Текст книги "Гильдия Чёрных Кинжалов (СИ)"
Автор книги: Мария Костылева
Жанр:
Детективная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
1.
Искать призраков лучше всего ночью. Но я и так потеряла целые сутки, а потому вышла в сумерках. Жажда деятельности пришла ко мне неожиданно – после тягучих, как смола, полных бездействия часов в маленькой комнате, которая совсем недавно принадлежала нам с Аргеллой, а теперь стала только моей. Не сомкнув глаз с прошлого утра, я внезапно почувствовала себя так, будто только-только проснулась. Облачившись в любимый чёрный плащ, я натянула на голову серую кепку с клеёнчатым козырьком и выскользнула из общежития.
Занятия в Школе Гильдии уже закончились, но студентов, казалось, не убавилось. Ну, разумеется. Ведь убийство – это страсть, как интересно. Можно посудачить в коридорах и прямо на улицах, за кружкой дешёвого вина или папироской. Хорошо, что я давно наловчилась сливаться с тенями, когда мне это было нужно – соседка убитой оказалась бы лакомой добычей.
Я шла, невольно подмечая детали: привычку к наблюдательности прививали в Школе с первого же учебного дня. Коренастый брюнет, в руке – кружка с шапкой пены. У его подружки небольшой шрам на щеке; девушка заливисто смеётся, зубы у неё ровные и голубовато-белые в свете газового фонаря. Большая компания в тени, приглушённые голоса. Прислушиваюсь – говорят о пятнах крови. Неподвижный силуэт в плаще кажется знакомым. Нет, только не снова… Сердце тревожно ёкает. Опускаю глаза. Мужской ботинок без шнурков лежит прямо на брусчатке. Судя по квадратному носку, это фабрика «Поступь», обувающая полгорода. Окурки. Ноги, ноги, подвёрнутая штанина. Оскал обломанной водосточной трубы. Такова студенческая часть квартала: водоворот смеющихся лиц, выпивки и странных предметов. Она всегда такая, в любой вечер, даже если кто-то умер.
Я пробралась сначала на задний двор местной библиотеки, а оттуда – на улицу Правосудия. Город был затоплен сиреневым светом и сиреневым запахом. Кусты с гроздьями недавно распустившихся цветов росли во внутренних двориках; аромат выдавал тонкую натуру тесно жавшихся друг к другу каменных домов с суровыми фасадами. Так же тайно, где-то в подворотнях, догорало закатное солнце. Я всегда любила эти улицы и чувствовала свою к ним принадлежность, ещё когда в детстве приезжала в Морлио с родителями.
Миновав центр, я углубилась в ту часть города, где народу было поменьше – а заодно и ламп-ловушек, которые уничтожают призраков. Терпеть не могу эти штуки – а их, к сожалению, в Морлио хватает. И больших, ростом с человека, и маленьких фонариков, какие, бывает, вешают над входными дверьми. Есть и переносные. Призраки до одури боятся этих огней, но иной раз не могут удержаться и, невзирая на страх, подлетают ближе, поскольку в их природе – вечное стремление к теплу. А потом они исчезают навсегда, без возможности уйти когда-нибудь в посмертный мир. Конечно, есть недобрые души, которые этого заслуживают; но их не так уж много, как могло бы показаться. И если бы не человеческие предрассудки…
Ламп-ловушек больше всего в центре города, но есть и на окраинах. По пути я как раз натолкнулась на такую, когда вышла на Грантон-Сор, улицу Великого Изгнания. Большая, в узорчатой ковке, напоминавшая по форме осиное гнездо, лампа жёлто горела в сгустившейся тьме. По брусчатке распластались изломанные блики. Я бы прошла мимо – насмотрелась уже на эти злые огни! – но тут заметила, что вокруг лампы танцуют двое. Без музыки, без зрителей – если не считать дворника, прислонившегося к столбу фонаря. Кружатся и кружатся, перелетая из тени в свет и обратно.
Это явление не раскладывалось на составляющие. Эти люди не имели примет. Я бы, может, сказала, что у них было одно пальто на двоих, но я редко говорю глупости. Я бы, может, сказала, что так должна выглядеть лучшая на свете музыка, если бы в детстве меня не учили музыке, и я бы не видела своими глазами нотный стан.
