Текст книги "Земля любви, земля надежды. Расставания и встречи"

Автор книги: Мария Леонора Соареш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Глава 25

Франсиска очень трудно переживала разрыв с детьми. Огромный дом без них опустел, осиротел. Даже после смерти мужа Франсиска не чувствовала себя такой одинокой. Ей не с кем было и словом перемолвиться, кроме Жулии. Но разве со служанкой поговоришь обо всем, что мучает и рвет душу изнутри? И Франсиска все чаще обращалась к портрету мужа, изливая ему все свои обиды, страхи и сомнения.

Она только с виду была такой несгибаемой и железной, а на самом деле ее тоже одолевали сомнения в правильности некоторых своих поступков. В частности, ее беспокоил один вопрос, на который ей было сложно ответить: не слишком ли жестко она повела себя с детьми, вынудив их уйти из дома?

Конечно, Маурисиу получил по заслугам, а вот Беатриса!.. Она всего лишь защищала брата, которого любит. Это же так естественно. Ее надо было остановить, удержать!..

Так думала Франсиска в первые дни после ухода из дома Беатрисы и Маурисиу. Сердце ее разрывалось от боли, и она уже готова была простить сына и дочь, о чем даже сказала Жулии:

– Разумеется, я их прощу. Если они, конечно, повинятся передо мной.

– А можно, я схожу в деревню и скажу им это? – вызвалась Жулия.

Самолюбие все же не позволило Франсиске сказать твердое «да» – она лишь неопределенно махнула рукой: мол, делай что хочешь.

Жулия в деревню сходила, однако новости она принесла оттуда неутешительные: Беатриса и Маурисиу идти на поклон к матери отказались. Но это было еще не все. Жулия сообщила, что Беатриса живет не в школе, как полагала Франсиска, а у Винченцо, вместе с братом! Этого ей Франсиска уж точно не могла простить.

– Где же они там живут? В хлеву? – не столько спрашивала, сколько возмущалась Франсиска. – Хотя у них и дом не очень отличается от хлева!

Жулия, стараясь сохранить нейтралитет, докладывала беспристрастным тоном:

– Беатриса живет в одной комнате с Катэриной, а Маурисиу – в отдельной комнате. После свадьбы туда переселится и Катэрина. А у Беатрисы будет отдельная спальня.

– Какой кошмар! – совсем расстроилась Франсиска. – Мои дети живут в одном доме с грязными итальянцами! Это непостижимо! Я никогда их не прощу. И никаких денег они от меня не получат. Даже после моей смерти.

В тот день, когда должна была состояться свадьба Маурисиу, на Франсиску вообще было жалко смотреть – она места себе не находила от горя и злости. Жулия искренне сочувствовала госпоже, но утешить ее ничем не могла и поэтому предпочитала держаться от нее подальше – во избежание незаслуженного нагоняя.

Однако отсидеться в сторонке Жулии не удалось: надо было доложить сеньоре о приходе некоего итальянца, которого угораздило именно в этот день нагрянуть сюда с визитом.

Жулия боялась, что Франсиску хватит удар, когда она услышит итальянскую фамилию гостя, и поэтому с ужасом выдавила из себя:

– К вам пришел сеньор… Фарина.

Франсиска же, к изумлению Жулии, не разгневалась и не. схватилась за сердце, а, наоборот, оживилась:

– Фарина? Пусть войдет. Я давно хотела с ним поговорить.

Этого итальянца Франсиска прежде никогда не видела. Он внес деньги за свою часть фазенды и сразу же уехал в Италию, где в то время тяжело болел его отец.

Не будучи знакомой с Фариной, Франсиска тем не менее представляла его таким же глуповатым и жадным до денег, как Адолфо, и связывала с ним самые радужные надежды. Если ей удастся выкупить и его пай, то Винченцо будет раздавлен! А в том, что она сумеет сторговаться с Фариной, Франсиска нисколько не сомневалась.

Однако ее ждал сюрприз: вместо «грязного итальянца», которого она рассчитывала сейчас увидеть, в гостиную вошел статный холеный мужчина средних лет; одетый в дорогой твидовый костюм, сшитый по последней европейской моде. «Уж не напутала ли Жулия чего-нибудь?» – подумала Франсиска, но гость, приветливо улыбнувшись, представился:

– Анасьето Фарина.

