Текст книги "Земля любви, земля надежды. Расставания и встречи"
Автор книги: Мария Леонора Соареш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Вот тогда-то Жозе Мануэл и совершил свой подвиг.
– Уходите! Я вас прикрою! – закричал он и без промедления бросил гранату в наступавшего противника.
Затем он еще некоторое время отстреливался, и вдруг свет разом померк в его глазах…
Очнулся Жозе Мануэл в полевом лазарете, наскоро оборудованном вблизи баррикад, от которых теперь осталось только пепелище.
Первое, что он увидел, открыв глаза, – ослепительный дневной свет и фигуру ангела в белом облачении. Ангел простирал над ним свои крыла, источая успокоение и благодать… Жозе Мануэл вновь смежил веки, погружаясь то ли забытье, то ли в сон.
– Он очнулся! – обрадовалась Нина. – Доктор, вы вернули его к жизни!
Пожилой врач, по-отечески улыбнувшись Нине, отрицательно покачал головой:
– Нет, милая девушка, своим вторым рождением этот парень обязан тебе. Если бы ты не вынесла его на себе из окопа, если бы опоздала хоть на минуту – он бы сейчас уже пребывал в мире ином.
– Я сама не знаю, что заставило меня тащить его сюда, в госпиталь, – призналась Нина. – Он лежал в луже крови и не подавал никаких признаков жизни. Даже пульс не прощупывался. Помню, я подумала: «Такой красивый парень погиб!» Но рука его была еще теплой, и мне вдруг захотелось, чтобы свершилось чудо. Ведь бывают же чудеса на свете, правда?
– Конечно, бывают, – ласково потрепал ее по плечу доктор. – Одно из таких чудес сегодня совершила ты.
– А он теперь точно выживет? – с тревогой спросила Нина.
– Я надеюсь, – уверенно произнес доктор, – Этот юноша был на волоске от смерти. Но самое худшее осталось позади. Пулю мы извлекли, рану обработали. Теперь его надо отправить в стационарную клинику, где он, не сомневаюсь, быстро пойдет на поправку.
Доктор ушел к другим раненым, а Нина осталась сидеть возле Жозе Мануэла. Ей все не верилось, что он ожил. Она то и дело прислушивалась к его дыханию и все время держала его за руку, ощущая слабое биение пульса.
Жозе Мануэл вновь открыл глаза, и на сей раз ангел предстал пред ним в прекрасном обличье девушки.
– Ты мой ангел? – спросил он, с трудом выговаривая слова.
– Я сестра милосердия, – ответила Нина.
– Ты ангел, – повторил Жозе Мануэл. – У тебя есть имя?
Нину не удивил этот странный вопрос, она приветливо улыбнулась и назвала свое имя.
Он хотел еще что-то сказать, но Нина остановила его:
– Помолчи! Тебе нужно беречь силы, ты потерял много крови.
Жозе Мануэл тем не менее ослушался ее, спросив:
– А разве я… не в раю?
– Умолкни, сумасшедший! – испуганно воскликнула Нина. – Сейчас не время для подобных шуток. Живи и радуйся! Я позову доктора, он отправит тебя на лечение в клинику.
Уверенность в том, что Жозе Мануэл выздоровеет, наконец передалась и ей, поэтому она со спокойным сердцем ушла оказывать помощь другим раненым.
«Растаяла как видение», – позже говорил Жозе Мануэл, рассказывая о Нине своим друзьям.
По дороге в клинику он узнал от доктора, как Нина спасла ему жизнь, и еще больше укрепился во мнении, что эта девушка и есть его ангел-хранитель.
– Я должен ее найти! Я обязательно ее найду! – твердил он и друзьям, и отцу, который примчался в Сан-Паулу, узнав, что его сын сражался на баррикадах и был тяжело ранен.
– Ты должен думать не о девушке, а о своем выздоровлении, – сердился отец. – Как только тебя выпишут из клиники, мы уедем в Рио. Дома ты гораздо быстрее поправишься. А потом подумаем, стоит ли тебе вообще сюда возвращаться.
Университеты есть и в нашем городе, на Сан-Паулу свет клином не сошелся.
Жозе Мануэл прекрасно понимал, что отец на самом деле хочет увезти его отсюда, чтобы вырвать из революционной среды. Но у него ничего не получится, потому что Жозе Мануэлу нельзя уезжать из Сан-Паулу: ведь здесь живет Нина!
