Текст книги "Клятва (СИ)"

Автор книги: Мария Костылева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

16

Уже через полчаса Лэрге открыл перед ней дверцу экипажа.

Элья, не глядя на него, села и уставилась неподвижным взглядом в стенку перед собой. Это была такая же глухая карета, в какой они путешествовали с Макорой – видимо, других в Сакта-Кей не водилось.

– Если хотите, я займу место возле кучера, – сказал он. С лёгким нажимом, с небольшой паузой после «хотите». То есть, он явно был заинтересован в том, чтобы сесть рядом с кучером, и дал Элье это понять. Прямым текстом не сказал, предпочёл перестраховаться. Как обычно. Хотя вряд ли бы кто-то услышал их сейчас.

– Сделайте одолжение, – презрительно бросила Элья.

Кривить губы по-прежнему было больно, однако так, пожалуй, выглядело даже показательней. Макора больше не предлагала залечить последствия удара Грапара, а сама Элья не просила об этом.

Дверь экипажа закрылась, и Элья осталась в одиночестве. Стараясь сохранять скорбную мину на лице, она посмотрела в окно. Отсюда была видна часть озера, гладкая и спокойная – та, куда не долетали брызги водопада – а вокруг зеленела окружённая скалами долина, над которой замерли великолепные облачные замки. Спокойный, почти умиротворяющий пейзаж.

Возле тропинки, ведущей наверх, в Сакта-Кей, замерла белая фигура, как одна из скульптур в коридоре, по которому Элья надеялась больше никогда не проходить.

Макора была единственным человеком, вышедшим за ворота. Только она могла себе это позволить – победителям дуэлей по умолчанию объявлялось что-то вроде бойкота. Пусть подобные поединки были узаконены в Татарэте (а своих собственных законов Панго ещё не придумал), но со всех остальных точек зрения Лэрге считался убийцей.

«Лицемеры», – подумала Элья, вспомнив о подвале Сакта-Кей.

И ещё ей вдруг пришло в голову: экипаж повезёт к станции двух убийц.

Нет-нет, об этом потом, потом, нельзя допускать мысли о мёртвом Мароле, иначе всё сорвётся: безнадёжно, непоправимо… А ей непременно нужно добраться до Дертоля.

Потому что она должна принести зеркало, в котором была заключена Макора, именно ему. Главному министру Татарэта. А до тех пор…

Карета тронулась. Макора участливо улыбнулась Элье и помахала рукой. Утёс со стоявшим на нём особняком ещё какое-то время было видно, но вскоре его сменили поросшие лесом горы, и снова – серые с багрянцем скалы, и снова – облака…

Я убила человека.

Я убила человека!

Облака-облака… Летом они выглядят так, будто кто-то взбивает их венчиком прежде, чем выпустить на небо.

И облаком над синевой дорог

Я поплыву на звук любимой песни…

Герек, Герек… Ты совершенно не умеешь читать стихи.

Жив ли ты? А если жив, то сможешь ли смириться с потерей глаза?.. Как вообще можно жить без глаза?!

Элья смежила веки, чтобы отрешиться от всего, перевести дух – но тут же вновь распахнула их. Там, внутри её головы, был Мароль. Он приходил, когда Элья ни о чём не думала, и истошно вопил. Отчётливо вспоминалось, как тяжело входил в его тело нож для фруктов. Что подумает Макора, когда обнаружит пропажу ножа? Или она сначала пойдёт к тайнику, и тогда уже будет и не до ножа совсем?..

– Когда умру я, стану ли я ветром, – забормотала Элья, зачем-то нашарив рукой лежавший на сиденьи новенький, недавно купленный в Бельзуте саквояж. Там, в этом саквояже, вместе с любимым плащом и прочими тряпками пряталось её окровавленное платье. Она успела переодеться, но оставить такую улику на территории Сакта-Кей было совершенно невозможно…

В этот момент карета неожиданно замедлила ход – а потом, наоборот, рванулась так, что Элья едва не повалилась на свой саквояж. Будто кто-то подвесил под хвост лошадям горящие факелы.

Впрочем, резкая перемена темпа заняла Элью ненадолго – очень быстро к ней вернулся образ убитого музыканта.

