Текст книги "(не) Пара Его Величества. Связанные судьбой (СИ)"

Автор книги: Марина Ружанская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 8

Все вздрогнули от моего неожиданного вопля. Марк схватился за амулет, Годраш зарычал, Сильвия вскрикнула. Я посмотрела вниз.

На моем бедре сидела… ну, в общем, жаба.

Маленькая, не больше моей ладони, но удивительно цепкая. Кожа у нее была не зеленой, а скорее серо-голубой, с темными, почти черными разводами, как морская галька. Глаза – большие, выпуклые, золотисто-янтарного цвета – смотрели на меня с глупым, наглым любопытством. И цеплялась она не липкими лапками, а острыми, крошечными коготками, впившимися в ткань брюк.

– Эй! Ты как здесь оказалась? – я попыталась аккуратно стряхнуть ее ногой. Не тут-то было. Жабка вцепилась мертвой хваткой.

Шэр обернулся. Его взгляд скользнул по незваному гостю, и в его синих глазах мелькнуло… узнавание? Или… веселье?

Он встал, подошел ко мне и без лишних церемоний нагнулся.

– Привет, малышка, – пробормотал Шэр, и уголок его губ дрогнул в едва уловимой улыбке. Он погладил жабку пальцем по спине, и та зажмурилась от удовольствия.

Он аккуратно, но твердо отцепил коготки жабки от моей ноги. Существо не сопротивлялось, его янтарные глазки с интересом уставились на атланта. Шэр поднял малышку на уровень своих глаз, а потом… вдруг усадил мне на плечо.

Жабка тут же впилась коготками в ткань моей рубашки и устроилась, как дома, явно довольная. Она даже издала тихое, счастливое: «Ква-аарк!»

Я замерла в ужасе.

Что происходит?! Почему она не убегает?

А этот беловолосый нахал лишь усмехнулся и вдруг поднял палец:

– Раз.

Я уставилась на него.

– Что?

– Ой, какая миленькая! – воскликнула Сильвия, на секунду отвлекаясь от лечения Мемнона. – Кажется, ты ей нравишься.

Меня будто молнией ударило. Нравлюсь?.. Этого не было… никогда!

Медленно-медленно и осторожно я протянула руку к жабке, ожидая, что она сейчас сбежит. Она не отпрянула. Наоборот, вытянула мордочку и… лизнула мой палец быстрым, шершавым язычком! Холодно и мокро.

– Ой! – я отдернула руку, но не со страхом, а с… изумлением. Сердце забилось чаще.

Шэр усмехнулся.

– Два.

– Да что ты там считаешь?! – возмутилась я, но уже без прежней злости.

Что-то щекотало внутри. Надежда? Безумие? Я осторожно попыталась взять жабку с плеча, чтобы отпустить у входа в пещеру.

– Иди, малыш, на волю. Там твое место.

Но едва мои пальцы коснулись ее прохладной спинки, жабка взвыла! Не квакнула, а именно взвыла – тонким, пронзительным, обиженным визгом, словно я пыталась оторвать ей лапку! Она вцепилась коготками в ткань рубашки еще сильнее и зажмурилась, всем видом показывая: «Никуда не пойду!»

Шэр рассмеялся. Настоящим, низким смехом, который эхом отозвался в маленькой пещере.

– Три. – Он посмотрел на меня, и в его глазах светилось торжество и какая-то теплая, непонятная мне нежность. – Кажется, ты говорила, что друиду нужно получить три согласия от животного, чтобы оно стало фамилиаром? Ну, что ж…Поздравляю себя с фамилиаром, Рокси.

– С кем?! – вырвалось у меня.

Голос сорвался. Я уставилась на жабку, потом на Шэра, потом снова на жабку. Сильвия открыла рот. Годраш хмыкнул.

Шэр просто указал на мою правую руку, где под рукавом рубахи на плече обычно прятались боевые руны друида.

– Сама посмотри.

Я закатала мокрый рукав дрожащими пальцами. И замерла. Дыхание перехватило.

Кожа… светилась. Светилась изнутри нежным, теплым бирюзовым светом. И на ней, поверх знакомых боевых огамов, проступали новые знаки: сложные, изящные, переплетающиеся линии. Знаки Связи. Знаки Обретения фамилиара.

Они пульсировали в такт моему бешеному сердцу и… сердцу маленького существа на моем плече.

