Текст книги "Клятва (СИ)"

Автор книги: Мария Костылева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Элья прошлась по кухне, медленно обогнула стол и уставилась на газету, словно пытаясь проглядеть её насквозь.

– Бумага сейчас полыхнёт, – заметил Герек из-за газетного листа. – Элья, мне эти твои выкрутасы побоку. Если ты хочешь мне что-то сказать, говори, а не швыряйся хлебом.

При мысли о том, что она действительно кинула в него кусок хлеба, Элью затопила жаркая волна стыда, которую она не ощущала с тех пор, как сбежала от Гарле-каи.

– А ты сам не догадываешься?!

Она круто развернулась и пошла в сторону двери, искать брошенный хлеб. Пока ходила, придумывала, как лучше повести разговор. Перво-наперво, нужно успокоиться (хотя бы внешне!), а потом сесть за стол и всё по пунктам выложить…

«Но он не будет меня слушать! – злилась Элья. – Он будет издеваться!».

Думать, думать…

Какие у неё преимущества?

Во-первых, его совесть. Которая – Элья верила в это – у Герека всё-таки есть. Как бы он ни кричал об ошибках, которые она должна сама исправлять, что-то в нём отчаянно сопротивлялось идее принуждать человека к искуплению, да ещё подобным образом. На этом можно было сыграть.

Во-вторых, его неосмотрительность. Чары Герека, наложенные на неё, кому-то здорово путают карты. Пока Элья под контролем, но что случится, если она действительно уйдёт в Сакта-Кей? Нет, она не будет его шантажировать… здесь нужно играть тоньше. Нужно намекнуть.

Ну и наконец, необходимо улыбаться. У Эльи была в арсенале такая специальная улыбка, которая, на первый взгляд, как будто выражала расположение, а на деле говорила: «У тебя, голубчик, никаких шансов»… Она подходила на многие случаи жизни, эта улыбка, не только в общении с нежелательными кавалерами.

Элья на мгновенье замерла у зеркала. То, конечно, было мутноватым, но не искажало правды: худое бледное лицо с острым носом, который в прошлой жизни, когда Элья хорошо питалась и много бывала на солнце, смотрелся очень симпатично, а сейчас, соседствуя с обострившимися скулами, как никогда напоминал птичий клюв; по-прежнему светлые, но какие-то потускневшие волосы, потерявшие и золотистость, и озорную волну… Элья растянула губы в улыбке, слегка сощурившись, а когда увидела получившуюся гримасу, почему-то вспомнила историю о женщине, которая зарабатывала заказными убийствами – история была выдуманная, но в школе-приюте Элья верила и в менее вероятные вещи… Она сейчас улыбалась примерно так же, как должна была бы улыбаться эта женщина.

А другие улыбки у Эльи не получились.

…Вернувшись на кухню, она рассеянно села за стол и положила перед собой кусок хлеба, который вертела в руках. После того, как он повалялся на полу, есть его, наверное, не стоило, но и выкидывать было жалко. Элья сидела и смотрела на этот кусок, а Герек по-прежнему смотрел в газету.

– Я сейчас чуть не убежала, – сказала Элья. – Я пришла на кухню, чтобы найти еду, которую можно было бы взять с собой в Сакта-Кей… Ты можешь…

«…хотя бы предупреждать, когда уходишь?» – хотела спросить она, но вспомнила, что пообещала себе не подстраиваться под других, и потому закончила вопрос смелее:

– …не уходить из дома без меня?

Герек сложил газету, сцепил в замок руки и сердито уставился на Элью.

– И что, мне всё время с тобой таскаться? А как насчёт личного пространства?

– Необязательно всё время, – терпеливо ответила Элья. – Главное, чтобы ты не был слишком далеко от меня. Мне становится легче, когда ты на определённом расстоянии находишься… Ты ещё не вошёл в дом, когда я вдруг поняла, что делаю что-то не то.

– Я ухожу недалеко, как правило. Сегодня мне пришлось уйти к дальней окраине города, – он кивнул на свёрток, – мяса купил, а то в доме совсем есть нечего. Но это единичный случай. Так что будем смотреть по обстоятельствам. Проводить эксперименты, проверять, на какое расстояние я могу отдаляться без особого ущерба для тебя. Ходить вместе – не самая хорошая затея. Ко мне тут привыкли, но тебе слишком часто появляться в Тангроле, тем более, со мной, не следует.