– Стану-ли-я-ветром, – повторила Элья, – цветком раскроюсь, птицей ли вспорхну… когда умру…

Нет, это ужасно, ужасно, ужасно! Она не помнит слов. Она не помнит слов ни одного стихотворения на свете.

И что делать? Как дожить до станции?

Элья снова закрыла глаза и попробовала послушать мир, по завету Гарле-каи, но это тоже не помогало: свист ветра и скрип колёс только на нервы действовали.

Девушка судорожно вытащила на свет подвеску в форме костра. Та была холодной, как ладонь Чёрного Странника.

«Без неё будет легче».

Элья заставила себя опустить руку и вцепиться в складки платья.

Если Герек действительно умер (нет, пожалуйста, нет!), то выкидывать подвеску нельзя. Она будет жалеть об этом до конца жизни. А может, и после тоже.

Хотя, конечно, сейчас возможность довериться клятве, забыв обо всём, и окончательно превратиться в бездушный механизм, была бы лучшим из вариантов…

Но не такой ценой.

Элье пришлось пожалеть о своём решении ещё не раз. Особенно тяжело было ехать по Тангролю: некоторые улицы отзывались в груди болезненным нытьём. Элья узнавала лица булочниц, торговок овощами и обычных прохожих, и влияние клятвы странным образом утихало полностью при взгляде на знакомые дома, словно бы каждый завиток наличников воскрешал в ней человека. Убийцу.

К счастью, это длилось недолго. Тангроль был всё-таки очень маленьким городком.

На станции Элье прежде бывать не приходилось, поэтому крохотное желтоватое здание с часами над единственным окошком не вызвало никаких воспоминаний.

Карета остановилась, и Лэрге снова открыл дверь.

– Прошу вас.

Он предложил ей руку, но Элья ожидаемо не воспользовалась ею, спустилась сама.

На козлах никого не оказалось.

– Наш возница уже успел убежать, – поведал Лэрге, заметив её взгляд в сторону кучерского места. – Должно быть, у него какое-то дело здесь – так торопился… Видите, мы даже успели на предыдущий поезд. Вернее, успеем, если купим билет…

Поезд уже и правда стоял возле перрона, и перед дверьми толпился народ. Элья знала, что следующий поезд они ждали бы ещё два часа – как раз было бы достаточно времени для того, чтобы погоня успела их настигнуть и перекрыть все выходы из Кабрии. Так что торопился, скорее всего, отнюдь не возница.

Что с ним случилось на самом деле, Элья спрашивать не стала – на станции вполне могли оказаться шпионы из Сакта-Кей. Впрочем, она не была уверена, что ей в принципе хочется это знать.

Оглядевшись в поисках носильщика и никого не заметив, Лэрге поворчал, для порядка, подхватил одной рукой и Эльин саквояж, и свой чемодан, а после отправился добывать билеты.

Людей перед кассами оказалось неожиданно много – даром что небольшой городок. Должно быть, железнодорожных станций в округе отнюдь не пруд пруди, а многих в последнее время стало тянуть за Драконий Хребет. Как крыс тянет сбежать с тонущего корабля.

Проигнорировав очередь, Лэрге подошёл прямо к её началу. Элья не отставала, но деражалась в некотором отдалении.

– Эй, куда! – моментально оживилась жаждущая билетов толпа. Желание набить морду наглому хлыщу способно объединить людей в считанные секунды.

Лэрге лишь смерил их взглядом свысока и снова повернулся к окошку.

– Граф Лэрге Саввей, – очень значительным тоном представился он кассирше. – Мне нужно два билета в одиночные купе первого класса.

– А ну, пошёл вон отсюда! – рассвирепел кто-то.

Лэрге недовольно поджал губы, но всё-таки снизошёл до ответа:

– Виноват, господа, я опаздываю на поезд.

Аргумент был так себе. Элья с тревожно ёкнувшим сердцем смотрела, как какой-то тип, чьи кулаки, навскидку, были больше, чем у Лэрге, раза в два, демонстративно засучивает рукава.

– Кое-кто, кажется, ждёт, чтобы ему харю начистили. Сейчас мы тебя научим и очередь соблюдать, и девкам рожи не бить…

Лэрге удивлённо обернулся к нему.

