Текст книги "Царица царей"
Автор книги: Мария Хэдли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
Она отстранилась. Глаза Хризаты стали темно-изумрудными, румянец на щеках разгорелся.
– Что это? – поинтересовалась она, протягивая ему находку. – Хорошенькая вещица. Мне она пригодится, чтобы хранить украшения.
В руках она держала серебряный ларчик с прахом Антония.
– Только не это, – выпалил Август. – Я подарю тебе что-нибудь получше. Шкатулку из слоновой кости с рубинами, под цвет твоего лица.
Она улыбалась. Август заметил в одном ее глазу золотистые искорки. Молочная кожа жрицы будто мерцала, а губы напоминали подогретое вино.
– И что теперь? – спросила она.
– Поставь на место, – отозвался он.
Она уже раздразнила его. Август предвкушал все то, что он намеревался с ней проделать. У него были припасены веревки и плетка из мягкой кожи. Он рисовал в воображении восхитительные отметины, которые оставит на бледной плоти. Его тело отозвалось сладострастной дрожью.
– Пожалуй, я не буду, – произнесла Хризата.
В ней произошла неуловимая перемена. Ее бедра сомкнулись вокруг его бедер, и Августа словно заковали в железные оковы. Мягкая податливость стана под его ладонями обернулась твердым деревом. Август успел мельком увидеть лицо жрицы, прежде чем та выгнула спину и запрокинула голову.
Зелень ее глаз сменилась чернотой.
Император ахнул от неожиданно пронзившей его боли. Ее пальцы скользили по нему, ногти царапали кожу.
Хризата раскрыла ларчик, наклонилась и лениво провела рукой по каменному полу. Послышался скрежет, в плите возникла трещина. Открылся темный лаз, ведущий в темноту. Девушка высыпала туда щепотку пепла.
Августа наблюдал, парализованный от ужаса.
Хризата вытащила из прически булавку и проколола свой мизинец. Нестерпимо долго держала ладонь над трещиной, пока капля крови не слетела вниз.
Затем она заглянула прямо в глаза Августу.
– Смотри, – приказала она. – И слушай.
Откуда-то из глубин послышался пронзительный вопль. Пол пошатнулся. С полок полетели книги. Август упал на пол, едва не уткнувшись лицом в бездонный разлом.
Оттуда неслись новые звуки. Стоны, невнятные выкрики на незнакомых языках. Стенания, полные голода, жажды и отчаяния.
Повеяло мертвящим холодом. В ледяной тьме что-то шелохнулось, заколыхалось и стало вздыматься, словно туман над рекой.
И этот дым, вырванный из черных пучин, густел с каждой секундой.
Вдруг в комнате возник мужчина – странно бесплотный и с зияющей раной в животе. Однако даже кровь была прозрачной.
Август различил в грудной клетке призрака неподвижное сердце.
– Назови нам свое имя, – приказала Хризата. – Кто ты такой?
Повисло долгое молчание.
Мужчина медленно вытащил изо рта положенную на язык металлическую монету. Внимательно рассматривал ее, потом крепко сжал в кулаке.
– Когда-то я был Марком Антонием, – произнес он.
– И снова им являешься, – провозгласила жрица. – Я открыла врата Аида, чтобы твоя тень могла вернуться на землю.
10
Дух Марка Антония затрепетал. Огонек свечи насквозь пронизывал его рану. Он провел руками по своей утраченной плоти, поднес ладони к лицу и растерянно на них уставился. Они были в крови – выцветшей, как старое пятно от чернил.
Призрачная тень послушно посетила мир живых. Август сощурился, чтобы различить Антония. Тот на миг становился четче, но сразу же расплывался, будто затонувший корабль под зыбкой толщей воды.
Однако, несмотря на свое состояние, он являлся Марком Антонием. Император узнал его непокорные волосы, раздвоенный подбородок, широкую грудь и обветренное лицо. Не исчезли и извилистые рваные шрамы, свидетельство многих битв, в которых они сражались бок о бок.
И сейчас враг оказался более мужественным, чем он сам. Август наполнил кубок вином, боясь его расплескать. А еще старательно избегал встречаться с Антонием взглядом.