От растерянности Франсиска даже протянула ему руку для приветствия, и он галантно приложился к ней губами. После этого Франсиске оставалось только сделать вид, будто она затем и протягивала ему руку, чтобы он ее поцеловал.

– Я недавно вернулся из Италии, – начал Фарина, – и узнал, что вы меня разыскивали.

– Да, я хотела поговорить с вами о деле…

– Я догадываюсь, о каком, – не дал ей договорить Фарина, – потому что уже побывал у моего друга Винченцо.

– Тем лучше, – сказала Франсиска. – Значит, мы можем сразу перейти к делу. Я хотела бы купить вашу часть фазенды и могу предложить за нее хорошие деньги.

Пока она говорила, Фарина несколько раз оборачивался и поглядывал на портрет, висевший за его спиной, а потом вдруг изрек:

– Нет, я так не могу, он за нами подглядывает!

Франсиска остолбенела от такой наглости. Ей очень хотелось отбрить этого нахала, но она сдержалась, памятуя о Предстоящей сделке, и сказала с легкой укоризной:

– Это портрет моего мужа.

– Он умер? – спросил Фарина не то с сочувствием, не то с любопытством.

– Да, я вдова, – ответила Франсиска и тоже спросила из вежливости: – А вы женаты? У вас есть семья?

– Нет, до сих пор мне удавалось избегать семейных уз, – засмеялся Фарина, при этом окинув Франсиску откровенно плотоядным взглядом.

Она смутилась и поспешила спрятать свое смущение за напускной строгостью:

– Давайте все же говорить о деле! Я предлагаю вам…

И опять Фарина не дал ей досказать, но на сей раз он пошел еще дальше в своей дерзости, заявив:

– Я прошу вас: уберите этот портрет! Он смотрит на нас и ревнует!

– Что вы себе позволяете?! – не сдержалась Франсиска.

– А что такого? Я бы на его месте тоже ревновал, – продолжил в том же духе Фарина. – Он оставил такую прелестную даму на земле, и теперь ему только остается смотреть с небес и ревновать вас ко мне!

Он вызывающе улыбнулся, ожидая взрыва с ее стороны, и Франсиска не отказала себе в удовольствии поставить на место этого зарвавшегося итальянца.

– Перестаньте юродствовать! – приказала она Фарине, а он и не подумал ей подчиниться.

– Это не юродство. Я действительно считаю, что вы восхитительная женщина!

– Все, хватит, – устав бороться с ним, глухо процедила Франсиска. – Вы сказали, что намерены говорить со мной о фазенде. Так вот, я хочу купить у вас вашу часть земли и предлагаю…

– Да я сам готов выкупить у вас ту часть фазенды, которую продал вам Адолфо, – в очередной раз огорошил ее Фарина. – За этим, собственно, и пришел к вам.

– Но вы даже не услышали, какую сумму я предлагаю за ваш пай!

– Это не имеет значения, поскольку я все равно не собираюсь его продавать. А вы подумайте и сами назначьте цену за бывший участок Адолфо. Потом я увеличу ее вдвое. Договорились? Я буду счастлив еще раз с вами встретиться, вы необыкновенно приятная женщина.

Франсиска молчала, не в силах отвечать на его наглые выпады. Всем своим видом она показывала, что ждет не дождется, когда он наконец уйдет из ее дома. И Фарина не заставил ее долго ждать.

– Извините, – сказал он, – мне пора идти. Сегодня мой друг Винченцо выдает замуж свою дочь, и я приглашен на свадьбу.

Гримаса негодования перекосила лицо Франсиски. Фарина же тем временем принялся расшаркиваться, дескать, ему приятно было с ней познакомиться, но Франсиска выдержала все это, не проронив ни слова, только глядя на него с нескрываемым презрением.

И лишь когда Фарина ушел, она разрыдалась. Не от обиды на этого дерзкого итальянца, а на себя – за то, что не сумела справиться с ним, что позволила ему говорить комплименты, и самое ужасное – что они были ей приятны.

Фарина пришел к Винченцо, когда новобрачные уже успели обменяться кольцами и свадьба была в самом разгаре.

Поздравив жениха и невесту, Фарина подошел к Винченцо и Констанции:

– Позвольте и вас поздравить. Хорошее дельце вы провернули!

