Текст книги "Клятва (СИ)"

Автор книги: Мария Костылева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

2

По просёлочной дороге ехал продавец кроликов. Клетки с кроликами, накрытые мешковиной, занимали почти всю телегу, оставив совсем немного места для двух пассажирок: старухи с посохом и бледной угрюмой девушки.

В качестве мзды хозяин повозки получил редкий бальзам, настоянный на восьми травах и впитавший в себя звуки древних слов Лесного Клана, наделённых целебной силой. Покупка подобного снадобья обошлась бы в сотню кроликов, как минимум, поэтому мужчина помалкивал, несмотря на присущую ему болтливость.

Когда договаривались, он, конечно, попытался как-то наладить контакт и ляпнул:

– А что такая грустная, красавица? Болеешь? А может, о женихе тоскуешь?

«Красавица» резким, неуловимо быстрым движением схватила его за воротник кафтана и рванула на себя так, что нитки затрещали. Опешивший мужик увидел её глаза – невероятно светлые, будто выцветшие – и услышал хриплое:

– Ещё раз вякнешь, я тебе глотку перегрызу, понял? С превеликим, с превеличайшим удовольствием зубы запущу…

– Элья! – одёрнула девку старуха.

Та опустила руку и вся как-то поникла. Взгляд стал ещё более отсутствующим.

– Иди, садись.

Старуха подтолкнула её к телеге, извинилась перед продавцом кроликов и пообещала, что такого больше не повторится.

Он поверил – но предпочёл больше рта не раскрывать.

***

Гарле-каи дала Элье небольшую книжку – старинную, напечатанную на тонкой гладкой ткани и облачённую в кожаный переплёт.

«Это она для того, чтобы я сосредоточилась на чём-то, – подумала Элья. – Я – животное, которое надо дрессировать».

Собственная вспышка повергла её в апатию. Совсем недавно она готова была кланяться каждому встречному-поперечному только за то, что он позволяет дышать одним с ним воздухом, а теперь… теперь Элья стала вспоминать, какими бывают люди на самом деле.

И ненавидела их. Практически всех. Эти бессмысленные шаблонные фразочки. Эти ухмылочки. Эта неистребимая фальшь. А как они смешно пугаются! Как предсказуемо меняются, стоит направить на них всю мощь своей ярости! Впрочем, не всю… Элья знала, что может гораздо больше.

И, конечно, каждый определяет её в сумасшедшие. Что тоже предсказуемо.

Вот уже девять дней прошло с тех пор, как они покинули Белобор, и за это время Элья научилась читать людей, как объявления на заборах. Иногда даже могла угадать, как они поведут себя. Её разочарование только усиливалось, становилось глубже, ввинчивалось в самую сердцевину души, рождая хандру. Элья злилась на себя за эту хандру и злилась на людей, которые доводили её до этого.

Гарле-каи говорила: «В тебе много тьмы. Это надо искоренять».

Но Элья не хотела ничего искоренять. Гарле-каи просто многого не видела, многого не понимала. Колдунья, конечно, была старой и мудрой – но она не проходила через подвалы Подземного Дворца. И вряд ли испытала на собственной шкуре, что такое настоящее предательство…

Элья стиснула зубы.

«Нет. Я всё равно должна научиться это контролировать. Хотя бы для того, чтобы казаться своей».

Она раскрыла книгу и уставилась на первую страницу.

Чернильные значки были знакомы, иногда они даже складывались в слова, но смысл ускользал. Выдрать бы страничку, скомкать тряпочку, зашвырнуть подальше, и всю эту книжку следом, эту древнюю чепуху, обряженную в кичливый кожаный переплёт, такой же фальшивый, как и всё вокруг… ненавижу-ненавижу-ненавижу…

Элья продолжала буравить взглядом страницу. Она читала первую строчку от начала до конца. Потом снова возвращалась к началу.

Она не понимала.

Раздражение росло. Ещё чуть-чуть – и Элья зарычит.

Но люди не рычат. Даже если хотят. Потому что это ненормально.

А она должна научиться казаться нормальной.

