Текст книги "Белая река. Гримерша"

Автор книги: Мария Королева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Сервиз хрустальный. Свадебный подарок, – объяснила она, вручая подруге неподъемный презент.

Даша старалась держать коробку на вытянутых руках, чтобы пыльный картон, не дай бог, не испачкал белоснежное платье. Наверняка хитрая Агеева отыскала сервиз на собственных антресолях – врял ли в современном магазине ей вручили бы такую грязную упаковку. Причем, скорее всего, данный презент в свое время вручили Вере на ее собственную свадьбу, а сейчас хозяйственная приятельница решила передарить никчемный сервиз Дарье. Что ж, это русская традиция, преподносить в качестве свадебного дара набор ненужной посуды.

– Ой, Дашка, что ты делаешь?! Что ты делаешь-то, дуреха?! – вдруг заверещала Агеева.

Даша удивленно посмотрела на подругу, и тут злополучная коробка выскользнула из ее ослабевших рук.

– Ты же на скользком стоишь, так и знала, что уронишь! – Верка причитала, словно плакальщица на старорусских похоронах.

Даша растерянно посмотрела вниз – весь асфальт под ее ногами был усеян мелкими осколками дешевого хрусталя.

– Ничего, это к счастью! – натянуто улыбнулась ее мама. – Чтоб тебе в семейной жизни повезло!

Но на этот раз прозорливая родительница ошиблась.

В половине двенадцатого Даша заволновалась. Бракосочетание было назначено на полдень, а жених так и не появился.

– Да ладно тебе, он же такой непунктуальный! – отмахивалась Агеева. – Помнишь, как он забыл про твой день рождения?

– Эх, Даша, надо было оставить его ночевать, – вздохнула мама, – а все ты со своими дурацкими народными приметами. Видите ли, нельзя ему видеть невесту в свадебном платье до самого момента бракосочетания.

В двенадцать Даша по-прежнему стояла на крылечке возле Дворца бракосочетаний и упрямо всматривалась в даль. Опаздывает? Передумал? Решил сделать сюрприз?

От такого, как Суздальцев, всякого можно ожидать – это обстоятельство Дашу и успокаивало. Сейчас она расстроится, может быть, даже заплачет, размазывая тушь, и как раз в этот момент из-за угла появится он – со связкой воздушных шариков в руке.

«Что, старушка? Испугались, что я передумал?» – и откроет бутылку шампанского.

Оптимистичные мысли немного развеселили Дашу, она смотрела на дорогу и улыбалась.

В половине первого закапризничали гости.

– Мы так не договаривались, – ныла Верка Агеева, – я же тебя предупреждала, что у меня легкое платье, декольтированное! Прикинь, как мне здесь стоять, на таком ветру!

– Может, придет еще? – надеялась мама.

– Да обыкновенный он проходимец! – злился Дашин отец. – Столько денег потрачено, а он…

В половине второго Даша еще стояла на пороге ЗАГСа. Поплыла тушь, испачкался грязью подол красивого платья. Мимо нее постоянно ходили улыбчивые женихи и счастливые невесты.

В три часа Даша наконец догадалась ему позвонить. Трубку никто не снимал.

– Дашут, ты не обижайся на него, – потупив глаза, объяснял Вадик, лучший Лешкин друг, – просто Суздальцев такой человек. Ненадежный, импульсивный. Он ведь уже как-то собирался жениться, несколько лет назад, но все отменилось в самый последний момент – мы еще все удивлялись, что у вас все так четко получается… Все равно ты не была бы счастлива с таким человеком.

В половине четвертого унылые гости отправились в заказанный ресторан – не пропадать же свадебным вкусностям! Даша пришла домой, чисто умыла лицо, скинула атлас и кружева, достала из шкафа любимые джинсы и какой-то свитерок. Только вот куда она собралась идти? Не в ресторан же… Странно, но слез не было. Вообще никаких чувств, словно не с ней это произошло. Она забралась под пуховое одеяло (постель так и осталась неубранной с утра) и уснула – может быть, перенервничала, а может, просто устала. День получился очень длинным.

