Текст книги "Маша Орлова. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Мария Чурсина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 39 страниц)

– Хватит, – отчётливо спокойно сказал за её спиной Миф. – Истерик не надо. Не здесь, по крайней мере. Пойдём.

Она не чувствовала физической боли. То, что напугало Машу больше всего, было сродни и страху, и отчаянию, но болью это не было совершенно точно. Осторожно, опираясь на подоконник, она повернулась в сторону Мифа. Два рыжих огонька горели в центре комнаты.

Она не могла ничего сказать, слова просто не рождались внутри. Истерика законсервировалась там, как закатанная в банку рыбёшка. Миф взял Машу за руку и вывел из дома. Пока он шипел, разыскивая ключи по карманам ветровки, она покорно стояла рядом, мысль была всего одна и простая донельзя: «Холодно».

Дул северный ветер, обтрясая последние листья с деревьев. На улицах уже не было прохожих. Маше показалось, что всех людей просто стёрли с лица этого мира, как будто гигантским ластиком. Или она сама попала в другой мир, в совершенно пустой, тёмный мир.

Миф всё время смотрел на часы. Пока они ехали – когда останавливались на мигающих впустую светофорах, пока неслись по вымершей трассе – каждую минуту он дёргал манжет рубашки. Маша дышала на стекло и наблюдала, как растекается по нему запотевшее облачко.

Она не хотела спрашивать Мифа, куда он её везёт. Видела сама, что в общежитие: мимо летели незнакомые офисные здания – тёмные, круглосуточные магазины – в них теплился свет. Миф почти не разговаривал с ней, хоть иногда Маше казалось, что ему очень хочется заговорить. Он оборачивался к ней, открывал рот и тут же кривился.

– Холодно? Печку включить?

Она молчала. Она не могла заставить себя говорить. Вокруг всё плавало, словно в сиропе.

Миф остановил машину в глухом переулке, так что общежития видно не было. Хотя свет уличных фонарей просачивался в машину, на лице Мифа лежала тень.

Вероятно, он не хотел, чтобы их разговор слышали. Хотя о каком разговоре могла идти речь? Её рот так пересох, что язык больно царапал нёбо. Она думала чужие мысли и ловила себя на том, что забывала имя.

Миф достал с заднего сиденья бутылку воды и сунул Маше в непослушные пальцы. Держа бутылку в полусогнутой руке, Маша так и осталась сидеть неподвижно.

– Пей, – сказал Миф.

Она подумала, что было бы неплохо выплеснуть ему в лицо эту воду. За всё. Было бы красиво, как в фильме.

Миф сам вылил воду ей в рот, Маша не ощутила ничего – ни вкуса, ни прикосновения пластика к пересохшим губам. Даже не поняла, были ли вода горячей или холодной.

Она откинулась на спинку сиденья, попутно осознавая, что опять забыла своё имя. Миф вздыхал рядом. Маша чувствовала, он смотрит на неё, наблюдает, как за подопытным зверьком. Страх и отчаяние внутри собрались в безобразный комок и полезли наружу. Она захрипела, потом зарыдала, в голос, не в силах остановиться.

Миф сидел так близко, что Маша ощущала его тепло, но ни разу больше к ней не прикоснулся. Он терпеливо ждал, когда закончится её истерика. Может, всё ещё наблюдал, но, занавесившись от него волосами, Маша не видела.

– Можешь успокоиться и начать меня слушать, – сказал он ей, когда всё отчаяние кончилось.

Миф сидел в той же усталой позе, опустив руки на колени.

– Не бойся, – сказал он наконец. Маша поняла – впервые за весь вечер он сказал то, что по‑настоящему имело смысл. – Это не навсегда. Я сниму это. Мне потребуется время, но я его сниму.

– Что это такое? – спросила она, ощутив свой голос, как нечто осязаемое, имеющее вкус и запах.

– Проклятье. Подходящее слово, думаю. Я не люблю книжные термины, пусть будет по‑простому – проклятье. Однажды я его подцепил. Понятия не имею, где. Но ты пойми, что так для нас обоих будет проще. Ты должна мне верить.

«У тебя нет другого варианта», – добавил за него трескучий ветер за окном.

– Я ничего не понимаю, – призналась Маша. Минуту она думала, какой задать вопрос, но мыслей в голове всё ещё было предательски мало.