– Ты не обижайся, – сказал он отцу, – но я смогу приехать домой лишь после того, как отыщу Нину.
– Да как же ты ее отыщешь, если тебе не известно о ней ничего, кроме имени?
– Отыщу! – уверенно заявил Жозе Мануэл. – Я влюбился в Нину с первого взгляда, и любовь сама приведет меня к ней!
Глава 22
Жестоко подавив революционный мятеж в Сан-Паулу, президент Варгас, однако, не стал подвергать репрессиям повстанцев, опасаясь новой, еще более мощной, вспышки народного гнева. Уцелевшие участники восстания возвращались по домам – залечивать раны и преодолевать горечь поражения.
Жизнь в Сан-Паулу постепенно входила в прежнее русло.
Эзекиел вновь открыл свою лавку, Агостино – мастерскую, а Тони возобновил фортепьянные концерты в музыкальном магазине Манчини.
– Слава богу, мы избежали разграбления и, главное, остались живы, – то и дело повторял Эзекиел. – Теперь можно подумать и о свадьбе. Я не могу допустить, чтобы моя дочь жила во грехе.
– Но вы же знаете, что это не так, – возражал Тони. – Наш брак освящен католической церковью, Камилия – моя законная жена.
– А я хочу, чтобы и ты стал ей законным мужем, – отвечал Эзекиел.
– Но разве можно дважды жениться на одной и той же девушке? – упирался Тони, которого до смерти пугала предстоящая процедура обрезания.
Эзекиел хмурился и продолжал настаивать на своем:
– Почему дважды? Ты еще не женился на Камилии! Я смогу признать вас мужем и женой лишь после того, как вы сыграете свадьбу по иудейскому обряду. Ваш брак должен благословить раввин, а не какой-то там католический пастырь.
Подобные разговоры с тестем давались Тони все труднее и труднее, и однажды он заявил со всей жестокостью, на которую только был способен:
– Нет, я не смогу принять вашу веру, никогда не смогу. Почему я, взрослый мужчина, должен снимать штаны перед раввином, да еще и терпеть адскую боль? Извините, но, по-моему, это дикость. Если вы будете настаивать на обрезании, то я возьму Камилию за руку и уведу ее обратно в мастерскую сеньора Агостино.
Эта угроза подействовала на Эзекиела отрезвляюще: он стал искать компромиссное решение.
– Я боюсь, они и правда могут уйти из дома, – поделился он своими опасениями с Ципорой. – Надо что-то делать! Вот если бы раввин согласился поженить их без обрезания! Как ты думаешь, такое возможно?
Ципора была умной женщиной, а кроме того, она хорошо знала своего мужа. Если Эзекиел об этом заговорил, значит, решение им уже принято и в Ципоре он ищет теперь не советчицу, а союзницу.
– Я думаю, возможно, если ты сумеешь его уговорить, – охотно поддержала она мужа. – А ты сумеешь, потому что у тебя нет другого выхода!
Вдохновленный поддержкой жены, Эзекиел принялся размышлять вслух:
– Должен же раввин учитывать, в какой стране мы живем, правда? Люди съехались сюда со всего света, и немудрено, что они влюбляются друг в друга. Какие-то отступления от канонов тут неизбежны. Я, во всяком случае, так думаю.
– И не только ты, – с готовностью подхватила Ципора. – Тот католический священник, что поженил Тони с Камилией, наверняка рассуждал так же. Ведь он не стал требовать от Камилии, чтобы она приняла католическую веру, и, я считаю, поступил очень разумно.
– Я с тобой полностью согласен, – хитровато усмехнулся Эзекиел. – И могу добавить, что наш раввин тоже мудрый человек.
– Вне всякого сомнения! – с такой же лукавой усмешкой продолжила его мысль Ципора. – Наш раввин способен перемудрить любого католического священника!
– Это уж точно, – засмеялся Эзекиел. – Завтра я с ним потолкую…
Он не стал до поры до времени посвящать Тони в свои планы, и тот пребывал в тягостном настроении, которое усугублялось еще и отсутствием понимания со стороны Камилии. Она в этот раз не проявила прежнего желания следовать за любимым хоть на край света и жить с ним где придется. Дома ей было гораздо комфортнее, нежели в мастерской сеньора Агостино, потому она посоветовала Тони смириться с требованием Эзекиела.
