Текст книги "Белая река. Гримерша"

Автор книги: Мария Королева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Гриша вернулся даже быстрее, чем она предполагала. Такое впечатление, что он мчался к истеричной возлюбленной, лихо перепрыгивая через четыре ступеньки. Оно и понятно – кому хочется, чтобы семейный скандал превратился в публичный? У режиссера Аллы Белой не сахарный характер, и Машку могут просто уволить.

– Ну, вот и я. – Гриша бледно улыбнулся и запер за собой дверь.

– Как она?

– Кто, Машка? – Мужчина неопределенно пожал плечами. – Да так. Дал ей твои таблеточки. Две штуки. Сейчас уснет сном младенца, а утром и не вспомнит об истерике. Мы это уже сотню раз проходили.

– Почему же ты не уйдешь от нее? – Даша присела на краешек неровно застеленной кровати, Гриша плюхнулся рядом. – Она такая красавица, еще найдет себе мужа.

– Шутишь? – усмехнулся он. – Кто ж с ней, с такой, жить-то будет? Одно дело – найти любовника, для легкого перепихона, так сказать. А другое дело – мужа.

– Но ты ведь живешь как-то, – резонно возразила девушка.

– Я? Я тебе лучше действительно расскажу, ты сама все поймешь, как и почему я с ней живу. Я, знаешь ли, всегда, особенно в молодости, любил женщин…

Гриша Савин всегда, а особенно в молодости, любил женщин. А женщины, к слову, очень любили Гришу Савина. Мягкий контур овального лица, вечно растрепанные легкие кудри, растерянный взгляд, трогательно детские ямочки на щеках – они появлялись, когда Григорий улыбался. Нет, он никак не тянул на героя-любовника, секс-гиганта, терпко-страстного мачо… Есть мужчины, которые каждым небрежным взглядом, каждым непродуманным жестом как бы намекают на возможный секс. Они томно смотрят исподлобья, кривят горячие губы в насмешливой ухмылке, в их обществе даже стеснительная библиотекарша чувствует себя минимум звездой стриптиза. Григорий Савин не из этой редкой породы, и все равно он даст сто очков вперед любому темпераментному ловеласу. Почему? Да потому, что он так похож на неоперившегося мальчишку, в его глазах сияет неразбавленная юность, он умеет так искренне смеяться, он – тот самый своевольный двоечник с последней парты, в которого почти каждая девчонка была тайно влюблена.

Разумеется, Григорий Савин прекрасно знал, какое впечатление он производит на окружающих его дам. И вовсю этим пользовался. Еще с подросткового возраста вокруг Гриши всегда были женщины – мило влюбленные, романтичные девочки и пряные, опытные дамы.

С красавицей Машей Кравченко Гриша познакомился больше десяти лет назад. Увидел ее на дискотеке в одном из окраинных столичных кинотеатров. Сам Григорий – выпускник ВГИКа, многообещающий актер, обремененный к тому же тяжёлой ношей нехилых амбиций, – попал на дешевую подростковую дискотеку случайно. Был в гостях у давнего школьного приятеля, тот и предложил: пойдем, мол, растрясемся, вспомним молодость, да и девчонок классных подцепим… Гриша скептически усмехнулся – какие классные девчонки ходят на районные дискотеки? Все классные девчонки давно оделись в откровенные бикини и побеждают в многочисленных модных конкурсах красоты. Но, как выяснилось, амбициозный артист ошибся.

Машу Кравченко он заметил сразу. Да и не заметить такую девушку было просто невозможно. Длинные, стройные ноги, шелковая волна ухоженных кудрей, белозубая улыбка…

– Гляди, вон там у стены Барби стоит! Ну, точно она, Барби! – эмоционально восхищался Гришин приятель.

Гриша ничего не ответил, он поймал блуждающий по полутемному залу взгляд красавицы и приветливо улыбнулся. Он привык считать свою улыбку, самым убедительным оружием в вечной войне полов. Сокрушительная улыбка не подвела его и на этот раз, красавица призывно улыбнулась в ответ. Все дальнейшее – дело техники, часть веками разработанной игры под названием флирт, правила которой Григорий Савин знал назубок. Еще раз недвусмысленно улыбнуться, поймать теплый, приглашающий взгляд. А потом – не обращать на атакуемый объект никакого внимания. Отводить глаза, строить глазки другим девушкам, танцевать с ними. А потом подойти к окончательно разочарованному объекту и небрежно пригласить его потанцевать.

