Текст книги "Клятва (СИ)"

Автор книги: Мария Костылева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

9

– Вот всё и решилось, – сказал Герек.

– Пока ещё ничего не решилось.

– Но ты воодушевлена, не так ли?

– С чего ты взял?

– У тебя кровь звучит по-другому.

Элья почувствовала, что заливается краской. В свою бытность придворной танцовщицей она бы сказала, что это ужасно неприличное замечание – хоть и вряд ли смогла бы объяснить почему. Очень хотелось оскорбиться – но тоже, опять же, не особенно было понятно, на что именно.

– Что ещё за глупости? – Элья гневно уставилась на мага, чувствуя, как пылают щёки.

– Я же только что колдовал… – Герек пожал плечами. – Сложно перестроиться.

Элья взялась за вилку и молча принялась есть. Вид у неё при этом был донельзя сердитый.

Воодушевлена… Конечно, она была воодушевлена! А как иначе, если впервые за это время она поняла, что делает и зачем! Постоянно юлящий Герек со своими загадками не оставлял ничего, кроме тотального ощущения бессмысленности. Да ещё эта клятва… А теперь даже клятва была средством для совершения действительно полезного дела.

Элья знала, что будет стараться изо всех сил. Она станет умной, сообразительной, она станет лучшей на свете актрисой.

– Как тебе Саррет? – спросил маг.

– Он… непростой. И… хм… мне жалко его, честно говоря.

– Жалко?

– Ну, ты подумай, какая ответственность! Притом он постоянно должен лгать и притворяться… А он не кажется человеком, которому это может нравиться.

– Верно, – не стал спорить Герек. – Но это был его выбор. Он вообще-то в другом отделе работал.

– Правда?

Герек кивнул, прожёвывая кусок, потом сказал:

– Правда. Он был внешне похож на графа Саввея, ему предложили работу, и Саррет вцепился в неё обеими руками. Мог бы и отказаться. Впрочем, он ведь тогда думал, что это всего на пару месяцев…

Герек замолчал. Он вспомнил, как его поразили перемены, произошедшие с его другом за какой-то год. Постоянное напряжение и усталость сказались на Саррете не лучшим образом, он стал выглядеть намного старше своих двадцати шести лет. Он работал всегда, каждую секунду, будучи совершенно не в состоянии расслабиться, даже приучил себя засыпать на строго определённое количество часов, чтобы суметь проснуться, например, в три ночи и отправиться на встречу со связным. И ещё в нём появился страх. Загнанный глубоко внутрь, этот страх вряд ли мог бы распознать человек, не знавший Саррета так хорошо, как его знал Герек. И ярче всего этот страх проявился в день, когда они случайно встретились в Эстау – раньше Саррет ездил туда сам, а Герек заглянул в город по дороге в Кабрию.

«Сиди здесь, – сказал ему тогда Саррет. – Жди, не колдуй и никому не говори, что ты маг. И никакой самодеятельности. Я пока попробую что-нибудь придумать».

И он придумал. Уже через пару недель Гереку разрешили занять этот дом, выдали передатчик и объяснили, что и как делать. Сидеть на одном месте с перспективой редких поездок в Эстау магу совершенно не хотелось, однако Саррет велел ему поумерить свои амбиции и вкратце обрисовал сложившуюся ситуацию. Тогда Герек понял: если он действительно хочет помочь, то лучших вариантов для него просто нет.

Но только когда Саррет пришёл с первой шифровкой, они смогли, наконец, нормально поговорить.

«После истории с Болотным Королём я потерял всякую связь со своими, – говорил Саррет. – Да и по голове меня тогда хорошо приложили… Стоило нам доехать до первого населённого пункта, Грапар с Маролем и Равесом отправились к морю на купленной там же двуколке. Меня оставили на попечение Жерры. Я не мог ни помешать им, ни сообщить кому-нибудь. Я знал, что в местном Доме Полиции есть человек, который мог бы мне помочь – мы просчитали варианты на случай, если операция сорвётся. Но незаметно от Жерры пробраться в Дом Полиции, да ещё с сотрясением мозга… нет, я, конечно, попробовал, но… в общем, ты сам понимаешь».

