Текст книги "Воздушные замки. Тайны прошлого"
Автор книги: Маринью Эуклидес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
– Ничего плохого я не сделал! А с этим человеком я познакомился в тот самый день, когда нас с ним видела Жуана.
– Да?! – возмутилась девочка. – И поэтому вы сразу стали на «ты» и повели себя как старинные друзья? Нет уж, лучше признайся, что ты обманул мою маму, а сам заодно с этим отвратительным типом!
– Ты пробрался в школу, чтобы обобрать Жанету! – догадался Шику и уже был готов хорошенько проучить мошенника.
Жанета сидела, будто окаменев, зато все вокруг ругались. И как же было бедной Жанете и больно, и неловко, и стыдно!
А Атила? Что ему оставалось? Только уйти. Другого выхода у него не было. Разве мог он продолжить оправдываться, стараясь сохранить Жанету? Нет. Любые оправдания только подтвердили бы его корыстолюбие, его нечестность.
И Атила жалобно обратился к своей возлюбленной:
– У меня сердце кровью обливается, но я ухожу! Исчезаю из твоей жизни, любимая! Меньше всего я хочу, чтобы ты плакала от стыда! Прощай! Никогда не забывай, что я люблю тебя, обожаю, преклоняюсь перед тобой, целую землю, по которой ты ходишь, моя королева!
Произнеся эту патетическую речь, Атила направился к выходу, а разгневанное семейство кричало ему вслед оскорбления. Жудити даже ткнула в афериста пару раз своим красным зонтиком, надеясь, что это поможет ему забыть сюда дорогу навсегда.
Атила ушел, Жанета осталась сидеть, но кому было лучше и легче – неизвестно. Скандал был так ужасен, так безобразен.
Как жестока юность в своем стремлении к гармонии! Сколько бед она приносит своим бескомпромиссным максимализмом!
Жуана не раскаивалась в совершенном, но чувствовала, что можно было бы поступить более мягко, пощадив мать и не выставляя ее раны на всеобщее обозрение. Чувствовать она чувствовала, но как это сделать, не знала. Если высказать все Атиле с глазу на глаз, он мигом перевернет все в свою пользу, привлечет на свою сторону Жанету, а Жуану выставит клеветницей, глупой девчонкой, которая только и знает, что воду мутит из ревности к матери. Этого Жуана опасалась больше всего и поэтому пошла на публичное выяснение отношений.
Жанета сидела как оплеванная. Мать тут же ста винить ее в извечном легкомыслии, а у Жанеты не было сил, чтобы защищаться. Слезы текли из ее глаз, и ее было очень жаль, но родня не обращала на нее внимания, продолжая кипятиться, ругать на чем свет стоит теревшегося к ним в доверие подлеца.
Наконец-то вспомнили и о Жанете.
– Мы тебе поможем забыть его, сестра! – Обратился к ней Шику. – Будь сильной и не сдавайся! Вычеркни навсегда его из своей жизни! А если у него хватит наглости появиться снова, вызови полицию и пригрози ему как следует!
– Шику, я очень тебе благодарна, – начала Жанета, и из ее глаз полились слезы, – но мне нужно по6ыть одной, поплакать, выплакать все слезы сегодня, потому что завтра у меня будет очень трудный день.
Шику понял сестру и поднялся, позвав с собой Констансинью, которая весь вечер просидела как на иголках, опасаясь, как бы Жуана не упомянула, что они занимались слежкой вместе. Ей было очень жалко тетю Жанету, и она совсем не хотела участвовать в семейном скандале.
Жудити и Лусия Элена хотели остаться, чтобы поддержать несчастную жертву, но Шику вовремя сообразил, каково будет сестре с такой поддержкой, и он стал торопить и ту и другую.
– Если у Жуаны достало сил, чтобы заварить такую кашу, – заявил он, – то она вполне может и мать поддержать! А поддержать ее стоит, она в полной прострации! Не обязательно было устраивать такой балаган и унижать мать!
Жуана и сама уже не чувствовала себя такой правой, но что было делать? Все уже свершилось.
Гости разошлись, и Жанета, не раздеваясь, не смыв макияжа, повалилась на кровать. Жуана села рядом.