Потом она старалась не вспоминать о «свадьбе». Никому об этом не рассказывала, да и вряд ли кто-нибудь ей поверил бы – ведь эта ситуация так напоминает классическую сцену пошлейшего любовного романа. Но почему? Почему именно она стала героиней этого фарса?

– Ладно, Маш, пойду я, – пожала плечами Даша.

– Да ты так не переживай. – Красавицу явно расстроило то, что она невольно стала катализатором чьего-то несчастья.

– Да чего уж там…

Даша Громова никогда не слыла плаксой. Не хныкала на публике, не ревела по ночам в подушку. Поэтому она так удивилась, когда вдруг крупные слезы ниагарским водопадом хлынули по щекам. Что же это такое происходит? Кого благодарить за потоки соленой воды, безжалостно смывающие тщательный макияж? Лешу Суздальцева? Григория Савина? Машку Кравченко? «Скорее в отель, – думала Даша, – запереться, встать под горячий душ, а потом нырнуть под тонкое шерстяное одеяло и постараться уснуть. Забыться. Никого не видеть».

– Даша? Куда так несешься? Ты плачешь?

Даша остановилась. Прямо перед ней стояла Алла Белая.

«Прямо как в плохом кино, – подумала Даша Громова, – сначала я случайно встретила ее плачущую, а теперь вот она меня…»

– Алла Михайловна… ты была права! – Даша неожиданно перешла на «ты», но Алла, казалось, совсем не обратила внимания на эту внезапную фамильярность.

– В каком смысле?

– Гриша… Гриша Савин, – глотая обильные слезы, объяснила Даша, – он, оказывается, поспорил, что ему удастся со мной… меня… ну вы понимаете! На тысячу рублей.

– Какой кошмар! я же тебе говорила! я же сразу поняла, что что-то здесь не так, я почувствовала в нем фальшь!

– Вам легко говорить. Вы такая уверенная в себе, красивая. С вами никогда ничего подобного не произойдет. – И Даша, которой вдруг стало стыдно за внезапную истерику, быстро пошла прочь, размазывая слезы по щекам.

– Я поняла, кого ты мне напоминаешь! – вдруг закричала Алла ей вслед. – Меня! Мы же с тобой похожи, неужели ты не заметила?

Но Даша вряд ли могла ее услышать.

– Эй, ты чего под ноги совсем не смотришь?

Она невольно отшатнулась, услышав так близко знакомый голос. Ничего себе, оказывается, она вторично чуть не сбила с ног человека и совсем этого не заметила. Максим Медник. Красивый. Глупый.

– Извини, – она хотела было проскользнуть мимо, но Медник удержал ее за рукав.

– Эй, ты что, плачешь, что ли?

– Нет. Не плачу – проревела Даша, чувствуя, как слезы льются за воротник. – Отпусти меня.

– Да ладно тебе, Даш, – ей показалось, что красавчик напуган, – не плачь, не надо. Пойдем ко мне в номер, я тебе «клюковки» налью!

А что, может, и правда напиться в обществе секс-символа? Да и в очередной раз сделаться объектом недоброго внимания окружающих?

– Нет, Максим, спасибо. Я пойду лучше.

И тут случилось неожиданное. Максим Медник, самовлюбленный красавчик, бездарный актер, не слишком умный эгоист, вдруг мягко притянул ее к себе – не успела Даша опомниться, как ее распухшее от внезапных рыданий лицо оказалось зарытым в складках его свитера.

И тогда Даша стала плакать еще громче.

– Ну не плачь, не плачь, пожалуйста, – он гладил ее по волосам, – я все понимаю…

– Ты же ничего не знаешь!

– Я сам виноват.

– Виноват? – Даша оторвала заплаканное лицо от любезно предоставленного свитера. – Очень интересно, в чем же? Значит, ты все же спорил?

– Я виноват, – глухо повторил он, – я же знал, прекрасно видел, как ты страдаешь, и все равно не обращал на тебя внимания.

– Что это ты имеешь в виду? – Даша наконец заподозрила неладное.

– Это мой рок, – грустно улыбнулся Максим, – женщины в меня влюбляются и страдают. Но знаешь, Даш, что я тебе скажу?

– Что? – машинально спросила она.

– Меня никто не любил так, как ты. Думаю, у нас с тобой могло бы что-нибудь получиться.