Герек понимал. Он знал, что такое состояние абсолютной беспомощности. Когда должен что-то делать – но не можешь, потому что всё вокруг, весь мир обращён против тебя. Ни одного человека, на которого можно положиться, к которому можно обратиться за помощью; надеяться надо только на себя – а что ты сам способен сделать, если у тебя связаны руки? Знал Герек и то, как может подводить собственное тело, которое ещё совсем недавно во всём тебе подчинялось. Кстати, последний урок он усвоил не без помощи Саррета, которому, между прочим, даже в морду после всего случившегося было не двинуть – подумаешь, в друга пальнул, так ведь для его же собственного блага! Да и если граф Саввей придёт к собратьям по оружию с опухшей челюстью, вопросов будет не избежать. Кто это сделал? Почему? Какому-то пьянчуге что-то показалось? А как же вы, ваше сиятельство, будучи искусным фехтовальщиком, не уклонились от пьяного кулака? Саррет искусным фехтовальщиком никогда не был, предпочитая холодному оружию простоту и точность свинцовой пули. Но Грапар сотоварищи, разумеется, об этом не знали.

«Мне кажется, они и без того меня подозревают, – признался Саррет. – Я, наверное, где-то уже сделал ошибку…»

«Ты сделал ошибку, когда согласился на эту работу», – отозвался тогда Герек.

«Я не мог на неё не согласиться, и ты прекрасно знаешь об этом».

Ну ещё бы он не знал. Все помыслы Саррета лет с десяти были направлены на одну-единственную цель – возвращение фамилии, утерянной его отцом. Он почему-то ещё тогда вбил себе в голову – а может, из взрослых кто ляпнул – что без фамилии ему лучше вообще ни на что в этом мире не рассчитывать…

– Курица остынет, – сказала Элья.

– Угу. – Герек вынырнул из воспоминаний и вернулся к еде. – Кстати, и правда очень вкусно.

Он поднял на девушку глаза, ожидая, что та что-то скажет на это, или благодарно улыбнётся, или смутится – однако Элья, напомнив об обеде, уже отвернулась в задумчивости, и ответом на комплимент послужил лишь рассеянный кивок.

Ну конечно. Она уже не здесь. Блеск в глазах, сосредоточенно нахмуренный лоб…

Герек с удивлением понял, что между Сарретом и Эльей довольно много общего. Одного выжгло желание во всём и везде быть лучшим, вторую выжгло чувство к Грапару. Сейчас пожары потухли, и оба этих человека делали что-то только затем, что это надо было делать. Надо было играть роль Лэрге Саввея и добывать информацию. Надо было придумать, как выкрасть зеркало. Надо.

– А ты чего не ешь? – спросил Герек.

– Не знаю…

Девушка лениво поковырялась в тарелке вилкой. В самом деле, кусочки курицы в сметанном соусе были её кулинарным шедевром. Особенно если учитывать, что она совсем недавно научилась готовить. И вкусно вроде бы… Но почему же ничего в горло не лезет?..

Элье казалось, она не выдержит эти четыре дня. Скорей бы, скорей! Наконец-то она будет на своём месте! Наконец-то она будет делать что-то, что необходимо – и ей самой, и другим людям… И Саррету.

Ей не сиделось. Она встала, подошла к окну, на каждом шагу чувствуя, будто к ней возвращается что-то забытое, правильное… Ах, если бы зеркало не разбили! Элья была уверена, что окажись она сейчас возле него, то без труда повторила бы свою коронную улыбку. И ещё несколько. Именно перед зеркалом она сумела бы собрать себя заново: из этих самых улыбок, из поворотов головы, из отражения собственных глаз: испуганных, насмешливо сощуренных… о, ей следовало бы потренироваться. Но лучший инструмент, который Элья могла бы сейчас себе позволить – это оконное стекло…

Какое-то время Элья стояла, разглядывая собственный призрак, но потом плюнула и стала смотреть сквозь него на облака, собравшиеся над городом: сизые и серые громады, полные непролитых пока дождей. Самого города видно не было.