Миф свёл пальцы у подбородка.

– Летом я где‑то подцепил проклятье. Я не могу снять его с себя, потому что сама природа проклятья препятствует этому. Но я могу его передать. Тебе, например. Я передал его тебе, и у меня теперь развязаны руки. Я найду способ его снять.

Маша видела – проклятье сидело у неё в ладонях, вместе с пылью заброшенного дома, вместе с потёками туши. Оно сидело там, и Маша не знала, что с ним делать.

– Почему я? – спросила она у проклятья.

– Ты – легче всего. Нельзя просто так взять и кому попало отдать его. Требуется много условий, понимаешь? – Голос Мифа нервно взмыл на высокие ноты и тут же спустился обратно. – Много факторов. Потом узнаешь, зачем тебе это сейчас.

– Нужно, чтобы влюбилась, да? – сказала она неожиданно для самой себя. Вспомнилась Сабрина, которая стояла посреди комнаты. Сузив глаза, она укоризненно качала головой. Всё качала и качала, никак не могла остановиться.

– Да, – произнёс Миф, как будто нырнул в прорубь.

Они молчали так долго, что проклятье в её ладонях умудрилось заснуть, и отчаяние чуть притихло. Маша подумала, что к этому ведь можно привыкнуть. Должен быть способ, чтобы привыкнуть к отчаянию и жить с ним, жить, ходить на занятия, вставать в шесть утра, писать рефераты. Забиваться в переполненный автобус, раскрывать зонт, выходя из дома, рассматривать витрины магазинов. Вместе с отчаянием.

– А где его можно подцепить?

Миф смотрел прямо перед собой.

– Любая неизвестная сущность теоретически может быть его носителем. Я провёл тебя по тем местам, где сам бывал летом. Я уже проверял их, но решил, что будет вернее, если их проверит ещё кто‑нибудь. Ты, например. Да что я рассказываю. Ты сама видела, что все сущности, кроме последней, не представляли собой опасности. С последней, скорее всего, и нужно разбираться. Я разберусь.

«Как же вы разберётесь, вы же сами сказали, что не можете», – почти вырвалось у Маши. Она хрипло выдохнула и облизнула пересохшие губы.

– Быть проклятым опасно?

– Не опаснее, чем жить. Не перебегай улицу на красный свет и не ешь просроченные продукты, вот и всё. Просто там, где другим может повезти, тебе не повезёт.

– Ну спасибо, – сказала Маша. Впервые – зло. Злость вскипела в ней на эту единственную секунду. Как легко он скинул на неё проклятье. Как легко сказал – тебе не повезёт.

– Ладно. – Миф поднялся, поправляя ветровку, словно не безразлично было, как он выглядит. – Поехали. Я довезу тебя домой.

От ненависти её вело к отчаянной нежности, хотелось вцепиться в Мифа и не отпускать, и так без конца. Порочный круг следовало хоть как‑то прервать, и Маша рвала его, как умела. На прощание Миф сказал ей:

– Ну, удачи.

И всё.

Маша поднялась на пятый этаж, проигнорировав бухтение вахтёрши, вошла в пустую комнату и, не зажигая света, упала на кровать. От соприкосновения с курткой покрывало делалось влажным. Только лёжа ничком на кровати, она поняла, что Миф сказал только «ну, удачи». Он не обещал позвонить, не назначал встречи, он даже не сказал, как всегда: «ну, до понедельника».

Подушка пахла духами Сабрины, едва различимыми арабскими нотками. Странно – подушка принадлежала Маше, а пахла другим человеком. Маша поднялась, сгребла со стола ноутбук и ушла в комнату отдыха, где было пусто и тихо, только тикали круглые часы на стене.

Она загрузила систему, автоматически набрала пароль. Крошечное сообщение в углу экрана сказало о том, что Интернет подключен. Маша сразу включила несколько программ. В мессенджере повисло сообщение: кто сейчас в сети. Алекс.

Она удивилась, что не удалила его месяц назад. Позабыла, наверное, а ведь собиралась отправить его номер в чёрный список. С тех пор она редко включала мессенджер – и без того дел полно. Этой ночью в сети больше никого не было – все её знакомые спали.

