Текст книги "Поцелуй разбойника"
Автор книги: Мария ( Мэри) Грин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
Глава 6
Чарлз сошел с коня у Холлоуза, дома Ника, и увидел Маргерит, подъезжавшую на своей гнедой кобылке. Лошадь помахивала белым хвостом, отгоняя мух. Из-за дома, из сада, доносился смех. Им навстречу выбежал Ник с бокалом в руке, он был без камзола, только в рубашке и замшевом жилете.
– Я так вас ждал, Маргерит! – воскликнул он со своей дьявольски привлекательной улыбкой.
«Черт бы тебя побрал!» – подумал Чарлз ревниво.
– А со мной ты не поздороваешься, Ник? Может, ручку поцелуешь? – насмешливо спросил он.
– Чарлз, друг мой, – повернувшись к нему, тихо произнес Ник и взял под уздцы лошадь Маргерит, – я не могу приветствовать своего соперника с такой же радостью, с какой приветствую даму моего сердца. В любви и на войне все средства хороши. Я бы никогда не пригласил опасного соперника, но ты мой лучший друг. А я дурак. Я заметил, как Маргерит смотрит на тебя, словно вновь открывая в тебе все твои достоинства. – Он преувеличенно тяжело вздохнул. – В этой игре я могу оказаться проигравшим.
Маргерит засмеялась. Ник помог ей сойти с лошади и, по мнению Чарлза, слишком долго не отнимал рук от ее талии.
– Вы оба просто смешны! – заявила она. – Уверяю, ваше соперничество не имеет смысла.
– Что я говорил? – обратился к Чарлзу Ник. – Она без ума от тебя.
– Ты слышишь только то, что хочешь слышать», Ник. А на самом деле мое присутствие непонятным образом ее раздражает, и я не имею ни малейшего представления почему.
– Не обсуждайте меня, словно меня здесь нет, – обиделась Маргерит, кокетливо обмахиваясь веером. Чарлзу захотелось сломать эту проклятую штуку, прятавшую ее улыбающееся личико.
– Вы хороши, как свежий василек, – галантно произнес Ник, и Чарлз скрипнул зубами.
Маргерит покраснела от удовольствия и поцеловала Ника в щеку. Она была очень хороша в новом платье из голубого батиста, с облегающим лифом, отделанным бархатными бантиками. Она осторожно приподняла длинные юбки и направилась к Чарлзу, чтобы поздороваться с ним. Она была так очаровательна, так прелестна, ее янтарные глаза так весело блестели под широкими полями соломенной шляпки с голубыми лентами, завязанными под подбородком, что у него перехватило дыхание.
– Чарлз?
Он смотрел на нее и не мог. произнести ни слова. Он видел ее сегодня утром, нос тех пор прошла целая вечность – вечность, полная мучительных желаний.
Он прокашлялся.
– Ты… твоя улыбка – как звезда на темном небосклоне нашей жизни, – продекламировал он, взяв ее руку. Если б она поцеловала его в щеку, как Ника… Но ее лицо не приблизилось к нему. Ее улыбка сияла и дразнила, лишая его самообладания. Он с наслаждением вдохнул аромат ее духов. Ее рука в его ладони была нежной словно бархат, и он сжал ее.
– Боже, Чарлз, кажется, становится поэтом, – заметила она и повернулась к Нику: – Прекрасные строки сочиняют иногда в мою честь.
Глаза Ника потемнели от ревности, и он взял ее другую руку.
– Чарлз всегда будет нас удивлять. Непостижимый человек. – Он шутливо погрозил кулаком. – Эту битву ты выиграл, Чарлз, но не надейся, что выиграешь и следующую.
Маргерит, пытаясь спрятать улыбку, переводила взгляд с одного на другого.
– Не думаю, что я могу дать повод для битв. Во всяком случае, они здесь неуместны.
– Не так уж ты и наивна, дорогая. Сомневаюсь, что ты ничего не замечаешь, но тем не менее притворная невинность очень тебе идет. – Чарлз взял ее под руку и повел за собой, оставив Ника позади. – Давай посмотрим, что в корзинах. Я умираю от голода.