Тони же не был готов к такому подвигу, а как поступить иначе, он не знал, и поэтому всю свою печаль выплескивал в музыке, играя на фортепьяно у сеньора Манчини. Публика привычно ждала от него народных итальянских мелодий, а он исполнял то, что в данный момент более соответствовало его душе: этюды Шопена – преимущественно минорные, наполненные светлой грустью, которая, впрочем, перемежалась вспышками радости, оставляя в сердце надежду на лучшее.
И Шопен, к удивлению многих, тоже оказался созвучен их настроению. Ведь эти люди недавно пережили трудные дни революции, некоторые потеряли своих близких, и каждый из них нуждался как в утешении, так и в обретении новых надежд.
Среди слушателей в тот день была и Нина. Она зашла сюда, потому что помнила взволнованный рассказ матери о молодом красивом пианисте, так похожем на Джузеппе. Теперь Нина могла себе это позволить – свободного времени у нее было столько, что она не знала, куда его девать. На фабрику Умберту дорога для нее была закрыта, а в других местах и своих рабочих хватало. С утра она отправлялась на биржу труда или просто бродила по городу, чтобы не выслушивать бесконечные укоры матери, которая обвиняла ее в излишней строптивости и чрезмерном увлечении революционными идеями.
– Эта проклятая революция преследует меня всю жизнь, – возмущалась Мадалена. – Сначала она отняла у меня мужа, а теперь и ты пошла по стопам своего безответственного отца. Как же, он думал о благе народа! Ему было наплевать на собственную семью! Мы жили в нищете и никогда из нее не выберемся, потому что тебя тоже потянуло в революционеры. Скажи. что ты искала на тех баррикадах? Неужели там без тебя не обошлись бы?
Нина в который раз пыталась объяснить матери, что сумела оказать помощь многим раненым, а одного из них – Жозе Мануэла – и вовсе спасла от неминуемой гибели. Мадалена же от этих объяснений только злилась еще больше:
– Ну да, ты их спасла, так, может, они теперь будут тебя кормить? Ты же из-за них лишилась работы. Да еще и с хозяином подралась! Не могла сдержаться, потерпеть? Если бы тебе не вздумалось распускать руки, то теперь бы пошла к нему на поклон и, глядишь, он бы взял тебя обратно. Сеньор Умберту всегда хорошо к тебе относился…
– Это он распускал руки, за что и получил! Никогда я не пойду к нему, даже если буду помирать с голоду! – заявила Нина, вызвав очередной упрек Мадалены:
– А еще обижаешься, когда я называю тебя безответственной. Из-за твоей строптивости мы обе скоро помрем с голоду.
– Не помрем. Я найду работу, – упрямо отвечала Нина и уходила из дома.
Сейчас, стоя в толпе слушателей и наслаждаясь необыкновенно приятной музыкой, она впервые за последние дни подумала о матери без обиды и раздражения. Этот итальянец и впрямь божественно играл на фортепьяно, и он действительно был очень красив. Теперь Нина поняла, почему ее мать с первого взгляда так страстно влюбилась в отца. В такого красавца немудрено влюбиться! Нина бы тоже, наверное, могла потерять голову из-за этого пианиста, если бы вовремя не заметила обручальное кольцо на его руке…
Чтобы не подвергать себя напрасному искушению, она даже зажмурилась и так, с закрытыми глазами, продолжала слушать музыку, пока в ее воображении внезапно не возникло лицо другого, не менее красивого парня – Жозе Мануэла.
«Где он сейчас, этот герой?» – подумала Нина, пожалев о том, что не спросила даже, в какой госпиталь его увезли.
В тот момент она и предположить не могла, что Жозе Мануэл сам ищет встречи с ней и эта встреча не за горами.
А между тем другой герой революции – Маурисиу – благополучно добрался до дома, успел получить прощение у матери и теперь, уединившись в библиотеке с сестрой, принялся расспрашивать ее о Катэрине:
– Ты видишься с ней? Она ходит в школу?
– В школу она не ходит – отец запретил, но мы с ней часто виделись и говорили о тебе, – ответила Беатриса. – Катэрина чуть ли не каждый день спрашивала, нет ли от тебя каких-либо вестей.
