Текст книги "Земля любви, земля надежды. Расставания и встречи"
Автор книги: Мария Леонора Соареш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
– Ну что ж, я буду вам очень признателен, если вы устроите меня на рынок, – сказал Жозе Мануэл и, вспомнив о домыслах Мадалены, добавил: – Я буду просто счастлив поработать грузчиком! Но прежде чем пойдете к своему приятелю, объясните, пожалуйста, доне Мадалене, что я не вор, а то Нина уже стала меня сторониться, и я не мог понять почему.
Мариу сделал все, что обещал, и все, о чем просил его новый постоялец: и на работу его устроил, и с Мадаленой провел разъяснительную беседу.
– Вы можете быть спокойны, дона Мадалена, – сказал он ей, – и за свое имущество, и за свою дочку. Жозе Мануэл. – честный работящий парень, вполне достойный вашей Нины. Он вкалывает грузчиком на рынке, чтобы заработать себе на учебу и на пропитание.
– Много вы знаете, кто достоин моей Нины! – опять осталась недовольной Мадалена. – Выдумаете, на нее зарятся только, грузчики да те безобразники, что подглядывали в душе? Нет, сеньор Мариу, у моей Нины есть и приличные поклонники. Вы наверняка видели того сеньора, что приезжает к нам на роскошном авто? Видели? Так вот, этот сеньор – владелец ткацкой фабрики. Это вам не грузчик какой-нибудь! И этот сеньор очень любит Нину, он даже подарил ей квартиру в центре города и сам привез мне ключи!
– Вот как? – изумился Мариу. – Значит, вы от нас уезжаете? Рад за вас, хотя и жаль с вами расставаться..
Мадалена опомнилась, да было поздно. Слово, как известно, не воробей… И она резко включила задний ход:
– Я вижу, сеньор Мариу, вы совсем нас не понимаете. Ни меня, ни мою дочь. Мы так воспитаны, что не можем принимать такие дорогие подарки… до свадьбы, разумеется.
– Значит, Нина собирается замуж за этого богатого сеньора?
– Нина пока что думает! – горделиво вскинула голову Мадалена, и тут Мариу поддержал ее:
– Это правильно. Девушке всегда стоит хорошенько подумать, чтобы не ошибиться с замужеством.
В этом заочном споре претендентов симпатии Мариу были на стороже Жозе Мануэла, и он счел необходимым предупредить его о богатом сопернике, соблазняющем Нину квартирой.
Жозе Мануэл, конечно, принял это к сведению, но не слишком обеспокоился, беспечно заявив:
– У этого фабриканта практически нет шансов. Нина терпеть не может богачей!
Более опытный Мариу придерживался иного мнения на сей счет:
– Нина, конечно, девушка принципиальная, это всем известно. Только если тот фабрикант западет ей в душу, то она, уверяю тебя, запросто полюбит и его миллионы. Сердцу не прикажешь!
Реакция Жозе Мануэла на это поучение удивила Мариу. Странный все-таки парень этот студент! Ему бы огорчиться, а он воскликнул едва ли не с восторгом:
– Спасибо, сеньор Мариу! Вы подарили мне надежду на успех. Все правильно: сердцу не прикажешь! И как я сам до этого не додумался?
– Не понимаю, чему ты радуешься? – недоуменно уставился на него Мариу.
Жозе Мануэл вовремя смекнул, что он опять вывалился из роли, и поспешил исправить допущенную оплошность.
– А что тут непонятного? – озорно усмехнулся он. – Все просто. У вас железная логика, сеньор Мариу. Если Нина полюбит меня, то заодно полюбит и мои грузчицкие мозоли! Верно?
– Все может быть, – согласился Мариу. – Только ты не расслабляйся, действуй! Тебе еще надо завоевать ее сердце, а это непросто.