Её руки замерли над клавиатурой, потом сами собой набрали в окошечке:

«Привет, Алекс».

Программа отозвалась коротким звуком, похожим на смешок. Его ответ не заставил себя ждать.

«Привет! Ты куда пропала? Я уже боялся, что обидел тебя».

Улыбающиеся рожицы. Много‑много улыбающихся рожиц. Они все таращились на неё, подмигивали и скалились, как умалишённые. Вовсе ей не хотелось говорить с Алексом. Просто ей срочно требовалось хоть чем‑то забить голову, чтобы не вспоминать. Хоть глупой болтовнёй.

«Была занята. Учёба, сам понимаешь».

«Понимаю. А теперь свободна?»

«Наверное».

Повисла пауза, сделалось ненадёжным подключение к интернету. В этой пустоте Маша слышала, как тикают настенные часы. Пальцы нервно вздрагивали над клавиатурой, но что писать дальше, она не знала. Когда программа снова хихикнула, она испытала огромное облегчение.

«У тебя что‑то случилось?» – написал Алекс и притих.

Она коротко рассмеялась – всё равно ведь никто не услышит, а если услышит, решит, что она болтает по телефону.

«Я рассталась с парнем», – написала она, отчаянно промахиваясь по клавишам. Так было даже лучше – пусть Алекс ощутит, как она расстроена. – «Совсем. Выяснилось, что он меня никогда не любил. Он меня использовал».

Так легко было творить собственную реальность, что на миг ей стало весело. На миг ей стало казаться, что всё именно так и произошло – простецкая любовная история. Завтра можно рассказать подружкам.

«Понятно», – написал Алекс после долгой паузы. – «Я могу чем‑то помочь?»

«Поговори со мной».

Они просидели до четырёх утра, перебрасываясь сообщениями, иногда лениво, иногда перебивая друг друга. Алекс болтал, перескакивая с темы на тему. Наутро Маша не могла вспомнить и половины того, о чём они говорили, а ночью разговор дал свои результаты – он её успокоил. Он вернул её в привычный мир, где не было заброшенного дома, не было смерти в облике недоразвитого мальчишки, не было проклятий. И Мифа.

Мифа в нём не было тоже.

В воскресенье Сабрина не вернулась. Маша проспала до полудня, встала разбитой и долго не могла прийти в себя. Она бродила кругами по комнате, думая, за что теперь хвататься. Благодаря Мифу она забросила учёбу. Пока что это не особенно отражалось на оценках – опять же, благодаря Мифу, но теперь… кто вообще знает, что будет теперь?

Она хотела выйти прогуляться по городу, но улицы затапливал такой густой туман, что идти куда‑либо напрочь расхотелось. Несколько раз Маша набирала номер Сабрины и каждый раз бросала трубку, вдоволь наслушавшись коротких гудков. В конце концов, она не выдержала и позвонила Мифу. Вроде бы так всегда делают брошенные девушки – названивают своим бывшим.

К её удивлению трубку подняли довольно быстро. Голос, который ей ответил, с равной вероятностью мог принадлежать и мужчине, и женщине.

– Я могу поговорить с Мифодием Кирилловичем? – стушевавшись, выдала Маша.

– Вы кто? Вы его знаете? Девушка! – Голос по ту сторону трубки стал истерично‑женским, и Маша испугалась, что сделала что‑то запретное.

– Извините, – пробормотала она.

– Девушка! Не кладите трубку. Вы ему кто?

Но Маша уже сбросила вызов. Помаявшись ещё, она оделась, взяла конспекты и ушла в читальный зал, чтобы хоть как‑то скоротать день. Когда думаешь о нормах права и концепциях стратегии, нет сил, чтобы размышлять о Мифе.

Она чувствовала себя убийцей времени – не самое приятное из чувств.

Глава 4. Призраки несбывшихся желаний

Любовь – глупая сила.

Сабрина пришла на лекцию Горгульи – не решилась пропустить. Она вошла за две минуты до звонка, со спортивной сумкой через плечо. Сумку бросила в угол и села за первую парту, как будто Маши там не было и быть не могло.

Шумел просыпающийся институт, первая группа рассаживалась в аудитории. Из приоткрытой двери было видно, что на лестничном переходе, у окна, стоит Горгулья и ждёт звонка.

