Текст книги "Земля любви, земля надежды. Расставания и встречи"

Автор книги: Мария Леонора Соареш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– Мама! Папа тоже немало поездил по свету, прежде чем нашел свое место и свое дело! – заговорила она. – Родом он из Египта, потом бежал в Россию, там познакомился с тобой, и твои родные отдали тебя за него замуж!

Ципора с нежностью посмотрела на мужа.

– Его все любили, не только я, – сказала она.

– Потом вы уехали и из России, когда там начались погромы, а когда добрались до Бразилии, разве не помогали вам добрые люди, пока вы не встали на ноги?

– Помогали, – согласился Эзекиел, – нам с Ципорой помогали наши единоверцы, такие же иудеи, как мы. А мы, как видишь, помогаем даже итальянцу.

Камилия всегда удивлялась, когда мать говорила: Тони не иудей. Для нее это мало что значило. Вопросы веры не интересовали ее, она привычно исполняла все принятые в доме обряды, но не задумывалась, что, собственно, они значат. Таков был привычный ход жизни – и больше ничего.

Эзекиел между тем, поглядев на дочь, сообразил, что у него есть и еще одна причина, из-за которой с итальянцем нужно расстаться как можно скорее: уж больно разгорелись у Камилии щеки и заблестели глаза.

– Я подумаю, куда девать этого парнишку, – пообещал он жене, уже засыпая, – если мы выкинем его на улицу, будет только хуже…

Глава 9

После ухода из дома Тони Эулалия не находила себе места, вокруг стало пусто, тоскливо, невыносимо. Она была достаточно умна, чтобы ни в чем не винить своих родителей – они поступили благородно, разрешив Тони пожить у них, хотя сами находились в трудном положении. Мать целыми днями сидела за машинкой, случилось так, что она стала единственной кормилицей семьи. Отец приходил домой поздно, его поиски не имели успеха, наверное, сказывался и возраст: кому был нужен пожилой и усталый человек, когда вокруг было полно сильных напористых смекалистых молодых людей? И вдруг Эулалию осенило: ведь и она может отправиться на поиски работы! Пора ей начинать жить самостоятельно и не зависеть от родителей! Неожиданная мысль очень согрела Эулалию, она поделилась ею с матерью, и та, хоть и была в душе против, не нашла, что возразить. Денег катастрофически не хватало, если бы дочь устроилась на работу, ее заработок мог стать большим подспорьем.

Работу Эулалия нашла быстро, на ткацкой фабрике оказалось вакантное место. Хозяин, едва взглянув на красивую девушку, сейчас же согласился взять ее ученицей.

Дон Умберту любил красивых девушек. Его жена уже несколько лет ездила в инвалидной коляске, и он утешался с теми, кто не мог ему отказать, боясь потерять рабочее место. Такие, как Нина, были исключением, и он чувствовал себя пашой, хозяином обширного гарема, куда охотно брал новых красивых невольниц.

Станок Эулалии оказался возле станка Нины, и старшая взяла под опеку младшую. Она учила Эулалию не только ремеслу, девушки под стук станков много о чем разговаривали, и Нина делилась с новенькой своим житейским опытом. Эулалия не могла не рассказать подруге о своих переживаниях и о молодом итальянце. Нина ей посочувствовала, и сказала, что молодой человек и вправду заслуживает любви, так как повел себя очень достойно.

Об этом незнакомом юноше Нина рассказала и матери.

– Честно говоря, я не знаю, кто бы так еще поступил, – прибавила она, представляя себе толпу молодых людей из своего дома, которые гроздью повисали на душе, когда она мылась, а потом вспомнив про своего хозяина дона Умберту.

– А я знаю, – со вздохом сказала Мадалена.

– Мой отец? – догадалась Нина.

– Да, дочка, твой отец, – подтвердила Мадалена, – он был необыкновенно благородным человеком, потому и провел большую часть своей жизни в тюрьме. Я была еще молодой, многого не понимала. Мне казалось обидным, что о других он думает больше, чем обо мне. Только к старости я поняла, что хорошее может удержаться, если оно будет общим.

