Текст книги "Пираты Короля-Солнца"
Автор книги: Марина Алексеева
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 49 страниц)
– Кого я породил! – сказал герцог.
– О-хо-хонюшки, – вздохнул Гримо, – Ангела вы породили.
Они сбежали из адмиральской каюты в каюту Рауля и опять взялись за трубки. На этот раз Гримо достал запасную трубку и предложил адмиралу свой табачок.
– Я уже понял, что доказывать что-то здесь бесполезно. Потому и увел тебя. Сбежал с поля боя, – сказал Бофор, – Ишь, как монашки ее обработали. Но эту писанину мы припрячем – он сложил 'Заявление" Анри де Вандома, – Не потому, мой дорогой Гримо, что я позарился на эти гроши. Мне, знаешь ли, стало жутковато.
– Мне тоже, – поежился Гримо.
– Мы все еще живы. Да, впереди война. Будут убитые. Будут вдовы, сироты. Это неизбежно. На войне без жертв не обойтись. Но сейчас я не хочу думать об этом.
Гримо кивнул. Бофор затянулся. Выпустил дым. Вздохнул.
– Монсеньор! – тихо сказал Гримо, – Не надо. Не думайте.
– Не надо. Ты прав. Но ведь все думают, вот ведь какая штука. Даже барабанщик, и тот думает, наверно. Черт возьми! Так можно рехнуться!
– О-хо-хо-нюшки, – простонал Гримо.
– А что думать, Гримо! Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Часто я что-то стал говорить это…
– Будем жить, монсеньор, – сказал Гримо.
– Сегодняшним днем, – закончил герцог, – А сегодня нам надо покончить с этим делом и больше к нему не возвращаться. На чем мы условились? Ты приведешь сюда Рауля, когда он порядочно надерется. Это примерно через час. Я на час отлучусь к своим генералам, они там, на полуюте. Все пьют. Дым коромыслом. Да и черт с ним! Встречаемся через час. Здесь. Понял?
Гримо ответил жестом. Бофор пошел на полуют – гулять с генералами. Гримо читал историю Дон Кихота около часа. Но Сервантес что-то не очень шел ему в голову. Время от времени старик поднимал голову, задумчиво посматривал в звездное небо за открытым окном и вновь ловил убегающую строку. Он больше не курил. Табаком вроде не пахло. Парик алонж был спрятан в пакет – появляться к Пиратам в подарке Бофора Гримо постеснялся. Когда до назначенного срока осталось семь минут, старик отложил книгу и пошел за своим господином.
– С Богом! – сказал ему подоспевший к тому времени Бофор и вальяжно устроился, перелистывая страницы 'Дон Кихота' .
* * *
– М-м-монсеньор, – сказал Рауль, пытаясь приветствовать герцога, – п-п-простите, м-м-монсеньор, / он покачнулся /, я обращаюсь к вашей светлости не по уставу, то есть не по этикету, но два часа ночи, и корабль качает, и мы… э… с ребятами немножко выпили,… э… с вашего разрешения…м-м-монсеньор.
– Я не в претензии, дорогой виконт, – ослепительно улыбнулся герцог, – Я же сам в хлам пьяный. Слышь, Рауль, ты меня уважаешь?
Надо заметить, что Бофор был, не так пьян – многочисленные пирушки выработали у герцога иммунитет к крепким напиткам. Он и не потреблял крепких напитков, решив расслабиться по окончании 'интриги", а, подпоив генералов, заявил самому устойчивому – полковнику Д'Аржантейлю, что идет на бак / нос /, где помещается весьма нужное заведение, куда и Его Величество Король ходит пешком. Гримо был совершенно трезв, а Рауль пьян наполовину, кое-что он еще соображал. Так, во всяком случае, решил опытный питух Бофор.
– Я вас очень уважаю, монсеньор, – сказал Рауль, пытаясь сохранить равновесие, – Но позвольте поинтересоваться, что угодно от меня вашей светлости в столь поздний час?
– А коли ты меня уважаешь, мой мальчик, будь добр, подпиши эту бумагу. Затянули мы с тобой с этим делом. Моей светлости угодно поскорее разделаться с этой волокитой.