– Значит, она ждала меня! – обрадовался Маурисиу. – Я сейчас же пойду к ней. Заодно и поговорю с ее отцом. Он не должен запрещать Катэрине учиться!
– Погоди, не торопись, – остановила его Беатриса. – Я еще не сказала тебе самого главного.
Маурисиу недовольно поморщился.
– Я и так знаю все, что ты хочешь мне сказать: мама продолжает войну с сеньором Винченцо, и он злится в том числе и на нас с тобой, поэтому запрещает своим детям ходить в нашу школу. Угадал? А теперь, прости, мне надо идти к Катэрине, я очень по ней соскучился.
– Нет, братик, я совсем не это хотела тебе сообщить, – с загадочным видом сказала Беатриса.
– Не это? А что же? – удивился Маурисиу.
– Ты лучше присядь, – посоветовала ему сестра, – а то можешь не устоять на ногах, когда услышишь…
– Да говори ты наконец, не тяни! Случилось какое-то несчастье? С Катэриной?
– Я бы не назвала это несчастьем, – задумчиво произнесла Беатриса. – Хотя у тебя может быть другое мнение на сей счет.
Маурисиу не выдержал:
– Ты можешь сказать прямо, что случилось?
– Почему-то мне трудно это сделать, – призналась Беатриса. – В общем, Катэрина, кажется, ждала не только тебя…
– Она мне изменила?! – вскочил со стула Маурисиу. – С Гаэтано?
– Да нет же, нет, успокойся. Я хотела сказать, что Катэрина, похоже, ждет ребенка. Твоего ребенка! Теперь ты все понял?
Ошеломленный этой новостью Маурисиу жадно вдыхал ртом воздух – у него перехватило дыхание. Когда же он вновь смог говорить, то задал сестре естественный вопрос:
– Что значит «похоже»? Катэрина беременна? Или она сама еще в этом не уверена?
– Катэрина в растерянности, у нее же это впервые. А дона Констанция уверена!
– Господи, уже и ее матери все известно?! – схватился за голову Маурисиу.
– Еще бы! Катэрину все время тошнило, у нее пропал аппетит, вот мать и заподозрила неладное, – пояснила Беатриса. – Она уже не сомневается в том, что Катэрина беременна. А тебе надо решить, что ты будешь делать.
– Разве у меня есть какой-то выбор? – с печалью в голосе сказал Маурисиу. – Не могу же я оставить Катэрину без своей поддержки.
– И что ты сделаешь? Женишься на ней?
– Ну… об этом я пока не думал…
– Катэрина боится, что сеньор Винченцо убьет тебя, если узнает о беременности, а ее выгонит из дома, – предупредила брата Беатриса. – Так что ты будь, пожалуйста, осторожнее.
– Ладно, разберемся, – махнул рукой Маурисиу. – Если я под пулями не трусил, то и отец Катэрины, каким бы он ни был грозным, меня не испугает!
Винченцо давно подозревал, что его дочка влюблена в учителя. Именно поэтому он и запретил ей ходить в школу, а вовсе не потому, что этот молодой учитель был сыном ненавистной Франсиски. Винченцо надеялся, что влюбленность Катэрины пройдет сама собой, если она не будет видеться каждый день с Маурисиу.
Но вот Маурисиу отправился на баррикады в Сан-Паулу, и на Катэрину стало больно смотреть. Она побледнела, осунулась, ее невозможно было заставить поесть. «Я даже видеть не могу еду, меня от нее тошнит», – говорила она. Винченцо уже стал подумывать, не заболела ли Катэрина какой-нибудь тяжелой болезнью, подтачивающей ее изнутри, и вдруг случайно услышал, как она, рыдая, говорила брату: «Если Маурисиу погибнет, я тоже не смогу жить, я умру!»
Винченцо всыпал ей тогда как следует, чтобы не ревела и не молола всякую чушь, а сам подумал: «Пусть этот учитель… нет, не погибнет, но останется в Сан-Паулу навсегда».
О своей догадке он не стал говорить Констанции, только попросил ее строже приглядывать за дочерью.