И облаком над синевой дорог

Я поплыву на звук любимой песни…

Интересно, дороги с облачной высоты действительно кажутся синими? От короткого полёта на воздухоплаве у Эльи остались только воспоминания о небе, о чувстве опьянения высотой и ветром, который казался ей посланцем благословенной Эйголы. Землю она особо не помнила. И уж, тем более, не помнила, как выглядели дороги…

Тогда она чуть не умерла. И небесная высь, которая за мгновенье до того внушала ощущение абсолютного счастья, едва не свела её с ума от ужаса. И свела бы, наверное… если бы не Грапар. Как крепко он тогда прижал её к себе! И Элья вцепилась в него, будто в единственную опору на свете, веря в него больше, чем в силу гравитации… Он спас ей жизнь.

Элья стиснула зубы.

«Чтобы использовать мою кровь для обряда, а потом убить меня».

– Что случилось? – спросил Герек.

Элья вздрогнула от неожиданности и уже привычного чувства страха – погружённая в себя, она не слышала, как маг подошёл и встал за её спиной.

– Опять у меня кровь по-другому звучит? – спросила она, едва размыкая челюсти, которые словно свело судорогой.

– Нет, просто мне показалось, что ты зачем-то собираешься сломать подоконник.

Этот его дурацкий смешок. Когда его что-то смущает, он всегда шутит, как идиот. Правильно Саррет его так называет…

Элья опустила глаза и тупо уставилась на свои побелевшие пальцы.

– Отпусти деревяшку, – шутливо велел Герек.

Элья послушалась, но от окна не отошла.

– Всё это будет очень сложно, – сказала она нехотя. Потому что в ней снова горело, накипало, и надо было говорить – хотя Элья почти уверена была, что Герек многое не поймёт. – Особенно – забыть про месть. Мне иногда хочется разорвать его на мелкие кусочки… Грапара, я имею в виду.

И снова это имя – будто яд на языке.

– На мгновенье – когда мы говорили с Сарретом, – продолжила Элья после небольшой паузы, – мне показалось, что я смогу не думать об этом. Потому что есть куда более сильные вещи. Он словно вручил мне оружие против этой моей… «тьмы». Но сейчас я понимаю, что всё не так просто…

– Если тебе будет легче, представь, как он их ненавидит, – сказал Герек. – А он их ненавидит, это я тебе совершенно точно говорю. И ещё… хм… попробуй убедить себя в том, что Грапар не виноват.

– Что?.. – Элья резко обернулась. – Ты о чём? Ты что, вообще ничего не соображаешь?! Это просто… просто невозможно! Нет, я понимаю, он выполнял задание для своей любимой Иланы. Но он мог отдать Болотному Королю Равеса! Он мог потом найти кого-то другого из Клана Альбатроса для всех этих обрядов! Но он этого не сделал…

– Наверное, потому, что всё-таки не мог, – сказал Герек. – Но ты просто не знаешь почему.

– Тогда он в любом случае просто не должен был… – Элья перевела дух, – он не должен был внушать мне чувство, будто я для него важнее всего на свете, когда это не так. Он не должен был привязывать меня к себе. Это стало предательством гораздо раньше – а не там, в Белоборе.

«С той ночи в парке, когда он впервые меня поцеловал», – пронеслось у Эльи в голове.

– Наверное, я могу тебя понять, – сказал Герек.

– В самом деле? – покосилась на него Элья.

– Ну да. Посуди сама: сначала меня сдал полиции родной отец, а потом невеста. И если первому я не успел сказать, что невиновен, то вторую я оповестил об этом сразу.

– И она не поверила?

– Не знаю… Возможно, после того, как я покатался по тюремным крышам, мой вид оставлял желать лучшего, а я и так никогда не выглядел как человек, внушающий доверие.

– А зачем ты катался по крышам? – спросила Элья осторожно. Герек разоткровенничался впервые за всё время, что она жила здесь, и ей не хотелось упустить момент.

