Текст книги "Земля любви, земля надежды. Расставания и встречи"
Автор книги: Мария Леонора Соареш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
Глава 6
Тони проснулся от громких голосов. Поднял голову и увидел внизу с любопытством смотрящих на него негров. Он протянул руки за брюками, но их не оказалось. Громкий хохот подхлестнул его.
– Отдайте мою одежду! – закричал он, но те только хохотали.
Ярость и отчаяние захлестнули его, он спрыгнул вниз и стал гоняться за обидчиками, а негры, хохоча, перекидывали его одежду.
Тони остановился, на глазах у него выступили слезы.
– А я-то океан переплыл! К вам сюда, в Бразилию, стремился! Первые бразильцы, которых вижу, – это вы! И вот вы, оказывается, какие!
Негры примолкли. Самый старший из них скомандовал:
– А ну-ка, ребята, верните ему одежду! И деньги, которые сохли, тоже! А ты, паренек, расскажи нам все поподробнее.
Одевшись, Тони рассказал свою историю. Матирос, так звали немолодого негра, проникся сочувствием к зеленому пареньку. Тони попросил:
– А можно я поработаю с вами? Негры захохотали.
– А у тебя есть для нас работа? – наперебой стали спрашивать они. – Работа сейчас на вес золота. Мы все ее ищем. Корабли не приходят, разгружать нечего.
Глаза Тони широко открылись; неужели? Неужели и тут плохо с работой? На его лице было написано такое недоумение и такое детское огорчение, что пожилой негр невольно улыбнулся. Ему нравился этот паренек, отважно пустившийся вплавь по житейскому морю. Он пригласил его к себе, зная, что жена не откажет в гостеприимстве. Люди должны помогать друг другу, иначе им не выжить.
– Тебе нужно отправиться в большой город. Поезжай в Сан-Паулу. В больших городах всегда есть работа. А это всего лишь порт, в хорошие времена тут тоже можно прокормиться, но сейчас времена плохие, – говорил Матирос, глядя, как Тони понемногу откусывает от куска хлеба, боясь положить себе на тарелку лишнюю ложку каши.
У Ноэми, жены Матироса, славный итальянец тоже вызвал только сочувствие. Она не сердилась на мужа за то, что тот привел к ним в дом лишний рот. Наоборот, перестирала Тони одежду, пожалев, что нечего дать на смену: рубашка Матироса болталась на нем, как на вешалке. Матирос поменял высохшие итальянские лиры на португальские и купил Тони билет до Сан-Паулу.
– Ты даже сможешь купить себе какой-нибудь еды, – сказал он, вручая Тони билет и сдачу.
У Тони словно крылья выросли за спиной. В поезд он сел с улыбкой до ушей и ощущением необыкновенной удачи. Все ему вокруг нравилось, все вызывало интерес. Ему хотелось задать миллион вопросов обо всем, что видел вокруг, он хотел разузнать побольше и про Сан-Паулу. Что там его ждет, в этом большом городе? Рядом с ним у окна стояла хорошенькая девушка, Тони улыбнулся и назвал свое имя.
– Позвольте с вами познакомиться, – сказал он, – просто так, чтобы нам не скучать дорогой.
Девушка охотно назвала свое имя, ее звали Эулалия. Родители ее были испанцами, но они уже давно приехали в Бразилию, Эулалия родилась в Сан-Паулу. Всю дорогу они болтали, рассказывая каждый о себе. Больше рассказывал Тони, поскольку у него уже появилось чувство, которое Джузеппе называл «ностальгией». Рассказал он Эулалии, настоящей красавицей, и о своей Марии, ожидающей его в Чивите.
Надо сказать, это сообщение огорчило девушку, потому что красивый вежливый итальянец с бархатным взглядом и ласковым голосом сразу ей понравился. Но вместе с тем она лишний раз поняла, что имеет дело с порядочным человеком, который и в самом деле нуждается в помощи, а не пытается обольстить по дороге девушку.