– Как?.. – прошептала я, не в силах оторвать взгляд от сияющих рун. Голос пропал, превратившись в хрип. – Как это возможно?.. Я же… Я же не могу… У меня не может быть…

Слезы навернулись на глаза. От невероятного, оглушительного счастья, смешанного с абсолютным шоком. Фамилиар. У меня теперь есть… фамилиар. После всех этих лет стыда, насмешек, отчаяния…

И в этот момент я ощутила где-то внутри, в самой глубине сознания, там, где раньше была только пустота и одиночество, появилось… присутствие. Маленькое, яркое, наглое. Оно было похоже на прохладный камешек, обкатанный волнами. Оно чувствовало мой шок и отвечало волной… любопытства? И странного, успокаивающего тепла.

А еще я вдруг поняла, что вижу себя же чужими, но одновременно своими глазами: мокрую, растерянную, но – свою. И Шэра – большого, мокрого, безопасного. И ощущала желание… быть рядом, сидеть на плече, наблюдать... Радоваться вместе.

Живая, трепещущая нить магии и доверия протянулась между мной и этим голубоватым «жабенышем». Она была тонкой, как паутинка, но невероятно прочной. Нерушимой.

Я вновь протянула руку к жабке.

Малышка посмотрела на мою ладонь своими золотистыми глазами, потом ловко спрыгнула и устроилась у меня на ладони, чувствительно, но не больно цепляясь коготками за пальцы. Ее крошечная грудная клетка быстро вздымалась. Я почувствовала ее довольное мурлыканье прямо у себя в голове. Не кваканье, а мурлыканье, будто у кошки.

На глаза вновь навернулись слезы.

– Ква-аарк? – спросила она, и это было похоже на смех.

– Кажется, она спрашивает, почему ей досталась такая плаксивая хозяйка? – хмыкнул Шэр с улыбкой.

Я тоже рассмеялась, поднося малышку к своему лицу.

Мой фамилиар. Мой подарок от водной стихии и… от загадочного атланта, который смотрел на нас с такой улыбкой, будто подарил мне целое королевство, а не головастика в голубой шкурке.

Жабка сладко сопела на свернутом плаще в углу пещеры. Рядом храпел Годраш, ворочался Марк, тихо стонал во сне Мемнон. Сильвия спала, свернувшись калачиком. Даже Кай клевал носом.

Только я никак не могла уснуть. Каждые пять минут я протягивала руку, касаясь прохладной, дышащей спинки фамилиара. Не исчезла. Не привиделась.

Впрочем, не только мне не спалось.

Я поднялась, прошла к выходу, осторожно ступая между спящими, и сделала шаг из-под навеса пещеры. Холодные капли тут же забарабанили по голове и плечам.

Шэр стоял снаружи, прислонившись спиной к мокрой скале. Дождь уже стих до назойливого моросящего дождя, серебряные нити стекали по его белым волосам, по лицу, по темной ткани рубахи, плотно прилипшей к мощным плечам и спине. Все это явно не доставляло ему дискомфорта: Повелитель воды был в своей стихии.

– Не надо стоять под дождем, – бросил он, не поворачиваясь, словно почувствовал мое присутствие кожей. – Простудишься.

– Я не настолько нежная, чтобы заболеть из-за воды, – парировала я, подходя ближе. Подошвы сапог хлюпали по мокрому гравию.

Он медленно обернулся. Его синие глаза в полумраке казались почти черными, как море в шторм. – Снова решила со мной поспорить? – Нет… – Я опустила взгляд, разглядывая мокрые камни под ногами. Голос вдруг стал тише. – Хотела сказать спасибо. За… за фамилиара.

Я кивнула в сторону пещеры, где спала малышка, удобно устроившись на моем плаще.

– Не за что, – он пожал плечами, и капли дождя скатились с них. – Моей заслуги тут нет. Она сама тебя выбрала и сама к тебе пришла. Я просто решил немного ускорить ситуацию, пока ты не начала с воплями удирать от нее по всей пещере.

– И ничего бы не начала! – возмутилась я, чувствуя, как жар заливает щеки. Скорее всего, так и было бы. – В общем, я просто хотела сказать тебе… спасибо.

– Уже сказала, – усмехнулся он. Он стоял близко. Слишком близко. Дождь создавал вокруг нас невидимый, влажный кокон, отрезая от спящих в пещере. – Два раза.