– Ты о чем? – не понял его Винченцо.

– О свадьбе.

– Да, мы потратили на нее все свои сбережения, – сказала Констанция. – Хотели, чтобы свадьба запомнилась Катэрине на всю жизнь. А как же? Это ведь наша дочь!

– Свадьба получилась на славу, – согласился Фарина. – Но я имел в виду другое: вы ухитрились породниться с богатой вдовушкой! Я был у нее сегодня. Красивая дама!..

– Да нам от этого родства никакой пользы, одни хлопоты, – принялся объяснять ему Винченцо. – Дети ее теперь живут у нас, денег она им не дает, а вражда из-за фазенды после свадьбы обострится во сто крат, я уверен.

– А мне кажется, все можно уладить, если потолковать с ней миром. Эта вдова строптива, но не настолько, чтобы нельзя было ее уломать, – заметил Фарина.

Винченцо и Констанция, перебивая друг друга, стали объяснять ему, что собой представляет Франсиска. Она такая жестокая! Она ненавидит итальянцев лютой ненавистью! Если она не пощадила собственных детей, то что от нее можно ждать хорошего! Не зря же люди дали ей прозвище: Франсиска Железная Рука!

– Как вы сказали? Железная Рука? – рассмеялся Фарина, и в его глазах появился озорной блеск, очень похожий на охотничий азарт. – Мне уже становится страшно!..

Свадьба между тем продолжалась. Музыканты без устали играли зажигательные итальянские мелодии, жених и невеста вместе с гостями плясали на широкой поляне, погода была прекрасной, вино лилось рекой, а веселью не было конца.

Одинокой и чужой на этом празднике чувствовала себя только Беатриса. Она уже не раз пожалела о том, что ушла из дома. Увидев, как скудно живут итальянцы и какую тяжелую работу они выполняют изо дня в день, обрабатывая землю и обихаживая скот, Беатриса пришла в ужас. А неустроенный быт и отсутствие в доме элементарных удобств и вовсе сводили ее с ума. Беатрисе казалось, что она попала в какую-то неведомую страну, которой не коснулась цивилизация и в которой сохранились порядки каменного века. Бедный Маурисиу, как же он здесь будет жить? Ведь для него теперь обратный путь заказан. Это Беатриса еще может вернуться домой. И она вернется! Вот закончится эта свадьба, и можно будет идти к маме, которой тоже сейчас несладко…

Так размышляла Беатриса, удалившись от шумного веселья в кофейную рощу, буйствующую зеленью и терпким ароматом недозревших плодов. Здесь ее и нашел Марселло, для которого ее отсутствие на празднике отнюдь не осталось незамеченным.

Увидев, что Беатриса грустит, он принялся неловко утешать ее, а она вдруг расплакалась, признавшись, что тоскует по матери. При виде ее слез Марселло почувствовал себя рядом с ней не робким учеником, а взрослым мужчиной, способным защитить эту девушку от любых житейских невзгод. Он и поступил как мужчина: обнял ее, прижал к себе и, приговаривая ласковые слова, дал ей возможность выплакаться у него на груди.

Потом он, правда, испугался, стал просить у нее прощения за такую дерзость, но Беатриса усмотрела в этом не дерзость, а дружеское участие и тепло поблагодарила Марселло за поддержку.

Окрыленный этим неожиданным успехом, он еще более осмелел и, взяв ее за руку, уверенно повел Беатрису туда, где гремела музыка и где можно было танцевать вдвоем хоть до позднего вечера, хоть всю ночь.

Таким образом, возвращение домой Беатрисе пришлось отложить до утра.

А утром, пока молодежь еще спала, старшее поколение в лице Винченцо и Фарины обосновалось за столом на кухне, где уже дымился ароматный кофе, приготовленный Констанцией.

– Как вам спалось, сеньор Анасьето? – спросила Констанция Фарину, разливая по чашкам кофе.

– Прекрасно! – ответил он. – Меня не мучили клопы, как в первое время после нашего приезда в Бразилию. Ты помнишь, Винченцо, сколько они выпили из нас крови?

– Ой, и не вспоминай! – махнул рукой тот.

