Текст книги "Земля любви, земля надежды. Расставания и встречи"

Автор книги: Мария Леонора Соареш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Глава 40

Винченцо, Констанция и Марселло сидели на кухне и пили вкусное сухое вино за здоровье новорожденного.

– Он такой хорошенький, – с умилением говорила Констанция, вспоминая красненького младенца с темным пушком на плечиках и ушках. – Он будет похож на тебя, Винченцо, я уверена.

Винченцо приосанился.

– Молодец, дочка! Не подвела! – он поднял стакан повыше. – Так за здоровье молодой матери!

Родные звонко чокнулись.

– Что отмечаем? – послышался голос из-за кустов, и на лужайку перед домом вышел Гаэтано.

– У Катэрины родился сын, – небрежно сообщил Винченцо. – Можешь выпить за его здоровье!

Гаэтано скривился, но протянул руку и взял стакан, который налил ему Винченцо.

– Дай бог здоровья матери и ребенку! – произнес он и выпил вино залпом. – Я проститься пришел, – сказал он, ставя стакан на стол. – Отец решил ехать в Парану, говорят, там земля самая дешевая.

– Значит, мы поедем в другую сторону, – ухмыльнулся Винченцо. – А вам скатертью дорожка!

Хоть Винченцо и недолюбливал Маурисиу, но Гаэтано до него, как от земли до неба. Гаэтано еще потоптался, помялся, но, не найдя темы для разговора, стал прощаться. Никто его не удерживал.

Гаэтано уходил, слышал за спиной веселый смех и клялся, что когда-нибудь отомстит за пережитое унижение.

Однако не один Гаэтано чувствовал себя униженным. Нечто похожее на унижение чувствовал и Винченцо. Его дочь родила наследника и продолжала жить, словно нищенка в какой-то пристройке! А зятю на это, похоже, было наплевать.

– Я этого так не оставлю, – кипятился Винченцо. – Я разберусь с сеньорой Франсиской!

– Ты оставишь дочь ей на съедение, когда уедешь, – урезонивала мужа Констанция. – Лучше не вмешивайся в их дела. А уж что касается наследства, ты сам знаешь, какое там дело темное… Главное другое: Маурисиу любит Катэрину, она с ним счастлива, чего тебе еще? А что не в палатах живут, так она к палатам и не привыкла!

Устами Констанции говорил сам здравый смысл. Но у Винченцо нашелся новый повод для огорчения. Он был уверен, что внука непременно назовут его именем.

– Понимаешь, фамилия у него будет другая, зато имя мое, вот и получится ладно!

Но молодые назвали сына Марсилиу в честь отца Маурисиу. Марсилиу ди Андрада так звучало полное имя малыша.

– Маурисиу виднее, как называть сына, – примирительно сказала Констанция, – он его наследник, а не наш.

Узнав, что Маурисиу записал сына на свое имя, Франсиска пришла в ярость:

– Как он посмел?! Я никогда не признаю его внуком!

– Да ты пойди к ним, возьми на руки малыша, и сразу его полюбишь, – попробовала уговорить ее Беатриса, которая с первого взгляда влюбилась в племянника. Она даже отыскала на чердаке колыбельку, в которой сначала спал Маурисиу, потом она сама, и отнесла ее в пристройку: пусть в ней качается будущий наследник.

– Никогда! – Франсиска испепелила взглядом дочь. – Я никогда не признаю внуком итальяшку!

В ответ Беатриса только пожала плечами: бессмысленно бороться против того, что есть. У Франсиски есть внук, хочет она этого или не хочет. Беатриса уже не вступала с матерью в спор по поводу итальянцев и поняла: итальянцы – болевая точка Франсиски. Стоит нажать на нее, и мать приходит в ярость, поэтому Беатриса старалась избегать этой темы.

Зато Франсиска не давала себе труда избегать каких бы то ни было тем.

– Я нашла тебе жениха, – сообщила она дочери. – Состоятельный порядочный человек нашего круга. Он увидел тебя прошлой весной на благотворительном базаре и не может забыть.