– Эй, Тинка!
– Что тебе нужно?
Не люблю, когда нарушают ход моих мыслей. Только, казалось бы, промелькнуло в голове правильное определение происходящего – а тут Тантар! Кричит на всю улицу, как обычно. Громко! И сапожищами своими по лужам шлёпает… Ноги у него, наверное, раза в два больше моих.
Конечно, такая какофония не могла меня порадовать. Вот я и рыкнула.
– Не знал, что лягушки бывают бешеными.
В голосе едва уловимо звучал яд. Неужели я чем-то зацепила его? Впрочем, Тантара вообще довольно легко было зацепить. Чего стоил только позавчерашний случай. Мы тогда столкнулись с Тантаром в опустевшем к вечеру коридоре; в руках он нёс флегматичного серого мопса. Обычно спокойный, парень был очень воодушевлён. От его высокой массивной фигуры так и веяло жизнерадостностью, глаза сияли, как весеннее небо, короткие русые волосы стояли дыбом – водилась за Тантаром привычка запускать в них пальцы в минуты размышлений. Будто так ему лучше думалось. Лопаясь от гордости, будущий законник поведал мне, что раскрыл кражу любимого питомца госпожи Тербон, нашего профессора психологии. За дело о мопсе он взялся ещё до выпуска – мне об этом рассказывала Аргелла, которая всегда была в курсе всего, что происходило у наших сокурсников. Одних её слов мне хватило, чтобы догадаться, кто «злоумышленник». Я сразу поняла, что собаку украл помощник нашего архивариуса, известный клептоман. Как и все сотрудники архива, он работает в специальных перчатках, сделанных в Гильдии Белых Часов – отсюда на лежанке Хвостика и взялись магические следы, которые Тантар умел определять безо всякого детектора, и которые позволили ему торжественно активировать кинжал рядом с лежанкой. Я спросила у Тантара, тот ли это парень, или нет – и, кажется, испортила ему настроение. Видимо, тем, что не дала возможности похвастаться раскрытием такого пустякового дела. Мне, в общем-то, было плевать на его кислую мину, но случай говорил сам за себя.
Мопс ещё сутки жил в нашей гостиной – найти кого-то в предпраздничной суматохе, было нелегко, и кабинет госпожи Тербон был постоянно закрыт. Девчонки привыкли к зверю и не хотели отпускать, но Тантар непреклонно поместил пса в корзинку, да так с ним на бал и пошёл, где вроде бы, наконец, и встретил преподавательницу. Во всяком случае, мопса я с тех пор больше не видела.
Честно говоря, не знаю, как Тантара занесло в Гильдию; особых способностей к раскрытию преступлений он не проявлял. Как и ко многому другому, притом, что брался за фехтование, торговлю, даже за лицедейство – и это лишь то, о чём знала я, которая почти не общалась с ним.
– Не надо подкрадываться ко мне, пожалуйста, – попросила я.
– По-моему, ты не знаешь значение слова «подкрадываться». – Он слегка вздёрнул подбородок. И откуда у аптекарского сына взялись все эти аристократические замашки? Театр, что ли, виноват?.. – Ладно, прости, я вообще-то…
– Что?
Тантар выдохнул, как перед прыжком в воду.
– Убили твоего Зяблика.
– Что?!
У меня громкий голос. Если я даю ему волю, он может прогнать людей, похожих на музыку, и разбить разные другие чудеса.
Зяблик был вовсе не зябликом, на самом деле; он принадлежал к Птицам Радуги – виду, искусственно выведенному на материке, в Картерре, где магия, благодаря огромному Яркому Озеру, повсеместна и для многих привычна. Я называла своего письмоносца Зябликом, потому что он не жаловал холодную погоду, и любил, прилетев с мороза, забиться в наши с Аргеллой диванные подушки, или под одеяло. Помню, однажды, вернувшись домой под проливным дождём, он дрожал почти час, а я сидела рядом и терпеливо гладила мокрые жёлтые пёрышки…
– Я нашёл его на чердаке общаги. Кто-то свернул ему шею. Отказалась бы ты от своей затеи, Лягушонок… Я же понимаю, что ты задумала. Все понимают.
Прозвище «Лягушка» или «Лягуха» прилипло ко мне ещё на первом курсе из-за больших, чуть навыкате, глаз, и привычки время от времени на что-то таращиться. «Лягушонок» был немногим лучше, но обычно я терпела, признавая за Тантаром право пытаться быть доброжелательным. Сейчас же вызверилась невесть с чего:
– Прекрати меня так называть! И не надо лезть в мои дела с таким видом, будто ты понимаешь в них лучше меня!
– Но это не твоё дело, – отрезал Тантар прежде, чем я начала говорить, что он вообще ни в чём ничего не понимает, за что бы ни взялся. – И у тебя нет силы. А раз Зяблика убили, то он не доставил твоего письма, и разрешения на посещении Библиотечного Дворца у тебя тоже нет. Гильдия не одобрит того, что ты делаешь…
Я нахмурилась. Какая тварь пустынная дёрнула меня проговориться о своих планах при большом количестве развешенных ушей!
– У меня нет силы, потому что эта рыжая тварь выдернула у меня дело прямо из-под носа! – зашипела я. – Не удивлюсь, если это она убила Зяблика…
– Горна? Но зачем ей это? Думаешь… думаешь, это она Аргеллу?..
В голосе Тантара прозвучало разочарование. Ну ещё бы. Он ведь танцевал вчера с Горной. Красивая, кстати, получилась пара, насколько я помню. Впрочем, Тантар на выпускном балу вообще со всеми, кого приглашал, смотрелся на удивление хорошо. Кроме меня, потому что я не танцую. Даже на выпускном, даже «один разочек».
– Нет, – буркнула я. – Я пока ничего не думаю. Но есть несколько занятных фактов. Первый: Горна и Аргелла были лучшими на курсе и претендовали на одно и то же место в Гильдии.
– Но за это не…
– Второй, – отчеканила я, словно не слыша его, – вчера, после того, как с бала ушла Аргелла, Горна выбежала поговорить с каким-то мужчиной в холл. Мужчина был в чёрном плаще, в шляпе с широкими полями и вообще выглядел на редкость подозрительно. Он ушёл минут через десять, я – через двадцать после него. И… – я невольно сглотнула, – по пути я наткнулась на Аргеллу. А потом туда же пришла Горна.
Никогда этого не забуду, никогда. Жёсткие рюшки дурацкого, взятого напрокат платья, бьют по голым коленям. Город пуст и тих. Я иду босиком, неся в руках тяжёлые, как колодки, туфли, прохожу всего два поворота, к общежитию, и вижу сидящую на земле Аргеллу, прислонившуюся к каменной стене. Светлое платье в грязи и капли крови на нём – как рубины, нашитые на парчу…
– И опередила тебя, активировав кинжал возле тела, – понимающе протянул Тантар. – Что ж, всё может быть. По нашим правилам, на дело даётся два месяца, потом его нужно закрывать… Два месяца изображать бурную деятельность – раз плюнуть.
– Не фантазируй, – оборвала я его. – Когда начинаешь фантазировать, дело можно считать проваленным. Сам должен знать… Нет, Тантар. Мне плевать, что в Библиотечном Дворце меня не ждут – я всё равно поеду туда. История с Аргеллинным дипломом не даёт мне покоя… Но сначала поговорю с призраками.
– Всё-таки поговоришь? – Тантар снова занервничал. – Ты уверена, что…
– Я уверена.
– Мне пойти с тобой?
Я невольно фыркнула. Не предложить он не мог, конечно, потому что слишком правильный. Только я-то отлично знала, что Тантар очень не хочет переступать ту черту, которая разделяет мир людей и мир иных существ. Черту, которой для меня практически не существует – потому что я всегда чувствую, всегда помню той безымянной частью своей души, которая, как у нас считается, является частицей неба, видевшего и знающего всё…
А многие забыли. Или просто стараются не думать. Им удобно делать вид, будто наш остров всегда был просто островом, где сначала никто не жил, а потом появились люди и создали государство Гроус. Но я так не могу. В этом, наверное, и заключается мой дар – те его крохи, что не зависят от кинжала. Прошлое развеяно по улицам моего города, по другим городам, по горам и долам. Оно прячется и в лесу, под корнями деревьев, и в сточных канавах, и под самым древним булыжником мостовой. Особенно тяжело мне бывает пройти по полному легальных магических лавок Проспекту Свободных, почти страшно. Но иногда по-другому не получается, особенно если нужно дойти до тупика, где обретаются самые отчаявшиеся – но и самые памятливые – призраки. Они тоже, конечно, чуют дуновение ветра с той стороны. И слышат голоса древних существ – исчезнувших, но не ушедших. Сейчас их больше всего за Границей, за рекой Свен, которая трещиной расползлась по Острову, словно отрезав от него кусочек. То, что за этой рекой, называется Пустынным Берегом, хотя, на самом деле, берег вовсе не пуст; я это точно знаю, хоть и не подходила никогда к реке Свен. Ощущая изнанку нашего города, я иногда ощущаю запах перепрелой листвы, или иглицы, или сладковато-смолистого дурмана, который бывает в сосняках, высушенных солнцем. Я всегда помню, что эти сущности, изгнанные триста лет назад королём Костермусом, до сих пор рядом, что они часто слетаются к нашим огням, а однажды вернутся все и навсегда. Это страшно, но лучше признать опасность, чем делать вид, что её нет. По сравнению с ними призраки – ничто. Но некоторые всё же боятся призраков и ставят ловушки, или просто стараются держаться подальше, как от прокажённых – взять того же Тантара…
– Не нужно со мной идти. Я сама.
– Хорошо, – облегчённо вздохнул Тантар, – я тогда тебя тут подожду.
Ждать он тоже не очень хочет. Возможно, бежит к Эризе, с которой танцевал вчера дольше всех. У Эризы живые зелёные глаза, волосы чёрные, как и у меня, только длиннее, ниже плеч, и не торчат во все стороны.
– Не жди, я, может, пойду другой дорогой.
– Но темно, поздно. Вдруг с тобой что-то случится?
– Со мной ничего не случится. Город всегда на моей стороне. Иди.
Я знала, что он не будет настаивать. Так и случилось: Тантар пожал плечами и ушёл. Я же углубилась в проулок, к заброшенным одноэтажным домам, из которых сделали склады. Света здесь не было, и мои глаза с трудом различили очертания крыш, заколоченных окон и трёх мусорных баков.
– Гелптом, – позвала я осторожно, и вязкие, как чернила, сумерки, тут же впитали мой голос, почти не оставив эха.
Но Гелптому и этого было достаточно. Подозреваю, он услышал бы, даже если бы я произнесла его имя шёпотом.
Мой призрачный друг просочился сквозь щёлочку в заколоченном окне, на миг замер в воздухе холодным белым облаком и, наконец, явил мне своё лицо. У него имелись глаза – большие и чёрные, без зрачков, – аристократически тонкий нос, очертания губ. Нельзя сказать, что Гелптом весь был облаком, дымкой. Что-то было скрыто под этой завесой – тёмное и живое вещество, придававшее призраку форму.
Как и прочие призраки, Гелптом почти ничего о своей прошлой жизни в памяти не сохранил. Смутные инстинкты, отголоски чувств и ощущений – всё, что ему осталось. Например, он приходил в волнение, когда где-то поблизости звенел металл; Гелптом прилетал на этот звук и слушал, хмуря дымный лоб, словно силился вспомнить что-то. Ещё я знаю, что его порой неодолимо тянуло на реку Свен, хоть он и не говорил об этом. А однажды, стоило мне обмолвится об истории Стержня, его всего затрясло. Спросив, в чём дело, я получила, туманный ответ: «Страшно… Дрожит, дрожит мир… и будто вот-вот в пропасть упадёт… и никуда не денешься…». Помню, это тогда очень удивило меня. Ведь всем известно, что Стержень стоит здесь испокон веков, а Гелптом не может быть настолько стар – очертания его одежд и слова, которые он использует в речи, говорят о том, что он жил не раньше, чем три века назад. Но мало ли… Иногда непостижимое нужно оставлять непостижимым, я почти смирилась с этим за последние годы.
– Мне жаль, Эстина.
В шелестящих голосах призраков эмоции трудно различимы. Но я услышала – если не само сочувствие, то намёк на него – и горло предательски сжалось. За эти два дня я ни разу не плакала, но почему-то именно сейчас, когда нужно было говорить о деле, осознание случившегося накатило, накрыло с головой…
Я шмыгнула носом и поспешно вытерла рукавом выступившие слёзы.
– Так и думала, что ты знаешь. Кто-то из ваших что-то видел?
– Видели только когда уже всё случилось… Убийцу – нет. Кто из наших точно был там, я не знаю, до меня дошли только слухи о произошедшем…
Я досадливо скрипнула зубами.
– Могу попробовать выяснить, – не сразу произнёс Гелптом.
– Если сможешь, это было бы замечательно. А если бы мне ещё удалось поговорить со свидетелями…
– Этого обещать не стану, сама понимаешь… – Призрак облетел вокруг меня, и его след дымкой повис в воздухе. – Не все готовы общаться с вами. Но если получится… Приходи завтра вечером к десяти туда, где убили твою подругу… Я выясню, что смогу… Один я там буду, или нет – пока не знаю…
Истошный крик вонзился в наш негромкий разговор, разбил покой проулка. Я резко обернулась и сквозь не осевшую дымку разглядела две тёмные фигуры, свернувшие со стороны Грантон-Сор. Ещё не увидев их полностью, я сразу поняла, что это понравившиеся мне танцоры. Я сделала шаг им навстречу.
– Постойте, он не причинит вам вреда…
И снова крики, визг… Эти двое могли бы убежать, но словно были парализованы ужасом.
Странно, когда они танцевали под слышную только им двоим музыку, то казались мне почти божествами. Но их способность издавать такие жуткие звуки, их страх – всё это стёрло иллюзию начисто.
Они простые люди, ещё одни люди, с которыми нужно было придумывать, как себя вести. С людьми всегда так.
– Всё хорошо, не бойтесь…
Я снова шагнула вперёд, но это почему-то ещё больше напугало безымянных танцоров. Мужчина, наконец, пришёл в себя, дёрнул партнёршу за рукав, и они скрылись со всей возможной прытью.
Мои руки сами собой опустились.
За спиной сумрачно вздохнул Гелптом.
***
Надо, надо было поговорить и с Горной, я знала, что это неизбежно. Раз она ведёт дело, нужно хотя бы попытаться наладить контакт. Если она имеет к смерти Аргеллы какое-нибудь отношение, то, может, я смогу это понять или выведать что-то. А если нет – то в конце концов, мы взрослые люди, и когда речь идёт о чём-то действительно серьёзном, глупые школьные обидки не должны идти в расчёт. Да и Горне тоже выгодно раскрыть своё первое дело. Если у неё нет других приоритетов.
В отличие от меня, Горна жила не в общежитии. Я вышла около девяти утра. Над улицами висел лёгкий туман, в котором растворялась зябкая голубизна весеннего неба, и высокие чёрные дома квартала нашей Гильдии внезапно вырастали из него, как подкравшиеся чудовища – но чудовища неопасные, охраняющие, защищающие от чего-то действительно страшного.
Богатые семьи, подобные Горниной, обычно покупали дома в южной части города. Здесь для меня слишком просторно. Нет того ощущения надёжности, которое возникает на узких улицах северных районов, где дома словно идут с тобой плечом к плечу. Они высокие, и в них может поселиться человек пятьдесят. На юге же всё по-другому. Один дом обычно принадлежит одной семье, часто к нему прилагается сад и, разумеется, ограда. Отчуждённые, равнодушные гранитные гробницы, закованные в чугунные клетки.
Когда я добрела дотуда, туман уже рассеялся, и можно было как следует разглядеть особняк семейства Рой-Тарон, к которому принадлежала Горна. Здание неприятно напомнило мне дом моих родителей: те же светло-серые каменные плиты в облицовке фасада, аккуратные белые колонны и широкие мраморные ступени перед парадным входом. Правда, здесь ещё имелась оранжерея, соединённая с левым флигелем. Да и яблоневый сад, окружавший особняк, был, пожалуй, побольше, чем у моего отца. Но в остальном…
Ворота оказались открыты и даже гостеприимно распахнуты. Я прошла по небольшой дорожке, поднялась по ступеням и пару раз стукнула в дверь золочённым молоточком, лежавшем рядом со входом на специальной поставке. Это столичное новшество – в нашем городе использовали дверные кольца. Впрочем, я давно не была дома – возможно, мода уже добралась и до нас…
«До них!» – мысленно рассердилась я сама на себя. Я уже давно не называла дом моих родителей «своим», но здесь, под сенью цветущих яблонь, стоя не на привычной брусчатке, а на гладко отполированном мраморе, я почувствовала, будто что-то оплавилось во мне, размякло… Что-что – мозги, надо понимать. Срочно собраться!