– Нет… – я набрала воздуха, заставив себя поднять на него глаза. Сквозь пелену дождя его лицо казалось резче, еще более нечеловечески красивым. – Второй раз это за то, что мы не послушали тебя, а ты нас спас… Снова…

Я запнулась. Признание давалось тяжело.

– Как всегда, – пожал он плечами, но в его глазах не было привычной насмешки. Была… глубокая усталость? И что-то еще. – Но ты права: проблема есть. Если ты не начнешь меня слушать, когда я говорю о таких вещах… Я не всегда смогу быть рядом. Или… смогу, но не успею.

Мысль о том, что его может не быть рядом, ударила неожиданно остро. Внутри будто все похолодело. Я резко отвернулась, делая вид, что разглядываю трещину в мокрой скале.

– Я… постараюсь, – выдохнула я, слова казались неловкими, но искренними. – Прислушиваться. К твоим советам.

– И просьбам, – добавил он тихо, но настойчиво. Его взгляд был прикован ко мне, тяжелый и оценивающий.

– И просьбам, – повторила я, кивнув. В горле пересохло. – Обещаю.

Наступила пауза. Звучал только шелест дождя, далекое журчание потока где-то внизу и наше дыхание: мое чуть учащенное, его ровное и глубокое. Влажный воздух был напоен запахом мокрого камня, земли и сосновой хвои.

– Я не думала, что вообще когда-то такое случится… – прошептала я, разрывая тишину. Голос задрожал. – Что у меня будет фамилиар. Что это вообще… возможно.

Он не ответил сразу. Вместо этого наклонился чуть ниже, его губы оказались рядом с моим ухом. Его теплое дыхание смешалось с прохладой дождя.

– И это стало возможно после нашей свадьбы, – прошептал он так тихо, что я едва различила слова.

– Что?.. – я потрясенно выдохнула, отпрянув, чтобы увидеть его лицо. – Как это связано?

– Я тебе после объясню.

Он загадочно улыбнулся, а я почувствовала, как внутри закипает любопытство.

– Почему не сейчас? – я попыталась настоять на своем.

– М-м-м… – он задумчиво провел пальцем по каплям, стекавшим по скале рядом. – Думаю, что это будет непростой разговор. И не на пять минут под дождем.

– Боишься, что тогда тебе не хватит сил высушить меня? – рискнула я пошутить, в попытке снять напряжение.

Ох! Это была плохая идея, Рокси. Очень-очень плохая…

Его взгляд скользнул по мне: по мокрым волосам, прилипшим ко лбу и щекам, по рубахе, которая, промокнув, облепила тело, откровенно обрисовывая каждый изгиб. В его глазах вспыхнул знакомый, опасный огонек. Что-то темное и жадное.

– Предпочел бы, чтобы ты оставалась мокрой, – прозвучало низко, с хрипотцой. Его голос был как бархат, обсыпанный морской солью.

Я почувствовала, как кровь ударила в лицо. Руки инстинктивно попытались прикрыть грудь, но это было бесполезно.

– Я… я и правда лучше пойду спать, – пробормотала я, делая шаг назад, к спасительной пещере.

Но его рука молниеносно сомкнулась на моем запястье. Не грубо, но неотвратимо. Он не дернул, просто не дал уйти. Я замерла, глядя на его пальцы, обхватившие мою кожу. Дождь лил на нас, стекая по лицу, шее, проникая под одежду.

Он смотрел на меня. В его глазах не было насмешки или жалости. Только откровенное неприкрытое желание. И прежде чем страх или разум успели что-то крикнуть, он обхватил меня за плечи, притягивая к себе. Не рывком, а властно, не оставляя шанса на отступление. Его другая рука легла на мою поясницу, прижимая.

Он наклонился.

Его губы нашли мои. Уверенно. Не спрашивая разрешения. Я замерла от шока, ошеломленная внезапностью, холодом дождя и жаром его тела. А потом… потом тело отозвалось само. Тот самый предательский уголек, тлевший внутри с той самой ночи, вспыхнул ярким, неконтролируемым пламенем, сжигая сомнения и страх.

Я ответила на поцелуй. Со всей страстью, на которую была способна. С тем диким, неосознанным влечением, что сводило с ума с первого взгляда на этого высокомерного невольника с глазами цвета штормового моря.