Когда они добрались до Сан-Паулу, был уже вечер, и Эулалия попросила Тони проводить ее, на что он согласился с удовольствием, потому что идти ему было некуда. Если сказать честно, то Сан-Паулу ошеломил его своей величиной. По сравнению с Чивитой и даже Неаполем, который он и рассмотреть не успел, этот город казался целой страной, и Тони чувствовал себя в нем несколько неуютно. Эулалия жила не так уж далеко от вокзала. Прощаясь у дверей, она предложила:
– Пойдем к нам, я все объясню своим родителям, они у меня очень добрые люди.
– Вы тоже очень добры, сеньорина, – ответил Тони. – Но я не могу принять вашего любезного предложения. Не хочу отягощать своими проблемами ваших близких.
– Но ведь идти-то вам некуда, Тони! – воскликнула девушка. – Переночуете у нас, а завтра отправитесь искать работу. Может быть, мой отец вам что-нибудь подскажет.
Поколебавшись, Тони согласился: он не собирался быть в этом доме нахлебником, а получить совет от местного жителя было просто необходимо.
Несколько минут ожидания в гостиной, пока Эулалия говорила со своими родителями, показались Тони томительными часами. Дон Маноло и дона Соледад вышли в гостиную с напряженными лицами, они не знали, что и подумать о просьбе дочери приютить незнакомца, – такого у них в доме не водилось. Но симпатичный юноша сумел и их расположить к себе. Им показалось совершенно естественным помочь этому славному молодому человеку. Хотя Соледад сразу же подумала, что Эулалия неспроста так расположилась к этому красавчику и нужно смотреть за ними в оба.
Но как бы там ни было, Тони, вместо того чтобы спать под открытым небом на улице, спал в небольшой чистенькой комнатке на удобной кровати. А на другой день дона Соледад села за машинку и перешила старые брюки и жилет своего мужа для гостя.
– Чтобы искать работу, – сказала она, – нужно иметь приличный вид.
Маноло, к сожалению, не мог помочь Тони даже советом: за те дни, что Эулалия гостила у тетушки в Сантосе, он лишился работы.
– Я проработал сорок лет, прекрасный специалист, и оказался никому не нужен!..
Он был в таком угнетенном состоянии, что не мог даже говорить об этом.
И вот Маноло с Тони принялись искать работу, но возвращались вечером домой с одним и тем же результатом – работы не было.
Тони уже немного освоился в городе и бродил по нему с большим удовольствием. Ему нравился шум трамваев, обилие магазинов, веселая толпа на тротуарах. Он забредал и в богатые кварталы, где за изгородью среди цветов белели красивые виллы, и все прикидывал, а нет ли для него какой-нибудь работы? Придумывал, что бы он мог тут делать. Мария стояла у него перед глазами, он хотел как можно быстрее начать работать, зарабатывать… О том, чтобы разбогатеть, пока не было и речи… Тони возвращался усталый, разбитый, но с непоколебимой уверенностью, что завтра он все-таки найдет работу и оставит гостеприимный кров, который в любой момент мог стать не гостеприимным. Тони был чутким человеком, он прекрасно улавливал растущее недовольство своих хозяев.
Маноло был недоволен тем, что у них в доме появился лишний рот, Соледад беспокоило то, что Эулалия влюбилась в итальянца. Оба они пришли к выводу, что настала пора прощаться с гостем. Маноло завел поначалу разговор обиняками.
– Мне кажется, – начал он, – что приезжим ничего не светит в Сан-Паулу. Будь я молод, как ты, я бы отправился в глубь страны на кофейные плантации. Там-то уж наверняка есть работа.
– Я не был рабом и не буду! – гордо ответил Тони, вспомнив слова своего дядюшки Джузеппе, который именно так объяснял, почему он не стал работать на кофейных плантациях, как его друг Винченцо.
Маноло только плечами пожал: если с бедняком он мог поделиться куском хлеба, то гордецы пусть сами выпутываются из своих сложностей.
Вечером за ужином Маноло и Соледад решили, что завтра распрощаются с Тони. Эулалия поняла, что решение родителей окончательно и беспрекословно. Сердце у нее упало. И все-таки она попыталась уговорить их отказаться от своего решения. Но чем горячее становились эти уговоры, тем тверже стояли на своем родители Эулалии. Теперь и Маноло понял, какую опасность представляет собой для их дома пришлый итальянец.