Пикник устроили у реки Кукмир, служившей границей владений Ника. Плакучие ивы склонились над водой, бегущей между камнями среди камышей и зарослей ольхи. От реки веяло прохладой, под ногами расстилался зеленый ковер травы. Чарлз наблюдал за лакеями Ника, расстилавшими покрывала и расставлявшими стулья для дам.
Горы хрустящих булочек возвышались рядом над блюдами с сырами и ароматными колбасами. Бутылки вина, привязанные за горлышко, охлаждались в реке, от корзин с жареными цыплятами исходил аппетитный запах, и Чарлзу не терпелось попробовать семгу в желе, привлекшую его внимание. Пропитанные ромом пирожные и пироги с вареньем и кремом манили к себе дам.
Чарлз, умиротворенный, хотя и голодный, растянулся на траве и закрыл глаза. Маргерит была близко, достаточно близко, чтобы он мог слышать ее милый голос. Она болтала с Делицией и Эмми. Он мог бы лежать так целый день, слушая ее мелодичный голос, тот самый голос, который он слышал в своих мечтах.
Ник опустился на траву рядом с Чарлзом.
– Вот стакан холодного вина, приберег специально для тебя, друг мой.
Чарлз сдвинул на затылок шляпу и вопросительно поднял бровь.
– Надеюсь, в нем нет яда?
, – Гм-м, ты подал мне идею, – засмеялся Ник. – Только так от тебя и можно избавиться.
Чарлз пристально посмотрел на Ника и заметил на его лице выражение тревоги и тоски под привычной маской веселости. Ник был превосходным актером, и иногда Чарлз задумывался над тем, что кроется за его обаятельной улыбкой. Что бы это ни было, Ник хотел это скрыть. Чарлз прикоснулся своим стаканом к стакану Ника:
– Твое здоровье, приятель. Страдаешь из-за прекрасной Маргерит? Что за грусть в твоих глазах?
Ник широко улыбнулся.
– Все в порядке, Чарлз, меня только беспокоит, что Маргерит живет одна и рядом нет мужчин, чтобы ее защитить. Кроме контрабандистов, есть еще шпионы и бог знает кто еще. Насильственная смерть, – добавил он.
Чарлз поморщился.
– Ты думаешь о внезапном исчезновении сержанта Рула? Так это случилось почти год назад. Но ведь он мог просто дезертировать и уехать за границу.
– Эмерсон убежден, что он не способен на это. Рул не был трусом и любил свое дело. Он был прекрасным солдатом и человеком чести.
Разговор прервался, когда дамы заохали и заахали, увидев приготовленное угощение, и Ник быстро наполнил тарелки и поручил лакеям раздать их собравшимся.
Чарлз наполнил свою тарелку и уже поднял бокал, когда заметил, что на него смотрит Маргерит. Сердце его чуть не выскочило из груди, когда она улыбнулась. Эта улыбка всегда была его погибелью…
Богиня солнца, пламени сиянье,
Позволь тебя обнять, мой милый друг.
Свет льется на меня,
Сияет все вокруг,
Но мрак в душе моей,
И не исчезнет он,
Пока не назову тебя своей,
Пока не станем мы – ты мной,
А я тобою.
Стихи зазвучали в нем, как ручей, журчащий между камнями, и замолкли, оставив в душе неутоленную страсть. Он отвернулся и посмотрел на медленно текущие воды реки. Иногда у него возникало желание вырвать из груди сердце и забросить его куда-нибудь подальше. Чтобы не тосковать по Маргерит.
Еда была восхитительно вкусной, и он слишком много выпил вина. Ник улыбался своей дьявольской улыбкой и нагло флиртовал. Чарлз сжал кулаки, но почему-то был уверен, что не сможет ударить Ника. Сердясь на самого себя, он поднялся с травы и покинул компанию.
– Я принесу еще бутылку вина! – крикнул он и спустился к реке. Здесь он не слышал ее смеха и не видел ее сияющих янтарных глаз. Но разве от этого легче? Он попал в невидимую ловушку неразделенной любви и совершил глупость, приняв приглашение Ника, принесшее ему лишние мучения. Мучения, которые он причинил себе сам. Черт бы все это побрал!
Он подобрал палочку и спас жука, пытавшегося выбраться из лужицы, скопившейся на листке лилии. Как он туда попал? Насекомое быстро юркнуло под кучку опавших листьев у корней ивы. Чарлз пробирался по тропинке, проложенной в высокой траве. Он увидел стаю уток, плескавшихся и крякавших так, словно вся река принадлежала им.