Беатриса вспомнила тесноту и толкотню базара, радость, что сумела продать много сувениров и… ничего больше. Там было столько народу, что запомнить кого-то было просто невозможно!

Желание матери выдать ее замуж не было для Беатрисы новостью. Мать периодически возвращалась к этой теме, а дочь стоически сопротивлялась ее предложениям.

– Я не готова выйти замуж, – обычно отвечала Беатриса и точно так же ответила на этот раз. Но ее мать на этот раз была готова на скандал.

– Я не понимаю, что ты нашла в этом безграмотном темном итальянце? – раздраженно спросила она, повышая голос.

– Нашла очень хорошего человека, которого полюбила! – ответила дочь.

– Ты прекрасно понимаешь, что не можешь выйти за него замуж! – продолжала Франсиска.

Беатриса сидела, опустив голову и ничего не отвечая. Именно об этом она постоянно думала: может или не может она быть вместе с Марселло? Собственно, она уже ответила на этот вопрос: не может. Она приняла решение, но не могла смириться с ним.

Между тем Франсиска продолжала:

– Что тебе может дать этот жалкий неуч? Что он может тебе предложить? Мотыгу? Корыто? Кучу чумазых ребятишек? Не для этого ты училась! Ты создана быть украшением общества – умна, остроумна, изящна! Дон Стефано оценил все твои достоинства. Он без ума от тебя. И мечтает об одном: познакомиться с тобой поближе.

– Полагаю, что он намного старше меня, – Беатриса подняла глаза на мать.

– Да, гораздо старше. И что из этого? Тем больше он будет ценить твою молодость. Будет баловать тебя, носить на руках. Твой отец был намного старше меня, и, как видишь, я до сих пор ношу по нему траур.

– А мне кажется, что пора его снять, – неожиданно сказала Беатриса, переводя разговор.

– В твоих устах это звучит святотатством, – патетически произнесла Франсиска.

– Я не вижу, почему ты должна похоронить себя заживо, мама! – тихо, но настойчиво говорила Беатриса. – Папа был человеком здравомыслящим, и я уверена, что, если бы он остался жив, а ты умерла, он бы после стольких лет траура снял его и женился.

Франсиска застыла, словно получила пощечину. Если бы Беатриса знала, что она сказала! Сколько растревожила обид и боли в сердце вдовы, которая изо всех сил старалась быть счастливой своим замужеством! Но она не собиралась исповедоваться дочери!

– Я не знаю, как поступил бы твой отец, ты, наверное, знаешь его лучше, чем я, – ледяным тоном отвечала Франсиска. – Но для меня нет ничего дороже моего траура!

– А мне так не кажется, – простодушно заявила Беатриса. И надо же было, чтобы именно в этот момент слуга доложил о доне Фарине и доне Мартино, которые просят оказать им честь и принять их.

– Конечно, проси, – живо распорядилась Беатриса. – Это же наш продавец, правда, мама?

Франсиска стояла, будто каменная. Она никогда бы не приняла Фарину после того, что он позволил себе в прошлый раз, но дочь распорядилась без нее, даже не посчитав нужным спросить ее мнения.

Между тем мужчины уже вошли с поклоном в гостиную. И Франсиске ничего не оставалось, как пойти им навстречу и предстать в облике любезной хозяйки. Фарина представил своего друга, который только что приехал с семьей из Италии.

– Я хочу показать ему Бразилию с самой лучшей стороны и поэтому сразу привез его к вам, – проговорил Фарина, целуя руку Франсиске. – Уверен, что и мой друг будет очарован, как я, и останется тут навечно. – При этих словах он многозначительно посмотрел в глаза Франсиске, потом добавил: – Я говорю о вашей фазенде, она великолепна.

Мартино поклонился и тоже поцеловал руку хозяйке дома. Франсиска представила гостям свою дочь, Беатриса выслушала положенные в этих случаях любезности.

– Вы хотели бы осмотреть фазенду? – уточнила Франсиска.