– А это не опасно? – осведомился он у Хризаты намеренно суровым голосом. – Ты притащила сюда моего соперника. Надеюсь, ты в состоянии удерживать его в узде.
– Он – всего лишь тень, – улыбнулась жрица. – Из призраков получаются отличные слуги. Переступив порог Аида, они лишаются собственной воли. Река забвения манит их, и они покоряются зову. В нем не осталось ничего от того человека, которым он был. Он не осмелится угрожать тебе. Но его можно использовать в своих целях.
– Что ты сделал? – внезапно вопросил Антоний, устремив на императора непроницаемые темные глаза. – Где моя жена?
Казалось, его голос доносился из невообразимой дали – мучительное эхо, долетевшее из глубоких недр земли.
Несмотря на уверения ведьмы, император вжался в кресло. Его так и подмывало сбежать. «Если бы сейчас взошло солнце», – вздохнул он. Однако до рассвета было далеко. Мрак рассеивали лишь звезды, мерцавшие на ночном небе. Ведьма – проводница сгинувших душ – стояла рядом, положив руку на его плечо. Покровительственный жест Августу не понравился.
– Где она? – настаивал Антоний. – Где Клеопатра?
Август нервозно покосился на жрицу. Теперь ее кожа приобрела оттенок слоновой кости, а глаза фосфоресцировали. Губы стали кроваво-красными, и язык жадно скользил по ним. Император отхлебнул вина с териаком и смог заговорить.
– Ты должен поведать нам о том, где побывал, – сообщил он призраку. – Что было с тобой в Аиде?
Дух распрямился, явно рассерженный. Он передернул плечами, и по комнате поплыли волны серой зыби.
– Вот почему ты меня вызвал! – воскликнул Марк Антоний. – Чтобы я сообщил тебе о царстве мертвых? Ты когда-нибудь там окажешься и все увидишь сам. Знание не прибавит тебе спокойствия.
– Отвечай, – не унимался Август.
Призрак с отвращением фыркнул.
– Рассчитываешь, что попадешь в Элизиум [33]33
В древнегреческой мифологии – место пребывания душ праведников, обитель блаженных.
[Закрыть]и будешь наслаждаться светом тамошних звезд и купаться в лучах ласкового солнышка? Нет. Не будет тебе блаженства, Октавиан, хотя ты и провозгласил себя богом. В Элизиум попадают только герои.
– Твой император приказывает тебе, – произнес Август предательски срывающимся голосом.
Антоний улыбнулся, но глаза его были безрадостными.
– Ты – не мой император. Я живу в царстве мертвых. Хотя, если тебе любопытно, я тебе кое в чем признаюсь. В Аиде меня мучает голод. Моя душа гибнет – постоянно, неослабно, беспрерывно. Я ведь из Египта. Моя возлюбленная тоже. Мне не место в Аиде.
– Ты в Риме, – возразил Август.
– Я должен был попасть в Дуат, – продолжал Антоний. – Мое тело не осталось в Египте. Где моя жена? Что ты с ней сотворил?
Август уже открыл рот, но колдунья его опередила.
– Мы вызвали тебя именно из-за царицы, – заявила она. – Клеопатра жива.
Глаза Антония сузились.
– Тогда бы Ахеронт вышел из берегов от ее слез. Клеопатра приносила бы жертвы в мою память. Тогда я бы так не страдал. Ты лжешь.
– Она не жива, – поправилась ведьма. – Но и не мертва. Она здесь.
– Клеопатра в Риме? – спросил Антоний, впервые перестав быть безучастным.
– Да, – подтвердила Хризата и обратилась к Октавиану, перекинув волосы за спину. – Что с тобой, повелитель мира? Ты боишься? Ты, который находится под защитой колдунов, заклинателей змей и духов? Ты опасаешься за свою жизнь?
– Нет, – соврал Август. – Рим отлично укреплен.
Значит, она уже добралась до столицы.
– Но все же в Египте она предала меня, – бормотал Марк Антоний. – Моя жена с тобой?
Август промолчал. Руки у него окоченели, губы заледенели.
– Ты будешь охранять мой дворец, – велел он жрице.
– Я найду ее, – шепнул призрак и двинулся к окну.
– Ты принадлежишь мне, – резко одернула его Хризата. – Ты будешь возле своей хозяйки.