– Я все поняла, – начала она, – я перегнула палку, опозорила тебя при всех, но ты самая лучшая мама на свете, и я хотела тебе помочь. Я не хотела, чтобы повторилась прошлая история, и ты чувствовала себя оплеванной. Я хотела защитить тебя и защитила. Этот Атила хотел одного: жить за твой счет, и я не могла скрыть от тебя горькой правды!
Она прижалась к матери, и та ласково провела по ее волосам.
– Это было ужасно, – призналась она, – но ничего, как видишь, я осталась жива.
– Ты молодая, красивая, и обязательно будешь, счастлива, – горячо принялась убеждать ее дочь. – Вот увидишь! А на Атилу я должна была тебе раскрыть глаза, иначе ты бы еще больше мучилась. Он же сам признал, что он – мошенник!
Как только речь заходила об Атиле, Жуана начинала кипеть и снова рвалась в бой.
Жанета ласково ее остановила:
– Все, что ты сказала при всех, все, что ты о нем узнала, – проговорила она со слезами на глазах, – я давным-давно знала и сама. Я довольно скоро поняла, кто такой Атила, и ничуть не заблуждалась на его счет. Но знаешь, доченька, почему я молчала и притворялась дурочкой?
Жуана с недоумением уставилась на мать.
– Потому что я безумно его люблю! Люблю так, как никогда и никого еще в жизни не любила!
Вот это было открытие! Жуана просто рот открыла от неожиданности, ушам не поверила. Да как такое может быть?
Но по мере того как она вникала в слова матери, ей становилось все больнее и больнее, потому что ситуация представлялась ей совсем уж безнадежной и отчаянной. Она хотела защитить свою мамочку, а принесла ей только горе. Но, не принеси она этого горя, мать все равно не могла бы быть счастлива, потому что как можно быть счастливой, если знаешь, что любимый тобой человек – аферист и подлец?
Жуана сидела, застыв в скорбном недоумении.
Как же он сложен, этот мир взрослых!
Глава 29
Материал Отавиу так и не появился в «Коррейу Кариока», и он, наконец, понял, что его время как журналиста ушло. Собственно, не нужно было и обольщаться, что он вновь способен работать в газете, но ему так хотелось встретить Еву во всеоружии…
Отавиу расхаживал по комнате, думая, что ему делать дальше, время от времени останавливаясь и вглядываясь то в один портрет Евы, то в другой.
Она тоже любила рассматривать свои портреты, и они всегда во множестве висели по стенам их квартиры. Ева гордилась своей красотой, и Отавиу тоже ею гордился. Снова развесив портреты жены, он словно бы приблизился к счастливым временам, когда они были вместе.
За стеной о чем-то болтали Онейди с Бетти, голос Бетти всегда напоминал ему голос Евы, и он стал невольно прислушиваться.
– Арналду мне не звонил? – спрашивала Бетти.
– Звонил и расстроился, когда узнал, что тебя нет, – отвечала Онейди. – Как ты думаешь, неужели твой план сработает?
– Мой план разработал величайший специалист, – важно отвечала Бетти, вспоминая консультацию Раула, – никуда этому Арналду Сан-Марино не деться! Ты только подумай, как мне повезло: и богат, и красив, и я стану его женой, чего бы мне это ни стоило! А потом выпотрошу!
Будто кто подхлестнул Отавиу, с такой быстротой он появился в соседней комнате.
– Что? Что ты сказала? – возмущенно спрашивал он, глядя на дочь. – Ты задумала обобрать сына моего друга. Оставь нас вдвоем, Онейди! Порядочной женщине такое и в голову прийти не может! Ты соображаешь, что говоришь?
– Ну что ты раскипятился, папа? Пустяки, какие! – Бетти ласково взглянула на отца. – Я совмещаю приятное с полезным, только и всего! Поверь, я очень люблю Арналду!
– Врешь, – наступал на дочь Отавиу. – По глазам вижу, что врешь! Я уже записал однажды твои слова, что ты хочешь выйти замуж за богатого, но счел их за шутку! Моя дочь не может быть охотницей за богатыми женихами!
На этот раз Бетти рассердилась: хорошо ему провозглашать прописные истины и требовать всяких глупостей. Сам-то родился в богатом доме, а они? Чего они только не терпели, как только не мыкались!