Так оно и получилось. И неудивительно – на тактика ни разу не подвела хитрого Гришу.

– Меня зовут Маша, – хрипло представился объект, возлагая наманикюренные ручки на его широкие плечи, – мне восемнадцать лет. Скоро будет девятнадцать.

– Где ты учишься? – спросил мужчина, чтобы поддержать светскую беседу. Ведь согласитесь, неудобно же тащить женщину в постель просто так, предварительно с ней не пообщавшись. То есть ничего плохого в этом вроде бы нет, но женщины почему-то очень обижаются.

– Я учусь во ВГИКе. На актрису, – ошарашила его красавица. Откуда ей, мечтательной восьмикласснице, было знать, что танцующий с ней мужчина – самый настоящий актер, к тому же недавний выпускник вожделенного вуза?

– Да? – заинтересовался Гриша. – Ну, надо же, какое совпадение! А я два года назад как раз закончил ВГИК. И на каком курсе ты учишься? В чьей мастерской? Кто у вас преподает хореографию?

Девочка растерялась.

– Да что об этом говорить, – вывернулась она, – меня и так учеба уже достала. Могу я хоть в выходной день подумать о чем-нибудь другом?

Тут бы Грише насторожиться, проявить настойчивость, – может, ничего бы и не случилось. Судя по названному возрасту, девочка на первом, максимум на втором курсе. Таким обычно нравится обсуждать престижный институт и свое в нем обучение. Но Савин не обратил на подозрительную скрытность девушки никакого внимания. Не хочет говорить про ВГИК – не надо. Можно поговорить о кино, о музыке, о книгах, ну а если девушка вдруг окажется дурой – о погоде. Какая разница, о чем разговаривать, главное – затащить красавицу в постель. Впрочем, как выяснилось, Машу Кравченко не надо было долго уговаривать, развешивать макаронные изделия по ее маленьким изящным ушам. В половине десятого Маша посмотрела на часы и с невинной улыбкой сказала:

– Знаешь, мне уже пора домой. А если хочешь, можно сначала заехать к тебе.

Конечно, он хотел! Маша осталась у него до утра. В раздетом виде она показалась ему еще более красивой – тонкая талия, полная юная грудь. А какова в постели! В общем, девушка осталась у разомлевшего актера и на следующую ночь. И на следующую тоже. Короче, через неделю вдруг выяснилось, они живут вместе. Гриша, кстати, и не coпротивлялся – такая темпераментная любовница ему, пожалуй, еще не попадалась. Конечно, она была не так опытна, как какая-нибудь сорокалетняя светская стерва, но было в ней что-то куда более волнующей и важное. Казалось, в секс она вкладывала всю себя, весь свой талант.

Кто знал, какая катастрофа ждет его, Гришу, через несколько месяцев? Однажды за семейным (ну или почти семейным) ужином Маша с ангельской улыбкой призналась:

– Ты знаешь, а у меня все месячные не начинаются. Я так волновалась, но сегодня наконец все выяснилось.

– У тебя начались наконец месячные? – Он был готов вместе с ней посмеяться нал коварным недоразумением природы.

– Нет, я просто купила тест на беременность. Знаешь, в аптеках продаются такие специальные полоски? Две линии, – значит, беременная, одна линия – нет.

– И что показал тест? – похолодел мужчина.

– То, что я и предполагала, – мудро улыбнулась девочка. – Гриша, поздравляю, у меня проявилось две полоски!

– Ты… то есть… интересно, – растерялся он, – интересно, а какой у тебя срок? В смысле, еще не поздно… того, а?

– Срок? – задумалась красотка. – Ну, наверное, небольшой. Месяца три-четыре всего.

– Четыре месяца? – Мужчина даже взвизгнул от неожиданности. – И ты четыре месяца молчала?! Мини-аборт делать уже поздно, остаются искусственные роды!

– Но я не была до конца уверена… И потом, мы же давно с тобой решили, что поженимся, помнишь? Поэтому я и подумала, что ничего страшного… Ты же сам мне предлагал выйти за тебя замуж, забыл?