Дверь мне открыла высокая немолодая женщина с тщательно зачёсанными назад каштановыми волосами. Её чёрное платье смотрелось чересчур строго, но ткань была дорогой, служанки из таких одежду не шьют. Должно быть, экономка. Поздоровалась она с улыбкой, в которой ощущалась тщательно отмеренная доза приветливости.
– Доброе утро, – ответила я. – Эстина Кей-лайни, Гильдия Чёрных Кинжалов. Простите за столь ранний визит, но мне необходимо увидеть Горну Рой-Тарон.
Я с удивлением обнаружила в своём голосе светские интонации. Они всегда вылезают в самый неожиданный момент, хотя мне иногда кажется, что я уже растеряла всё, что в меня когда-то с таким трудом ухитрились впихнуть гувернантки.
Только интонации не помогли.
– Госпожа Горна Рой-Тарон, – неодобрительно отозвалась экономка, – к сожалению, сейчас не принимает.
У меня свело челюсти. Я прекрасно знаю, что должна была назвать Горну госпожой, но не представляю, что должно случиться, чтобы я действительно это сделала. А мерзавка наверняка дрыхла, потому и «не принимала».
Другие обычно цепенеют, когда слышат название нашей Гильдии, и стараются услужить, чем могут, но экономка, конечно, была в курсе, что если бы Горна срочно понадобилась кому-то из руководства, к ней бы отправили письмоносца. А я, заявившаяся лично, да ещё без полицейских, не могу быть настолько важной птицей, чтобы отрывать госпожу Рой-Тарон от утреннего отдыха. Особенно если учитывать мой возраст – ведь мы с Горной ровесницы.
– Боюсь, что вынуждена настаивать, – отрезала я, тут же избавив свою речь от налёта любезности. – Дело срочное, оно касается убийства нашей однокурсницы.
Но и эта фраза не произвела должного эффекта. Экономка надменно вздёрнула подбородок и, посоветовав прийти в другой раз, непреклонно закрыла передо мной дверь.
Ненавижу терять время. И все эти расшаркивания тоже на дух не переношу.
Я спустилась по широким мраморным ступеням и уже хотела было идти обратно к воротам, как услышала голоса со стороны оранжереи. Говорили негромко, иногда переходя на шёпот, и слов я разобрать не смогла. Но один из голосов явно принадлежал Горне.
«Это чужой дом, – напомнила я себе, – чужой сад и чужая оранжерея. У меня нет никаких прав на то, чтобы здесь бродить…»
Но мне очень нужно было поговорить с Горной.
Я направилась к оранжерее, стараясь поменьше шелестеть травой. С противоположного от дома торца имелась небольшая дверца. Забыв постучать, я взялась за узорчатую металлическую ручку и потянула на себя.
Их было двое. Горна и мужчина в чёрном плаще. Незнакомец полусидел на бортике огромного цветочного горшка, в котором высилось неведомое дерево с бледной корой и игольчатыми листиками – наверняка материковое, у нас я таких не видела. Он говорил что-то приглушённым голосом, стоявшая рядом Горна его слушала. Я видела её в профиль, но даже по этому профилю можно было прочитать сильнейшее волнение. Или даже страх?..
Я, хоть и вошла бесшумно, не успела услышать, о чём они беседовали. Виной тому был тёплый, влажный и очень насыщенный запахами воздух оранжереи. Здесь наверняка росли ещё какие-то заморские растения с пыльцой, непривычной для носа островного жителя. Секунды две я боролась с желанием чихнуть – и проиграла.