– С такими взглядами не ты не можешь быть дочерью Евы, – преподнес Отавиу Бетти самый убедительный, с его точки зрения, аргумент, желая, во что бы то ни стало заставить се отказаться от своих постыдных взглядов.
– Папа! Ты сам постоянно твердишь, что мы с мамой очень похожи, – заявила дочь. – Так оно и есть! Я очень любила маму и, хотя была маленькой, всегда ее понимала, а вот ты – нет! И всегда с ней ссорился! Вы же постоянно ругались, я помню…
Лучше бы Бетти такого не говорила! Отавиу едва не хватил удар.
– Неправда! – произнес он страшным голосом. – Ты только и умеешь, что врать! Ты страшный человек, Бетти! Я запрещаю тебе со мной разговаривать! Я тебе больше не отец. Избавь меня от этого несчастья!
Бетти разрыдалась и выбежала из комнаты.
Она лежала на постели, когда к ней пришла Жулия. Старшая сестра принялась выговаривать средней за несдержанность.
– Нужно же было поберечь отца! Как ты не понимаешь таких простых вещей! Ему пришлось дать успокоительное после разговора с тобой. Ты ни в чем себе не отказываешь, живешь в свое удовольствие и ни за что не отвечаешь.
Бетти и сама раскаивалась, но выговор сестры задел ее за живое: как всем легко упрекать ее! А кто поинтересовался, что делается у нее на душе?!
– Ты точь-в-точь, как отец– 6уркнула она. – По-твоему, все должны быть одинаковыми, а если кто-то отличается, то он плохой! Но это не так, поймите же, наконец! Бетти присела на кровати и горячо заговорила.
– Нас всех обидели, всех троих! Мы росли без отца, без матери, мы были предоставлены сами себе! Вот ты, например ты, изображаешь из себя уравновешенного человека, а сама смертельно боишься подойти к мужчине! Боишься поцелуев, боишься любви! И Сели тоже пошла по этой дорожке, а меня за то, что я полноценная женщина, считаете потаскухой! Но это вам нужно избавляться от своих комплексов, вам! А не мне!..
Жулия тоже не осталась в долгу, и в результате сестры снова поссорились.
Раул был крайне удивлен, когда в их с Шику квартире появилась Бетти. Еще больше он изумился ее слезам. Чтобы никогда не унывающая красавица плакала? Выслушав все ее печали, узнав, что в семье никто ее не понимает и не любит, хуже того, считают распущенной, Раул как мог, утешал бедняжку, по-хорошему, по-товарищески, а потом уложил ее спать в своей спальне, а сам пристроился на диване в гостиной. Поутру, когда она еще спала, он отправился к Отавиу парламентером. Дочь и отец должны были помириться, они нуждались друг в друге, они друг без друга страдали.
За ночь Отавиу чего только не передумал, он мучился из-за того, что обидел свою девочку, но и обида за жену тоже терзала его сердце. Однако, выслушав Раула, он немедленно отправился к ним на квартиру и там обнял свою дорогую Бетти. Он жалел свою девочку, которая так долго плутала одна по житейским дорогам, что могла и заблудиться…
Не так уж много прошло времени с того дня, когда Отавиу Монтана вернулся в жизнь, но, сколько произошло перемен! Он не знал, что у него три дочери, и узнал каждую из них, он не был отцом и стал им!..
Бетти, наконец, соизволила согласиться провести вечер с Арналду, и он заехал за ней. Пока она наряжалась и подкрашивалась, плейбой благовоспитанно сидел в гостиной, наслаждаясь обществом Отавиу, Алекса и Онейди.
Поговорив, как положено, на нейтральные темы вроде погоды, Отавиу спросил:
– Какие у тебя намерения в отношении моей дочери? Я спрашиваю тебя как отец.
– Самые лучшие, Сеньор Отавиу, – отвечал молодой человек, который до этой поры не пропускал мимо ни одной юбки.
– Вы поженитесь? – уточнил Отавиу.
– Я бы сказал, мы в начале пути, – дипломатично вышел из положения Арналду.
– Очень рад, – добродушно сказал будущий тесть. – Только я вам советую получше узнать друг друга.