АЛЛА

Снились ей корабли. Много кораблей – наверное, целая флотилия. Трехпалубные белоснежные великаны и крохотные, подпрыгивающие на зеленых волнах суденышки, шхуны с развевающимися парусами, скоростные спортивные яхты и даже массивные субмарины. Все они плыли вверх по течению, ловко запрыгивали на водопады, шутя преодолевали грозные пороги.

Они плывут по Белой реке, поняла Алла – и проснулась.

– Дул северо-восточный ветер, – сказала она вслух, отмечая, как охрип голос, – моряки называют его норд-ост.

– При чем тут моряки? Ты что, мам?

Митенька. Он так похудел в больнице. Бледные, впалые щеки, костлявые ключицы.

– Действительно, ни при чем, – сонно отозвалась она, – ведь я уже давно не моряк.

Алла спала долго. Очень. Вообще все события прошедшей недели запомнились ей как смутный рассветный кошмар. Бывает такое – коротко вскрикнув, просыпаешься на влажных простынях и понимаешь: ну слава богу, это был всего лишь сон. Но все равно сердце стучит быстро-быстро и тоскливо ноет под ложечкой.

Она отменила натурные съемки. Для всей съемочной группы были заказаны авиабилеты, а сама Алла Белая покинула Гузерипль на два дня раньше остальных. С Ярославом Мудрым она так и не попрощалась. Собственно, Ясик перестал для нее существовать, – наверное, в тот самый момент, когда телефонная трубка голосом Артема сообщила о предсмертном состоянии сына.

Зачем ей курортные романы? Поездки в Париж на выходные, новые фильмы, премии «Оскар», слезы в подушку, кольца на память? Зачем, когда гибнет ее единственный ребенок?!

В аэропорту Хитроу ее никто не встречал. Пришлось искать такси и платить пятьдесят фунтов стерлингов за проезд.

– В Aнглии самое дорогое в мире такси, – похвастался улыбчивый водитель, пряча в карман полученные банкноты.

Ее пропустили в реанимацию – и то был нехороший знак, потому что Алла знала, что туда пускают только к безнадежным больным.

– У него плохая наследственность, – объясняла Алла седому строгому врачу, – его отец был наркоманом. Он умер от передозировки героина.

Митя Белый пришел в сознание только через два дня. Мать он не узнал. Принял за медсестру и попросил воды – на английском. Алла не обиделась – она вскочила со стула и с удвоенной энергией засуетилась вокруг болезненно худого мальчика с темными синяками вокруг глаз.

Через неделю Алла перевезла сына в Москву. Митенька вяло сопротивлялся.

– Мам, учебный год еще не закончился! Я здесь так привык. У меня здесь друзья. Там я не смогу.

– Сможешь. Заведешь новых друзей. В твоем возрасте это легко. В институт поступишь.

– Ну, в какой институт?! – злился сын. – Ты хоть понимаешь, что у нас разные системы образования?

– Школу закончишь экстерном, – решила Алла, – найму тебе самых дорогих репетиторов. В иняз пойдешь, там тебе будет просто.

И жить стало проще, волевым решением Алла отменила житейские проблемы.

Она позвонила бывшему любовниц – знаменитому спортсмену. Тот обрадовался, пригласил ее на матч. Алла пришла – в джинсах и обыкновенной майке, она истошно кричала и размахивала каким-то плакатом, болея за cвоегo мужчину. Она пила отвратительное теплое пиво и ела хот-доги, заправленные майонезом и кетчупом, как все остальные болельщики.

Потом они отправились на загородную виллу спортсмена и прожили там три дня. У спортсмена был великолепный, ухоженный сад – яблони, вишни, облепиха, аккуратный английский газон, оформленные дорогим дизайнером клумбы. Почти все время они провели в постели, Алла вылезала из-под влажной простыни несколько раз в день – спортсмен отпустил домработницу, так что готовить приходилось ей. У него был аппетит молодого волка, он с одинаковым удовольствием поглощал приготовленный ею омлет и заказанную по телефону пиццу, он за несколько минут опустошал литровые бутылки прохладного пива.

Через несколько дней темпераментный спортсмен надоел Алле, она возжелала вернуться в Москву. Он заказал специально для нее красный лимузин.