– С провожатым, – улыбнулся Фарина, глядя на нее все с тем же особенным выражением лица.

– Беатриса не откажет вам в любезности, – холодно пообещала Франсиска, разом наказав и чересчур самоуверенного гостя, и слишком своевольную дочь.

Беатриса приветливо улыбнулась.

– Я охотно покажу вам наше имение, – пообещала она. – Мы все его очень любим, это будет для меня большим удовольствием.

Мартино впервые видел настоящую бразильскую фазенду со старинным уютным домом, цветниками и небольшим тенистым парком, хозяйственными службами и кофейными плантациями. Сеньора Железная Рука вела хозяйство и впрямь железной рукой, оно было безупречным. Беатриса с удовольствием вела гостей по ровным дорожкам, когда они осматривали огород и цветники, потом, для того чтобы показать им плантации, пригласила сесть в экипаж.

Фарина хорошо знал своего приятеля Мартино и видел, что тот просто потрясен.

– Да, потрясен величиной, размахом!.. – проговорил, объясняя свое состояние Мартино. – Мое имение в Италии было раза в четыре меньше, а я считался очень богатым землевладельцем.

– Мы средние, – улыбнулась Беатриса. – Есть фазендейро, у которых земли гораздо больше, чем у нас. Вот мама и покупает землю, считая, что она никогда не подведет.

– Ваша мать – удивительная женщина, – с искренним восхищением произнес Мартино.

Когда они вернулись в гостиную, Мартино рассыпался в комплиментах Франсиске:

– Я сам хозяйничаю на земле, знаю, какой это труд, и меня восхищает тот порядок, который царит у вас. Вашу фазенду я купил бы не задумываясь и немедленно!

– Я всегда говорю: для того чтобы влюбиться в Бразилию навсегда, нужно познакомиться с доной Франсиской, – ввернул в разговор свою любимую тему Фарина.

– Мое имение не продается, – все тем же ледяным тоном отчеканила Франсиска.

– Но если вдруг надумаете, у вас есть покупатель и восторженный поклонник вашей хозяйственной деятельности, – вновь поклонился ей Мартино.

– Благодарю за любезность, – холодно поблагодарила Франсиска.

Она не собиралась ни угощать их, ни задерживать. Посидев еще минут пять для приличия, гости откланялись. Проводив их, Беатриса сказала:

– Какие приятные люди! Я просто в восторге!

– Ты можешь быть в восторге всю жизнь, потому что твоей жених похож на дона Мартино, – сообщила ей Франсиска.

– Думаю, восторга хватит на всю жизнь, если он будет приезжать к нам так же часто, как сеньор Мартино, – улыбнулась Беатриса. – Дон Фарина мне нравится куда больше.

– А мне совсем не нравится, – сердито заявила Франсиска.

– Да, я заметила, что ты неравнодушна к этому итальянцу, – подколола свою матушку Беатриса.

– Не смей так со мной разговаривать, – повысила голос рассерженная Франсиска. – Я тебе не подружка!

– Очень жаль! А представляешь, мамочка, как было бы хорошо, если бы мы с тобой сидели, как две подружки, и обсуждали то твоих женихов, то моих.

– Твоих я буду обсуждать с удовольствием, – потерла руки Франсиска. – Начнем с того, что Марселло в женихи не годится. У него нет ровно ничего, что он мог бы тебе предложить.

– Он – первый мужчина в моей жизни, мама! Это я тебе говорю, раз уж мы с тобой беседуем, как подружки, и я просто не представляю, как буду без него жить.

– Первая любовь проходит быстро, как утренний туман, – пренебрежительно махнув рукой, сказала Франсиска. – Чтобы прожить жизнь счастливо, тебе нужен совершенно другой человек.

– В очках, с морщинами и в шляпе, – подхватила Беатриса. – Это обязательное условие для счастья? Мне очень интересно, какая у сеньора Мартино жена. Уверена, что такая же пожилая сеньора в очках, но тоже очень симпатичная.