Появилась сияющая Бетти, и молодые люди ушли, а Отавиу все продолжал повторять: да-да, очень важно получше узнать друг друга…
Алекс и Онейди о чем-то горячо спорили в уголке, и Отавиу пожелал узнать, о чем именно.
– Мы хотим открыть свое маленькое дело, но у нас нет денег, – пояснила Онейди. – Я предлагаю Алексу продать мои драгоценности, а он не соглашается.
Алекс упрямо затряс головой, давая понять, что продажа осуществится только через его труп.
– А мне было бы так радостно стоять рядом с тобой и продавать все, что мы наготовили, – заговорила Онейди. – Я ведь все равно не ношу их, так зачем им лежать, Алекс?!
Отавиу послушал, как супруги спорят и, не желая им мешать, пожелал всем спокойной ночи и отправился к себе.
По дороге он спустился в подвал и прихватил с собой старинную шкатулку, которую давно собирался разобрать. В ней лежали документы, фотографии, письма.
«Да, нужно очень хорошо знать друг друга», – снова повторил он, собираясь насладиться письмами Евы.
За окном бушевала гроза, и лил отчаянный ливень, когда Отавиу, уютно устроившись на постели, перебирал пожелтевшие листки бумаги. Ласковая улыбка то и дело трогала его губы: слабо мерцающими пятнами память то и дело возвращала ему давние, дорогие его сердцу времена.
Но вот все письма прочитаны, разложены по стопкам и вот-вот будут увязаны и положены обратно.
Прежде чем расстаться с ними, Отавиу еще походил по комнате, взглянул за окно, где свирепствовала гроза, вдыхая свежий воздух. Ему все чудилось, что сейчас он вспомнит что-то чрезвычайно важное. Он пытался вспомнить, морщил лоб, напрягался – и не мог. Взглянув еще раз на шкатулку, он увидел вдруг на дне небольшую петельку, подошел, потянул за нее и открыл потайное отделение. В нем лежало несколько листочков, он взял и стал перебирать. Один пустой листок, второй тоже, а вот третий был весь исписан. Почерк Евы – красивый, уверенный и твердый.
Отавиу начал читать его с той особой улыбкой, с какой читал письма любимой жены, но никак не мог понять, о чем ведется в этом письме речь. То есть, нет, о чем, было ясно – о любви. Но не к нему, не к Отавиу. О нем говорилось с пренебрежением и насмешкой. Речь велась так, словно он был досадной помехой, третьим лишним в счастливой и благополучной жизни любящей пары, более того, Ева собиралась уехать с тем, кого любила, и оставить постылого и надоевшего мужа…
Только после этих строк до Отавиу начала доходить страшная истина. Он не хотел ее. Он от нее отстранялся, заслонялся. Она пугала его, но, несмотря на все свои усилия, он понял: у Евы был любовник, а его, Отавиу, она не любила!
Привычный мир, в котором он столько лет прожил, вдруг рухнул в одночасье, и его обломки погребли под собой несчастного Монтана.
– Господи! Господи! – только и мог он повторять, ни на что уже не надеясь.
И вдруг ослепительным видением перед ним возникла Ева в подвенечном платье, такой он повел ее к алтарю, такой сохранила ее его память. Как же она была хороша – с лучезарной и ясным взглядом!
И тут же его взгляд упал на фотографию Евы, она явно смотрела на кого-то, но на кого? Половина фотографии была оторвана. Кого оторвала Ева? Кого она спрятала? На кого рассердилась? Кто мог ее скомпрометировать’?
Сотни вопросов стучали в голове несчастного Отавиу, и ему казалось, что от них разорвется его несчастная голова. Ему необходимо было получить ответ. Хотя бы один, но самый главный! И Отавиу ринулся во тьму под проливные потоки дождя.
Все встревоженное семейство Сан-Марино, вскочив с кроватей, столпилось у дверей, недоумевая, кто может так отчаянно стучаться в такой поздний час?
Увидев насквозь промокшего, со страдальческим лицом Отавиу, Гонсала, повинуясь материнскому инстинкту, обняла этого несчастного.
– Что-то с дочерьми? – спросил Сан-Марино.
– Ему нужно переодеться, – проговорила Гонсала, принимая на себя заботу еще об одном, если не блудном, то заблудившемся в дебрях жизни сыне. – Ирасема! Принеси что-нибудь из вещей Арналду. Скажи, Отавиу, может, мне стоит позвонить Жулии?