– Смотри за нашей доченькой в оба, – шепнул он жене на ухо.
– Я и так глаз с нее не свожу, – ответила ему жена.
Эулалия была в отчаянии и решилась на рискованный шаг. Дождавшись, пока в доме все затихнет, она заглянула в комнату Тони. Нельзя сказать, что она оделась для этого визита, скорее наоборот. Тони невольно вздохнул, увидев возле себя полуодетую красавицу. Многое было скрыто в этом вздохе – и волнение, и сожаление, и тоска. Эулалия сообщила ему о решении родителей и дала понять, что не хотела бы с ним расставаться.
– Я очень благодарен вам, сеньорина, вам и вашим родителям. Никогда и ни чем я не хотел бы огорчить вашу семью. Завтра же уйду из вашего дома, и в моем сердце будет только благодарность.
– Только? – переспросила Эулалия.
– Да, только, – твердо ответил Тони, хотя он не мог сказать, что присутствие рядом с ним красивой девушки оставило его совершенно равнодушным. Но никакая красавица не могла сравниться с Марией, его Марией!..
– Ты очень тоскуешь о своей итальянке? – спросила Эулалия.
– Очень, – ответил Тони и сказал правду.
Опечаленная Эулалия вышла и тут же в коридоре наткнулась на Соледад. Мать смотрела на дочь испуганно, предположив, что свершилось нечто непоправимое. Эулалия припала к материнской груди и заплакала:
– Он не любит меня, мама, не любит, а я люблю его. Облегченно вздохнув, Соледад поздравила себя с тем, что завтра утром опасный итальянец покинет наконец их дом.
Расставание было, несмотря ни на что, трогательным. Тони и впрямь был необыкновенно обаятельным молодым человеком. Соледад вручила ему пакет с одеждой. Тони долго отказывался, но свое веское слово сказал даже Маноло, и Тони, поблагодарив, принял подарок.
Так, со свертком под мышкой, Тони и отправился бродить по городу. Он бродил целый день, а к вечеру ноги занесли его в. еврейский квартал. Вдруг Тони остановился, услышав давно забытые звуки: кто-то на пианино разучивал этюд. Сердце его сжалось от тоски, он вспомнил отца, мать, родной дом в Чивите. Заглянув в окно, Тони увидел хорошенькую девушку, сидящую за пианино. Неловкими пальцами она разыгрывала знакомый этюд. Как Тони затосковал по музыке! Но тут же вспомнил свою клятву и отвернулся от окна. Никогда больше не притронется он к инструменту!
Тони отправился дальше, завернул за угол, перешел на другую сторону и вдруг увидел, как дверь одного из магазинов открылась и толстый седой мужчина повесил на дверь объявление: «требуется продавец». Тони чуть не подпрыгнул от восторга. Ему везло! Ему потрясающе везло! Он буквально ринулся в магазин и предложил свои услуги.
– Я научусь. Я всему научусь, – обещал он, и глаза его так сияли, что дон Эзекиел решил потолковать с этим молодым человеком поосновательней.
Тони рассказал ему все свои приключения как на духу, чем и расположил к себе умудренного жизненным опытом владельца магазина. Эзекиел и сам помыкался по белу свету, где только не побывал, прежде чем осесть в Бразилии, так что мог понять молодого итальянца.
– Ну что ж, назначим тебе испытательный срок, – сказал он, снимая с двери объявление, которое провисело не более получаса. – А пока пойдем поужинаем. Наверное, тебе и ночевать негде?
Тони кивнул.
– Ну что ж, придется попросить Ципору постелить тебе в дальней комнате, – добродушно сказал дон Эзекиел, запирая лавку.
У Тони дух захватило от радости. Ему везло, положительно везло! Стоило только уйти от дона Маноло, как он нашел работу!
Эзекиел с удовольствием представил жене нового продавца.
– Теперь ты больше не будешь меня ревновать, – шепнул он ей.
– Думаю, этот молодой человек не будет воровать, как уволенная тобой мерзавка, – тоже шепотом отозвалась Ципора.
А в дочери Эзекиела Камилии Тони узнал ту самую девушку, которая разучивала этюд.
– Очень приятно познакомиться, – сказал он, и сказал как всегда правду.
После ужина Тони растянулся в отведенной ему комнате на кровати и заснул блаженным сном праведника, а на другом конце Сан-Паулу бедная Эулалия никак не могла заснуть, представляя себе бездомного несчастного Тони.
Глава 7
Маурисиу прикрывал глаза и видел пляшущую девушку – развевающиеся юбки, горделиво поднятая черноволосая головка, руки, упертые в бока, и быстро-быстро мелькающие босые белые ножки. Такой он впервые увидел Катэрину, она отплясывала на празднике, устроенном в честь переезда на фазенду, в честь покупки имения. В тот день он с сестрой и матерью проезжали мимо в коляске и остановились, наблюдая, что же происходит у соседей. Тогда мама и поняла, что имение продано, а он увидел соседку-итальянку. Потом, когда они сидели в гостиной, приехав с визитом, Катэрина показалась ему совсем другой: сдержанной, молчаливой, даже суровой. С тех пор он все думал о ней, представлял эту девушку, пытался понять, какая она.
– Маурисиу! Ты опять мечтаешь? – смеющаяся Беатриса взбежала по ступенькам на террасу.
– А ты? – спросил брат. – О чем мечтаешь ты?
– О школе! – немедленно последовал ответ, и в глазах его хорошенькой сестры зажегся лукавый огонек.
– Ты собралась учиться? – удивился брат.
– Учить! – торжественно сообщила она.
– Ничего не понимаю, – развел руками Маурисиу. – Сделай милость, объясни!
Беатриса уселась в шезлонг напротив и заговорила:
– Я приглашаю тебя поехать с нами – со мной и Жулией. Надеюсь, ты не будешь меня спрашивать, кто такая Жулия?
Маурисиу рассмеялся: с Жулией, миловидной мулаткой, которая теперь стала горничной Беатрисы, они вместе выросли, и Беатриса научила ее даже читать и писать.
– Так вот, мы с Жулией едем смотреть помещение для школы. Она видела неподалеку от дороги брошенный дом, который ей кажется вполне подходящим для этой цели. Видишь ли, дорогой брат, я часто разговариваю с Жулией, и она мне жалуется, что дети наших работников на плантации не имеют возможности учиться. Согласись, это серьезная проблема.
Маурисиу кивнул: в Париже он часто обсуждал с друзьями проблемы образования. Ни один образованный человек не может считать справедливым то, что огромное число людей на земном шаре лишено возможности учиться.
– Так вот, я решила открыть школу для детей наших рабочих на плантации.
– Замечательная мысль!
Маурисиу вскочил и расцеловал Беатрису.
– Твоя сестра хочет, чтобы дети наших рабочих никогда не брали мотыги в руки, – раздался голос матери, которая услышала разговор, подойдя к веранде.
– А разве это плохо, мама? – спросила Беатриса.
– Плохо то, что наша плантация останется без работников, – отвечала Франсиска.
Но мешать своей дочери она не собиралась. Что за беда, если девочка займется учительским делом? Франсиска надеялась, что продлится это недолго. Дочке надоест возиться с чумазой ребятней. Но если Беатрису потянуло на занятия с детьми, значит, пора всерьез искать жениха, – таков был вывод Франсиски. Критическим взором проводила она оживленную молодежь, которая уселась в экипаж, продолжая что-то обсуждать. На то и молодость, чтобы стремиться к несбыточному.
Коляска очень быстро домчала седоков до того домика, который показался Жулии подходящим. Они обошли его, внимательно осмотрели и решили, что в нем вполне можно разместиться. Дом и в самом деле был заброшенным, но поскольку стоял на их земле, они сочли, что вправе им распорядиться.
– Сначала нужно сделать ремонт! – решительно заявила Беатриса.
– И мы сделаем его сами, – подхватил Маурисиу.
Он был рад включиться в какую-нибудь работу, ему, как и Беатрисе, надоело праздное и бессмысленное существование.
Жулия была очень довольна. Мечта ее становилась реальностью.
Беатриса и Маурисиу с жаром принялись за дело. На следующий же день они поехали в город, накупили красок и всего, что нужно для ремонта.
Каждый день они приезжали с утра и занимались домом, который становился все светлее и чище.
Весть о будущей школе для рабочих разнеслась по округе, и многие встрепенулись, заинтересовались.
Больше других заволновался Марселло, сын Винченцо, он так мечтал научиться читать и писать! Марселло стал приходить к дому, и влекло его не только желание стать грамотным, но еще и девушка, которая без устали трудилась в этом доме. Не сразу решился он подойти поближе, потом, сообразив, что может быть ей в помощь, решился приблизиться.
Беатриса, выглянув в окно, увидела скромного черноглазого юношу, который робко спросил ее:
– Может быть, я помогу вам, сеньорина? Я многое умею. Беатриса сразу узнала соседа-итальянца.
– Спасибо за любезность, – поблагодарила она. – Но мы уже заканчиваем.
– Неужели вы в самом деле хотите открыть школу? – спросил он.
– Да, для ребятишек, – улыбнулась она. – Пусть учатся читать и писать.
– А для взрослых? – с надеждой спросил юноша. Беатриса отрицательно покачала головой: нет, о взрослых они не думали.
– Я уверен, что желающих взрослых будет даже больше, чем детей, – сказал Марселло.
Беатриса улыбнулась.
– Скачала нужно попробовать с детьми, потом будет видно.
И вот настал торжественный день открытия школы. Многие родители с благодарностью привели детей, и Беатриса, рассадив их вокруг себя на полу, начала свой первый урок.
С тех пор как в ее жизни появилась школа, Беатриса чувствовала себя счастливой.
– Ты не представляешь себе, мама, какими глазами смотрят на меня дети! – говорила она с восторгом. – Я открываю им неведомый мир!
– На твоем месте я не стала бы этим заниматься, – сухо отвечала Франсиска. – Мотыга прокормит их гораздо лучше.
Беатриса не была согласна с матерью. Она считала, что раз ей выпала счастливая и благополучная судьба, то ее долг делиться всем, чем возможно, с обездоленными.
Маурисиу, который несколько лет провел в Европе, старался не обращать внимания на то, что говорит его мать. Он любил ее, и ему было неприятно открывать в ней ограниченность, негибкость и даже жестокость. Всеми силами он старался видеть в ней ту, которую привык видеть: ласковую и доброжелательную мамочку. Но все чаще Маурисиу слышал прозвище, которым стали называть Франсиску: Железная Рука. И про себя он вынужден был соглашаться с неприятным прозвищем.
Каково ему было слышать, когда мать говорила:
– Я бы отправила всех этих итальянцев обратно в Италию! Они приехали объедать нас!
Перед глазами Маурисиу тут же вставала Катэрина, и он чувствовал, что никак не может согласиться со своей матушкой.
Но не один Маурисиу был пленен красотой Катэрины. После праздника к Винченцо зачастил и Гаэтано, сын Адолфо, одного из компаньонов.
Как только мордастый толстяк появлялся в столовой, Катэрина мигом находила себе дело и удалялась из комнаты.
– Не нравится мне, как он на меня смотрит, – признавалась она брату.
– Мне он вообще не нравится, – соглашался с ней Мар-селло.
Как-то оставшись за столом наедине с Винченцо, Гаэтано решил поговорить с ним.
– Что бы вы ответили, если бы я посватался к вашей дочери? – спросил он. – Она мне давно очень нравится. Мы бы тогда и землю объединили.
Винченцо был очень привязан к земле, он добивался ее всю свою жизнь, и предложение Гаэтано вызвало у него двойственное чувство. Выходило так, что хозяином на этой земле должен был стать Гаэтано. Винченцо не был к этому готов. Он только что почувствовал себя хозяином, владельцем и не хотел пока думать ни о чем другом.
– Катэрина сама себе хозяйка, – ответил он. – Я своих детей ни к чему принуждать не могу.
Хотя говоря так, он кривил душой, считая и детей, и землю своей собственностью. И попробовали бы они что-то сделать против его воли! Но что касается замужества Катэрины, то пока еще он ничего не решил.
А Катэрина так же, как и ее брат, загорелась идеей ученья. От природы сметливая и сообразительная, она мечтала научиться читать, писать и считать. Она уже представляла себя не под палящими лучами солнца в поле, а где-нибудь в городской конторе.
– Но сеньорина учительница пока не собирается учить взрослых, – с печальным вздохом сказал Марселло.
Глава 8
Мария плакала целыми днями, у нее кружилась голова, ее тошнило, и отец, глядя на осунувшееся лицо дочери, на ее покрасневшие глаза, невольно посочувствовал ей. И хотя он страшно злился на тещу, которую считал пособницей всех Марииных сумасбродств, теперь уже сам хотел, чтобы нелюбимая теща вернулась в дом: с ней Мария была спокойнее. В один прекрасный день Луиза вновь появилась на пороге. Ей было нелегко вернуться, но воспоминание о плачущей Марии, которую увозили от нее, не давало ей спать.
Джулиано только повел глазами на тещу и ничего не сказал. А Мария бросилась с рыданьем на грудь своей любимой бабушки.
Теперь подготовка к свадьбе шла уже полным ходом. Луиза превзошла саму себя, сшив ей очень красивое платье. Мария все ждала вестей от Тони. Приди от него хоть одно слово, она бы тут же отказала жениху, но писем не было.
Мартино твердил ей одно и то же:
– Ты будешь счастлива со мной, Мария. Когда ты узнаешь меня поближе, когда поймешь, как я люблю тебя, твое сердце ответит на мою любовь любовью.
Мария твердила про себя: никогда! Никогда этого не будет, сеньор Мартино! Я не только не могу полюбить вас, но даже приблизиться к вам! Тони, любимый мой Тони! Что же с тобой случилось? Почему ты молчишь?
Но вслух она ничего не говорила, боясь гнева своего отца. А Джулиано уже назначил день свадьбы.
Когда Мария стала примерять свадебное платье, ее опять затошнило.
– Я не войду в церковь, как королева, бабушка, – сказала она Луизе. – Я жду от Тони ребенка.
Луиза всплеснула руками, сердце ее наполнилось горечью, а глаза слезами: сколько же испытаний выпадает на долю ее несчастной внучки!
– Мне надо было тогда бежать вместе с Тони, – мрачно добавила Мария. – А теперь я даже представить себе не могу, как мне сказать об этом сеньору Мартино.
– Сейчас не можешь, скажешь после свадьбы. Ты же женщина, у тебя найдутся какие-то слова, – сказала Луиза.
Вдруг глаза у нее загорелись.
– Погоди, Мария! Свадьбы не будет. Я сама поговорю с твоим отцом. Он должен будет разыскать твоего Тони, и вы поженитесь! – проговорила Луиза с торжеством. – Да, да, все должно быть так и никак не иначе!
В душе Марии вновь затеплилась надежда, но на сердце у нее было тяжело, она слишком хорошо знала своего отца.
Луиза не медля спустилась вниз.
– Дорогой зять, нам нужно очень серьезно поговорить с вами, – начала она.
– О чем же это, дорогая теща? – ядовито поинтересовался Джулиано. – Уж не о том ли, что я нашел для Марии неподходящего жениха? Оставьте! Она полюбит его после свадьбы.
– Так же, как моя дочь полюбила вас? – с не меньшим ядом спросила Луиза.
– Ваша дочь была сумасшедшей, – ответил резко Джулиано. – Но я любил ее, я всегда любил ее, и вы не можете отрицать этого, потому что, потеряв ее, я так больше и не женился!
Луиза молчала. Может быть, впервые в жизни она вдруг поняла, что у человека, которого она считала бессердечным, есть сердце.
– Став старше Мария поймет, что я заботился только о ее счастье, покое и благополучии, – продолжал Джулиано. – Она оценит мою любовь к ней.
– Джулиано, она оценит вашу любовь, если вы отмените ее свадьбу, – как можно мягче произнесла Луиза.
– Что за чушь вы тут несете? – вспыхнул Джулиано. – Не пройдет и недели, как моя дочь королевой войдет в церковь!
– Даже если у нее под сердцем ребенок от другого? – кротко спросила Луиза.
– Что вы сказали?! – взревел Джулиано. – Вы хотите сказать, что Мария… Нет, я не верю вам, не верю!
– Именно это я и хочу вам сказать. Мы должны спокойно обсудить возникшую проблему. Я прошу вас не забывать, что это ваш внук, ваша кровь.
– Какой позор! Боже мой, как пережить это?! Сильный властный мужчина вдруг уронил голову на руки, и плечи его затряслись от рыданий.
Луиза тихо вышла из комнаты.
После того как все раскрылось, у Марии стало легче на сердце, несмотря на то что отец злился на нее и едва цедил слова. Он приказал ей самой обо всем сообщить Мартино. Мария сочла, что это и правильно, и справедливо. Но начал неприятный разговор Джулиано.
– Мне очень стыдно перед тобой, Мартино, – произнес он, – но пусть Мария сама тебе все расскажет.
Мартино с недоумением переводил взгляд с отца на дочь и обратно. Мария гордо вскинула голову.
– Я жду ребенка, – произнесла она. – От Тони.
– Так, значит… – Губы Мартино задрожали, ему было трудно выговорить то, что он собирался сказать, – ты спала с ним?
– Да, – Мария кивнула.
– Тогда… тогда мне здесь делать больше нечего. Я пошел, Джулиано. Больше я не вернусь…
Сгорбившись, он направился к двери. Мария и не посмотрела ему вслед. Она молилась про себя, чтобы Тони, ее Тони, дал о себе знать.
И ответ на ее молитву пришел немедленно, но только как всегда неожиданный.
Джулиано, который чувствовал только жгучий стыд, взревел:
– Едем немедленно к этим Ферьяно! Я из-под земли достану твоего Тони и расправлюсь с ним! Ты станешь вдовой, еще не выйдя замуж!
Мария не испугалась угроз, она обрадовалась возможности сообщить самым близким для Тони людям радостную весть. Хоть кто-то будет рад в этом мире малышу, который решил появиться на свет!
Луиза тоже собралась ехать с Марией, у нее не было особых иллюзий на счет семьи Ферьяно, она чувствовала, что внучка и там переживет немало горьких минут, и хотела быть с ней рядом. Но Джулиано не пожелал брать с собой тещу.
– Это будет разговор двух отцов, – заявил он.
Мария поцеловала бабушку на прощанье, желая успокоить ее.
По дороге к родителям Тони Джулиано заявил:
– Они должны возместить ущерб, который нанесли нашей семье, но тебя я видеть больше не хочу и не называй меня больше отцом. Я никогда не прощу тебе то, что ты сделала, лишу наследства, и остаток своих дней ты проживешь в нищете со своим мерзавцем.
– Пусть все будет так, как вы скажете, сеньор, – проговорила Мария и замолчала. Если бы Тони был с ней рядом, она бы пережила все и ничего бы не испугалась!
Удивленная Роза встретила нежданных гостей.
– Позовите вашего мужа, сеньора, – не слишком любезно потребовал Джулиано.
Роза тут же исполнила требование. Беда была только в том, что Дженаро реагировал на фашиста Джулиано, как бык на красную тряпку. Ярость вспыхивала в нем, и он ничего больше не слышал и не видел. По настоянию Джулиано Мария произнесла роковые слова о том, что ждет ребенка от их сына, и что же услышала в ответ?
– У нас не может быть внука, потому что у нас и сына-то никакого нет!
– А у меня нет больше дочери после того, что случилось, – заявил. Джулиано. – Я хочу знать, где находится негодяй, который опозорил мою дочь?
– Что ты такое говоришь, Дженаро? – в ужасе вскричала Роза. – Но вестей от Тони у нас и в самом деле нет, мы, к сожалению, не знаем, где наш дорогой мальчик.
Старики кричали друг на друга, а Мария стояла в сторонке и с недоумением слушала гневные выкрики. О чем они толкуют? Что делят? Свершилось чудо, в ней затеплилась новая жизнь, рожденная чистой и чудесной любовью. На свет появится новое необыкновенное существо – сын-умница или дочь-красавица, и это так удивительно!
Джулиано хлопнул дверью и вышел, а она продолжала стоять на месте. Дженаро, ни на кого не гладя, поднялся к себе наверх. К Марии подошла Роза и обняла ее.
– Поживи у нас, – сказала она. – Я отведу тебя в комнату Тони. Будущий малыш будет спать на кровати своего отца. Спокойной тебе ночи, дочка!