– Какую б-б-бумагу? – спросил Рауль.
– Контракт, черт возьми. Гримо тебе покажет. Бланки получили, когда ты уже уехал на Юг. Кстати, твоего дружка Люка работа. Оцени!
– Монсеньор, может, лучше завтра? Я ж вдрабадан… Испорчу важный документ.
– Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня. Народная мудрость. Мотай на ус, сынок, – сказал герцог, – Да что я тебя как девицу уговариваю! Бери перо, ставь подпись, и все дела! Или ты свою фамилию писать разучился? Ты у меня адъютант или кто? Какого черта ты ломаешься?
– Я не ломаюсь, монсеньор, но, правда, могу испортить. Давайте отложим до утра. На трезвую голову. Я же лыка не вяжу. Испорчу ценный экземпляр.
– Заладил!
– Я вижу, тут уже все за меня написано. Жаль трудов вашего секретаря.
– Завтра у нас будут другие дела, – сказал Бофор, – Пиши, тебе говорят!
Рауль взял перо и довольно коряво вывел: 'Браж…
– Видите, – сказал он, – Зря вы меня заставляете.
– Все нормально, – сказал Бофор, – Валяй дальше.
Рауль проворчал: 'Как вам угодно, монсеньор, проспитесь, потом не ругайтесь' .
Он снова окунул перо в чернила, хотел продолжить свою фамилию, но тут с кончика пера сорвалась проклятая клякса и осквернила подпись адъютанта его светлости на бланке контракта.
– Клякса, – сказал Рауль виновато.
– Ну и хрен бы с ней, с кляксой! – сказал Бофор, – Нашел из-за чего тужить! Не бери в голову, пиши дальше.
Тут Рауля осенила дерзкая пьяная мысль о новом варианте своей подписи. Он расхохотался и продолжил свою фамилию, которая вдруг резко взмыла вверх, что, кстати, говорило о весьма приподнятом настроении. Но так безобразно он не писал даже в пятилетнем возрасте. Рауль провел зигзаг под фамилией к началу и добавил несколько росчерков, пытаясь исправить это безобразие. Подсохшей кляксе, он, по-прежнему пьяно посмеиваясь, придал форму розы.
– Да хватит венезля вырисовывать, – проворчал Бофор.
– Раз уж вы приказали, монсеньор, дайте поизгиляться. Я тут еще листочки подрисую, и шипы, шипы обязательно, какая роза без шипов. К моей кляксе типа розы. Вот, монсеньор. Раз уж вам было угодно в третьем часу ночи… собирать бумаги… я же вам говорил… ваша светлость. Утро вечера мудренее. Народная мудрость.
Бофор посмотрел на подпись Рауля и расхохотался:
– И правда, на розу похоже! Но где ты, мой друг, видел черные розы?
– Чернила черные, и клякса, то есть роза, получилась черная. А вам что, монсеньор, кровью подписать? Я могу, если прикажете! Ну, не вышла подпись, разве по пьяному делу напишешь? Я готов, м-м-мон-сеньор, кровью искупить свою вину и поставить вам здесь кр-расный автограф.
– Сойдет и черный. Полно вздор молоть. Давай еще раз, на втором экземпляре.
Тут Гримо напялил на себя знаменитый алонж и отвлек Рауля.
Бофор сказал:
– Я подержу бумагу для надежности, помогу тебе, дружок.
Герцог придерживал бумагу, и Рауль, обалдело глядя на Гримо в парике алонж, машинально вывел свою подпись на доверенности, которая была прикрыта бланком контракта. Бофор облегченно вздохнул. Дело было сделано! Доверенность была у него в руках. Интрига закончена. Рауль мельком взглянул на свою подпись и опять на Гримо.
– Я сплю или брежу, – сказал он, – Гримо, ты ли это? Я допился уже до белой горячки. Ты – в парике алонж?
– Я, – сказал Гримо, – Я самый. Вы что, меня не признали, господин Рауль?
Гримо подошел к своему господину, чтобы тот мог убедиться, что это именно он, и полюбоваться его париком алонж.
– Откуда это у тебя? – вытаращил глаза Рауль.
– Монсеньор подарил, – сказал Гримо.
– Монсеньор? – воскликнул Рауль, – Ого!
Бофор мигнул ему. Гримо не подозревал, что подарок герцога превышает сто пистолей, оставленных ему по завещанию Бофора. Но Рауль знал, что почем. Парики алонж еще не вошли в широкий обиход, а Белокурый Парик, в котором он сам когда-то играл пастушка в Фонтенбло, можно было надевать только по личному разрешению Его Величества Короля. Впрочем, Рауль не пользовался королевской привиллегией, и парик алонж был отдан Оливену, а когда Маникан объяснил, что парень не имеет права носить Белокурый Парик, алонж был водружен на голову Аполлона, которую иногда украшала и шляпа с пером. Пройдет год-другой, и вся Европа наденет парики алонж. Но в описываемое время высший свет еще не захватила эта мода. Бофор в самом лучшем расположении духа обнял своего адъютанта.
– Пустое, мой дорогой. Сочтемся. Извини, что отвлек тебя от веселья. Можешь возвращаться к своим собутыльникам. Да и я пойду.
– Подождите, пожалуйста, монсеньор, – сказал Рауль, – У меня тоже есть для вас документ. Я его написал еще в Париже в здравом уме и трезвой памяти и отвечаю за каждое слово. Кстати, монсеньор, моя сегодняшняя подпись не имеет юридической силы, сказал бы мой адвокат Фрике. Кажется, вы его знаете. Но это шутка, монсеньор, насчет адвоката. Просто мне припомнились бедные пейзаны, которые по пьяному делу подписывают бумаги, ловко подсунутые вербовщиками в нужный момент / конечно, не так красиво оформленные /, и пополняют ряды нашей победоносной пиратской армии.
– К чему ты клонишь? Я, выходит, вербовщик, и твой контракт не имеет юридической силы? Ну, зови своего адвоката. Тут и свидетель есть – Гримо подтвердит. Разорвем контракт. И катись к чертовой матери на все четыре стороны. Скатертью дорога.
– А, – сказал Рауль, – Правда глаза колет. Я-то ладно, а вот пейзанов жаль.
– О себе подумай, – буркнул Бофор, – Однако, мой милый, что у трезвого на уме, у пьяного на языке.
– Я подумал о себе, – сказал Рауль и вручил свою бумагу герцогу.
Бофор развернул документ, который подал ему Рауль. Прочитал. Взглянул на него.
– Садись, – сказал он, – Гримо, доставай трубки. Перекурим это дело.
Рауль уселся, или, вернее, плюхнулся рядом с герцогом и широко раскрытыми глазами смотрел на пускающих дым Бофора и Гримо. Он и не подозревал о таком 'хобби' своего старика.
– Читай, – протянул герцог документ Гримо.
Гримо взял бумагу.
– Долго думал? – спросил Бофор Рауля.
– Eodem flatu – на одном дыхании, – сказал Рауль.
''Его Величеству Королю
Франции
ЛюдовикуXIV
Я, Рауль де Бражелон, адъютант
Его Светлости герцога де Бофора прошу причитающееся мне жалованье отдать
Отцам Святой Троицы для освобождения христиан, томящихся в плену у арабов.
Бражелон. 2. 04. 62.
Заявление Рауля было под стать заявлению Анжелики. Но Рауль не коснулся тем, поднятых дочерью Бофора. «Заявление» было написано четким, красивым почерком. Правда, самыми мелкими были слова: "Его Величеству… ', 'прошу' и 'арабы' . А самыми крупными и красивыми 'Франция' , «Герцог де Бофор», «Отцы Святой Троицы» и «Освобождение христиан». Все прочие слова были написаны обычным размером. Правда, в дате было одно исправление. Единица была исправлена на двойку. Видимо, Рауль написал свое заявление первого апреля, но исправил, решив, что Людовик XIV примет за розыгрыш документ, написанный в День Дураков и поставил завтрашнее число.
– Я так и знал, – сказал Гримо, – О-хо-хо-нюшки…
– Ты действительно хорошо подумал? – опять спросил Бофор.
– Еще бы, – сказал Рауль, покосился на Гримо, мрачно пускающего дым и насмешливо заметил:
– Ты, Гримо, как дракон, дым выпускаешь. Дай-ка попробовать.
Этого Гримо и боялся!
– Вы всерьез в пирата играете, сударь? – спросил Гримо.
– Дай, дай, потешь мальчика, – подначил Бофор с ехидством.
Рауль взял трубку с видом заправского корсара, набрал в рот дым и важно выпустил. Гримо и герцог заметили, что он даже не затянулся, и насмешливо переглянулись. Бофор, пыхая своей трубкой, сказал:
– Не кури, дурачок, цвет лица испортится.
– Тем лучше, – сказал Рауль, опять выпуская дым без затяжки. Его уже раздражала собственная внешность, а в особенности то, что он так и не утратил свою способность легко краснеть, словно ребенок. Даже сегодня Гримо заметил: "А что же вы покраснели?", когда речь зашла об Анжелике де Бофор. Не сегодня. Уже вчера. Люк, правда, объяснял это свойство тонкой и нежной кожей, близко расположенными кровеносными сосудами и заявил, что он, Люк, только радовался бы на его месте. Но Рауль решил избавиться от этого ребяческого свойства, когда его щеки покроются бронзовым загаром. А если трубка Гримо поможет, тем лучше.
– Трубка мира, – сказал Бофор, – Давай считать, что я этой бумаги не видел.
– Я все сказал, монсеньор, хао, – покачал головой Рауль. Тут он затянулся по-настоящему и закашлялся. Неопытный курильщик вызвал у герцога и старика сочувственные усмешки.
– Граф де Ла Фер предупреждает: курение опасно для вашего здоровья, – сказал Гримо.
– Да, доброго мало, – сказал Рауль, возвращая трубку старику.
– Вот и молодец, – заявил герцог, – Ты у нас красивый малый, не смотри на нас, старых греховодников. И розочками украсил себя – розы я вижу не только на твоей подписи.
Рауль так и заявился с розами под банданой и за ушами.
– Это мы все себя так украсили, ваша светлость. Вроде игры. В Древнем Риме жертвы тоже украшали себя цветами. А чем мы, Пираты, хуже древних римлян? Мы тоже любим цветы. И мы тоже жертвы, монсеньор.
– Не нагоняй на меня тоску, сынок. Какие вы к чертовой матери жертвы!
– Жертва жертве рознь. Вроде как Квинт Курций. Правда, цветов тогда не было. История об этом умалчивает. Но я думаю, потом туда все-таки пришли юные римлянки и бросили розы в пропасть, в которую со своим конем бросился Квинт Курций, чтобы спасти Рим. Монсеньор, я могу наговорить вам много лишнего. Можно, я лучше пойду? Разрешите отчалить, мой адмирал?
Бофор махнул рукой:
– Отваливай, мой адъютант.
* * *
– Вот, – сказал он Гримо, – Для чего было давать детям классическое образование?
Он закрыл дверь на задвижку и сравнил оба заявления.
– Да, – улыбнулся Гримо, – Родственные души.
– Мне припоминается, – сказал герцог, – Как моя Анжелика в детстве испортила учебник по римской истории. Она подрисовала патрициям эпохи Республики длинные волосы, широкополые шляпы с перьями, мушкетерские усы и фрондерские знаки отличия. Так, по мнению моей дочери, аристократы стали намного симпатичнее. Такими же черными чернилами. Аббатисса была иного мнения и велела бедной малютке писать какие-то заумные фразы и спрягать какие-то заумные глаголы. Раз этак по двадцать. А я долго смеялся, забрал книгу и потом все любовался ее художествами.
– Littera scripta manet, – сказал Гримо.
– Что ты сказал?
– Я сказал: "Написанное остается' .
– Идея! – хлопнул себя по лбу Бофор, – Знаешь, дружище, что мы сделаем с этими бумагами? Пошлем их Атосу, пусть полюбуется. Заодно с твоим портретом в парике алонж. Одобряешь? Вот, за что боролся, но то и напоролся. Пусть оценит эти ляпсусы.[47]47
Lapsus – ошибка, ляпсус.
[Закрыть]
– Опусы,[48]48
opus – произведение, сочинение, опус.
[Закрыть] – поправил Гримо, – Опусы, монсеньор.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Братство Синих Бандан
''Ланцелот: Я люблю вас всех, друзья мои. Иначе чего бы ради я стал возиться с вами. А уж если люблю, то все будет прелестно. И все мы после долгих забот и мучений будем счастливы, очень счастливы наконец' .
Евгений Шварц. `'Дракон' .
ЭПИЗОД 13. УТРО В КАЮТЕ АДЪЮТАНТА
1. 'СТРАДАНИЯ' МОЛОДОГО БРАЖЕЛОНА«Начинается», – прошептал Рауль, проснувшись часа через два после «шторма» с больной головой. Он считал свое состояние весьма отвратительным. Неужели все…любители крепких напитков так же мучаются с похмелья? И древние римляне? И тамплиеры? И мушкетеры? И школяры? И пираты? И…кто там еще?…Мы вчера все-таки перепили. Накажи меня Бог, если я помню, как я здесь оказался. Как я добрался до своей каюты? Как я вообще нашел сюда дорогу и не кувырнулся за борт, не грохнулся с лестницы? И кто меня раздевал и укладывал? Неужели Гримо? И как он только справился со мной?
Он взглянул на старика. Гримо спал, полуоткрыв рот, с самым блаженным видом. Ночной колпак сбился на бок. Бедняга Гримо. Прячет свою лысину под колпаком – мерзнет башка, наверно. Башка… Да, но если после 'шторма' каждый раз будет так трещать моя собственная башка, лучше завязывать, пока не поздно. Еще хорошо, что обошлось без ссор, травм, драк – неизбежных последствий лихой пирушки. Ох уж этот Оливье! Это все он! Не надо было ни в коем случае мешать вино с агуардьенте. Де Невиль заказывал напитки, и я положился на его вкус. Вот дурак! Нет, чтобы самому проконтролировать! Запустил козла в огород с капустой. Открыл волку овчарню. И вот результат. И все, наверно, такие же глумные. А я ничегошеньки не помню – как я заснул, как здесь оказался, провалился в сон, и все. Я слышал, что такое бывает с пьяницами. Они как вырубаются. А потом наутро весьма погано себя чувствуют. Симптомы внушали тревогу. А еще, – вспомнил Рауль, – Пьяницы по утрам испытывают жажду. Прямо как я сейчас. А еще они хотят добавки. Рауль представил бутылку агуардьенте, которую надо пить залпом и делать большой глоток, по совету опытного гасконца.
Нет уж, сказал он себе, – только не это! Озолоти меня, агуардьенте в рот не возьму. Это внушало надежду. Значит, он еще не совсем законченный алкаш. Счастливый Гримо! Дрыхнет себе и в ус не дует.
Гримо заворочался во сне и сдвинул на лоб ночной колпак. Рауль вспомнил, что вчера на Гримо был парик алонж. А может, это ему приглючилось? Гримо в парике алонж… Абсурд! Конечно, это была галлюцинация. Он уже до белой горячки допился! А может, Гримо в парике алонж приснился ему во сне? А что думать, а что понапрасну ломать и так больную голову, решил Рауль, – Разбудим Гримо и все выясним. Тогда будет ясно, наяву все это было или пьяное видение.
Терзаемый угрызениями совести, наш герой все же, как ни стремился выяснить истину, пожалел мирно спящего Гримо и решил подождать, пока Молчаливый сам проснется. Но совесть не унималась.
Эти 'терзания' усугублялись отвратительным состоянием. А желторотые, наивные люди, вообразили, что он хлещет агуардьенте как воду. Вот так создаются мифы, усмехнулся Рауль. Но во время «шторма» он старался по мере возможности поддерживать этот миф, и желторотые невесть, что вообразили о Пиратском Короле. Первый блин комом, вздохнул Рауль. Дальше – больше. Привыкнем, уже не будем так мучиться. Все-таки праздник удался. Пираты оторвались по полной. Так оторвались, что никто ничего не помнит. Это что же, и дальше так будут продолжаться? Мы не только сами погрязнем в беспробудном пьянстве, но и втянем в него желторотых.
Надо заметить, наш герой с непривычки преувеличил свою головную боль. Состояние его было далеко не такое ужасное, как он вообразил с перепугу. К счастью для Рауля, в описываемое время к крепким алкогольным напиткам не подмешивали химии, и его ровесники из XXI века и даже более юные участники фуршетов, дней рождений, презентаций, пикников, барбекью и прочих мероприятий с выпивкой испытывали поутру более жестокие страдания, как на его родине, так и во всем мире. Но в XVII веке виноторговцы были честнее. Вино могли, в крайнем случае, разбавить водой, всучить пьяной компании солдатское пойло вместо изысканного вина. Но паленая агуардьенте – это невозможно было представить себе в эпоху Людовика XIV. А также означенный напиток с примесью технического спирта и прочих ядовитых компонентов. Но «ерш» есть «ерш» и в эпоху Короля-Солнца. Агуардьенте плюс малага дает в итоге 'ерша' . То есть головную боль и жажду.
Добродетельный Гримо не ожидал таких 'подвигов" от своего добродетельного хозяина. Живи Гримо в наше время, он побеспокоился бы о верных средствах для снятия алкогольного синдрома: огуречный рассол или кефир. Но Молчаливый не знал о таких средствах защиты, и его неизменный здравый смысл подсказал ему оптимальное решение: морс, а, проще говоря, варенье, разведенное водой. Но об этой услуге своего запасливого и заботливого Гримо Рауль не знал. К тому же ему было скучно. Не переставая ругать себя, он все-таки дотянулся до пятки своего старичка и стал щекотать ее. Хотя Гримо сравнивали с Дон Кихотом, а не с Ахиллесом, пятка его была не менее уязвимым местом. Гримо проснулся, отдернув ногу.
– С добрым утром, Гримо! – слегка охрипшим голосом сказал Рауль, заискивающе улыбаясь.
Гримо посмотрел на Рауля исподлобья. Точь в точь как наш кот Кир, когда чем-то недоволен, подумал Рауль.
– Не думаю, что для вас это утро доброе, – проворчал старик и постучал по своей голове, – Болит?
– Чертовски! – сказал Рауль, – Места себе не нахожу. Даже во время беспорядков Фронды, когда мамашка Фрике огрела меня по башке горшком с геранью, и то было не так погано!
– Вы просто забыли, сударь, – вздохнул Гримо, – Травма, полученная в драке – тоже дело серьезное.
– Нет, – упрямо сказал Рауль, – Сейчас хуже. Горшок с геранью – чепуха. Агуардьенте – это серьезно.
– Ну, не знаю, не знаю, – продолжал воркотать старик, – Мне голову проломили вилами, тоже мало не показалось. Шрам на всю жизнь остался. Хорошо еще, что в амьенском погребе было оливковое масло. Берегите голову, сударь… – все это Гримо бормотал, закрыв глаза, как бы во сне.
– Дай Бог, чтоб уцелела голова! – продекламировал Рауль, – А не сочинить ли мне рондо?
– Сочиняйте хоть оду, хоть поэму, хоть целую эпопею, только дайте поспать, – буркнул Гримо, – Я думал, вы проспите до обеда.
– Дай Бог, чтобы уцелела голова, – повторил Рауль.
– Дай Бог, дай Бог! – продолжал бубнить Гримо.
– Нет, с похмелья не до рифм, – вздохнул Рауль, – Неужели ты не выспался? Поговори со мной! Мне скучно. Я дохну со скуки.
– Прикажете вас веселить? – заворчал Гримо, – Пусть ваши дружки вас развлекают. Веселые ребята, ничего не скажешь.
Он засунул руку под подушку, достал часы и буркнул:
– Что за черт вас поднял такую рань!
– Привычка, Гримо.
Гримо зевнул. Опять закрыл глаза.
– Давайте играть, – сонным голосом проговорил Гримо, – В Короля и Фаворита. Вы – Король, я – ваш Фаворит. Вас же ваши дружки-Пираты Королем кличут. Ну, а я предлагаю изменить правила игры, коль вы скучаете. Вы – король Людовик XIII, а я Анри де Сен-Мар, ваш фаворит. Итак, 'Поскучаем, господин Ле Гран, поскучаем' .[49]49
Слова Людовика XIII фавориту Сен-Мару, по прозвищу Ле Гран – Великий.
[Закрыть]
– Дай Бог, чтоб уцелела голова,[50]50
Анри де Сен-Мару, руководителю заговора против Ришелье, отрубили голову по приказу кардинала в 1642 году.
[Закрыть] – в третий раз повторил Рауль, – Эта игра не по мне. Дай попить, фаворит. Есть какое-нибудь питье?
– С утра пораньше? – разозлился Гримо, – Вам мало вчерашнего?
– Я сказал 'попить' , а не 'выпить' . Я попросил 'питья' , а не 'выпивки' . Ты меня не понял.
– Фу! – вздохнул Молчаливый, – А я уж боялся, вы меня пошлете на поиски агуардьенте.
– Не дай Бог! – воскликнул Рауль, – Да минует меня чаша сия!
– Но не минует морс моего приготовления, – усмехнулся Гримо.
– Так бы сразу и сказал! А я тут мучаюсь, изнывая от жажды.
– Совсем измучился, – хмыкнул Гримо.
– Где твой морс, Гримальди?
– Позаботьтесь о себе сами, – проворчал Гримо, – Кувшин на столе. Все, сударь, я сплю!
Хотя старик надеялся заснуть, сон уже прошел. Он опять усмехнулся, видя, как его господин выдул пол-кувшина кисленького морса.
– Полегчало? – спросил Гримо.
– Ух! Еще как! Не то слово! Спи, старина. Прости, что разбудил тебя.
– С вами поспишь, – ворчливо сказал Гримо.
"Определенно, у Гримо портится характер, – подумал Рауль, – Добрый молчаливый Гримо превратился в зануду и ворчуна. Гримо Сварливый! Метаморфозы!"
– Отдыхай, – сказал он кротко.
"Ага, подлизываешься, – подумал Гримо, – Но я уж выдержу характер, нагоню на тебя страху. Будешь знать, как напиваться! Мой благовоспитанный добропорядочный господин превращается в пьяного пирата! Метаморфозы!
– Разве с вами отдохнешь? – буркнул Гримо.
– Так ты совсем проснулся, Гримальди? – спросил 'пират' .
Гримо не сдержал улыбки. Он очень любил своего молодого господина, но в 'воспитательных целях' решил кое-где сгустить краски.
– Тогда, – сказал Рауль, – Я хотел бы кое-что выяснить у тебя.
– Выясняйте, – сказал Гримо 'равнодушно' . И вновь погрузился в блаженную дремоту.
– Но я же не могу разговаривать с мумией! – теперь уже Рауль рассердился, – Ты лежишь как в саркофаге и не смотришь на меня, гадкий старикашка. Какой это к чертям разговор!
– Африка, что вы хотите? – отвечала 'мумия' . Но «мумия» боялась выдать свою игру и сохраняла непроницаемый вид для пользы дела, – Пусть я гадкий старикашка, а вы в таком случае дрянной мальчишка.
– Ладно, – сказал Рауль сердито, – Разговор не получился. Семь бед – один ответ. Хоть мумии были в Древнем Египте, я тоже залезу в свой саркофаг и буду дрыхнуть, пока не разбудят. Приятных снов, мумия Гримо! Поживешь с такой мумией, сам в мумию превратишься. Вот я и буду мумией молодого жреца,…какие там, у египтян боги? «Ра» мне никак не подходит.
– 'Ра" – Бог Солнца, – подумала, вздыхая, 'мумия Гримо' , – Король-Солнце. Старая песня.
– … Богини Бастет. Кис-кис! Канонизируем Кира и будем поклоняться кошачьей богине Бастет.
– Сударь? – позвал Гримо, – Что вы хотели узнать?
– Я – мумия жреца Богини Бастет и лежу в саркофаге, – ответил Рауль, – Не мешай мне грезить о моей богине. Кис-кис-кис! Бастет, кисонька, египтяночка, встречай чужеземца, твоего раба!