– Нет-нет, – торопливо отнекивался гость, – я хочу поговорить с Саном, только он может мне помочь.
– Смотри, тебе виднее – согласилась Гонсала, но отпустила Отавиу в кабинет Сан-Марино лишь после того, как он переоделся в сухое.
– Ева не любила меня! – Произнес Отавиу, и по его лицу потекли слезы. – Я нашел письмо, у нее был любовник. Она собиралась с ним уехать. Кто это был, ты знаешь, Сан? Ты меня познакомил с Евой, был посаженным отцом на свадьбе, ты должен знать, кто это был…
Отавиу умоляюще уставился на Сан-Марино.
– Ты говоришь не о Еве, – Отвечал Сан-Марино. – Ева безумно любила тебя, больше ничего я не могу тебе я тоже женился. Вы уехали в Арарас. Мы долгие годы не виделись…
– Прочти! Прочти это письмо! – настаивал Отавиу.
– Но я даже почерка ее не знаю, – Сан-Марино нехотя взял письмо и пробежал его глазами, – Мы никогда не переписывались. Он вернул письмо Отавиу и прибавил: Все осталось в прошлом, успокойся, брат, все давным-давно обратилось в прах!
– Я хотел бы посмотреть в глаза этому человеку, – говорил Отавиу, глядя в глаза Сан-Марино. – Почему она меня не любила? За что мне такие страдания именно сейчас, когда я не сомневался, что она вернется!..
Взгляд Отавиу блуждал, он явно был не в себе, и нельзя сказать, что это сильно огорчило Сан-Марино.
– Я позвоню Жулии, – сказал он, направляясь к телефону. – Она приедет за тобой.
– Нет! – резко вскрикнул Отавиу. – Я не хочу, чтобы дочери видели меня в таком виде. И прошу тебя, никому не рассказывай о том, что я тебе сказал! Никому! Никогда!
Сан-Марино кивнул, давая понять, что его и просить об этом не нужно, он молчал бы и без просьбы.
– Переночуй у нас, – предложил Сан.
– Нет, я пойду в отцовский дом, – отказался Отавиу.
Добравшись до дома, Отавиу спустился в подвал и схватил подвенечное платье Евы. Еще совсем недавно его примеряла Бетти, собираясь именно в нем праздновать свою собственную свадьбу, но для Отавиу оно не было символом будущего, оно было его прошлым. Под руку ему подвернулся какой-то старый таз, и он бросил в него платье, которое застыло в нем облаком пены, потом зажег фотографию Евы, одну, вторую, третью и все кидал их на платье, пока оно не загорелось. Миг, и оно сгорело дотла.
Отавиу испустил громкий крик и потерял сознание. Так и нашли его прибежавшие дочери: он лежал распростертым на полу подле горстки серого пепла.
Алекс помог донести его до постели, по телефону вызвали доктора Сисейру, чтобы он осмотрел больного.
Сисейру измерил пульс, давление, послушал сердце – ничего, внушающего опасения, не было.
– За его здоровье я ручаюсь, – сказал он. – А вот что будет с психикой, поручиться не может никто. Вы можете предположить, на какой почве произошел этот срыв?
– Нет. Но срыв очень серьезный. Ко всему, что связано с памятью мамы, папа относится как к святыне, – сказала Жулия. – То, что он сжег мамино подвенечное платье, говорит об очень плохом состоянии, я опасаюсь самого худшего, может быть, он повредился в рассудке.
– Позвоните мне завтра, сейчас я сделаю ему успокоительный укол, и он выспится, – сказал Сисейру.
В доме Монтана никто не спал, забываясь лишь короткой дремой, и вновь просыпаясь при малейшем звуке.
Утром все собрались за столом, мечтая выпить кофе покрепче, чтобы хоть как-то привести себя в порядок. Подняв глаза, Жулия увидела на верхней площадке лестницы отца. Он был бледен, подавлен, очень плохо выглядел, но никаких признаков безумия не было на его осунувшемся лице.
– Что с тобой случилось, папа? – осторожно спросила Бетти. – Ты помнишь вчерашний вечер?