Элья, подумав, кивнула. Хоть какой-то компромисс.

– В любом случае, предупреждай меня, когда куда-то уходишь, – всё-таки сказала она. – Мне так будет легче концентрироваться.

Герек пожал плечами и отщипнул мякиш от по-прежнему лежавшего на столе хлеба – парню, очевидно, было плевать на то, что кусок повалялся на полу.

– Идёт.

6

Он так ни разу и не позвал её с собой. Так что те редкие вылазки, которые они совершали в город вместе, были исключительно Эльиной заслугой. Она просто ставила его перед фактом: мне нужно купить то-то, сделать то-то… Герек пожимал плечами – и уступал.

В этих коротких путешествиях они держались, как брат с сестрой, успевшие надоесть друг другу ещё в детстве. Герек иногда обращал внимание спутницы на какие-нибудь занятные архитектурные детали, вроде длинного дома, некогда бывшего мостом через ныне пересохшую реку, вскользь ронял циничную реплику насчёт расплодившихся на улице торгашей и их залежалого товара. От него также можно было узнать, почему тангрольцы стригут деревья в парках и почему на вывеске самой дорогой гостиницы, называющейся «Горная жемчужина», изображена собака. Но в основном маг молчал, хмуро скользя взглядом по лицам прохожих и – совсем редко – здороваясь кивком с кем-то из знакомых.

Элья купила пару простых платьев, юбку, блузку и вязаную кофту, чтобы укутываться в неё вечером, сидя в гостиной. Этот дом так медленно прогревался, словно для него существовали какие-то свои времена года – в основном, судя по всему, осень. Элья просила Герека топить печку два раза – немножко утром, чтобы жизнь казалась чуть менее невыносимой, и вечером, как следует. Но в гостиной по вечерам всё равно почему-то не становилось жарко, и кофта была совсем не лишней. Только вот сидела Элья почти всё время в одиночестве – Герек, если был дома, редко спускался со второго этажа.

Днём ей нередко доводилось видеть, как он работает. В самом деле, магия была Гереку большим подспорьем. Собственно, он вообще не особенно утруждал себя: нарвёт какой-то травы поутру, скользнёт сознанием в некий неведомый Элье мир, поведёт рукой над листьями – и те уже скукожившиеся, как будто не один день сохли на чердаке. Ещё раз проведёт – и они рассыпаются в порошок. Примерно так же готовились и какие-то экстракты. И так же, насколько понимала Элья, росли сами травы – она даже как-то раз поймала Герека колдующим над распускающейся лекарственной ромашкой.

– Я слышала, маги берут силу из других миров… – как-то раз произнесла Элья, зачарованно глядя на то, как очередной порошок перекочёвывает по воздуху в какую-то скляночку. Она сидела в гостиной с книжкой, а Герек избрал очередной рабочей поверхностью небольшую тумбочку напротив серванта. – Ты тоже, да?

– Конечно.

– А где они, эти миры? Они же огромными должны быть. А границ как будто много…

– Ну, строго говоря, те границы, о которых все говорят – это как невидимые очертания невидимых дверей… Это не сам мир, это проход в него.

– Порог, – глухо сказала Элья.

Маг удивлённо поднял на неё глаза.

– Да, порог. Неощутимый, особенно, для тех, у кого дар запечатан или вообще отсутствует. Когда начинаешь узнавать, что в ткани мироздания несколько слоёв, это сбивает, но постепенно привыкаешь…

Элья зябко поёжилась. Она подумала о том количестве дверей, которые наверняка были в озере. И о том, что какие-то из них могли привести её назад в Подземный Дворец.

– И ты их видишь, да? – шёпотом спросила Элья. – Границы?

– Слышу. Когда миры переполнены силой, это всегда слышно… Какие-то больше, какие-то меньше…

– И как они звучат?

– Как треск веток в костре. Карсаг называл этот звук звуком ожидания… – Герек усмехнулся. – Обстановка и верования Лесного Клана накладывают свой отпечаток на процесс обучения. Меня ведь в детстве тоже пытались учить магии, но никто ничего не рассказывал мне о звучании границ…

Элья смотрела, как Герек оборачивает склянки бумагой и складывает в небольшую сумку. У неё тревожно ныло под ложечкой. Скоро, скоро он уйдёт… Только бы собраться с силами, только бы не убежать!..