Катэрина же ходила по дому как тень, у нее все валилось из рук, на плантации она быстро уставала. Винченцо не корил дочь, наоборот, даже сочувствовал ей, понимая, что бедняга чахнет от любви. Он сам был когда-то молод и не понаслышке знал, какие тяжкие страдания могут испытывать люди от любви. Констанция ведь была такой горделивой красавицей, что Винченцо далеко не сразу отважился с ней объясниться. И если бы она не ответила ему взаимностью, то не исключено, что он по молодости лет мог бы и в петлю полезть. К счастью, Констанция сама давно о нем мечтала, только виду не показывала, и к тому же они с Винченцо были одного круга, им просто было сойтись. А бедную Катэрину угораздило влюбиться в богача, в сына Франсиски Железной Руки! Такое Винченцо не могло привидеться даже в страшном сне! Ясно, что у этой любви не может быть никакого будущего. Ее надо просто изжить, а для этого нужно время, которое, как известно, лечит. И хорошо, что этот учитель сейчас далеко отсюда, Катэрине будет легче его забыть.
Так размышлял Винченцо, пока Маурисиу сражался на баррикадах, а Катэрина изводила себя тревогами за его жизнь.
Но вот однажды Марселло, придя домой, что-то шепнул ей, и Катэрина просияла так, словно внутри у нее разом зажглась тысяча свечей. Не сказав никому ни слова, она выбежала из дома.
– Куда она помчалась? – строго спросил Винченцо у сына. Марселло, не желая выдавать сестру, пожал плечами:
– Не знаю…
– Врешь! – одернул его Винченцо. – Что ты ей сказал?
– Н-ничего…
– Не смей врать отцу! – гневно прикрикнул на него Винченцо. – Она побежала в школу? К учителю? Отвечай!
– Возможно, – с легким сердцем произнес Марселло, направляя отца по ложному следу.
Винченцо едва ли не бегом понесся к школе, на ходу прихватив увесистую палку.
А Катэрина и Маурисиу тем временем уже страстно целовались в зарослях кофейных деревьев – там, где проходили их первые тайные свидания.
Истосковавшись за время разлуки, они долго не выпускали друг друга из объятий, а когда наконец устали от любовных ласк, Маурисиу, с нежностью глядя на Катэрину, спросил:
– Это правда, что ты беременна?
– Да, у нас будет ребенок, – ответила она. Маурисиу осторожно дотронулся до ее живота и тотчас же отдернул руку, словно испугавшись.
– Ты не рад? – спросила Катэрина.
– Нет, я, безусловно, рад, – ответил он, – только мне еще нужно все это осознать. Я пока не могу представить себя отцом.
Катэрина помрачнела, насупилась.
– Ты не огорчайся, – попытался приободрить ее Маурисиу. – Я же с тобой, и вместе мы что-нибудь придумаем.
– Что, например?.. – глухим от волнения голосом спросила она.
– Ну… не знаю. Выход всегда можно найти…
– А ты меня не бросишь? – задала прямой вопрос Катэрина.
Маурисиу вынужден был оправдываться:
– Как тебе могло прийти такое в голову? Я же люблю тебя! И ребенка нашего буду любить. Ты не волнуйся, я обязательно придумаю, как нам лучше поступить.
– Только думай побыстрее, – попросила она. – Скоро это будет невозможно скрывать. Да и мама уже все знает…
В этот момент из-за дерева показался Винченцо и грозно спросил:
– Что знает мать? Отвечай!
Катэрина испуганно вскрикнула, увидев перед собой отца с толстой палкой в руках. Мгновенно вскочив на ноги, она принялась застегивать кофточку на груди. А Маурисиу чуть-чуть промедлил, и Винченцо успел со всего размаха ударить его палкой по плечу.
Увидев это, Катэрина бросилась к Маурисиу, пытаясь заслонить его собой.
– Отойди! Я убью его! – заорал Винченцо, Маурисиу тем временем уже оправился от удара и встал лицом к лицу с Винченцо, принимая его вызов.
– Вы не посмеете, – сказал он. – Я люблю вашу дочь.
– Ты ошибаешься, я прикончу тебя, негодник! Винченцо вновь занес палку для удара, но Катэрина уже вцепилась в руку отца, не давая ему возможности как следует размахнуться.
– Папа, не надо, прошу тебя! – кричала она. – Я люблю Маурисиу!
– А ну марш домой! – скомандовал Винченцо. – Я выбью из тебя эту дурь!
