Текст книги "Воздушные замки. Тайны прошлого"
Автор книги: Маринью Эуклидес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Гонсала смотрела на Сели очень внимательно, она знала, что Тьягу теперь любит не одну только музыку, что под музыку он частенько уплывает в страну грез не один.
– В твоем возрасте ничего не знаешь наверняка, – ласково сказала она девушке, которая смотрела на нее так доверчиво, – но за свое признание, конечно же, нужно бороться.
Сели и боролась за свое признание. Боролась днями и ночами. Поцелуй, которым она обменялась с Тьягу на серебряной свадьбе его родителей, жег ей губы. Он был и сладким, и горьким. Она хотела забыть о нем, она молилась, но молитвы не помогали, и Сели считала, что уста ее осквернены.
Она наложила на себя жесточайший пост, закрылась в комнате, не желая никого видеть, и отсылала обратно всю еду, которую с такой любовью готовила для нее Онейди.
– Ты себя совсем изведешь, – Чуть не плакала жена Алекса. – Посмотри на себя! Скоро совсем растаешь!
Этого и хотела Сели. Ее плоть согрешила, и она должна была наказать ее, а главное, расправиться с источником соблазна, потому что она продолжала соблазнять ее, и вместо самых страстных молитв у нее в душе начинала звучать записка Тьягу:
«Сели! Сели! Я столько всего хотел сказать, но ты не стала слушать. Почему? Чем я тебя обидел? Мне хочется понять. Я пишу эти строки и словно смотрю в твои глаза, вижу твою чудесную улыбку, твои губы, вспоминаю нежный вкус твоего поцелуя. У меня даже сердце начинает биться сильнее. Пожалуйста, дай мне еще один шанс. Я люблю тебя, Сели!»
И тогда Сели зажимала руками уши, закрывала глаза и настойчиво твердила привычные слова молитв, прося оградить ее от наваждения.
Собравшись с духом, она пошла к исповеди, приготовившись к страшной каре.
– Я не достойна, преклонять колени перед Господом, падре, – сказала она, и слезы полились у нее потоком из глаз, – я согрешила против обета безбрачия. Я обещала посвятить свою жизнь Господу, а сама поцеловала мужчину в губы и почувствовала то, что не положено чувствовать монашке.
– Сколько тебе Лет? – спросил священник.
– Восемнадцать. И еще я грешу, говоря неправду, отвечая на вопросы, я лгу. – Сели залилась краской, вспомнив, как на все расспросы Бетти о Тьягу, на все ее намеки, всегда отвечала: нет, нет и нет, а сама… – Но я раскаиваюсь, сразу же раскаиваюсь – торопливо прибавила она. – Если Бог не захочет простить меня, я пойму. Я достойна, гореть в огне преисподней веки вечно!
– Прочти три раза «Богородицу» и три раза «Отче наш», – сказал священник, – и больше не целуйся.
От такого легкого наказания Сели легче не стало, она казнила себя ежедневно и ежено1цно, но чем яростнее казнила, тем явственнее и горячее помнила грех.
Она не хотела и в этот вечер покидать свою комнату, но сестры уговорили ее. Сели уступила сестрам только потому, что для нее это было нелегкое испытание.
– Да, мы все упрямые, – улыбнулась Жулия. – Все в отца. Он ведь так и не хочет верить, что мамы больше нет с нами. Он ждет ее каждый день. Бегает, делает зарядку, чтобы быть в форме. Покупает каждый день мамины любимые фрукты… И мы не знаем, как нам поступить.
Гонсале было знакомо это странное наваждение, ее муж тоже был подвержен чарам покойницы. Может, она и впрямь обладала какой-то особой силой, но не создающей, а разрушающей, раз до сих пор не отпускала от себя тех, кто был нужен живым, не отпускала отца к своим детям?..
– А я уверена, что отец со временем примет правду, – уверенно сказала Бетти. – И как знать, может быть, найдет себе кого-нибудь…
Гонсала ожидала, что старшая и младшая возразят средней, что сама мысль о возможности личной жизни у их отца покажется им чудовищной, но Жулия задумчиво сказала:
– Мне показалось, что его лечащий врач Лидия как-то необыкновенно на него смотрела…
– Да что ты? – вдруг заинтересовалась Гонсала.