– У меня с Мифом всё, – вполголоса произнесла Маша. – Совсем.

Сабрина обернулась к ней. Волосы, не забранные резинкой, были чуть влажными от утреннего дождя и пахли арабскими духами. Глаза Сабрины сделались бешенными, потом – испуганными.

– Что он тебе сделал?

На второй парте Ляля громко жаловалась на то, как всю ночь писала реферат. На четвёртой стрекотал какой‑то прибор в руках Ника.

– Ничего. Просто сказал, что… всё. – Маша знала, что одногруппники не станут подслушивать, но говорить в полный голос она всё равно не могла. Сказать правду – тем более. По утрам всегда бывало особенно паршиво. Она не могла даже накраситься толком – текла любая тушь.

Сабрина вздохнула и порывисто схватила Машу за руку, потом обняла.

Следующие дни ползли друг за другом, медленные, как ржавые трамваи. Сидеть на занятиях было ещё терпимо, на переменах Маша отвлекалась болтовнёй с одногруппниками, но по вечерам начиналась настоящая мука. Сабрина тут была не причём, наоборот, она всеми силами пыталась развлечь Машу, но той хотелось разве что лежать, глядя в стену.

Или лениво перебрасываться сообщениями с Алексом – тоже ничего. С ним она как будто жила в другом мире, в придуманном, и там жилось легче.

«Ну ладно», – писал каждый день в семь вечера. – «Я пойду на тренировку. Опаздывать нельзя, тренер – зверь. Сто приседаний пропишет, и привет».

«А я схожу на шахматную секцию», – вдохновенно врала ему Маша. Врать было легко и весело, а в шахматы она не играла отродясь.

Но возвращаться по вечерам в общежитие делалось всё невозможнее.

Когда она шла по улицам, чудился шум колёс за спиной. Казалось, что за ней едет машина Мифа. Тянуло обернуться. Вот бы и в самом деле это был он. Он бы вышел к ней и сказал, что всё не так. Что все было неправдой.

В четверг вечером Маша осталась после занятий в архиве – писать литературный обзор для курсовой. Она успела зарыться в бумаги с головой, когда услышала за спиной шаги. Шли явно двое, и ни один из них не был женщиной архивариусом. Уж шаги той Маша успела изучить от и до, к тому же она припадала на одну ногу.

– Привет. Ты Маша Орлова, да?

Двое – девушка в чёрном рабочем халате и ещё одна, в модном костюме, замерли возле её стола. Маша обернулась к столу архивариуса: за ним никого не было. Странно, хранительница, наверное, вышла.

– Да.

– Еле тебя нашли. Прячешься ты что ли, – сказала та, что была в рабочем халате.

Маша хотела бы возразить, что найти её не так уж сложно, достаточно посмотреть в расписание занятий, но слова показались лишними. Вряд ли им было интересно слушать.

– Вот что, я – Аня, лаборантка, а это Карина. – Она кивнула в сторону спутницы. Та держалась прямо и холодно. – Она соискатель, пишет диссертацию у Мифодия Кирилловича. Ты должна знать.

– Не припомню, – проговорилась Маша.

– У нас к тебе небольшое дельце есть. Да не бледней ты так, можно подумать, мы тебя на ограбление зовём. Расслабься.

У Ани были длинные волосы, до пояса и все в мелких завитушках. Ничем не забранные они, наверное, страшно мешали ей и постоянно падали на лицо.

– Дело такое – нужно составить отчёт по гранту. Куча документов, сама понимаешь. – Аня многозначительно кивнула на толстые папки, которые громоздились на стеллажах. – Ты теперь работаешь у Мифа, так что ты с нами.

– Он мне ничего не говорил, – качнула головой Маша. Разговор сворачивал на неприятные темы, и у неё заныли обветренные губы.

– Конечно. Он у нас – деловая колбаса, вечно всё забывает. А уж работать с документами – это вообще не царское дело, сама понимаешь. – Аня заговорщицки подмигнула ей. Карина стояла рядом прямая, как палка, и молчаливая.

– Ну… я помогу, если это так важно. А что надо делать?

Аня обернулась к Карине и кивнула ей, та выступила вперёд, и Маша только сейчас заметила небольшой, но уже оформившийся животик под стильной блузкой. Карина села на стул напротив неё, скрестила на груди руки.