Горна и её гость резко повернулись. Мужчина вскочил на ноги. Несмотря на то, что на зрение я никогда не жаловалась, рассмотреть его лицо как следует не смогла – всё из-за широкополой шляпы, скрывавшей тенью глаза незнакомца. Успела только заметить, что лицо это узкое, вытянутое, а подбородок слегка выдаётся вперёд. Ещё довольно примечательным был нос – длинный, интересный, с небольшой горбинкой.
– Какие пустынные твари тебя сюда принесли?!
Ужас, в первые секунды отразившийся на лице Горны, сменился яростью. Она взмахнула рукой, и меня подбросило в воздух. Невысоко, но так, что дотянуться до земляного пола оранжереи ногами не осталось никакой возможности. Ну ясно. Сначала телекинез, сознательно направленный поток силы, для которого и символы никакие не нужны; потом "невесомость". Как она чертила последнее, я не уловила, но, во-первых, когда тебя куда-то швыряют, присмотреться сложно, а во-вторых, не зря же рыжая считалась лучшей на курсе – она всё делала быстро и без ошибок.
– Встретимся вечером, – бросила Горна.
Мужчина прошмыгнул в открытую дверь и был таков.
– Стойте! – нелепо размахивая в воздухе конечностями, крикнула я. И заорала на Горну: – Спусти меня отсюда!
– Что ты здесь делаешь, Лягуха? Шпионишь за мной?
Эта тварь шипела, как гадюка. Голубые глаза на красивом, в обрамлении тёмно-рыжих локонов, лице взирали на меня снизу вверх с гневом и отвращением.
Я забарахталась ещё отчаяннее, хотя и понимала, что это бесполезно.
– Я говорю, отпусти меня!
– Ты не в том положении, чтобы диктовать условия, – со злорадством напомнила Горна. – Отвечай на вопрос.
Я бы сказала ей ещё пару ласковых, но сообразила, что пока мы препираемся, подозреваемый может уйти слишком далеко.
– Да я… я просто поговорить с тобой хотела! – Извиняющийся тон у меня не получился, но голос прозвучал довольно бодро, что, я надеялась, поможет как-то остудить пыл моей бывшей однокурсницы. Когда я перестала дёргаться, тело повернулось параллельно полу, словно подо мной в воздухе вдруг оказался невидимый матрас. – Я думала предложить свою помощь в деле Аргеллы…
– Нужна ты мне больно! Проваливай.
Я заметила белое свечение вокруг Горниных тонких пальцев, быстро начертивших в воздухе нужный символ – и в следующую секунду шлёпнулась на землю, ощутимо приложившись локтями и коленками. Ну хоть голову вовремя подняла, а то бы наверняка сломала нос.
– Кто этот человек? – поднимаясь на ноги, спросила я.
– Я сказала, проваливай!
Ещё один взмах – и меня отнесло к двери. Мой вопрос окончательно вывел Горну из себя, и она даже перестала заботиться о сохранности оранжереи. Судя по всему, я оказалась не в то время не в том месте… хотя как посмотреть, конечно.
Не видя больше смысла разговаривать с рыжей, я решила подойти к вопросу с другой стороны и заозиралась в поисках следов человека в шляпе.
Так, отлично… примятая трава, отпечатки подошв ведут не к воротам, через которые сюда проникла я, а в обход оранжереи. Эх, магию бы мне… Но пришлось довольствоваться тем, что было.
Я кинулась по следу – за оранжерею, через сад, к задней решётке, оплетённой плющом. Ага… Маленькая калитка. Так сразу и не заметишь. Я выскочила на мостовую, но Горниного знакомого уже, разумеется, не увидела.
Всегда ли они здесь встречаются? Или выбирают места на нейтральной территории, а сегодня, например, что-то случилось, и сообщник пришёл, чтобы о чём-то предупредить Горну?..
Я нахмурилась. Рассуждаю, как Тантар! Ничто не даёт мне оснований называть этого человека её сообщником, даже мысленно.
Оглянувшись, я заметила подошедший к калитке со стороны сада женский силуэт, и быстро направилась вперёд по улице. Продолжать общение с Горной мне совершенно не хотелось.
Итак, что я имею?