Глава 27
Эзекиел все же сумел уговорить раввина, чтобы тот разрешил Тони жениться без предварительного обрезания. И Тони был счастлив. Еще бы! Ведь ему удалось избежать болезненной и, с его точки зрения, унизительной процедуры обращения католика в иудея. Во время свадьбы блаженная улыбка не сходила с лица Тони, и мало кто из гостей, собравшихся в синагоге, догадывался, отчего на самом деле так счастлив жених. Камилия тоже была счастлива, но по другой причине: ей удалось дважды женить на себе мужчину, которого она выбрала в мужья. Какая еще невеста может этим похвастаться? Никакая! Только ей, Камилии, хватило ума и настойчивости, чтобы дожать и Тони, и отца. А в результате все устроилось наилучшим образом: красавчик Тони стал ее законным мужем, и теперь можно было спокойно подумать о продолжении рода. А поскольку в то счастливое время все желания Камилии тотчас же исполнялись, то и потомство не заставило себя долго ждать. Уже через неделю после второй, еврейской, свадьбы Камилия объявила мужу и родителям о своей беременности.
Тони воспринял это известие без особой радости, но и без печали. А к чему суетиться и нагнетать эмоции? Ведь дело-то обычное: раз женился, значит, и дети пойдут, это же так естественно. Никакой дополнительной ответственности перед семьей Тони не почувствовал, но Эзекиел ему все объяснил и попытался наставить зятя на путь истинный.
– Тебе надо уже сейчас подыскать для себя такое дело, которое бы кормило не только тебя, но и твою семью, – изрек Эзекиел свой главный тезис, и Тони нечем было возразить тестю.
Он стал думать, каким бы доходным делом заняться, но ничего, кроме торговли, ему в голову не приходило, а торговлю он отметал безоговорочно, поскольку понял уже, что это не его стезя.
Камилия тоже это понимала и всегда отстаивала мужа перед своими родителями, когда те за спиной у зятя выражали недовольство его малыми заработками.
– Как вы не поймете, что Тони – артист, художник! Его призвание – искусство! – с горячностью втолковывала она Эзекиелу и Ципоре. – Он же не бездельничает, а работает в мастерской сеньора Агостино и в музыкальном магазине.
– Никто не говорит, что он бездельник, – мягко отвечал дочери Эзекиел. – Но Манчини ему платит жалкие крохи, а Агостино уже давно работает себе в убыток – пишет картины, которые никто не покупает. Я считаю, это дурной пример для твоего мужа. Нельзя допустить, чтобы он тоже пошел по пути своего учителя.
– Так помоги ему, подскажи что-нибудь дельное. Ты же такой умный, папа! – просила Камилия.
– Да я сам хочу помочь моему зятю, но не знаю как, – разводил руками Эзекиел. – Вот если бы он научился писать картины, которые бы имели спрос, тут бы я помог ему как-то их пристроить.
Эта идея показалась Камилии заслуживающей внимания, и она стала внушать мужу, что можно заниматься искусством, которое будет приносить доход. Другими словами, Камилия предлагала Тони найти такое дело, в котором он мог бы реализовывать свои творческие амбиции, да еще и деньги за это получать.
Тони такая идея тоже понравилась, и вскоре он нашел, как ему казалось, ту золотую середину, которая могла бы устроить всех.
– Я случайно познакомился с одним мастером, который изготавливает спортивные кубки, – сказал он своему учителю Агостино. – По его словам, у него нет отбоя от покупателей. Ведь футбольные клубы растут в нашей стране как грибы, а с ними растет и количество турниров, на которых победителям вручаются кубки и медали. Вот бы и нам заняться этим делом!
Агостино не разделил энтузиазма Тони: во-первых, ему самому было неинтересно это занятие, а во-вторых, изготовление кубков и медалей не так-то просто освоить, тут нужно специальное оборудование и знание важных секретов технологии.
Но Тони уже загорелся этой идеей:
– Не боги горшки обжигают! Мы можем начать с простых кубков, а потом, постепенно, перейдем к сложным. Новое дело всегда трудно начинать, но у меня нет выхода, я должен кормить семью.
– Ну если ты так уверен в успехе, – сказал Агостино, – то купи у меня мастерскую и делай там свои кубки. Я тебе недорого продам.
– Вы шутите?
– Нет, не шучу, – серьезным тоном ответил Агостино. – Мне давно уже надоела и живопись, и скульптура. И вообще я устал от жизни. Если бы кто-то купил у меня эту мастерскую вместе с картинами, я бы уехал на родину, в Италию, и там бы доживал свой век. У меня там есть брат, сестра, а здесь я один как перст…
– Но вы же знаете, что у меня нет денег, – растерянно произнес Тони.