– Я не позволю вам! – опять выступил вперед Маурисиу. Винченцо на сей раз сдержался, не стал замахиваться
палкой, зато пригрозил Маурисиу:
– Клянусь, я убью тебя, если снова застану с Катэриной. Затем он, зашвырнув палку в кусты, обеими руками ухватил рыдающую Катэрину и волоком потащил ее домой.
Глава 23
Схватка с Винченцо далась Маурисиу, пожалуй, труднее, чем недавние бои с правительственными войсками; В обоих случаях Маурисиу потерпел поражение. Но там, на баррикадах, ему хотя бы удалось сделать все, что от него зависело, а здесь, застигнутый врасплох, он растерялся и не смог достойно противостоять противнику.
– Мне стыдно. Я повел себя как нашкодивший подросток, – сказал он сестре. – Катэрина теперь имеет все основания презирать меня, поскольку я не смог ее защитить, не смог постоять за ее честь.
– Но что ты мог сделать? – недоумевала Беатриса.
– Я позволил ему увести Катэрину, и в этом мой главный позор. Она должна была остаться со мной!
– Ты так говоришь, будто речь идет о твоем сопернике. Но сеньор Винченцо – не какой-нибудь Гаэтано, он отец Катэрины!
– Очевидно, это меня и сбило с толку. Парализовало мою волю.
– Глупости! Ты напрасно себя казнишь. Я не вижу в твоем поведении ничего предосудительного, и тем более, постыдного. Что ты мог противопоставить сеньору Винченцо? Ведь у тебя, в отличие от него, нет на Катэрину никаких прав.
– Я должен был действовать по праву любви! – с горячностью ответил Маурисиу.
Беатриса задумалась, пытаясь понять, какой конкретный смысл заключен в последних словах брата, но эта задача оказалась для нее непосильной.
– Я тебя не понимаю, – призналась Беатриса. – Что ты имеешь в виду, когда говоришь: «по праву любви»? Как именно ты должен был действовать?
– Не знаю. Я впервые оказался в подобной ситуации, – совсем сник Маурисиу, и Беатриса, пытаясь поддержать его, уверенно подхватила:
– Все верно, впервые! Поэтому тебе и не следует себя упрекать. Откуда ты знаешь, может, из этой ситуации другого выхода и не было?
– Был. Я точно знаю, – без малейших колебаний ответил Маурисиу. – Иначе бы мне сейчас не было так скверно.
Впервые за время их беседы брат вызвал у Беатрисы раздражение, и она сказала довольно резко:
– А если знаешь, так скажи прямо, не ходи вокруг да около. Ты меня уже совсем запутал!
Маурисиу принял ее вызов:
– Мы оба знаем, что мне следовало сделать. Я должен был увести Катэрину к себе домой и жениться на ней!
– Ты с ума сошел?! – негодующе воскликнула Беатриса. – Привести сюда!.. Ты представляешь, что будет с мамой?
– Это-то я как раз могу представить, – горько усмехнулся Маурисиу. – Но ей придется смириться, потому что я не подлец, я не брошу своего ребенка.
– Господи, что же будет? – сокрушалась Беатриса. – Мама патологически ненавидит итальянцев, и особенно сеньора Винченцо – за то, что ей так и не удалось выбить из него треть урожая. Она временно отступила, ждет возвращения сеньора Адолфо, который продал нам свой пай… Хоть бы ты влюбился в какую-нибудь другую итальянку, а не в дочку сеньора Винченцо! Он же для нашей мамы враг номер один!..
– Да, мне придется не легко, – согласился Маурисиу. – Но я буду сопротивляться. Это ведь и мой дом, не так ли? Кое-что здесь мне тоже принадлежит!
– Ты собираешься затеять раздел имущества? – с ужасом спросила Беатриса.
– А что мне остается делать? Мама вряд ли согласится жить под одной крышей с итальянкой.
– Я вижу, ты уже всерьез принял решение о женитьбе, – заметила Беатриса. – Мне страшно за тебя, братик. Это добром не кончится.
– А ты поддержи меня. Вдвоем нам будет легче управиться с мамой. Поддержишь?
– Ну конечно, – улыбнулась Беатриса. – Я же всегда принимаю твою сторону. Хочешь, я попробую подготовить маму к страшному для нее известию?
– Не надо, это опасно для жизни, – засмеялся Маурисиу.
– А я все-таки попробую, – самонадеянно заявила Беатриса.