– Точно, точно, – кивнула головой Жулия. – Он ей очень нравится, у меня в этом нет сомнений, и сейчас, когда она, а очередной раз уехала в Англию, она присылает такие чудесные открытки и звонит часто.
– Я восхищаюсь вашим отцом, – искренне сказала Гонсала, – И лучшего ему пожелать не могу!
Когда она возвращалась вместе с Сан-Марино после вечера домой, она впервые думала не о прошлом, а о будущем, и это было так необычно, так странно… Может быть, оттого, что Отавиу так чудесно играл на пианино, а она пела, чего не делала так давно… Пение словно бы вернуло ее в давние времена девичества…
Обычно, если речь шла о будущем, Гонсала сразу представляла себе своих сыновей и погружалась в мысли об их проблемах: что будет с Тьягу? Что будет с Арналду? А о себе она думала только в прошедшем времени, и невозможность ничего поправить в этой несчастливо прожитой – уже прожитой – жизни мучила ее. Но если есть будущее и у Отавиу об этом говорят его собственные дочери, предполагая, что даже он способен найти свое счастье, хотя его больше чем кого бы то ни было, не отпускает прошлое, то почему нет будущего у нее, Гонсалы?
Эта простая мысль так потрясла ее, что она даже огляделась вокруг себя, жизнь перестала быть клеткой, тюремной камерой, о прутья которой она отчаянно и бестолково 6илась, она сделалась дорогой, и впереди замаячил свет.
Сан-Марино думал совсем о другом. Отавиу проявлял все большую активность. Сегодня он, правда, робко и деликатно, но попросил работу, и Антониу не отказал ему. Он должен был знать обо всем, что происходит с Отавиу Монтана, поэтому пусть пишет, пусть предоставляет материалы в редакцию, а Антониу посмотрит, что с ними можно будет сделать…
И особая улыбка зазмеилась на губах человека, который уверенно смотрел в темноту перед собой и вел машину.
Глава 27
Утро в доме Отавиу началось с того, что посыльный внес в столовую целый цветущий сад, и он был так прекрасен!
Бетти захлопала в ладоши: это мне! Арналдинью! Никто другой не мог послать такого роскошного букета, который стоил целое состояние! Она торопливо схватила карточку и удивленно взглянула на Жулию, которая завтракала, сосредоточенно о чем-то думая, наверное, об очередном репортаже.
– Сестричка, а ведь это тебе, – сказала чуть разочарованно, но и не без лукавства Бетти, протягивая карточку Жулии.
– От поклонника, но не тайного, а явного. Шику Мота, – прочитала Жулия, и тут же поджала губы. Букет был началом кампании по ее завоеванию, и она сама дала на нее согласие, заключив с Шику пари.
«Ты будешь встречаться со мной два раза в неделю, и, если спустя два месяца не скажешь, что любишь меня в ответ на мое «люблю», я навсегда исчезну из твоей жизни, – предложил ей Шику. – И знаешь еще что? Если ты устоишь, явлюсь в костюме уроженки Байи, с бусами и бананами на любом официальном празднестве при губернаторе и президенте!
Жулия не могла не рассмеяться, но, разумеется, отказалась. Но ее подначила Бетти, которой она рассказала об очередной выходке Шику.
– Шику Мота не способен любить, и я знаю, что он затеял, говорила возмущенная Жулия, – он хочет доказать, что возьмет надо мной верх, а потом посмеется мне в лицо и уйдет!
– Ну и трусиха же ты! – улыбнулась Бетти. Кто не любит, тот не старается так, как он. Но ты-то что теряешь, Жулия? Ты же уверена, что не полюбишь Шику. Или сомневаешься?
– Уверена! Жулия гордо вскинула голову.
– Ну, так принимай пари и обломай ему рога. Докажи что ты неукротимая! Вперед, сестренка! Мы же знаем, что ты навек останешься со своим шоколадом! Давай действуй!
И Жулия приняла пари.
– Сели, помолись за нас, – попросила Бетти, – обе твои сестры пошли на крутой вираж, и их ожидают большие перемены в жизни.
Раул, наконец, всерьез занялся ее альбомом, и во время съемок Бетти посоветовалась с ним насчет своей тактики относительно Арналду.