А на следующий день в одной из бульварных газеток появилась пропитанная чьей-то ядовитой слюной статья – «Неприличное поведение известного клипмейкера». Аллу словотворчество безымянного корреспондента позабавило, а спортсмен обиделся и написал в газету опровержение.

Она позвонила бывшему любовнику – пытающемуся стать знаменитым политиком. Тот привез ее в ресторан на самой окраине Москвы. Алла не любила дешевые московские рестораны. Сонные официантки, повар-самоучка, влажная посуда – вот типичные атрибуты подобного заведения. То ли дело Европа! Где-нибудь в Париже или Риме в уличном кафе с выцветшими, грязными зонтиками вас могут угостить наивкуснейшим крепким кофе и божественными сырными пирожными.

– А почему не в «Максим»? – удивилась Алла. – Что, с финансами плохо? Ну, так можно за мой счет, мы же старые друзья.

– С финансами полный порядок, – поморщился политик, – просто я не хочу, чтобы нас видели вместе. Сплетни, знаешь ли, репутация…

Алла поскучнела. Она заказала диетические тушеные овощи – eй принесли нечто, внешним видом напоминающее строительную вату. Она заказала самое дорогое вино – ей принесли бокал с мутноватой красной жидкостью (на вкус – типичное «Арбатское», продающееся в каждой ночной палатке за семьдесят три рубля…).

А политик, казалось, ничего этого не замечал. Он с аппетитом ел разогретые магазинные пельмени и запивал их дешевой водкой. К концу вечера захмелел так, что заказал местным музыкантам «Лезгинку» и пустился в пляс.

Алла предпочла уйти по-английски, при этом позабыв на столе безумно дорогие очки, сделанные на заказ в салоне «Интероптика».

Политик ей больше никогда не звонил.

Она позвонила бывшему любовнику – стриптизеру Костику.

– Пятьсот за ночь, двести за три часа, – хрипло объяснил юноша, – я уволился из клуба и теперь на вольных хлебах.

Она не видела Костика всего несколько месяцев, но за это время он постарел на десять лет. Куда исчезло ангелоподобное лицо? Почему пропала трогательно-розовый свежий румянец? Даже его глаза как-то потускнели. Теперь он был больше похож на парижского клошара, чем на героя – любовника.

И все-таки она улыбнулась ему, и все-таки ласково погладила его по небритой щеке. Костик прожил у нее почти двое суток, после чего был безапелляционно изгнан из шикарных апартаментов – на этот раз, видимо, навсегда.

В респектабельном закрытом клубе она познакомилась с влиятельным немецким бизнесменом, – к собственному ужасу, Алла даже не могла вспомнить, как его зовут (приходилось обращаться к нему «мой дорогой»). Бизнесмен пригласил ее в Питер, она, не раздумывая, согласилась. Алла словно на двадцать лет помолодела – влажный ветер над Невским проспектом унес с собою ее возраст. Они ночами напролет гуляли по кривоватым переулкам, Алла все каблуки свои переломала об отвратительные питерские мостовые. Было жарко, они целовались на лавочках, как сбежавшие из дома подростки. Оба свободно говорили на английском; он рассказывал о своей фирме, о своих школьных друзьях, о своем последнем отдыхе на озерах Финляндии; он рассказывал, что в Мюнхене у него есть жена и дочки-близняшки.

– А у тебя, Алла? У тебя кто-нибудь есть? – однажды спросил он.

У него было простое загорелое лицо, седина на аккуратно подстриженных висках, дорогие круглые очки. Он спросил об этом не потому, что хотел ее обидеть, он ведь не знал, что никого у Аллы нет. Это скорее было не праздное любопытство светского сплетника, а бесцеремонность полудруга-полулюбовника.

– Есть, – уверенно улыбнулась она, – у меня замечательная семья. Муж и четверо детей. Три девочки и мальчик Митенька.

Зачем соврала? Не смогла удержаться… Захотелось примерить на себя роль кухонной королевы – в красном нарядном фартучке с цветастой вышивкой стоит она над ароматно благоухающими кастрюлями, а вокруг копошатся чумазые дети.