Маша не заметила, когда Аня вышла.

– Так, – произнесла Карина учительским тоном. – Понимаешь, в чём дело. В отчёте нужно определённое количество статей, а у нас не хватает. Сама видишь, как я буду в таком положении по недостроям лазить?

Маша молчала. Она уже начинала понимать, куда клонит её собеседница, но чуяла, что ничего хорошего из этого не выйдет. Карина смотрела на неё сверху вниз, хоть и была примерно такого же роста.

– Миф сказал мне, что у тебя есть данные по каким‑то аномалиям. У него на столе лежала твоя статья. Можем что‑нибудь придумать и опубликоваться в соавторстве. У меня есть кое‑какие связи в редакторской коллегии, а тебе на третьем курсе настоящая статья – большой плюс. В общем, ты нужна науке. – Уголок её губ дёрнулся, как будто наружу рвалась улыбка. Маленькая и слабая – она так и не прорвалась.

– В каком смысле? Если моя статья у Мифа…

Аня нагнулась к столу, враз сделавшись ближе. У неё были неестественно синие глаза.

– Там нет части расчетов. Ты, наверное, забыла их отдать. Где они?

Три распечатанных листа с расчетами лежали в сумке. Маша вынула их и протянула Карине. Сердито поджав губы, та просмотрела данные. За цифрами и сухими оборотами фраз прятался мальчик в большой не по размеру куртке. Смертёныш. Но Карина этого не знала.

– Не докторская диссертация, но пойдёт. Кажется, вот здесь ты неправильно посчитала. Ладно, я переделаю. Пока.

Маша услышала, как шагает между стеллажами женщина‑архивариус. Она замерла в другом углу залы, зашуршала бумагами. Карина ушла, не оглядываясь. Глядя ей вслед, Маша ощутила вдруг острую ревность. Очевидно, что Карина красивее её. И умнее – она ведь соискатель. В сравнении с ней Маша едва ли выбивается из массы прочих серых мышей. И Миф наверняка…

Она одёрнула себя. Никаких больше мыслей о Мифе. Никаких!

Архивариус проковыляла мимо, походя заглянув в Машину тетрадь. Увидела там пустой разворот и хмыкнула.

В пятницу Миф не пришёл на лекцию. Они всей группой стояли под дверями аудитории. Давно пропел звонок, в соседних комнатах начались занятия, а Миф так и не пришёл.

– Ну, кто пойдёт на кафедру спрашивать? – Ляля окинула всех строгим взглядом.

Староста Мартимер спрятался от него в углу. Кто‑то из второй группы отпустил замечание о том, что стоило бы подождать ещё минут десять и тихонько сбежать через чёрный выход. Миф всё‑таки не профессор. Или профессор? Тут мнения разделились.

– Я пойду, – сказала вдруг Сабрина.

Послышалось несколько разочарованных вздохов.

Маша ожидала поймать её взгляд, но Сабрина развернулась и сбежала вниз по лестнице. Девушки из второй всё порывались уйти, поудобнее перехватывали сумки, медленно, как будто непроизвольно отступали прочь от аудитории, но никто так и не рискнул сбежать.

Сабрина вернулась быстрее, чем все ожидали. Перескакивая через ступеньку, она забралась на этаж, и десять шагов до аудитории шла, как по битому стеклу.

– Его не будет, – сказала загробным голосом. – Можем идти.

По коридору пронёсся радостный гул, и даже Маша улыбнулась – и наконец позволила себе вдохнуть полной грудью. Разбредалась вторая группа. Рауль с Ником отбыли в подвал, в приборный кабинет. На верхних ступеньках лестницы Ляля и Мартимер обсуждали, куда податься до следующей пары.

Сабрина осталась на месте.

– Маша, – сказала она, когда возле аудитории не осталось никого, кроме них. – Ты должна мне рассказать. Что у вас случилось?

– Ничего, – живо затрясла головой Маша. – Честное слово, ничего.

– А почему он уехал? Мне сказали на кафедре, что он куда‑то уехал.

– Откуда я знаю! Может, в командировку. Ты что, думаешь, будто жизнь Мифа только вокруг меня вращается?