Конечно, он предлагал ей выйти замуж. А какой, спросите, ловелас, не предлагает руку и сердце своей очередной любовнице?! Это же не значит, что он и в самом деле намерен на ней жениться. Все ясно, как божий день. А раз у глупой девочки Маши не хватило мозгов, чтобы принять эту игру, то это только ее личные проблемы. А ему, Григорию, необходимо срочно от нее избавиться. Любой ценой.

– Хорошо, Маш, мы поженимся, конечно. Можно прямо завтра отнести заявление в ЗАГС, – улыбнулся Гриша. Главное – успокоить девушку. Потом он что-нибудь придумает.

– Заявление? Здорово, но есть одна проблема… – замялась она, – короче, Гриш, мне надо получить разрешение у родителей. Учитывая беременность, это не так сложно сделать.

– Постой, какое такое разрешение? – удивился он. – Ты же совершеннолетняя, тебе почти девятнадцать.

Девушка промолчала.

– Маш, ты что, меня обманула? Тебе еще нет восемнадцати?… А сколько тогда?… Семнадцать?

Выразительное молчание. Григорий занервничал.

. – Шестнадцать?… Пятнадцать?

Молчание.

– Четырнадцать? – похолодел он.

– В точку! – радостно улыбнулась беременная любовница. – Почти угадал. Через два месяца мне действительно будет четырнадцать.

Мышеловка захлопнулась. Такая старая, банальная и вполне предсказуемая история. А он, многоопытный Григорий Савин, попался на эту удочку, словно неоперившийся птенец. Надо же – соблазнить тринадцатилетнюю! Сделать ей ребенка! Да это ж же уголовно наказуемо! Вот сейчас обидит он девочку Машу, а она пойдет в милицию и напишет заявление об изнасиловании. И никто Гришу слушать не будет. Ведь Маше всего тринадцать лет, а ему скоро будет двадцать девять. Бесполезно объяснять им, что девчонка – акселератка, что она сама напросилась. У нее, в сущности, очень детское, свежее лицо. Сексапильной фотомоделью она выглядит только в ярком макияже и в дерзкой мини-юбке. А заплетет косичку с бантиком, напялит белые носочки и трогательные тупоносые сандалики – и вот вам, пожалуйста, оскорбленная невинность. Стало быть, придется Маше угождать и потакать. Теперь ее не вышвырнешь вон, как дырявый башмак. К ней придется относиться трепетно и нежно.

– Машенька, девочка, – прошептал Григорий, мгновенно вживаясь в новую роль, – я так счастлив, я так тебя люблю!

Гриша замолчал.

– И что? – спросила потрясенная Даша Громова. – Что дальше-то было?

– Дальше? – Гриша растерянно посмотрел на нее, словно забыл, что его шокирующая исповедь была рассчитана на внимательного слушателя? – дальше я все-таки уговорил се на искусственные роды. У' меня был знакомый врач, он многих моих баб… ну ты понимаешь… Для Машки это был такой стресс. Ну и загремела она в психушку. Я тогда каждый день к ней приходил, клялся в вечной любви и говорил, что мы поженимся. С родителями ее познакомился.

– Постой, а как же родители допустили, что она полгода прожила у тебя?

– Да их не было. Они были в какой-то длительной загранкомандировке, а Машка жила у бабки, на другом конце Москвы. Никаких проблем: бабуля была уверена, что внученька проживает у подруги.

– В голове не укладывается… Ну а дальше?

– Машке поставили диагноз – прогрессирующая истерическая психопатия. Она стала регулярно ложиться в больницу – иногда по три раза в год… Я чувствую себя виноватым… Ведь в первый раз она из-за меня…

Даша промолчала. Она просто не знала, как откомментировать эту дикую и невероятную историю. С одной стороны, Гришка выглядел в ней трусливым бабником. С другой – он поступил так благородно… Ведь истеричке Маше Кравченко уже давно исполнилось восемнадцать. А он все тянет за собой эту ненужную ношу, помогает ей делать карьеру, создает ей имидж спокойной и уверенной в себе женщины… А Машка-то какова! Надо же, какая скрытная, ведь все одноклассники считали ее скромной и воспитанной девушкой. Она и модницей-то никогда не была, все ходила в одних и тех же джинсах. Многие девчонки уже с седьмого класса пользовались косметикой – кто ресницы густо намажет, кто щеки… Но, не Машка. Даже на школьные дискотеки она приходила чисто умытой и гладко причесанной. Все считали, что у нее строгие родители, что они не разрешают ей модно одеваться и подкрашиваться.

