелителя-на земле-и-на-небе...
– Клянусь, – послушно отозвалась я, когда он закончил, – что верую в... э-э-э... а можно ещё раз – в кого я должна верить?
Дяденька вздохнул и постучал пером по виску.
Секретарь подчеркнул фразу "упорствует" два раза.
– Я вас не принуждаю давать присягу, – как-то заученно забормотал дяденька, – ибо вы, веря, что клясться запрещено, перенесёте грех на меня и...
– Да-да, – закивала я, – понятно. Я просто имя короля забыла. Как там его?
В общем, экзамен я провалила.
Блин, они тут в короля веруют! Ну не чокнутые?!
***
Ещё три дня – медленное, пустое ожидание.
Сырые стены – хоть облизывай, кошмар, так пить хочется!
Взгляды искоса – меня сторонились, точно чумной. И почему?
По ночам, дрожа от холода (босиком да в одной рубашке... даже клока сена никто не дал, сволочи!) я злилась на весь мир, тщательно представляла, как и мне отрубают руку, боялась до колик (хотя последние были, скорее, от голода или от местных "блюд") и видела в кошмарах, как там, за решёткой, во внутреннем дворе сжигают Эдварда.
В общем, незабываемо проводила время!
А потом меня снова вызвали. Выволокли, если быть точной. Цепь не позволяла встать, и ноги онемели до бесчувственности. Или замёрзли. Фиг знает, но ходить не могли.
Мыть и кормить на этот раз не стали. Просто втолкнули в какую-то очень светлую комнату. Не привязали и не прицепили, так что я тотчас метнулась в первый же тёмный угол.
Привычка.
– Катрин?
Звякнула цепь.
Я повернула голову, всё ещё обнимая себя за плечи.
Эд оказался рядом – через мгновение.
И вдруг всё стало на свои места. Хорошо и безопасно. Снова. Тоже на мгновение.
Не слушая, что он там бормочет, я рассматривала его лицо – как и у меня, наверное, с синяками. Глядела на рубашку – такую же, как моя, только порванную. На потёки крови в уголке рта.
И всерьёз думала, что если кто-нибудь хотя бы посмеет тронуть его при мне – я за себя не отвечаю!
А ещё мне почему-то очень хотелось его поцеловать. Совсем озверела с этими... мышами.
Скрипнула, открываясь, дверь.
Эдвард вскочил, потянув меня наверх и вбок – и себе за спину.
А я вцепилась мёртвой хваткой в его руку и замерла.
За громадный письменный стол вслед за секретарём проплыла (именно так) девица в чёрном платье. И чёрной остроконечной шляпе.
Я окончательно впала в ступор.
Для полного образа дамочке не хватало только метлы. И тыквы с рожицей.
Ведьма в роли инквизитора... Этот мир окончательно сбрендил. Точно.
Девица уселась за стол, подняла голову. И встретилась взглядом с Эдвардом (я из-за спины только выглядывала)
Замерла.
Минуту эти двое переглядывались.
Потом девица этак царственно махнула рукой, без слов отсылая секретаря. И, когда за ним скрипнула дверь, выдохнула:
– Эдвард?
– Здравствуй, Камилла, – напряжённо откликнулся Эд.
И тишина...
– Значит, ты снова попался, – констатировала очевидное дамочка, удобнее устраиваясь в кресле. – И кто это с тобой?
Эдвард повернулся, потянул меня за руку – подойти ближе.
– Катрин. Это Камилла – моя должница, – напряжённо сказал он.
Девица поморщилась, точно лимон проглотила. Целиком.
– Милый, не жди, что я тебя вытащу, – проворковала она. – И эту красавицу тоже.
– Вытащи только её, – ровным голосом откликнулся Эд.
Брови девицы взлетели вверх – прямо под полы шляпы.
Я вздрогнула.
– Нет!
Девица... Камилла хмыкнула. И, снова обращаясь к Эду, пропела:
– Ты же понимаешь, милый, что в противном случае я потеряю это место... и это звание.
– Ты получила его благодаря мне, – парировал Эд.
Снова усмешка.