Однако после чашки крепкого кофе и бокала доброго вина давние друзья все-таки ударились в воспоминания. Констанция пошла доить коров, а Винченцо с Фариной стали обсуждать события их далекой молодости, которые, как оказалось, каждый из них трактовал на свой лад.

– Нет, ты забыл, все было совсем не так, – спорил с Фариной Винченцо.

– Да не забыл я, просто меня в то время здесь уже не было, и я узнал это от других людей, – пояснил Фарина.

– Эти люди что-то напутали. А я сам слышал, как наш хозяин сказал: «Мне больше нет дела до этого беглеца Фарины. Я не стану за ним охотиться, только пусть он обходит мою фазенду десятой дорогой!»

– Ну правильно, он оставил меня в покое, но не простил. Так мне и передали. Поэтому я и не появлялся здесь много лет, до самой его смерти.

– Вообще-то он был очень зол на тебя, даже не знаю почему, – сказал Винченцо. – Он послал за тобой погоню и приказал убить тебя. Хорошо, что ты сумел от них удрать!

– Нет, ты не знаешь самого главного, – возразил ему Фарина. – Они меня догнали!

__ Что ты говоришь?! – изумился Винченцо. – И как же тебе удалось выкрутиться?

– С помощью денег. Никто не знал, даже ты, что у меня были деньги. А наш хозяин узнал. И я вынужден был откупиться от его верных псов, которых он пустил по моему следу. Вот как все было на самом деле, дорогой мой друг Винченцо!

Фарина, тяжело вздохнув, умолк, и Винченцо больше не стал ворошить прошлое. Он заговорил о насущных делах, требовавших незамедлительного решения, попутно обругал Франсиску и своего бывшего компаньона Адолфо, и наконец подвел печальный итог:

– Я понял, что дожидаться его бессмысленно. Он не появится здесь, пока мы сами как-то не разберемся с Железной Рукой.

– Ну с родней всегда легче договориться! – пошутил Фарина, но Винченцо не воспринял эту шутку:

– Ты так говоришь, потому что не знаешь еще, какая гадина эта Франсиска. Она пригрозила мне, что не успокоится, пока не уничтожит нас.

– Это она такая грозная, пока не нашелся мужчина, который накинет на нее узду, – многозначительно произнес Фарина, и Винченцо, поняв его намек, восхитился другом:

– Ну ты и силен! Неужели это серьезно? Хочешь ею заняться?

– А почему бы нет? Мне очень понравилась та фазенда! – подмигнул приятелю Фарина, добавив: – И вдовушка тоже! Если говорить честно, то меня больше привлекает Франсиска, чем фазенда.

– А ты не слишком переоцениваешь свои возможности?

– Нет, дорогой Винченцо. Я многое повидал в жизни и многое понял. Когда меня поймали и хотели убить, а потом передумали, потому что предпочли взять деньги, я понял, может быть, главное: деньги, по крайней мере в нашей стране, решают всё! Вот почему я позволяю себе помышлять о той вдовушке.

– Так ты собираешься прельстить ее деньгами? – разочарованно произнес Винченцо.

– Нет, не только, – лукаво усмехнулся Фарина, расправляя плечи и демонстрируя свой мощный торс. – Готов биться об заклад, что вчера я очень приглянулся ей как мужчина!

* * *

Он был не далек от истины: Франсиска тоже вспоминала о нем в течение всего дня и ночи, и это ее очень беспокоило. Не слишком ли много чести для этого наглеца? Ведь он итальянец, хоть и одет в приличный костюм. Об этом нельзя забывать и нельзя расслабляться!

Как всегда в трудную минуту, Франсиска и на этот раз обратилась за помощью к портрету мужа.

– Марсилиу, помоги мне! – просила она. – Мне так трудно, я совсем запуталась! Дети предали меня, ушли к проклятым итальянцам. Сегодня у Маурисиу свадьба, он официально женился на дочери моего врага, тоже итальянца. Без моего благословения женился! И я не прощу его, лишу наследства! Я верна тебе, Марсилиу! Ты оставил мне огромное состояние, и я не допущу, чтобы хоть малая его частичка попала в руки к этим мерзким итальянцам! Я ненавижу их! Особенно этого, который приходил вчера. Наглец, негодяй! Если бы ты знал, что он тут себе позволял! Пожирал меня глазами, рассыпался в комплиментах… Пытался соблазнить меня деньгами… Ничтожество! Он даже представить не может, с кем имеет дело, потому что не знает, какие сокровища ты оставил мне в наследство!..