Немец удивился:

– Четверо детей? Но… ты так замечательно сохранилась, у тебя фигура как у школьницы. Моя жена носит пятьдесят восьмой размер. Она одевается в специальных магазинах для полных.

– Тебе не повезло.

– Да, Алла, – грустно вздохнул он, – мои дочери тоже любят сладкое, они тоже полноваты для своих лет. Наверное, станут похожими на мать… А ведь она была миленькой, когда мы только познакомились. А я люблю таких девочек, как ты, я люблю, чтобы бедра были узкими, – его влажная ладонь накрыла ее колено, обтянутое дорогими летними брючками.

Это была их последняя питерская ночь, они вернулись в отель пораньше. Он заказал в номер бутылку французского вина шестьдесят седьмого года. Как ни странно, Алла не любила дорогие старые вина, ей казалось, что они пахнут пробкой и плесенью.

Они вместе приняли ванну, они всю ночь пили вино и слушали французские шансоны, они уснули, когда уже начало светать. На следующее утро он должен был встать раньше Аллы – он собирался лететь в Мюнхен прямо из Питера. Она пообещала приготовить ему завтрак, но, разумеется, проспала. Проснулась в полдень, рассеянная и томная, и обнаружила на соседней подушке записку и… доллары. «Русской девушке Алле в благодарность от ее сладкого немецкого друга». Алла машинально пересчитала деньги – двести пятьдесят долларов. Ее купили за двести пятьдесят долларов! Двести пятьдесят долларов в неделю стоит общество знаменитого клипмейкера Аллы Белой!

Устраивая свою личную жизнь, Алла как-то позабыла о Митеньке. Не привыкла жить рядом с сыном.

А вокруг Мити кипели какие-то понятные ему одному страсти. Сначала он ныл, что хочет обратно в Лондон, но со временем привык и к Москве. Освоился. В Лондоне Митя учился в колледже с юридическим уклоном, Алле хотелось, чтобы сын поступил на юрфак.

– Я использую все свои связи. Экзамены уже начались, но ты сможешь сдать их отдельно. У тебя есть два месяца, чтобы подготовиться.

– За два месяца я не успею ничего, – фыркнул Митя.

– Значит, будешь поступать на следующий год, – спокойно улыбнулась она, – но в этом случае я ограничу тебя в расходах.

Все это время Митя пользовался ее кредитной карточкой. Алле казалось, что сын тратит немного. Во всяком случае, он был равнодушен к одежде, он никогда не покупал диски или видеокассеты. Но однажды, придя в один из своих любимых бутиков, Алла услышала от вежливого продавца:

– Извините, но лимит по этой карточке превышен.

– Как? – растерялась она. – Я всего лишь хочу купить блузу за семьсот долларов. Неужели на этой карточке нет и семисот долларов? Еще месяц назад здесь было пять тысяч! Наверное, вы ошиблись, проверьте еще раз.

– Я уже много раз проверял. На этой карточке денег нет.

В тот вечер она внимательно посмотрела на Митю. Щеки горят, блестят глаза. У сына постоянно хорошее настроение, он вслух рассказывает бородатые анекдоты и сам же заливисто над ними хохочет. Господи, как же он похож на отца! У Гены было точно такое же нервное тонкое лицо.

Ну, конечно же, кокаин. Наркотик миллионеров. Белая пыль, которая стоит дороже золота. Только на кокаин можно было потратить все эти деньги. Одна доза хорошего кокаина стоит в Москве почти двести долларов.

– Мать, а что это ты так на меня смотришь? – вдруг спросил Митя.

– Ты принимаешь наркотики, – сказала она. Сказала – не спросила.

– Да ты что? – возмутился сын – Конечно, нет! С чего ты взяла?

– Да ты в зеркало на себя посмотри. Выглядишь как египетская мумия. А глаза блестят. И веселый как Олег Попов.

– Глаза блестят, потому что я хорошо высыпаюсь. И, вообще, другая мать радовалась бы, что у нее такой веселый сын.

– Ну, хорошо. А куда в таком случае делись деньги с моей кредитной карточки?

Митя замолчал.

– Что, никак не можешь придумать правдоподобный ответ? – гневно усмехнулась она. – Интересно, где же ты теперь возьмешь деньги на дозу?