Гриша Савин ушел от нее под утро. Даша и не заметила, как пролетелa ночь – короткая, горная, беззвездная Она долго не могла уснуть – все вертелась в прохладной постели, комкала жесткие простыни. Уснула в половине пятого, а в шесть была разбужена неумолимым механическим будильником. Поплелась в душ, нехотя постояла под тонкой струйкой тепловатой ржавой воды. Кое-как замазала синяки под глазами устойчивым тональным кремом. Пора будить коллег – Алла говорила, что съемки начинаются в восемь. Как раз – пока актеры позавтракают, пока загримируются…

Завтракали все вместе – в симпатичной гостиничной столовой, изобилующей белыми мраморными арками и деревянными уютными столиками. Даша украдкой наблюдала за Машей Кравченко. Вот она взяла с тарелки кусочек поджаренного хлеба, ловко размазала по нему подтаявший плавленый сырок… Вот она размешивает в высоком стакане чай… Смотрит на Гришу Савина и ласково улыбается… Зевает, прикрывая рот изящной, маленькой ладошкой… Даже в голове не укладывается, что на самом деле эта красивая женщина с сонным, чуть припухшим лицом – клиническая психопатка.

Даша отодвинула тарелку с недоеденным стылым омлетом. Зачем тратить время на завтрак, если тебе совсем не хочется есть? Лучше выкроить минутку для непременной утренней сигаретки. Щелкнув зажигалкой, Даша вышла на улицу. И обомлела: вчера в Гузерипле было лето, а сегодня – самая настоящая зима. На стройных соснах – мокрые шапки запоздалого снега, кругом – глубокие ледяные лужи. А на Дарье надет легонький летний свитерок из тонкой шерсти. Надо срочно нестись обратно в номер и переодеваться. Как все-таки права была мама, советуя ей взять с собой теплую куртку. Даша готовилась к курортной погоде, из теплых вещей у нее только свитер. А уж про ноги и говорить нечего – ли тряпочные кеды мгновенно промокнут! У нее сеть еще резиновые вьетнамки и модные сандалии, состоящие из трех кожаных ремешков.

– О чем задумалась? – Она и не заметила, что за ее спиной стоит Гриша Савин.

– Да так, снег увидела, – улыбнулась девушка, – у меня ведь теплого с собой ничего нет.

– Да я тебе дам, я взял лишнюю куртку. Стой здесь, я сейчас сбегаю в номер и принесу. – Он дернулся к двери, но на самом пороге остановился и внимательно посмотрел на Дашу. – Даша, мы с тобой вчера так по душам поговорили…

– Гриша, я никому ничего не расскажу, – клятвенно пообещала она, – можешь быть уверенным, я не сплетница.

– Спасибо, – он улыбнулся. Его улыбка была медленной. А в уголках губ плясали по-детски трогательные ямочки.

Она ждала его, кутаясь в свой тоненький свитер, под которым уже вовсю гулял ледяной горный ветер. На крыльцо вышла очередная партия курильщиков, и все они были одеты в теплые куртки и специальные непромокаемые ботинки. На Дашу смотрели сочувственно, а она, улыбаясь, пожимала плечами: мол, что уж там, я девушка закаленная.

Рядом с девушкой остановился красавец Максим Медник. Сегодня он был похож на альпийского горнолыжника – ярко-красная дутая куртка с высоким воротником, непромокаемые утепленные штаны и смешная вязаная шапка с огромным помпоном. Еще широкий шарф грубой вязки и массивные цветастые перчатки.

– Что дрожишь, холодно, что ли? – полюбопытствовал он.

– Нет, просто у меня случайный оргазм, вот и дрожу вся, – разозлилась она.

– Понятно. Да, не по погоде ты оделась, мать, – он панибратски похлопал ее по плечу и плотнее закутался в свой шарф, – вот я молодец.