Герек не брал её с собой в аптеки, как она ни просила его, поэтому Элья загодя запасалась книжкой. С нежностью (и самоедством) вспоминая Гарле-каи, она упорно читала страницу за страницей старинных научных трудов, которые находила в серванте, и чем дальше уходил Герек, тем сложнее ей становилось сосредотачиваться на буквах и складывать их в слова…

«Я теряю время, я просто теряю время…»

Иногда Герек задерживался до вечера. Элья никогда не спрашивала, где он был и что делал, но ненавидела его в эти дни всей душой. Он как будто не понимал – хотя Элья говорила, сто раз говорила! – какого невероятного напряжения воли стоят ей его отлучки. А если от него ещё и пахло пивом, или чем покрепче, ей вообще хотелось его убить.

– Когда ты злишься, ты чем-то напоминаешь ледяную принцессу из сказки, – поведал ей как-то вечером подвыпивший Герек. – Ну, ту, которую толпа бестолковых принцев пыталась сделать человеком, совершая какие-то подвиги, пока не нашёлся один-единственный умник…

Элья смерила его мрачным взглядом. Принцессу из сказки спасла, как водится, сила любви.

– В отличие от ледяной принцессы, я несовершенна, – язвительно отозвалась на это Элья. – Зато я, к твоему сожалению, могу разговаривать. А при желании, и в морду дать.

– Серьёзно? – усмехнулся Герек. – Это интригует…

Он легонько провёл пальцами по её щеке.

Элья застыла. Неподвижная, скованная, как невидимыми цепями, страхом и беспомощностью.

Казалось бы, следовало ожидать, что рано или поздно Герек решит, что они знают друг друга достаточно долго, чтобы он мог позволить себе что-то подобное. И даже, может быть, пойти дальше. Ну или хотя бы предпринять попытку.

Однако раньше Элье это почему-то не приходило в голову, и его поведение стало для неё полнейшей неожиданностью.

Грапар любил так же проводить пальцами по её щеке. Она могла сейчас представить и пережить заново ощущение от каждого его прикосновения. Как он дотрагивается до её лица, как он отводит ей за ухо прядь волос. Как опустив руку ниже, к шее, начинает целовать, и как потом всё тонет в жарком головокружении, и Элья словно превращается в какое-то иное существо. Это существо только и умеет, что говорить без слов: я с тобой, навсегда, на всю жизнь, до самой смерти, и потом, наверное, тоже, потому что ничьей другой руке, даже руке Чёрного Странника, я не смогу довериться на тех дорогах, что ожидают меня там – а твоей могу, так же, как доверяюсь сейчас…

А потом Грапар просто взял и отдал её Болотному Королю.

– Не делай так, – отрывисто произнесла Элья.

Её голос в этот момент словно и правда принадлежал ледяному изваянию.

Герек, посмотрев на её лицо, тотчас же протрезвел и опустил руку.

– Хорошо, я не буду, – быстро пообещал он.

О том вечере они потом ни разу не заговаривали.

Но в остальном всё оставалось по-прежнему. Как у двух вражеских лагерей, временно заключивших перемирие.

Герек всё так же часто уходил, оставляя Элью одну, она всё так же злилась – но уже потом, ведь сначала надо было справиться с тяжестью клятвы. Книги, если и помогали, то недолго, и тогда Элья переходила к решительным действиям: принималась за уборку. Так дом потихоньку лишился налёта неприветливости, задышал. Герек ворчал, конечно, и раз двадцать пять напомнил Элье, чтобы она не трогала кадки с растениями, которые она и не трогала почти, только расставляла так, чтобы занимали поменьше места. Зато (после некоторых уговоров) согласился помочь снять и выкинуть древние пыльные гардины, и теперь на окнах гостиной трепетал от влетавшего в комнаты ветра невесомый тюль с ромбовидным рисунком. Стало гораздо светлее.