– Ну, это был мой единственный шанс сбежать и восстановить своё доброе имя. Отец-то сразу попал в больницу, кто бы занимался этим делом? А сбежать я мог только до того, как меня приведут в камеру. Так как папа мой, насколько тебе известно, детектив, да ещё и друг главного министра, мне доводилось за свою жизнь довольно часто бывать в здании тюрьмы. Причём, в основном, в приёмной перед кабинетом Дертоля. И я прекрасно знаю, что там два окна. Одно выходит на набережную Шемы, второе – на крыши невысоких пристроек. Есть скат сразу под окном, очень удобно. Полицейский, который вёл меня к Дертолю, в двух шагах от кабинета уже расслабился, да и люди там какие-то стояли, кто-то перебросился с ним парой фраз… У меня были связаны руки – но, к счастью, спереди. День был жаркий, секретарь приоткрыла окно… Вот я и выпрыгнул. Фактор внезапности сработал – до окна меня никто поймать не успел, а прыгать следом побоялись.

Элья потрясённо покачала головой.

– Крыши крышами, но если бы ты кубарем покатился вниз…

– Иначе я сгнил бы в тюрьме, вот и всё. Если уж собственный отец мне не поверил, то какие у меня были шансы?

– Дертоль бы, может, и поверил.

– Я не рискнул проверять. Я побежал к Линте… к своей невесте, то есть. Она сделала вид, что верит мне, велела спрятаться. А сама выскользнула из дома, кинулась к первому же патрульному и… в общем, пришлось опять побегать. Но тут я не удивился даже, честно говоря. Она почему-то всегда панически боялась проблем с законом…

– А потом в тебя выстрелил лучший друг.

Герек пожал плечами:

– Если бы он в меня не выстрелил, в меня бы выстрелил Мароль. Причём, скорее всего, в голову. Кстати, надо отдать Саррету должное, он оказался единственным человеком, который спросил, действительно ли я убил Марреса.

– То есть, он тоже допускал возможность, что ты мог это сделать?!

– Ну… надо сказать, отношения у нас с братом были довольно напряжёнными. Мы часто ссорились… У меня был мотив, у меня была возможность, меня застали на месте преступления, в конце концов. Так что ответ на вопрос, кто убийца, казался очевидным. Но Саррет всё-таки спросил.

Элья улыбнулась:

– Он хороший друг.

– Он хороший полицейский. Хотя друг тоже, да…

Они отошли от окна. Герек сел обратно, Элья начала убирать со стола.

– А он раньше убийства расследовал? – спросила она, вспомнив, что «отдел предотвращения политических бурь» – не то место, где Саррет работал изначально.

– Да нет… В основном, всякие кражи и мошенничества.

– По-моему, это всё равно очень интересно.

Герек промолчал. Ему прекрасно было известно, что Саррет ненавидел свою работу. Майор Наргель почти пять лет держал его в мальчиках на побегушках, и Саррету, некогда блестящему студенту Академии, ничего не оставалось, кроме как следить за продвижением по службе бывших одноклассников. Наверное, расследование преступлений – дело действительно интересное, но только когда ты сам расследуешь, а не пишешь бесконечные протоколы и справки, бегая по разным инстанциям и изредка имея возможность допросить того или иного свидетеля. А чтобы заслужить хотя бы капельку уважения майора Наргеля, Саррету нужно было просто родиться у другого отца.

Элья подкинула в огонь дров, поставила на плиту чугунок с водой, чтобы та закипела и можно было бы мыть посуду. Она старалась производить как можно меньше шума, чтобы даже звуками не выдавать своё волнение. Странный получался день, странные дарил ощущения: сейчас, когда Элья занималась повседневными делами, её не покидало чувство, будто в её руках всё может расцвести – если она очень захочет. Тарелка превратится в какой-нибудь большой махровый цветок, вилка обовьёт запястье лозой с завязями бутонов…

– А как вы подружились? – спросила она громко, чтобы слышно было в гостиной.

– Из-за библиотеки моего отца. Саррету нужна была книга по международному праву.

Элья, вздрогнув, обернулась и обнаружила Герека в кухне. Она едва не отшатнулась от него, но инстинкт нежити удалось подавить почти сразу.