– Поздравляю, – сквозь зубы пробормотала Даша. Какой же он все-таки противный, этот безупречный Максим Медник. Нет бы одолжить ей свою куртку или хотя бы свитер. Так поступил бы на его месте любой уважающий себя мужчина. Так поступил бы Григорий Савин. А этот манекен стоит здесь и самодовольно демонстрирует ей, продрогшей, свои теплые одежки.

– Да, я всегда стараюсь одеваться тепло и уютно, – как ни в чем не бывало, продолжил свой монолог Максим, – я отдаю себе отчет в том, что мне нельзя болеть. Ведь я, Даша, принадлежу не только самому себе, но и всему человечеству. Представляешь, как расстроятся мои многочисленные поклонницы, если я вдруг слягу в постель?

– Даже и не представляю!

– Кстати, могу тебе кое-что показать! – с лукавой улыбкой Медник выудил из кармана какую-то грязноватую бумажонку: – Вот!

– Что это? – вяло поинтересовалась Даша.

– Как – что? Письмо разумеется. От поклонницы. Вот смотри – «пишу вам из деревни Грибки Тверской области!». Вчера получил.

– Откуда же эта поклонница узнала, что ты в Гузерипле? – удивилась Даша.

– Сам не знаю. Впрочем, они так изобретательны, эти поклонницы, – кокетливо вздохнул Максим, – чего только не придумают, чтобы быть ко мне поближе. Вот и ты тоже…

– Что – я?

– Преследуешь меня, – пожал плечами актер, – сейчас вот сделала вид, что тебе надо покурить, когда заметила, что я здесь стою.

– Но мне действительно захотелось…

– Понимаю, понимаю, – перебил Макс, – не стесняйся, я же вес понимаю. Ладно, я пошел, надо к съемке готовиться.

На съемочной площадке девушка разогрелась. Ей даже пришлось снять одолженную Гришей куртку. Да и попробуй тут замерзнуть, если столько всего надо успеть: проследить, чтобы операторы взяли нужные кассеты, щелкнуть хлопушкой перед каждым дублем, подать всем кофе, распаковать нужные костюмы… Даша даже не услышала искаженного громкоговорителем голоса режиссера, произносящего ее имя. Опомнилась она, только когда заметила, что все присутствующие пристально на нее смотрят.

– Что такое? – испугалась девушка. Она как раз проставляла номера на чистые кассеты, неужели что-то перепутала? – Я сделала что-то не так?

– Подойди к Алке, – тихонько объяснил ей Гриша, – она тебя звала.

– Кофе ей, что ли, подать? – деловито спросила девушка. – Не знаешь, она с сахаром пьет или без?

– Не надо ей кофе. Ты иди, иди, она ждет. – Мужчина слегка подтолкнул ее в спину.

У Даши моментально испортилось настроение. С ума сойти, начало дня, а ее уже вызывают на ковер! К чему такая спешка? Ясное дело, хвалить ее никто не собирается.

– Алла Михайловна, мне передали, что вы меня зовете… Заранее хочу сказать, что я не виновата.

– Так, Дарья, – перебила ее Алла, – быстрее, мы теряем время. Запомнила, в какой точке Машка говорила последние слова?

– Ну да. – Даша немного удивилась. Зачем ей помнить о таких мелочах?

– Замечательно, – почему-то обрадовалась режиссерша, – значит, напяливай быстрее гидрокостюм и платье, пусть тебе Машка сделает пучок – и вперед.

– Подождите, а зачем мне надевать гидрокостюм? – заволновалась Даша.

– Чем ты меня слушаешь, головой или задницей? – холодно поинтересовалась Алла. – Я русским языком три раза объявила, что ты будешь дублировать Машку. В той сцене, где героиня бросается в реку.

Даша открыла рот, чтобы с мягкой улыбкой отказаться, объяснить, что она не может прыгать в ледяную воду, она с детства боится воды и скорости, да и плавает она не очень хорошо… Но Алла Белая ее уже не слушала, она поднесла к накрашенным губам громкоговоритель и деловито раздавала очередные указания.

А вокруг смущенной Даши тотчас же засуетились люди. Машка Кравченко соорудила на ее голове нечто, отдаленно напоминающее небрежный пучок, затем намазала ее лицо гримом.

– Я и сама могу накраситься. – Даша попробовала оказать сопротивление.

