Текст книги "Маша Орлова. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Мария Чурсина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 39 страниц)

Маша обнаружила, что стоит, сложив руки на груди, и не отрываясь смотрит через витраж, на задний двор института. Через цветные стёкла старые пристройки казались сказочными дворцами. И вокруг неё собралась вся группа.

– Пойдёмте в столовую пирожки есть, – предложила Ляля, но без особой уверенности.

Её голос потонул в тишине, как камешек в омуте. Маша окинула всех невидящим взглядом.

– Альбина, – начала она и поняла, что не знает, как продолжить. – Она не человек. Она аномалия. Которая… – Маша сглотнула оправдания. – Почему‑то появилась в нашем общежитии.

Тихо припомнила демонов Сабрина, замершая по левую руку от неё. Рауль открыл и закрыл рот. Снял фиолетовые – по последней моде – очки, которые смешно смотрелись в сочетании с формой, опять нацепил их на нос.

– То есть ты уверена?

– Да. Я рассказала Мифу, и он обещал проверить. Хотя… – Маша привалилась спиной к прохладному стеклу. Рубашка на спине давно взмокла. – Он после той истории предпочитает обойти меня за километр.

Дверь аудитории грохнула об косяк. В коридор выбрался бледный Максим. Скомкав в руках бумажный платок, он постаял, покачиваясь с пяток на носки, потом ушёл обратно.

– Газ сам собой не включался? Двери не хлопали? В зеркалах ничего такого странного не отражалось? – по‑деловому поинтересовалась Ляля, хлопая себя по форменной юбке, но в ней не было карманов, в которых хранились Лялины многочисленные блокноты.

– Вообще кто‑нибудь в курсе, в какой комнате Альбина живёт? – медленно проговорил Ник, оборачиваясь почему‑то на Мартимера.

Тот дёрнул плечом.

– Судя по всему, ни в какой. А как ты поняла, что она не человек?

Маша смотрела мимо. Туда, где начиналась полукруглая лестница на второй этаж. Ей казалось, что на дальних ступеньках, куда падала тень от колонны, воздух сгущается в подобие человеческого силуэта. Она тряхнула головой, и наваждение исчезло.

– Альбина вела себя странно, говорила такие вещи, которые на поверку оказывались жуткой ложью. А ещё она являлась, стоило мне только остаться в одиночестве. И она собиралась уйти.

Маша вздрогнула, как будто холодным лезвием ножа ей провели по шее.

Уйти.

Комендант общежития всем видом показывала, как недовольна, но перед удостоверением Мифа не устояла. Правда, Маше пришлось дожидаться в фойе, снова подпирая собой стену, а Миф перерывал документы за закрытой дверью. Он хотел одним движением показать Маше, что она неправа. Чтобы не тратить особенно много времени – найти Альбину в списках регистрации.

– А то не отстанешь же, я тебя знаю.

И сунуть ей бумажку, согласно которой Альбина Солнцева преспокойно жила тут на правах человека, а не аномалии. Однако не вышло.

Маша водила пальцем по стене, чертя руны на сыплющейся побелке, когда ещё раз хлопнула дверь. Миф выглядел раздосадованным даже больше, чем удивлённым.

– Демоны знают что, – буркнул он себе под нос и, не глядя на Машу, взбежал по лестнице.

Она медленно поднялась следом. После отчёта общежитие ожило – то тут, то там раздавались радостные возгласы, сушилось бельё на общих балконах, против всяких правил из каждой третьей двери доносилась музыка, в общем, шли последние приготовления к отъезду на каникулы. Все окна были распахнуты, несмотря на то, что город захлёбывался в пыли, жаре и автомобильных гудках.

Дожидаясь Мифа, Маша взобралась на подоконник и посмотрела вниз, на серое море асфальта. Справа и слева от широкой лестницы чернели клумбы, в которые каждую весну высаживались тюльпаны, и каждое лето они засыхали, как будто проклятые чьей‑то злой волей. Вдалеке, у транспортной развязки, реяли сине‑алые флаги, приготовленные ко дню города.

Миф стянул её с подоконника за локоть.

– Во‑первых, – сказал он, тяжело переведя дыхание, – сейчас навернёшься вниз, я тебя соскребать с асфальта не буду. Во‑вторых, объясни мне, в конце концов, что у вас тут происходит. Никто твою Альбину не знает. Это шутка такая, да?