– А ты возьми у, своего тестя. Взаймы. Мне все-таки: хотелось бы передать мою мастерскую в хорошие руки!
О предложении Агостино Тони рассказал Камилии, а та – Ципоре.
– Пусть папа даст денег на покупку мастерской, он же все время твердит, что хочет помочь Тони, – не столько просила, сколько требовала Камилия.
Но Ципора тоже была умной женщиной, под стать своему мужу, и сразу же ударила не в бровь, а в глаз:
– А что будет, если кубки тоже никто не станет покупать: и твой Тони прогорит? Надо бы сначала попробовать, как пойдет это дело. Иначе отец не станет рисковать деньгами.
Камилия передала этот разговор мужу, и. Тони нашел компромиссное решение:
– Если бы у меня было достаточно денег, я бы оптом купил партию кубков у того мастера и посмотрел бы, как они продаются. Все их переговоры велись пока что за спиной у Эзекиела, но в какой-то момент Ципора сочла возможным подключить и его к обсуждению этой проблемы.
А Эзекиел рассудил просто: если Агостино продает по дешевке свой дом, который он использовал под мастерскую, то почему бы этим и не воспользоваться? Пусть зять затевает там свою возню с кубками – кто знает, может, из этого что-то и получится. А если дело у Тони не пойдет, что вероятнее всего, то помещение можно будет использовать под магазин готовой одежды.
Разумеется, все эти соображения Эзекиел высказал только Ципоре, а зятя просто поставил в известность о совершенной сделке:
– Я уже обо всем договорился с Агостино, мы с ним сошлись в цене, и теперь осталось только оформить купчую на твое имя.
– Значит, вы даете мне деньги в долг? Спасибо! – растрогался Тони. – Как только кубки станут приносить прибыль, я буду возвращать вам долг по частям. Вы согласны?
Эзекиел по-отечески похлопал зятя по плечу:
– Ну зачем же я буду давать тебе в долг, если мы – одна семья?
– Но тогда вы могли бы оформить эту покупку и на свое имя, – резонно заметил Тони.
Эзекиел лукаво усмехнулся:
– Э, нет, тогда бы мне эта мастерская обошлась гораздо дороже! Это для тебя Агостино сделал скидку, поэтому ты и должен быть официальным владельцем его студии. Получай ее и пользуйся!
– Спасибо, вы так добры ко мне, – принялся благодарить его Тони, и Эзекиел на сей раз не стал скромничать.
– Да, повезло тебе с тестем, – сказал он полушутя-полусерьезно. – Хотя, с другой стороны, разве мог я поступить иначе? Нет, не мог. Потому что я уже сейчас должен позаботиться о своем будущем внуке!
Пока Агостино готовился к отъезду в Европу, за бесценок распродавая свои картины и скульптуры, Тони целыми днями играл на фортепиано у Манчини, стремясь заработать побольше денег, чтобы купить пробную партию кубков.
Однажды в магазин Манчини вновь забрела Мадалена, которую почему-то тянуло сюда еще с той поры, когда она впервые увидела Тони, да все было недосуг. И вот наконец она перестирала все, что только можно было перестирать в их пансионе, и направилась в музыкальный магазин, надеясь не просто увидеть Тони, но, возможно, и поговорить с ним.
Тони в тот день исполнял популярные классические мелодии – этюды Шопена, «К Элизе» и «Лунную сонату» Бетховена. Эти музыкальные пьесы не вызвали у Мадалены ассоциаций с Джузеппе, как в прошлый раз, когда звучала итальянская музыка, но сам пианист был так похож на ее мужа, что уйти, не поговорив с ним, было невозможно.
И Мадалена отважилась подойти к Тони в перерыве между пьесами.
– Простите, вы итальянец? – спросила она робко.
– Да, – приветливо улыбнулся ей Тони, – я из Италии.
– А как вас зовут? – осмелела Мадалена.
– Тони.
– Хорошее имя, – ласково произнесла она. – Итальянское!.. А из какого города вы приехали?
– Из Чивиты ди Баньореджио.
– Неужели?.. – обомлела Мадалена.
Ей надо было перевести дух, прежде чем задать следующий вопрос, но тут к ней подошел администратор и строго спросил:
– Сеньора, вы хотите что-то купить?
– Н-нет… – выдавила из себя Мадалена.
– В таком случае не отвлекайте, пожалуйста, пианиста, – сказал он строго и вежливо проводил ее до двери.
Домой Мадалена пришла в сильном волнении.
– Этот пианист из тех же мест, что и твой отец, – сказала она Нине. – Может, они даже родственники? Или, может, он просто что-нибудь слышал о Джузеппе?
– А почему же ты его об этом не спросила?
– Я растерялась. А потом меня оттуда выставили, чтобы не мешала Тони.
– Его зовут Тони? Красивое имя, – заметила Нина. – Ладно, я сама к нему схожу и все выясню.
– Тебя тоже к нему не подпустят, – сказала Мадалена. – Я думаю, с ним хотят познакомиться многие девушки, поэтому сеньор Манчини и завел у себя такие строгие порядки.
– Я найду способ, как к нему подступиться, – уверенно заявила Нина.
И она нашла такой способ. Отправившись в музыкальный магазин на следующий день, сразу же подошла к строгому администратору и сообщила ему:
– Я ищу учителя музыки для моего младшего брата. Как вы думаете, ваш пианист согласится давать ему уроки?
– Вполне возможно, – ответил администратор. – Насколько я знаю, ему сейчас очень нужны деньги. Вы поговорите с ним, я думаю, он согласится.
Подойдя к Тони, Нина, разумеется, заговорила совсем о другом.
– Здравствуйте, Тони, – сказала она. – Я знаю, что вы приехали сюда из Чивиты ди Баньореджио.
– Да, – подтвердил он, не скрывая своего удивления. – А откуда вы знаете?
– Вчера здесь была моя мама, она с вами говорила.
– Да, я помню ее…
– Так вот, – продолжила Нина. – Мой отец тоже был родом из Чивиты ди Баньореджио, его звали Джузеппе…
– Как?! – прервал ее Тони, – Джузеппе? А вас, случайно, зовут не Ниной?
– Да, я Нина, – ответила она не менее удивленно. – А вы откуда знаете?
Вместо ответа Тони задал ей следующий вопрос:
– А как зовут вашу маму?
– Мадалена…
– Невероятно! Вот так встреча! – воскликнул Тони. – Вы знаете, с кем сейчас говорите? Я же ваш двоюродный брат!
– Вы…
– Да, я родной племянник дяди Джузеппе, вашего отца!
– Неужели? Я так рада! – разволновалась Нина. – Не зря мама говорила, что вы напомнили ей отца.
– Это неудивительно, я и в самом деле похож на дядю Джузеппе. А вы, значит, его дочь? Вот бы он обрадовался, узнав, что вы такая красавица!
– Скажите, вам что-нибудь известно о нем? – наконец задала главный вопрос Нина. – Мы не виделись уже много лет и не получали от него никаких вестей.
– Да, я знаю, дядя мне говорил, – нахмурился Тони.
– Значит, вы общаетесь с ним? – обрадовалась Нина. – Он живет здесь, в Сан-Паулу?
– Нет, – печально помотал головой Тони. – С дядей Джузеппе я познакомился в Италии. Он вернулся туда после тюрьмы, был тяжело болен и прожил с нами недолго…
– Где же он сейчас? Вы знаете его адрес? – нетерпеливо спросила Нина. – Я напишу ему!
– К сожалению, дядя Джузеппе умер, – вынужден был огорчить ее Тони.
Радость, сверкавшая в глазах Нины, мгновенно уступила место печали, а затем и горьким слезам.
Тони понял, что в этот день больше не сможет развлекать слушателей фортепьянной музыкой, и поспешно свернул свое выступление.
– Пойдемте, я провожу вас домой, – сказал он Нине, бережно поддерживая ее под руку.
Она согласно кивнула головой, и они вместе вышли из магазина.
По дороге Тони подробно рассказал ей о дяде, о том, что Джузеппе часто вспоминал жену и дочь, не теряя надежды на встречу с ними.
– Даже перед самой смертью он говорил о тебе, Нина, и хотел, чтобы я разыскал тебя в Бразилии.
– Ну вот ты и выполнил его пожелание, – печально произнесла она.
– Нет, это не я, а ты меня нашла, – справедливости ради заметил Тони.
– Тебя нашла моя мама, – уточнила Нина. – Сердце подсказало ей дорогу к тебе. Не представляю, что с ней будет, когда она узнает о смерти отца.
Опасения Нины были не напрасными: сердце Мадалены в этот раз отозвалось острой, нестерпимой болью, которую удалось погасить лишь с помощью лекарств.
Когда Мадалена понемногу стала приходить в себя, Тони специально для нее повторил все то же, о чем недавно рассказывал Нине.
– Дядя умер от туберкулеза, которым он заболел еще в тюрьме, – в частности, сказал он, и Мадалену, до той поры молча плакавшую, прорвало:
– Вот чем все кончилось! Он хотел изменить мир, а в итоге всю жизнь провел в тюрьмах, не нажил ни кола, ни двора, даже семью свою потерял и умер от туберкулеза! И что же осталось от его благих намерений?
– А я все равно горжусь моим отцом! – гордо вскинула голову Нина.
– Потому что твоя голова тоже забита этими дурацкими идеями, – упрекнула ее Мадалена и спросила у Тони: – Может, он хоть перед смертью понял, что зря потратил свою жизнь?
– Нет, дядя разочаровался только в анархизме, а коммунистические идеи ему были по-прежнему дороги, – честно ответил Тони. – Правда, мне он советовал держаться подальше от политики. Говорил, что жизнь удается только тем, кто много трудится.
– Значит, он так ничего и не понял, – печально констатировала Мадалена. – Я вот с детства тружусь без продыху, а разве мою жизнь можно назвать удавшейся? Так и помру в нищете!
– Так отец как раз и боролся за то, чтобы трудящиеся не жили в нищете! – вступила с ней в спор Нина, однако Мадалене вновь стало плохо, и словесная схватка матери с дочерью на этом прекратилась.
Когда Нина вышла во двор вместе с Тони, чтобы проводить его до ворот, их увидел Жозе Мануэл и решил, что этот молодой красавец и есть сеньор Умберту. «Кажется, она уже сделала выбор, и отнюдь не в мою пользу, – с горечью подумал Жозе Мануэл. – Вон как они мило воркуют и нежно смотрят друг на друга!»
К нему подошел озадаченный Мариу.
– Кто бы это мог быть? Я вижу его в первый раз, – обратился он к Жозе Мануэлу.
– А разве это не фабрикант? – в свою очередь спросил тот.
– Нет, – ответил Мариу. – Фабрикант – обычный мужчина, а этот прямо-таки красавчик! Если ты и дальше будешь только любоваться Ниной со стороны, он запросто уведет ее у тебя из-под носа.
– Нет, я этого не допущу! – встрепенулся Жозе Мануэл и помчался навстречу Нине, которая уже проводила Тони и возвращалась домой.
Увидев Жозе Мануэла, она приветливо улыбнулась ему:
– Здравствуй, как хорошо, что я тебя встретила! Знаешь, у меня сегодня произошло такое событие… И радость, и горе одновременно… Я нашла своего двоюродного брата, но потеряла навсегда отца…
А Тони, едва переступив порог своего дома, поспешил поделиться радостной новостью с Камилой:
– Представь, сегодня произошло чудо! Меня отыскала моя двоюродная сестра Нина!
– Так это с ней ты где-то пропадал допоздна? – грозно спросила Камилия, не разделяя его радости.
– Да, я был у нее дома…
– Даже так? – возмутилась Камилия. – А мы тут уже не знали, что и думать. Ужин стынет на столе, а ты развлекаешься с некой Ниной!..
– Да это же моя сестра. Ты что, ничего не поняла?
– Я все про тебя поняла! Тебе лишь бы уйти из дома!
– Ну как ты можешь такое говорить? – огорчился Тони. – Я же тебе давно рассказывал, что у моего дяди Джузеппе здесь остались дочь и жена, что я хотел их найти, но не знал адреса… А сегодня случай помог мне встретиться с Ниной и доной Мадаленой.
– Она молодая? Красивая? – кипя от злости, спросила Камилия.
– Кто? Дона Мадалена? – не понял Тони. – Вероятно, в молодости она была привлекательной, если дядя Джузеппе в нее влюбился.
– Да при чем тут дядя Джузеппе, при чем тут его любовь? – рассердилась Камилия. – Ты мне зубы не заговаривай! Я спрашиваю про Нину! Какая она?
Тони расплылся в улыбке:
– Должен сказать, что мне очень повезло с сестрой. Она молодая, как ты, и такая же красивая, как ты!
Камилия буквально затряслась от негодования:
– Да как ты посмел сравнивать меня с этой…
Она осеклась, не решаясь все-таки оскорблять родственницу мужа.
А Тони произнес с обидой:
– Но ты же ее не видела, она и в самом деле очень красивая.
– Не видела и видеть не желаю! – отрезала Камилия. – А ты, конечно, мечтаешь встретиться с ней снова?
– Ну а как же иначе? – недоуменно спросил Тони. – Ты пойми, я нашел родственников здесь, в Бразилии, на чужбине. Это же такое счастье!
– А я думала, что твои родственники – это я и мои родители! Выходит, это не так? Твоя жена – чужой для тебя человек? Что ж, можешь идти к своей родне, удерживать тебя не стану!
Выпалив это, Камилия забилась в истерических рыданиях, и Тони пришлось долго ее успокаивать, прежде чем она вновь посмотрела на него с прежней благосклонностью.
Так радость встречи с Ниной и Мадаленой была омрачена для Тони грандиозным семейным скандалом.
Глава 28
На следующий день после свадьбы брата Беатриса стала собираться домой.
– Я переживаю за маму, ей сейчас тоже нелегко, – сказала она в свое оправдание.
Маурисиу промолчал, и это означало, что он не возражает против решения сестры, а Катэрина принялась удерживать Беатрису:
– Но она же сама отказалась от вас! А сейчас, после нашей свадьбы, она еще больше злится…
– А ты помолчи! – одернула ее Констанция. – Молода еще рассуждать о том, что на самом деле может твориться в душе этой женщины. Беатриса права: мать всегда остается матерью, как бы она ни злилась на своих детей.
Получив неожиданную поддержку со стороны Констанции, Беатриса еще больше утвердилась в своем решении и стала прощаться.
– Я помогу вам донести вещи, учительница! – вызвался Марселло.
Беатриса не отказалась от его помощи. Они дружно зашагали по направлению к кофейной роще, и там, в прохладной тени деревьев, Беатриса вспомнила, как утешал ее Марселло вчера во время свадьбы.
– Почему ты обо мне так заботишься? – спросила она его.
– Потому что вы… Потому что я… – разволновался Марселло, подыскивая нужные слова и не находя их. – Нет, я не могу сказать, – наконец признался он в своей беспомощности.
Сам того не ведая, он заинтриговал таким ответом Беатрису, и она попросила:
– А ты все-таки скажи!
– Нет, не могу, – уперся Марселло.
– Но почему? – недоумевала она.
– Я боюсь вас обидеть, – потупился он. Теперь Беатриса уже не попросила, а потребовала:
– Нет, ты скажи!
И Марселло опять пришлось изворачиваться, чтобы облечь в иносказательную форму свое признание в любви, которым он так боялся обидеть Беатрису.
– Ну понимаете, – начал он, – вы для меня… как луна на небе. К ней можно протянуть руку, но до нее нельзя дотронуться… Понимаете?
Его глаза при этом светились такой нежностью и любовные, что Беатрисе не составило труда верно истолковать предложенный им образ.
– Да, я тебя понимаю, – сказала она волнуясь. – По-моему, это прекрасно – недосягаемая луна… А ты все же; попробуй, протяни к ней руки!
Не веря своему счастью, Марселло осторожно, как слепец, ощупывающий простирающееся перед ним пространство, вытянул вперед обе руки и кончиками пальцев попытался дотронуться до Беатрисы.
А она, с замиранием сердца ожидавшая этого прикосновения, в последний момент испугалась и отбежала от Марселло на несколько шагов.
Все произошло так стремительно, что Марселло даже не успел огорчиться и, продолжая двигаться вперед с вытянутыми перед собой руками, крикнул ей вслед:
– Я люблю вас, учительница!
Беатриса тотчас же обернулась и сама пошла ему навстречу.
– Не надо бояться любви, – сказала она, и в тот же миг их губы сами нашли друг друга и слились в жарком, но неумелом еще поцелуе.
Однако идти до дома Франсиски было довольно далеко и за время пути эти двое вполне освоили искусство поцелуя.