– Вы имеете в виду мою спутницу? Уверяю вас, это дело отнюдь не моих рук. Но будьте спокойны, человека, который это сделал, я застрелил примерно час назад. – И, пока собеседник переваривал эту информацию, граф вернулся к прерванному разговору с кассиршей. – Да, прошу прощения, не расслышал. Уже нет? А второй? Только сидячие?.. Досадно… Нет, спасибо, у нас нет времени ждать следующего. Два сидячих, пожалуйста.

Поезд уже отъезжал от станции, когда они заскочили в последний вагон. Проводник, сурового вида мужчина в чёрной форме и фуражке, потребовал билеты.

– Вы сели не в тот вагон, – заметил он, глянув на места. – Вам сейчас почти полпоезда нужно пройти.

– Зато мы успели, – заметил Лэрге. – Элья, я пойду первым, там наверняка полно народу. Постарайтесь не отставать.

Люди, люди, двери купе, тамбур. Люди, двери, тамбур. Люди, двери…

Очередной тамбур оказался пустым. Здесь граф остановился, придержав Элью за локоть, и тихо спросил:

– Получилось?

– Да. – Элья свободной рукой коснулась спрятанного под накидкой зеркала.

– Хорошо.

Саррет отпустил её и пошёл было к двери следующего вагона, но тут Элья сама вцепилась в его ладонь обеими руками.

Он обернулся и замер в ожидании. Возможно, выглядел удивлённым, а возможно, его лицо было невозмутимым, как обычно. Элья не видела – она смотрела в пол.

– Я убила Мароля, – быстро произнесла она. – В комнате Макоры. Плеснула ему зельем в лицо, а когда он з… закричал… ударила его ножом… для фруктов…

Как дико и страшно прозвучали эти «фрукты» под стук колёс в полутёмном тамбуре!

– Одним ублюдком меньше, – не сразу отозвался на это Саррет.

Элья испуганно посмотрела на него. Она хотела прошептать, или даже закричать, что Мароль был гениальным музыкантом, но слова застряли в горле.

– Значит, Мароль вычислил вас? – спросил Саррет. – Откуда он узнал, что вы там будете? Он что-то говорил по этому поводу?

Вопрос был закономерным. Элья опустила глаза:

– Он был в коридоре. Перед дуэлью.

– Ясно. Тогда вряд ли он успел кого-то предупредить… Успокаивать вас не буду, легче от этого всё равно не станет. Но скажу, что с технической точки зрения вы всё сделали правильно. Это был единственный выход. – Он высвободил руку и ею же подцепил Элью за подбородок. – Почему Макора не вылечила вас?

Саррет, как обычно, посчитал тему исчерпанной раньше, чем Элья. Впрочем, спасибо, что хоть что-то сказал по этому поводу. И не стал выговаривать ей за неосторожность.

– Она хотела вылечить, – сказала Элья. – Но всё было не до того…

Саррет открыл дверь в крошечную каморку, где неизвестно как уместилось закреплённое на специальном кольце ведро с крышкой и раковина. Достал чистый носовой платок, побренчал умывальником.

– Вот, приложите. Поздно уже, конечно, но хоть, может, отёк спадёт…

Элья молча, поблагодарив его кивком, приложила к левой стороне рта холодный, почти ледяной платок.

И снова: люди, двери, тамбур, люди, люди, тамбур…

Вот он, наконец, сидячий вагон. Наполовину свободен: бедняки редко путешествуют до Аасты поездом, а ехать целых десять часов сидя мало кто готов.

Трёхместные скамейки, обитые мягкой тканью, развёрнуты друг к другу. Между ними небольшие столики – для тех, кто захочет перекусить. Ими вовсю пользуются: люди уже положили туда хлеб, яйца, варёное мясо. Ещё не успели уехать – а уже проголодались. Элью замутило было от запаха еды, но стоило ей занять место у окошка, как Лэрге открыл верхнюю створку, впуская воздух, и стало легче. Потом он закинул вещи на багажную полку и уселся рядом.