Горна говорила о встрече этим вечером. Она могла попытаться запутать меня, но вариант, что они действительно встретятся, был более вероятен. В конце концов, я прервала их разговор – возможно, важный. Где они встретятся, я не знала. Уточнить не имела возможности. Но существовала возможность, что он опять пожалует к Горне. И если так, то он, скорее всего, войдёт в эту калитку – слишком уж таинственная личность, чтобы пользоваться парадным входом. Значит, здесь его и подождём. Но нужно, чтобы кто-то смотрел и там, на всякий случай… тем более Горна может выйти сама и отправиться на встречу, если она в другом месте… Попросить Тантара? Он может согласиться помочь. Он всем помогает, особенно девушкам. А я возьму на себя эту калитку… Буду надеяться, что управимся до десяти часов, ведь меня будут ждать призраки.
2.
Я бежала по ночному городу, огибая редкие лампы-ловушки и не обращая внимания на недоумённые взгляды прохожих. Впрочем, о том, что они недоумённые, я могла только догадываться – в темноте всё равно лиц не различить. Я злилась из-за того, что опаздывала, я злилась из-за того, что беготня вокруг особняка ни к чему не привела, но сильнее всего злилась на Тантара, который наотрез отказался мне помогать.
– Не буду я за ней следить, – негромко, но твёрдо сказал он. – И тебе нечего там делать. Ничем хорошим это не закончится.
Как будто я его спрашивать должна.
Но лучше бы слежка закончилась плохо, чем не закончилась никак. Встречались сообщники всё-таки не в оранжерее, а Горну я, должно быть, упустила, пока бегала от калитки до ворот и обратно. Цоканья лошадиных копыт не слышала – значит, рыжая шла пешком и тихонько выскользнула из особняка, пока ещё были открыты ворота. А то и магию использовала для маскировки – чай, не первый год меня знает, могла предугадать, что я приду следить.
В условленном месте я оказалась в четверть одиннадцатого. Там не было никаких призраков, да и людей почти не наблюдалось – только какой-то парень в форменном кителе столичных Чёрных Кинжалов и с переносным фонарём в руках стоял возле горы деревянных ящиков и сосредоточенно её разглядывал. Судя по всему, он пересчитывал эти ящики, и сбивать его не следовало, но я очень торопилась.
– Прости, ты не видел здесь призрака? Минут пятнадцать назад?
Он резко повернулся ко мне. Лицо недовольное, даже злое. Из-под густых каштановых, в цвет волос, бровей смотрят голубые глаза. Так как парень был на голову выше меня, я струхнула под этим взглядом и отступила на шаг.
– Я что, похож на чокнутого – призраков разглядывать?
Я только сейчас обратила внимание, что в руке у него не простой фонарь, а переносная лампа-ловушка. Мало этой дряни на улицах стоит!
– Нет, ты куда больше похож на труса, – тут же ответила я. – И сколько ты успел призраков укокошить, интересно? Ты бросал эту штуку на землю и убегал, или держал, наблюдая, как…
Творец, по-видимому, решил, что получила я сегодня недостаточно. Я и опомниться не успела, как оказалась прижата к стене ближайшего дома. Многострадальная спина заныла. Я сердито дёрнула плечом, но хватка у незнакомца оказалась стальной – и это при том, что держал он меня одной рукой.
– Пытаешься доказать, что не трус? – Иногда, когда я злюсь, меня легче прибить, чем заставить замолчать, честное слово. – Оригинальный способ, ничего не скажешь.
– Призрак убил мою мать, – сказал парень. – Задушил простынёй, когда она развешивала бельё на улице. Что мне теперь, целоваться с этой гадостью прикажешь? Призракам не место на этой земле, и чем больше погибнет, тем лучше.
Полтергейст, наверное… В Морлио мало таких. Обыкновенные призраки разве что опрокинуть что-то могут, или занавеску поднять – чтобы задушить человека, нужна куда большая энергетическая сила.
Извиняться я умею плохо, поэтому вместо ответа на заявление незнакомца, я продолжала молча выкручиваться. Но через пару секунд, он отпустил меня сам – не переставая, впрочем, буравить взглядом. Сердито одёрнув плащ, я быстро зашагала прочь, не удостоив его больше ни единым словом и даже не оглянувшись. В конце концов, я перед этим типом ни в чём не виновата!