Колдунья разжала руку и показала резной камень. Синахит [34]34
Камень, использующийся при вызывании духов.
[Закрыть]предназначался для того, чтобы удерживать тени в мире людей и повелевать ими.
– Будь здесь, – громко произнесла она.
Внезапно камень исчез.
Антоний смотрел на жрицу. Августу стало не по себе. Он хорошо знал Марка Антония. Тот никогда не склонит ни перед кем голову.
Но дух покорно кивнул.
– Я – твой, – вымолвил он. – Моя госпожа.
Хризата улыбнулась и погладила резной ларчик с прахом.
– Верно, – сказала она восторженно и с каким-то ликованием. – Ты нам больше не нужен, император Рима. Октавиан… так тебя зовут? Отправляйся в постель.
Она уставилась на Августа, и он вынужден был послушаться.
Император покинул комнату, покачиваясь от вина и изрядного количества териака. Он не понимал, почему позволил колдунье распоряжаться в собственных же покоях. Пожалуй, Агриппа прав. Надо набрать побольше легионеров, а не этих магов.
Он зашел в спальню к дочери. Замер на пороге, чувствуя, что может заплакать. Он должен защитить ее от кошмаров. Чародеи собрались во дворце, а в родном городе рыщет чудовище. Юлия пошевелилась во сне, прижалась разрумянившейся щекой к подушке. Что она знает о власти императора и о грядущих бедах?
На секунду Август ощутил смутную зависть.
Он осторожно прикрыл дверь и направился к соседней комнате, где спала дочь Клеопатры, Селена. Она уже пригодилась ему. Девчонка во многом превосходила его ребенка. И умом, и внешностью. Что, если Юлия научится у Селены царскому достоинству?
Август потоптался в коридоре, хмельной и ничего не соображающий. Он очень устал.
Он побрел в опочивальню и рухнул на ложе, даже не раздевшись. Не успел он закрыть глаза, как провалился в сон. Он бродил по запущенному саду, между дряхлых смоковниц и размышлял о том, что его годы прошли бесцельно.
Потом за ним явилась Клеопатра. Так было и раньше. Она преследовала его каждую ночь. И от ее зубов и когтей ему не было спасения.
11
Псил выбрался из дворца и принялся петлять по нескончаемым римским улочкам, обдумывая свое положение. Все события случились как нельзя кстати. Псилы боролись против порабощения многие столетия. Они могли победить, не будь империя на подъеме.
Если Усем поможет Риму одолеть врага, он обеспечит родному племени независимость. Но на душе у вождя было неспокойно. Он не доверял Августу. Слишком легко тот согласился на сделку.
А если император не хочет уничтожить Клеопатру? Вдруг он жаждет подчинить ее себе? Сейчас псилы вольны сами выбирать, кому служить. Римлянам выгодно присовокупить к военному арсеналу эту мощь, оставшуюся от Клеопатры. Тогда Август точно решит сделать из псилов придворных мастеров, заклинающих змей.
Усем шел, держа наготове кинжал, и на ходу разрабатывал план действий. Надо первым отыскать царицу и застать ее врасплох. Потом он принесет римлянам тело Клеопатры и потребует награду. Опасность ему не грозит. Ветер сопровождал его, как и всегда. Бессмертный защитник взметал соломенную труху и мелкую глиняную пыль, заглядывая в каждое окно.
Он нашептывал заклинателю, что повидал в Риме. Рассказывал о тайнах, которые скрывались за решетками и в высоких дымоходах. В соседнем жилище под половицами хранился труп. А в этом – целое состояние, припрятанное в старом, тюфяке.
Вот он влетел в какое-то здание и пронесся по залам. Оказалось, что он очутился в библиотеке, битком набитой греческими и римскими поэмами. Ветер перелистал страницы, разворошил пергаменты и папирусы, превращая чернила в порошок, а истории в пыль.
«Там есть женщина», – прошелестел помощник. Возможно, та самая. Мертвая.
– Она двигается? – спросил Усем и получил утвердительный ответ.
Из складок одеяния псила выползли змеи и обвились вокруг его шеи. Пару минут они бесстрастно взирали на здание, затем вернулись обратно в свое укрытие. Ветер принялся за дело всерьез, принялся трепать сохнущее на веревках белье, закрутил флюгеры на крышах. Куры, сидевшие на заборах, с кудахтаньем взвились в воздух. Усем взялся за дверную ручку и почувствовал, как сильный вихрь отталкивает его прочь.