Скамейка была полностью в их распоряжении. Напротив тоже пока никто не сидел. Эта сторона вагона вообще оказалась почти пустой. К счастью. Их вообще никто не тревожил, только на следующей остановке, к тому времени, когда солнце, налившись багрянцем, повисло на западе, вошли люди в нелепой коричневой форме и грозно поинтересовались целью путешествия. Лэрге поднялся, представился и с недовольством ответил, что они с сестрой едут в Татарэт по делам своего поместья, и предпочли бы, чтобы их не беспокоили по пустякам.

– Они что, не увидели, что я из Клана Альбатроса? – шёпотом спросила Элья, когда стражи закона покинули вагон, и поезд снова тронулся.

– Нет, конечно. Их же набирали из всякого кабрийского сброда. Там единственное требование – знать грамоту и уметь обращаться с оружием. Будь они настоящими полицейскими, они бы, во-первых, попросили документы и у вас тоже, а во-вторых, поинтересовались бы, почему представители шемейского дворянства едут в сидячем вагоне.

Элья молча кивнула, принимая сказанное к сведению. Поезд, тем временем, набирал ход, оставляя позади Кабрийское государство.

Лэрге предложил девушке поспать на противоположной скамье, пока есть возможность, но Элья только головой покачала. Она знала, что не заснёт: каждый нерв был напряжён до предела.

– Я тогда, с вашего разрешения, немного вздремну. – Вытянув ноги, он откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. – Будите, если что.

Элья кивнула. Она смотрела в окно, на потемневшие скалы, которые так манили её в старых снах. Постепенно скалы сменялись полями и перелесками…

Странное, волнительное чувство. Всевозрастающий зуд в области души. Где-то там, за окном – дороги, по которым она так долго шла, укатанные тракты и безымянные, теряющиеся в траве тропки…

А поезд летит, летит сквозь сгущающуюся тьму, сминая время и пространство, связывая из кудели прошлого тонкую и быструю нить железной дороги. Вон лохматая тень Белобора: там таится зелёный обморок, от которого очень немногим суждено очнуться. Но здесь и сейчас он Элье не грозит – хотя она ощущает, что он близко, и слегка страшится его, по-прежнему.

Мир звучит. Стучит, скрипит длинное туловище поезда, вполголоса общаются те, кого не убаюкала дорога – там, в глубине вагона, смешиваются в неровный гул их разговоры. Спит Лэрге, и пока поезд мчится по границе двух миров, пока солнце переступает горизонт и преодолеваются ещё какие-то пороги, неведомые и непостижимые, он, сам того не зная, сбрасывает нелюбимую личину, становится самим собой. Сарретом. Его лицо кажется таким сосредоточенным, будто он решает в уме сложную математическую задачу. Слишком серьёзное, даже, пожалуй, суровое… лицо очень уставшего человека.

Элье подумалось, что Лэрге, должно быть, спит впервые за долгое время. Учитывая, сколько всего он успевал переделать по ночам… Ведь обычно встречи с агентами происходили уже после захода солнца.

Поэтому, когда тяжёлая голова Лэрге опустилась ей на плечо, Элья не шевельнулась.

Вот и ночь. Нет больше смысла смотреть в окно. Темнота не откроет ей своих тайн, не покажет те города, на площадях которых она танцевала, те улицы, по которым ходила, те спрятанные от посторонних глаз места, где её обнимал Грапар.

Элья посмотрела на платок, который уже давно отняла от ранки, но продолжала сжимать в руках. На белой, всё ещё влажной ткани алело пятнышко крови.

Единственное, что у неё может остаться на память о Грапаре. Если не стирать платок. Потому что шрама, конечно, не будет – не такая уж серьёзная болячка, заживёт, и всё…

Когда Лэрге проснётся, Элья спросит: «Как он умер?». И тот, не уточняя, о ком речь, ответит: «Быстро. Пуля попала в сердце».

И больше они никогда, никогда не вернутся к этому разговору.

А платок Элья заберёт себе.

Но это будет потом.

Сейчас же Элья одна. Если не считать призраков прошлого, если не считать совести, если не считать клятвы, такой же тягуче-тяжёлой и мучительной, как время, как ночь, сквозь которую летит – но всё же недостаточно быстро – поезд. Бездействие томительно, оно раздражает, жжёт… Ах, если бы в поездах использовали те же кристаллы, что в монорельсовых вагонетках! Но, наверное, это было бы слишком дорого… А воздухоплавов в Кабрии не водится. Разве что нелегальные – но граф Саввей вряд ли согласился бы ими воспользоваться.