Гарле-каи говорила: «Чтобы сосредоточиться, закрой глаза и послушай мир. Его звуки приведут в порядок голову и сердце».

Вспомнив этот нехитрый урок, Элья зажмурилась и начала слушать.

Телега скрипела отвратительно. Так водят по стеклу железом, так болит зуб.

Ветер шипел рассерженной кошкой.

Изредка перекликались друг с другом человеческие голоса. Кто-то рассказывал кому-то шутку, кто-то кого-то звал… Эти голоса смешивались с ветром, неслись на невидимых крыльях, долетали до скрипящей телеги – и до неё, Эльи …

Птицы… Далёкие, деловитые, в небольших рощицах, в перелесках, в поле за селом…

Так звучал мир. Так он славил весну, так он славил жизнь в каждом её проявлении…

Сознание медленно очищалось, сердце успокаивалось. И в этой чистоте, в этом многозвучном покое вдруг опять – в бесчисленный раз – всплыло:

Я принесу зеркало, в котором была заключена Макора, господину Дертолю, главному министру Татарэта.

Элья нахмурилась.

Она открыла глаза, снова посмотрела в книгу, но мысли её уже были далеко.

Эта фраза сама по себе ничего не значила. Элья почти вспомнила, откуда она взялась. Где-то на границе влажного сумрака Подземного Дворца и сухого весеннего света кто-то сыграл с нею в одну игру – глупую, дурацкую игру, из тех, которые она терпеть не могла в детстве. Игра называлась: «Повторяй за мной». Впрочем, нет, не так… Конкретно эта игра называлась: «Ты будешь повторять!». Да, именно. С повелительной интонацией, свойственной капризным детям. Повторяй, дескать, а если не повторишь, получишь совочком по макушке. А может, я вообще разревусь и убегу к маме, и нажалуюсь на тебя.

Но это же чушь…

И потом, Элья никогда не слышала ни о какой Макоре, заключённой в зеркало. Она слышала об Арлейне. Причём даже если бы Арлейну на самом деле звали Макорой – ведь это ублюдок мог соврать насчёт имени своей невесты (а скорее всего, соврал, потому что он сволочь, паскуда, ненавижу!!) – то…

Элья опять зажмурилась и глубоко задышала.

Сейчас она снова послушает мир. А потом откроет глаза и будет читать.

И не будет думать ни о чём, кроме старинного текста.

***

Синий месяц был уже на исходе, когда Элья и Гарле-каи добрались, наконец, до предгорий Драконьего Хребта и поселились в небольшом домике на склоне лесистого холма. Этот домик принадлежал Лесному Клану, о чём свидетельствовала специальная метка – костёр в венке из листьев, – вырезанная над дверью. Строения с подобными знаками предпочитают обходить даже выбившиеся из сил путники, отчаявшиеся найти приличный ночлег. Лучше уж пару ночей поспать под ёлочкой, укрываясь от дождя старой курткой, чем навлечь на себя гнев жителей Белобора! А те будут тут как тут, стоит чужаку переступить порог дома. Услышат…

Перед тем, как открыть дверь, Гарле-каи приложила к ней обе ладони и, опустив голову, закрыла глаза.

– Здравствуй, мой последний дом, – сказала она.

Ведьма стряхнула с рук что-то невидимое, ласково погладила старые доски, как раньше гладила шалаши у белоборской тропы, и, наконец, уверенно взялась за позеленевшую от времени дверную ручку.

«Здра-а-а-вствуй…» – проскрипели петли.

Старуха обернулась к своей спутнице.

– Я сняла чары. Можешь заходить.

И первая переступила порог.

В домике была всего одна комната. Две кровати, стол, пара табуреток, печь и кое-какая посуда. Два маленьких окошка с ветхими шторками, а за окошками – ели и лежащая в долине деревня. Гор видно не было – Элья уже знала, что вид на них открывался с другой стороны, куда окна не выходили. Девушку это устраивало – горы почему-то пугали её.

– Всё теперь будет правильно… – говорила Гарле-каи, улыбаясь, словно невеста. – Вся жизнь моя шла к этому… Я много училась, я вылечила сотни людей своего клана, я воспитала детей и детей их детей… Теперь я здесь.