Видимо, тоже не знает, куда себя деть. Посидел за столом, встал, дошёл до кухни… А ведь он пообещал Саррету расшифровать какое-то сообщение. И, наверное, должен сделать это как можно скорее.

Только Герек явно не хотел уходить наверх.

«И хвала богам», – подумала Элья. Ощущение недосказанности давило на них обоих, и пока они поддерживали эту беседу, существовал шанс, что рано или поздно оно вскроется – то, что должно быть произнесено. И станет легче. Саррет своим появлением нарушил привычное течение их жизни, теперь просто разойтись и заняться своими делами было почти невозможно. Страшно.

– Вы же вроде бы с детства дружили, – сказала Элья. – Зачем ребёнку книга по международному праву?

– Ему было десять лет, через два года он собирался сдавать экзамены в Академию. В интернате книги давали только тем детям, чьи родители платили за их проживание. Саррет к таковым не относился.

– Первый раз слышу, чтобы ребёнок по собственной воле начинал готовиться к экзаменам за два года!

– Смотря какой ребёнок и что стоит на кону. Саррет натравил на меня своих приятелей, сам же их разогнал и в качестве платы за помощь попросил принести ему книгу. С возвратом.

Элья подняла брови:

– Платы за помощь?

– Ну, конечно, о том, что это были его знакомые, он мне рассказал гораздо позже. А тогда он просто подумал, что у семьи детективов с фамилией наверняка найдутся в библиотеке нужные ему книги и нашёл способ эти книги получить. Незаметно выкрасть книжку я не смог, пришлось всё рассказать родителям, и отец, на счастье Саррета, заинтересовался, зачем десятилетнему мальчишке такая серьёзная литература.

– Ну да… – припомнила Элья. – Он же говорил, что обязан своему зачислению в Академию твоему отцу.

– Потому и обязан. Папа всегда поощрял тягу к знаниям… – пояснил Герек, помрачнев. – Саррету было позволено брать любые книги в библиотеке, а заодно задавать любые интересующие его вопросы.

На самом деле, Саррет, говоря о помощи при поступлении, имел в виду тот факт, что Сагро Ловор заплатил за его обучение в первом семестре – получив высшие баллы на шести экзаменах из семи, мальчик был сражён рядом каверзных вопросов на последнем испытании. Причём вопросы эти задавал всё тот же господин Наргель, который на тот момент майором ещё не был, но имел определённое влияние в узких кругах. Потом, после первой же сессии, Саррету стали выплачивать стипендию, поскольку Наргель, к счастью, не был в преподавательском составе, и на аттестацию студентов в дальнейшем повлиять никак не мог. А то, что Саррет, семь лет проходивший в отличниках, едва не вылетел из Академии на последнем курсе, было исключительно виной Саррета. И, соответственно, то, что он после выпуска не попал на место попрестижнее – тоже.

Однако Элье всё это знать было совершенно необязательно. Тем более, что Саррет, невзирая на протесты Сагро Ловора, постепенно вернул долг, а благодарен был и по сей день.

– А родители у него живы? – спросила Элья.

– Отец. Но они очень давно не общаются. Сама понимаешь, интернат… Зато, как видишь, мой отец стал для него почти как родной. Саррет даже Клессу ему представил, как обычно представляют невесту родителям. Вернее, всем нам представил. Дескать, вот, познакомьтесь, это Клесса. У нас свадьба через месяц…

– Погоди, так ты что, её до этого не знал, что ли?! – Элья от изумления уронила на пол миску. К счастью, та была очень прочная и не разбилась.

– Ну, Саррет болтливостью никогда не отличался. – Герек наклонился и поднял миску. – Да и вообще, я не думаю, что он придавал этому какое-то особое значение. К тому же у них какой-то спонтанный брак получился…

– У Саррета? Спонтанный? – недоверчиво посмотрела на него Элья.

– Ну, у него случается… – Герек поставил миску рядом с тазиком, видя, что девушка не торопится её забирать. – Вроде нормальный, адекватный человек, а иногда, бывает, как выкинет что-нибудь…

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Элья. И, видя, что Герек пытается отделаться очередным равнодушным пожатием плеч, скрестила на груди мокрые руки и велела: – Что он может выкинуть? Ну-ка, рассказывай. Мне ведь с ним работать ещё.