Элья осторожно повернула голову.

Графа Саввея больше нет. Он больше не должен существовать, он изгнан в Аасту.

Что это значит для них обоих? Для всего Татарэта?

Кто теперь будет предоставлять информацию о том, что происходит в Кабрии?..

***

Элья отвыкла от больших городов. От шума и толп, от тычков локтей и окриков. За кирпичным зданием вокзала, над крышами погружённой в предрассветный сумрак Аасты, простиралась железная паутина монорельсовой дороги. Где-то кажется, над Белой площадью – промелькнул призрак быстрой тележки.

Элья прерывисто вздохнула. Уже скоро. Уже так рядом…

Что-то в ней рвалось к знакомой набережной, к зданию тюрьмы, к кабинету Дертоля, который – Элья знала это откуда-то – уже был на ногах, несмотря на ранний час.

Но иная её часть, не подчинившаяся клятве (возможно, то было ещё действие амулета), была охвачена тревогой. Какой приём окажет ей главный министр? Какой приём окажет ей город, который она предала – и с которым уже однажды распрощалась навсегда?

Лэрге довольно быстро нашёл свободного извозчика. Элья, усевшись на сиденье, не прислушивалась к их разговору; не обратила внимания и на то, как небо над нею затянулось парусиновым верхом коляски. И даже когда лошади сорвались с места, она сидела, не поднимая головы.

Быстрее, быстрее, быстрее…

Сырой речной ветер. Где-то здесь стоит памятник с лебедем и надпись… там была какая-то надпись. Определённо, была…

Впрочем, пустое. Об этом она потом подумает, потом всё вспомнит. Сейчас главное – Дертоль.

Возле входа на территорию тюрьмы стояли гвардцейцы. В отличие от королевских, они были облачены в тёмно-синие кители, а на руках носили белые перчатки. Выглядели ребята почти устрашающе, но посетителей пропустили без вопросов.

– Разве нас не должны были задержать, или хотя бы попросить документы? – покосилась Элья на Лэрге, когда они пересекали по тропинке маленький зелёный дворик.

Её спутник покачал головой.

– Утро – время для свиданий с заключёнными. Они обязаны были нас пропустить… О, Весвер! Рад тебя видеть!

– Саррет! Вот так сюрприз!

Элья угрюмо смотрела, как он пожимает руку очередному типу в синем мундире. Невысокому, веснушчатому, с широкой заразительной улыбкой. Заразительной для всех, кроме той, которая за минувшие часы, кажется, снова разучилась улыбаться. А сейчас, в нескольких шагах от цели, любое промедление было для Эльи невыносимым. Пока ещё Лэрге перездоровается со всеми своими знакомыми…

Впрочем, здесь он, конечно, Саррет. Здесь он дома. Здесь его друзья… которые, правда, думают, что он «прохлаждался в Илане», но не потому, что он им не доверяет – просто не имеет права рассказывать, как всё было на самом деле.

– Ты чего с сумками? Прямо с поезда? – удивился Весвер, галантно поцеловав безвольную Эльину руку с по-прежнему зажатым в ней платком. Представления он так и не дождался, но ни о чём не спросил – должно быть, понимал, что если бы её имя можно было называть, Саррет бы его назвал.

– Мне срочно нужно к Дертолю. Он у себя, не в курсе?.. – Саррет задрал голову, словно мог что-то разглядеть отсюда. А Элья и не знала, что окно кабинета главного министра выходит на этот двор…

– У себя, конечно. Сейчас не самые лёгкие времена наступили, понимаешь…

– А в чём дело? – нахмурился Саррет.

Весвер только отмахнулся:

– Долго рассказывать. Потом.

Они распрощались, и Элья с Сарретом поднялись наверх, на второй этаж.

Дертоль действительно был у себя, однако в приёмной перед его кабинетом пришлось ещё на некоторое время задержаться.

– Вот так встреча, сержант.

О том, что обращаются к Саррету, Элья поняла только тогда, когда тот вытянулся по струнке и козырнул.

Сержант, тупо повторила она про себя. Почему сержант? Всего лишь?..

Перед Сарретом образовался невысокий, но довольно внушительного вида человек. Большая голова на крепкой шее, развёрнутые плечи, подтянутая, несмотря на массивность, фигура, и устрашающего вида усы над тонкими, плотно сжатыми губами.

– Почему не в форме?

– Виноват, господин майор. Я только что прибыл в Аасту, и у меня не было возможности переодеться. А дело не терпит отлагательств.

– Какое дело? Почему мне не доложили?

– Не имею таких указаний, господин майор.

Элья посмотрела в правое, забранное решёткой окно. Под ним виднелись скаты крыш ближайших строений, и девушка вдруг вспомнила, как Герек рассказывал о своём побеге… Должно быть, это было здесь. И решётки сюда поставили именно после того случая… Возле окна, в углу, сидела девушка с пером в руках и с неодобрением поглядывала на майора, который, кажется, вообще не умел разговаривать тихо. Двое стражников перед кабинетом Дертоля косились на говоривших с некоторой настороженностью, но вмешиваться не осмеливались.

– Опять ваши шпионские штучки-дрючки? – наступал на Саррета усач. – Мне плевать, кто и что вам велел, но вы по-прежнему находитесь в моём подчинении, и потому я жду подробнейшего отчёта…

– Вам же говорят, дело срочное! – не выдержала Элья, поворачиваясь к майору.

У того от изумления брови поползли на лоб и как будто даже усы встали дыбом. Прежде он увидел Элью только мельком, а сейчас имел возможность разглядеть и болячку на губе, и полыхающие гневом глаза.

Пользуясь его замешательством, она круто развернулась и проследовала к кабинету.

Саррет, кое-как отвязавшись от майора, нагнал её уже у дверей, предварительно кинув сумки в одно из стоявших в приёмной кресел.

Один из стражников хмуро покосился на него.

– Предупреждать тебя, что сейчас туда лучше не соваться, бесполезно, да? – тихо спросил он.

Саррет проигнорировал вопрос.

– Доложи о моём приходе, пожалуйста. И скажи, что я сопровождаю госпожу Элью.

– И кто есть госпожа Элья? – устало осведомился стражник, с неприятным интересом разглядывая девушку.

– Он знает кто.

Парень скрипнул зубами.

– Саррет, тебе говорил кто-нибудь, что ты иногда ведёшь себя, как высокомерный выскочка?

– Хочешь рассказать мне, как себя вести?

«Нет, – обречённо подумала Элья, – далеко не все его знакомые будут жать ему руку».

– Послушай доброго совета, – сказал второй стражник, – не суйся сейчас к Дертолю. Он всю ночь не спал, у нас тут такой бардак творится…

– Ну что ты, – издевательски протянул его коллега, – куда ему до наших бардаков! Тут, понимаешь, дело государственной важности. Тут, понимаешь, Элья…

– Ах, да, сержантам из ведомства Наргеля всегда поручают дела государственной важности.

– Нам-то ещё расти и расти…

Саррет шагнул вперёд и прежде, чем стражники сообразили, что он намерен сделать, нажал на дверную ручку:

– Разрешите?

Элья не успела опомниться, как цепкая рука Саррета втащила её внутрь и даже развернула лицом к столу Дертоля.

Дверь захлопнулась, и Элья почувствовала себя запертой в мышеловку. Маленькая комнатка, обшитая деревом и освещённая дешёвыми кристаллами, производила давящее впечатление. Небольшое окно слева, позади рабочего места главного министра, наверное, даже в солнечный день не давало достаточно света…

Дертоль, который при появлении Саррета встал из-за стола явно с целью вышвырнуть незваного гостя, глянул на Элью, и передумал.

А у той сразу пересохло во рту.

Подойти к нему и отдать зеркало…

Подойти к нему и отдать зеркало…

Однако сделать шаг по направлению к одному из сильнейших магов Татарэта Элья не могла. Он означал бы немедленную смерть. На сей раз это не было инстинктивным страхом – от человека, чья чёрная сухопарая фигура проступала на фоне светлеющего в окне неба, веяло такой ощутимой опасностью, что хотелось развернуться и бежать на край света.

И она развернулась бы, и побежала.

Если бы не клятва.

Элья краем сознания улавливала, как Саррет извиняется за вторжение и, дождавшись раздражённого взмаха руки, очень ёмко докладывает итоги всей проведённой им работы за минувший год.

Дертоль, тем не менее, был в это утро слишком нетерпелив.

– Ближе к делу, сержант. Я, разумеется, читал все отправленные вами шифровки. Вы принесли зеркало?

– Господин главный министр, зеркало добыла и вынесла из Сакта-Кей госпожа Элья, я всего лишь…

– Вы всего лишь раскрыли себя, чтобы она смогла это сделать. И теперь у нас нет своего агента в Сакта-Кей, достаточно близкого к принцу и Макоре.

– Не совсем так, господин главный министр. Если позволите…

Саррет на мгновенье замолчал. Дертоль поднял на него глаза.

– Виноват… Если позволите, я хотел бы поделиться с вами некоторыми соображениями касательно…

– О ваших соображениях я послушаю в следующий раз. Вызову вас, когда найду для них время. А сейчас свободны. И позовите стражу.

– Но господин главный…

– Вы меня слышали, сержант.

Саррет не решился спорить. Он щёлкнул каблуками, развернулся и вышел.

Элья осталась один на один с главным министром Дертолем.

– Ну? – он поднял брови.

Всё существо Эльи только этого и ждало. Этого самого «ну» и поднятых бровей. Именно так оно и должно было произойти, она с самого начала это знала. Но низшая служанка Подземного Дворца всё ещё боялась, всё ещё хотела сбежать…

Отдать ему зеркало и кинуться к двери. Или в окно, плевать, что второй этаж – болотные сёстры и братья спасут её даже здесь… Отдать ему зеркало и кинуться…

– Положи на стол, – велел главный министр, когда Элья, жутко скрючившись, сделала в его сторону несколько тяжёлых шагов и протянула зеркало.

Кто-то вошёл за её спиной в кабинет, закрыл дверь, гаркнул что-то приветственное…

Хотя, конечно, никого не было. Только она и главный министр. Только она и Дертоль.

И теперь Элья должна была передать зеркало, в котором была заключена Макора, именно ему. Иначе промедление разорвёт её в клочья.

Но это почти невозможно… Её душа, впитавшая в себя затхлость Подземного Дворца, рвётся прочь, прочь, прочь… Её душа слышит горн – Болотный Король призывает ту, которая попала в лапы монстра, имеющего власть над порогами… В белоборских болотах маг сгниёт заживо, если осмелится пойти за ней туда…

Туда, где её место…

Туда, куда она сможет отправиться прямо сейчас, хоть через этот стакан с колодезной водой… С водой из самых глубин земли…

Но она должна передать зеркало!!

– М… – выдавила Элья.

Как сказать, как объяснить?! Саррет должен был сразу его предупредить… А он про какую-то дурацкую политику…

– Ты что, говорить разучилась? – холодно осведомился Дертоль. – Или слышать?

– Возьмите… пожалуйста…

Неимоверным усилием воли она заставила себя преодолеть то небольшое расстояние, что оставалось до стола. Остатками разума Элья понимала, что ни в коем случае не должна рассказывать Дертолю о клятве.

Потому что она пообещала себе не предавать Герека. И сейчас только выполнение этого обещания, и ничто больше, делало её человеком. Позволяло ей оставаться таковым хоть чуть-чуть… Хоть одной крохотной частицей сознания – но быть… ни рабом клятвы, ни нежитью…

Лицо Дертоля скривилось в неопределённой гримасе, но зеркало он всё же взял.

И тут, стоило только Элье разжать пальцы…

Это было так, как если бы она раньше представляла собой некий сплав из человека и громадной башни – и вдруг в одну секунду всё, что не было живым, треснуло и осыпалось. Словно невиданных размеров куча камней, грязи и железа рухнула к её ногам.

Она родилась заново.

Она упала на колени, заливаясь слезами.

– Проводите её в камеру С-38, – велел Дертоль.

Камера. Какая-то камера! Да всё, что угодно… теперь – всё, что угодно! Она живёт, живёт!..

– Сообщение, – брякнула Элья, когда двое полицейских подняли её с обеих сторон и поставили на ноги.

– Что за сообщение?

Дертоль, который уже сел обратно за стол, резко вскинул голову. До чего же он был похож на филина! А она и забыла!

– Макора передала вам сообщение. Оно у меня в руке. – Несмотря на то, что её крепко держали под локти, Элья смогла беспечно помахать ладонью. Она буквально упивалась каждым своим движением, каждым мигом, прожитым без клятвы.

– Пусть подойдёт, – сказал Дертоль стражникам.

Какой он стал суровый… и как будто ещё больше постарел. Черты лица заострились, ужесточились, и кажется, эти тонкие бескровные губы больше неспособны на улыбку.

Впрочем, возможно, только для неё…

Элья остановилась перед столом и протянула ладонь, над которой поколдовала Макора. Взгляд девушки, тем временем, невольно скользнул поверх седой головы Дертоля к окошку. Как приятно было наблюдать победу естественного, живого света над магическими дешёвками, развешенными в кабинете! Каждый из кристаллов словно пародировал солнце и был теперь лишь маленьким злобным огоньком.

А на знакомой Элье тропинке, пересекавший пустой зелёный двор перед тюрьмой, стояли в обнимку два человека. И сразу стало ясно, почему Саррет запнулся, когда делал свой доклад.

Взгляд его в тот момент тоже упал за окно.

«Кто-то сбегал за ней, – поняла Элья, глядя, как ветер треплет золотые пряди Клессы, прятавшей лицо у Саррета на груди. – Или даже съездил. Пока он ходил со мной к Дертолю, кто-то решил устроить ему сюрприз. Кто-то, кто знал, что он только что с поезда и ещё не был дома…».

Ей тут же вспомнился парень с располагающей улыбкой и россыпью веснушек на лице.

Элья увидела, как Саррет, прежде стоявший неподвижно, опускает голову, как бы прячась – словно чувствует, что за ним наблюдает кто-то – и крепко зажмуривается.

«Дурак ты, Герек…» – грустно подумала Элья.

Дертоль меж тем выпустил её руку, и когда та, онемевшая, упала на стол, Элья опомнилась и посмотрела на него.

Вокруг длинных пальцев главного министра сверкали голубоватые искорки, вихрясь подобно летней мошкаре, вроде той, что сегодня к полудню слетится к полянкам в парках, на самый солнцепёк… Ведь день обещает быть ясным…

Только Элье погулять по солнечному парку было суждено ещё очень нескоро.

Отведя взгляд от собственных пальцев, Дертоль кивнул застывшим в отдалении стражникам, и те тут же, отмерев, подбежали к арестованной и завели ей руки за спину.

Элья старалась поймать взгляд Дертоля, но тщетно – главный министр просто ждал, когда, наконец, останется один в кабинете и сможет прочитать – или услышать? – послание.

В окно тоже смотреть было бесполезно – что мог бы сделать сержант Саррет, даже если бы думал о ней в этот момент?

Об Элье никто не думал. Она, в сущности, никому не была нужна. Даже люди, которых она видела в коридорах, не проявляли к ней интереса – арестованные под конвоем были в этих стенах привычным явлением…

Но зато, шагая в сопровождении стражников в камеру С-38, и даже после, когда железная дверь с решётчатым окошком замкнулась за её спиной – Элья впервые за долгое время чувствовала себя свободной.

***

Секундное погружение в один из ярчайших миров, одно волевое усилие – и синие искры сложились в свиток пергамента, такой реалистичный, что Дертоль едва удержался от того, чтобы взять его в руки. Касаться письма было ни в коем случае нельзя: если имеешь дело с Макорой, следует вести себя крайне осмотрительно.

Здравствуй, дорогой!

Я так соскучилась, что едва не сорвалась в путь сама.

Но я держу себя в руках. Ты ведь меня знаешь: сначала я продумаю нашу встречу до мельчайших деталей, и лишь потом мы, наконец, увидимся.

Я всё-таки выиграю, Дертоль. Я уже начинаю выигрывать – ты ведь сам это чувствуешь. Ты же не понимаешь, что происходит с Эрестом, верно? Ты, закоренелый консерватор и любитель традиционных стилей колдовства, должно быть, полагаешь, что король просто очень устал, что ему требуется отдых, и тогда он снова сможет управлять этим огромным государством мудро и справедливо… так, кажется, ты мне однажды говорил?