Он упёрся обеими руками в подоконник, жёстко поджал губы. Светло‑голубое небо над городом было исчерчено следами от самолётов.

– Мифодий Кириллович, – осторожно произнесла Маша, плечом прижимаясь к стене, чтобы видеть его лицо. – Вы когда‑нибудь сталкивались с подобным?

Девушка на общем балконе сдёргивала с верёвок цветное бельё. Замирала, трясла каждую наволочку и складывала на табурет. Маша прищурилась: нет, не в красном халате, не Альбина.

– Да, – тряхнул головой Миф. – Сталкивался. Было один раз.

Она шагнула ближе, боясь не расслышать. Солнечные блик играли в стёклах его очков. Тонкие чёрные дужки запутались в волосах. Коснувшись подоконника рядом с ладонью Мифа, Маша ощутила тепло, идущее от белого пластика. Он был тёплым, как бок спящего животного. Вот‑вот, и всё общежитие испустило бы тяжёлый вздох.

– И чем всё может закончиться? – чужим голосом проговорила Маша, уставившись в точку у горизонта. – Скажите, она ведь совсем ушла, да? Что с ней теперь будет?

Ветер трогал спутанные пряди на висках Мифа, красил серой пылью стёкла. Он скривился, как от головной боли, на лбу пролегла морщина.

– Побродит по городу. Если повезёт – пристроится куда‑нибудь, в заброшенный дом, например, или в не очень заброшенный, поселится там и разрастётся. Будет жить, как обычная аномалия. Или нет, тогда она просто затухнет, лишившись твоей подпитки. Ты её хозяйка, только ты знаешь, насколько сильной она создана. Вероятно, достаточно сильной, если успела всем намозолить глаза.

Маша коснулась его рукава.

– Вы будете её искать? – через силу спросила она. Лучше бы не знать, но глупое упрямство заставляло стоять тут и требовать у Мифа ответы. Требовать, просить, просто смотреть на него, хоть бы избавиться от холодка, гуляющего по спине.

Миф повернулся к ней, растянул губы в ненастоящей улыбке. Глянул на манжет рубашки, который смялся под Машиными влажными пальцами.

– Будем, но не думаю, что это закончится успехом. – Он взял её за подбородок, больно сдавил. – И вот что с тобой делать, скажи пожалуйста. Скольких ты ещё создашь? Или уже создала?

Она вздрогнула. В пыльном коридоре вдруг стало нечем дышать. И воздух, и слова встали комом в горле.

– Что мне теперь делать? – прохрипела Маша.

Взгляд Мифа стал далёким и пустым. Он разжал пальцы, потёр их подушечками друг от друга, как будто выяснял, не запачкался ли. Серая пыль ложилась на его воротник.

– Чуть позже я вызову тебя к себе. Не уезжай пока. Попытаемся найти выход, не такой как в прошлый раз.

Миф расправил смятый Машей рукав и повернулся к лестнице, а морщина никак не разглаживалась. Маше стало страшно.

– А как было в прошлый раз? – крикнула она вслед Мифу, собираясь догонять и снова цепляться за рукав.

Он обернулся у самых ступенек, рассеянно улыбнулся, глядя в линяло‑зелёную стену.

– Застрелили.

До вечера телефон молчал. До вечера шум машин глушил все разговоры под распахнутыми окнами общежития. До вечера пыль висела над дорогой, слоями, как пирог. Вечером Маша отвернулась к стене и закрыла глаза. Надоело мельтешение мыслей и лиц.

К пяти вечера почти вся группа успела съехать, оставив после себя затухающий шум в коридорах, второпях брошенные вещи и пожелания удачи под занавес. Никому из них не стало так уж радостно, как они старались показать, но у них хотя бы появилась надежда на скорое избавление. Маша видела, как Ляля не один раз, и не два настороженно оглядывалась, шагая по чёрной лестнице.

Общежитие быстро опустело. На гулких кухнях ещё встречались задумчивые пятикурсники, поглощённые предстоящим выпуском. Никого из них Маша не знала лично, но всё равно чувствовала взгляд в спину.

– Я останусь с тобой, сколько нужно.