– Ну, примеров хватает… – протянул Герек, всё ещё надеясь отвязаться. – Я сам и не припомню сейчас всё…

А перед глазами уже проносился вихрь воспоминаний. Конечно, самым ярким финтом ушами была попытка Саррета бросить учёбу на восьмом курсе и сбежать за море откапывать древний город Лургали. Тогда даже Сагро Ловор не смог найти слов, кроме как: «Боюсь, дружба с моим младшим сыном не пошла тебе на пользу». Только мама Герека, да будет ей светла благословенная Эйгола – мама, которая всегда отчего-то недолюбливала Саррета – внезапно тепло улыбнулась и спросила: «Ну, и как её зовут?»… А последней дуростью Саррета был, конечно, прошлогодний вызов на дуэль майору Наргелю. От тюрьмы идиота спас Герек, заставший его за написанием официального письма и потративший потом не один час на то, чтобы пробить брешь в стене Сарретова упрямства.

В общем, историй, действительно, было немало. Но пересказывать их Элье? Нет уж, увольте.

– Давай хотя бы про Клессу, – не отступала Элья.

Герек понял, что она не отстанет, и вздохнул.

Ладно. В конце концов, история была не такая уж секретная.

Клесса родилась в семье стеклодувов. То была очень уважаемая семья: успешная, с фамилией. Само собой, у девушки довольно рано объявился жених. Весь такой из себя важный, респектабельный. Он прибыл из-за границы, чтобы заключить сделку с отцом Клессы, якобы влюбился в дочь будущего партнёра с первого взгляда, а в день свадьбы сбежал, прихватив с собой кругленькую сумму и приданое, которое, по традиции, ему торжественно вручили накануне церемонии.

Отец Клессы не находил себя от горя – ещё бы, он был разорён! Более того, опозорен! Он сокрушался так, будто потерял близкого человека – со слезами, с воплями; нервировал всех вокруг, даже, казалось бы, привычных ко всему полицейских.

«Вы мне его из-под земли достаньте! – кричал он, ухватив майора Наргеля за пуговицу на кителе. – И всё, всё до самого последнего тулима из него вытрясите!».

Майор ничего не обещал. Дело было тухлое: мошенник явно скрылся на первом же корабле, и теперь ищи-свищи. Но, для порядка, подчинённым было велено проверить все порты, станции воздухоплавов и железнодорожные вокзалы, а заодно опросить домочадцев. Основная часть «бегательной» работы, как всегда, досталась Саррету. Когда тот через три дня пришёл докладывать об ожидаемых неутешительных результатах, его привлекли к повторному опросу свидетелей, куда, само собой, входила и обманутая невеста.

– В общем-то, они пару раз всего пообщались, – сказал Герек. – И не то, чтобы наедине. Не больше и не меньше, чем обычно общаются в таких случаях полицейский и потерпевшая. Это вообще было рядовое дело, таких у них за год штук пятьдесят проходит. Наргель… ну, начальник Саррета, сразу честно сказал, что с перспективами расследования плохо. Так просто подобные мошенники не попадаются. Однако глава семьи, как водится, был недоволен, бранился и проклинал Дом Полиции на чём свет стоит. И как-то раз, когда он начал выговаривать полицейским, Клесса, которая присутствовала при этом, попыталась что-то сказать в их защиту. А отец и на неё напустился: мол, ты бы вообще молчала, позор на всю Аасту, кто тебя теперь такую замуж возьмёт, брошенную, без приданого… Ну, Саррет тут и брякнул: «Я возьму».

Герек запнулся. Разговор имел бурное продолжение, в котором отец девушки кричал, что ни за что не отдаст собственную дочь безродному мальчишке, который к тому же пять лет протоптался на одной ступеньке служебной лестницы, а Саррет на это возразил, что, мол, уважаемый господин Дестек сам только что сказал, что его дочь всё равно больше никому не будет нужна; он и вправду намерен заявить офицеру полиции, что тот хуже, чем вообще никто? Нет? Тогда о чём спор?.. Элье эти подробности были ни к чему, да и Саррета они характеризовали не самым лучшим образом. А им, действительно, ещё работать вместе.