Франсиска распаляла себя как могла, надеясь таким способом обрести прежнюю уверенность, но это ей не удавалось.

И тогда она прибегла к другому сильно действующему средству: спустилась в подвал и стала истово перебирать руками золотые монеты, черпая в них силу.

– Вот оно, мое сокровище, вот она, моя тайная мощь! – с жаром шептала она. – Эти предатели никогда не узнают, что потеряли, уйдя к грязным итальяшкам. Пусть они узнают, почем фунт лиха! Пусть научатся работать на земле и жить в бедности! А я потом скуплю эту землю вместе с ними, вместе с Винченцо и Фариной и стану их полновластной хозяйкой!

Глава 26

Эулалия и ее отец так же, как и Нина, безуспешно искали работу, кое-как перебиваясь за счет Соледад, которой изредка перепадали заказы на шитье.

И вот однажды произошло невероятное: к Эулалии приехал некий сеньор на автомобиле и пригласил ее на ткацкую фабрику – для переговоров о возможном сотрудничестве.

Эулалия, знавшая от Нины, что к той вот так же, на автомобиле, приезжал сам Умберту, сразу же ответила отказом:

– Передайте сеньору Умберту, что я соглашусь вернуться к нему на фабрику только при одном условии. А при каком – надеюсь, он и так знает.

– Меня послал к вам не сеньор Умберту, а его жена, сеньора Силвия, – пояснил гость. – Она знает, что вы были уволены с фабрики, и хочет вам помочь. Не отказывайтесь, пожалуйста. Я отвезу вас туда на машине.

«Выходит, этот негодяй еще и скрывал, что он женат!» – возмутилась про себя Эулалия и на сей раз ответила согласием.

Привезли ее, однако, не на фабрику, а в роскошный особняк, где в просторной, изысканно обставленной гостиной Эулалию уже ждала сеньора Силвия.

Это была молодая красивая женщина, которая, как оказалось, могла передвигаться только с помощью инвалидной коляски. После короткого приветствия она спросила, удалось ли Эулалии найти работу, и, получив отрицательный ответ, задала следующий вопрос:

– У вас была связь с моим мужем?

Эулалия вспыхнула, расценив это как оскорбление.

– Нет. Он уволил меня и моего отца!

– Да вы не обижайтесь, – доброжелательно улыбнулась Силвия. – Мне хорошо известны методы сеньора Умберту. Он предлагал вам спать с ним?

Эулалия на сей раз попросту смутилась, но ответила с достоинством:

– Я отказала ему!

– Жаль. Я бы выплатила вам компенсацию, как многим другим женщинам, на которых обращал внимание мой муж, – огорошила ее Силвия. – Я вынуждена с этим мириться, потому что, как видите, прикована к инвалидной коляске.

– А девушки на фабрике и не знают, что сеньор Умберту женат, – простодушно сказала Эулалия, посочувствовав этой несчастной женщине.

– Те, кому приходилось встречаться со мной по столь пикантному поводу, знают, что я его жена и владелица фабрики, – возразила Силвия. – Скажите, вы хотели бы снова получить здесь работу?

– Я думаю, это невозможно после того, что случилось.

– А если я попробую все уладить?

– Конечно, мне очень нужна работа, – не стала скрывать Эулалия, – но на прежних условиях это невозможно, да и сеньор Умберту не захочет взять меня обратно: он считает, что я его оскорбила своим отказом.

– А я все же попытаюсь найти для вас место на фабрике, – пообещала Силвия.

После ухода Эулалии помощник Силвии сказал ей:

– Похоже, у нее действительно ничего не было с вашим мужем.

– Да, я ей тоже поверила. Но в кого же он влюблен теперь? Это остается загадкой, – задумчиво произнесла Силвия.

А тем временем Умберту, сидя у Мадалены, горевал по поводу того, что Нина отказалась взять ключи от его квартиры.