– И мне здесь нравится, хороший мой. Я не собираюсь ради тебя рисковать будущим.
Очередная дуэль взглядов.
– Не со-би-ра-юсь, – с нажимом повторила девица.
Эд отвернулся. И тихо что-то произнёс-пробормотал – сплошь из незнакомых мне слов.
Девица содрогнулась. И тут же завопила:
– Стража!
Короче, я ничего не поняла – нас быстро увели. Но, похоже, последняя дуэль взглядов девицы и Эда закончилось полной победой юноши.
Ведьма Камилла сидела белая, как мел, и что-то строчила – кажется в протоколе.
Эд сжал мне руку напоследок. Шепнул:
– Всё будет хорошо. Вот увидишь.
***
"Хорошо" запаздывало.
Я по-прежнему сидела в камере, где пол не мыли, наверное, с самой постройки, где дуло из каждой щели (а щелей там много), где никто и не знал о "Конвенции по правам человека" и где даже другие заключённые сторонились меня, как проклятую.
Прошла неделя. Меня ещё разок вызывали на допрос, но с тем же результатом.
Эда я больше не видела. Как и ту ведьму.
Дней через восемь некто умный додумался повесить у нас перед окнами какого-то несчастного. Смердел несчастный отвратно. А его перекошенная физиономия с высунутым синим языком до сих пор иногда снится мне кошмарах.
Интересно, он тоже в здешнего короля не верил?
Ещё денька через три моя психика из состояния постоянного шока перешла в апатию. Наверное, это какая-то форма защиты. Не знаю. Но жить стало ощутимо легче. Например, я перестала чувствовать голод. Только жажду – да и то потихонечку привыкала. Хотя выглядела я, наверное, совсем неважно. По крайней мере, волосы стали как-то активно выдираться, когда я всё-таки решалась расчесать их пятернёй. Да и ногти с кожей оставляли желать лучшего. Сейчас, наверное, даже мой любимый крем марки "Шисейдо" не помог бы.
Зато я вроде бы похудела до тех сорока пяти килограмм, о которых когда-то мечтала.
Похудеешь тут – на заплесневевшем-то хлебе и жуткой каше.
После них, кстати, живот болит. Сильно. Наверное, желудок не знает, что природный пенициллин – это жуть как круто.
Ещё денька через три (может, больше, может, меньше – сбилась со счёта) меня снова вызвали. И сунули в бадью с лягушками, но кормить, правда, не стали. Гады.
Дяденька допрашивающий был незнакомым, его секретарь – тоже, и огромная крестовина в их кабинете, формой напоминающая букву "Х" мне сильно не понравилась.
Секретарь – паренёк моего возраста, жутко смахивающий на крысу – ещё почему-то таращился на эту "конструкцию". И на меня. Будто сравнивал – подходим ли мы друг к друг.
А дяденька гипнотизировал взглядом только меня – босую, переминающуюся с ноги на ногу и периодически почёсывающуюся (блохи – они такие!).
– Итак, обвиняемая, признаётесь ли в ереси?
– Да! – прохрипела я.
Ну серьёзно, я при всём желании не смогу сказать, что верую – хотя бы потому, что не знаю, в кого!
– Чудесно, – отозвался дяденька тоном, в котором ничего чудесного не было. – А признаёте ли вы, что подстрекали народ к восстанию против Его Величества?
– Когда? – опешила я.
Дяденька почесал пером нос.
– Вы много раз подстрекали?
Прямо над ухом кто-то квакнул. Я порылась в волосах и с удивлением извлекла вместе с клоком лягушку.
– Ни разу.
– Упорствуем, значит.., – протянул дяденька.
Я закусила губу. Блин, как разговаривать с буйными сумасшедшими, а?
Скрипнула дверь.
– О, Гийом, ты занят! – проворковали вдруг с порога. – Жаль...
Дяденька встрепенулся.
– Камилла! Заходи, мы уже заканчиваем. Ты же не будешь против немного подождать?
– Нисколько, – улыбнулась ведьма, проходя мимо и не удостаивая меня даже взглядом.
