Текст книги "Воздушные замки. Тайны прошлого"
Автор книги: Маринью Эуклидес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
– Клянусь, желаю! – отозвалась Сели. – Больше всего на свете я хочу быть монахиней. Я не хочу жить нигде, кроме монастыря, моя Семья – вы!
Мать-настоятельница сокрушенно покачала головой:
сколько еще придется пережить этой страстной душе! Помолчала и сказала:
– Ну что ж, тогда прочитай сто раз Богородицу и положи сто земных поклонов в знак покаяния. Сегодня ты опять провинилась перед Господом. И пока никаких забот о поросятах.
Сели понурила голову и вышла.
Мать-настоятельница, мерно перебирая четки, и сама прочитала нужное количество молитв, прося помочь своей воспитаннице.
На столе у нее зазвонил телефон.
– Я – Жулия Монтана, старшая сестра Сели Монтана. Я хотела бы забрать Сели на несколько дней в Рио. Наш Отец начал новый курс лечения и на днях у него день рождения. Могу я приехать за ней?
– Приезжай, дочь моя, – разрешила настоятельница, подумав, что дева Мария в случае необходимости необыкновенно скора на помощь.
Своей поездкой в Сан-Паулу Жулия решила воспользоваться еще и для того, чтобы подзаработать денег. Ей предстояло пробыть в Рио еще одну или даже две недели, и не одной, а вместе с младшей сестрой, так что гонорар ей бы совсем не помешал, да и вообще, почему бы не повидать своих работодателей?
Так что сразу же по приезде она отправилась к Жуану Карлусу, главному редактору, с которым вот уже несколько лет общалась только через компьютер.
Увидев Жулию, он и удивился, и обрадовался.
– В Бразилии?! Жулия Монтана! Какими судьбами?
И не выслушав ответа, продолжал говорить сам:
– Вот это удача! Слушай, у меня тема специально для тебя, к нам приехал один арабский банкир и собирается заключить серию контрактов, но он напрочь отказывается давать интервью. Может, ты его раскрутишь?
– Может быть. – Жулия многообещающе сощурила свои золотисто-карие глаза. – Только мне бы хотелось пересмотреть ваши расценки, мне предстоят большие расходы.
И вот переодетая официанткой Жулия толкает перед собой столик с завтраком, направляясь в номер загадочного араба. Она не сомневается, что сумеет поговорить с этим дельцом на самые разнообразные темы. Однако в номере араб оказывается не один, а с роскошной блондинкой, вместе с которой приникает ванну. Ну и накладка! Жулия лихорадочно соображает, как ей себя вести, но тут в номер врываются два официанта, в одном из которых она узнает своего старинного знакомого, коллегу, журналиста Франсиску Мота, а попросту Шику. Жизнь не раз сводила их вместе и всегда в самых конфликтных ситуациях вроде этой. Оттесняя Шику, она заметила, что второй журналист, настоящий папарацци, уже изготовился фотографировать голого араба, отнимая возможность работать у нее, у Жулии! Ну, нет, такого Жулия никому не позволит!
Жулия отважно вступила в борьбу за свое право зацепить араба первой, пытаясь оттеснить соперников.
Однако оба малых оказались не промах. Они не собирались уступать дорогу даме и тоже ринулись в бой, отстаивая свои права.
Потасовка шла не на жизнь, а на смерть, в пылу битвы Жулия укусила Шику за ухо. Но и Шику не остался в долгу, влепил Жулии… страстный поцелуй! Не удержался. До того оказались соблазнительными ее розовые полуоткрытые губы…
Оба застыли в растерянности и… оказались в кабинете комиссара полиции: охранники отеля не теряли даром времени, они вызвали полицию и таким образом мгновенно избавили своего постояльца от назойливой прессы.
Журналистам пришлось давать объяснения в полицейском участке.
Комиссар с любопытством посмотрел на сидящую перед ним красивую молодую женщину, потом на взлохмаченного молодого мужчину приятной наружности, которые с ненавистью смотрели друг на друга, вздохнул и начал задавать Вопросы.
Он выяснил, что журналистка Жулия Монтана, спецкор бразильской газеты из Сан-Паулу в Японии, намеревалась всего-навсего взять интервью у арабского предпринимателя по поводу заключаемых им контрактов.
– Почему вы не воспользовались традиционными каналами для получения интервью? – поинтересовался комиссар. – Вы едва не спровоцировали международный конфликт.
– Никакого конфликта не могло быть, – проворчала Жулия, – Потому что араб приехал инкогнито.
– А вы как оказались в номере нашего гостя? – осведомился Комиссар у Шику.
Я работаю в ‘Коррейу Кариока, в Рио-де-Жанейро, но мне сообщили, что в Сан-Паулу приехала инкогнито Моника Левински и остановилась именно в этой гостинице и в этом номере, я не мог не проверить сообщение, а тут вместо Моники появляется эта сумасшедшая и кусает меня за ухо! Я не Ван Гог, комиссар, поверьте!
– А кто такой Ван Гог? – заинтересовался Комиссар.
– Еще один ненавистник своих и чужих ушей, мрачно, но ответил Шику.
Документы у молодых людей были в порядке, гостиничный скандал был ликвидирован, связываться с журналисткой братией комиссару не слишком-то хотелось, и он предложил сидевшей перед ним взъерошенной тройке: Жулии Монтана, Франсиску Мота и Раулу Педрейра:
– Кладите мне на стол отснятую пленку и отправляйтесь на все четыре стороны!
– Вы опоздали, сеньор комиссар, – так же сумрачно сообщил Шику, – охранники из отеля уже позаботились об этом.
– Тогда убирайтесь поживее, если не хотите оказаться в кутузке, – скомандовал комиссар, и молодежь как ветром сдуло.
По дороге на улицу Шику и Жулия успели обменяться новыми любезностями, наградив друг друга самыми нелестными именами. Раул помалкивал, восторженно поглядывал на Жулию.
«Ножки-то, какие! Ножки!» – восхищался он про себя.
На улице Жулия сразу же увидела такси, замахала шоферу и кинулась к машине так стремительно, что потеряла туфлю, но останавливаться не стала, мигом села в машину и укатила.
Вся эта дурацкая история очень ее задержала, она планировала освободиться через полтора часа, а проторчала два с половиной, и что обиднее всего – без толку. А ведь ей предстояло еще заехать за Сели в монастырь, потом ехать с ней на аэродром, а потом лететь в Рио, потому что на следующий день у отца был день рождения. И кто знает, какой подарок могла подарить им всем судьба?
Шику подобрал изящную туфельку, став, сам того не подозревая, похожим на принца из сказки о Золушке.
– Ты меня с ней познакомишь, ладно? – толкнул его в бок Раул, и глаза его загорелись. – Вот увидишь, рано или поздно она станет моей женой!
– Гадючки замуж не выходят, – уронил Шику, глядя вслед уехавшему такси.
Когда Жулия приехала за сестрой в Монастырь, мать-настоятельница высказала ей все свои сомнения.
– Я совсем не уверена, что монастырь – самое лучшее место для Сели, – сказала она. – Скорее я уверена в обратном. Конечно, она девочка очень нежная, и это естественно для сироты, но в то же время она полна энергии и жизни. Я буду рада, если она поживет с вами, посмотрит на мир, разберется с собой. Не торопитесь с возвращением, и да поможет Бог вашему отцу поправиться!
Она опять позвонила в колокольчик, и сестра Агнесса привела Сели.
Какая же это была счастливая встреча! Сестры не могли наглядеться друг на друга!
– Как же я соскучилась по моей крошке! Солнышко мое! Да я смотрю, мои сестрички стали за это время совсем взрослыми! – говорила Жулия, обнимая и оглядывая Сели.
– Я тоже по тебе страшно соскучилась, – отвечала Сели. – А где же Бетти? Она что, не приехала?
– У нее очень много работы, – ответила Жулия. – Она позвонит. А ты не забыла, что у папы завтра день рождения?
– Нет, конечно! Если бы ты знала, как я молюсь, чтобы он поправился!
Сели сказала это с таким чувством, что Жулия подумала:
кто знает? Может, по молитве этой сиротки Бог и даст их отцу выздоровление…
День рождения Отавиу Монтана праздновали Жулия, Сели, Алекс. День рождения, но не день выздоровления.
Отавиу лежал по-прежнему отрешенный, то ли в полузабытье, то ли в полусне. Но Жулия была уверена, что он уже все слышит, все понимает.
– Ты будешь в восторге от своей младшенькой, – Говорила она. – Она такая сладенькая! Сели!
Говорят, съесть кусочек торта новорожденного – значит, принести ему счастье! И поговори с папой, расскажи ему о себе!
Сели послушно наклонилась к отцу и очень по-детски сказала:
– Папа! Я – твоя младшая дочь, мне очень не хватает тебя и мамы, я решила стать монашкой. Я все время молюсь за тебя, я верю, что ты совсем-совсем поправишься. Вы ведь вылечите его, доктор, правда?
Сели с такой надеждой смотрела на Лидию, словно она и была самим Господом Богом. Лидия подошла к Сели поближе и сказала ей шепотом:
– При нарушении мозговых функций, деточка, никогда ничего нельзя гарантировать, но в Англии я добилась хороших результатов, у некоторых моих пациентов память восстановилась на восемьдесят процентов. Через две-три недели мы уже кое-что увидим.
– Только на восемьдесят? – испуганно переспросила Жулия. – Но мы бы очень хотели, чтобы он поправился полностью!
– Поймите, – с вздохом попыталась объяснить Лидия, – после почти двадцати лет болезни прежним он не станет. Невозможно, чтобы он поправился полностью. Чудес не бывает.
– Еще как бывает! – с убежденностью возразила Сели. – Вот увидишь, Жулия, наш папа будет снова таким, каким был еще до моего рождения!
Жулия крепко прижала к себе сестренку – бедная девочка! Она и не знает, что такое отец, что такое мать! Не знает ни отцовской, ни материнской ласки. И ей так захотелось прижать к себе и согреть сестру.
– Погоди! Ты еще узнаешь, как ласково гладит по голове отцовская рука! – пообещала она сестре.
Глава 4.
Гонсала подошла к бару и плеснула в рюмку немного коньяку, выпила, и ей стало легче. В последнее время она все чаще прибегала к этому успокоительному средству. Жизнь ее не задалась, и с возрастом она все болезненнее это чувствовала. В молодости она не сомневалась, что победит соперницу, но сейчас…
Ее муж, Антониу Сан-Марино, был влюблен в женщину, которая стала женой другого: Ева предпочла Сан-Марино человека, с которым он вместе рос, который считался его лучшим другом, она предпочла Отавиу Монтана. Проходили годы, Антониу из бедняка стал богачом, из служащего – хозяином, из сотрудника – владельцем. После смерти Григориу Монтана Сан-Марино купил его газету Коррейу Кариока, потом купил дом семейства Монтана, а Ева так и осталась вне его досягаемости. И уже навсегда недостижимой она стала после того, как умерла… Недостижимой и непобедимой.
Антониу повесил ее большой портрет в особой комнате, и каждый день сидел перед ним, а Гонсала мучилась бессильной ревностью. Ревностью и обидой, которую смягчила алкоголем. Алкоголь затуманивал голову, и непереносимое становилось переносимым. Правда, ненадолго. Гонсалу мучило, что муж предпочитает ей, красивой живой женщине, родившей ему двух сыновей, призрак, какую-то эфемерность, это бесило ее, доводило до исступления.
– Что ты молишься на свою Еву?! – кричала она. – Можно подумать, что она – святая! Да она самая обыкновенная шлюха, которая спала с двумя друзьями! Из-за нее Отавиу чуть не убил себя!
Время от времени она устраивала мужу скандалы и похлеще, но они мало помогали.
– Твое дело – заниматься воспитанием детей, – холодно заявлял ей муж.
«Я для него что-то вроде самки, вскармливающей потомство, – говорила себе Гонсала, и рука ее вновь тянулась к бутылке с коньяком.
– Ты губишь себя, – говорила массажистка Флора, умело, растирая Гонсале спину, – от алкоголя грубеет кожа, разве ты хочешь раньше времени постареть?
– Мне все равно, – отвечала Гонсала. В этом доме я хуже прислуги, никто не обращает на меня внимания.
– Я тебе не верю, но если это правда, то, тем более, нужно быть внимательной к себе, – назидательно говорила Флора, разминая ей позвоночник. – Вот увидишь, все переменится.
– Когда-то и я в это верила, – горько призналась Гонсала, – но время против меня, теперь переменилась я, и я его ненавижу!
Флора проводила не только сеансы массажа, но и сеансы психотерапии и, разумеется, надеялась на успех. Ей хотелось, чтобы эта полная жизненных сил женщина жила любовью, а не ненавистью, У нее должна была появиться какая-то цель в жизни, должна была появиться своя жизнь.
Каждый день приходила сеньора Флора к сеньоре Гонсале Сан-Марино и однажды повстречалась в холле с подтянутым молодым человеком в безупречном костюме. Его круглые, чуть навыкате, голубые глаза с интересом остановились на ней. Флора прекрасно знала, что способна произвести впечатление на любого мужчину, она была красивой женщиной, и этот взгляд не удивил ее. Ее удивило, что мастер политического репортажа Боб Ласерда чувствует себя у сеньора Сан-Марино как у себя дома. Интересно, что он здесь делает?
Об этом Флора и думала, поднимаясь по лестнице.
А Боб Ласерда, осведомившись у прислуги о привлекательной женщине, которая проследовала по лестнице наверх, отправился в кабинет хозяина дома, чтобы приступить к своим непосредственным обязанностям.
Дело было в том, что у сеньора Сан-Марино, который всегда жил своей обособленной жизнью, появилась новая цель – он задумал стать сенатором и пригласил в качестве организатора своей предвыборной кампании Боба Ласерду.
Этот энергичный молодой человек был известен своей успешной деятельностью именно на этом поприще. Сан-Марино верил в него, как в самого Господа Бога и, страстно желая успеха, готов был платить бешеные деньги и исполнять все, что тот предпишет.
Теперь по утрам сеньор Сан-Марино особенно внимательно просматривал всю прессу. Боб Ласерда внушил ему, что залог успеха избирательной кампании – это популярность, а для того чтобы ее снискать, будущий сенатор должен быть в курсе проблем всех слоев населения, с тем, чтобы посулить каждому желаемое.
Но у Сан-Марино была и еще одна, глубоко личная причина, по которой он судорожно хватался за утренние газеты. Он хотел знать, как идет восстановление здоровья и памяти Отавиу Монтана.
После первого сенсационного сообщения о том, что доктор-чудодей из Англии уже вернула память Отавиу Монтана, он отправил в больницу за сведениями своего подручного Торкуату. Они давно работали вместе и понимали друг друга с полуслова.
– Мертвецы должны оставаться мертвецами, – процедил сквозь зубы Сан-Марино и со значением посмотрел на подручного.
Хитрая лиса Торкуату, слегка облезший и полысевший за долгие годы преданного служения хозяину, когда он выполнял самые сомнительные и рискованные поручения, понимающе закивал.
– Разумеется, разумеется, я все изучу сам, все увижу собственными глазами, – с легким полупоклоном пообещал он.
На следующий день Торкуату проник в бокс, где лежал Отавиу Монтана, и убедился, что тот по-прежнему находится в беспамятстве
Может быть, он бы и позаботился, чтобы состояние пациента стало еще хуже, может быть, выдернул бы какой-нибудь проводок или сделал еще что-нибудь пострашнее, но тут в 6окс вошла доктор Лидия и была крайне удивлена, застав в нем постороннего. За ее плечом маячил могучий доктор Сисейру, но и не будь его, Торкуату не стал бы ввязываться в скандал.
– Что вы тут делаете и кто Вы такой? – сурово осведомилась Лидия.
– Жункейра, слесарь, – с улыбочкой ответил Торкуату – Зашел посмотреть, все ли в порядке.
– У нас все в порядке, можете идти, – Распорядилась доктор.
Она была страшно недовольна присутствием в боксе постороннего лица: при лечении сосудисто-мозговых болезней любое вторжение со стороны может оказаться шоком и произвести нежелательное воздействие.
– А дядечка что, отдал концы? – спросил Торкуату, зорко вглядываясь в безжизненное лицо Отавиу.
Ему на секунду показалось, что так оно и есть, что желаемое уже совершилось и его хозяин будет необыкновенно доволен, если он принесет ему счастливую весть.
– Немедленно выйдите, – скомандовала Лидия, – посторонние мне здесь не нужны! Сисейру, ты знаешь этого слесаря?
– В первый раз вижу, – последовал ответ.
Торкуату поспешил выйти, чтобы не привлекать к себе внимания.
Получив утешительные сведения о состоянии своего ближайшего друга, как называл Отавиу Сан-Марино, он поехал на следующий день в больницу сам. И не пожалел об этом. Первым он увидел стоящего на ступеньках Алекса, который, очевидно, пришел навестить своего подопечного, а затем… затем к нему подошел человек. Да, так оно и было, зоркий взгляд Сан-Марино не ошибся, он узнал Элиу Арантеса, бывшего адвоката семьи Монтана.
Антониу сразу напрягся: этот человек слишком много знал, владел не одной тайной, и, если пришел в больницу, значит, собирается чем-то поделиться с Алексом. Дальнейшее поведение Элиу только подтвердило подозрения Сан-Марино. Очевидно, почувствовав, что за ним следят, он оборвал разговор с Алексом и торопливо вышел на улицу.
Сан-Марино сделал знак шоферу, и машина поехала вслед за Элиу. Тот торопливо шел по улице и то и дело сворачивал, явно чувствуя за собой хвост и пытаясь от него избавиться.
Антониу ехидно усмехался: что за детские уловки! Неужели зайчик, в самом деле, верит, что способен запутать след? Неужели сеньор Элиу Арантес думает, что способен навредить? Ну, нет! Он, Сан-Марино, всего добился сам, сам все сделал, и никто у него этого не отнимет!
На одном из перекрестков они подсекли Арантеса.
– Элиу Арантес? – осведомился Торкуату, выйдя из машины и беря его за рукав. – Где ты пропадал все эти годы?
– Вы ошиблись, Уго Торрес. Меня зовут Уго Торрес, – ответил адвокат, вырвал руку и зашагал дальше.
Сан-Марино кивнул своему подручному, давая понять, что эта нежелательная опасность должна быть устранена в ближайшее время. Тот понятливо кивнул в ответ.
– Мешок на голову! – скомандовал Торкуату мордастому бандиту, который ехал с ним в машине.
Но на этот раз судьба была благосклонна к адвокату, он сумел исчезнуть в лабиринте переулков.
Торкуату распорядился завершить начатое, и мордастый медленно опустил веки. Задание он понял, можно было не сомневаться, что он с ним справится.
Через несколько часов Сан-Марино уже знал, в какой гостинице проживает адвокат Элиу Арантес. Он держал его на крючке, и отпускать не собирался.
Теперь Сан-Марино с нетерпением искал сообщения о состоянии здоровья Отавиу Монтана.
– Отавиу воскреснет только для того, чтобы превратиться в мертвеца, – зловеще пообещал сам себе Сан-Марино, а свои обещания он обычно выполнял.
В это утро газеты не сообщили Антониу ничего нового, и он отложил их в сторону как раз в тот миг, когда, постучавшись и получив разрешение, к нему в кабинет вошел Боб Ласерда. Совещание началось. Просидев не меньше часа, они наметили несколько мероприятий, которые должны были привлечь внимание к деятельности Сан-Марино и к нему самому.
– Вы должны завести специальную рубрику в вашей газете, – советовал Боб, – для общения с вашими читателями и обсуждения разного рода социальных проблем. Пусть вам пишут письма, вы будете отвечать на них.
– Прекрасная мысль, – одобрил Антониу. – Я поручу это своему главному редактору Вагнеру. Он разберется, кто будет писать письма, а кто ответы.
– Вам нужно будет выбрать несколько благотворительных учреждений, которые вы возьмете под свое крыло, а затем мы найдем газету, которая будет регулярно освещать наши благотворительные акции.
– В качестве благотворительных акций я предпочитаю поощрение молодых талантов или что-то в этом роде, – пожелал Сан-Марино.
– Нет, это не годятся, – сразу возразил Боб. – Если молодым талантом окажется молодая девушка, могут возникнуть нежелательные слухи, это вас скомпрометирует. Вы должны всюду появляться со своей женой и покровительствовать сиротам, бездомным детям, оставленным животным. Крепость вашей семьи должна служить гарантией прочного счастья для ваших избирателей.
Сан-Марино поморщился. Крепость его семьи представлялась ему весьма сомнительной, но для пользы дела он готов был и не на такие жертвы. Гонсала следила за собой и вполне могла вызвать симпатии публики, а в том, что она будет послушно исполнять все его предписания, он не сомневался. Жена могла устроить ему истерику, но ослушаться его не могла.
Точно так же он не сомневался в своем отцовском праве распоряжаться сыновьями. Старшим, Арналду, он был не слишком доволен, но прекрасно понимал его. Зато младшим, Тьягу, он был недоволен совсем и совсем его не понимал.
Арналду был хватким, в меру толковым и очень себе на уме молодым человеком. Любую житейскую ситуацию он стремился обернуть себе на пользу, и, если отец посылал его с ревизией в имения, говоря, что без хозяйского пригляда и соя не растет, Арналду забирал с собой кучу девиц сомнительного поведения, кутил-приятелей, два ящика спиртного и возвращался не через три дня, а минимум через неделю. Возле него всегда крутились безработные манекенщицы, будущие актерки, кафешантанные певички, для которых он не жалел отцовских денег. Но Сан-Марино видел в его разгульном поведении лишь избыток молодых сил и полагал, что с возрастом Арналду поостынет. Смущали Сан-Марино не девицы, а широта, с которой сынок тратил его денежки, это ему не нравилось, и он собирался передать управление всеми своими делами младшему сыну, отличавшемуся куда более скромным нравом. Однако прежде чем доверять ему дела, из него нужно было выбить дурь.
Все вокруг твердили о золотом характере Тьягу, о его скромности, воспитанности, доброте, но стоило Сан-Марино войти к сыну в комнату м увидеть кудрявую голову в наушниках и полу прикрытые глаза, как его охватывало бешенство.
– Я буду музыкантом, – твердил этот разгильдяй и без конца слушал оперы.
– Через мой труп, – отвечал ему отец. – Ты будешь управлять финансами моей империи, я так решил, и так оно и будет!
– Музыкантом! – упрямился сын.
– Через мой труп! – не сдавался отец.
Сан-Марино поэтому и собирался покровительствовать какому-нибудь молодому таланту, он хотел это сделать в пику сыну, назло ему.
Из-за Тьягу он постоянно злился на Гонсалу, это она внушила сыну дурацкие музыкальные амбиции. Она была родом из Неаполя и обожала, видите ли, классическую музыку. Поначалу только и делала, что слушала пластинки, которых привезла с собой целую кучу. Но мало-помалу ей стало не до пластинок. Хотя и теперь она обожает петь и постоянно что-то там напевает. Вот она и сбила мальчишку с толку, задурила ему голову всякими глупостями и попустительствует увлечению, которое мешает ему заняться настоящим мужским делом!
И еще одно страшное подозрение точило отцовское сердце. Он опасался, что музыкальные устремления сына связаны с тем, что он вообще не мужчина.
– Если Тьягу окажется гомосексуалистом, – говорил он себе, – я убью Гонсалу! Это она во всем виновата! Ее единственным делом было смотреть за детьми!
Были времена, когда он надеялся, что дети подарят ему радость, станут его преемниками в компании, которую он создавал с таким трудом, но Гонсала развратила их обоих – один стал бабником, а другой, похоже, гомиком.
В том, что во всем виновата жена, у Сан-Марино не возникало ни малейших сомнений. Он привык к тому, что сам он – безупречен, а вот вокруг постоянно нужно наводить порядок, иначе не продвинешься ни на шаг.
Сан-Марино не пожалел, что Боб напомнил ему о семье, хотя ничего, кроме неприятностей, эти мысли не приносили. Он сообразил, что младшим сынком нужно заняться немедленно, иначе вся его компания может полететь к черту.
– Я подберу подходящее благотворительное учреждение, куда в ближайшее время вы переведете деньги, которое будете посещать вместе с сеньорой Гонсалой, и где она будет вручать деткам подарки, – говорил между тем Боб.
Сан-Марино кивнул.
Согласен. Подробности мы обсудим завтра, – сказал он.
Боб корректно наклонил голову и попрощался. Антониу дождался, когда он выйдет, и вызвал к себе Торкуату.
– Мне нужен человек, который следил бы за моим сыном Тьягу, за его знакомствами, за тем, куда он ходит и с кем. Обо всем подозрительном немедленно докладывать мне.
– Я посажу к нему шофером Аурелиу, – пообещал Торкуату. – Он справлялся и не с такими заданиями!
Глава 5
Шику вернулся в Рио очень недовольный собой: мало того, что он упустил такой классный материал, он еще свалял страшного дурака, повстречавшись с гадючкой. И как это его угораздило влепить ей поцелуй? Этой гадине?! Предательнице! Стервозе!
Сеньор Вагнер распекал его, грозил всяческими карами, вплоть до увольнения.
– Шеф в последнее время очень тобой недоволен, ты срываешь один материал за другим! – кричал он, сверкая очками. – Если так будет продолжаться и дальше, недолго и вылететь из редакции!
Шику кивал с отсутствующим видом, непрестанно возвращаясь мыслями к Жулии и честя ее на все корки. Она всегда приносила ему несчастье, и только жди от нее какой-нибудь пакости! Вот и на этот раз… Нет, ну надо же было в такое вляпаться!
– Шику! Очнись! – Совсем другим тоном сказал Вагнер. Скажи, что с тобой? Что-нибудь случилось?
Услышав человеческий тон и, человеческие слова, Шику и в самом деле словно бы проснулся.
– Да нет, ничего, простите за срыв, шеф, устал после поездки, как собака.
– Ну, поезжай домой, отдохни, – вздохнул Вагнер. – И имей в виду, что в твое отсутствие в редакцию дважды приходила твоя мама, в первый раз принесла домашнее печенье, очень вкусное. А во второй хотела с тобой поговорить.
– В первый тоже, – Сумрачно усмехнулся Шику.
– Да, конечно, – согласился Вагнер.
Шику был великолепным журналистом, и сеньор Вагнер очень дорожил им, а если и пугал, то только для острастки, но, увидев, что с парнем неладно, тут же пошел на попятную и отбросил все свои угрозы.
Мать Шику, сеньора Жудити, была в редакции притчей во языцех. Она регулярно звонила своему малышу и являлась то с печеньем собственного изготовления, то с овощной икрой. Шику тяготился страстной материнской любовью и частенько просил коллег принять удар на себя, сообщив, что Мота в командировке.
Со временем в редакции полюбили и сеньору Жудити, и ее стряпню и охотно избавляли Франсиску от смущающих его визитов, уплетая за обе щеки ее угощение. Но на этот раз он и в самом деле был в командировке и поэтому решил навестить обеспокоенную его отсутствием мать, тем более что шеф порекомендовал ему отдохнуть. Он соскучился и по своей дочке Констансинье, и по старшей сестре Жанете, и племяннице Жуане. Единственно, по кому он не скучал, была его бывшая жена Лусия Элена.
Сухощавая подтянутая блондинка, она очень следила за собой, за модой и все надеялась, что Шику одумается и вернется к ней. Она тоже любила появляться в редакции в самое неподходящее время, поэтому Шику был всегда начеку: того и гляди, кто-нибудь появится! Он шутил, что именно благодаря своим обожательницам репортер Шику всегда в превосходной форме и готов бежать хоть на край света.
В редакции, которая была небольшой и дружной, любили Шику. Красавица Ана Паула занималась зарубежными новостями. Она очень нежно поглядывала на Шику, и будь он повнимательнее, не избежать бы ему романа. Светской хроникой и культурой занимался сеньор Жак, холеный, седовласый, с белоснежными усами, он всегда был одет в безупречно скроенный костюм и белейшую, под стать своим сединам, рубашку. Он всегда очень тщательно готовил материал, помещая в свою рубрику сообщения о жизни и событиях известнейших людей, о самых интересных выставках, эстрадных выступлениях, концертах и театральных постановках.