– На какую дозу?! – взвился Митенька. – Мам, ну да, я потратил эти деньги. Я бы и сам тебе сказал, но боялся, что тебе это не понравится.

– Конечно, мне не нравится, что семнадцатилетний подросток, который не проработал ни одного дня, тратит пять тысяч долларов за один месяц. Так куда же ты их потратил? Если не на дозу?

– Мам, ну… я потратил их на девушку…

– Что?

– На девушку, мам, я люблю ее, правда, мы собираемся пожениться, она меня тоже любит! Правда! – затараторил он.

– Неудивительно. Я бы тоже, наверное, влюбилась в человека, который за один месяц готов платить на меня такие деньги.

– Да не в деньгах дело, – горячо возразил Митя, – ты не понимаешь. Просто она… она такая… Она красавица, настоящая красавица. И, мам, она меня немножко старше, ей уже двадцать шесть.

– Ничего себе «немножко»! На целых десять лет.

– Она фотомодель, шикарная. У нее знаешь какие поклонники. Она рассказывала, что один из них хотел подарить ей яхту, а другой – возил ее на Каннский фестиваль.

«Все понятно! – решила Алла. – Стареющая «вешалка» решила запудрить мозги богатому молодому олуху. Скорее всего, никаких любовников у нее нет».

– Я купил ей норковую шубу, – тем временем восторженно рассказывал Митя, – и эксклюзивные японские духи за восемьсот долларов. Я снял ей трехкомнатную квартиру на Арбате, и каждый вечер мы развлекаемся в ресторанах.

– Раз так, может быть, ты пригласишь ее в гости? Интересно было бы посмотреть, – сказала Алла и мысленно добавила: «Уж я-то поставлю эту пиранью на место?»

Она ожидала, что Митя под каким-нибудь предлогом откажется, но сын радостно согласился:

– Конечно! Тебе будет интересно посмотреть на Натали.

«Тоже мне Натали, – поморщилась Алла, – а при ближайшем рассмотрении, должно быть, обычная Наташка! Натали! Не имя, а название для дешевого салона интимных услуг?»

В тот же вечер «пиранья» посетила их дом. Высокая (на полторы головы выше Митеньки), костлявая, толстогубая, с россыпью крашенных в иссиня-черный цвет кудряшек и с характерным украинским говорком. На роскошную топ-модель девчонка никак не тянула. Скорее всего, пашет в одном из мелких модельных агентств и между делом пытается найти любовника повлиятельнее. «Пиранья» была одета как итальянская кинозвезда – наимоднейшее летнее пальто из венецианских кружев, белые полусапожки из страусиной кожи, солнечные очки от Валентино. «Вот куда делись мои деньги», – печально подумала Алла, рассматривая тысячедолларовые наряды.

– Добрый вечер! – тепло улыбнулась она. – Митя не говорил, что у нею такая молодая и красивая мама.

– Сапожки можете не снимать.

– Что вы, у вас такая чистота, я так не могу, – засуетилась девчонка, скидывая обувь, – я принесла торт. Сама испекла. Никто не умеет готовить медовые тортики, как я. Митеньке вот очень нравится, как я готовлю.

Митя зарделся, как застенчивая восьмиклассниц а Алла грустно подумала: «Похоже, девчонка настроилась серьезно. Наверное, действительно намылилась замуж, раз так старается мне угодить. Надо срочно что-то придумать».

Они пили зеленый чай с медовым тортиком («пиранья» и правда готовила восхитительно), Натали щебетала о своей работе, а Митенька влюбленно на нее смотрел.

– На самом деле я очень устала от работы манекенщицы, – кокетливо вздохнула Натали, – знаете ли, съемки, кастинги, восхищенные поклонники, это так утомляет. Иногда просыпаешься в Париже, а засыплешь в Милане. Я вообще нарасхват. Сам Версаче незадолго до гибели назвал меня своей музой. Я работала и с его сестрой Донателлой. Демонстрировала ее замечательные костюмы в стиле милитари. И со Стеллой Макартни. Многие девушки позавидовали бы мне, а мне так хочется осесть у домашнего очага.