Элья стояла у порога и хмурилась. Она не понимала Гарле-каи. Старуха неоднократно заводила разговор о том, как она всю жизнь мечтала жить в отдельном доме, подальше от Белобора, и помогать простым людям – и вот, наконец, её мечта сбылась. В Лесном Клане было железное правило: сделай всё, что должно, для своего народа, и тогда только сможешь распоряжаться жизнью по своему усмотрению. Гарле-каи посвятила Лесному Клану десятки лет! Казалось бы, самое время пойти на отдых.

Но нет. Она станет опорой для тех, кому нужна опора. Станет светом для тех, кто тонет во тьме. Пользуясь мудростью своего рода и древними секретами врачевания, она будет делать людей счастливее.

Как будто кто-то это оценит.

– Проходи, – сказала Гарле-каи. – Твоя кровать – та, что слева.

Кровати ничем не отличались, но это она правильно сделала, что уточнила. Уже знала, что если предоставить право выбора самой Элье, то та только растеряется, или вовсе испугается. А что будет дальше – вообще предсказать невозможно.

Так они и стали жить. Гарле-каи давала Элье простые чёткие указания, и девушка их выполняла. Подмести пол. Вымыть окна. Принести воды. Заменить догоревшие свечи. К своей же работе колдунья подпускала её редко, разве что какие-нибудь мелкие поручения давала, вроде срезания берёзовой коры специальным ножом или чистки котла, в котором настаивалось зелье. Как ни странно, Элье это нравилось. Нравилось осторожно соскабливать тоненькую стружку с берёзовых стволов, стараясь ни в коем случае не попортить дерево – Гарле-каи говорила, что это очень важно. Нравилось смотреть, как котелок, заросший изнутри зеленоватой бородой, постепенно становится чистым, и даже как ноют после работы руки.

Не прошло и нескольких дней после их приезда, как в домик начали приходить люди. Откуда они узнали о Гарле-каи, Элья не могла понять – не иначе как их привёл горьковатый травянистый дух, которым успел пропитаться дом. Ведь сама Гарле-каи практически не выходила на улицу, занимаясь своими отварами и настоями, а если и выходила, то недалеко и ненадолго.

Но люди потянулись на лесистый холм, и от них просто некуда было скрыться. Слишком маленьким был домик, слишком всё на виду. Элью не устраивали взгляды пришедших – вороватые, любопытные, алчущие. Деревенские жители, жаждавшие помощи чародейки из Лесного Клана, с каким-то нездоровым интересом разглядывали и застеленные кровати, и древний слой копоти на печи, который Элья ежедневно пыталась оттереть, и калоши у двери, и хиленькие занавески. Саму Элью тоже разглядывали, иногда даже отпускали комментарии, которые считали забавными. Им везло, что девушка, которая теперь постоянно была чем-то занята, научилась уходить в работу с головой, и если уж делала что-то, то всё вокруг становилось для неё второстепенным, как бы отдалялось на задний план. Элья молчала, стараясь не идти на поводу у закипавшей в ней злости, всё больше и больше сосредотачиваясь на той же печи или, например, на неочищенной картофелине, но Гарле-каи всё равно хмурилась, и вскоре стала просить Элью выходить на улицу, если кто-то появлялся у них дома.

«Тебе просто в очередной раз указали на твоё место, – злилась Элья, сидя в двух шагах от порога и стараясь не смотреть на горы. – Расслабилась, стала чувствовать себя важной и полезной… Как же!».

Из-за двери доносился гул голосов, но слов девушка разобрать не могла, и это злило ещё больше. Хотя, если бы её спросили, она никогда бы не призналась, что ей интересны беседы Гарле-каи с какими-то идиотами.

– Как вы можете это слушать?! – не выдержала она однажды. – Они ведь несут полную околесицу!

– Они рассказывают себя, – строго ответила Гарле-каи. – А я по их голосу, по манере речи – ну и, конечно, по выбранной теме – понимаю, что им нужно. И ты тоже слушай. Старайся слушать.