– Сиди уж, – усмехнулась Kравченко, – сиди и морально готовься к подвигу. Как ты на это согласилась, ума не приложу.

«А как будто меня кто-нибудь спрашивал!» – уныло подумала Даша.

– Морду-то зачем мажешь? – скептически усмехнулся Медник. – Ее все равно будут снимать только со спины. Она ж статистка, а не актриса.

Гидрокостюм оказался прохладным и влажным.

– Он мне мал! – радостно объявила Даша, прыгая на одной ноге и пытаясь натянуть на нее липкую штанину. – Я не могу сниматься в этой сцене, потому что мне мал гидрокостюм!

– И не надейся, – ехидно улыбнулась Маша Кравченко, – гидрокостюм тебе в самый раз. Просто его сложно надевать. Я полчаса корячилась. Спасибо Гришеньке, помог.

Маша оказалась права – гидрокостюм облегал ее тело, словно вторая кожа.

– Если на него сверху налезь платье, то я буду выглядеть во всем этом как баба на чайник! – закапризничала Даша.

– Подумать только, еще актрисой не стали, а уже такие амбиции, – разозлилась Машка.

Даша замолчала и с опаской посмотрела на красавицу актрису. «Еще набросится на меня, она ведь не в себе», – подумала девушка.

– Что вы там возитесь, пора снимать! – взревел громкоговоритель голосом Аллы Белой. – Все на свои места. Машка, ты бери хлопушку!

– Вот еще, – фыркнула Кравченко, – буду я с хлопушкой бегать, как какая-то неудачница!

– Я буду с хлопушкой, – вызвался Гриша Савин. – Маш, а ты бы последила за своими словами.

– Не тебе меня учить, – огрызнулась Машка.

«Ну, ничего себе, – мысленно возмутилась Даша Громова, – человек всю жизнь из-за нее загубил, а она так с ним. Никакой благодарности!» Она сочувственно посмотрела на Гришку, он поймал ее взгляд, пожал плечами и улыбнулся.

– Все на свои места! – скомандовала Алла.

Даша заняла место рядом с Максимом Медником.

– Белая река, сцена вторая, дубль первый! – прокричал Гриша.

Максим взял ее за руку и с нежностью посмотрел ей в глаза. Это был взгляд профессионального актера-трагика, взгляд, от которого по коже бегут мелкие мурашки и почему-то хочется плакать. Даша постаралась вложить в ответный взгляд столько же боли и отчаяния. Ну и что, что ее снимают только со спины. Нельзя же равнодушно смотреть на человека с такими глазами. «А все-таки он неплохой актер, этот Медник, – подумала она, – вовсе не пустышка. Алла не права, он мог бы стать звездой».

– Внимание, Дарья, еще три секунды смотришь на него, затем прыгаешь в реку! – услышала она властный голос Аллы. – Один, два, три! Давай!

Этот крик, словно выстрел стартового пистолета, был осязаемым, он подтолкнул ее в спину; Даша бросилась к обрыву, на секунду остановилась. Внизу был ад, ледяной котел с бурлящей, пенистой водой, и эти смертоносные валы были до слез красивыми.

«Остановись, откажись, – pаccyдительно предложил внутренний голос, – а если точно решила прыгать, то не медли!»

И Даша шагнула вперед. Нога скользнула по влажной глине… Ледяная вода показалась раскаленным металлом. «Сейчас я сварюсь заживо!» – это была последняя запомнившаяся ей мысль. Даше казалось, что какая-то сверхъестественная сила тянет ее на дно. Вокруг нее водовороты белой пены. Может быть, у нее хватило бы сил всплыть, глотнуть жадно раскрытым ртом прохладный воздух, но Даша никак не могла сориентироваться – в какой стороне спасительное небо, а где – темное дно. Она беззвучно кричала и била ладонями по мягкой пене. Сильные волны толкали ее, рвали на части; она больше не была Дашей Громовой. Даша Громова бездыханным телом безвольно плыла по течению вниз, а она стала самой Белой рекой, разъяренней и сильной. Это она лизала мутными волнами прибрежные камни. Это она рассыпалась на тысячи белых брызг, взрывалась вверх, и снова падала вниз, растворяясь в мощном потоке. «Вниз, вниз, – шептала она, – к водопадам, к равнине, быстрей…»