«У меня не хватит силы спасти тебя», – шепнул он.
Псил заколебался. Ветер никогда прежде не говорил ничего подобного. Неудачная попытка неминуемо обернется катастрофой. Значит, заклинателю надо набраться терпения, даже если и придется довериться Риму на более долгий срок. Кроме того, его не заставляют сражаться с Клеопатрой без поддержки. Вместе с ним будут легионы солдат и два колдуна, хотя Усем сомневался в честности намерений последних.
Он замялся на пороге, задумавшись. Он умертвил кинжалом немало врагов. Частенько он совершал в одиночку невозможное, хотя и жалел, что рядом не было соратников.
«Ты не справишься, – упорствовал ветер. – Ты погубишь себя».
Внезапно Усема осенило.
– Где ее дети? – спросил он.
«У императора», – отвечал тот.
– А ее муж?
«Там же».
Свое презрение ветер выражал в виде небольших буранчиков, закруживших уличную пыль. Призраки являлись творениями воздуха и души, как и он сам.
Усем почувствовал, что его помощнику хотелось бы выпустить тень на волю.
– Мы в Риме не хозяева, – заявил псил.
Он подумал о легионах солдат, готовых выступить в поход по приказу Августа. Если он не справится с задачей или вообще погибнет, то они расправятся с его народом.
«А может, позволить Клеопатре уничтожить римлян», – закралась Усему в голову шальная мысль. Избавившись от римской угрозы, мир снова станет прежним.
Но царица также завоевывала чужие земли. Египтяне и племя Усема издавна жили рядом, однако соседство не всегда было спокойным. Расправившись с Римом, она возьмется за остальных. И ее уже никто не остановит.
Император, по крайней мере, принадлежит к числу смертных, и он обещал выполнить свою часть сделки. Возможность добиться независимости – одна из тех причин, что выпадают раз в жизни. Такое нельзя упускать. Усем повернулся спиной к Палатинскому холму [35]35
Центральный и главный холм города, один из семи холмов, на которых стоит Рим.
[Закрыть]и двинулся в обратную сторону. Ветер трепал плащ псила.
«Ты ни в коем случае не должен ему доверять, – раздался знакомый шепот. – Он обманывает тебя».
– Тогда и я буду лгать, – ответил Усем. Наконец-то он добрался до резиденции Августа. Заклинатель переступил порог дворца и направился к себе в комнату.
Ветер оставил Усема в одиночестве и принялся шнырять по коридорам. Он просачивался сквозь дверные щели и прислушивался к разговорам, заглядывая в глубины сердец.
Селена на цыпочках выбралась в коридор. В глазах у нее застыла настороженность, ночная рубашка почти не измялась. Ей приснился кошмар. В ее сне к ней явились родители, но тут же исчезли, бросив свою дочь на растерзание толпе александрийцев.
Она услышала какой-то шорох и замерла. Разгуливать по императорским покоям ей, конечно же, не полагалось. В Александрии она никуда и шагу ступить не могла без сопровождения няньки. К Юлии были приставлены две женщины, безотлучно находившиеся в спальне, если девочке вдруг что-нибудь понадобится. Селена же, лишившись положения царского отпрыска, пользовалась в Риме непривычной свободой. Она вжалась в стену и затаила дыхание, но опоздала.
Распахнулась дверь, и в коридоре появилась красивая улыбающаяся девушка.
– Я думала, все спят, – сказала она. – Наверное, все, кроме нас с тобой.
Девочка заколебалась, готовая броситься наутек.
– Не бойся. Я – гостья, как и ты. А ты – дочь Клеопатры, названная в ее честь, я не ошиблась? – спросила незнакомка.
– Нет. Меня зовут Селена, и я теперь римлянка, – произнесла та, слегка запинаясь. – Мои родители умерли. Я – сирота.
– От родителей не отрекаются, – улыбнулась девушка. – В тебе течет царская кровь. Не стоит испытывать неловкость. Это – исключительный дар, а не нечто постыдное. Ты – бесценна, хотя с тобой и обращаются как с пленницей.