Вагнер внимательно выслушивал его и небрежно ронял:
– Годится. Для этой рубрики годится все, ее все равно никто не читает!
Практикантка Зезе, смуглянка-мулаточка, набивала руку на самых разных заметках под благосклонным взглядом Вагнера, который беспрестанно предлагал ей свою помощь:
– Не стесняйтесь, деточка, я вам в отцы гожусь, – говорил он.
А Ана Паула шептала:
– Не поддавайся старому греховоднику, ему все равно, что племяшка, что монашка!
Дину и Шику занимались всевозможными городскими и криминальными сенсациями, а Раул фотографировал.
Получив от Вагнера вольную, Шику простился с коллегами и направился к выходу.
– Стоит выйти за порог, как тут же сцапают! – пошутил он, обернувшись у дверей.
И не ошибся. Лусия Элена в новом брючном костюме бросилась ему на шею.
– Как же я соскучилась! – проворковала она.
– Ты насчет алиментов? – деловито осведомился Шику, разнимая на шее тугой замок женских рук. – У меня через два дня зарплата, получишь через банк. Мне кажется, я плачу аккуратно, так что незачем тебе сюда таскаться!
– В прошлом месяце ты тоже говорил о банке, томно промурлыкала Лусия Элена. – Но я так ничего и не получила.
– Я купил Констансинье компьютер и выплатил налог за твою квартиру, ты что, забыла?
Шику был возмущен такой наглостью бывшей жены. Он невольно остановился, вступил в разговор, стал что-то доказывать. Лусия Элена слушала его и аккуратно подливала масла в огонь, удерживая возле этого огня своего бывшего супруга.
– Заедем ко мне и обсудим все наши проблемы, – наконец предложила она, почувствовав, что Шику всерьез разгорячился.
Предложение подействовало как ледяной душ. Шику сообразил, что чуть было, не угодил в расставленную ловушку, и содрогнулся.
– Мы пять лет, как расстались, – ответил он. – У нас нет никаких проблем. Найди себе кого-нибудь, Лусия Элена.
Он резко повернулся и торопливо пошел к машине. Жестокосердный монстр, – простонала Лусия Элена, глядя ему вслед и поправляя волосы. – Я ненавижу мужчин, у них у всех вместо сердца камень.
Сен за руль, Шику подумал, что вместо визита к матушке ограничится телефонным звонком. Две темпераментные женщины для одного дня – это, пожалуй, слишком.
И он отправился к коллежу навестить дочку и племянницу, они учились вместе и очень дружили.
Увидев сияющие личики двух девчонок, которые вот-вот станут девушками, просиял и Шику. Он любил их безоглядно и безоблачно, они платили ему тем же.
– ну что новенького? – осведомился он, шагал по дорожке и обняв подружек за плечи. – Есть успехи в учебе?
– Есть! – дружно ответили подружки.
– Вот за это хвалю, – одобрил Шику. – Может, мороженого поедим? Отметим? – предложил он.
– Я с удовольствием, – отозвалась Констансинья.
– А я никак не могу, – погрустнев, сообщила Жуана. – Мама просила меня прийти пораньше.
И словно какая-то тень легла на личико девочки.
– Что это с тобой? – спросил Шику. – Ну-ка рассказывай, какие у тебя огорчения?
– Мне не нравится новый мамин кавалер! – выпалила Жуана.
– А старый нравился? – поинтересовался Шику, вспомнив, что говорила Жуана о приятеле матери
– И старый не нравился, – скривившись, призналась девочка.
– И почему вам так не нравится личная жизнь родителей? – с вздохом спросил Шику, предчувствуя, что и у него возникнут те же проблемы, стоит ему завести постоянную подружку.
Жуана пожала плечами, словно бы говоря: не нравятся, и все, чего тут спрашивать?
– А ты подумай о том, что мама у тебя молодая привлекательная женщина. Она рано овдовела, живется ей нелегко, она сама зарабатывает на жизнь и тебе, и себе. Разве ей не хочется побыть немножко счастливой? Любимой?