Допрос продолжился в том же ключе. Секретарь скрипел пером, дяденька пытался просверлить во мне дырку, я пританцовывала на холодном каменном полу и чувствовала себя единственным нормальным человеком в этом дурдоме (только очень грязным).
– В Мертеннесе случилась эпидемия лошадиного бешенства – признаёте ли, что наслали её, возвращаясь с мессы?
– В Антропе три дня шёл проливной дождь и размыло дороги – признаёте ли, что именно вы вызвали непогоду вашим неверием в Господа нашего короля-на-небе-и-на-земле?
– В Квертесе погибла любимая овчарка графа – признаёте, что наслали на неё чуму, дабы люди поверили вашей ереси?
И так далее. И всё абсурднее.
– Не признаю, – устало выдохнула я.
Дяденька в который раз приложился к стоящему перед ним кубку. Поболтал его, удивлённо посмотрел на секретаря. Тот быстренько наполнил кубок заново – и себе заодно.
Камилла сидела с другой стороны, увлечённо перелистывая какой-то фолиант.
– В таком случае, – вздохнул дяденька, – мы вынуждены применить божий суд.
Секретарь снова глянул на странную конструкцию.
– А может, мы лучше разум применим? – вырвалось у меня. – Ну вы же сами понимаете, что я никак не могла всё это совершить!
– Почему же? – изумился дяденька. – Если вы еретичка – а вы еретичка – то очень даже можете. Вера, как гласит трактат от .., – он закашлялся, аккуратно прикрываясь вышитым платочком, – от...
Теперь они кашляли с секретарём в унисон.
Камилла отложила книгу.
Дяденька покраснел, силясь вдохнуть. Вытаращился на ведьму – и ничком рухнул на стол. Секунду спустя к нему присоединился секретарь.
Ещё минуту в кабинете царила мёртвая тишина.
Потом Камилла поднялась, последовательно проверила у каждого пульс, оттянула веко. Выдохнула:
– Ну наконец-то! Я уж думала, они всё-таки тебя подвесят, – порылась где-то в ящике стола, нашла цепь – точь-в-точь мою. Быстро шагнула ко мне, клацнула замочком – и намотала свободный конец себе на руку.
– Ну, чего уставилась? Пошли.
***
– Дорогу леде-ведьме! – вопила Камилла, таща меня по бесконечным коридорам за цепочку – как какую-то собачонку! – Дорогу, я сказала!
– Куда ты меня ведёшь?! – прохрипела я, чуть-чуть придя в себя. – Где Эдвард?!
– Заткнись! – бросила ведьма, дёргая цепочку. – Дор-р-рогу!
И все быстренько шарахались в стороны, освобождая путь – словно подобное здесь было обычной процедурой.
А, может, и было.
– Я без Эдварда никуда не пойду!
Камилла молниеносно развернулась – и заехала мне по многострадальной щеке.
– Прекрати пищать!
Дальше я, слегка оглушённая, бежала за ней молча. До дворика – вроде бы внешнего (я краем глаза заметила ворота).
И по лужам, и по лужам... Камни были лучше.
– Шевелись! – подгоняла ведьма и так почти таща меня за собой.
Длинное одноэтажное помещение с конями – наверное, конюшня. Только я всё равно ничего рассмотреть не успела – Камилла уже метнулась к стойлам.
– Госпожа! Что вы здесь делаете?! – рявкнули вдруг от входа.
Я обернулась – на секунду всего, потом меня швырнули в сено.
Но этих, в касках, разглядеть успела.
– Зачем вы привели сюда заключённую?!
– Что, не видишь – сбегаем! – гаркнула в ответ ведьма, возясь с уздечкой.
– Сбе... Взять её! – быстро сориентировались "каски".
Свистнула стрела. Ещё одна. И ещё.
Последний в каске рухнул прямо у моих ног. Со стрелой в горле.
– Ты почему коня не приготовил? – прорычала Камилла, в который раз кое-как пытаясь приладить уздечку.
– Ну извини, – фыркнул Эдвард, опуская лук. – Не успел.