Постукивая палкой по тростнику, Чарлз вышел к тому месту, где река огибала остров. На берегу он нашел узкую песчаную полоску и сел на камень. Голоса гостей больше не были слышны. Здесь он слышал только неумолчный шелест листвы, птичий щебет – голоса природы – и смотрел, как ветер колышет тростник. Он вслушивался в эти звуки, пытаясь заглушить тоску. Река лениво несла свои воды, иногда кружась и перекатываясь через камни. Он не знал, сколько времени провел в этом раю.
До него донеслось шуршание одежды по траве и скрип шагов по песку. Ему не хотелось оборачиваться, чтобы узнать, кто нарушил его покой.
Аромат розы, запах духов выдали Маргерит прежде, чем Чарлз ее увидел. Сердце у него забилось, и он встал, отбросил палку и повернулся к ней. Она была намного ниже его, и он возвышался над ней как скала.
– Что тебе нужно, Маргерит? Ты пришла меня мучить? Ее янтарные глаза потемнели, в них не было улыбки.
– Мучить тебя? Зачем мне тебя мучить?
Он прижал ее к себе, чувствуя податливую мягкость груди, и коснулся губами ее шеи.
– Боже, неужели ты не видишь, Маргерит? Неужели не замечаешь моего отчаяния? – простонал Чарлз, все крепче сжимая ее в объятиях, пока она не почувствовала, как напряжено его тело и как громко стучит сердце.
Он покрывал ее шею неистовыми поцелуями, не обращая внимания на сопротивление. Он схватил ее руки и с силой сжал их, желая показать, что больше не потерпит отказа.
Она ахнула и в изумлении взглянула на него широко раскрытыми глазами:
– Чарлз!
Он продолжал целовать ее, заставив раскрыть губы, и проник языком в теплую мягкость ее рта. Она слабо застонала и обмякла в его объятиях. Чарлз отпустил ее руки.
Он не в силах был остановиться и ласкал ее нежную грудь, небрежно прикрытую косынкой. Он думал только о том, как бы сорвать с нее одежду, ощутить ее теплую атласную кожу, наслаждаться ею… Но он не сделал этого.
Он впитывал медовую сладость ее рта и не замечал, что остается без ответа. Он мог бы сейчас бросить ее на траву и овладеть ею, чтобы утолить неистовую жажду обладания. Тело одержит победу, и все кончится. Он будет свободен.
Маргерит с силой ударила его по лицу. Но это только подстегнуло его. Она ударила снова. Он медленно отстранился и посмотрел на ее раскрасневшиеся щеки и глаза, потемневшие от гнева. Кокетливая шляпка сползла на спину, и голубые ленты сжимали ей горло. Волосы растрепались, губы припухли. Ему потребовалось все его самообладание, чтобы смириться с ее отказом.
– О Боже! – только и смог прошептать он.
– Что ты делаешь, Чарлз? Сейчас же отпусти меня!
Чарлз глубоко вздохнул и разжал руки, судорожно сжимавшие ее плечи. Его руки опустились, словно налитые свинцом. Она посмотрела на него из-под опущенных ресниц.
– В самом деле, Чарлз! Это ужасно. – Она поправила лиф и косынку и резким движением натянула на голову шляпку. – Ты не собираешься извиниться?
Он глубоко вздохнул и сложил руки на груди. Ошеломленный, он молча смотрел на нее, ощущая на губах вкус ее губ.
– Нет. Я ни о чем не сожалею. Я давно хотел поцеловать тебя, и ты, конечно, знала об этом.
Она, взмахнув широкой пышной юбкой, повернулась, чтобы уйти.
– Ты напрасно тратишь время, – бросила она через плечо.
– Не так уж ты и равнодушна ко мне, Маргерит.
Он ожидал, что она оскорбится и уйдет, но она, обернувшись, остановилась. Его тело терзала боль неутоленного желания, хотелось громко кричать от ярости или швырнуть что-нибудь в реку. Может быть, ее. Или себя. Он опустился на камень, а она стояла и молча смотрела на него.