– Выходит, ты стала, как папа, коммунисткой, – рассмеялась Нина.

– Нет, дочка, я просто поняла, чего хотел твой отец и почему он этого хотел, – все так же вздыхая, проговорила Мадалена.

– Как бы я хотела познакомиться со своим отцом! – воскликнула Нина.

– Дай бог, чтобы он был жив, – заключила разговор Мадалена.

Она с любовью посмотрела на статную красавицу дочь – Джузеппе был бы доволен, Мадалена все сделала для нее: Нина умела и читать, и писать, и считать, хотя не многие женщины в Сан-Паулу могли этим похвастаться.

Да, даже в 30-е годы двадцатого столетия вопрос об образовании стоял очень остро. Получали образование очень немногие, и по преимуществу мужчины, а не женщины. Поэтому дело, которому посвятили себя Маурисиу и Беатриса, было по существу небольшой революцией, но они и не подозревали о собственном героизме, изо дня в день проводя уроки и радуясь успехам своих маленьких учеников.

В один прекрасный день ребятишки пришли в класс и увидели в нем парты, на которых лежали тетради, карандаши, учебники. Толпа застыла на пороге, в первую секунду никто не решился войти в это святилище, прикоснуться к разложенным сокровищам.

– Мой брат Маурисиу сделал вам подарок, – сказала Беатриса. – С сегодняшнего дня мы будем учиться не только читать, но и писать!

Восторгу детей не было предела, как величайшее богатство они унесли с собой книги.

Красивые картинки в них понравились и взрослым, многие вздохнули, сожалея, что не обучены грамоте. Многие позавидовали своим детишкам.

– Старайтесь, – говорили родители малышам. – Потом нас учить будете.

Беатриса изо в день видела у окна и Марселло, он приходил, слушал урок и писал палочкой на земле. Она уже знала, что он умеет только написать свое имя, и ей становилось обидно за него. Красивые сильные люди чувствовали себя калеками, не имея возможности читать и писать. Все чаще думала она о том, что для взрослых школа еще нужнее, чем для малышей.

– Полагаю тебе придется преподавать еще и вечерами, – сказала она брату и поделилась мечтой о школе для взрослых.

Маурисиу поначалу отнесся к ее идее скептически, а Франсиска просто-таки враждебно.

– Если я терпела твою возню с ребятишками, хотя не вижу смысла лишать себя будущих работников, то работать со взрослыми не позволю! Во-первых, это неприлично, а во-вторых, нечего отрывать людей от дела.

– Я знала, что ты будешь против, – спокойно заговорила Беатриса с уверенностью опытной учительницы, – поэтому и прошу Маурисиу помочь мне. Если мы будем работать вместе, ничего неприличного в этом не будет. И работе наши занятия не помешают, они будут проходить вечером. И если вместо посиделок со спиртными напитками, парни и девушки будут учиться, то, мне кажется, выиграют все – и они, и мы!

– Пустые слова! – резко заявила Франсиска. – Здравый смысл и опыт говорят совсем другое: каждому хорошо на своем месте, а если начинаешь все смешивать, то жди беспорядка, который приносит убытки и разорение. Мы сейчас переживаем именно это, и вы помогаете беспорядку.

– А чем, по твоему мнению, я должна была бы заниматься, мамочка? – поинтересовалась Беатриса.

– Вышивать и ждать жениха! – отрезала Франсиска. – Я могла бы тебе предложить недурную партию, но знаю, что ты откажешься наотрез, и поэтому молчу. Раньше дети ничего не делали без позволения родителей. Вот меня мои родители выдали замуж за вашего отца, и мы счастливо прожили всю жизнь.

– Вам очень повезло, мамочка! А сколько мы знаем историй наших соседей, когда и у жены, и у мужа были романы, рождались внебрачные дети, сколько возникало с ними сложностей и неприятностей! – воскликнула Беатриса.

– Вот уж тема не для молоденькой девушки! – потемнев лицом и насупив брови, возмутилась Франсиска. – Откуда ты только взяла все это?