– Неправда, – возразила Селена. – За мной вообще не следят. Я делаю, что хочу.
Хризата приблизилась к ребенку. Не следовало, чтобы Селена видела тень своего отца. В данный момент разгневанный дух Марка Антония был заперт в кабинете императора.
Вдруг в руках жрицы возник букет полевых цветов. Селена ахнула от восторга.
Спустя секунду они превратились в стайку певчих птиц с переливчатым радужным оперением. Девочку охватило томление. Буйство красок напомнило ей о родине.
Хризата жадно усмехнулась. Ничто в гадании не предвещало, что в Риме она найдет наследницу фараонов. Ребенок являлся всем тем, кем сама Хризата была давным-давно. И Хризата намеревалась вернуть себе утраченное. Селена станет недостающим звеном заклинания, которое поможет ей вызвать Гекату.
Хризата потратила много сил, чтобы вызвать из загробного мира Марка Антония, и сейчас она изрядно ослабела. Боги мертвых не одобряли подобного. Призраки обычно погружались обратно в бездну Аида, как только вызвавший переставал их удерживать. Однажды она принесла в жертву животное. Черного барана. Теперь она привязала к себе Антония лишь каплей собственной крови. Но жрица не была уверена, что этого окажется достаточно. Пока она не восстановится окончательно, без удерживающего камня не обойтись.
И Хризата оказалась буквально связана по рукам и ногам. Цветы и птицы, призванные расположить к себе девчонку, напоминали сон или колыбельную. Примитивное любовное заклятие, вздохнула жрица.
Впрочем, она и таким образом добьется желаемого. Пусть даже на это уйдет больше времени, чем хотелось бы. Кроме того, она слишком долго использовала свое новое тело… Но подобный дар должен быть добровольным, иначе магия сработает вхолостую.
– Селена, – промурлыкала она. – Они прилетели из Греции, чтобы спеть тебе. Неужели ты откажешь им?
А те открыли золоченые клювики и мелодично зачирикали.
Ветер прокрался по коридору. Птицы щебетали Селене о медовых ядах и трупах, танцующих под звездным небосводом. О медведях, встающих на задние лапы, чтобы произнести речь, и о луне, погружающейся в кровь и утопающей в ней.
Пение очаровывало, но в его глубине скрывалась чернота. Завороженная Селена медленно протянула руки к Хризате.
Сейдкона, запертая в своих покоях, внезапно насторожилась. Токи силы бушевали вокруг здания, обволакивали души, внедрялись в плоть, проникали до самых костей. Волшебство ночи и дня. Она чувствовала и то, и другое. Кто-то плел любовный приворот. Под землей копились реки холодного огня и смерти.
Ауд повернула голову к окну, но ничего не увидела.
Лишенная прялки, она не могла безошибочно разгадать роли двух колдунов в грядущих событиях. «Мужчина явился ради денег», – решила она. Египетское золото щедро текло в римскую казну. Псил получит столько, сколько сможет унести, если его услуги окажутся полезными. Женщину же привело в Рим что-то иное. Нити ее судьбы были колючими и жесткими. Хризата служила очень древней богине. Она вызывала мертвых и заставляла их вмешиваться в дела живых.
Сейдкона улыбнулась. Все не так уж плохо. Душа, чью нить перерезали в Египте, вернулась обратно. Узор на полотне мироздания изменился. Это может оказаться полезным.
Ауд впилась взглядом в узлы, стягивавшие ее запястья. Постанывая от напряжения, наблюдала, как веревки упали на пол. Тюремщики понятия не имели о ее мощи. Она – сейдкона и управляет чужими судьбами. Ей подвластны жребии смертных. Узы, которыми ее связали, – те же нити, просто иного прядения. Пальцы ведьмы вытянулись, как лапы паука, который слишком долго просидел на паутине.
Прялку спрятали неподалеку. Ауд чувствовала ее, хотя и не могла увидеть.
Она знала, что без главного орудия ей не обойтись. Если у мира и оставалась какая-то надежда, то лишь на Ауд.
Сейдкону скрутил приступ хриплого и мучительного кашля. Когда ее, наконец, отпустило, на ладонях остались красные следы. Ауд ощупала холст судьбы, проверяя крепость собственной канвы. Скверно ее здоровье, но Клеопатра приближается. А без прялки толку от Ауд не будет почти никакого.