Отавиу горько усмехнулся: если бы он мог забыть его, он был бы счастливейшим на земле человеком!
– Я наконец-то понял, что ваша мама умерла, – сказал он.
Сестры переглянулись: так вот оно в чем дело! Бедный папочка!
Они усадили его на диван и сами сели рядышком.
– Спасибо, что вы берегли меня от боли, и я прожил эти дни счастливо, – сказал Отавиу, с нежностью глядя на дочерей, – вдруг на меня нашло просветление, и я понял: она умерла…
– Но зачем нужно было жечь ее вещи, папа? – удивилась Сели. – Я совсем не знала маму, и мне так нравилось их рассматривать.
– На меня нашло минутное помешательство, – признался Отавиу. Заболело все: тело, душа, мне хотелось избавиться от этой нестерпимой боли. Ведь я не забывал ее ни на минуту. Мне кажется, что все эти восемнадцать лет я видел ее во сне, и, если бы я не сжег своих воспоминаний о прошлом, я бы умер. Я не мог поступить иначе, Простите меня.
– Я все отдам, лишь бы ты не мучился, – горячо сказала Сели, обнимая отца.
– У меня есть мамины фотографии, я отдам их тебе, – предложила Бетти.
– Не упоминай при мне ее имени, прошу тебя, – попросил Отавиу. – Я должен научиться жить заново, совсем по-другому, без нее. Если бы не вы, мои дорогие девочки, я бы просто не знал, что мне делать. Я стал отцом, я очень люблю вас.
– А мы тебя! – горячо подхватила Жулия. – Мы поможем преодолеть эту боль, мы будем о тебе заботиться! Жулия не отличалась сентиментальностью, но у нее выступили слезы на глазах. Она посмотрела на сестер, ища у них поддержки, и увидела, что все они тоже плачут.
Так они и сидели, счастливые и страдающие – семья, объединенная общей болью.
Раздался телефонный звонок: Жулию торопили сдать материал в газету. Схвати папку, она заторопилась выходу и на пороге столкнулась с Шику. В нескольких словах она передала ему события предыдущей ночи и попросила пооткровенничать с отцом.
– Я рада, что ты пришел, – сказала она.
– Какой прогресс! – обрадовался Шику.
– Это совсем не то, что ты думаешь – отмахнулась Жулия. – Поговори с папой. Может, он тебе расскажет, что вдруг с ним произошло? Почему он вдруг понял, то она мертва? Почему он сжег все ее вещи?
Шику и самому хотелось бы разобраться во многих загадках, что окружали жизнь Отавиу.
– Задание понял, – кивнул он. – Иду разбираться Жулия, а ты поняла, что сейчас призналась мне в любви?
– Не надейся, – тут же возмутилась Жулия. – Я люблю только моего дорогого папочку и озабочена состоянием его здоровья.
– Тогда до вечера! – попрощался Шику. – Не забывай, что мы сегодня встречаемся!
Глава 30
Прошло несколько дней, а Лусия Элена все еще находилась под впечатлением разыгравшегося у золовки скандала. Бедная Жанета! Как ей не везет! Заодно она пожалела и себя. Шику за весь вечер не только не сказал ей ни единого слова, но даже не взглянул на нее, как будто она стенка или пустое место. Мало этого, за все эти дни он ей даже не позвонил! Но Лусия Элена знала теперь, в чем дело…
Перед ее глазами вновь возникло лицо Жанеты, только в тот вечер хозяйка танцзала счастливо смеялась, поглядывая на стоящего рядом с ней Атилу. Лусия Элена зашла к золовке просто так, от нечего делать, и мучительно позавидовала влюбленной паре. Когда-то и она с Шику так смеялась. … И тут она увидела среди танцующих Шику! Как он танцевал! Как смотрел на свою партнершу!
Лусия Элена пригляделась и узнала Жулию Монтана. Шику всегда был в контрах с этой красивой самонадеянной девицей ,а теперь…
У Лусии Элены не осталось ни малейшею сомнения насчет его отношения к своей партнерше!
Расталкивая танцующие пары, она добралась до той, что танцевала так самозабвенно, и грохнулась в о6морок прямо у их ног. Она вернула на землю этих двух голубков и не только их. Разумеется, больше уже никто не танцевал. Все суетились вокруг Лусии Элены, даже чертыхающийся Шику.