Мои пальцы вцепились в его мокрую рубаху, сминая ткань, притягивая его ближе, еще ближе. Его руки крепче обвили мою талию и спину, прижимая к себе так, что я чувствовала каждый твердый мускул его торса, каждое мощное биение его сердца. Мир сузился до точки соприкосновения губ, до его вкуса – соли дождя, прохлады ночи и чего-то бесконечно его, горячего и запретного. Дождь лил на нас, смешиваясь, стекая по щекам, губам, шее, но мы его не замечали. Был только он. Его губы. Его руки. Его тело, прижатое к моему.

Он оторвался первым. Дыша чуть чаще обычного, его грудь вздымалась под мокрой тканью. Его глаза, темные и бездонные, как сама ночь, смотрели на меня. Его большой палец медленно, с непристойной нежностью, провел по моей нижней губе, смывая дождевую воду и… след его поцелуя.

– Это «спасибо»… – прошептал он хрипло, и его дыхание обожгло мою кожу, – …мне нравится куда больше.

Глава 9

– Почему жаба?! – возмущался Марк, развалившись на скамье в провонявшей табаком и пивом, в таверне «Ржавая кирка» шахтерского городка Фодина, пока мы ждали свой заказ.

До этого дырявого пристанища мы все же добрались, но лишь к вечеру следующего дня, когда вода ушла, а горные тропы вновь стали похожи на дороги, а не на русла бурных рек.

Мы разместились в самом углу, пахнущем дешевым вином, жареным луком и горной пылью.

– У всех друидов фамилиары как фамилиары: волк, кабан, на худой конец косуля, какая-нибудь. А вот какой прок от жабы?! – продолжал он, размахивая кубком с мутным пойлом. – С другой стороны… – он хитро прищурился, – ты можешь сдать эту неведому зверюшку в Императорский Зверинец и выполнить свое задание к Самайну. Одно задание – в карман!

– Да я лучше тебя сдам! – вызверилась я с такой искренней яростью, что рыжий маг моментально пересел на другой конец стола, чуть не опрокинув кубок.

– Эй-эй! Спокойствие, только спокойствие! Я же по-дружески!

– А чем ты эту жабенцию кормить будешь? – поинтересовался Годраш, отрываясь от огромного куска хлеба с салом. Он хохотнул, гулко, как обвал в горах. – Мух будешь ловить? Или она сама на твоем плече языком так: оп! оп! Удобняк! И ни один комар твою задницу не укусит. Ну, кроме остроухого.

Он снова загоготал, довольный собственной шуткой, а я смутилась. Неужели так заметно, что между мной и атлантом… что-то есть? Или у это тролля просто язык, как помело?

Рядом со мной на стул опустился Шэр, принеся с собой спасение в виде огромного блюда с дымящейся жареной свиной ногой и… маленькой мисочки с сырой, мелко нарезанной говядиной.

Он ловко подхватил с моего плеча «жабку», которая мирно дремала, свернувшись калачиком, и подтолкнул ее к мисочке. Та сначала недовольно надулась, издав тихий писк, но сообразив, что ей привалило угощение, мгновенно набросилась на мясо, разрывая его острыми коготками и заглатывая с жадным чмоканьем.

– Мясо?! – ахнула Сильвия, брезгливо сморщив носик. – С каких пор жабы едят мясо?!

– Эти – едят, – спокойно пояснил Шэр, отламывая себе кусок свинины, как обычно не торопясь объяснять что-то еще.

Марк вытаращил глаза, наблюдая, как крошечное создание уплетает сырую говядину с аппетитом льва. А после подозрительно поинтересовался, понизив голос:

– А людей она, случаем, не жрет?

– Подрастет – может и сожрать, – так же невозмутимо отозвался атлант, откусывая хлеб.

Годраш поперхнулся, а Сильвия, кажется, тоже захотела пересесть к Марку, но героически сдержала недостойный позыв, лишь побледнев.

– То есть, это вообще не жаба? – Подозрительно прищурилась я, наблюдая за своим прожорливым питомцем.

Одновременно я мысленно перебирала всех известных мне амфибий и рептилий Эрина и Империи. Ничего даже близкого! Эта голубоватая шкурка и пятна, эти когти, зубы…

– А кто тогда? – спросила я прямо, уставившись на Шэра.

Он медленно пережевал, вытер пальцы и нагло улыбнулся.

– Ты мне скажи. Кто из нас друид?