Я закрыла глаза и подумала, что сейчас самое время потерять сознание.
Но вот как раз времени хватило только на облегчённый вздох.
– Катрин! – возясь с конём (или лошадью?) ведьмы, позвал Эд. – Белый в яблоках – третий слева – твой.
В яб...
– Я не умею! – взвизгнула я.
Как они на меня посмотрели! По-моему, все, включая лошадей.
– Не умею... верхом, – проблеяла я.
Ближайший конь фыркнул.
– Где ты её нашёл? – проворачиваясь к Эду, выдохнула ведьма.
– В канаве, – тут же откликнулся юноша.
Ведьма выразительно усмехнулась.
– Ясно.
Эд швырнул поводья Камилле – та тут же лихо вскочила в седло – схватил меня за руку и потащил к белому – пятому справа.
– Поедешь со мной.
– Эдвард... я правда... вообще никогда на конях не каталась, – пропищала я, когда он вскочил в седло – тоже лихо.
– Значит, будешь очень крепко держаться за меня, – отозвался юноша, наклоняясь и подавая руку.
Уже тогда я догадывалась, что возненавижу коней на всю оставшуюся жизнь.
***
Наверное, в галоп мы перешли ещё с шага. Я не знаю, я крепко держалась. От Эда сильно пахло потом, сеном и чем-то ещё – но от меня воняло ещё хуже, так что куда уж тут привередничать. Я быстренько обхватила его пояс руками – но даже так меня мотало во все стороны.
И как он с этой белой зверюгой управляется?!
Да я даже коров в деревне у бабушки боюсь! А что? Они громадные и смотрят так, словно размышляют, устроить ли корриду прямо сейчас или подождать, пока эта дура с хворостиной сама уберётся.
"Приятные" ощущения поездки верхом – тыдыц-тыдыц– вверх-вниз-ай, я, кажется, соскальзываю! – прекратились неожиданно.
Я почувствовала, как Эд вздрогнул, а спустя секунду зычный незнакомый голос повелительно произнёс:
– Камилла де Рауте! Что всё это значит?!
И тут же повисла томительная тишина.
Ну а мне как раз времени хватило оглядеться. Так вот – "касками" оказался заполнен весь двор.
Похоже, нас тут ждали? Или это мы так удачно подъехали?
Ворота впереди как раз закрывались. Очевидно вслед за десятком всадников в белых плащах с нашивками почти как у нас с Эдом на рубахах. Правда, без перечёркивающих линий.
В общем, я разглядывала всадников, а те смотрели на нас.
А "каски" тут вроде как для массовки? Забавно. Наверное, чтобы уж наверняка показать: всё, ребята, вам крышка.
– Господин Дебуа! – вдруг расплылся в улыбке... э-э-э... передний всадник – тот самый, с зычным голосом. – Вы, наконец, почтили нас своим присутствием! А то, знаете, искать вас по всей стране столько лет...
Я почувствовала, как Эд напрягся и со всей силы стиснул поводья.
А этот... голосистый... снова улыбнулся – довольно так, мазнул по мне равнодушным взглядом и повернулся к побледневшей ведьме.
– Леди, я убедительно прошу вас спешиться. Ваш отец ждёт вас. И, насколько я знаю, ваш жених – тоже.
Камилла словно воздухом подавилась – казалось, ещё чуть-чуть и спешиваться ей не придётся, с коня и так свалится – в обмороке.
– Леди, не усугубляйте ваше положение! – повысил голос всадник. – Господин Дебуа, вас это тоже касается! Поверьте, камера в Монтебле понравится вам и вашей подруге куда меньше, чем эти, – он с усмешкой кивнул на здание позади нас, – покои.
Эдвард только сильнее стиснул поводья. А вот Камилла, побледнев точно покойница, еле слышно пролепетала:
– Да, милорд.
И всё-таки свалилась с коня – отнюдь не так лихо, как на него садилась. И тут же с мольбой потянулась к седлу "голосистого".
– Милорд, прошу Вас! Не отправляйте меня к отцу, умоляю!
Всадник, усмехнувшись, наклонился к ней.