Она поглядывала сквозь ресницы на склонившееся к ней лицо бывшего мужа, надеясь прочитать на нем сочувствие, но ничего, кроме раздражения, не прочитала и только крепче зажмурила глаза. Она дала себя поднять и, убедившись, что тащит ее Шику, крепко обняла его за шею: пусть не надеется, она никому никогда его не отдаст!
После этого вечера Лусия Элена точно знала, кто ее соперница, как она выглядит, и готова была вступить с ней в борьбу.
Придавало ей сил и то, что в этой борьбе и свекровь, и дочь были на ее стороне. Жудити, сочувствуя бывшей невестке, а главное, из любви к своей внучке, которой она желала спокойной, внимательной и участливой матери, всячески ухаживала за Лусией Эленой, готовила ей любимые блюда, кипятила травяные отвары, словом, стала роднее мамочки.
Констансинья тоже сочувствовала матери, она поняла ее страх, потому что и сама испугалась, что потеряет отца, И поэтому решила поговорить с ним, и поговорила, когда они сидели в кафе и пили у стойки сок.
– Все уже знают о твоем романе с Жулией Монтана, – заявила она. – Надеюсь, ты не собираешься на ней жениться? Имей в виду, ты принадлежишь только мне!
Шику опешил: еще одна узурпаторша! Только этого ему не хватало! Кто бы мог подумать, что и Констансинья будет качать права!
Однако позиция, занятая женщинами его дома, вовсе не расхолодила Шику, напротив, их сопротивленье только подливало масла в огонь. А упрямые женщины продолжали свою борьбу.
Лусия Элена взглянула на себя в зеркало, и осталась собой довольна: выглядела она что надо, чувствовала себя в форме, а значит, готова была отвоевывать свое счастье. Эту мысль нужно было внушить и Жанете. Она, наверное, сдалась, опустила руки, так вот пусть пример Лусии Элены послужит для нее ободрением, она борется пять лет и собирается бороться дальше.
На этот раз Лусия Элена решила отправиться в дом Монтана и поговорить напрямую с Жулией.
Дверь ей открыла Онейди, которая как раз собралась на рынок и поручила Жулии присматривать за стоящим в духовке пирогом. Жулия в этот день работала дома. Увидев посетительницу, Онейди своим женским чутьем сразу поняла, что дело пахнет жареным, и решила остаться.
– Иди, я сама поговорю с этой девушкой, – проговорила появившаяся в гостиной Жулия, и Онейди послушно вышла.
– Привет! Мы, кажется, знакомы? Меня зовут Лусия Элена, – представилась гостья. Мы встречаемся всегда в крайне неприятных ситуациях.
Жулия молчала, пристально глядя на гостью. Она уже высказала Шику все, что думала по поводу его семейной ситуации, и ей было крайне неприятно, что чудесное лучезарное утро должно было уйти на выяснение отношений, а не на плодотворную работу – а у нее так хорошо пошла начатая статья.
От каменного молчания Жулии Лусия Элена несколько смещалась и заговорила просительно, чуть ли не заискивающе:
– Пожалуйста, не волнуйся, я вовсе не собираюсь устраивать скандал. Мы современные интеллигентные женщины, и я пришла просто поговорить, обсудить проблему. Ты готова меня выслушать?
– Почему бы нет? – уронила Жулия, не отрывая глаз от непрошеной гостьи.
– Я не истеричка, – нервно заговорила та, – хотя тебе вполне могло так показаться. Для меня это был просто шок! Ты и Шику! он всегда твердил, что ненавидит тебя и вдруг! Но ты не сердись. Ты не представляешь, каких мучений мне стоило решение прийти к тебе!
– Если можно, переходи прямо к делу, – посоветовала Жулия.
Белоснежная рубашка, расстегнутая у ворота, брюки – спортивный стиль одежды Жулии, ее сдержанная манера общения резко контрастировали с подчеркнуто женственным нарядом гостьи и ее манерной умильно-просительной интонацией.
Но после просьбы Жулии Лусия Элена и впрямь перешла прямо к делу.