– Не говори глупостей, Беатриса, – снова рассердилась Франсиска. – Я уверена, что у сеньора Мартино жена молодая и красивая. На днях мы поедем в город, у меня там дела, и заодно я познакомлю тебя с настоящим женихом.

– Никакого жениха мне не надо! – отказалась Беатриса. – Ты же знаешь, что я люблю Марселло.

– Это не любовь, а влюбленность, – отрезала Франсиска. – Я тебе сказала, что все это проходит.

– Интересно, а папа у тебя был первый мужчина? – поинтересовалась Беатриса.

Дочь так доверчиво смотрела на мать, радуясь, что они и впрямь беседуют, как подружки, что Франсиска не могла ей сказать неправду.

– Нет, не первый, но любила я только вашего отца.

– А первым у тебя был итальянец, – сделала неожиданное заключение дочь. – Я думаю, поэтому ты их так не любишь.

Франсиска промолчала. Она уже жалела, что позволила себе излишнюю откровенность в разговоре с дочерью. Хотя с другой стороны, вполне возможно, что она поможет ей все-таки склонить дочь к замужеству.

Железная Рука была далеко не так, уверена в себе, как хотела показать. Одолев итальянцев, выжив их с места, Франсиска вдруг задумалась, что же она будет делать с теми колоссальными кофейными плантациями, владелицей которых стала. Кофе по-прежнему падал в цене. Его больше не сжигали, так что прежние запасы пребывали нетронутыми, а на подходе был новый урожай. На сбор его, на хранение кофе требовались немалые деньги. Раньше они возвращались к Франсиске, но вот уже третий год она только тратила их и ничего не получала. Дети не хотели понять ее, они тоже только тратили, а семейное богатство, хоть и было велико, но не было безмерно. Выгодные браки детей укрепили бы семейный капитал, но и сын, и дочь предпочли голодранцев, а значит, и разорение.

Заглядывая в будущее, Франсиска испытывала страх и тогда думала о мужчине, который мог бы быть рядом с ней, тогда бы он решал проблемы, которые ставит жизнь, и освободил бы ее от груза ответственности.

Но и у Франсиски, бессильной и одинокой в минуты слабости, было лекарство: беседы с портретом мужа. И золото.

Франсиска спустилась в тайник и застыла, погрузив руки в золотые монеты. Потом стала перебирать их, пересыпать с ладони на ладонь, зажимать в горстях, гладить.

– Делитесь со мной своей силой, – требовала она. – Мне нужна ваша сила! Я не хочу продавать свою фазенду! Я хочу выгодно выдать дочь замуж!

Глава 41

Соледад поднималась раньше всех в доме. Она была жаворонком, и раннее утро радовало ее. Она не спеша принимала душ, потом шла на кухню варить кофе. Ароматный запах будил Маноло. Вот уже тридцать лет его будил этот запах, он потягивался в кровати, вставал и отправлялся завтракать.

В последнее время разговор у них шел только о магазине. Едва сев за стол, они сразу начинали обсуждать, станет, наконец, магазин их собственностью или нет.

– Ты поговоришь, Маноло, с сеньором Эзекиелом? – спрашивала Соледад.

– Поговорю, – отвечал Маноло.

– Ты спросишь у него, даст ли он нам ссуду?

– Спрошу.

Денег у них не было, но они, увидев, что торговля платьями, сшитыми Соледад, идет очень бойко, надумали попросить у Эзекиела ссуду, с тем чтобы стать самим владельцами магазина. Они могли бы торговать, сами платить аренду и понемногу выплачивать долг.

– Материю мы могли бы по-прежнему покупать у Эзекиела по оптовой цене, работа своя. Представляешь, как дешево нам бы обходились платья? – мечтательно говорил Маноло.

– Л продавали бы мы их по магазинной цене, – подхватывала Соледад.

Еще они размышляли, какой лучше товар купить на взятую ссуду, где оптовые цены самые низкие. Ассортимент, конечно, вызывал самые яростные споры. Соледад считала, что им нужно торговать еще детскими вещами и игрушками. Этот товар всегда в ходу. Маноло настаивал на галантерее. Ее возить легче, она занимает мало места, можно сэкономить на транспорте.