– Ах, ты!.. Ты… – я попыталась подобрать слово, которым можно было бы припечатать этого наглого, вечно все знающего и вечно молчащего атланта, но так и не смогла придумать. – Ты серьезно: знаешь, но не скажешь?!

Шэратан развел руками, делая вид невинной жертвы.

– Кстати, как ее назовешь? – поинтересовалась Сильвия, тоже рассматривая жабку, которая, наевшись, облизывала коготки с довольным видом. – У нее же должно быть имя?

Я растерялась. Имя? Я тысячу раз представляла, как назову своего фамилиара! Гордого оленя, стремительного сокола, свирепого кабана… Но голубую жабу-мясоедку размером с ладошку?

– Брини, – вырвалось у меня почти бездумно. Просто первое, что пришло в голову.

– Брини? На моем языке это значит «капелька». Красивое имя, – мгновенно одобрил Шэр, и в его глазах мелькнуло что-то теплое и понимающее. – Ей подходит.

Он кивнул на жабку. Та, словно услышав, повернула свою мордочку и издала довольное: «Ква-арк!»

– Слышала? Теперь ты Брини, – торжественно объявила я ей. Она лизнула воздух в мою сторону.

– Кстати, я поговорил с хозяином таверны по поводу шахты «Тенистой», – вставил Марк, подкладывая Сильвии добавку из общей миски. – Он говорит то же, что и наши проводники. Только добавляет, что барабаны теперь слышны даже днем, особенно перед туманом. И что в последнюю неделю пропали еще трое рабов, посланных за инструментом в заброшенный штрек.

Едва он договорил, как в таверну ввалился Кассий Лонгин, управляющий рудником. Он выглядел измотанным: его добротная туника была в грязи, а лицо стало серым от усталости.

– Проклятый потоп дороги размыл, – он тяжело дышал, опираясь о косяк двери. – Наконец-то добрались... Прошу извинить, что не встретил вас вчера, как договаривались.Пришлось задержаться в Картахене, пока дождь пройдет.

Мы переглянулись, промолчав о том, что сами лишь пару часов как приползли в городок, и сейчас выглядели, наверное, не лучше.

– Ничего. Мы тоже… задержались, – смущенно кашлянул Марк и торопливо перешел к делу. – Господин Кассий, у нас вопросы. Почему нам не рассказали о барабанах? О пропаже еды и слитков? О людях, которые исчезают бесследно?

Кассий махнул рукой, снимая мокрый плащ и опускаясь на свободную скамью с тяжелым вздохом.

– Барабаны… – он пренебрежительно сморщился. – Эхо от горных склонов и ущелий. Так бывает из-за ветра или воды.

– Но они все так уверены, – пробормотала Сильвия.

– Страхи темного люда, госпожа жрица, – махнул рукой управляющий. – Рабы и плебеи всегда найдут, кого обвинить, лишь бы не работать. То духи гор, то демоны Тартара.

– А пропажи еды и слитков? – не унимался рыжий маг.

Управляющий пожал плечами.

– Воруют свои же. Всегда воруют. Кого-то поймали, выпороли или повесили… Но всегда найдется тот, кто думает, что именно ему улыбнется Фортуна. Так и висят потом вдоль дороги… счастливчики. Так что не слушайте эти сказки.

– Сказки?! – оглушительный рев прозвучал из угла таверны.

Пожилой, коренастый мужчина с лицом, изрытым шрамами и прожилками, был явно давно и крепко знаком с забродившим виноградным соком. Он встал, пошатываясь, и направился к нашему столу.

– Сказки, сучий ты сын?! – заорал он, грохоча кулаком по столу. – Я своими глазами видел этого демона, Кассий Лонгин! Вот этими вот! Глазами!

– Прошу простить, – неловко пробормотал управляющий. – Это Брут Феррекс – старый шахтер, отработавший в «Тенистой» дольше всех.

– А все вы докопались, сукины дети! – бушевал Брут, тыкая грязным пальцем в бледнеющего управляющего. – Жадность! Дурость! Жилы им мало! Копали все глубже и глубже! А там… – он понизил голос до драматического шепота, но его все равно слышала вся таверна, – …там Тартар! И выпустили… демона! Черного, как сажа! С глазами, как угли! Слышу: рычит, земля трясется! А запах… запах серы и гари! Это он людей забирает! Это он жилу сожрал, проклятый! Ты сам знаешь где! – Он снова заорал, тыча пальцем уже в сторону гор. – Там, где старые штольни обвалились! Там вход в самый Тартар!

Кассий вскочил, его лицо побагровело от гнева и смущения.

– Брут! Замолкни! Ты пьян!

– Пьян?! – заревел старик. – Да я трезвее тебя, щенок! Я все видел! А ты, прихвостень Флакка, только и умеешь, что рты затыкать да пороть! Докопаетесь! Всех нас тут демон сожрет! И тебя первого, Кассий Лонгин! – Он плюнул на пол к его ногам, развернулся и, пошатываясь, побрел обратно к своей кружке, бормоча проклятия под нос.

В таверне повисло тягостное молчание. Кассий стоял, дрожа от ярости и унижения. Мы переглядывались, пытаясь отделить пьяный бред от крупиц правды. «Черный демон с пылающими глазами»? «Запах серы и гари»? «Лаз обвала в старых штольнях»?

Это звучало куда страшнее, чем какие-то кобольды. И слишком правдоподобно для простой выдумки.

Вскоре все разошлись по своим комнаткам под крышей таверны: тесным, пропахшим сыростью и свалявшейся шерстью. Я устроила Брини на подушечке из свернутого плаща в изголовье кровати. Она свернулась клубочком и почти мгновенно уснула, ее бока равномерно вздымались.

Я пыталась уснуть, но мысли крутились как бешеные. Кроме того, что происходит в этих горах, я вспомнила слова Шэра. Он обещал рассказать, как Брини связана с той ночью и с нашей проклятой свадьбой.

Любопытство оказалось сильнее усталости и смущения. Пусть только попробует и в этот раз умолчать!

Я встала, тихо прошла по скрипучему коридору к его двери. Сердце колотилось глупо и громко. Я мялась на пороге, кусая губу, но все же постучала легонько костяшками пальцев.

Дверь открылась почти мгновенно. Шэр стоял на пороге, уже без верхней туники, в простых льняных штанах. Его белые волосы были распущены по плечам. Он явно не спал и… явно ждал. Меня.

По крайней мере, Шэр точно не удивился моему появлению, а только бросил:

– Думал, ты раньше придешь, – прозвучало его ровный, чуть хрипловатый голос. Он отступил на полшага, жестом, больше похожим на приказ, чем на приглашение: – Проходи.

Я переступила порог, сглотнув комок нервного напряжения. Жар, предательский и знакомый, начал подниматься от шеи к щекам.

– Занята была… Устраивала Брини…

Комната была такой же убогой, как моя: узкая койка, грубый стол, таз с водой. Но в его присутствии она казалась еще меньше. Воздух стал гуще, стены – ближе. Атлант обладал странной способностью заполнять собой любое пространство, делая его тесным и электрически заряженным.

– Как она? – спросил он, его голос был спокоен, но взгляд, скользнувший по мне, казалось, выискивал что-то глубже формального ответа. – Точнее, как вы вместе?

– Ну… Непривычно видеть себя другими глазами. Улавливать чужие эмоции, – призналась я, глядя куда-то мимо его плеча. – Но я ожидала, что почувствую наше слияние как-то… более сильно, остро. Подозреваю, это из-за того, что она слишком маленькая… детеныш.

– Да, она совсем малек, – кивнул Шэр, его губы тронула едва уловимая улыбка. – Даже не подросток. Головастик, по сути.

– А ее… родители? – спросила я осторожно, внезапно осознав всю хрупкость существа, доверившегося мне.

Он пожал сильными плечами, тень скользнула по его лицу.

– Кто знает. Могли погибнуть. Или… дождевой поток мог просто смыть гнездо. Водяные драконы откладывают яйца высоко в прибрежных скалах материка. Детеныши, когда подрастают, находят дорогу в море сами.

– Во-дя-ные… – я прошептала, растягивая слово, пытаясь осмыслить. – …драконы?!

Шок ударил, как обухом по голове. Ужас – холодный и липкий – смешался с диким, нелепым восторгом. Дракон?.. У меня фамилиар – дракон?!

– Все же проговорился, да? – он усмехнулся, проводя ладонью по волосам и убирая от лица белые пряди.

– Дракон… – повторила я, все еще не веря. – С ума сойти.

– Пока что очень юный малек, – поправил меня Шэр. – До того дракона, которого ты представляешь, ей расти годы. Точнее, десятилетия.

Я умолкла. В голове крутились обрывки мыслей: Чем кормить дракона? Как лечить? Где она будет спать, когда вырастет с дом?

Мы точно не проходили этого в Обители. В бестиариях Эрина и Империи водяных драконов не было, но Шэр узнал ее мгновенно… Значит, они водятся… Там? В его таинственной Атлантиде?

О, боги! Как вообще растить дракона?! Паника сжала горло.

– И… – я сглотнула, собираясь с духом, – ты обещал рассказать, как связано появление фамилиара с… Бельтайном.

Я тщательно избегала слова «свадьба», но атлант же, казалось, не испытывал ни малейшего дискомфорта. Он оттолкнулся от стены и отодвинул единственный скрипучий стул, жестом предлагая сесть. Сам же прислонился к стене рядом, скрестив руки на груди. Его тень легла на меня, огромная и укрывающая.

– Да. Ты помнишь, в чем суть Ритуала Свадьбы между людьми и иными расами? – спросил он прямо. Слово «свадьба» прозвучало из его уст естественно и неотвратимо.

Я кивнула, вспоминая смутные знания друидов. Брачным связям на занятиях в Обители было отведено не так много времени, буквально один-два урока. Все равно свадебными церемониями занимаются Высшие мастера-архидруиды, а не выпускники.

– Да, помню. Уравновесить энергии. Связать долгую жизнь нелюдя и короткий век человека… Чтобы предотвратить раннюю смерть одного из пары и обеспечить… здоровое потомство.

– Верно. Но это не все, – его голос понизился, стал глубже, интимнее в тесноте комнаты. – В момент консумации брака…

– Которой у нас не было! – выпалила я, чувствуя, как уши пылают.

– Фактически не было, – согласился он спокойно, но его тяжелый, неумолимый взгляд скользнул по моим губам, заставив сердце екнуть и бешено забиться. – Но магия Бельтайна засчитала наш поцелуй и… намерения. Так вот, в этот момент происходит еще кое-что: все магические воздействия, заклятия, блоки, проклятия – все, что было наложено на жениха или невесту с рождения и до свадьбы – все разрушается. Сметается силой брачной магии.

– Причем тут это? – мое удивление граничило с раздражением. Я не понимала, куда он клонит.

– То есть тебя даже не смутило за месяц пути из Нарбонны в Картахену, – его губы искривились в откровенной, почти дерзкой усмешке, – что лошади перестали шарахаться от тебя, как от огня? Что птицы не улетают с воплями? А та старая дворняга у постоялого двора позволила себя погладить?

Я замерла. Проклятье. Он прав. Я замечала! Но отчаянно игнорировала странную остроту мира. Звуки казались громче, запахи – насыщеннее, краски – ярче. Ощущение жизни вокруг: травы, деревьев, животных, било в меня в десятки раз сильнее, чем раньше.

Но все это время я была слишком занята тем, чтобы украдкой проверять запястье: погасла ли проклятая брачная татуировка?

– Я… я не придала значения, – пробормотала я, чувствуя, как жар пылает не только на щеках, но и на шее, на груди. – Слишком много всего происходило…

Ложь. Я просто боялась копнуть глубже. Боялась признать, что связь с Шэром дает не только злость и стыд, но и… это.

– Что ж… Я, конечно, не маг, – Шэр вздохнул и развел руками, его усмешка сменилась странной серьезностью. – Не в вашем, имперском, понимании. Если сомневаешься – спроси Марка. Он должен знать теорию. Но судя по тому, что произошло… – Его взгляд стал пронзительным, почти физически ощутимым. – …На тебя когда-то, очень давно, наложили мощное заклятие. Чары, блокирующие твой дар друида. Полностью подавить не смогли и сила растений прорвалась. Но связь с животным миром… ее отрезали. Закрыли. И она была заблокирована до той ночи. Магия брака разрушила этот блок.

Меня будто окатили ведром ледяной воды с головы до ног. Кровь отхлынула от лица, оставив кожу мертвенно-холодной. В ушах зазвенел тонкий, пронзительный звон. Комната поплыла.

– Не может быть! – хриплый шепот вырвался сам собой, больше похожий на стон. – Этого просто не может быть!..

– Уверена?.. – Его голос прозвучал тихо, но сокрушительно. Как приговор.