– Помнишь, Маргерит? Там, на севере, мы играли на берегу реки. Каждый год мы открывали для себя что-то новое: осенью к морю плыли красные листья, весной головастики, зимой из сухого тростника можно было плести венки. Помнишь? Однажды на Рождество ты сплела венок и украсила его ветками остролиста. Мы обещали хранить верность друг другу, Маргерит. До сих пор я помню запах крови, которую мы смешали. Мне не хотелось, чтобы моя ранка зажила, потому что она напоминала о священной клятве. Я расцарапывал ее, чтобы она снова кровоточила. – Он искоса взглянул на нее, и боль пронзила сердце при виде холодного выражения ее лица. – А ты ведь этого не делала? Твоя ранка зажила, и ты забыла?
– Я думала, что я очень храбрая, когда резала палец твоим ножиком, – улыбнулась она. – Но ради тебя я была готова перенести любую боль.
– Но для тебя это ничего не значило, правда? Ты совсем не думала обо мне. Ты вышла замуж…
– Чарлз! Ты знал моих родителей. Отец был деспотичен и не признавал чужого мнения. Он никогда не уважал меня, как не уважал и мою мать. Он обращался со мной как с обузой, от которой надо поскорее избавиться, а с моей матерью – как с обузой, с которой он вынужден жить. Он с трудом ее терпел. Он хотел управлять всем и всеми.
Ее голос звенел от скрытого гнева.
– Со мной не считались, и, когда Леннокс посватался, отец не потрудился спросить, хочу ли я выйти замуж за шотландца. Это был выгодный брак, следовательно, я должна была принять предложение. Мать была доброй, у нее было другое мнение, но отец подавлял ее своей железной волей. Я презирала ее за слабость, но позднее поняла, что она приспосабливалась как могла. В этой тюрьме она жила своей жизнью. Она мирилась со своим рабским положением, несмотря на то что ненавидела отца за его бездушие.
– Ты была свободной, смелой и счастливой, Маргерит. Я не знал более сильного человека. Ты всегда была готова пошалить, и если я не придумывал разные проказы, то их придумывала ты. Помнишь, как мы учились плавать? Ты была в одной сорочке. Если бы твой отец увидел тебя, он выпорол бы нас обоих.
Маргерит опустилась рядом с ним на песок и, подтянув колени, уткнулась в них подбородком. Он заметил мелькнувшую изящную лодыжку.
– Да, отец считал, что ты оказываешь на меня плохое влияние. Он говорил, что ты внушаешь мне мысли, неподобающие молодой женщине.
– Женщина? Мужчина? Мы так о себе не думали, даже достигнув определенного возраста; мы были скорее душами, частью природы, окружавшей нас. Теперь я все время стремлюсь к этому. Каждый день был полон золотым солнцем и цветами. Я не помню ни одного дождливого дня, а ты? Зимой мы видели картину, внушавшую страх и уважение, но в этом ледяном царстве мы находили много интересного и много приключений. Снег казался чудом, пока не таял на моих ладонях, чтобы превратиться в лед.
Маргерит рассмеялась, от приятных воспоминаний ее щеки порозовели. Чарлз не мог оторвать взгляда от ее лица, стараясь запомнить каждую черточку, каждую смену выражения на нем.
– Одна зима была совсем особенной, – продолжила она его рассказ, – когда вьюга завывала в трубах, а землю замело сугробами. Вьюги закончились, и осталось белое ослепительное море. Солнце грело слабо, а небо сияло голубизной. Мы играли на вершине настоящей снежной горы, сталкивая друг друга вниз, набрали полные башмаки снега, а наша одежда промокла. У меня к тому же промокли ноги, а руки замерзли, но мы не могли оторваться от игры, пока кто-то не увел нас в дом. Мы просто не могли остановиться. – Она вздохнула. – Теперь мы жалуемся, что ветер слишком холодный или что на землю падают одинокие снежинки. Куда исчезли забавы и чудеса?
– К хорошему привыкаешь и не ценишь, – произнес он, задумчиво жуя травинку. – Я думаю, мы должны трудиться, создавать свое счастье сами – ведь ничто не достается без труда. Я смотрю на Мидоу пустыми равнодушными глазами.
Мой дом для меня не место для забав и приключений. Я вижу обветшалое строение, которое надо спасти от разрушения. Это стоит кучу денег.