Она открыла дверь, выбралась в коридор и побрела вдоль мраморных стен. На ходу она отодвигала нити, принадлежащие римлянам. Ее собственная судьба была переплетена с ними. Свиваясь и перекрещиваясь, она образовывала замысловатый узор. «Удивительно», – подумала Ауд. Она могла одним движением обеспечить Риму падение или взлет, оборвать старый аристократический род или основать новый. А еще – отыскать источник Хаоса.
Царицу – и то, что с ней связано.
Крепкая и прочная нить Клеопатры змеилась по полотну, обвиваясь вокруг обитателей дворца императора. Значит, она не дремлет. Ауд решила действовать.
Сейдкона обнаружила юнца с едва пробивающейся бородкой. Он с тревожным видом застыл в полумраке. В комнате, которую он охранял, находилась прялка. Ауд сгорбилась – дряхлая старуха, ищущая опереться на чью-нибудь руку. Мальчишка поднял на нее глаза, и она проделала простенький фокус.
Он улыбнулся и распахнул дверь.
12
Клеопатра выскользнула из особняка Вергилия и пустилась в путь по римским улицам. Она быстро шагала по каменной мостовой. Царица передвигалась по лабиринту узеньких переулков с такой уверенностью, будто внутри нее была карта Рима. Этот район она не знала, но уже чуяла театр Помпея и шла на его запах. В воздухе до сих пор витал уксусно-металлический привкус крови Юлия Цезаря, пролитой там много лет назад. Такое невозможно ни с чем спутать.
Она воспринимала каждого римлянина, хотя большинство из них оставались для нее невидимками. Плеск содержимого ночных горшков, опорожняемых с балконов, вскрики спящих, терзаемых ночными кошмарами. Воркование парфянских куртизанок с клиентами. Хруст суставов акробатов, растягивающихся перед завтрашними выступлениями.
Она миновала сады роз Цезаря и вступила на деревянный мост через Тибр. Теперь в ней пробудились воспоминания. Перед ней раскинулся Большой Цирк, в котором устраивали гонки колесниц и гладиаторские бои. Продолговатый, с высокими деревянными стенами, он поражал своими невероятными размерами.
Напротив арены возвышался Палатинский холм с беломраморными зданиями. Он напоминал заснеженную горную вершину из-за плотной застройки. На вершине сиял позолотой храм Аполлона, который со времен ее последнего визита успели обновить. На холме находилось еще немало новых сооружений. Главенствовал среди них комплекс, в котором разместился Октавиан… или Август. По крайней мере, Николай утверждал, что теперь он именовался именно так. Но Клеопатре не было дела до того, что главный враг сменил имя.
Она принялась крадучись пробираться вдоль стены Цирка, рассчитывая добраться до Палатинского холма незамеченной. Внезапно царица остановилась как вкопанная. Напугавшее ее пыхтение рабочих после ночной тишины показалось ей оглушительным.
Они трудились за изгородью и пытались взгромоздить вертикально изваяние из красного гранита. Плавные и строгие линии наводили на мысль о священном египетском обелиске, привезенном в качестве трофея из разграбленного Гелиополиса. [36]36
Один из древнейших и важнейших городов Древнего Египта, находящийся на северо-востоке от Каира.
[Закрыть]Клеопатра разглядела высеченные на камне письмена, восхваляющие Ра и желающие ему благополучной переправы через Дуат.
Они украли его из Египта, прямо у нее из-под носа.
Клеопатра зашипела, как разъяренная кошка. Она не позволит римлянам уничтожить ее родину! Не даст им превратить древние памятники в украшения себе на потребу! В ушах зарокотал голос Сохмет. Они похитили приношения Ра!
Оскалив зубы, Клеопатра перемахнула через невысокую изгородь. Она опомнилась слишком поздно.
Там оказались не рабочие, а легионеры. Она очутилась в самой гуще.
Сколько же их? Десятка два, не меньше? Они окружили ее со всех сторон, и на мгновение царицу охватил страх. Затем она расхохоталась. Они уставились на Клеопатру, пораженные тем, что женщина оказалась способна на такую ловкость и смелость. Один из них нерешительно двинулся в ее сторону.