– Ты считаешь, меня бабником и поэтому советуешься? – поинтересовался Раул.
– Конечно, – серьезно ответила Бетти. – А разве это не так?
– Так, – согласился он.
Честно говоря, он уже устал от калейдоскопа своих бесконечных возлюбленных, но пока ничего не мог поделать: мужская честь вынуждала его соответствовать их желаниям. «Лучше много женщин, чем ни одной!» – по-прежнему оставалось его девизом.
– Ну, тогда как бабник я скажу тебе следующее: ничего не задевает нас так, как пренебрежение нашими мужскими достоинствами. Чего ты хочешь от Арналду?
– Чтобы он на мне женился, – твердо ответила Бетти.
– Молодец! Так и надо! – одобрил Раул. – Тогда секс только в медовый месяц! Я уверен, что ты победишь, Бетти, ты этого заслуживаешь!
Бетти подкрасила губы самой яркой кроваво-красной помадой и улыбнулась: она тоже так считала.
Теперь уже Бетти не исчезала из дома по вечерам, она сделалась такой же домоседкой, как Жулия.
– У Арналду везде полно знакомых, – говорила она, – я вовсе не хочу, чтобы ему кто-то донес, будто я веселюсь по вечерним клубам.
Зато проехаться по вечерним клубам пожелал Отавиу. Он всерьез собирался заняться прерванной журналистской деятельностью и мечтал восстановить свою давнюю колонку о ночной жизни Рио.
Его спутником и чичероне по ночному городу стал Раул, они объехали с десяток злачных мест, но Отавиу постигло огромное разочарование – куда девались маленькие уютные кафе, каждое со своими завсегдатаями и своими певцами или музыкантами? Где трогательное, берущее за душу пение? Где злободневный городской романс, чутко откликающийся на потребности публики?
Ор, несущийся с эстрады, напугал Отавиу. Вихляющиеся девицы, безвкусные костюмы или полное их отсутствие, мигание света, полупьяная публика произвели на него самое неблагоприятное впечатление. Вдобавок в одном из темных закоулков подгулявшая компания пьяных молодчиков едва не пристрелила их, и только благодаря ловкости и сообразительности Раула они избежали самых страшных последствий.
Отавиу был потрясен ночным путешествием.
– Мне кажется, я побывал в какой-то клоаке, – сказал он. – Раньше я странствовал по миру удовольствий и встречал в нем радости, которые объединяли всех, например пение и танцы. Люди собирались вместе, чтобы пошутить, посмеяться, словом, повеселиться. Теперь я попал в мир истерики.
Раул с удивлением посмотрел на этого человека, который считался больным, но судил не только здраво, но и проницательно.
– Я вижу, что рано сделал заявку. Мне нужно было бы сначала взвесить свои силы, – продолжал сокрушаться Отавиу.
– Вы могли бы вести какую-то тему из номера в номер, – предложил ему Шику.
– Нет, для этого нужны сквозные сюжеты, а у меня нет памяти, – вновь очень трезво оценил свои силы Монтана.
– Тогда напишите о том, к чему у вас душа лежит, а там будет видно, – мудро решил Шику, который, сменив Раула, взял на себя обязанности проводника в мире технических достижений и учил Отавиу, как обращаться с компьютером.
Отавиу охотно работал на нем, но искренне обрадовался, когда нашел на одном из шкафов пишущую машинку. Он снял ее, заботливо стер пыль и сел работать. Сотрудники редакции удивленно поглядывали на чудака, но ловили себя на том, что чувствуют к нему приязнь и симпатию. Отавиу словно бы замедлял сумасшедший темп жизни, расцвечивая ее давно забытыми нюансами: чувствительностью, добрым вниманием, юмором.
Шику проникался к Монтана все большим интересом, и желание писать о нем книгу крепло в нем с каждым днем.
– Кстати, вы не возражаете против того, что я ухаживаю за вашей дочерью? – нашел нужным осведомиться он у того, кого считал своим будущим тестем, а заодно и героем.
– Я очень рад этому, – искренне ответил Отавиу.
– А чем бы вы посоветовали мне ее порадовать? Что она любит?
– Молиться, – сразу же ответил Отавиу и тут же спохватился. – Нет! Ты же ухаживаешь за Жулией, а она любит шоколад.
На другой день Жулия получила, чуть ли не ящик лучшего шоколада, но не притронулась к нему. Она твердо решила не поддаваться ни на какие ухищрения Шику.
Теперь и Отавиу сидел вечерами, как Жулия, и писал. Он был благодарен дочери, потому что идея вернуться в журналистику исходила от нее, и вот эта идея осуществлялась, и он чувствовал себя счастливым.
– Я приготовлю вам всем сюрприз, – шептал он, – вам и моей дорогой Еве, которая вот-вот вернется.
Когда Вагнер получил от Отавиу материал, он недоумению пожал плечами. Это было что-то вроде лирического этюда, портрета или своеобразного признания в любви, написанного очень талантливо и проникновенно, но совершенно не для публики желтой газетенки «Коррейу Кариока», привыкшей в лучшем случае к скандалам и пикантным подробностям, однако, памятуя о распоряжении шефа, Вагнер пообещал опубликовать эссе в ближайшем номере.
– Как обрадуются мои девочки, прочитав в газете добрые слова о своей матери, – говорил во время прогулки Отавиу Алексу. – Только ты уж, пожалуйста, не выдай моей тайны раньше времени, пусть они раскроют газету и моя статья будет для них нежданным подарком.
– Конечно-конечно, – кивал Алекс, с грустью думая о том, что работа нашлась и для Отавиу, а вот он, Алекс, все никак не может найти себе никакой работы. Он обошел уже, наверное, три десятка ресторанов и кафе в поисках места официанта, но всюду просили прийти через неделю, через месяц, а потом снова через неделю. На работу задумала устроиться Онейди, собравшись пойти продавщицей в спортивный магазин. Там было место, и можно было выходить на работу хоть на следующий день.
– Через мой труп, – воспротивился Алекс. – Пока я жив, моя жена не будет работать! Это что же: ты будешь стоять за прилавком в спортивном магазине, а молодые здоровые бугаи будут любоваться моим сокровищем? Никогда в жизни!
Онейди не настаивала: для нее самым главным было мнение Алекса. Если был доволен он, то и она чувствовала себя счастливой.
– Вот бы мне такой характер, – вздыхала Жулия, видя, какой мир и покой царят в семействе Алекса, но в себе не находила ни мира, ни покоя.
Отавиу с нетерпением раскрыл поутру газету, просмотрел ее всю, но своей статьи не нашел. Не было ее и на второй день, и на третий… Он загрустил и не мог понять, что же случилось. Ведь Сан-Марино так торжественно привел его в редакцию, объявил сотрудникам, чуть ли не на первой полосе собирался объявить, что в газету вернулся Отавиу Монтана! Он даже назначил ему приличный оклад, его материал приняли, и.… Или все это была только видимость? Своеобразная благотворительность? А может быть, психотерапия?
С памятью у Отавиу Монтана были по-прежнему нелады, но глупцом он не был. И в своих догадках был недалек от истины.
Взглянув на трогательное и талантливое эссе Отавиу о его возлюбленной, Сан-Марино пренебрежительно распорядился:
– В корзину! Он все равно ничего не помнит!
Но, перебирая впечатления от вечера, который устроил им Отавиу, и их совместное путешествие по подвалу и в прошлое, чувствовал беспокойство – его друг был вовсе не таким уж беспамятным и в любую минуту мог вспомнить все.
Торкуату крайне разозлил Сан-Марино, он накричал на него и выгнал. Ищейка состарилась, потеряла нюх, пора было выкинуть ее вон. Подумать только! Упустить Элиу Арантеса, когда он уже повис на крючке!
Антониу собственными ушами слышал разговор Элиу с Алексом, адвокат собирался сообщить что-то важное Отавиу и просил о встрече. Алекс согласился, но тут же сам перезвонил Сан-Марино, сообщив о желании шантажиста. Сан-Марино успокоил Алекса, посоветовал поехать на встречу и поручил Торкуату ликвидировать, наконец, этот опасный элемент. Встреча произошла в пустынном зале ожидания, но как только Арантес понял, что вместо Отавиу его поджидают псы Сан-Марино, он побежал и сумел скрыться, хотя Торкуату был на машине, набитой вооруженными бандитами. За это Сан-Марино и выгнал его.
– Я умею только служить тебе, – жалобно сказал Торкуату, – как служил ровно тридцать лет!
Он так унижался, так просился обратно, что спустя какое-то время Антониу дал ему новый шанс – пусть все-таки доведет дело до конца и отыщет Арантеса.
Уж больно не хотелось Сан-Марино подключать к этой истории новых людей. Он не был уверен в успешности действий Торкуату, но был уверен в его преданности, а в таких щекотливых вопросах это тоже немаловажно.
Торкуату воспрянул духом и с удвоенной энергией пустился отыскивать след пропавшего. Сначала он сообщил, что отыскал дочь Элиу. Через некоторое время он отыскал его сына.
– Теперь он у нас в руках! – радостно заявил он Антониу. – Вот увидишь, не пройдет и нескольких дней, как мы с ним поквитаемся!
Однако прошло куда больше времени, но Арантес по-прежнему оставался живым и невредимым и прятался неизвестно где.
Совершил Торкуату прокол и с домом, который был отдан семейству Монтана. Он клялся и божился, что принял все меры предосторожности, хвастался тем, что поставил телефон на прослушивание, и это было действительно так, потому что Антониу регулярно прослушивал интересующие его разговоры, но Торкуату не заглянул в подвал, оставив в распоряжении Отавиу массу фотографий, документов, вещей, которые могли вывести его на след, пробудив в нем память. А если он вспомнит…
Своими опасениями Сан-Марино поделился с Алвару, но тот только рассмеялся.
– Тебе ли 6еспокоиться? Монтана целиком и полностью у тебя в руках и под твоим контролем. Стоит ему сделать неверный шаг, и ты найдешь, как направить его на путь истинный!
Да, Сан-Марино знал, как ему поступить, если его старинный друг сообразит, каким образом названый брат Антониу поступил со своим благодетелем сеньором Григориу.
Сан-Марино и толстяк Алвару понимающе переглянулись.
Домой Сан-Марино вернулся уже во вполне сносном настроении. Едва ступив на порог, он почувствовал дразнящий запах чего-то вкусного.
Побывав в гостях у Отавиу, Гонсала, как видно, под впечатлением от его кулинарных способностей тоже вспомнила о своих кулинарных талантах и баловала домашних великолепной итальянской кухней.
Патрисия, застав хозяйку дома за стряпней, была страшно удивлена.
– Я не могу приготовить и яичницу, – призналась она, – боюсь даже подходить к плите.
– Все итальянцы прирожденные повара, – улыбнулась Гонсала. – Я готовлю блюда, которыми баловала нас мама в детстве.
– Но в этом пироге, наверное, масса калорий – вздохнула Патрисия, глядя на румяный пирог.
– Кто тогда думал о калориях? – отмахнулась Гонсала – Ели с аппетитом и радовались.
С аппетитом ели пирог Гонсалы и ее сыновья.
Правда, в этот вечер Арналду хоть и ел с неизменным аппетитом чудесный, с хрустящей корочкой пирог, но вид у него был отсутствующий. Он думал о красавице блондинке по имени Бетти Монтана, которая подала острые закуски, но никак не несет горячего. Он звонил ей без конца, но она все время была занята, и он всерьез разозлился. Кто она такая, чтобы ‚пудрить ему мозги? Он спортсмен, его спорт – женщины, и он не позволит обойти себя на дистанции. Арналду продумывал тактику отмщения и не обращал внимания на присутствующих. Он даже не заметил, в каком виде явился к ужину его младший брат.
Гонсала ахнула. Зато настроение Сан-Марино сразу улучшилось: теперь было видно, что его сын – мужик, а не баба.
– Надеюсь, у твоего противника не меньший фингал под глазом? – осведомился он.
– Его, кажется, отвели в медпункт, – нехотя отозвался Тьягу.
– Вот это по-нашему. Никому не давай спуску, сынок. Я зарывал всех своих противников. – Гордо сообщил Сан-Марино. – А из-за чего вышла драка?
– Из-за футбола. Нам назначили пенальти несправедливо, – так же нехотя ответил младший сын. – Я не сдержался и врезал.
– И это по-мужски, – одобрил отец. – Помни, что ты – Сан-Марино, и расшвыривай всех с дороги. Ты преподнес мне замечательный сюрприз, я и не звал, что ты играешь в футбол
Но Гонсала своим чутким материнским сердцем сразу поняла, что дело совсем не в футболе и была права.
К Тьягу прибежала Жуана, с которой в классе у него были очень дружеские отношения, и сообщила, что девочки, Рана в Сели, отправились на пляж, а за ними увязался Лулу.
Тьягу не нужно было объяснять, кто такой Лулу и чего можно от него ждать, он однажды уже обидел Сели, готов был сделать это и сейчас. Тьягу тут же сорвался с места и побежал на пляж. Он не ошибся. Лулу облапил Сели, а та отбивалась от него изо всех сил. Тьягу налетел на негодяя, как ястреб.
– По-твоему, раз хорошенькая девочка так ее и тронуть нельзя? – вызывающе произнес Лулу и тут же получил по морде.
Еще секунда, и, сцепившись, мальчишки покатились по песку, а перепуганная Сели в слезах убежала. Она не выносить подобных сцен, ее ужасали приставания Лулу, не менее страшила и драка.
Тьягу был в такой ярости, что сделал из Лулу просто котлету. Он и сам не ожидал от себя ничего подобного, а девчонки из его класса тем более – отличник, всегда вежливый и спокойный, Тьягу так дерется?!
Вечером, делая сыну примочки, Гонсала спросила:
– Ты подрался из-за Сели?
Тьягу не стал таиться от матери.
– Да, мама, один парень хотел ее обидеть, но я из него котлету сделал, честное слово!
«А он из тебя», – хотела сказать Гонсала, разглядывая кровоподтеки сына, но удержалась и не сказала, только ласково потрепала его густые спутанные волосы.
Если бы ты знала, мама, как трудно соперничать с самим Господом Богом! – с тоской сказал сын.
И Гонсала – что она могла поделать? – перекрестила его.
Глава 28
Ближе к вечеру Жуана обычно заглядывала к матери танцзал. Занятия уже заканчивались, ученики расходились и можно было посекретничать с Жанетой, которая, отдыхая, сидела в углу на банкетке. Но нередко Жуана заставала мать в обществе Аттилы, он сидел на маленькой скамеечке и преданно снизу вверх смотрел на нее.
«Моя Королева! – с издевкой повторяла про себя в таких случаях Жуана излюбленное обращение Атилы к матери, и ее чуть не тошнило от отвращения.
Она насквозь видела этого типа, который просто-напросто умело, подольщался к Жанете, смотрел на нее восторженными глазами, но, разумеется, ни на волосок не любил ее.
Жуане было обидно за мать: разве можно быть такой близорукой? Почему она не видит, что рядом с ней мошенник и притворщик? Почему терпит его? Ее любимая мамочка такая красивая, легкая, как перышко, и так отлично танцует! Неужели она не понимает, что унижает себя?
Жанета, видно, не понимала. Блестящими глазами смотрела на разглагольствующего Атилу, и лицо ее выражало искреннее восхищение. А Жуана, видя Атилу, всегда расстраивалась. Ей так хотелось побыть с матерью наедине, рассказать все свои новости.
На этот раз Жуана застала мать одну и с восторгом принялась рассказывать ей о своем однокласснике, отличнике и умнице Тьягу, который отколотил несносного задиру Лулу.
– Этот Лулу никому проходу не дает! – говорила Жуана. – Как увидит девочку посимпатичнее, так и пристанет. А Тьягу, он как даст ему!
Жанета внимательно смотрела на свою раскрасневшуюся дочь.
– Наверное, если он такой драчун, это все-таки не очень хорошо, – с сомнением сказала она.
– Нет, что ты, мама! Он очень добрый! И заступился за всех нас. Вернее, за Сели.
Произнеся имя Сели, Жуана немного запнулась, ей было не слишком приятно, что Тьягу, с которым она дружила и который так здорово помог ей подготовиться по истории, в последнее время только и думает, что об этой девушке. Он даже записку ей передал с Жуаной, но Сели разорвала ее, и Тьягу ужасно расстроился, когда она ему об этом рассказала.
Жуана приготовилась рассказывать дальше, но тут к ним подошел Атила и напыщенно заявил:
– Королевский двор в полном составе: королева-мать и красавица принцесса! В твоих глазах, принцесса, появился особый блеск, и он делает их еще прекраснее.
– До чего же ты наблюдательный, – восхитилась Жанета. – Я думаю, что глаза у Жуаны блестят из-за Тьягу.
Жуана обиделась на мать, ее замечание показалось ей страшно бестактным.
– Я просто рассказала тебе о драке, – сухо сказала она. – Тьягу нас спас, вот и все.
– Значит, твой приятель хорошо дерется? – снова влез в их разговор Атила, чем раздосадовал Жуану еще больше.
– Да, он хорошо дерется, – так же сухо подтвердила она, – точь-в-точь, как бывший мамин друг. Серьезный товарищ!
– Серьезный товарищ? – переспросил Атила и изменился в лице.
Занервничала и Жанета. Она припомнила, как серьезный товарищ чуть было не разнес всю школу, когда кто-то из учеников пригласил ее на танец. Ревнив был как черт, и вдобавок обманул ее доверие. Оказался недостойным ее любви. Он нуждался вовсе не в ней, а в ее деньгах. Жил за ее счет, наделал долгов, у нее перебрал в долг кучу денег, а потом исчез. Стоило Жанете вспомнить этого негодяя, как у нее портилось настроение. А Атила? И Атила – ревнивец не из последних. Сколько придется его успокаивать! Дернул же бес Жуану за язык!
Видя, как мать изменилась в лице, как виновато смотрит она на Атилу, Жуана поклялась себе, что избавит мать от этого проходимца! А в том, что это проходимец, она нисколько не сомневалась.
Своими планами Жуана поделилась с Констансиньей – девочки с детства были не разлей вода, – и они принялись следить за Атилой.
Их усилия не пропали даром, однажды им удалось увидеть, как поклонник Жанеты встретился в кафе с тем, кого Жуана назвала серьезным товарищем, кто обманул ее мать и исчез с деньгами. Селиу Манинью! Жуана сразу его узнала!
Мужчины встретились как старинные приятели, более того, Атила вручил Селиу какие-то деньги.
– Они сообщники! – догадалась Жуана. – Вот оно! Наконец-то! Наконец я выведу его на чистую воду!
Недаром говорят, что устами младенца глаголет истина: по-детски простодушная Жуана видела мир таким, каков он был. Ей сразу стало ясно, что Атила и Селиу давно знакомы.
Так оно и было, и занимались они одним и тем же ремеслом, живя за счет ищущих любви женщин. Селиу и навел Атилу на Жанету и теперь ждал от коллеги денежной благодарности.
Атила протянул ему пятьдесят реалов.
– Думаю, я расплатился с тобой сполна, – сказал он.
– А я думаю, что ты шутишь. Я продал тебе всю подноготную вдовушки за триста реалов, а ты хочешь отделаться за полцены. Я навел тебя на дурочку, чтобы она тебя кормила-поила, а ты теперь хочешь меня кинуть? – Вид у Селиу был очень грозный.
– Думай, что говоришь, старик, – возмутился Атила. – Речь шла о дурочке, а Жанета – совсем другое дело, она трудится, не покладая рук. Мне даже стыдно брать у нее деньги, потому и говорю, что не получил так много, как собирался. Ясно тебе?
– Значит, даришь свою любовь задарма? Уж не влюбился ли ты, Атила? Смотри! Мы с тобой кореши, или ты платишь, как положено, или пеняй на себя!
Жанета попросила прощения у Атилы за то, что сказывала ему о своем прошлом.
– Конечно, я не святая, – сказала Она, – но с тех пор как мы с тобой вместе, оно ничего для меня не значит!
При этом она смотрела на своего возлюбленного с таким обожанием, что он все великодушно простил своей королеве.
Жанета решила устроить небольшой вечер и пригласила на него своих родственников. Раз уж они с Атилой решили пожениться, то мало всех перезнакомить друг с другом, нужно потихоньку всех друг к другу приучить,
Начала она, разумеется, с Жуаны. Ласково обняв ее, она сказала:
– Мне кажется, что Атиле давно пора приходить к нам открыто. Он очень хороший человек, безумно меня любит и все, что я рассказала ему о своем прошлом, никак не сказалось на наших отношениях.