Она ощутила, как рядом прогнулся матрас. Маша сильнее вжалась лицом в подушку, сдавливая пальцами виски. Ныли они от этого ещё сильнее.

– Сабрина, не надо. Ещё ты из‑за меня билеты не сдавала. Собирайся, тебе выходить через час.

– Никуда я не поеду, – хмуро отозвалась она.

Маша молча перевернулась на спину. В углу стояла давно собранная сумка, и настроение каждый раз портилось, стоило только скользнуть по ней взглядом. Сабрина устроилась рядом, подобрав под себя ногу, и отстранено молчала.

Она ведь и правда никуда не собиралась уезжать – сидела в домашней футболке, поджав ногу, пока неумолимо тикали часы. Молчала. Подол выглаженного в дорогу платья грустно торчал из приоткрытой дверцы шкафа.

– Зачем ты так? – Маша взяла её за локоть.

Сабрина покачала головой, отчего не забранные в хвост волосы пощекотали Машу по руке.

– Я не знала, что всё так будет.

В открытое окно заглядывало тёмно‑серое городское небо. Красным хороводом плясало по стеклу отражение соседней витрины.

– Меня не застрелят, – пообещала Маша без особой уверенности в голосе.

Сабрина как будто не слушала.

– Из‑за чего это произошло? Он сказал? Раньше такого не было.

Маша поняла, что, глядя в одну точку, Сабрина пытается спросить про Альбину, но почему‑то избегает называть её по имени. Воображение нарисовало вдруг полуразрушенное здание общежития, слепые оконные проёмы, забор из сетки‑рабицы, знак «вход запрещён, опасная зона». И слова диктора из новостей: «Аномалия под кодовым именем Альбина поразила здание на одной из самых оживлённых улиц города. Жители эвакуированы, никто не пострадал». И сирены красно‑синими сполохами в небе.

– Мне сказали, что из‑за эмоционального фона. Разнервничалась, может. Или устала. Или вообще…

– Как ты чувствовала себя? – перебила её Сабрина, и Маше почти передалось её болезненное желание разобраться во всём, выяснить до последнего мгновения.

– Ну, – она пожала плечами, чуя, как фальшиво зазвучал голос. – Печально, скучно и одиноко.

Ночной город звал пройтись по улицам, подмигивая цветными огнями в окно, и где‑то играла музыка, то громче, то тише. Маша изо всех сил вдохнула прохладный вечер.

– А во второй раз? Когда она пришла во второй раз, – произнесла Сабрина механически‑хмуро.

– Печально, скучно и одиноко. Примерно так же, да. – Маша в задумчивости провела языком по внутренней поверхности зубов. – Она приходила, когда мне было не по себе. В третий раз – когда ты пропала. Я её прогнала. А вчера она сказала мне, что хочет уйти.

Она говорила, замечая, как голос из деланно‑хулиганского становится глухим, и больше не хотелось вдыхать горьковатый вечер.

– Я бы могла её удержать.

– Ты не могла бы, – негромко заметила Сабрина.

Маша видела теперь разве что её согнутую спину и чёрные волосы водопадом по голым рукам. А лица не видела.

– Всё это получилось по‑идиотски! – Она не выдержала и сорвалась на тон выше. Холодная стена ткнулась в лопатки. – Сначала аномалия тебя затащила в старую больницу и там чуть не убила, теперь уже сущность гуляет по городу, и вообще не понятно, что будет дальше. С Мифом, конечно, у меня ничего не получилось, а я была так рада, когда он захотел стать моим научным руководителем. Размечталась, как будет хорошо. Знаешь, он же когда оставлял меня после консультаций, проводил тесты и потом всё говорил, как это хорошо, что я рано проявилась. Хоть раз в жизни я могла бы чего‑то добиться. А!..

Она откинула голову назад, коснувшись затылком шершавой стены. В комнате горела только бледная настольная лампа, да светился экран компьютера, но глаза всё равно болели. Хотелось зажмуриться.

– Никогда у меня ничего не выйдет, – уже спокойно и уверенно произнесла Маша.

Сабрина обернулась и едва ощутимо притронулась к её руке чуть повыше запястья.

– Ты не виновата. Это я. Но я не знала, что так получится.

Она говорила сдавлено, как будто горло перехватило от боли. Маша раздосадовано тряхнула плечом.

– Перестань, ну что ты!