В целом же жить с Гереком оказалось проще, чем ей представлялось поначалу. Он иногда даже становился лёгким в общении человеком – если, конечно, его не задевать. Оживала и Элья; в ней снова просыпалось умение радоваться каким-нибудь простым вещам: погожему солнечному дню, аромату жареного хлеба, треску дров в печи… Однако очень уж легко было потерять эти ощущения, даже когда Герек был рядом. Элья порой с ужасом ловила себя на том, что думает о Сакта-Кей, даже когда маг дома. Она спросила его, не случайность ли это, и не означает ли, что вскоре его присутствие не будет ни на что влиять.

Герек равнодушно пожал плечами:

– Сила чар постоянно растёт. Всё может быть.

Она тогда сорвалась, накричала на него – увы, чем больше Элья чувствовала себя живой, тем сложнее ей было сдерживаться. Она спрашивала, сколько ей ещё тут сидеть, и неужели он не понимает, что нужно что-то делать, а если сейчас уйти невозможно, то пусть хотя бы расскажет, чего они ждут…

– Можно подумать, я тебя тут насильно держу, – буркнул Герек. – Хочешь уйти – уходи.

И Элья ушла – в свою комнату. Здесь за минувшие три недели – а именно столько она жила у Герека – стало немного уютнее, её стараниями, но шкаф был всё так же угрюм, а зеленовато-голубоватые стены – всё так же удручающи.

В тот день они с Гереком не виделись, он до ночи засел у себя наверху, к ужину не спустился – что, впрочем, не было чем-то из ряда вон выходящим, они редко ели вместе. А на следующее утро опять исчез – Элья поняла это сразу, как только проснулась. Поняла по неудержимой тяге отправиться к большому особняку, окружённому каменной стеной (лаборатория! место, где раньше Панго был узником, стало его резиденцией, Элья теперь была почти уверена в этом!). Этот особняк снился ей сегодня, и, кажется вчера тоже, а теперь она должна была собираться и идти…

– Никуда ты не пойдёшь, – зло сказала себе Элья, сидя на кровати и касаясь босыми пятками пола, чтобы холод половиц отвлёк её от мыслей. – Ты должна сидеть здесь.

Должна. Должна.

Почему, опять же, она кому-то что-то должна?! И, в первую очередь, Гереку? Это из-за него она оказалась в таком дурацком положении…

Элья стала злиться ещё больше, пока неожиданная мысль не напугала её: вдруг Герек уехал? Насовсем?

Как была, в ночной рубашке, Элья выбежала из комнаты.

Гостиная встретила её тишиной, но тишиной обжитой, привычной. Вон его плащ висит – значит, недалеко ушёл, только жилетку на рубашку накинул. Можно было успокоиться и собираться в Сакта-Кей… Тьфу!

Срочно, срочно что-то делать…

Элья побежала умываться. Минут пятнадцать она старательно чистила зубы и плескала в лицо холодной водой. Сейчас она сядет читать… Нет. Да… Читать. И пока пять страниц не прочтёт, не встанет с кресла…

Подойти к серванту, достать книгу.

Подойти… достать…

Элья снова выбежала из комнаты – и остановилась, переводя дыхание.

Она теряет время… теряет время, когда можно просто выйти отсюда и пойти в Сакта-Кей… И всё сделать, как надо, и быть свободной, абсолютно свободной… Слово «свобода» всё чаще перекатывалось на языке Эльи, как карамелька, и становилось всё слаще…

В конце концов, Герек сам говорил, что не держит её здесь насильно.

А она ему ничего не обещала.

Это он… он обещал ей, что всё закончится…

«А ещё он говорил, что клятва подчиняет мысли».

Элья подбежала к серванту и отодвинула стеклянную створку. Она обычно делала закладки в книгах, которые читала, но каждый раз брала новую, потому что, как правило, была совершенно не в состоянии сосредотачиваться на том, чтобы сообразить, где оставила предыдущую, вместе с закладкой.

В руки, вместо труда какого-нибудь очередного учёного, попался томик стихов. В прошлой жизни Элья не любила стихи, а сейчас…

А сейчас она должна была открыть и прочитать. Прочитать первую страницу. Именно первую страницу – последовательность так важна, когда сражаешься с собственными демонами…

«СЛОВО ИЗДАТЕЛЯ».

Нет, это всё бесполезно. Это совершенно бесполезно. Так не может продолжаться…

«Под обложкой этой книги…»

Под обложкой книги.

Книги. Под обложкой…

Элья стиснула зубы и прочитала снова:

«Под обложкой этой книги…»

«Под обложкой этой книги собраны…»

Невозможно.

А она собиралась осилить пять страниц!

Элья и сама не поняла, как томик пролетел полкомнаты и, ударившись о ступеньку лестницы, упал у её подножия корешком кверху. Книга раскрылась от удара, и сейчас её страницы, погребённые под тяжестью переплёта, были неряшливо смяты.

Элья чувствовала себя сомнамбулой, когда шла к лестнице поднимать несчастный сборник.

Она шла не потому, что ей было жалко книгу, а потому, что книга не должна была лежать на полу. Здесь ей было совсем не место…

Здесь, возле лестницы.

Лестница.

Когда Элья поднимала книгу и закрывала её, она не сводила взгляда с этой конструкции, такой же нелепой, как и многое в доме. Старые ступени из половинок брёвен. Рассохшиеся перила. На площадке, где лестница круто изворачивается, стоит очередной ящик с ростками неизвестных Элье растений.

Лестница манила её уже довольно давно. Любопытство порой оживало в Элье, как и другие некогда присущие ей черты, хотя и было лишь призраком прежнего интереса к окружающему миру. Девушка честно выполняла приказ не ходить на второй этаж, как раньше выполняла приказы Гарле-каи, но запретный плод сладок. И если Элья научилась бороться с искушениями, это вовсе не означало, что их у неё не было.

Сейчас, стоя возле лестницы и глядя наверх, она не чувствовала ни искушений, ни любопытства – во всяком случае, в привычном понимании этих слов. Ею владела злость. Герек просил не подниматься на второй этаж – а она просила его предупреждать о своих отлучках из дому. Мысль о том, что маг просто не хотел её будить, Элью не посетила – она была в том состоянии, когда весь мир начинаешь видеть только с одной, наиболее враждебной тебе стороны.

Элья вообще о многом его просила.

Именно из-за него она не может читать книги. И тоска… тоска по Сакта-Кей, по дороге, ведущей вперёд, по горам – которые она теперь видит, но это всё ещё не те горы! – эта тоска сидит внутри, и ноет, и точит, как маленький ручеёк точит камень в пещере, и никуда не скрыться от гнетущего чувства вечной неудовлетворённости, даже когда Герек рядом. Именно из-за него с Эльей происходит всё это – всё это! Хотя она, возможно, могла бы быть счастлива. Если бы задумалась, что ей для этого нужно, если бы поняла как… однако Элья не могла даже задумываться. Непозволительная роскошь – мечтать.

Она должна сидеть. И ждать непонятно чего. И выполнять какие-то идиотские правила.

Хватит.

В общем, когда Элья ставила ногу на первую ступеньку лестницы, то потакала вовсе не своему любопытству. Для неё это был протест – протест против того, что лишало её нормальной жизни. И в первую очередь, против Герека.

Чем выше она поднималась, тем больше в ней было решимости. Элья сосредоточилась на новой цели – попасть наверх и посмотреть, что за тайны там находятся. Сосредоточенности помогал, в том числе, скрип старых ступенек под её босыми ногами. И Элья шла, по-прежнему прижимая к себе томик стихов – так сжимает меч новобранец, идущий на свой первый бой…

Вот уже виден пол второго этажа, укрытый старым половиком, пыль, танцующая в луче света, косая стена, она же – изнанка ската крыши…

И вдруг – вспышка. Ярчайшая до боли в глазах – таким же яростно-белым бывает снежный наст, сражающийся с лучами весеннего солнца.

Удар. Мягкий, но невероятно сильный; ощущение, будто сшибает с ног огромной подушкой.

Заложенные уши, уханье сердца и резкая боль где-то в районе лопаток.

Элья полетела вниз.

***

– Зачем ты пошла туда? – Герек нервно прошёлся по комнате и снова повернулся к дивану, на котором лежала Элья. – Я же говорил, что тебе туда нельзя!

– И поэтому защитил этот этаж чарами против меня, – глухо отозвалась девушка.

Если бы так не болела голова, она бы ему сказала… Ох, сказала бы…

– Это не было чарами против тебя. Это были чары против нежелательных гостей.

– Я никогда и не претендовала на роль желанного гостя.

– Ты меня вообще слышишь, или нет?!

Элья поморщилась. Каким громким, оказывается, может быть его голос. И как громко скрипят половицы от его шагов…

Хоть бы он ушёл. Она потом ему всё скажет, а сейчас она может только лежать и смотреть в одну точку. В тишине.

– Там находятся вещи, которые никто не должен видеть, – сказал Герек. – Вот и всё.

Устало вздохнув, он опустился в кресло. Рядом, на столе, стояли какие-то склянки и одна большая кружка – Элья совсем недавно пила из неё какую-то травянистую дрянь. А ещё лежала книга – тот самый томик стихов, теперь ещё более потрёпанный, чем раньше.

– Ты хотела почитать на верхнем этаже Ильвикура? – Маг взял сборник в руки с сомнением глянул на заголовок. – Странный выбор…

– Ильвикур… – Элья нахмурилась, с огромным трудом извлекая из-под пластов памяти обрывки школьной программы. – Что-то про козочек и лужайки…

Надо же, в своём безумии она считала необходимым начать чтение с первой страницы – хотя обычно его начинают с заголовка.

– Про дом, – сказал Герек. – Он писал стихи, когда находился в изгнании, и очень тосковал по ферме своего отца.

– Да, я помню… Мне он казался самым скучным из поэтов.

Она попыталась шевельнуться, но только тихонько зашипела от боли.

Герек поднял на неё глаза.

– Что у тебя со спиной? – спросил он. – Что это за шрамы?

– Ты что, меня раздевал? – покосилась на него Элья. Она прекрасно помнила, что у неё вполне целомудренная ночная рубашка, закрытая, с рукавами до локтей.

Элья хотела превратить свой вопрос в подобие шутки, однако Герек, видимо, вспомнил «ледяную принцессу» и, отведя глаза, ответил предельно серьёзно:

– Частично. У тебя спина была в крови, но не от удара, а как раз из-за этих двух шрамов. Они как будто вскрылись. Я натёр какой-то мазью, должны затянуться. Кости-то целы?

– Да… вроде. Что значит – «какой-то мазью»?

– Это значит, что я нашёл мазь в шкафчике с лекарствами. Вроде хорошая. Правда, не знаю, как давно она там лежит…

Элья недоверчиво вскинула брови:

– Я думала, ты сам делаешь мази…

– Мази делают аптекари. Я отвечаю за сырьё. Сам, тоже мне… – проворчал он. – Слишком уж много мороки.

– Я смотрю, ты вообще не особенно утруждаешься на своей работе.

– Потому что она мне неинтересна.

– Но ведь это твоя профессия. – Элья так удивилась, что даже немножко пришла в себя. – Как же ты учился, если это тебе неинтересно?

– Во-первых, моей специальностью были растения магического происхождения. Во-вторых, всё это давно быльём поросло. Я остался там учиться из-за отца, потому что не хотел становиться детективом. Ну и… были другие обстоятельства. Были люди, которые разделяли мои интересы…

– Девушка, что ли?

Герек хмуро посмотрел на неё исподлобья.

– Девушка, да. Так что это за шрамы? Они не обычные, так ведь? Это была реакция на мою магию, я почти уверен. Я тогда силу брал из какого-то очень светлого мира… точно не знаю, но по ощущениям, это совсем не тот мир, где приветствовались бы чары белоборских болот.

Элья вздохнула и прикрыла глаза.

– Я была не самой послушной служанкой, – сказала она. – Поначалу. Потом поняла, что если меня ещё раз ударят, я не вынесу, и стала куда сговорчивее… После каждого такого удара валяешься, не поднимаясь, часа четыре и мечтаешь сдохнуть. И дело даже не в том, что у тарраганы тяжёлая рука… Просто у неё ещё и не самый обычный хлыст… Эти шрамы иногда побаливают… по-прежнему… но такое – впервые… – Элья посмотрела на мага из-под полуопущенных век. – Герек, можно попить?

Он взял кружку со стола, ушёл на кухню и вернулся с водой. Когда Элья, морщась, приподнялась, поддержал её за плечо и не убирал руку, пока она пила.

– Спасибо.

Она улеглась обратно и услышала, как Герек снова поставил кружку на стол.

– Тебе совершенно необязательно со мной сидеть, – заметила Элья.

– Необязательно, – согласился он. – Но на сегодня я сделал все дела, а выходить на улицу не хочется.