– Вот, собственно, и всё, – неловко заключил Герек.

– В смысле – всё? – не поняла Элья.

– Ну, раз сказал – надо было и ответ держать. В смысле, жениться. Он был при мундире, свидетелей имелось достаточно, и даже если бы он захотел пойти на попятный, ему бы попросту начальство не позволило… Но Саррет, разумеется, даже не заикнулся о подобном. Вот так оно и получилось.

– Но он же не просто так это сказал!

– Просто так. Я же говорю, на него иногда находит. Странное.

– Хочешь сказать, если бы не нашло, он бы и не женился на Клессе?

– Думаю, нет.

«Он бы вообще ни на ком не женился, – пронеслось в голове у Герека. – Ему хватило истории на восьмом курсе».

Что до Клессы, то на вопрос Герека, почему Саррет её выбрал, тот пожал плечами и ответил: «Она идеальная».

Вот и всё. Сухая констатация факта. Ему просто подвернулся самый лучший вариант жены из всех возможных, грех было отказываться. К тому же если учесть его давнее желание получить фамилию – ведь для этого, прежде всего, нужна семья.

– А мне тогда на Ярмарке показалось… впрочем, ладно. Может, ты и прав…

Элья рассеянным движением разгладила платье, всё в пятнах от воды.

Герек подумал, что до сегодняшнего дня он не замечал за ней подобных жестов. Раньше она меньше как-то двигалась – словно была заводной куклой с определённой последовательностью движений. Сегодняшний день вообще привнёс в Элью что-то новое. А может, наоборот, старое…

– Можно тебя попросить вылить воду? – Элья кивком указала на таз с обмылками.

Герек кивнул и, подняв таз, понёс его к специальному жёлобу в углу кухни.

– А я думала, ты воспользуешься магией… – проговорила Элья, когда таз опустел. – Нальёшь чистую? Сполоснуть надо… Ну вот, и опять всё руками.

– Не сравнивай магическую силу с молотком, – буркнул Герек, поставив тазик с водой перед девушкой. – Это не инструмент, это состояние души, к которому каждый раз надо приходить заново.

– А что мне делать, если я хочу чудес? – всплеснула руками Элья.

И снова бесполезный жест… Экспрессивный, очень женский. Всё-таки какими живыми, какими подвижными стали её руки… очень любопытно.

Герек задумчиво наклонил голову. Чудес ей хочется…

– Каких чудес? – уточнил он. – Чего бы тебе сейчас хотелось? Конкретно?

Закатила глаза, слегка поджала губы…

Раньше, раздумывая над ответом, она просто хмурилась.

– Не знаю, – наконец, сказала Элья и вернулась к тарелкам. – Наколдуй, например, букет цветов!

Герек рассмеялся. «Наколдуй»! Все люди, которым в детстве читали сказки, имеют о магии несколько однобокое представление. Лишь немногие – те, которые имели дело с накопителями – смутно представляют её настоящую мощь; Герек раньше боялся всех этих штук, таких, как памятники Древних Архитекторов – и сейчас бы, наверное, тоже испугался, хоть и давно их не видел. Он знал теперь так много – и всё же так мало…

Магическое искусство – очень глубокий колодец. Так говорил своему ученику Карсаг. Если нырнёшь – можешь никогда и не выплыть. Но это вовсе не значит, что ты достигнешь дна. Очень, очень много времени требуется лишь на то, чтобы коснуться воды. И ещё больше – чтобы зачерпнуть её чашечкой ладони. Герек потом и сам это узнал, в семидесятый, в сотый раз поднимаясь с жёсткой, утоптанной до твёрдости камня земли тренировочной поляны. Для того, чтобы начать учиться колдовать, нужно всего лишь одолеть в поединке любого из воинов Харру-але. Это будет означать, что ты готов к тому, чтобы соприкоснуться со стихией. Герек был готов через четыре месяца ежедневных тренировок. Контроль тела и духа – вот о чём постоянно нужно думать, когда собираешься нарушить границы миров. Каждый свой шаг необходимо планировать заранее, особенно поначалу. Каждый раз надо суметь отрешиться от всего, чтобы почувствовать тонкую ткань мироздания, прощупать её сознанием, отыскать на слух нужную дверь…