– Я люблю Шику, – заявила она. – В разводе мы всего только пять лет, а прожили вместе гораздо дольше. У нас дочь, она нуждается в отце, у нее возрастные проблемы. Я прекрасно понимаю, что брак распался по моей вине, я была слишком молода, нетерпелива, нетерпима, неопытна. Но за это время мы оба повзрослели, и я попыталась восстановить наши отношения и должна сказать, что добилась некоторого успеха. И тут появляешься ты…
– Я… – Жулия попыталась прервать ПО ток, но Лусия Элена ей не позволила.
– Я все знаю! Мне сказали, что Шику ухаживает за тобой, потому я и решилась к тебе прийти. Оставь его в покое, дай мне шанс вернуть себе мужа. – Голос просительницы предательски задрожал, на глазах появились слезы, она стала похожа на несчастных вдов, которые обивают пороги учреждений, выхлопатывая себе пенсию. – Моя бедняжка Констансинья, она так страдает, ты не можешь отказать влюбленной женщине и заботливой преданной матери! У моей дочери трудный подростковый период, начались трудности с учебой, как никогда раньше ей нужен отец! Если бы ты сама была матерью, то ты бы лучше поняла мои проблемы…
Жулию передернуло от фальши этой преданной мамаши, и она посочувствовала Шику, которого черт сподобил обзавестись таким сокровищем.
– Мне жаль, что ты потеряла так много времени и совершенно напрасно, – ровно и бесстрастно проговорила она, по-наполеоновски складывая на груди руки.
Лусия Элена внутренне напряглась, готовя новые мощности, с тем, чтобы обрушить их на соперницу.
– Я не имею к твоему мужу ни малейшего отношения.
Лусия Элена обмякла и с изумлением уставилась на своего главного врага. Такой быстрой победы она не ожидала.
– Можешь бороться за него сколько угодно, – великодушно разрешила Жулия, – и вполне возможно, что вы будете счастливы как голубки. У меня на Шику нет ни малейших притязаний. Так что разбирайся с ним сама, я скажу тебе только спасибо.
Говоря все это, Жулия, полуобняв, вела свою гостью к двери, и та покорно шла и сама толкнула дверь.
– Кто я такая, чтобы встать на пути у такой счастливой и многообещающей семьи?
Эти слова Жулия сказала уже в спину спускающейся с крыльца гостьи, а та, обернувшись, восторженно произнесла:
– Жулия! Спасибо тебе большое! Бог воздаст тебе за доброту! Теперь я твоя преданная поклонница номер один! Ты просто прелесть! Чудо!
Жулию чуть не затошнило, и она поспешила захлопнуть дверь. А, захлопнув дверь, принялась ругать себя за то, что в последнее время позволила себе расслабиться, что слишком дружески общалась с Шику. Виной всему состояние отца и пережитый ими всеми стресс. Но она расставит все по местам и как можно скорее. Но сначала нужно было дописать статью. Жулия поднялась к себе в комнату и села за компьютер.
Лусия Элена, завернув за угол, торопливо поплевала во все стороны, как плюют суеверные люди, прогоняя черта, и на всех парах понеслась домой. Ее распирал восторг, она была счастлива, и кто бы видел, с каким высокомерием и пренебрежением рассказывала она свекрови о своей поверженной сопернице, которая была ей нипочем! Просто тьфу! Внимания не стоила!
Жудити хоть и не слишком верила невестке, но все же была довольна. Она чувствовала в Жулии соперницу куда более опасную, чем Лусия Элена, и как умудренный годами человек предпочитала старое зло новому. И потом, она жалела внучку, раз уж ей так не повезло с матерью, то пусть у нее хотя бы будет отец. А эта красотка способна так закрутить мужчину, что он и знать не будет, на каком он свете.
А Жулия, наоборот, хотела быть как можно дальше от Шику. Ее раздражало, что ее душевное состояние зависит от совершенно чужих людей, которые бесцеремонно вторгаются в ее жизнь. Как ни спокойно она выдержала визит незваной гостьи, он все-таки вывел ее из равновесия, работать она уже не могла. В голове все время вертелась дурацкая сцена. Похоже, что рабочий день был безнадежно испорчен. Рассерженная, Жулия нервно походила по комнате, потом выключила духовку, убедившись, что пирог не сгорел, и вышла из дома.