«А ещё ты чувствуешь себя виноватым, но никогда в жизни в этом не признаешься», – мысленно закончила она за него.

Однако ругаться сил не было, поэтому сказала Элья другое:

– Обычно, когда ты заканчиваешь дела, ты сидишь наверху. Заметь: я даже не спрашиваю, что ты там делаешь. Хотя мне любопытно.

– Да вообще-то ничего особенного, – отозвался Герек. – Можно сказать, что я разгадываю головоломки… Тебе не холодно? Можно растопить печку. Или масляную лампу зажечь хотя бы.

– Не холодно… Почему, кстати, у тебя нет ни одного светового кристалла? Масляные лампы – это прошлый век.

– Я никогда не любил искусственный огонь. А после Лесного Клана вообще привык обходиться без него.

– Да, они тоже не любят, – припомнила Элья. – Гарле-каи заботилась о том, чтобы в доме всегда был огонь, но только живой.

– Ну, для них огонь – это вообще святое. Ты ведь видела их знак, да?

Маг расстегнул верхние пуговицы рубашки и неожиданно извлёк болтавшийся на шее шнурок. Приглядевшись, Элья разглядела металлическую подвеску в виде костра, вписанного в венок из листьев. Маленькое, бесцветное и довольно неказистое украшение – но, наверное, для Герека оно что-то значило, раз он носил его на себе.

– Этот знак был вырезан на доме Гарле-каи, – сказала Элья. – Но что он означает, я понятия не имею. Честно говоря, вообще не понимаю, почему их эмблемой стал огонь, если это, как ты говоришь, «смерть для леса».

– Костёр, – поправил её Герек. – Огонь может приручить и человек без магического дара. Знак означает именно прирученный огонь. Вообще костёр – это очень важный символ для Лесного Клана, у него сложная трактовка. Я вряд ли смогу правильно объяснить, я же не родился там… Ну, в общем… У костра ждут тех, кто ушёл на охоту, например. У костра ждут тех, кто умер – по поверьям Клана, души иногда посещают живых, слетаясь к огню, как мотыльки. Заблудившийся человек пойдёт на огонёк – и вполне может оказаться, что там ждут именно его. А может, и нет… Идти на огонь – это и риск, и надежда. Пока не придёшь, не узнаешь.

– А что он значит для тебя? – спросила Элья. – Ты ведь тоже не просто так пришёл к моему костру в тот день, верно?

Герек пожал плечами и, убрав знак обратно под рубашку, застегнул пуговицы.

– Не знаю, – сказал он. – Для меня конкретно эта штука – память о времени, проведённом мною в Лесном Клане, и о том, что я там приобрёл. Только и всего.

– Понятно, – отозвалась Элья, про себя отметив, что он так и не ответил на вопрос, почему тогда бросил лодку и отправился к неизвестному костру. – Почитай мне Ильвикура.

– Чего?

– Ну, стихи почитай, пожалуйста. Тебе ведь всё равно нечего делать, ты же сам говорил.

Элье стоило больших усилий сдержать улыбку, произнося эти слова. Девушка была почти уверена, что Герек отговорится, вспомнит о какой-нибудь головоломке, срочно требующей разгадки, или о заказанном на завтра порошке, который необходимо приготовить.

И всё-таки улыбнулась, заметив, как он обречённо листает сборник. Но улыбнулась скорее радостно – ей уже очень много лет никто не читал вслух.

Когда последний перейду порог,

Я, может, стану влагою небесной

И облаком над синевой дорог

Я поплыву на звук любимой песни…

Элья прикрыла глаза, стараясь сосредоточиться не на бухавшей в голове боли и не на горящей спине – а на этом голосе, обладатель которого был далеко не самым лучшим чтецом из всех, которых Элье приходилось слушать в своей жизни, но всё же он был и он читал.

Интересно, чем всё-таки после смерти стал Ильвикур? Облаком? Дождём, который пролился в реку, чтобы «обнять волной любимый берег»? Ветром?..

«Я бы стала ветром, – подумала Элья. – Если бы у меня был выбор, я бы стала именно ветром…»

Она хотела спросить у Герека, что бы он предпочёл на месте поэта, но маг, закончив читать один стих, тут же, без перехода, начал бубнить следующий, и Элья не стала его прерывать.