Однажды дождливым вечером Элья сидела на мокрой земле и ощущала каждую каплю, падавшую на её голову и на руки, обнимавшие прижатые к груди колени. Можно было бы встать под навес для дров, где оставалось немного места, как раз для неё, или спрятаться под раскидистой елью. Но Элья сидела там же, где обычно. В этот вечер ей было особенно тоскливо, и не только из-за дождя.

Ей как никогда хотелось оставить Гарле-каи. Желание, крепнувшее с каждым днём, именно сегодня стало мучительным, почти невыносимым. Нужно было что-то предпринять…

Нужно было уходить. Бежать, бежать…

Но как? Элья прекрасно знала, что старуха не отпустит её. Да и она сама… разве может она взять и уйти, если не в состоянии даже принять решение погулять по лесу?

А ведь когда-то всё было по-другому. В далёкие-далёкие времена, в прошлой жизни, до Подземного Дворца… Казалось бы, чего проще? Встань и иди. Спустись с холма, дойди до деревни. Когда-то же это было так интересно… гулять, смотреть на людей, на дома, на вещи… Шляться по рынку, нога за ногу – без денег, просто так… Когда-то это имело смысл. Вернее, не имело – но бессмысленность совершенно не тревожила.

А теперь Элья постоянно ощущала бесцельность каждой прожитой секунды. Что бы ни делала.

Гарле-каи старалась её разговорить, требовала рассказывать сны, которых Элья почти не видела, детство, которое Элья не помнила, говорить на любую тему по выбору – а Элья не могла выбирать. Гарле-каи готовила на водяной бане невкусные отвары, которые её помощница выпивала каждый вечер, как ей приказывали – и ничего не менялось.

Как-то раз Гарле-каи, отчаявшись, устало спросила:

– Чего ты хочешь? – И, подумав, приказала: – Отвечай мне.

– Уйти, – выдавила Элья.

– Вот как? И куда же ты пойдёшь? Покажи направление.

Элья не глядя махнула рукой в сторону гор:

– Туда.

– А что там? Расскажи.

Девушка качала головой. Она не знала, что там – зато точно знала, что там находится то, что ей нужно больше всего в жизни. И что когда она увидит это, то поймёт. Но как объяснить это Гарле-каи?

– Ты уйдёшь, – пообещала колдунья. – Уйдёшь куда захочешь, потому что уже отдала свой долг. Но потом. Сейчас ты ещё не готова.

Элья качала головой ещё яростнее. Она знала, что никогда не будет готова. Но идти надо. Просто потому что. Точно так же она понимала, что Гарле-каи не отпустит свою подопечную, пока та толком не объяснит, зачем ей идти в сторону гор и почему её так тянет туда. А как объяснишь, если сама не знаешь?..

…Дождь усиливался. Старая накидка, в которую была закутана Элья (зелёный плащ она со времени приезда вообще ни разу не надевала), промокла насквозь. Влажные кончики отяжелевших волос неприятно холодили шею.

«Я должна встать и дойти вон до той ёлки», – подумала Элья.

И не пошевелилась, потому что идти до ёлки было бессмысленно. Да, раскидистые древесные лапы укрыли бы её от дождя – но зачем скрываться от дождя, если всё равно уже вымокла насквозь? Чтобы было не так неприятно? Но… какая разница?

Элья невесело улыбнулась. Ситуация начинала приносить ей странное удовлетворение. Девушка буквально упивалась бесполезностью собственной жизни, своей неспособностью встать и сделать несколько шагов к ёлке, своим наплевательским отношением к комфорту.

«Мне не нужно к ёлке. Мне нужно к горам».

Тогда надо встать и идти к горам. Цепочка простых действий, которые необходимо выполнить: спуститься с холма; дойти до деревни; выйти из деревни на тракт; идти в горы.

Итак, первое действие: спуститься с холма.

Встать – и пойти вниз.

Встать и пойти.

«Если я буду себя уговаривать на каждый шаг подобным образом, я вообще никуда никогда не приду, – подумала Элья. И тут же подытожила: – Значит, я никогда никуда не приду».

А если исход один – что толку мучиться?