– Слухом земля полнится, – отвечала Беатриса. – И по моему мнению, девушка должна знать жизнь, чтобы выбрать себе в мужья надежного и хорошего человека, с которым не страшны никакие испытания. А ты какого мнения, братец?

– Согласен с тобой целиком и полностью, – отвечал Маурисиу. – И должен сказать, что девушки в Европе гораздо самостоятельнее. Многие из них зарабатывают себе на жизнь и сами решают свою судьбу.

– И удачно? – не без издевки поинтересовалась Франсиска. – Уверена, что большинство из них остается с ребенком на руках, не зная, куда подевался муж.

Маурисиу вынужден был признать, что он видел в Париже и такое.

– В общем, милые мои, бедняки всегда сами решали свою судьбу и всегда на свою голову! А люди побогаче должны всерьез подумать, прежде чем решиться на такой серьезный шаг, как брак, – назидательно проговорила Франсиска; – Прежде всего нужно думать о том, чтобы одинаковыми были состояния и положение в обществе.

Молодежь не была согласна с этим мнением, для нее главным казалось совсем другое. А Франсиска продолжала:

– Вот поэтому я до сих пор и не предложила тебе, моя дорогая, достойного жениха. Раньше фазендами владели люди порядочные, соседи роднились между собой, соединяли земли, увеличивали достояние детей и внуков. А теперь… Не станешь же родниться со всяким пришлым сбродом!

Франсиска оседлала любимого конька, а ее дети постарались пропустить эти речи мимо ушей: ссориться с матерью им не хотелось, а вот насчет того, чтобы породниться с соседями, пусть приехавшими из чужой и далекой страны?.. Нет, они не видели в этом ничего зазорного!

Что-то в этом роде Маурисиу очень осторожно и высказал, чем вызвал бурю возмущения у Франсиски.

– Даже слышать не хочу! Вы якшаетесь бог знает с кем! И вот результат! Скоро на нашей фазенде работать будет некому!

– Тогда мы с Маурисиу возьмемся за мотыги, – решительно заявила Беатриса.

Маурисиу энергично закивал в– ответ, поддерживая сестру.

– Надо было сказать об этом пораньше, – язвительно заявила Франсиска. – Мы бы с вашим отцом не тратили денег на ваше ученье!

С этими словами она выплыла из комнаты, не желая продолжать бессмысленный разговор.

Но разговор продолжили брат с сестрой. Они решили, что непременно откроют школу для взрослых. Маурисиу представил себе, как он учит Катэрину, и его желание учительствовать еще более окрепло. Каждый день во сне он видел красавицу итальянку, а теперь сможет видеть ее наяву.

Глава 10

Дженаро, проснувшись утром, узнал, что Мария осталась у них в доме, что она ночевала в комнате Тони, и побелел от гнева.

– Если ты оставишь ее у нас, – прошипел он, – я уйду из дома! Я не потерплю, чтобы дочь фашиста жила под моим кровом!

– Она мать твоего внука, – попыталась урезонить его Роза, – при чем тут фашисты?

– Какого еще внука, если у меня нет сына! – упорствовал Дженаро. – Я не желаю ее видеть, и этим все сказано!

Он уже кричал во весь голос, и Мария, слыша, что он говорит, залилась слезами. Она не могла понять жестокости, с какой эти взрослые, уважаемые всеми люди топтали живую жизнь… Почему они так ее ненавидят? За что? Мария никого не ограбила, не убила. Неужели ждать ребенка – это преступление?

Внизу хлопнула дверь, это Дженаро ушел из дома, потом она хлопнула еще раз, и Мария услышала голос своей бабушки. В этом мире у нее оставался единственный человек, который всегда был с ней рядом, любил ее и понимал. Мария бросилась к ней.

– Уйдем отсюда, – попросила она, целуя старушку, – сеньор Дженаро даже не смотрит в мою сторону. Он не хочет, чтобы я оставалась тут…

– Да, это так, – признала сеньора Роза.

Луиза испепелила несчастную Розу взглядом, больше всего она была похожа на разгневанную королеву.

– Пойдем, моя девочка, – с неподдельной нежностью обратилась она к внучке, – эти люди недостойны счастья, которое выпало им на долю. Скажите своему мужу, сеньора Роза, что, когда родится этот малыш, ни вы, ни ваш муж и близко к нему не подойдете! Только через мой труп! Повторяю, только через мой труп!

И взяв внучку под руку, она гордо переступила через порог, оставив Розу в слезах. Вечно Роза была между двух огней, вечно была виноватой. Но мучительнее всего была для нее даже не вина, а ужасная мысль, которая вдруг пришла ей В голову: Джулиано расправится с ее сыном, он достанет его из-под земли и убьет! Ради того, чтобы это не случилось, они должны были оставить у себя Марию. Но разве ее муж что-нибудь может понять?! Он только себя понимает! Роза горько заплакала.

Луиза сумела поговорить с Джулиано, и тот сменил гнев на милость. Он даже приобнял дочь, увидев ее.

– Ты мне не чужая, – сказал он, – живи лучше дома. Твоя бабушка сказала мне очень неприятные вещи. Я о многом подумал, больше не буду тебя гнать. Что тебе сказала Роза? Где ее поганец?

Мария оскорбилась за Тони. Как смеет отец так отзываться о нем? Но ответила кротко:

– Она ничего не знает. Они не получили ни одного письма.

– Ну и ладно, – махнул рукой Джулиано. – Рожай своего ребенка, моего внука. Я уже нанял людей, чтобы они искали мерзавца Тони, и когда они его найдут, он пожалеет, что родился на свет.

– Тони любит меня, – со всхлипом отозвалась Мария. – Если бы он знал, что тут со мной творится, он бы на крыльях прилетел!

Лицо у нее посветлело, Джулиано отвернулся. Ему было больно смотреть на глупенькую девочку, которая так по-дурацки сломала себе жизнь. Про себя он поклялся отомстить тому, кто ее поломал.

– Иди к себе, дочка, – отослал ее Джулиано, ему было больно смотреть на нее.

А Марии было больно из-за Тони. Как мучительна неизвестность!

– Мне так страшно, бабуля! – Мария прижалась к Луизе, и та обняла ее.

– Не бойся, Мария. Бог поможет твоему Тони!

– Я боюсь отца, бабуля, – призналась бедняжка.

– Я тоже, – вздохнула Луиза.

Теперь и Джулиано с нетерпением ждал вестей, и они не замедлили прийти. Нанятый им человек сообщил:

– Мы все разведали. Паренек в Неаполе сел на пароход, но сел нелегально. Обычный случай. На билет денег не было. А потом он бросился в воду до того, как пароход причалил.

– С чего бы это? – недоуменно спросил Джулиано.

– От страха, сеньор. Капитан мог передать его в иммиграционную службу, – объяснил агент.

– Он еще больший псих, чем я думал, – задумчиво сказал Джулиано.

– В общем, паренек скорее всего погиб. Следы теряются, – подвел итог агент.

– Какое счастье! – с облегчением вздохнул Джулиано и расплатился с агентом даже щедрее, чем собирался.

Великая любовь его дочери кончилась, какое облегчение.

Джулиано сидел в кресле, и на глазах у него вновь были слезы. Он не мог предполагать, что нависший над ним кошмар разрешится так скоро. Немного успокоившись и придя в себя, Джулиано вызвал к себе нелюбимую тещу, ей он сообщит полученные вести, а уж Луиза пусть сообщит об этом Марии. Но потом передумал, не в силах отказаться от удовольствия самому покончить с этой мучительной для всех и позорной историей. Он позвал в гостиную дочь и нелюбимую тещу и торжественно сообщил полученную новость.

Мария подняла глаза на старушку и сказала:

– Я не верю этому, бабушка! Сердце говорит мне, что Тони жив!

– Антонио Ферьяно утонул, его не разыскивает даже иммиграционная служба! Он плыл на корабле как бродяга! – со вкусом и наслаждением повторил Джулиано.

Мария разрыдалась. Может быть, не потому, что поверила отцу, а потому, что он с таким наслаждением об этом сказал.

Луиза взглянула на зятя с нескрываемым упреком:

– Неужели вы не понимаете, какую боль причиняете дочери?

– Мне никогда не нравился этот мерзавец, – заявил Джулиано. – Пусть она поплачет, к завтрашнему утру все пройдет! А как обрадуется этому известию мой друг Мартино!

Джулиано вышел из гостиной, намереваясь немедленно отправиться к другу, чтобы порадовать его. Бабушка с внучкой переглянулись.

– Если Тони в самом деле погиб, то я думаю, тебе будет лучше… – начала старушка.

– Не говори, что ты хочешь видеть меня замужем за сеньором Мартино! – горячо возразила Мария. – Тони жив, он вернется и увидит, что я жду его с нашим малышом!

– Дай-то бог, чтобы так оно и было, – тихонько вздохнула Луиза, подумав при этом, что жизнь зачастую распоряжается совсем иначе.

Весть о гибели Тони мигом облетела поселок. Как ни крепился Дженаро, но и он всю ночь проплакал в подушку, а слезы из материнских глаз лились и днем.

Глава 11

Ципора не сомневалась, что Камилия влюбилась по уши в смазливого итальянца. Зная характер дочери, она горевала об этом заранее, потому что таких упорных и упрямых девчонок было мало на свете. Камилия была молчалива, сдержанна, но под внешним спокойствием таился вулкан. Ципора чувствовала его огненное дыхание и трепетала. Может быть, в привязанности дочери и не было бы ничего дурного, Тони был симпатичным мальчиком с хорошим характером, но во-первых, он не был иудеем, а значит, уже поэтому не мог стать мужем Камилии. Во-вторых, он был беден, как церковная мышь, а в-третьих, не имел никакой склонности к торговле.

Последнюю фразу Ципора произнесла вслух, и вошедший Эзекиел поддержал ее:

– Никакой, Ципора, склонности к торговле. И все-таки я нашел выход из положения! Ты же меня знаешь!

Ципора в который раз восхитилась мужем: на Эзекиела всегда можно было положиться, голова у него была, как у раввина.

– Ты помнишь Агостино? – спросил муж.

И Ципора сразу припомнила немолодого итальянца с живыми черными глазами.

– Конечно, – ответила она. – Он еще пишет такие красивые картины! И приходил к нам за холстом, так мы с ним и познакомились.

– Вот именно, наш постоянный клиент и друг, – с важностью подтвердил Эзекиел. – К нему в мастерскую и нужно отправить Тони, – с той же важностью прибавил он.

Ципора вскочила и расцеловала мужа: лучшего решения и быть не могло! Даже Камилия будет довольна, и возразить ей будет нечего!

– Голова у тебя даже лучше, чем у раввина, – одобрительно сказала она, и оба рассмеялись.

– Мне пришло это в голову, когда Тони сказал, что немного занимался живописью в Италии. Все итальянцы понемногу рисуют и музицируют, так пусть у нашего будет возможность рисовать как можно больше. Словом, мы идем сегодня знакомиться, а там все будет, как решит Агостино.

– Если Тони ему понравится, он возьмет его к себе в подмастерья, – подхватила Ципора. – А Тони с первого взгляда нравится всем!

– Но только с первого, – парировал Эзекиел, и они снова рассмеялись.

– Нет, мы ничего против него не имеем, – прибавил он, – но пришла пора позаботиться о его судьбе.

Он надел свой парадный сюртук, вызвал Тони, критически оглядел его скромный костюм, нашел его вполне подходящим к случаю, и они отправились.

Агостино молодой человек понравился, он охотно согласился оставить у себя Тони, чему Эзекиел был очень рад.

Зато Камилии было невероятно грустно. Она села за пианино, зная, что Тони непременно подойдет к ней, а потом сядет рядом и будет играть. Так было уже не однажды. Так случилось и на этот раз.

Тони вернулся в приподнятом настроении: он был счастлив оказаться у своего соотечественника. И не просто соотечественника – удивительно талантливого художника. Сама судьба покровительствовала Тони, посылая ему удивительные встречи. Он был поражен талантом Агостино и тем, что тот живет в бедности. Сам он мечтал разбогатеть и вернуться в Италию. Неизвестно, ждет ли его Мария? Или отец принудил ее к ненавистному замужеству? Скорее всего принудил…

При этой мысли Тони приуныл и сел рядом с Камилией, которая разучивала очередной этюд. Очень скоро он заиграл свою любимую песню. Глаза слушавшей его Камилии увлажнились, Тони растрогала душевная тонкость девушки, она сидела так близко, он чувствовал, что она взволнована до глубины души. У него самого увлажнились глаза, он наклонился и поцеловал нежные полуоткрытые губы, потянувшиеся ему навстречу.

– Ну и ну! – раздался негодующий голос заглянувшей в комнату Ципоры.

Молодые люди, вспыхнув, отодвинулись друг от друга. Камилия догадалась, что ей придется давать объяснения матери, но она не боялась объяснений. Она знала, что любит Тони и будет любить его всегда!

– На твоем месте я написала бы письмо домой, – внезапно сказала она. – Твои родители не знают, что с тобой, и волнуются:

– Ты права, Камилия, у тебя такое чуткое, такое доброе сердце, – отозвался благодарно Тони.

– Напиши письмо, а я отправлю его, – пообещала она. – В ближайшие дни ты будешь занят другим, тебе будет не до писем.

– Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали, – растроганно проговорил Тони. – Я бесконечно благодарен и тебе, Камилия, и твоим родителям.

Камилия надеялась, что он снова ее поцелует, но Тони встал и отправился к себе в комнату, сел и стал писать письмо. Через полчаса он спустился и вручил Камилии исписанный с двух сторон листочек, на другом был написан адрес.

С этим листочком Камилия отправилась на кухню к Ципоре. Мать принялась ругать Камилию, у которой дело дошло уже до поцелуев, но та слушала ее вполуха, пытаясь разобрать, что же написал Тони. Заинтересовалась письмом и Ципора, но ничего, кроме часто повторявшегося в письме имени Мария, они разобрать не сумели.

– Вот видишь! – воскликнула мать. – У него есть девушка, я тебе запрещаю с ним видеться! Счастье, что завтра он уйдет из нашего дома! Отцу я пока ничего не скажу, но берегись! Если только он узнает, что ты посмела влюбиться в человека чужой веры!..

Но что было до веры Камилии, когда перед глазами у нее стоял прекрасный Тони, а губы жег его поцелуй!

Тони переехал к Агостино. Художник был рад обществу приятного молодого человека, который оказался к тому же и небесталанным.

– А готовить ты умеешь? – поинтересовался Агостино. Тони отрицательно покачал головой.

– У нас дома всегда готовила еду мама, меня стряпня как-то не интересовала, – улыбнулся он.

– Придется научиться, – предупредил Агостино. – Питаться дома гораздо экономнее.

– Но вы же удивительный художник! – воскликнул Тони. – Неужели ваши картины не покупают?

– Картины художников покупают только после их смерти, – назидательно произнес Агостино. – Так что приготовься к полуголодному существованию.

Агостино заинтересовался, откуда Тони знает португальский язык, и Тони с удовольствием рассказал о своем дядюшке Джузеппе, который много лет прожил в Бразилии, а когда вернулся на родину, научил племянника говорить по-португальски. Тони с удовольствием рассказывал о дядюшке, он очень любил его. Рассказал о его политических пристрастиях, о тюрьмах, в которых тот сидел, об оставленной здесь дочери Нине…

Агостино слушал рассказ очень внимательно, Тони даже подумалось, что внимание его не совсем обычно.

– Я тоже был поначалу анархистом, – внезапно сообщил Агостино. – Правда, недолго.

– А мне дядюшка посоветовал не вмешиваться в политику, – признался Тони.

– Значит, к старости он поумнел, твой дядя Джузеппе, – улыбнулся Агостино. – В молодости я знавал одного Джузеппе, мы с ним вместе сидели в тюрьме.

– Неужели моего дядю? – изумился Тони.

– Вполне возможно, – уклончиво ответил Агостино. – Кто это может теперь сказать? Я даже остался ему кое-что должен и не прочь расплатиться с ним теперь. – Впрочем, там видно будет!

На этом удивительном признании разговор в тот день закончился.

Со следующего дня Тони принялся за работу, которую обычно выполняют ученики в мастерских: немного занимаются хозяйством, немного учатся у мастера, немного помогают ему, натягивая холсты на подрамники, иногда делая подмалевку.

После обеда в мастерской появилась Камилия.

– Я пошла в библиотеку за новыми книгами, – сообщила она, – и решила вас навестить.

С той поры она что ни день приходила в мастерскую и болтала с Тони. Агостино косо посматривал на молодых людей из угла, где работал. Предосудительного в их поведении ничего не было, но он знал, как огорчится Эзекиел, узнав, что его дочь влюбилась не в иудея. Агостино даже поговорил об этом с Токи, но тот, ласково улыбнувшись, спросил:

– Вы можете мне посоветовать, что делать? Вы хозяин мастерской, вы можете отказать сеньорине от дома. Я вынужден развлекать ее, когда она приходит в гости.

– И ты делаешь это с удовольствием, судя по вашему смеху.

– Сеньорина – красавица, и я думаю, что ее общество доставит удовольствие каждому.

Агостино нечего было возразить.

– Будь осторожнее, не переходи границ, – предупредил он, – вы ведь все равно не сможете пожениться.

Мысль о женитьбе даже не приходила в голову Тони, он знал, что несвободен, но тут впервые задумался и представил Камилию своей женой. Конечно, так, в шутку.

Через несколько дней Агостино вручил ему документы, и Тони посмотрел на него со слезами благодарности. Теперь он мог чувствовать себя полноценным человеком, мог свободно ехать, куда захочет, мог… Он мог все! Какое же это, оказывается, счастье – иметь документы, которые он так легкомысленно оставил тогда в порту в Неаполе!

Из благодарности Тони взялся продавать картины Агостино. Он выбрал несколько небольших и устроился с ними на углу улицы, предлагая прохожим замечательную живопись. Но первой покупательницей оказалась Камилия, которая подошла к Тони и выбрала для себя картину. Стоило ей купить одну, как люди стали останавливаться, смотреть, и потом одна за другой четыре картины было куплено.

Довольный Тони, зажав в кулаке деньги, отправился вместе с Камилией в мастерскую.

– Теперь я сделаю для сеньора Агостино все, что он пожелает, буду служить ему, как раб, – говорил Тони Камилии. – Ведь он сделал для меня документы. Теперь я полноправный, независимый человек. Но как он их сделал, я не представляю.

– Сеньор Агостино только передал тебе их, – сказала с милой улыбкой Камилия, – а сделал их для тебя мой отец и заплатил за них немалые деньги.

– Я непременно верну их, – пообещал Тони. – Он не пожалеет, что помогал мне.

Тони не знал, что еще сказать. Он даже почувствовал неловкость.

– Отец очень привязался к тебе, – объяснила Камилия. – Поэтому он старается тебе помочь.

– Вот увидишь, он в этом не раскается, я постараюсь оправдать его доверие, – повторил Тони.

Получив документы, он почувствовал себя счастливым в этом городе, теперь ему особенно нравился всегдашний шум, пестрая толпа на улицах, витрины. Он почувствовал себя жителем другой страны, которая вполне может стать его родиной.

Ципору беспокоила страсть дочери к книгам и ее слишком частые отлучки в библиотеку, тем более она не видела, чтобы Камилия так уж много читала. Она устроила дочери допрос и очень скоро добилась признания, что та ходит в мастерскую Агостино, потому что не может жить без Тони.

– Я буду за него бороться, мама, – решительно заявила Камилия. – Рано или поздно он будет моим.

Ципора похолодела. Пора было сообщать о происходящем Эзекиелу, пусть он включает свои знаменитые мозги.

– А ты отправила его письмо на родину? – спросила она.

– Отправила, – спокойно ответила Камилия, – но я знаю, что рано или поздно Тони будет со мной!