Охнул старый матрас, Сабрина поднялась – пальцы запутались в волосах. Пнула сумку, перегородившую узенький проход между стеной и шкафом, и вышла. Надсадно потянуло из окна дымом.

Ночью зазвонил телефон. Маша подхватила его и сама едва не упала с кровати. Но звонил не Миф, на экране высветился совсем другой номер. Она села на краю постели, спустив ноги в сероватую лужицу лунного света.

– Да?

– Давно уже была бы дома, – голосом мертвеца, восставшего из могилы, сказала Ляля вместо приветствия. – Ты как там вообще? Призраки из‑за угла не лезут?

В комнате, в которой никогда не задёргивались шторы, городские огни освещали даже самую последнюю пылинку под шкафом. Маша оглянулась: кровать Сабрины была гладко заправлена, сумка валялась у стола, и подол платья по‑прежнему торчал из‑за дверцы шкафа.

– Не лезут пока, но, чую, скоро полезут. А тебе что, не спится?

– Я сижу на вокзале. Знаешь, чего звоню? Я подумала, а что если Миф сам тех сатанистов‑идиотов в больницу заманил? И вас потом. Тогда его повесить мало.

Маша с силой зажмурилась, надеясь, что от этого пройдёт жестокая головная боль, открыла глаза – огромный молоток ещё колотился в затылке. Из окна была видна трасса, по которой нет‑нет и проскакивала машина.

«Интересно, который час».

– Ага, и Миф кормил аномалию, как домашнего кролика. С чего ты взяла?

Ляля посопела в трубку, и Маше почудился стук поезда на заднем плане. Она поднялась и прошла по комнате – от кровати и столу, – чтобы размять затёкшие ноги. Из окна город был, как на ладони. Подсвеченный фонарями проспект казался сказочной дорожкой из жёлтого кирпича.

– Да я всё думала, чего он тебя в ту комнату пускать не хотел.

Вещи Сабрины лежали нетронутыми. Маша прикрыла рукой телефон и высунулась в коридор. Тут, как и всегда, мерцали неяркие лампы, и было пусто.

– Ладно, разберёмся, – пообещала Маша, пристально изучая тёмный конец коридора – там была старая вечно запертая кладовка, и лампа рядом с ней давно перегорела.

– Угу. Правила помнишь?

– Не оборачиваться? – Она повернулась к другому окончанию коридора. На окне тихонько покачивалась тюль.

– Угу, – промычала Ляля, соревнуясь в громкости голоса с вокзальными объявлениями. – И не отворачиваться, если что. Помнишь.

Ещё одно полезное суеверие.

Трубка зашлась гудками. Маша сунула мобильный в карман джинсов и зашагала в сторону кухни. Свет там был выключен, запертые двери комнат провожали её безразличными взглядами. По полу бродил беспризорный сквозняк.

– Сабрина? – окликнула Маша, заглядывая на пустую кухню. Светлый прямоугольник окна вздыбился шторой.

Маша прошла к нему, тщательно закрыла форточку. Из‑под стола, с пустых полок на неё смотрела темнота. Всё жемчужно‑серое небо над городом было исчерчено следами самолётов, рёв двигателей стал привычным.

Телефон в её кармане снова задёргался. Вытаскивая его, Маша отметила, что давно была пройдена полночь.

– Ник, привет. А тебе‑то чего не спится? – спросила Маша тихо, как будто окружённая спящими. Прислонилась к подоконнику, надеясь почувствовать облегчение от мимолётной прохлады. Самолёты ревели даже через стекло.

Ник печально вздохнул.

– Не знаю, как‑то мне не по себе. Ты, кажется, тоже не спала?

Из трубки слышались потрескивания, шорохи, как бывает, если теряется сеть.

– Уже проснулась. – От боли в затылке ей хотелось зажмурится, но сон бы не вернулся, Маша точно знала.

– Я подумал тут. Что могло случиться с аномалией в больнице после того, как там пропали подростки? Выдохлась она что ли? Ну правда, Миф же не мог вас послать на такой опасный объект.

– Между тем, строительство закрыли, выходит, тогда он был опасен, – проговорила Маша. Эти мысли давно вертелись в голове, не находя себе отгадок. – Да уж, тут ничего не понятно.

Они поговорили ни о чём ещё с минуту и пожелали друг другу спокойной ночи. И Маша решила спуститься в фойе. В спящем общежитии Сабрине особенно некуда было деваться: двери заперты, в большинстве чужих комнат – темнота и тишина.

Она нашла подругу на одном из лестничных пролётов, где кто‑то из местных оставил стул и чахлый цветок на подоконнике. Сабрина сидела, обхватив себя за плечи, и волосы скрывали её лицо.

– Что с тобой? – испугалась Маша, опускаясь на корточки у её ног. Положила ладонь Сабрине на колено.

Та медленно покачала головой.

– Ну! – Маша нашла её руку, вцепилась в послушные холодные пальцы. – Идём в комнату.

– Ты ничего не поняла.

Ноги онемели от неудобной позы, и Маша выпрямилась. Рокот самолётов у самых окон вдруг стал невыносимым, раздражающим.

– Я всё поняла, – сказала она, царапая короткими ногтями затылок. Сколько можно терпеть эти мучения. – Ты винишь себя в том, что я чувствовала одиночество, и, соответственно, начала создавать аномалии. Но это всё бред. Мало ли как я себя почувствовала. Никто не мог предугадать.

Сабрина высвободила руку и зарылась пальцами в волосы.

– Ничего ты не поняла, – повторила она горько. – И хорошо бы мне сейчас промолчать, но я больше не могу держать это в себе. Я ведь правда не могла предугадать.

– В чём дело? – тревожно спросила Маша, ощутив отчаянное желание отступить к лестнице и забрать вопрос назад.

Сабрина встала, откинула с лица волосы. Окно на лестничном пролёте было закрыто, по сквозняк и здесь дотянулся длинными тонкими пальцами до полупрозрачной шторы. Белёсая сеточка закачалась.

– Я боялась, что потеряю тебя, – сказала Сабрина, глядя Маше в глаза. Она никогда не умела отступать, и сейчас не отступила.

– Ты не потеряешь, – бледно попыталась возразить Маша, нервно растягивая край футболки. – Что…

– Мне просто было интересно, как долго ты станешь меня искать, – выдавила Сабрина сквозь стиснутые зубы. – И я решила устроить небольшой… розыгрыш.

Маша стояла перед ней, не шевелясь. Казалось, если она двинет хоть пальцем, порвётся тонкая струна ночного спокойствия, и пустая лестница взорвётся криками.

– То есть как это? – пробормотала она непослушными губами.

– Так. В первый день я сама от тебя сбежала. Сама сыграла такую небольшую пьесу, в которую ты поверила, как оказалось. Потом я и сама поняла, что дело приобрело слишком серьезный поворот, хотела выйти к тебе, но появилась эта аномалия, из‑за которой я не могла выйти. Всё зашло чересчур далеко, я понимаю. Я так не хотела. Прости.

Отчаянно взвыла за окном чья‑то одинокая сигнализация.

– Лучше бы я не говорила, – добавила Сабрина после молчания, показавшегося вечным.

Скрипнул ножками по паркетному полу отодвинутый стул. Она отвернулась, снова выпустив из‑под контроля волну волос.

– Зачем ты так? – смогла, наконец, вычленить Маша из тысячи бессвязных слов в голове. Она осталась у перил, одна, неловкая от удивления, глупо разводящая руками.

Сабрина привалилась к стене. Короткие шорты обнажали коленки, покрытые мурашками, как от холода – душной летней ночью. Волосы не давали разглядеть выражения её лица.

– Мне было интересно.

– Ты шутишь что ли? – обессилено проговорила Маша, отступая на шаг назад. Она споткнулась о первую ступеньку и еле удержалась на ногах.

– Ты отдалилась от меня. Чуть что – убегала поболтать с Альбиной, оставалась с Мифом и не собиралась ничего мне рассказывать. Хорошо, я скажу так. Я ревновала.

– То есть ты убежала, чтобы я обратила на тебя внимание? Сабрина, ну как же так, – проговорила Маша, заикаясь от возмущения и размахивая руками, как ветряная мельница. Произнося слова и понимая, что ни одно из них не убедит. – Я же всё рассказывала тебе. И об Альбине. Да и вообще, она же аномалия, ревновать к аномалии смешно! И Миф… ну правда, не целовались мы с ним после консультаций!

Молчание было страшным. В молчании больно колотилось о рёбра сердце, и холодок сползал вниз по пальцам.

– Теперь знаю, что не целовались, – эхом повторила Сабрина. – Но тогда я что могла подумать?

Маша выдохнула, не зная, что ещё сказать. Сжала и разжала кулаки.

– Ну хорошо, – сказала она, и коридорный сквозняк подхватил её голос, как море – пылинку. Развернулась и пошла вверх по лестнице, преодолевая ступеньку за ступенькой и каждый раз сглатывая комок в горле.

Она пришла вовремя и пятнадцать минут простояла под дверью, прежде чем в гулком институтском коридоре появилась знакомая фигура с развевающимися светлыми волосами.

– Пришла, – выгнул бровь Миф, как будто сомневался в том, что Маша вообще явится.

Он ловко перехватил ключ, повернул его в замочной скважине и в открытую дверь пропустил Машу вперёд. В крошечную подлестничную аудиторию на пять парт.

– Что‑нибудь нашли? – спросила она, бестактная от бессонницы. Села и уставилась в одну точку, где на обоях осталось пятно то ли от чернил, то ли от раздавленного таракана.

– Нашли, – сердито отозвался Миф, верхом усаживаясь на мягкий стул. – Шестеро людей видели твою аномалию в разных районах города, и все описывают Альбину в точности.

Он замолчал, уставившись в окно, как будто за ним было хоть что‑то кроме хмурого неба. С утра собирался дождь, а земля дышала тяжёлым густым паром, как бывает перед непогодой.

– И что она делала? – спросила Маша, устав ждать продолжения.

Глаза от недосыпа резало, как будто в лицо ей бросили горсть песка. Ни ночью, ни утром Сабрина в комнату не вернулась, а Маша занималась тем, что таращилась в стенку. В свете уличных фонарей казалось, что по комнате скачут странные силуэты‑тени. Утром позвонил Миф и сказал прийти.

Миф склонил голову на бок, как будто его интересовало, что же выкинет Маша в следующую секунду. Вдруг подпрыгнет и взлетит.

– Пыталась втереться в доверие. Рассказывала всякие ужасы. То её родители выгнали из дома, то жених избил, то похитили и пытались изнасиловать. Люди ей сочувствовали, конечно, полицию там пытались вызвать, врачей, но Альбина от всего этого как‑то грустнела, сникала и тихонько уходила. Можешь сказать что‑нибудь умное?

Умное? Она совершенно потерялась в гулких коридорах своих мыслей, а он просил сказать «умное».

– Она мне тоже всякие ужасы рассказывали. Что кто‑то из группы её побил. Почему она себя так ведёт?

Миф взглянул на неё из‑под сведённых бровей.

– Потому что кушать хочет. А кушает она, как и всякая аномалия, не пирожки из столовой, а человеческую энергетику. – Он снова отвернулся к окну. – Хотя теперь мне уже кажется, что она способна питаться только тобой.

Грустный город за окном покрылся испариной слепого дождика.

– Это же хорошо, – с надеждой протянула Маша. Она повертела эту мысль в голове и так, и эдак. По всему выходило, что Миф должен пританцовывать от счастья – ещё одна проблема с плеч. Но весёлым он точно не выглядел. – Значит, Альбина скоро сама собой затухнет. Нам меньше проблем.

– Это хорошо, – подтвердил Миф, выстукивая костяшками пальцев по облысевшей спинке стула воинственную дробь. – Но вот с тобой придётся повозиться. И похоже, что я от этой прекрасной обязанности не отверчусь. Ладно, Орлова, отвечай мне чётко и ясно, я два раза переспрашивать не буду. Ты хочешь заниматься научной работой под моим руководством?

Так бывает, когда не ожидаешь от себя слишком смелых слов. Как будто наблюдаешь со стороны, а губы сами собой складываются, чтобы произнести:

– Да.

Проще и надёжнее было бы отказаться.

Миф выдохнул и стянул очки, вот только протирать их не стал. Линзы отбросили на ближнюю парту два бледных отблеска. Тонкая дужка крутнулась в его пальцах.

– Надеялся, что ты откажешь. Ну ладно, тогда собирай все мысли в кучу и начнём учиться.

Серым вечером они стояли на крыльце у институтского чёрного выхода. Миф отбросил назад выбившиеся из хвоста пряди волос.

– Звони мне, если что вдруг.

По его тону Маша поняла, что он будет вовсе не рад услышать в телефонной трубке её голос. Но ответит. Совесть не позволит не ответить.

– Хорошо.

Миф обернулся на неё и, кажется, первый раз без раздражения рассмотрел.

– Устала?

– Да, – призналась Маша, опуская глаза.

– Ничего. Ещё не так будешь уставать. – Он помял в пальцах кленовый «самолётик», примостившийся на перилах.

После вечернего дождя с ветром асфальт был усыпан зелёными ещё листьями.

– Мифодий Кириллович. – Маша глянула на него из‑под намокших волос. Снизу вверх, как и положено. – Что случилось с теми сатанистами, которые пробрались в больницу?

Он усмехнулся совсем без удивления.

– Любишь городские сплетни? Ну хорошо, я расскажу тебе, ты ведь не отвяжешься. Да не было там никаких сатанистов. Был парень, такой же, как ты, только ещё сильнее, гораздо сильнее. Я нашёл его случайно, и мне стало интересно, что он может. Честно говоря, вышло всё – глупее не придумаешь. Он решил похвастаться перед друзьями, потянул их на стройку, а там и пришиб всех. Не то, чтобы он стал чудовищем. Скорее, младенцем, который играется с ракетной установкой. В больнице и правда не было никаких аномалий. Разве что сейчас появились. – Миф усмехнулся.

– Значит, мне ещё повезло, что я не убиваю всех направо и налево?

– Да, – легко согласился Миф, как будто речь шла о том, что кто‑то не сдал вовремя библиотечную книжку.

Маша поморщила лоб. Туманная дымка над дорожками на заднем дворе института таяла, превращаясь постепенно в сумерки.

– Вы его пристрелили? Вы говорили, что…

– Да. Другого выхода не было. Я его застрелил, потому что он был опасен для окружающих. Но не сразу. Сначала я его запер в той комнате, в которую ты меня водила. Всё надеялся, что станет полегче, но не стало. Впрочем, сам виноват. Ещё и стены зачем‑то разрисовал каракулями.

Внутри у Маши сделалось горячо, как от глотка только что вскипячённой воды. Миф говорил, не глядя на неё, и дымка на дорожках парка уже превратилась в густой вечер, разбавленный бледным светом фонарей у ворот и у входа в приземистое здание лаборатории. Из‑за пасмурного неба стемнело очень быстро.

– Раз вы знали, что в больнице нет никакой аномалии, зачем же тогда закрыли стройку? – не поверила она. Не мог человек так спокойно рассуждать об убийстве.

Мог.

Миф махнул рукой.

– О, на это были причины, не переживай. Сильные мира сего не поделили то ли деньги, то ли сферы влияния. Меня только попросили сочинить научную причину. Я сочинил. Правдоподобно вышло, ведь так? Как раз с этими сатанистами удачно совпало.

Он улыбнулся в Машино застывшее лицо, шагнул вниз. И вскоре призрак белой рубашки скрылся за деревьями парка.

* * *

Ветер гонял по асфальту обёртку от конфеты, и вчерашние лужи шли рябью. Вокруг луж прыгали воробьи, пухлые, желторотые, разевали голодные клювы.

– Сабрина позвонила? – хмуро спросила Ляля, болтая над лужей ногами в резиновых сапогах.

В парке было пусто, никого не прельщал накрапывающий дождь, и мокрые воробьи под деревьями, и лужи, которые вольготно раскинулись под каждой скамейкой.

– Нет, – в который раз повторила Маша. Она устала слушать удивлённые возгласы, хлопанья руками и бесконечное «ну как же так!». – Это я ей позвонила. Потом ещё раз десять. А потом приехала.

– Ты меня, конечно, извини, но это идиотизм, – фыркнула Ляля.

Маша прищурилась, глядя на жёлто‑оранжевую половинку солнца, падающую за крышу центрального музея.

– Я тоже вела себя неправильно. Я знала, что у Сабрины такой характер.

– Такой? – сказала она особым тоном. – Это уж точно. Ну и что дальше?

– Не знаю, – апатично выдала Маша. – Правильно Горгулья сказала, что за практику мы все свои плохие стороны покажем. Вот и показали. Вопрос в том, что дальше.

Они бродили по асфальтовым дорожкам, поскальзываясь на мокрых, сбитых дождём листьях. Заплакал им на зонты насупленный город, и тогда снова попрятались воробьи.

– Чему научил тебя Миф? – поинтересовалась Ляля, искоса поглядывая на Машу.

Та ловила капли, вытянув вперёд руку. Поджала губы с почти стёршейся помадой.

– Представь себе ленту. Представила? Теперь сверни её восьмёркой, чтобы она ни в одном месте не перегнулась. Потом ещё одну петлю, но чтобы левый конец ленты перегнулся. И дальше плети цепочку. Каждая третья петля – с перегибом. Плети дальше. А теперь в уме вычисли, сколько будет триста восемьдесят пять умножить на тринадцать. Не забудь о каждом третьем…

– Голову можно сломать! – выкрикнула Ляля, еле дождавшись конца.

Маша безрадостно усмехнулась. Парк, ограниченный четырьмя дорогами, был прямоугольным, и когда они доходили до выхода, Ляля придерживала её за рукав: «Ещё прямоугольничек?».

– Этим и занимаюсь. Мне ленты и прочие окружности уже во сне видятся.

Мимо прошлёпала по лужам девушка на высоких каблуках, сердитая и деловая, с большим пакетом в руках. Маша бездумно проследила за ней – нет, не Альбина.

– Ну и как, помогает?

– Как будто бы да, – пожала плечами Маша. – Времени нет думать об аномалиях. Только о лентах и восьмёрках.

Снова быстро стемнело – в лужах уже плавали отражения сырных головок фонарей.

– Это значит, ты теперь можешь создать какого угодно призрака, – чуть мечтательно пробормотала Ляля, опуская раскрытый зонтик, чтобы задрать к тёмному небу лицо. Звёзды, заглушённые городскими огнями, тускло поблескивали ей в ответ.

– Я даже не знаю, как это получается. А ведь правда. Что если… – Маша глянула на темнеющие впереди ели.

– Маша, – тихонько окликнула её собеседница. – Что‑то мне не нравится твоя улыбка.

Эпилог

Засвистел на кухне чайник. Маша нехотя оторвалась от компьютера. Она вернулась через минуту, размешивая в кофе сахар, а на форуме уже появилось не меньше десятка новых сообщений.

«Ну что, так заскучали на каникулах, что новых приключений себе нажить решили? Между прочим, всего полторы недели прошло» – в конце Рауль поставил смешную рожицу.

Дальше шло три комментария Лялиного авторства, состоящие из смайликов и пару картинок с забавными подписями. Маша фыркнула над одной, чуть не забрызгав кофе клавиатуру, и быстро пролистала вниз.

«Ерундой вы вечно занимаетесь. Ну ладно, так и быть, я тоже с вами», – приписала Сабрина, отчаянно пропуская заглавные буквы.

Маша не стала читать дальше, пролистала в самый конец и принялась торопливо печатать: «Вот посмотрите, вы быстро втянетесь в игру».

Она не секунду задумалась и перевела взгляд вверх, на шапку форума, туда, где на мечах сражались нарисованные воины. Там, у кнопки «мои сообщения» повисла жирная единица. Маша потянулась к ней указателем мышки.

«Открыть в новой вкладке».

Взгляд скользнул по незнакомому нику, написанному латиницей. Она перебрала в уме всех одногруппников, как будто бы все, кого она приглашала, уже были зарегистрированы на форуме. Такого ника она не помнила.

Сообщение, правда, было незамысловатым: «А меня возьмёте?».

Маша пошла было спрашивать у Ляли, не позвала ли она ещё кого‑нибудь, но вернулась на страницу с сообщением. Снова прочитала ник, и в животе кольнуло, как раскалённой иголкой. Спрятанное в латинице и разных закорючках и украшательствах, так популярных в Сети, в нике явно читалось имя.

Альбина.

Кнопка «мои сообщения» мигнула ещё раз. В новой вкладке открылся коротенький электронный возглас: «Маша, ты тут?».

«Ты получаешь сообщения?»

«Ответить мне что‑нибудь».

«Маша, поговори со мной!».

Проклятье

Все персонажи принадлежат сами себе.

Все сущности – Городу.

Автору не принадлежит ничего, кроме его собственной памяти.