Сабрина развернулась и пошла к лестнице, бросив на ходу:

– Почему когда дело касается Мифа, ты постоянно врёшь и изворачиваешься?

Маша хотела броситься за ней следом, но передумала. Она выпила чаю в буфете и ушла в архив, чтобы там закопаться в пожелтевших от времени бумагах и временно обо всём забыть. Следующей парой был семинар с Максимом.

Маша три раза пересаживалась с автобуса на автобус. Она сверялась с картой и напряжённо слушала объявления остановок. И всё равно проехала на одну дальше.

По обеим сторонам улицы тянулись однотипные высотки, бестелесно‑серые от дождя и тумана. Перчатки она, конечно, забыла, и голую руку, в которой держала карту, обдувало ледяным ветром.

Больше всего она боялась пропустить нужный поворот во дворы. По таким районам можно блуждать часами и всегда выходить к одному и тому же месту. Дома, маленькие магазины, госорганизации. Скоро ведь стемнеет, а она так и не раздобыла фонарь.

Чёрный дом рядом с жилой девятиэтажкой сложно было не заметить. Об него спотыкался фонарный свет, как будто наталкиваясь на стену. Дом стоял между новенькими высотками, как грязная дворняга на выставке породистых собак.

У Маши не было ключей. Она прошла по бывшему газону – наискосок, утопая в жирной грязи, и заглянула в окно. Оттуда повеяло знакомым ароматом разрухи и плесени. В полумраке коридора она различила светлое пятно – сломанный стул.

Миф сказал, что если и есть в городе сущность, которая накладывает проклятья, она живёт в этом доме. Он сказал, что проверил все остальные места – с помощью Маши проверил – и там ничего не было. Он сказал, что разберётся, и уехал. Бросил её наедине с проклятьем. Всё.

Она прыгнула, подтянулась на руках и села на подоконник. Привычно заныли виски. Здесь и правда что‑то жило, и оно не собиралось выходить к ней так просто, как смертёныш.

– Эй, – позвала Маша в пустоту. Она знала, что идёт на большой риск, просто появляясь здесь, но разве она могла по‑другому? Миф передал ей проклятье и уехал со спокойной душой. Поделом ей – не будет такой дурой.

Сквозняк пошуршал слежавшимся мусором. Это вряд ли походило на ответ, но пока ей было достаточно и такого.

– Я сделаю тебя сильным. Хочешь? Ты же хочешь стать сильным?

Она перекинула ноги через подоконник, почти на ощупь прошла вглубь комнаты. Внутри было гораздо сумрачнее, чем виделось через окно. Силуэт рухнувших перил казался человеком, присевшим на корточки.

Способ, который собиралась использовать Маша, противоречил всем правилам, мыслимым и давно забытым. Он противоречил даже здравому смыслу.

Всё так же на ощупь Маша достала из сумки жестяную миску – взяла с кухни ту, которую было не жалко – поставила её на пол. Глаза уже привыкли к полумраку. Маша видела светлый круг миски, призрачные пятна своих ладоней.

Она достала бутылку с водой, отвинтила крышку. Даже привычный плеск звучал здесь глухо и потусторонне. Маша чувствовала, как затекают от неудобной позы ноги. Она наполняла миску, пока не поняла, что полилось через край, потом вынула нож.

Складной нож она этим утром долго искала. Он оказался в рюкзаке, Маша его так и не вынула после полевой практики. Его пришлось наточить – на практике кому‑то из группы пришла в голову идея вырезать по дереву, и лезвие напрочь затупилось.

На самом деле Маша всегда очень боялась боли, любой. Даже сдачи крови она боялась, как ребёнок. Даже порезав палец на кухне, обливалась слезами. Это был повышенный болевой порог. Побочный эффект её особой чувствительности к сущностям.

Она взяла нож покрепче, чтобы не дрогнули руки, и полоснула ладонь поперёк. В полумраке комнаты кровь казалась смолой – тягучие, упругие капли падали на поверхность воды и тонули, растворяясь.

Дрожа от боли, Маша бросила в сумку нож, достала из кармана платок и зажала им рану. Дождалась, пока высохнут слёзы на глазах.

– Ешь, – сказала она, глядя прямо перед собой. – Ты можешь поесть.