– Очень рада, – ответила Жуана. – Я бы переживала, если бы что-то тебе испортила. Послушай, а почему бы нам не пригласить к нам всю нашу родню – бабушку, Шику, Констансинью, Лусию Элену, ну и Атилу, разумеется, и не посидеть всем вместе, по-семейному? Что ты на это скажешь, мамочка?
Жанета бросилась обнимать дочь. Как они понимают друг друга! Как чувствуют! Ведь именно это она и собиралась сделать!
Она не рассчитывала на такое великодушие со стороны дочери, куда чаще Жуана ревновала ее и обычно была настроена против ее личной жизни…
Если бы Жанета знала, что ее ждет, она бы навсегда отказалась от мысли о вечерах в семейном кругу, и мысль о замужестве отложила бы на неведомый срок!
Но кто знает, что подстерегает его за поворотом дороги? Кто готов к очередным превратностям судьбы?
Хотя в тот день, когда родня должна была собраться у Жанеты, судьба словно бы предупреждала, а может быть, даже пыталась уберечь ее от грядущих гроз, устроив сама невероятную грозу с ливнем.
Жудити при первом знакомстве Атила не слишком понравился, и она со свойственной многим матерям высказала своей непутевой дочери, которая никак не могла найти себе положительного и солидного спутника жизни, свое нелицеприятное мнение.
Поэтому, собираясь на этот раз к Жанете, Жудити была заранее в дурном расположении духа, а тут еще и проливной дождь с грозой! Как всегда, они поцапались с Лусией Эленой, но приехавший за ними Шику быстро навел порядок в своем домашнем курятнике, усадил всех в машину, и они отправились в гости.
Дверь открыла Жанета, за ее спиной маячил Атила, приветствия, улыбки, но одними улыбками дело не обошлось. Жудити сразу стала выговаривать дочери за то, что та не слушается советов матери и продолжает водить знакомство с всякими малопочтенными личностями. Жанета всеми силами старалась урезонить мать, этот вечер она устроила не для того, чтобы ссориться.
Наконец все семейство уселось за красиво накрытый стол, чтобы отдать должное кулинарным талантам хозяйки. А они того стоили, в этом не было никаких сомнений, потому что лазанья, которую приготовила Жанета, так и дразнила своим аппетитным видом и запахом. Напряженная атмосфера взаимной неловкости смягчилась, все расслабились, и вечер обещал стать приятным, но тут дона Жудити вновь вернулась к теме солидных мужчин, прочно стоящих на своих ногах и зарабатывающих хорошие деньги.
– А то кругом так и шастают всякие прощелыги, разевают рот на готовое, – заявила она, сверля глазами Атилу в ярко-зеленой рубашке и белоснежном костюме.
Он приветливо улыбался, но чувствовал себя не слишком уютно.
Тут и Жуана выступила со своим разоблачением:
– Бабушка права, я должна всем вам открыть глаза, особенно маме, – начала она и рассказала все, что успела узнать о поклоннике своей матери. – Они друзья с Селиу Манинью, настоящие друзья!
Будь проклят этот Селиу Манинью, подлец и обирала, живущий за счет доверчивых женщин! Память о нем была еще слишком свежа, чтобы семья могла равнодушно слышать его имя. Нетерпимее молодости только старость, Жуану тут же снова поддержала Жудити:
– Я никогда не заблуждалась на твой счет, Атила! Я сразу подумала, что ты выполз из того же змеиного гнезда, что и тот подлец.
Услышав такое, набросился на Атилу и Шику:
– Ах ты, гад! Задумал обмануть мою сестру!
Жудити оставила Атилу сыну, а сама занялась дочерью и опять принялась учить ее уму-разуму и наставлять на путь истинный.
– Видишь, что бывает, когда не слушаешься матери? – говорила она. – Видишь, какой плачевный результат! Мне кажется, тебе есть о чем подумать!
Атила не стал отрицать своего знакомства с человеком, которого слишком явственно и слишком горько помнили в этом доме, но он попытался что-то объяснить, как-то оправдаться.