– В детстве мы никогда не думали об этом. Все казалось вечным. Не было разговоров о деньгах или расходах.
Он осторожно взял ее руку, и она не отдернула ее.
– Ты скучаешь по дому своего детства, Маргерит?
– Теперь там живет Джерри с семьей. После смерти матери все изменилось. Дом уже никогда не станет прежним. Но это не важно, у меня все позади. Я стала совсем другим человеком. Кроме того, мне нравится быть вдовой, я свободна. И не имею ни малейшего желания подчиняться моему деспотичному брату. Он, как и отец, просто невыносим.
– Ты во всех джентльменах видишь деспотов?
– Я свободна, если сама решаю свою судьбу, и не намерена надевать на себя брачное ярмо. Брачные узы душат – я должна подчиняться чужой воле, чьей бы она ни была – гения, безумца или злодея.
Чарлз жевал горько-сладкую травинку.
– Я бы сказал, что в браке правит любовь. И она правит всем.
– Ты романтик, дорогой Чарлз. Всегда был им и всегда будешь, – убежденно заявила она. – Когда любовь кончается, начинается война, длящаяся до конца жизни.
– А ты цинична. Так молода и так разочарована в жизни. Очевидно, ты не познала всей глубины и величия любви. Если бы познала, то постаралась бы сохранить в своей душе ее нежность.
Чарлз провел пальцем по жилкам на ее руке, просвечивающим сквозь молочно-белую кожу. Ему хотелось поцеловать ее, прижать к своему сердцу, но он сдержался.
– Ты понимаешь, о чем говоришь, Чарлз? – с чуть заметным раздражением проговорила она. – Ты не проявляешь никакого желания погрузиться в семейную жизнь и на собственном опыте проверить свои идеалистические убеждения. Реальность весьма сильно отличается от романтических мечтаний.
– Я не откажусь от своей заветной цели: осуществить мечту. Я женюсь только на женщине, которую выберет мое сердце.
Он не решался посмотреть на нее, но чувствовал ее испытующий взгляд.
– Так ты веришь, что любить можно только однажды?
– Да… Любовь бывает разная, но только однажды можно встретить свою истинную половину.
Ее голос прозвучал тише, в нем слышалась боль.
– А что, если ты никогда не встретишь эту свою половину? Значит, ты будешь обречен на одиночество?
– Можно согласиться на другую любовь, на общение, может быть, дружбу.
У Чарлза возникло ощущение, что он сжигает за собой мосты, делясь с ней своими тайными мыслями. Он не хотел быть ее советником, другом; он хотел быть ее любовником и наслаждаться всеми радостями интимной близости. Он отпустил ее руку и встал. Поправив жилет и кружевные манжеты, взглянул на ее обращенное к нему лицо.
– Я не священник, а ты не на исповеди. Если тебе нужен совет, поищи кого-нибудь другого. Мне неприятны твои циничные взгляды на брак.
Он помог ей подняться. Она поправила юбки.
– Ты забыл, что сам начал этот разговор? – сердито проворчала она.
– Я не хотел выступать в роли советника, но ты обратилась ко мне. Вспомни, сначала я не хотел говорить об этом.
Она хмуро смотрела на него.
– Нет… Ты очень быстро попытался меня совратить. Так же, как и другие мужчины. Хотя ты заявляешь, что любовь – главное, не отличаешься от остальных и нападаешь на меня против моей воли.
Он поклонился.
– Сожалею о своем необдуманном поступке. Извини, если оскорбил тебя, но на твоем месте я бы не судил меня так строго. Мою страстность можно воспринять как комплимент, если отбросить твое праведное негодование.
Она долго смотрела на него, словно стараясь заглянуть ему в душу. Сердце его стучало, но под ее пристальным взглядом он чувствовал в груди холод и пустоту.
– Будь что будет, – вздохнула она. – Мне не нужно твое пылкое внимание. Наш союз невозможен, Чарлз, и я хочу, чтобы ты помнил об этом.
Что-то умерло в его душе, его сердце готово было остановиться. Оно нерешительно стукнуло еще раз, но затем ровно забилось.
– Я не забуду.
Они вместе вернулись к гостям, и Ник подозрительно оглядел их.