Но ей нужно в горы.

Ей. Нужно. В горы.

Встать.

И пойти.

Элья со стоном повалилась набок и замерла, закрыв глаза. Дождь продолжал барабанить, и ей померещилось, что это не вода, а комья земли. Словно кто-то закапывал её заживо – а она не в силах была пошевелиться, чтобы это остановить.

Ну и пусть.

В её опустевшую голову проникали звуки. Шелестящие прикосновения дождя к короткой траве и нарождающимся листочкам, звонкое бульканье в лужицах. Голоса в доме.

Голоса…

Ушли мы с семьёй из Кабрийского округа… Слишком уж много скал, а хорошая земля стоит столько, что дешевле добраться до столицы и там жить… Да и за детьми не уследишь – те повадились залезать на самую верхушку, до вечера носу не кажут, а случись что – и не найдёшь, и не услышишь…

«Кабрийский округ».

Элья открыла глаза.

Вот куда ей надо.

Кабрия… Название это звучало чудной музыкой. Самое гордое бывших княжеств Семи Братьев, где так часто вспыхивают восстания, потому что, в отличие от зажравшихся шемейцев, они помнят… Помнят до сих пор, как было до Татарэта, и готовы бороться…

Кабрия… Маленькая страна, пахнущая сыростью, страна волшебно-угрюмых скал и густых туманов, которые кажутся ласковыми, манящими – но лишь до тех пор, пока не обнаруживаешь, что под молочно-дымчатой пеленой прячется расщелина. До тех пор, пока не понимаешь, что летишь…

Элья, конечно, никогда там не была. Но сейчас она будто почувствовала ветер, гуляющий в Кабрийских горах, будто увидела кутавшиеся в туманы серые скалы с примесью невесть откуда взявшегося багрянца, будто услышала звон горных рек… Всё это поведал ей дождь.

Нет. Всё это было в истории человека, который сейчас «рассказывал себя» Гарле-каи в маленьком домике на лесистом холме.

Элья с трудом поднялась на ноги и, плохо соображая, что она делает, добрела до двери. Толкнула её, переступила порог. Девушка почти не увидела испуганного лица пожилого мужчины, который обернулся на скрип дверных петель. Она смотрела только в лицо Гарле-каи. Бледное, бесстрастное.

– Я должна ехать в Кабрию, – глухо сказала Элья. – В Кабрийский округ.

***

Чёрные шпили иланской заставы маячили в воспалённом мозгу – тревожа, внушая страх.

Старуха выпевала что-то размеренное и медленно помешивала очередной отвар в медной кружке. Потом протягивала Элье, та делала один большой глоток и проваливалась в горячее сладостно-малиновое забытье.

И снова видела чёрные шпили иланской заставы. И с большим удивлением понимала, что они деревянные… Значит, не такие уж страшные. Наверное. Но почему чёрные?

Потому что их неоднократно пытались сжечь. Но они выстояли.

Элья отворачивалась от кружки. Она не знала, как объяснить, что простуда тут ни при чём. Глупо было бы провести год в болоте – и заболеть от дождя. Этого просто не могло быть.

Нужно было встать и идти.

Встать и идти…

– Тьма выходит из тебя, – говорила Гарле-каи.

– Я должна ехать… – говорила Элья, – я должна ехать в Кабрийский округ…

На следующий день жар спал, и Элья пообещала себе, что больше никогда не будет болеть. Это отнимает слишком много времени.

– Почему ты всё время говоришь про Кабрийский округ? – Гарле-каи не требовала ответа, просто рассуждала. – Это странно… Знаешь, говорят, некоторые люди превращались в больших белых птиц и летели в сторону Иланы… То есть, и в сторону Кабрии тоже. Я боюсь, что всё это связано с той магией крови, от которой тебя освободил Герек.

Герек…

Всё вот-вот должно было встать на свои места. Но мысль, витавшая в Эльиной голове, никак не желала оформляться. Кусочки головоломки распадались, картинка не складывалась… Элья морщила лоб, размышляла до гудения в голове, но ни до чего не могла додуматься.