Пока дети Франсиски только готовились к неизбежному скандалу с матерью, в доме Винченцо уже отзвучали все громовые раскаты и отсверкали все молнии.
Исторгнув из себя праведный гнев, Винченцо выдохся и теперь тупо сидел за столом, подперев голову кулаками. Вся его стройная теория насчет любовных страданий, заслуживающих сочувствия, внезапно развалилась, от нее остались только щепки да пыль, затруднявшая дыхание Винченцо и застилавшая его глаза, отчего события минувшего дня виделись ему в исключительно мрачных тонах. Сплошная тьма и никакого просвета! Любовь оказалась обыкновенным блудом. Учитель – отъявленным подонком, а Катэрина – беспутной девкой. Что теперь с ней делать? Запереть на замок? Еще раз отколошматить? А толку-то? Надо было раньше держать ее в черном теле!..
Гробовая тишина, повисшая в доме, не предвещала ничего хорошего, и Катэрина с Марселло гадали, чего еще можно ждать от отца.
– Я думаю, он снова попытается тебя побить, – высказал предположение Марселло, настроенный крайне пессимистично. – Уж слишком он зол на тебя.
– Ничего у него не выйдет. Я больше не стану терпеть! – заявила Катэрина. – Не позволю ему и пальцем ко мне прикоснуться!
– Но он же пока не знает о твоей беременности, – напомнил ей Марселло. – А когда узнает – непременно побьет. Или выгонит из дома.
– Если отец вздумает поднять на меня руку, я сама убегу из дома! – закусила удила Катэрина.
Марселло посмотрел на нее с нескрываемой болью:
– Опомнись, Катэрина! Что ты говоришь? Разве тебе есть куда бежать?
Слова брата несколько отрезвили ее.
– Да, ты прав, – сказала она, – мне некуда бежать.
– Значит, надо падать в ноги отцу, просить у него прощения. Другого выхода я не вижу, – подвел итог Марселло.
Катэрина снова принялась рыдать, уткнувшись лицом в подушку. Марселло молча сидел рядом, не зная, чем ее утешить.
Внезапно она вскочила на ноги и устремилась к двери. Марселло едва успел ее ухватить за руку.
– Постой! Куда ты? Отец сидит в соседней комнате, он мрачнее тучи.
– Ты же сам хотел, чтобы я к нему пошла.
– Но не сейчас же! Надо выбрать подходящее время, подождать, пока он полностью успокоится.
– Ты думаешь, это возможно? – укоризненно посмотрела на брата Катэрина. – Отец теперь никогда не успокоиться, он же застал меня с Маурисиу в кустах. Ужас! Я тоже этого никогда не смогу забыть.
– Но сейчас к нему точно не надо идти, – проявил твердость Марселло.
Катэрина, послушавшись брата, устало опустилась на стул.
– Хорошо, я поговорю с ним позже, – сказала она. – Только я не стану бухаться ему в ноги, потому что не чувствую за собой никакой вины. Я люблю Маурисиу и попытаюсь это объяснить отцу. Он должен понять, что это не распутство, а большая чистая любовь!
Марселло с сомнением покачал головой, не разделяя уверенности сестры, и осторожно, вкрадчиво спросил:
– А что же твой Маурисиу? Он собирается что-то предпринять?
– Да, он обещал подумать, – ответила Катэрина, потупив взор, и Марселло больше не стал ее ни о чем расспрашивать.
А тем временем Констанция, самостоятельно искавшая выход из этой безнадежной ситуации, дозрела наконец до откровенного разговора с мужем.
– Ну, что ты тут надумал? – спросила она, присев рядом с ним.
– А что я мог надумать? – глухо отозвался Винченцо. – Как ни крути, все равно выходит одно и то же: Катэрина опозорила нас. И мне остается только выбрать один вариант из двух.
– Да? – оживилась Констанция. – Ну-ка, расскажи, что это за варианты!
– Я никак не решу, кого из них угробить первым – Катэрину или этого проклятого учителя.
Констанция разочарованно помотала головой, затем глубоко вздохнула и перешла к решающей фазе этой трудной беседы с непредсказуемым концом.
– Ты упустил из виду еще один вариант, – сказала она как можно мягче. – Их просто надо поженить.
– Кого? – изумленно уставился на нее Винченцо.