«Никогда не корми их. Они станут сильными и придут за тобой», – было такое правило. Она не могла вспомнить, где прочитала его. Может, нигде и не читала, а ей просто рассказали.

Маша отлично помнила его, но теперь была другая ситуация и её собственные правила. Зажимая платок в руке, она поднялась, прислушалась.

«Нельзя прислушиваться, если различаешь в дальней пустой комнате подозрительный шорох», – правило, выцарапанное на задней парте в аудитории номер триста один. – «Они станут сильными и придут за тобой».

Она стояла и слушала. Гудел в коридоре ветер, где‑то на периферии мира, очень далеко шуршали колёса машин. Она слушала, прикрыв глаза, хотя и так мало что видела в темноте.

– Иди сюда, – сказала Маша, чувствуя, как её голос затухает, едва прозвучав. Запасы смелости истощались – она и так сделала слишком много против правил. К тому же от волнения отчаянно колошматило сердце, а это было плохо. Ведь он наверняка питается страхом, как и все они.

– Иди, – шепнула она и услышала, как в дальней комнате раздаётся тихий шорох, потом снова и ещё. Это были бестелесные шаги. Тот, кто шёл в дальней комнате, не имел массы тела, физически под ним просто не могли скрипеть старые доски: он не имел тела вообще. Его шаги существовали только затем, чтобы их слышали.

Маша ощутила, как мурашками холода покрываются её руки и ноги. Мгновение она не могла заставить себя шевельнуться и отчаянно пыталась вернуть власть над своим телом. Она слушала шаги.

«Если слышишь шаги за спиной – не оборачивайся».

Они были уже в коридоре, когда Маша сбросила оцепенение. Она бросилась к окну. Онемевшие ноги никак не хотели подниматься выше, Маша забралась на подоконник только с третьей попытки. Мир вокруг неё потёк, как разбавленные водой краски. Пока она бежала – она не слышала шагов за собственным топотом. Когда на секунду замерла на подоконнике – они оказались уже совсем близко. Кажется, у самой миски.

«Не оборачивайся!»

Она зажмурилась и махнула в темноту за окном. Грязь пружинила под ногами, хрустели ветки чахлого кустарника. Не особенно ориентируясь в темноте, Маша побежала и выскочила на освещённую площадку у подъезда высотки. Там на неё удивлённо обернулись две мамаши с колясками.

Ждать автобуса пришлось очень долго. Маша успела отчаяться, когда он всё‑таки пришёл – пустой и сонный. Она села у окна, достала из сумки телефон. С экрана ей улыбалась зубастая летучая мышь.

Может, позвонить Мифу ещё раз? В самом деле, не убьёт же он её за один единственный звонок. Она впервые подумала, что, может быть, всё не так, всё по‑другому. Может, проклятье – это не так уж страшно? По крайней мере, всё плохое, что с ней случилось в последнее время – в архиве с верхней полки свалилась стопка дел, больно ударила по голове. Женщина‑хранительница долго укоризненно молчала.

Возможно, Миф не бросил её, а ему вправду потребовалось срочно уехать. Но он вот‑вот вернётся и поможет. И тогда то, что затеяла Маша, её месть, окажется полной глупостью.

Телефон задрожал в руках, и от того казалось, что Эми презрительно кривится. Было ещё не поздно всё остановить. Нужно позвонить Мифу и рассказать. Он знает. Он скажет – как остановить.

Маша нашла в телефонной книге его номер и замерла, глядя в экран. Звонить или нет? Что если он вправду бросил её, тогда какой беспомощной и жалкой она ему покажется.

Звонить? Она вздохнула и последним усилием переключилась на другой номер. Набрала его и послушала, как успокаивающе звучат длинные гудки.

– Ты поговоришь со мной? – спросила она у Алекса, только различив его дыхание в телефонной трубке.

Ляля заметила, что из общежития начали пропадать тараканы.

Раньше, стоило включить свет на кухне или в туалете, из‑под ног обязательно выскакивал хоть один, а то и компания, и бросались врассыпную по щелям. Ляля лежала с книжкой на кровати – соседка так и не вернулась, поэтому ноги можно было взгромоздить на изголовье второй койки – и краем глаза наблюдала, не пробежит ли кто. Не пробежал. Вчера утром она нашла тараканий труп посреди комнаты – странно так сдох, как будто места другого не нашлось. Или бежал в ужасе.