– Я ждал, что ты принесешь вина, дружище.
– Да… я забыл, но это легко исправить.
Чарлз спустился к реке и вытащил из воды бутылку вина, холодную как сердце Маргерит. К черту всех женщин, да провалятся все они в преисподнюю! Ему повезло, что за эти годы он не попал в сети ни одной из них. В возможностях не было недостатка, но его сердце уже принадлежало Маргерит. Идиот! Надо быть последним дураком, чтобы любить женщину, которая никогда не будет принадлежать тебе. Она права: он безмозглый романтик.
Глава 7
В их отсутствие к компании присоединились Кэри и Франческа Маклендон, а также Стивен, добродушный лорд Ормонд. Маргерит с завистью смотрела на счастливые лица своих друзей, тесно прижавшихся друг к другу.
– О чем это вы так весело болтали? Я еще издалека услышала ваш смех.
Ник улыбнулся своей плутовской улыбкой, от которой у женщин радостно екало сердце – по крайней мере так случилось с ней.
– Мы говорили о контрабандистах, шпионах и привидениях. А сейчас мы обсуждаем преступления, совершенные за последний год, да еще Полуночный разбойник продолжает грабить богатых путешественников. Наглый мерзавец! Мне думается, он награбил достаточно и пора бы ему удалиться на покой.
– Я слышала его последние стихи, – жеманно обмахиваясь веером, сказала Эмилия Уэттерби. – Кузина одной из моих приятельниц была ограблена этим разбойником и запомнила стихи, которые он читал, направив на них пистолет:
Путник, ты едешь один, богатство с собой везешь, Без слез расставайся с ним. Разбойник жадность твою убьет И душу твою от ада спасет.
От хохота Ник свалился на траву.
– Ужасно! – воскликнула Делиция Левертон, глядя на своего двоюродного брата широко раскрытыми глазами. – Да у кого хватит наглости оскорблять путников такой чепухой? Николас, ты знаешь кого-нибудь, кто способен сочинять такие скверные стихи?
Ник сел и, вытерев лоб салфеткой, внимательно оглядел лица собравшихся, и Маргерит вдруг подумала, что Полуночным разбойником мог оказаться любой из сидящих здесь мужчин. Нет, у нее просто разыгралось воображение!
Маргерит с трудом сдержала смех – настолько нелепым было ее предположение. Ничто не заставило бы, например, Чарлза останавливать по ночам кареты. Он никогда не любил драк, хотя хорошо владел шпагой. Пистолет? Вряд ли. О такой глупости не стоило и думать.
– Может быть, стихи и слабы, но милы, по-моему, – не согласилась с подругой Маргерит. – В конце концов, разбойник спасает богатых от их собственной жадности, и это, безусловно, говорит в его пользу.
– Это оправдывало бы его, если б он спасал от жадности свою душу, но все происходит наоборот, – заметил Кэри Маклендон. – Он просто прикарманивает добычу.
Маргерит с улыбкой посмотрела на окружавшие ее лица.
– А мы все – не встречали ли мы его и не говорили ли с ним? Поскольку у меня траур кончился совсем недавно, я с ним не танцевала. А может быть, вы, дамы, доверчиво подавали ему руку в контрдансе или танцевали с ним менуэт?
– Я слышу упрек в твоем тоне, Маргерит, – ухмыльнулся Чарлз, не спускавший с нее глаз. – Уж не думаешь ли ты, что выходки разбойника всего лишь безобидные шутки какого-то скучающего джентльмена?
От его настойчивого взгляда ее бросило в жар, а сердце чуть не выскочило из груди.
– Нет… ясно, что он грабитель и негодяй. Я не оправдываю таких преступлений, хотя он ведет себя с дамами как джентльмен.
– Отвратительно, что ты вообще можешь говорить что-то в пользу этого преступника, – с негодованием возразил Чарлз. – Меня удивляет, что ты не падаешь в обморок от страха от одного упоминания его имени.
– Не все женщины падают в обморок, – отпарировала Маргерит.
– Она права, – вступил в разговор Ник, – но такие женщины редки. – Он приподнялся на локтях. – Ваши сестры, как я убедился, весьма к этому склонны.