– Ее можно понять, – говорил он. – Я сам виноват, обидел ее своим откровенным предложением. Но я просто не знал, как себя вести с ней, она меня ослепила! И теперь я пытаюсь исправить ошибку, но по-прежнему не могу найти верного подхода к Нине. Она видит во мне только бывшего хозяина и не может относиться ко мне как к мужчине, который ее любит. Но я все же надеюсь, что со временем это пройдет. А вы как думаете?

– Трудно сказать, почему вы сразу не пришлись ей по сердцу, – уклончиво ответила Мадалена. – А теперь, когда Нина знает, что вы женаты, ей тем более сложно принять ваши ухаживания. Скажите, если вы так любите Нину и так несчастливы в браке, то почему бы вам не развестись с вашей женой?

– Я думал об этом, – ответил он, несколько обнадежив Мадалену. – Мне очень не хватает настоящей семьи, детей… Вот если бы Нина согласилась…

– А вы скажите ей об этом прямо, – посоветовала Мадалена. – Может, она и переменит к вам свое отношение.

– Я постараюсь в следующий раз приехать вечером, чтобы застать ее дома, – сказал Умберту, с благодарностью глядя на Мадалену.

Домой он в тот день приехал пораньше, и Силвия спросила его насмешливо:

– Ты сегодня решил поужинать со мной? У тебя не нашлось другой компании?

– А ты сегодня расположена к шуткам, я рад этому, – ушел от прямого ответа Умберту. – Есть причины для хорошего настроения? Доктор нашел у тебя изменения к лучшему?

– Нет, доктор не приезжал. Зато я сегодня впервые беседовала с человеком, который у меня ничего не попросил.

– И кто же это был? – удивился Умберту.

– Эулалия, твоя бывшая работница.

– Не помню такой. А как она сюда попала?

– Я сама ее пригласила. И не надо прикидываться, Умберту. Мне известно, за что ты уволил эту девушку и ее отца. Ты должен восстановить их на работе. Это мой приказ.

– Нет, я не стану этого делать, – уперся он.

– Почему? Не хочешь оказаться в ситуации, когда видит око, да зуб неймет? Эулалия тебе очень нравится, да?

– Нет. Мне наплевать на эту Эулалию! – рассердился Умберту. – Я о ней уже давно забыл.

– А в чем же дело? Почему ты отказываешься восстановить справедливость? Уязвленное самолюбие не позволяет?

– Самолюбие тут ни при чем, – раздраженно ответил Умберту. – Просто сейчас не то время, чтобы открывать новые рабочие места. Дела на фабрике идут плохо. Во время революции мы понесли большие убытки. Поэтому не надо вмешиваться, чтобы не стало еще хуже!

– А что может быть хуже того, что уже давно случилось? – грустно промолвила Силвия.

Не понимая, что она имеет в виду, Умберту принялся возражать ей:

– Ничего страшного не случилось. Мы пострадали гораздо меньше других производителей, так что у нас есть шанс. В скором времени все поправить.

– Я говорила не о фабрике, – пояснила Силвия, – а о той аварии, когда ты меня чуть не убил.

– Но я же не хотел этого, и ты, слава богу, жива!

– А зачем мне эта жизнь, если я потеряла тебя?

– Нет, я с тобой, перестань, – принялся успокаивать ее Умберту.

– Надолго ли? – недоверчиво покачала она головой.

– Навсегда! – заверил он Силвию, крепко обнимая ее и целуя в губы.

Мадалена с нетерпением ждала возвращения дочери, чтобы сообщить ей о серьезных намерениях Умберту, а Нина тем временем была в гостях у Эулалии, которая рассказывала ей о своей поездке к Силвии:

– Видимо, она очень любит этого мерзавца, иначе бы не терпела его рядом с собой. Она же владелица фабрики, ей ничего не стоило выгнать его!

– Откуда ты знаешь, что фабрика принадлежит ей, а не ему? – спросила Нина.

– Она сама это сказала. И знаешь, что я думаю? – язвительно усмехнулась Эулалия. – Что сеньор Умберту всего-навсего ее служащий!

– Вот огорчится моя мама, когда я ей об этом скажу! – тоже усмехнулась Нина. – Может, перестанет привечать его и меня не будет подталкивать к нему, если он не так богат, как ей представлялось. Знаешь, она меня уже замучила с этим Умберту! А тебя он не преследует?

– Нет. Я ему была нужна только для постели, а тебя он, похоже, и вправду любит, – заключила Эулалия, к большому неудовольствию подруги.

– И ты туда же? – огорчилась Нина. – Да он же хочет получить от меня то же, что и от тебя, неужели не ясно? Он пытается купить меня, как продажную девку! О какой любви тут может идти речь? Вот Жозе Мануэл любит меня по-настоящему, я в этом уверена. Он даже снял комнату в нашем пансионе, чтобы видеть меня каждый день.

– А ты его любишь? – спросила Эулалия.

– Не знаю, – пожала плечами Нина. – Жозе Мануэл мне нравится. Приятный, открытый парень. Но я вынуждена сдерживать его пыл, потому что он сумасшедший! Говорит, что влюбился в меня с первого взгляда и готов хоть сейчас на мне жениться.

– Ну так и выходи замуж! – посоветовала Эулалия. – Тогда Умберту от тебя точно отстанет.

– Нет, я должна получше узнать Жозе Мануэла и понять, что люблю его, – сказала Нина. – Я могу выйти замуж только по большой любви!

Все это она говорила и Жозе Мануэлу, и он не торопил ее с ответом и не навязывал ей своего общества, довольствуясь тем, что может любоваться Ниной издали, а иногда может и поговорить с ней.

Он приветствовал Нину каждое утро, когда она выходил из дома, а вечером встречал ее у ворот, чтобы переброситься с ней хоть несколькими фразами.

В пансион доны Мариузы Жозе Мануэл теперь заглядывал редко, опасаясь встречи с отцом, который разыскивал его там, чтобы увезти с собой в Рио-де-Жанейро. Прячась от отца, Жозе Мануэл поставил в сложное положение Мариузу, которая вынуждена была лгать сеньору Антониу.

– Вы бы встретились с ним, поговорили, – упрашивала она Жозе Мануэла. – А то я уже не знаю, как выкручиваться. В университете вас нет, сеньор Антониу туда ходил, здесь тоже нет. Хорошо, хоть вы не увезли с собой все вещи: я показала сеньору Антониу вашу комнату, и он немного успокоился. Мне пришлось врать, что вы готовитесь к экзаменам в доме какого-то друга.

– Спасибо, дона Мариуза, вы находчивая женщина, – смеялся Жозе Мануэл. – Продолжайте и дальше в том же духе, у вас это хорошо получается!

– Нет, не надейтесь, долго я так не протяну, – тоже смеялась Мариуза. – Сеньор Антониу такой приятный человек и так о вас беспокоится, что я не выдержу однажды и скажу ему, где надо искать! Только боюсь, его хватит удар, когда он узнает, что вы перебрались в дешевый пансион.

– Нет, мой отец крепкий мужчина, – отвечал на это Жозе Мануэл. – Удар его не хватит, а вот мне придется туго. Отец и так мной недоволен. Хочет, чтобы я занимался торговлей, а не наукой. Представляю, как он будет взбешен, узнав, что теперь у меня на первом месте даже не наука, а любовь!

– Ох уж эта любовь! – беззлобно ворчала Мариуза, соглашаясь еще некоторое время поводить за нос сеньора Антониу.

Скрываясь от отца, который все еще находился в Сан-Паулу, Жозе Мануэл вынужденно сидел в своей убогой комнатенке и готовился к экзаменам, хотя ученье не шло ему на ум, поскольку все мысли его были заняты Ниной.

Такое поведение нового жильца вызывало любопытство у прочих обитателей пансиона, и прежде всего у Мадалены.

– Что вы думаете об этом студенте? ~ спросила она как-то у Мариу. – На какие средства он живет, если нигде не работает?

– Не знаю, я не спрашивал, – ответил тот. – Может, ему платят стипендию в университете. Хотя при нынешних порядках это маловероятно. Скорее наоборот, с него берут деньги за учебу.

– Вы так думаете? – еще больше насторожилась Мадалена. – Тогда я вообще ничего не понимаю. Одет он очень прилично, за учебу платит. Откуда же у него деньги? Может, он вор?!

Мариу был симпатичен новый постоялец, поэтому он решительно возразил Мадалене:

– Ну что вы! Он не похож на вора! Хотя деньги у него есть, я видел, когда он расплачивался за комнату.