Ляля вздохнула и, отложив книжку, склонилась к нижнему ящику стола. Там, завёрнутый в полиэтилен, лежал кусок красного кирпича. Там же была припрятана ступка, вымазанная в красном, и пачка соли. Скоро это всё пригодится.

Вздохнув ещё раз, Ляля поплелась по соседям – у кого‑нибудь да нашлось бы молоко. Мимо запертой душевой она прошагала быстро: там гулко стонали трубы, вслушиваться не хотелось. Окно между этажами какая‑то добрая душа уже закрыла. Считая про себя, Ляля перешагивала через каждую седьмую ступеньку.

На четвёртом этаже свет горел ярче.

– Молоко есть? – Она заглянула в первую комнату слева.

– Масло чёрного тмина, – буркнул Мартимер, кивая на маленький холодильник в углу комнаты. – Ты попробуй, оно гораздо лучше.

– Тьфу на тебя, ещё пробовать.

Ляля хлопнула дверью. Пришлось тащиться на пятый этаж – а это опять мимо душевой.

– Молоко есть?

Сабрина, сидевшая на кровати, показала взглядом на холодильник.

– Хороший ты человек, – со слезами в голосе призналась Ляля и вытащила с верхней полки непочатый пакет. – Спасибо. Я потом отдам.

Сабрина мотнула головой – «не утруждайся».

Ляля пошлёпала к выходу.

– А что, уже нужно? – спросила она так, словно только что поняла, зачем Ляле молоко. – Рано в этом году.

– Рано, – согласилась Ляля. – Я думала, недельки две ещё спокойно походим, а тараканы уже пропали. Так что…

Она многозначительно развела руками.

– Тьфу ты, – невнятно ругнулась Сабрина. – Нужно было вещи утром постирать. Теперь в душевую после темноты не зайдёшь.

Ляля понимающе вздохнула.

– А где Машу потеряла?

Сабрина отвернулась к окну. Это означало – «понятия не имею».

Она вошла в комнату общежития уставшая и мокрая. Бросила сумку у порога.

Сабрина сидела на кровати, скрестив ноги по‑турецки. Её взгляд застыл на одной точке – где‑то за дверцей шкафа. Раскрытая книжка была забыта.

– Ты знаешь, что говорят на кафедре? – медленно произнесла Сабрина. – Мартимер был на собрании старост, услышал случайно. Миф сбежал. Он никого не предупредил, что уезжает. Его даже жена ищет, говорит – был и пропал. А у него маленький ребёнок, между прочим.

– Да? – Маша постаралась, чтобы голос звучал отстранённо. Какую там погоду обещают на завтра? А, Миф сбежал… Ну что ж, на юге вообще шквальный ветер, говорят, вот им плохо, а Миф сбежал – это ерунда. – Он раньше пропадал, помнишь? Может, это его любимое развлечение.

Она включила чайник. Задёргивая шторы, прошлась по комнате.

– Маша, что он тебе ответил? Ты же призналась ему, я правильно понимаю? А он что?

– Что? – Маша пожала плечами, не спеша оборачиваться в сторону Сабрины. В узкой щели между шторами она рассматривала оранжевые квадраты общажный окон. Почти за всеми копошилась жизнь. У крыльца стояла машина. Она пригляделась: нет, не Мифа, какая‑то другая, незнакомая машина. – Конечно, он сказал, что между нами ничего быть не может. Что нам лучше не видеться некоторое время.

Сабрина смотрела ей в спину, и от этого мокрая куртка ещё сильнее липла к телу. Маша нашла в себе силы и обернулась.

– Пойду в душ, а то замёрзла.

Она схватила с полки полотенце и вышла, прямо в куртке и уличной обуви. Вспомнила, что в кармане остался лежать телефон. Он был влажным и лёгким. Меню телефонной книги никак не хотело поддаваться замёрзшим пальцам, но Маша добралась до нужного номера.

– Алекс, помнишь, ты говорил мне, что сможешь через базы данных найти адреса? Мне нужен один…

По утрам, как обычно, текла с ресниц чёрная краска, но Маша упрямо красилась снова и снова. Неподвижная Сабрина сидела рядом, за первой партой и вздыхала: