Текст книги "Пираты Короля-Солнца"

Автор книги: Марина Алексеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 49 страниц)

И Рауль назвал матери условный сигнал – букет с колосьями и лилией в окне Дома Генриха Четвертого.

– Занятно, – сказала Шевретта, – Мы подумаем, что тут можно сделать.

– Кто – мы? – спросил он тревожно.

И вновь загадочная лукавая улыбка промелькнула по губам Шевретты.

ЭПИЗОД 5. ДНЕВНИК БЕЗ ПРАВИЛ

9. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПУТЕШЕСТВИЯ. ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

/ Из дневника Анжелики де Бофор./

Если мы потерпим кораблекрушение, если наш корабль налетит на скалы, или на какие-то там рифы, если нас отнесет течением в северные моря, где плавают викинги или еще севернее, где плавают айсберги, и один из них – не викинг, а айсберг – протаранит 'Корону' , если мы окажемся в южных морях, и на берег выбросит сундук герцога де Бофора с моим дневником, я, Анжелика де Бофор де Вандом, правнучка Генриха Четвертого и Габриэль Д'Эстре, внучка Сезара де Вандома, дочь его светлости герцога де Бофора, предупреждаю дерзких незнакомцев – вас, о викинги, если вы еще есть на свете, вас, о пираты северных, южных и прочих морей, вас, о дикари Нового Света – не смейте читать мои записки, ибо Великий Адмирал Франции, герцог Франсуа де Бофор по прозвищу Рыночный Король, 'Честнейший Человек Франции' , по словам Ее Величества Королевы Франции Анны Австрийской, накажет вас, кто бы вы ни были – будь то индейский вождь, дикий шаман, негритянский царь или викингский хевдинг!

Если же дерзновенная рука твоя, о чужеземец, хевдинг, шейх, раджа, вождь краснокожих, осмелится перелистать страницы моего Совершенно Секретного Дневника, невзирая на грозное предупреждение мое, запомни: ты будешь повешен на рее самой высокой мачты /она называется Грот-мачтой, довожу это до твоего сведения, дерзкий чужеземец!/ нашего флагмана /это самый главный корабль каравана, чтоб ты знал, о дикарь!/ – повешен, как гнусный святотатец, осквернивший святыню и посмевший проникнуть в тайну!

После такого предупреждения, полагаю, у хевдингов, буканьеров, негров, индейцев и прочих чужеземцев отпадет охота читать мою исповедь. Потому что мою исповедь даже мой собственный горячо любимый папочка Бофор читать не имеет права! Право это имеет только мой далекий герой, мой таинственный рыцарь, моя любовь в Бархатной Маске! Ты, называющий себя Шевалье де Сен-Дени!

А вы все, прочие – уберите свои грязные лапы от моего дневника!

В противном случае Шевалье отомстит вам, и месть его будет ужасна: он проткнет вас насквозь своей прекрасной шпагой! Да-да, именно так он и сделает, если вы осмелитесь проникнуть в мою тайну!

Но, если быть откровенной /а я постараюсь писать истинную правду/ я вовсе не такая важная персона, чтобы по моему желанию Бофор и Шевалье вершили свой суд над дерзкими негодяями. Не принцесса, повелевающая толпой слуг, а замухрышка-паж, на которого смотрят как на нечто наивное, докучное, нелепое, словно соринка в глазу или пятое колесо в телеге, скажем лучше, в карете – на телегах я никогда не ездила, а в каретах катаюсь с тех пор, как себя помню.

Я очень одинока и несчастна и никому на свете не нужна! Даже Ролан де Линьет, и тот меня оставил ради сочинения своих мемуаров. Все прочие либо пьют, либо сидят по своим каютам. Вот бездельники! У меня нет слов от возмущения, мне чертовски скучно, и от скуки лезут в голову всякие мысли.

Например, о том, что здорово было бы устроить бунт на корабле, ворваться к капитану де Вентадорну и, угрожая этому морскому волку отцовским пистолетом, скомандовать: 'Меняем курс, капитан! Тысяча и один черт! Плывем в Китай! ' – `'Но сударь, – возразит капитан де Вентадорн, – Приказ Короля! Девятый Крестовый Поход!

А я отвечу: 'К черту Короля! Хочу в Китай!

… Что-то я не то пишу. Капитан де Вентадорн не подчинится и не велит изменить курс. Он скорее умрет, чем нарушит приказ короля. Хотя я совсем мало знаю капитана, но уверена, что этот человек любой ценой выполнит свой долг, и никакая сила не заставит его изменить этому долгу. Тем более – паж с пистолетом. Да он меня сразу разоружит, и еще пинка даст. Какой ужас!

Какие дикие мысли лезут в мою голову! Потому что я хочу в Китай!

Что бы такое придумать, чтобы они меня послушались и поплыли в Китай, вернее, 'пошли' – говорят, что корабли 'ходят' , хотя я не понимаю, почему говорят 'мы идем' , когда мы не идем, а на самом деле плывем? Но так говорят, хоть это, кажется, глупо.

Только Иисус, наш Божественный Спаситель, ХОДИЛ ПО ВОДАМ.

Может, потому моряки и говорят: 'Идем туда-то! ' Тогда интересно другое: язычники, турки и арабы тоже так говорят: 'Идем туда-то! ' Ну, это мы еще выясним.

А в Китай я так рвусь из-за вас, о Шевалье. Я все думаю, думаю – что же вам там понадобилось? Почему вы меня не послушались, ведь я так звала вас принять участие в нашем путешествии! Не думаю, чтобы вы струсили и испугались арабов. Не страшнее же они напавших на нас возле церкви Сен-Жермен-де-Пре авантюристов во главе с Роже де Шаверни. Нет, вы, конечно, не струсили – вы так смело дрались с этими бедовыми ребятами! И еще раньше, там, в тайной резиденции Месье…Но об этом слишком опасно писать, и я увлеклась воспоминаниями.

А попасть в Китай так просто! Только пройти Гибралтар, обогнуть Африку, пересечь Индийский океан и достичь этой Земли Обетованной. Я почти ничего не знаю об этой Земле Обетованной, и теряюсь в догадках – зачем, зачем вам нужен этот Китай?

Я не думаю, чтобы вы были доверенным лицом короля – судя по вашим резким высказываниям в адрес Людовика XIV – но это тоже писать опасно, и я опять себя останавливаю, не дописав фразу.

Может быть, Шевалье, вы – миссионер? Вы связаны с иезуитами, и они вас послали к китайцам, чтобы вы их обратили в нашу веру? Как это мне раньше не пришло в голову! Просто, Шевалье, я никогда бы не подумала, что иезуит может так нежно и горячо целовать девушку, как вы целовали меня.

О Шевалье, неужели ваши поцелуи были иезуитскими? Не так много я знаю об этих иезуитах – но все больше, чем о загадочной стране, именуемой Китаем, и больше, чем о загадочной стране, именуемой Алжиром, куда нас несет воля короля, лучше сказать, куда нас несет нелегкая!

Но я знаю, что иезуиты хитрые, умные, знают много разных языков, включая восточные. / И не лень им, бедным, учить их было!? / А как по-китайски: 'Я вас люблю' , Шевалье? Там, кажется, тысячи разных закорючек, я хочу сказать, иероглифов… Еще иезуиты владеют ядом и кинжалом, подчиняются своему Магистру… нет, Магистры были у других… Генералу Ордена. Тоже тупо: генералов в армии полно. Лучше бы говорили Маршалу. Или еще лучше: Коннетаблю – главнее коннетабля никого нет.

Значит, Шевалье, чтобы все выяснить насчет вас, надо познакомиться с Генералом Ордена Иезуитов. Но это, конечно, страшная тайна. Этот господин, наверно, засекречен! Как бы это узнать? У кого бы это узнать? Папа Римский, наверно, знает имя Генерала. Значит, надо дойти до Римского Папы! Решено! Папа / Римский, а не мой/ мне скажет, где находится резиденция Генерала Ордена, я разыщу этого человека, и тогда спрошу, что делает в Китае дворянин, называющий себя Шевалье де Сен-Дени. Может, Генерал Ордена мне откроет ваше настоящее имя, Шевалье.

Но мы не приближаемся к Риму, а удаляемся от него. За кормой осталась Европа – Франция, Италия – Рим и Папа в Ватикане. Вот дьявольщина! Ну почему мне так не везет! Но все-таки, Шевалье, я не прощаюсь.

Это разлука на время. Возникли разные заморочки, но наши душки-моряки приплывут в Алжир, мы завоюем арабов, война закончится победой, и тогда я добьюсь аудиенции у Его Святейшества Папы

Римского благодаря победе, одержанной моим папой! Сейчас-то с какой радости Римский Папа будет знакомить пажа Анри де Вандома с Коннетаблем,…то есть с Генералом Иезуитов. Логичнее подождать до победы.

Может быть, я ошибаюсь, и вы вовсе не иезуит? Что-то мне страшновато, да и не хочется идти к этому таинственному начальнику иезуитов. А чего бояться? AMOR VINCIT OMNIA – ЛЮБОВЬ ВСЕ ПОБЕЖДАЕТ! Ура! Латынь не забыла. Не съест же меня этот Генерал.

Впрочем, надо взять с собой кого-нибудь. Например, Ролана де Линьета. Дура я, дура! Сумасшедший писатель, 'Отставной Козы Барабанщик, охваченный военным психозом' , как обозвал моего единственного друга г-н де Бражелон, – разве он защитит меня от хитрых иезуитов, если мы с ними не договоримся? Я хочу сказать, что Ролан не сможет справиться с иезуитами, а не г-н де Бражелон, как-то не очень понятно я пишу, сама порой удивляюсь, как это так выходит? А все-таки, если я поссорюсь с ними, требуя, чтобы они вернули вас во Францию, Шевалье? / Они – это иезуиты./ Нет, Ролан не подойдет: нужен кто-то постарше.

Роже де Шаверни, вот кто подошел бы. Вот кто никого и ничего не боится. Сам черт ему не брат. Опять глупость! Роже не подойдет по другой причине. Я поняла, что Роже…словом, хотя Роже отлично дерется на шпагах… / Правда, хуже вас, Шевалье – вы же выбили у него шпагу возле церкви Сен-Жермен-де-Пре!/… и готов ради меня на все – именно поэтому г-на де Шаверни нельзя брать с собой.

Тогда, дорогой Шевалье, чтобы выяснить, куда вы подевались, почему исчезли так внезапно, узнать, кто вы такой на самом деле, мне придется просить об этой услуге… / Хотя очень неприятно обращаться к этому самоуверенному пирату! /…придется, ничего не поделаешь, на безрыбье и рак рыба – а он, насколько я помню, Рак по гороскопу, по причине безрыбья придется – а так не хочется! – нанести визит Генералу Ордена иезуитов в обществе г-на де Бражелона.

Это ужасно!

Но выхода нет: из пиратской компании моего папочки он самый умный, порядочный и, надо отдать ему справедливость, красивый.

И еще – он-то уж точно не будет покушаться на мою добродетель, потому что все его мысли заняты ничтожной хромулей Лавальер, согласно разным слухам и моим собственным наблюдениям.

Вот глупец!

Зла не хватает. Но мне до них нет дела. Мне дело только до вас, Шевалье. Я пыталась, выполняя обещание, данное де Невилю, наладить "дипломатические отношения" с виконтом, но он шипит на меня, как рассерженный кот.

10. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПУТЕШЕСТВИЯ. ТОСТ В ЧЕСТЬ АБСОЛЮТНОГО МОНАРХА

/ Из дневника Анжелики де Бофор./

И зря он, кстати, так себя ведет! Мы только начали путешествие, а я уже дважды за сегодняшний день пришла на помощь виконту, и вот его благодарность! Но пора набираться житейского опыта, как советовала госпожа аббатиса и не идеализировать людей. К сему сентенция – ни одно доброе дело не должно оставаться безнаказанным.

Я в самом начале путешествия, можно сказать, спрятала его от всех, чтобы не видели, как он плачет, а спустя каких-то полчаса мы переругались в его каюте, и никто никогда за всю мою жизнь не подозревал меня в таких гадостях, как виконт де Бражелон! Я его скоро начну ненавидеть! Ой, кажется, я уже начала его ненавидеть! Чтобы я – я! – читала чужие письма! Чтобы я – была шпионкой Людовика!

Конечно, ситуация, в которой я оказалась, говорила против меня.

Еще хорошо, что виконт не счел меня воришкой. Ему это и в голову не пришло.

А так бы: 'Что вы здесь искали, Вандом? ' – "Денежки, виконт, денежки! Экю, пистоли, луидорчики!" Даже мороз по коже от таких мыслей. А все-таки мне очень обидно. Если бы не Ролан, не могу представить, как бы я выпуталась из этой ужаснейшей ситуации. И как ругала бы меня аббатиса! Наверняка наложила бы какое-нибудь строгое покаяние. Она бы сказала, что я себя скомпрометировала, что девушка не должна себя так вести.

Но я же вела себя как паж, согласно моей роли! А паж может запросто зайти в любую каюту. Но вот сейчас подумалось, если бы я могла надеть свое любимое платье, цвета колосящейся пшеницы с хорошенькими узорчиками в виде гирлянд из колосков, вышитых золотыми нитками, и в этом платье… о, тут я не переступила бы порог его каюты, это было бы такое вопиющее нарушение приличий! Скорее бы я утонула!

Сейчас я перечитала написанное, и мне очень не нравится фраза, что добрые дела не должны оставаться безнаказанными. И не хочется мне набираться 'жизненной мудрости' . Лучше останусь такой дурочкой, как сейчас, но предпочитаю верить в то, что справедливость восторжествует рано или поздно. Чем раньше, тем лучше, не может быть так, не по-божески это, добро должно быть вознаграждено, а порок наказан. Все-таки у меня много лишнего в дневнике написано. Зря я это делаю. Вдруг он попадет в чужие руки.

Что ж, тогда… /cм. выше/.

Хотя я придумала название для сегодняшнего дня, уже не одну страницу исписала, но все не по теме. О самом ПУТЕШЕСТВИИ почти ничего не написано. Все больше о чувствах к Шевалье. Простите, милый, дорогой, любимый Шевалье, о вас я могу писать без конца, а пришлось отвлечься от столь приятной темы, чтобы заставить себя писать на весьма неприятную тему – о моих отношениях с г-ном де Бражелоном. И все-таки, любовь моя, буду писать на тему 'О первом дне нашего путешествия' . А вы, мой Шевалье, мой друг, мой рыцарь, мой идеал, все равно никуда не исчезнете со страниц моего дневника, когда мне надоест описывать путешествие, я с удовольствием займусь тем, что в профессиональной литературе называют ЛИРИЧЕСКИМИ ОТСТУПЛЕНИЯМИ.

А писать все по порядку лень. Писать, как мы ругались в каюте виконта, мне противно. Я могу проникнуться отнюдь не христианскими чувствами, если начну вспоминать, как со мной обращался виконт. Черт возьми! Если негры или реисы, а также хевдинги или папуасы будут читать это, они могут подумать о нас… ой! не о нас, я уже дошла до того, что пишу 'мы' ! О нем – Бог знает что. Эй, вы!

ПУСТЬ БУДЕТ СТЫДНО ТОМУ, КТО ПОДУМАЕТ ОБ ЭТОМ ДУРНО. Вот, съели? Все-таки, справедливости ради, чтобы у индейцев, шаманов, хевдингов и т. д. не сложилось превратное впечатление о французах, / а что с дикарей взять, мало ли что могут подумать туземцы?/ сразу скажу, что виконт меня и пальцем не тронул. Просто он довольно бесцеремонно схватил меня как какого-то котенка за шиворот и пихнул на сундук, злосчастный, роковой сундук, ставший причиной всех этих бедствий! Вот и все. Это я для того, чтобы установить истину. Но мной овладевает дремота, и перо падает из моих рук, посплю немножко, потом допишу…

Два часа спустя. Вот – выспалась, сразу голова лучше работать стала! Я не исправляю написанное – бумаги жалко, но рассказ о Первом Дне Путешествия начну с банкета, который по приказу моего отца организовали в кают-компании 'Короны' . Надо бы написать, что мы ели, но мне лень. Надо бы описать сервировку стола, цветы, всю эту роскошь – это очень хорошо, что 'Корона' – такой комфортабельный корабль, здесь чувствуешь себя как дома. Но описывать всю эту посуду и интерьер кают-компании мне тоже лень,… Да и не стоит у меня над душой аббатиса, заставляющая упражняться в описаниях пейзажа, интерьера, букета цветов. Хватит! Да здравствует свобода! Буду писать о чем хочу и как хочу!

Я не помню сейчас все тосты, которые следовали один за другим, все остроумные реплики, которыми обменивалось общество, собравшееся в кают-компании – но мы перезнакомились очень быстро, и вскоре я уже знала не наглядно, а по именам моряков 'Короны" – самого капитана де Вентадорна и его первого помощника, господина де Сабле. Конечно, они, как и весь наш Штаб, рассыпались в любезностях перед герцогиней де Шеврез /. Теперь уже можно писать ее настоящее имя – графиней де Ла Фер, исправляю ошибку – привычка! /

Графиня любезничала с ними, но если не считать виконта, сидящего по правую руку от нее, чаще чем к другим, обращалась ко мне и поглядывала на меня с ласковой снисходительностью. Еще бы!

Столько раз за эти годы я с ней встречалась. Надеюсь, она не выдаст мою тайну. Банкет шел своим чередом, когда помощник капитана, господин де Сабле / была его очередь говорить тост / поднялся с бокалом и сказал:

– Господа! Мы забыли один тост, самый важный: 'За Короля!

Моряки дружно загомонили: 'За короля! ' Наши – папин Штаб – тоже. А Шевретта тревожно взглянула на виконта, который не дотронулся до своего бокала. Все чокаются и пьют за короля, а виконт и не думает. Это был если не открытый вызов, то все-таки протест. Наши-то все понимали, потому, видно, никто из наших и не предложил этот тост. Но моряки, возможно, не знали об интригах Молодого Двора, и господин де Сабле предложил тост 'За Короля' от чистого сердца.

И тут я отважилась! Я как бы нечаянно смахнула со стола бокал виконта. Бокал упал и разбился. Вино разлилось. Я извинилась. Удивительно, откуда на парусном корабле хрустальные бокалы? Видно, капитан их хранил для особо торжественных случаев в специальной упаковке.

– Посуда бьется к счастью, – заметил де Невиль.

– Минутку, вам заменят бокал, – засуетился де Сабле.

Но тост уже прошел, и помощник капитана сказал мне с досадой:

– А вы, паж, похоже, уже выпили лишнего.

Теперь меня оскорбил де Сабле! Еще не хватало, чтобы меня сочли пьяницей! А графиня все поняла. Я знаю, что она все поняла, потому что она меня поблагодарила. Взглядом. А ведь ситуация была очень непростая. Подумать только, до чего может доиграться в будущем господин де Бражелон!

Сейчас мы выпутались, но если он и дальше будет продолжать в том же духе?! А ведь это не последний тост 'За Короля' в течение путешествия! Надо заметить, что и его матушка и мой отец выпили 'За Короля' как ни в чем ни бывало. И я тоже.

Но виконт скорее бы стал пить за турецкого султана или за алжирского дея – так вроде их властелин называется. Нет, за таких уродов никто бы пить не стал! Это я к тому, что, несмотря на все огорчения, что мне пришлось испытать из-за него, / ужасные подозрения, взял за шиворот и т. д. / я его очень уважаю за этот вызов.

А бокалы вновь были наполнены, и хитроумная матушка г-на виконта заявила:

– Его Величеству Людовику, да хранит его Господь, за чье здоровье мы только что подняли тост, приписывают слова: 'Государство – это я! ' За Короля мы выпили, выпьем же за Государство!

Ну, а кто откажется пить за Францию? Так хитрая графиня выручила своего сына. А если бы я не опрокинула бокал, возможно, она сама бы это сделала. Но она уже, наверно, на пути в Париж, и я боюсь, что виконт когда-нибудь уже открыто откажется пить за здоровье Короля.

А ведь когда-то мы в Вандомском дворце пили за нашего Короля так же искренне и радостно, как сегодня за Францию! / Я тогда пила, разумеется, не вино, а морс, но со взрослыми! / Но оставим короля, Бог с ним, важная мысль сейчас пришла мне в голову. Во время банкета мне показалось, что после тоста 'За Короля' , который виконт пропустил, перед тостом 'За Францию' , который виконт не пропустил, он, предлагая мне какое-то кушанье, прошептал: 'Благодарю вас… ' но так тихо, что мне, быть может, показалось, а переспросить я постеснялась, оробела вдруг почему-то… А что он мне предлагал, как я это слопала, уже не помню, я ела как во сне. Потому что меня поразило одно совпадение.

Мой дорогой Шевалье, вы, наверно, будете смеяться надо мной, но мне показалось, что это тихое 'Благодарю вас' прозвучало почти так же, как ваше: 'Не спрашивайте' , когда мы прощались ночью, вернее, на рассвете 2 апреля.

И еще мне казалось – я участвовала в общей беседе и не прислушивалась к разговору виконта с его матушкой, но во время банкета какие-то обрывки фраз до меня долетали, так вот, мне его голос временами очень напоминал ваш, дорогой Шевалье. Но со мной в каюте он говорил совсем другим голосом! Да и я-то, я, совсем на себя не похожа! А что думать, будь что будет!

Надо закончить описание банкета и переходить к дальнейшим событиям. Но больше ничего примечательного не было на этом банкете. Все было очень вкусно. Если каждый день мы будем так питаться, то нам крупно повезло!

А я слышала о всяких лишениях: о сухарях, солонине, о цинге – это ужасная болезнь, когда люди до того доголодались, что у них уже зубы выпадать начинают. Да сохранит Господь Всемогущий наши зубы, головы, руки и ноги в целости! Представить, что мы будем рады засохшей корушке, несмотря на то, что, по словам аббатисы, у меня богатое воображение, я никак не могу!

Теперь надо бы описать нашу экскурсию по 'Короне' , организованную капитаном де Вентадорном по окончании банкета. Но на меня опять напала лень. И вообще по 'Короне' – по трем ее палубам, по галерее, идущей вдоль кают-компании, по лесенкам, ведущим с палубы на палубу и к надстройкам на баке – носе и юте – корме, по всему этому дворцу под парусами лучше бегать с Роланом, чем описывать в дневнике. Вот, вспомнила, кстати, о Ролане! О нем надо написать – мальчик того стоит. И, кроме того, барабанщик – мой единственный друг. Не считая герцога де Бофора. Но это само собой разумеется.