– Ну вот! – подхватила Мадалена. – Смотрите, как бы он всех нас тут не ограбил! Мариу расхохотался:

– Вы правы, дона Мадалена, ему есть чем поживиться в нашем пансионе! Он напал на золотую жилу, иначе и не скажешь. Ой, не могу, вы меня насмешили.

Мадалена тоже усмехнулась, сообразив, что она явно перегнула палку, однако продолжала упираться:

– А что? Бывают и такие воры, которые ничем не гнушаются. Кто знает, может и этот такой? Вынесет наши последние припасы и – поминай, как звали!

– Дона Мадалена, успокойтесь. Все, что ему нужно в нашем пансионе, – это Нина! Вы разве не видите, как он за ней увивается?

– Вижу, – мрачно произнесла Мадалена. – Это меня и пугает больше всего. Сначала я думала, что он обыкновенный бедняк. А теперь уже и не знаю, что хуже – голодранец или вор!..

Мариу хохотал над Мадаленой до колик в животе, но она все-таки сумела разбудить и в нем любопытство. Разумеется, Мариу не поверил в то, что Жозе Мануэл может быть вором, а просто заинтересовался, где этот парень берет деньги, если не работает и не имеет счета в банке. Может, он знает какой-нибудь секрет и поделится им с Мариу? Кому же не хочется легких денег!

Однако заговорить с Жозе Мануэлом на столь деликатную тему было непросто, и, возможно, Мариу даже не отважился бы подступиться к студенту с расспросами, если бы ему не помог случай.

В этом пансионе из всех бытовых удобств была только одна душевая кабинка, устроенная во дворе, и неудивительно, что к ней всегда выстраивалась длинная очередь, состоящая из лиц обоего пола. Молодые ребята при этом норовили подсмотреть в щелку, как моются женщины, а когда под душем оказывалась красавица Нина, то к желторотым юнцам нередко присоединялись и мужчины постарше.

И вот Жозе Мануэл однажды застукал такую компанию подглядывающих на месте преступления и разогнал их, пригрозив, что в другой раз поколотит каждого, кто посмеет подсматривать за Ниной.

Посрамленные мужчины и юноши отпрянули от щели, но в долгу не остались, заявив, что Жозе Мануэл сам, видать, не без греха, иначе откуда у него берутся деньги, если он нигде не работает.

Жозе Мануэл был не готов держать ответ, и, пока он соображал, как выйти из этой ситуации, не уронив лица, на выручку ему и пришел Мариу. Осадив мужчин грубым окриком, он заставил их умолкнуть, а с Жозе Мануэлом повел доверительную беседу:

– Понимаешь, у нас тут живет особая категория людей, они знают, что деньги можно только заработать. А если нет работы, то и денег нет. Поэтому ты и вызываешь у них подозрение. Хочешь или не хочешь, но тебе придется как-то им объяснить, на какие средства ты живешь. Может, объяснишь мне, и я сам им потом растолкую? А то доне Мадалене вообще пришло в голову, не вор ли ты…

– Какой кошмар! – схватился за голову Жозе Мануэл. – Она и Нине это внушает?

– Да не волнуйся ты, Нина разумная девушка, она не примет всерьез эту чушь. Я тоже приструнил дону Мадалену, чтобы не болтала всякие глупости. Мало ли откуда у человека могут быть деньги! Может, раньше работал и скопил, а может, богатые родственники помогают студенту. Ведь так бывает, не правда ли?

– Да, со мной именно так все и было, – воспользовался подсказкой Жозе Мануэл. – Я работал вместе с отцом в пекарне и скопил себе денег на учебу. Но их оказалось мало, они вот-вот закончатся. Не знаю, что и делать. Университет бросать не хочется, а найти какой-то приработок сейчас практически невозможно.

– Ну вот все и объяснилось, – с облегчением вздохнул Мариу. – Я рад, что не ошибся в тебе, и попробую подыскать для тебя работу. Пойдешь грузчиком на рынок? У меня там работает приятель, я поговорю с ним, если хочешь.

– Грузчиком? – растерянно произнес Жозе Мануэл, никогда прежде не работавший физически. – А справлюсь ли я?

– Справишься! – уверенно заявил Мариу. – Ты парень крепкий, плечистый, а главное, молодой и здоровый.