Франсиска же, как всегда в последние дни, за обедом вынужденно общалась с Жулией, и беседа у них шла на одну и ту же нескончаемую тему.
– Не представляю, как мои дети могут жить рядом с этими тупыми итальянцами! – говорила Франсиска.
А Жулия изо дня в день повторяла свою просьбу:
– Вы простите их, дона Франсиска, вам сразу станет легче.
– Нет, не прощу! Они сами сделали свой выбор, – неизменно отвечала Франсиска и затем еще долго возмущалась чудовищным поступком своих неблагодарных детей.
В тот день, когда Беатриса была уже на пути к дому, обед у Франсиски проходил по устоявшемуся сценарию, и Жулия опять спросила:
– А если я схожу к ним и узнаю, что они хотели бы вернуться домой, вы их простите?
Франсиска на сей раз несколько изменила привычный текст роли.
– Не понимаю, – сказала она, – почему ты о них так печешься? Тебе-то какое дело до них?
– Ну как же я могу о них не беспокоиться? – изумилась Жулия. – Они ведь мои родственники!
От возмущения Франсиска даже вскочила из-за стола.
– Как ты сказала? – угрожающе двинулась она на Жулию. – Что ты себе позволяешь, рабыня?
– Я вам не рабыня! – вскипела Жулия, но тотчас же взяла себя в руки и продолжила невинным тоном: – Простите, я оговорилась. Хотела сказать: «они мне как родственники».
Франсиска посмотрела на нее с недоверием, но тоже предпочла не обострять внезапно возникший конфликт.
А тут как раз домой вернулась Беатриса, и внимание Франсиски полностью переключилось на нее.
– Здравствуй, мама, я вернулась, – сказала Беатриса с такой легкостью, словно пришла домой после обычной прогулки.
– Напрасно, – невозмутимо ответила Франсиска, продолжая пребывать в образе Железной Руки. – Можешь идти обратно.
Еще живя у Винченцо, Беатриса не раз представляла, что ее возвращение домой будет именно таким, и это ее пугало. Но теперь, после сладостных поцелуев с Марселло, жизнь предстала перед ней в новых, радужных, красках, и на этом фоне разрыв с матерью показался Беатрисе всего лишь ничтожно мелкой размолвкой, которую можно легко уладить. Поэтому она не испугалась грозного тона матери и не обиделась на нее, а просто улыбнулась и сказала:
– Да ладно, мама, не сердись. Я погорячилась, прости меня. Если бы ты знала, как я по тебе соскучилась!
Она подошла к Франсиске, собираясь обнять и поцеловать ее, но та все же отстранила ее рукой:
– Иди к себе в комнату, живи здесь, но никогда не заговаривай со мной об итальянцах!
– Спасибо, мама, – ответила Беатриса, не желая с ней спорить.
Она отправилась в свою спальню, и вслед за ней туда прошмыгнула Жулия.
– Как я рада тебя видеть! – сказала она. – Я знала, что дона Франсиска тебя простит. Она и Маурисиу готова простить, если он будет жить тут один, без Катэрины.
– Он никогда на это не согласится.
– Да, пожалуй, – вынуждена была признать Жулия. – Но дона Франсиска очень переживает из-за Маурисиу, только старается скрыть это. После вашего ухода она стала еще жестче обращаться с рабочими, срывает на них свое плохое настроение.
– Мне жаль ее, – вздохнула Беатриса. ~ Если бы отец был жив, мама бы легче справилась с этими трудностями. Ей очень его недостает! Поэтому она до сих пор и носит траур. Хотя я, честно признаться, уже не могу видеть ее во всем черном.
– Да, можно было бы уже и снять траур, – поддержала ее Жулия? Как-никак три года прошло!
– Ну что ж, – развела руками Беатриса, – мой отец был замечательным человеком, он достоин такой верности.
Жулия на сей раз промолчала, а позже, пересказывая этот разговор своей бабушке Рите – старой негритянке, всю жизнь проработавшей служанкой в доме Марсилиу и по старости уступившей свой пост внучке, – заметила с усмешкой:
– Беатриса не знает, каким на самом деле был ее отец!
* * *
Марселло примчался домой вприпрыжку, с улыбкой до ушей, и Констанция сразу же заподозрила, что это как-то связано с Беатрисой.