– Слова циника, – упрекнула его Маргерит. – Вы очень невысокого мнения о нас, женщинах, Ник. Вы слишком многого от нас ожидаете, и мы не оправдываем ваших ожиданий. Если вы всегда будете судить о женщинах так строго, то никогда не женитесь.
– Я никогда не думал плохо о вас, – произнес он, беспечно улыбаясь.
Взволнованная тем, что получила столько мужского внимания за один день, Маргерит, покраснев, отвела глаза. Может быть, еще не поздно найти джентльмена, который полюбил бы ее ради нее самой и не обращался бы с ней как со старой мебелью? Возможно, она еще сохранила былую привлекательность, несмотря на то что Леннокс сделал все, чтобы убить в ней жажду жизни. Она жаждала любви и романтики, но на своих условиях, а не на тех, которые диктовал бы муж или собственник-любовник. Собственник.
Украдкой она взглянула на Чарлза. Если она ответит на его страсть хотя бы каплей чувства, он ее поработит. От этой мысли она пришла в ужас, но что-то в нем глубоко трогало ее. Странно, но даже теперь, после стольких лет, у них оставалось много общего. Раньше она могла говорить с ним, и он понимал ее, но она не хотела сгореть в пожирающем его пламени.
– Осмелюсь сказать, что поэзия никогда не теряет своей силы, даже в устах Полуночного разбойника, – заявила Эмилия Уэттерби и расправила розовую шелковую юбку. – Ты напрасно осуждаешь Маргерит за любовь к поэзии, Ник.
Все рассмеялись, и странная напряженность исчезла. Маргерит с Эмми обменялись улыбками, и день, начавшийся так мрачно, показался ей восхитительным. Она смотрела на своих друзей, стараясь понять, разделяют ли они ее ощущение счастья, и заметила нежную мечтательность в глазах Чарлза.
Чарлза осенила блестящая идея. Конечно! Как все просто. Она любит романтику, как любая женщина, и к тому же обожает поэзию. Ему не понравилось, что она защищает Полуночного разбойника, но пусть этот разбойник поможет ему проникнуть в ее сердце, разрушить каменную стену, которую она воздвигла перед мужчинами. Лучший способ ее завоевать – это применить хитрость.
Прошло две недели, и однажды из леса, расположенного к северу от Хейярд-Хита, выехал джентльмен на черном коне. Он был весь в черном, и черная маска скрывала его лицо. Широкий плащ развевался как крылья черного ангела, пугая всех, кто встречался ему на пути. Надвинутая на лоб черная шляпа прикрывала разрезы маски, за которыми поблескивали глаза. Обвязанные мешковиной копыта жеребца делали его поступь бесшумной. К седлу были приторочены два запряженных пистолета. Единственным светлым пятном в одежде всадника были знаменитые белые перчатки.
Ночь была темной ни луны, ни звезд; тучи проносились над верхушками деревьев, принося с собой резкие порывы ветра, от которых испуганные птицы прятались в густой листве. До слуха всадника донеслись звуки приближавшейся кареты, скрип кожи, бряцанье упряжи, скрежет рессор.
Карета показалась из-за поворота, лошадь бежала резво, невзирая на темноту и разбитую дорогу. Лошадка словно понимала, что глупо и опасно уезжать из дома ночью, и хотела как можно скорее добраться до теплых конюшен.
Лошади, как известно, обладают шестым чувством, они заранее чуют беду.
Руки в белых перчатках натянули поводья, и жеребец тронулся с места.
Маргерит жалела, что не подождала Ника, который собирался проводить ее до дома, но он так увлекся карточной игрой, что забыл обо всем на свете. Она решила его подождать, но, подойдя через полчаса к карточному столу, обнаружила, что он исчез и никто не знает, когда он вернется.
У нее разболелась голова. Холодное мокрое полотенце на лбу и мягкая подушка могли бы облегчить ей боль. Ей не терпелось после утомительного вечера с танцами и болтовней с друзьями остаться наконец одной. Ноги у нее устали, а мигрень становилась невыносимой.
Вероятно, надвигалась гроза. Маргерит всегда чувствовала перемену погоды. Уже сейчас ветер раскачивал и тряс карету.
Ник разозлится, когда узнает, что она уехала без него. Он неоднократно говорил ей об опасностях, подстерегающих одиноких путников. Как будто она совершенно беспомощна! Она поморщилась. Надоело! Меньше всего она нуждалась в няньках, а Ник очень хотел исполнять эту роль.
И тут она услышала треск и громкий голос кучера.
Маргерит швырнуло вперед, а затем отбросило назад на сиденье. Карета замедлила ход, покачнулась и остановилась. Лошадь упиралась копытами в землю и испуганно ржала.
– Что такое? Мы уже приехали? – Она опустила окно. Ветер подхватил ее волосы, и она почувствовала, что шпильки не в силах удержать рассыпающиеся локоны. – Что случилось?
– Кажется, мы провалились в яму! – крикнул кучер. – Здесь как раз уклон, а канава залита водой.
Она посмотрела вниз, но ничего, кроме темноты, не увидела. Кучер слез с козел, перебрался через грязь и открыл дверцу.
– Миледи, кажется, колесо увязло в канаве. Я слишком круто взял на повороте.
– А мы сможем вытащить карету на дорогу?
С помощью кучера Маргерит ступила на землю, стараясь не запачкать платье. Холодная вода просочилась в туфли, и она тихо выругалась. Она не была уверена, что сможет купить новую пару. Кучер поднял фонарь, снятый с кареты. Стоя на краю канавы, они осмотрели колесо.
– Если бы у нас была крепкая палка, мы бы использовали ее как рычаг и приподняли колесо, когда лошадь потянет карету, – задумчиво проговорила Маргерит, покусывая губу. Может, ей следовало все-таки подождать Ника… Ее размышления прервал стук копыт. – Кто-то едет, – обрадовалась она. – Мы можем попросить помощи.
Кучер хмуро почесал седую голову.
– Зависит от того, кто это едет ночью.
Он поставил фонарь на землю и полез за заряженным пистолетом, который прятал под сиденьем.
Всадник остановился, черная фигура в белых перчатках. Белые перчатки сделали жест, словно всадник поклонился, но не сошел с лошади.
Она тихо ахнула, зачарованно глядя на перчатки.
– О нет! Это вы, Полуночный разбойник? – Она замолчала, охваченная страхом. Она никогда не думала, что станет жертвой разбойника. Никогда, даже в кошмарном сне.
– Так что же случилось? – спросил он тихим и серьезным тоном.
Она сглотнула, руки у нее дрожали.
– Несчастный случай, – с трудом произнесла она. – Не будете ли вы так добры, сэр, помочь нам вытащить карету на дорогу?
Тишина нависла над ними, полная незаданных вопросов. Маргерит ощущала вкус своего страха, горький как желчь. Сердце так сильно колотилось в ее груди, что она испугалась, что разбойник услышит этот стук.
Он соскочил с лошади. Она заметила, что он безоружен, но тем не менее дрожала от страха.
– Вы меня сейчас ограбите? – спросила она.
– Я не граблю женщин, попавших в беду, – отрезал он. – Может быть, позднее, когда я помогу вам выбраться на дорогу.
– Вы слишком добры.
Маргерит размышляла, сумеет ли кучер ударить его по голове пистолетом. Он подкрадывался к разбойнику, совершенно невидимый в тени кареты.
– Поднимите руки так, чтобы я мог их видеть, сэр-р-р, – прорычал старый кучер. – А потом ложитесь на землю и держите руки за спиной. – Он обратился к Маргерит: – Найдите что-нибудь, чтобы его связать.
Маргерит не успела даже рот открыть, как разбойник развернулся и мощным ударом выбил из руки кучера пистолет. С громким всплеском он шлепнулся в канаву.
– Я хотел помочь вам, а вы собираетесь меня связать! – раздраженно проговорил разбойник. Он взглянул на испуганного кучера, обхватившего руками голову. – Найди что-нибудь похожее на рычаг, и побыстрее!
Слуга побежал в лес. Маргарет поразил властный тон преступника. Джентльмен. Без сомнения, джентльмен.
Он шагнул к ней, и она попятилась. В свете фонаря блеснули его белые зубы.
– Боитесь меня? Не надо, миледи.
Она глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.
– Вы знаете, кто я?
Он не ответил, только молча смотрел на нее. В слабом свете его глаза блестели как влажный оникс. На нем был элегантный парик, словно он тоже возвращался с бала.