«У Донателлы Версаче не было кocтюмов в стиле милитари», – подумала Алла, а вслух сказала:

– Наверное, ваша работа достойно оплачивается.

– Не жалуюсь, – улыбнулась Натали, – но вообще-то деньги не имеют для меня особенного значения.

– Это мудро, – похвалила ее Алла, – тем более, если вы собираетесь замуж за моего сына Дмитрия.

– О, он уже вам рассказал, – зарделась «пиранья», – я счастлива, что Митенька выбрал именно меня. Ведь у такого блестящего молодого человека, как он, должно быть, много невест.

– Да, Дмитрий перспективен, – улыбнулась Алла, – он ведь будет поступать на юридический факультет, знаете? Станет преуспевающим юристом и когда-нибудь будет зарабатывать очень много денег. Хорошо, что вы работаете, потому что, пока он учится, вы сможете жить на ваши средства.

Митя уничтожающе на нее посмотрел, а лицо Натали немного вытянулось, но ей быстро удалось взять себя в руки:

– Что вы, Алла Михайловна, мне не нужно много денег. Того, что есть у нас обоих, вполне хватит на первое время.

– Вот как? Но у Мити нет ничего. Он потратил свои последние накопления. Мы откладывали эти деньги на колледж в Англии, там, знаете ли, очень дорогое образование, гораздо дороже, чем в Москве. Так что теперь он живет на мои деньги, а у меня дела идут, если честно, не очень. Поэтому я очень рада, что вы так хорошо зарабатываете… Что ж, у меня есть журналы с последними коллекциями свадебных платьев. Хотите, вместе что-нибудь подберем?

– Но… я…

– Конечно, вряд ли мы можем позволить себе дизайнерский наряд. Но можно украсть фасон и сшить платье в ателье, – Алла бесхитростно улыбнулась, – а что, у меня есть знакомая, всего пятьсот рублей берет. Так и быть, это будет моим свадебным подарком.

Чай допивали молча. Митя мрачно жевал медовый тортик, а Натали то и дело посматривала на часы. Через двадцать минут она, сославшись на головную боль, ушла и больше Мите не звонила. Митенька почти неделю нс разговаривал с Аллой. Потом они, конечно, помирились.

Однажды за завтраком он даже объявил Алле:

– Мам. представляешь, у меня появилась новая девушка.

– Вот как? Опять, наверное, фотомодель. Хочет, чтобы ты купил ей норковую шубку? Или она предпочитает песца?

– Ну, при чем тут шубка? Мы любим друг друга. Она небогатая девушка, но порядочная. Ей никаких денег не надо, я ей сказал, что пока не работаю.

– Вот как? – умилилась Алла. – Где же ты с ней познакомился?

– Да в клубе «Ночная бабочка»! Она там стриптиз танцует! – бесхитростно объяснил сынок. – Ее зовут Элен, она у нас сегодня ужинает.

– Она что, иностранка? – вздохнула Алла.

Элен оказалась кенийкой почти двухметрового роста, черной, как крымская ночь. Она вежливо улыбалась Алле, а ее холодные глаза прощупывали интерьер.

Через несколько дней девушка переехала к ним.

– Элен живет в общежитии, – объяснил Митя, – не волнуйся, она не займет много места, будет жить в моей комнате. А если хочешь, можешь снять нам отдельную квартиру.

– Ну, уж нет, – возмутилась Алла, – живите лучше здесь, под присмотром.

– Мы собираемся пожениться через пару месяцев, – «успокоил» сын, – представляешь, какие прикольные получатся дети. Цвет кафе-оле, кофе с молоком.

А через неделю из секретера Аллы исчезла бриллиантовая брошь, вместе с ней испарилась и Митенькина невеста. Впрочем, обманутый сын переживал не слишком долго. Уже через неделю он представил Алле свою новую пассию – манекенщицу Юлю. У Юли были пережженные перекисью снежно-белые кудрявые волосы, длинные загорелые ноги и огромные глупые глаза. Чем-то она смахивала на молодого спаниеля – доброжелательная, игривая, но непоправимо тупая.

Юля прожила в Митенькиной комнате четыре дня. Нет, она не сбежала, прихватив драгоценности и деньги – как это сделала ее более сообразительная предшественница. В один прекрасный день Митя самолично выгнал девицу.