«Я ведь раньше не была такой дурой», – сердито сказала себе девушка.

Нет, она должна поправиться. Сначала она должна поправиться – а потом уже думать о разных важных вещах. Например, о том, как добраться до Кабрийского округа.

– Может, ты чувствуешь что-то той частью себя, которая продолжает принадлежать чёрному миру… – задумчиво говорила колдунья. – Иначе зачем бы тебе… Ты-то как думаешь, Элья?

Что-то шевельнулось в душе девушки – какая-то красивая смешная мечта, давно похороненная под гнётом белоборских болот.

– Может, во мне есть магический дар? – спросила она. – Запечатанный?

Гарле-каи удивлённо хмыкнула. Элья очень редко задавала вопросы.

– Нет, Элья в тебе нет дара. И никогда не было. Я бы услышала.

Пока Элья поправлялась, Гарле-каи, конечно, не просила её выходить на улицу, когда у неё были посетители. Поэтому приходилось слушать то, что они говорили, а говорили они, в основном, какую-то чепуху – не было в этих рассказах ни туманов, ни скал. Впрочем, нетерпения Элья тоже больше не испытывала – более того, ей даже понемногу начинали нравиться разные голоса.

– Это хорошо, что ты слушаешь, – говорила довольная Гарле-каи. – Видишь, злобы в тебе стало меньше. Скоро, как мне кажется, наследие Болотного Короля совсем уйдёт…

«Скоро, – думала Элья, – когда я уеду в Кабрийский округ».

Она потихоньку начала вставать. Вернулась к копоти на плите, к грязной посуде. Разводила огонь в печи и зажигала свечи – Гарле-каи не терпела световых кристаллов. К огню старуха относилась очень трепетно, и в доме он постоянно должен был гореть в том или ином виде, поэтому в кармане домашнего платья Эльи всегда лежали кресало и кремень, перевязанные верёвочкой. Вдобавок, под чутким руководством колдуньи, девушка научилась готовить – это стало ещё одной неприятной обязанностью, которую необходимо было выполнять, чтобы казаться нормальной. В общем, дел хватало, и чем лучше Элья себя чувствовала, тем больше ей приходилось делать.

Когда она поправилась окончательно, Гарле-каи взяла её с собой в деревню, доверив нести пустую миску и горсть монет. В честь этой прогулки Элья вместо привычной накидки надела поверх домашнего платья привезённый из Лесного Клана плащ.

В деревне было относительно тихо – многие, видать, отправились работать, оставив лишь стариков и совсем маленьких детей. Поэтому, помимо мычания и собачьего лая, то тут, то там можно было услышать детский плач либо хрипловатый говорок старых сплетниц.

Колдунья явно знала, куда идти. Вскоре они с Эльей оказались возле затейливо вырезанной, но давно прогнившей калитки. Звать хозяйку не пришлось – она возилась в огороде, выкорчёвывая какой-то засохший куст. Древняя, в платке, завязанном под подбородком, красная от натуги, она являла собой символ торжества бессмысленности над окружающим миром. Ради кого она выкорчёвывала этот куст? Почему этим не занимались её дети или внуки? Что изменилось бы, если бы коряга торчала здесь до тех пор, пока за эту работу не взялся бы кто-то помоложе и посильнее?

– Боги в помощь, Мельга, – звучно произнесла Гарле-каи.

Старуха выпрямилась и подслеповато сощурилась.

– Приветствую и тебя, кудесница, – она наклонила голову. – За творогом?

Элья раздражённо дёрнула уголком рта. Её выводило из себя подобострастное отношение местных к Гарле-каи. Все их слова были насквозь фальшивы. Пришлую волшебницу слишком боялись, помощь её воспринимали как должное, а доносы в Дом Полиции при этом строчили. Однажды в их маленький домик уже пожаловал проверяющий маг, но так как представителям Великих Кланов разрешалось колдовать даже если они не находились на королевской службе, ему пришлось уйти ни с чем.

– Если ты наберёшь для нас миску, будем тебе признательны. Элья, будь добра, отнеси госпоже Мельге миску. И оплату, конечно… Не потеряла?