– Госпожа, – произнес он. – Здесь нельзя находиться.
Они ей не соперники. Рим ей по плечу. Как же долго ее держали в тесном трюме! Теперь ей хотелось бежать. Улыбаясь, она шагнула к солдату, а спустя миг очутилась прямо напротив него.
Когда она вцепилась мужчине в плечо, его товарищи закричали от неожиданности. Клеопатра повалила легионера на землю, не использовав и сотой доли своей истинной силы.
– Для меня нет ничего недозволенного, – произнесла она и запрыгнула на изгородь, побуждая их броситься в погоню.
– За ней! – гаркнул центурион, руководивший установкой обелиска. Его люди выхватили мечи и ринулись в ворота.
Женщина без колебания соскочила с изгороди и помчалась по улице. Нужно действовать без промедления, чтобы не дать ей скрыться.
Теперь она оказалась на вершине здания. Римлянин не мог оторвать взгляда от ее когтей. Длинные, серебрящиеся в свете фонарей, они венчали изящные пальцы. Лицо незнакомки тонуло во мраке, но он разглядел ее клыки и короткие черные волосы. Он не мог понять, кем же она является в действительности.
Она снова залилась жутким смехом и растворилась во мраке. Центурион выругался и велел солдатам рассредоточиться.
Клеопатра выжидала, наблюдая с крыши, как они расползаются по переулкам. Она могла созерцать каждое движение легионеров, они же видели ее лишь тогда, когда она сама того хотела. Клеопатра вновь упивалась возможностями нового неуязвимого тела. Терзания, которые она пережила на корабле, остались в прошлом. Она беззаботно перепрыгивала с одной кровли на другую, насмехаясь над преследователями.
Им не поймать ее. Они вообще бессильны. Теперь Рим принадлежит ей, и она здесь – богиня. Она проворней любого легионера, сильнее любого воина. Она отыщет императора и убьет его, охрана не помешает Клеопатре. Пусть машут мечами и вопят. Ночь – ее стихия. Она убьет Августа у них на глазах и покажет римлянам, как они слабы.
Клеопатра принялась с грохотом перескакивать по крышам. Солдатам оставалось лишь высаживать двери и взбегать по лестницам, но угнаться за беглянкой они не могли.
– Вон она! – завопил легионер, бросаясь на стройную босоногую женщину. На мгновение перед солдатами предстала львица. Затем вихрем развернулась и умчалась прочь – прямиком к императорскому жилищу.
Анклав Августа охранялся, но стражников было недостаточно. А солдаты уже не понимали, кого они преследуют.
С отчаянно бьющимся сердцем, взмокший от страха, центурион вывел подчиненных из-под защиты дверного портала. Увы, он успел заметить лишь край одеяния незнакомки, скрывшейся за углом.
– Взять ее! – закричал начальник, и солдаты, вскинув щиты, бросились по переулку вдогонку. Когда они завернули за угол, то обнаружили новую группу легионеров, которые с разинутыми ртами смотрели вверх.
– Где она? – осведомился центурион.
– Исчезла, – прозвучал ответ.
– Нужно доложить Марку Агриппе, – буркнул он.
– И о чем же? О том, что мы упустили кого-то в темноте? Мы даже не знаем, зверь ли это или женщина.
Клеопатра наблюдала за перепалкой с колонны храма Весты. В Риме сосредоточено немало жизней, и каждую из них она чувствовала. Погоня вымотала ее.
Она потихоньку спустилась вниз и зашагала наперерез через Форум. Конечно, в темноте там было не на что любоваться, однако прогулка успокоила ее. Раньше она посещала эту площадь вместе с Юлием Цезарем, держа на руках первенца. Клеопатра бесцельно шла вперед, слушая пение ночных птиц и голоса легионеров, рыщущих по городу. Она погрузилась в прежнюю жизнь и, только споткнувшись, смогла вернуться в реальность.
И она обомлела. Перед ней было ее собственное, бледное лицо.
Сперва Клеопатра едва не завизжала. Наверное, ей привиделся очередной кошмар! Но ощутив под пальцами мрамор, немного успокоилась. Статуя повторяла все ее черты. Неизвестный скульптор изобразил царицу мертвой и сломленной, почти обнаженной, со змеей на груди. Голова запрокинута, веки сомкнуты, точно в экстазе.