– Катэрину и учителя.
– Ты издеваешься надо мной? – рассердился Винченцо. – Забыла, как называет нас его мать? Так я тебе напомню: «вонючие итальянцы»!
– Мать не всегда все решает, особенно в любовных делах своих детей, – глубокомысленно заметила Констанция. – Для нас главное, чтобы ее сын придерживался другого мнения. А он, похоже, любит нашу Катэрину.
– Какая же ты наивная! – всплеснул руками Винченцо. – Он потешился с ней в свое удовольствие, вот и вся любовь!
– А разве он сам тебе не сказал, что любит нашу дочь? Катэрина рассказала мне все подробно: как ты их застал, как дрыном размахивал и как вел себя учитель.
– Да он так перепугался, что мог наговорить чего угодно!
– Ладно, не буду с тобой спорить, – сказала Констанция. – Только тебе все равно придется говорить с ним о женитьбе. А он пусть поступает, как ему совесть подскажет.
– Никогда я не стану перед ним унижаться! Не бывать этому! – уперся Винченцо, и Констанция наконец отважилась выложить свой главный козырь:
– Не хочешь унижаться, так заставь его жениться на Катэрине, потому что она беременна.
– Что?! – взревел на весь дом Винченцо. – Я убью этого мерзавца!
Он метнулся к двери, но Констанция остановила его насмешливым вопросом:
– Ты убьешь его до того, как они поженятся, или после? Винченцо понуро вернулся на прежнее место и вновь подпер голову кулаками. Ему надо было хорошенько подумать.
Однако в этот момент Марселло, подслушивавший за дверью, приоткрыл ее и, просунув голову в щель, подал реплику:
– Отец, это хорошая идея. Если учитель женится на Катэрине, то Железная Рука станет твоей сватьей и все дела с фазендой можно будет уладить по-родственному. А сын Катэрины унаследует потом и фазенду Железной Руки!
Винченцо молча запустил в него металлической кружкой, но Марселло успел вовремя увернуться и захлопнуть за собой дверь.
Благополучное возвращение сына с баррикад Франсиска решила ознаменовать праздничным семейным ужином. Но виновник торжества вновь куда-то ушел и к назначенному часу домой не явился. Франсиску это возмутило.
– Что он себе позволяет? – сердилась она. – Это неуважение к матери и сестре!
– Мама, не расстраивайся, – успокаивала ее Беатриса. – Маурисиу не хотел нас обижать. Он просто ушел куда-то по делам и скоро вернется.
– Какие у него могут быть дела, когда мы здесь сидим и ждем его!
– Ну мало ли какие, – многозначительно произнесла Беатриса. – Девушка, например.
– У него есть девушка? – вскинулась на нее Франсиска. – А почему я об этом ничего не знаю?
– Я затем и говорю тебе, чтобы ты узнала, – спокойно ответила Беатриса. – Да, мама, наш Маурисиу влюблен!
Франсиска тотчас же засыпала ее вопросами:
– И кто эта девушка? Где он с ней познакомился? В Сан-Паулу? Или еще в Париже, во время учебы?
– Маурисиу познакомился с ней здесь. Франсиска насупилась:
– А разве здесь есть приличные девушки? Я таких не встречала.
– Есть, мама, – сохраняя максимум хладнокровия, невинным тоном ответила Беатриса. – Это Катэрина, дочь сеньора Винченцо.
– Что?! – вскочила с места Франсиска. – Надеюсь, ты просто неудачно пошутила.
– Нет, мама, я не шучу. Маурисиу любит Катэрину.
– Какой ужас! Какой позор! – принялась восклицать Франсиска. – Мой сын связался с итальянкой!
– Да ты не волнуйся, мама, – вставила Беатриса, – я знаю Катэрину, она очень хорошая девушка.
– Перестань надо мной издеваться! – ударила кулаком по столу Франсиска. – Я не хочу слышать об этих итальянцах! Я их всех ненавижу! А твоего брата я завтра же отправлю в Европу.
– Вряд ли он поедет, – высказала сомнение Беатриса.
– Я не буду спрашивать его мнения. Отправлю, и все! Франсиска вновь пристукнула кулаком по столу. Правда, на сей раз потише. Она уже приняла решение, и ей стало немного легче. Но тут Беатриса нанесла ей жестокий удар в самое сердце.