Роза вышла из комнаты, притворив за собой дверь.
На глаза Марии навернулись слезы, она села на кровать и расплакалась. Но после слез крепче и слаще спится, со слезами отошли все горести трудного дня, в который уместилось столько событий, и, засыпая, Мария попросила:
– Тони, любимый, приди ко мне хотя бы во сне!
А на другом конце света Тони будто чувствовал, что творится с его Марией. Тоска сжимала его сердце. Он услышал звуки пианино: Камилия учила этюд. Он подошел к ней.
– Поиграй, Тони, – попросила она. – Я так люблю, когда ты играешь.
Тони играл чрезвычайно редко, только тогда, когда на сердце у него становилось особенно тяжело, но в такие минуты он играл особенно выразительно.
Ципора не раз говорила ему, что он мог бы зарабатывать игрой на фортепьяно немалые деньги, но Тони с извиняющейся улыбкой тут же вставал из-за инструмента. И может быть, вовсе не потому, что однажды дал клятву не прикасаться никогда к фортепьяно. А потому, что звук пианино возвращал его вновь в родной дом. Перед ним вставали лица отца, матери, он словно бы переселялся туда, и это было мучительно. Потом перед ним возникало лицо Марии: ждет ли она его? Или отец принудил ее к замужеству? Может, она давно уже замужем и забыла о нем, и поэтому ему так тоскливо? Все чаще ему снилась замужняя Мария, и он просыпался со стесненным сердцем.
Сейчас он не мог отказать Камилии в ее просьбе, ему нужно было сесть и поиграть. Он играл песню, которую написал когда-то для Марии. И столько было в его игре чувства, что сердце Камилии распахнулось ему навстречу. Но, взглянув на отстраненное лицо Тони, она ревниво спросила:
– Ты ведь играл не для меня?
– Да, – честно признался Тони, – я играл для той, которая сейчас очень далеко отсюда.
– Она не слушала тебя так, как я! – возразила девушка.
– Нет, слушала, – не согласился он, – я уверен, она меня слышит!
И вдруг у Камилии с мукой вырвалось прямо из сердца:
– Я люблю тебя, итальянец! Я люблю тебя!
Тони был потрясен, он не ждал такой страсти от сдержанной благовоспитанной девушки с кукольным личиком. И нельзя сказать, что признание оставило его совершенно равнодушным, но он прогнал встрепенувшийся в нем ответный поток мыслями о Марии.
– Вы любите мою музыку, – перевел он разговор, – и может быть, мой отец был прав, когда ругал меня за песни.
Стоя за прилавком, Тони все вспоминал признание Камилии и был еще рассеяннее, чем всегда, путая тафту с ситцем.
Дон Эзекиел смотрел на него со смешанным чувством, этот юноша и раздражал его своей бестолковостью, и вызывал симпатию манерами и добрым сердцем. Для умудренного жизнью торговца ясно было одно: итальянцу не место в магазине. Пора было расставаться с ним, испытательный срок закончился.
Между тем покупательница ничуть не обиделась на бестолкового продавца, она все-таки ушла с покупкой и даже попросила найти и отмерить ей еще и шелка, за которым собиралась зайти попозже. Сердце хозяина магазина смягчилось. Нужно будет поискать что-нибудь подходящее для этого птенца, просто так на улицу его не выкинешь.
– А может быть, ты надумал вернуться домой? – спросил он Тони вечером за ужином.
– Сколько можно жить на нелегальном положении, без документов? Ты бы мог обратиться в полицейскую службу, они отправят тебя в Италию, а я оплачу проезд, чтобы ты вернулся как свободный человек, а не как преступник.
– В Италию я должен вернуться богатым, иначе мне там делать нечего.
– Но на наших хлебах не разбогатеешь, – без обиняков сообщил Эзекиел.
– Да, работа у меня не слишком ладится, – признался Тони, – но я научусь, вот увидите, я всему научусь!
А когда Тони уже ушел в свою комнату и отец с матерью стали обсуждать вопрос, как бы поделикатнее расстаться с симпатичным, но совершенно никчемным итальянцем, Камилия встала за него горой.