Я замерла. Обрывки воспоминаний, смутные, детские сами вдруг всплыли в памяти.

Страх в глазах матери, холодные пальцы отца… Удушливый, сладковато-горький запах ладана в темной комнате. Сильные, чужие руки, которые не дают вырваться. Жгучая, разрывающая боль в груди, а потом… пустота. Глухая, ледяная пустота там, где раньше щебетали птицы и шелестела жизнь.

Я закусила губу до крови, пытаясь сдержать рыдания. Слова вырывались обрывками, через спазмы в горле:

– Он… Он бы не стал… – голос срывался, переходя в шепот. – Мой отец… Правда же?..

– Роксана… – Шэр шагнул ко мне. Его лицо стало серьезным, сострадающим.

Это сочувствие стало последней каплей. Слезы сами хлынули из глаз, горячие и соленые. Я плакала, обхватив себя руками, чувствуя себя преданной, обманутой, маленькой и страшно одинокой.

Тогда он не выдержал. В два шага Шэр оказался рядом. Его сильные руки обхватили меня с удивительной нежностью. Он легко поднял меня и… усадил к себе на колени, прижав к широкой твердой груди. Я уткнулась лицом в теплую, грубую ткань его рубахи, вдыхая знакомый запах моря, кожи и чего-то неуловимого Его… Широкая сильная ладонь легла мне на спину, другая – на затылок, мягко укрывая от всего мира. Он гладил меня по волосам, тихо шепча что-то на своем языке: странном, мелодичном, звучавшем как шум прибоя.

И слова полились сами. Обрывками, сквозь всхлипы, сквозь ком в горле.

– Знаешь, мне было восемь, – голос был хриплым, чужим. – На наш особняк напали бандиты. Я… я спряталась в саду, испугалась до полусмерти. Очень. И тогда… растения. Лианы. Они выросли везде… опутали бандитов… задушили… Вся семья спаслась. Но… они смотрели на меня… как на чудовище. Мать плакала. Отец был в ужасе. Потом… уже в Риме он возил меня куда-то… к какому-то мужчине. Я плохо помню. Было темно… Мрачная комната, запах ладана. Отец называл его… «Домиций», говорил: «Спаси ее». Я помню боль… жгучую боль здесь… – Я приложила ладонь к груди. – И чувство, будто часть меня… оторвали. Тогда я не поняла, что произошло…

– Архимаг Домиций, глава Академии магии? – тихо, но с ледяной ясностью уточнил Шэр. Его пальцы на мгновение замерли у меня на затылке. – Тот самый, что дал задание Марку.

– Не уверена… Возможно. В восемь лет не слишком запоминаешь важных дядек… Но после этого отец сказал… – Я сглотнула горький ком. – …что я могу больше не беспокоиться. Что все в порядке. Что я… безопасна. Но… – Мои пальцы впились в ткань его рубахи. – …через два года… в десять лет… все вернулось. Моя сила… растений. Я… я едва не убила брата. Из ревности… глупой детской ревности. Знаешь… все эти ядовитые лианы опять появились. Я не хотела! Я просто злилась! Вот только… животными я управлять больше не могла. Да что там управлять… я даже кошку не могла погладить! Никогда… до Брини.

Отец. Предательское слово обожгло сознание. Он отдал меня Домицию. Попросил, заплатил… позволил тому наложить заклятие, отрезавшее часть моей души, мой дар. Ради чего? Ради спокойствия? Ради видимости нормы в их патрицианском мирке?

Восемь лет унижений в Обители! Восемь лет насмешек, косых взглядов, жалости и этого вечного, грызущего стыда из-за отсутствия фамилиара! Восемь лет я чувствовала себя калекой, изгоем, недочеловеком! И все потому, что он испугался своей дочери. Вместо того, чтобы защитить – отрезал часть меня, а когда это все равно не сработало – выгнал прочь.

Я снова зарыдала, уже не сдерживаясь. Шэр держал меня, крепко, надежно, продолжая гладить мои волосы медленно и спокойно. Его тепло, его сила стали моим якорем в этом шторме обиды и стыда. Постепенно рыдания стихли, превратившись в тихие, прерывистые всхлипы, а потом и вовсе не иссякли.

Наконец, я осмелилась отстраниться, смущенно вытирая опухшее лицо рукавом. Мои глаза, наверняка, были красными и заплаканными. Я чувствовала себя разбитой куклой.