– Собирай свои шмотки, и чтобы через час тебя здесь не было! – кричал он, швыряя в подружку ее собственным раскрытым чемоданом. Девочка, глотая слезы, ползала по полу, собирая раскиданные повсюду колготки и блузочки. Алла все это время лежала в своей спальне, вставив в уши силиконовые немецкие затычки. Но скандал был таким громким, что все равно она слышала почти каждое слово.

– Мить, а может, не надо было так сурово? – поинтересовалась она, когда зареванная девушка уже ушла.

– От кого я это слышу? – присвистнул заметно повеселевший сын. – Ты же сама пару дней назад выгнала этого парнишку, Костика! Он еще похлеще моей Юльки орал! Мам, да я весь в тебя, мы одного поля ягодки.

Алла замолчала, поскольку педагогически корректного ответа не нашлось. Единственное, что она может сделать, – это не приводить больше своих любовников домой. «Бред, мне почти сорок лет! – думала она. – А надо теперь скрываться, словно восьмикласснице!»

И, несмотря на многообразие волнующих кровь событий, Алла отчаянно скучала. Начался монтаж фильма. Алла ходила на Киностудию Горького без всякого удовольствия – фильм явно не получался. Самой удачной сценой была та, где гримерша Даша Громова прыгала в бурлящую реку. «Надо использовать этот момент для какого-нибудь клипа!» – решила Алла.

Она скучала. Каждый ее вечер начинался с пролистывания толстенной записной книжки. Женщина методично обзванивала бывших любовников, встречалась с ними. Ходила в рестораны, на какие-то бесконечные премьеры и даже в модные ночные клубы.

И скучала все равно. Как она могла считать, что живет весело и интересно?

Время от времени Митя знакомил ее со своими новыми пассиями. Все они обладали длиннющими, крепкими ногами и мозгами, как у цыплят.

Она наняла для сына репетитора по математике – строгую немолодую даму, профессора. Митя занимался охотно, Аллу даже удивила такая внезапная любовь к точным наукам. Потом все стало на свои места – вернувшись однажды несколько раньше обычного, Алла застала репетиторшу в одной постели с сыном.

В тот день она впервые пожалела о том, что забрала Митеньку из Лондона.

– В принципе ты мог бы поехать обратно, – однажды заявила Алла, – или нет, лучше я отправлю тебя не в Лондон, а в Бельгию. Знаешь, там есть замечательные закрытые пансионы. Я не буду за тебя волноваться, ведь там железная дисциплина.

– Что ты, мам! Я лучше останусь здесь, в Москве, – широко улыбнулся сын, – я здесь уже привык, да и по тебе буду скучать.

Алла промолчала, но начала собирать сведения о швейцарском пансионе. Митя непременно отправится туда – хочет он этого или нет. Он слишком повзрослел, слишком изменился, они давно стали чужими, и ей с ним теперь не справиться.

Однако процесс перевода сына в пансион все откладывался – слишком много надо было соблюсти различных формальностей. А у Аллы не хватало на это времени.

Она приступила к съемкам нового клипа. Один бывший любовник – известный в шоу-бизнесе продюсер – просмотрел ее адыгейские съемки и предложил выгодный заказ.

– Есть у меня один начинающий певец! Классный голос, красивая внешность, и вообще – харизматическая личность. Надо делать ему первый клип. Твоя река как раз подошла бы. К тому же он очень похож на одного из ваших актеров – ну вот этого, с родинкой.

– Его зовут Григорий Савин.

– Да мне все равно, как его зовут. У тебя здесь столько эффектных сцен. Особенно та, где девица бросается в реку – так натурально снято! И про драку, и про признание в любви.

Алла подписала контракт – уж лучше снять хороший клип, чем плохое кино. К досъемкам были привлечены и Максим, и Машка Кравченко. Снимали долго – главный герой, начинающий певец Алексей, оказался на редкость необязательным человеком. Он то опаздывал на съемки, а то и вовсе забывал о них.

– У тебя же превосходные данные, – ласково уговаривала его Алла. – Голос такой хороший. Сейчас на эстраде так мало хороших голосов. Ты мог бы стать по-настоящему знаменитым.