И ещё, конечно, необходимо помнить главные магические законы. В том числе закон, который отец для краткости называл «балансами», и который Герек понял только в трактовке Лесного Клана: за всё нужно платить. За тепло – холодом, именно поэтому, когда разжигаешь огонь с помощью магии, так противно немеют пальцы. За быстрый рост лекарственной ромашки – смертью какого-нибудь сорняка. За исцеление человека – слабостью или болью, своей или чужой; в Татарэте врачи должны были всегда платить сами, в Лесном Клане же иногда использовали преступников, это был один из видов наказания.

А за появление всегда нужно платить исчезновением.

Но сегодня Гереку очень уж хотелось порадовать Элью, такую непривычную, странную, взволнованную, надломленную, живую. Может быть, потому, что сегодня он особенно остро ощущал свою вину перед ней. Ощущал, что она будет подвергаться постоянной опасности – из-за него… И совершенно же невозможно представить, что уже через четыре дня она уйдёт отсюда. Кто будет так же быстро и аккуратно составлять посуду в буфет? Кто будет вытирать руки этим тоненьким полотенцем? А эти её упрёки… Сегодня она ни разу не разозлилась на него – только попеняла за то, что исчез, когда они были в городе, и то скорее для порядка, не всерьёз. Но когда она последует за своей клятвой, снова придут тишина и пустота. И одиночество. И всё, что приходит вместе с ним. Только сегодня Герек об этом задумался – и потому именно сегодня ему так хотелось её удержать…

Да, надо было давно начать дарить ей цветы. Сейчас уже поздно, конечно. Тем более, по заказу. Но всё же…

Отринув мысль о собственных ящиках с лекарственной ромашкой и календулой, Герек всерьёз подумывал ограбить какую-нибудь цветочницу; необязательно было в деталях представлять букет, и тем более, человека, главное – желание и импульс. Но всё-таки какое-то понятие о том, что именно дарить, надо иметь…

И тут Герек вдруг вспомнил, что видел мельком в одном из тангрольских садов раскидистый куст белых пионов.

Точно. То, что надо.

«Твоя уверенность – это залог того, что всё получится», – снова пронеслись в его мозгу наставления Карсага.

Но Герек нервничал, и, возможно, именно поэтому букета у него не получилось.

Собственно, вообще получилось совсем не то, на что он рассчитывал. И как это, скажите на милость, можно поставить в кувшин, без стебля-то?..

Элья зачарованно протянула руку и погладила белые лепестки. Головка махрового пиона лежала в ладони мага, как маленькое облако.

– Как ты угадал? – прошептала она.

И когда облачко перекочевало к ней, Герек понял, что действительно угадал. Этой руке не хватало именно белого пиона. Они были созданы друг для друга – маленькая белая ладонь и эти тонкие распахнутые лепестки.

Элья подняла глаза, улыбнулась:

– Спасибо… волшебник. – И хихикнула, как девчонка. – Выльешь опять воду, ладно?.. И ещё всё-таки нужно придумать, что делать с зеркалом. Здесь есть какое-нибудь ведро, не знаешь?..

– А… наверху. Может быть.

– Пойду, поищу.

Элья бережно положила пион на стол в гостиной и побежала вверх по лестнице.

Герек растерянно оглянулся на серую кучу под пустой рамой. Тьфу, он совершенно забыл про это треклятое зеркало!

***

В нагромождениях вещей на втором этаже Элья ведра не нашла, зато там отыскался пузатый деревянный бочонок без крышки, где когда-то, вероятно, хранили вино, но сейчас он был удручающе грязный изнутри и даже, кажется, загаженный мышами. В качестве совка Элья думала использовать большую жестяную кружку – где-то на кухне она видела такую, из которой всё равно никто не пил.