Но о товаре супруги как-нибудь бы договорились. Беда была в другом. Их водил за нос Эзекиел. Он никак не мог решить, даст он им ссуду или нет. То говорил «да», то «нет».

– Если он не ответит на ближайшей неделе, – решила Соледад, – мы от него уйдем!

– И что будем делать? – тут же спросил Маноло, еще не забывший, как он сидел без работы.

– Ты будешь ходить по другим магазинам и пристраивать мои платья! – решительно отвечала Соледад. – Свет клином не сошелся на Эзекиеле!

– Конечно, но как-то боязно, – шел на попятный Маноло. – Я попытаюсь еще раз поговорить с ним. Постараюсь его убедить! А как было бы хорошо, если бы у нас появился собственный магазинчик!

И Соледад с Маноло вновь предавались радужным мечтам, допивая кофе, чтобы потом встать из-за стола и начать нелегкий трудовой день. Соледад вновь садилась за машинку и сидела за ней до вечера, а Маноло отправлялся в магазин, где целый день простаивал за прилавком.

Эулалия уходила из дома раньше всех на свою ткацкую фабрику. Ее радужные мечты лопнули, как мыльные пузыри, и она вынуждена была довольствоваться не слишком отрадной действительностью. Деятельность, которой занималась Нина, ее не слишком интересовала. И хотя их отношения с Ниной можно было назвать дружескими, на самом деле они дружбой не были. История с Умберту осталась для Эулалии большим унижением. Она была счастлива, что все-таки удержалась на краю и не свалилась в пропасть. Но для ее самолюбия было мучительно сознавать, что она поверила в любовь, тогда как ее хотели только использовать. Встреч с сеньором Умберту она избегала, и это было нетрудно, потому что он их не искал.

Другим не менее мучительным переживанием для Эулалии была встреча с Тони. Они столкнулись случайно на улице, когда она шла к отцу в магазин. Выяснилось, что Тони работает в соседнем помещении. Она узнала, что он женат, что жена его ждет ребенка, поняла, что он потерян для нее навсегда. Но сердце у нее болезненно дрогнуло – этот юноша был ей дорог. Ей было очень горько, что он достался другой.

Соледад вздыхала, видя, как ее дочка страдает. «Вот заведем свой магазин, сядет она за кассу и вздохнет свободно. Разве сравнишь работу за кассой с работой за станком? В магазине будут покупатели, глядишь, и жених найдется. Нужно будет держать товары и для мужчин тоже, чтобы разная публика ходила, а не одни только женщины…»

Машинка стрекотала, руки привычно придерживали ткань, следя за безупречно ровной строчкой, и такой же ровной строчкой следовали мысли. Только к вечеру вставала Соледад из-за машинки и принималась готовить ужин, потому что должны были вернуться Маноло и Эулалия.

Она удивилась, услышав, что хлопнула дверь в неурочное время.

– Кто вернулся? – крикнула она. Оказалось, что вернулась Эулалия.

– Что случилось? Почему ты так рано? – спросила Соледад.

Она подняла голову от машинки и вопросительно посмотрела на дочь.

– Сегодня все работницы ушли раньше. Мы решили, что раз администрация никак не реагирует на наши просьбы, мы поставим ее перед фактом!

– Но это же почти забастовка! И уверена, что без вашей Нины не обошлось! – встрепенулась Соледад.

– Конечно, не обошлось, – согласилась Эулалия. – Но я очень рада освободиться пораньше, пойду навещу папу в магазине.

Через пять минут она уже хлопнула дверью, но Соледад успела заметить: Эулалия принарядилась. И покачала головой. Опять ее дочка нарывается на неприятности.

Эулалия торопилась, летела, как на крыльях. Ей хотелось увидеть Тони. Она не задумывалась, хорошо это или плохо. Просто хотелось.

Маноло обрадовался, увидев дочку.

– Помогать пришла? Уверен, что торговля у нас пойдет хоть куда!

Эулалия покрутилась немного в магазине и выглянула снова на улицу. Если соседняя дверь приоткрыта, то можно заглянуть к Тони в мастерскую немного поболтать. Но на двери висел большой замок. Эулалия расстроилась. Приподнятого настроения как ни бывало. День померк, все вокруг потускнело.

Маноло как раз отпустил покупательницу и повернулся к дочери.

– Что это ты как в воду опущенная? Ну-ка признавайся папочке, с чем пришла?

От ласковых слов отца на глазах Эулалии навернулись слезы. Ей стало ужасно жалко себя: почему-то все у нее не складывалось! Наверное, она была самой несчастной девушкой на свете!

Маноло хоть и увидел, что глаза у его доченьки на мокром месте, но тут же понял, что сейчас не время для откровенных разговоров, и попросил:

– Обслужи, пожалуйста, вот эту пожилую покупательницу, а потом будем уже закрываться и пойдем вместе домой.

Эулалия кивнула, подошла к немолодой женщине, которая хотела купить себе нарядную блузку, и они вместе занялись выбором.

– Из тебя выйдет отличная продавщица, – похвалил дочку Маноло, когда они, заперев магазин, вышли на улицу. – Не надоела тебе еще твоя фабрика?

Он хотел подступиться к разговору, который открыл бы ему, что так печалит Эулалию.

– Надоела! – откровенно призналась Эулалия. – Ты сам понимаешь, что работать под началом все того же сеньора Умберту мне не доставляет удовольствия!

– Что правда, то правда, удовольствия мало, зато деньги платят и твоя подружка Нина тебя может защитить, – попытался утешить ее отец. – Если бы мы открыли свой магазинчик, все было бы по-другому. Но сейчас к сеньору Эзекиелу не подступиться. Ходит мрачнее тучи! Небось, слышала, какая у них в семье беда стряслась?

– Нет, понятия не имею, – отозвалась Эулалия, а сердце у нее тревожно екнуло: наверняка что-то с Тони.

– Зять из семьи ушел, беременную жену, дочь Эзекиела, бросил. Вот это беда так беда! – Маноло вздохнул и прибавил: – А мне перекреститься хочется! Ведь и ты могла быть на месте Камилии! Но я, слава богу, вовремя сообразил, что паренек этот – опасное для тебя соседство.

– Тони от жены ушел? – спросила Эулалия.

– Тони, – подтвердил Маноло. – Еще какая-нибудь дурочка, наверное, уже на очереди! Хорошо, что у тебя есть голова на плечах. Толкового человека себе ищешь! А такие на дороге не валяются! Не спешишь, дочка, и правильно делаешь. Другие вон поспешают, а потом слезы льют.

Похвала, пусть и незаслуженная, потому что и Эулалия наделала бы глупостей, если бы по-другому сложились обстоятельства, была девушке все-таки приятна. Она сразу почувствовала себя счастливее, благополучнее и удачливее, чем другие ее сверстницы, хотя еще час назад казалась себе несчастной-разнесчастной.

– Зайдем на рынок, – предложил Маноло. – Когда есть работа, можно себя и побаловать.

– С удовольствием, – откликнулась Эулалия. Она была сластеной, любила засахаренные фрукты, орешки, экзотические фрукты, и теперь сразу же почувствовала себя маленькой девочкой, которой предстоит столько радости. – Мне цукаты, ты знаешь!

– Будут тебе цукаты! Но сначала купим маме копченой рыбы, она у нас любительница.

В рыбном ряду Эулалия и увидела Тони. Вместе с каким-то парнем он таскал корзины с рыбой. В грубой робе, в какой-то шапчонке он показался Эулалии и некрасивым, и несимпатичным.

В самом деле, что хорошего в человеке, который может бросить беременную жену? Эулалия посмотрела на него даже с каким-то испугом, с какой-то брезгливостью.

«Меня и в самом деле Бог бережет, – с удовлетворением подумала она, возвращаясь домой под руку с отцом. – И нечего мне Его гневить. Он приготовит для меня самого лучшего жениха!»