Элья покачала головой. Десять тулимов были надёжно зажаты в её кулаке.

Гарле-каи распахнула калитку.

Сгорбившись, тяжело ступая, Мельга добралась до крыльца. Элья послушно шла в том же направлении, хотя раздражение крепло в ней, и больше всего на свете девушке хотелось швырнуть миску в спину старухи. Она и сама не понимала, почему её так тянуло это сделать. Возможно даже из-за того, что эта старая больная женщина только что собственными руками пыталась выкорчевать из земли куст. Элья, сама не подозревая, хотела ударить миской не саму Мельгу, а то, что та олицетворяла. Не понимая этого, девушка ощущала, как что-то точит её изнутри, словно вынуждая размахнуться получше и…

Элья сдерживалась только из-за чувства глубокой признательности к Гарле-каи. Это чувство в последние несколько дней как-то само по себе в ней раскрылось и стало едва ли ни единственной силой, которую Элья могла бы противопоставить ощущению тотальной бессмысленности, помимо своего желания попасть в Кабрийский округ. Причём, в отличие от последнего, свою благодарность к Гарле-каи она могла анализировать, и это даже радовало девушку – в той степени, в какой она теперь могла радоваться.

«Гарле-каи заботится обо мне, и мне это нравится, и я тоже хочу, чтобы ей нравилось то, что я делаю», – неоднократно объясняла Элья самой себе собственные ощущения и улыбалась оттого, как всё понятно складывалось.

Именно поэтому, ступая к крыльцу, Элья изо всех сил старалась успокоиться. Это было первое задание, включавшее в себя контакт с другим человеком, и Элья не могла его провалить. Она догадывалась, что Гарле-каи не просто так велела ей идти к Мельге с деньгами и миской. Это был новый для неё шаг, Гарле-каи считала, что её подопечная готова к этому шагу, и сейчас очень важно, очень-очень важно не разубедить её.

По науке той же Гарле-каи, в таких случаях нужно слушать мир. Это самый верный способ сосредоточиться, а там, где сосредоточенность, там обязательно появится душевный покой.

И Элья начала слушать.

Уже привычные звуки приблизившегося лета: птицы, ветер, и едва слышимый шёпот ярко-зелёных листочков в саду… Скрип половиц в доме, куда только что зашла хозяйка… Скрип первой ступеньки крыльца, скрип второй, голоса соседей…

– …Сакта-Кей, – вдруг услышала Элья и остановилась, как вкопанная.

Мельга оставила дверь открытой, зная, что девушка идёт за ней, но Элья моментально поняла, что не пройдёт оставшиеся две ступеньки.

Потому что ей необходимо попасть в Сакта-Кей. Вот прямо сейчас.

Элья спустилась с крыльца и огляделась.

Голова вдруг начала соображать удивительно чётко.

С одной стороны участка, что за Эльиной спиной – забор и калитка, за которой стоит Гарле-каи, и дорога, ведущая через деревню. По правую и по левую руку – соседние участки, где люди. Люди могут помешать.

А вот с четвёртой стороны, впереди – поле. Там, возле забора, лежат чем-то накрытые вязанки дров.

«На вязанки, на забор, через поле – и к лесу», – пронеслось в голове.

И ещё в этот самый момент Элья с ясностью осознала, что Гарле-каи – маг, по большому счёту, посредственный; то есть, очень умелый, конечно, но только в своей области. Она всё знает и слышит в мире трав, но лишь приоткрывает границы миров, подпитываясь тоненькими ручейками силы, и не может, например, на расстоянии воздействовать на людей и предметы.

А значит, и остановить её не сможет.

Миска была Элье не нужна, и она поставила её на ступеньку.

Крепче стиснула кулак с десятком тулимов.

А потом, опёршись свободной ладонью на перила крыльца, вмиг перемахнула их.

– Элья!

Окрик от калитки только подстегнул: магией Гарле-каи остановить её не могла, это верно, а вот голосом, прямой командой…

Необходимо было убежать до того, как это поймёт сама колдунья.

Элья взбежала по дровам, приземлилась по ту сторону забора и была такова.