«Вот он, Египет покоренный», – гласила надпись. Изваяние было увешано лавровыми гирляндами и покрыто рисунками. Постаментом служила груда мусора.
Клеопатра отшатнулась. У нее перехватило дыхание. Каменная статуя стала триумфом императора. Они пронесли ее по улицам, демонстрируя зевакам наготу царицы.
Она налегла на скульптуру и принялась расшатывать ее, пока та не очутилась на земле. Откололся крошечный кончик змеиного хвоста, остальное уцелело. Голос отказался подчиняться Клеопатре. Вой превратился в рык.
В считаные секунды она спустилась с Палатинского холма и очутилась перед входом в императорскую резиденцию. Кожа заледенела. Она испытывала клокочущую ярость. Клеопатра положила ладони на стену здания и сразу ощутила микроскопические трещинки. Дворец не был неприступным.
Она могла бы пробраться внутрь, приняв облик змеи, и бесшумно пробраться в спальню Октавиана. В его постель. И удушить врага.
«Я голодна», – прошелестел внутри голос Сохмет. Клеопатра вздрогнула.
Во дворце находились и ее собственные дети. Она улавливала их сновидения. Александр Гелиос играл в войну. Малыш Птолемей мечтал о матери. О прежней Клеопатре, обнимающей своего ребенка. Но его мама, та, которую он помнил, уже умерла.
Где же Селена? Наконец, царица поняла, что девочка не спит. Но и бодрствованием ее состояние назвать было нельзя. Она словно грезила наяву, и ее мысли, подобно птицам и лепесткам цветов, выпархивали из дворца. Главное место в них занимала зеленоглазая красотка с косами до колен.
Клеопатра потрясенно осознала: Селена грезит о новой матери.
Она на цыпочках двинулась вдоль стены, отыскивая комнату дочери. Она не может показаться на глаза сыновьям, но мысль о Селене поддерживала ее на протяжении всего пути в Рим. Она так походила на Клеопатру! Даже враждебные слова, которые девочка бросила ей в лицо в Александрии, были теми же самыми, что могла бы сказать Клеопатра. Селена честолюбива. Поистине царственная особа. Она бы поняла, почему мать поступила именно так, а не иначе. А ее братья этого бы не уразумели. Клеопатре вдруг отчаянно захотелось все объяснить, вернуть былую привязанность Селены. Она совсем близко. И она бесшумно двинулась вдоль стены, с каждым шагом приближаясь к дочери.
Она рисовала в своем воображении, как ворвется в комнату Селены. Та вскочит с постели, бросится к окну и…
Клеопатра застыла в недоумении, почувствовав что-то очень знакомое. Мускус, отдающий мятой и ночью, вином и потом, железом и кровью. Она медленно обернулась, вглядываясь во тьму.
– Антоний? – прошептала она и напряглась, пытаясь уловить ответ. Тишина. Клеопатра выругала себя за глупость. Наверное, обостренное чутье просто ощутило эхо далекого прошлого. Ведь Рим был родным городом ее мужа.
Но из чьей спальни исходил аромат? Клеопатра вскинула голову, уставившись на второй этаж резиденции.
Ставни оказались распахнуты. Она поняла, что императора мучают кошмары. Августу снилась она, Клеопатра. В его затуманенных мыслях мелькало ее лицо. Мертвое, как у той статуи, которую он приказал изваять по образу царицы. Мигом позабыв про детей, Клеопатра уцепилась за какой-то выступ и начала карабкаться по стене вверх, обдирая когти о камень. Не прошло и нескольких минут – она добралась до цели. Разумеется, враг метался в постели. В лунном свете его волосы казались совсем светлыми, лоб прорезали глубокие морщины. Щеки намокли от слез.
Клеопатра представила, каков их вкус.
Она бесшумно перемахнула через подоконник и, на ходу преображаясь, поползла к ложу Августа.
Вдали переговаривались, поднимаясь на холм, легионеры. Солдаты были исполнены решимости доложить Марку Агриппе о встрече с загадочным созданием. Спустя миг они забарабанили в дверь. Знали бы они, где она сейчас находится!