– Перестань ухлестывать за учительницей! – строго сказала она. – Хватит и того, что у меня зять из этой проклятой семейки!
– Мама, ты зря беспокоишься, – чмокнул ее в щеку Марселло, а Катэрине тихонько шепнул: – Не могу же я сказать ей, что сегодня луна спустилась с небес и поцеловала меня!
– Ты и правда будь осторожнее, – посоветовала ему Катэрина, – а то получится, как у меня с Маурисиу.
– Но у вас же все хорошо кончилось! – возразил ей Марселло.
– У нас все только начинается, – вздохнула Катэрина, успевшая понять уже в первый день после свадьбы, что ее жизнь с Маурисиу будет отнюдь не безоблачной.
Маурисиу тоже это понял, правда, не так скоро.
Поначалу он вел себя в доме Винченцо как гость: следуя своим давним привычкам, просыпался поздно, когда остальные члены семьи и Фарина уже вытирали десятый пот со лба, потом пил кофе, приготовленный Констанцией, потом читал, готовясь к вечерним занятиям в школе. И так, незаметно для него, наступало время обеда. Катэрина возвращалась с плантации, они с Маурисиу целовались в своей комнате. А затем шли обедать.
Маурисиу садился за стол вместе со всеми, не испытывая угрызений совести оттого, что ест чужой хлеб, да его в этом никто и не упрекал. Но однажды он услышал, как Винченцо сказал Фарине:
– Одни убытки у меня от Катэрины! Все деньги угрохал на свадьбу, а взамен получил только лишний рот.
– Ничего, скоро у тебя появится богатый наследник! – засмеялся Фарина.
– Да, и его тоже надо будет кормить, – проворчал Винченцо. – А Катэрина через пару месяцев уже не сможет работать на плантации. Так что у меня будет полон дом нахлебников!
Маурисиу бросило в жар от этих слов тестя. Нахлебник! Это было сказано о нем, о Маурисиу! И этот горе-шутник Фарина мерзко хохотал, говоря о богатом наследнике. Ясно же, что он имел в виду не столько будущего ребенка, сколько самого Маурисиу – тоже богатого наследника, у которого нет в кармане ни сентаво, потому что мать не дает ему денег, а в школе он преподает бесплатно. Стало быть, все правильно, он и есть нахлебник!
Признав справедливость этого, пусть и не высказанного ему в лицо, замечания Винченцо и Фарины, Маурисиу тем не менее затаил злость и обиду на тестя, и особенно почему-то на его дружка-остряка. Ходит тут, отпускает шуточки налево и направо, пристает к Маурисиу с расспросами о матери: почему она так долго носит траур, не собирается ли со временем выйти замуж?.. Как будто не знает, что любое упоминание о матери для Маурисиу болезненно. В общем, неприятный тип этот Фарина!
Тот подслушанный разговор хоть и разозлил Маурисиу, но все же подтолкнул его к действию.
– Я пойду к матери и потребую у нее свою долю отцовского наследства, – сказал он Катэрине. – Не могу я больше сидеть на шее у тебя и у тестя.
– Она прогонит тебя, – мрачно предрекала Катэрина. – Ты лучше попробуй освоить мотыгу, будем вместе работать на плантации.
– Да как ты не поймешь, что это не мое дело? Я никогда не работал на земле и вряд ли смогу этому научиться. Нет, я потребую у матери свою долю, а если получу отказ, то обращусь в суд!
И он пошел к Франсиске.
А она, как и предсказывала Катэрина, встретила его в штыки:
– Я готова была простить тебя и принять в своем доме, но без той наглой итальянки, а ты пришел предъявлять мне иск?!
– Это не только твой дом, – поправил ее Маурисиу. – Я здесь вырос и тоже имею на него право.
– Нет у тебя никаких прав! Я лишаю тебя наследства! Теперь единственной наследницей будет Беатриса!
– Мама, ты не имеешь права распоряжаться той долей имущества и капитала, которую я унаследовал по завещанию от моего отца. Она тебе не принадлежит. Ты можешь распоряжаться только своей долей отцовского наследства. Можешь передать или завещать ее Беатрисе, и я не буду на тебя в обиде. Пойми, я претендую всего лишь на то, что положено мне по закону, и намерен отстаивать свое право в суде, если мы с тобой сейчас не договоримся.
