Текст книги "Пираты Короля-Солнца"

Автор книги: Марина Алексеева

– Читайте, читайте! – напутствовал Гримо и уткнулся в «Дон Кихота».

– Выходит, аббатиса при активном участии Дианы де Роган отправила на тот свет господина де Варда-старшего? Я что-то слышал об этой истории, но не знал, что и тетушка Диана в ней была замешана.

– Они обе лишились своих любимых из-за Ришелье. Не нам их судить. Устранив де Варда, аббатиса убила двух зайцев – свела счеты со своим заклятым врагом и избавила вашу матушку от самого яростного ее преследователя.

– А она-то тут при чем?

– Самая крупная фигура в партии королевы? Лучшая подруга Анны Австрийской? Вы не понимаете, наверно, что борьба между партией королевы и партией Ришелье шла не на жизнь, а на смерть. Кардиналу надо было любой ценой добыть компромат на Анну Австрийскую. Сам он, может быть, и гнушался бы прибегнуть к подобным средствам, но за него действовал его 'серый кардинал' , Жозеф дю Трамбле и кровожадный де Вард – у этого малого руки были по локоть в крови. Но все же, сдается мне, она была права, рассчитавшись с нашими врагами за монастырь в

Бетюне. Ведь там, за несколько лет до вашего рождения трагически погибла госпожа Бонасье, прелестнейшая женщина, первая и самая большая любовь господина Д'Артаньяна.

– Но она, эта черная аббатиса, чтобы заманить де Варда в ловушку, вынудила свою подругу – мою мать – отдать меня чужим людям!

– Эти чужие люди, Всадники с Белыми Перьями, как их в Бретани называли, защищали вас с оружием в руках и готовы были отдать за вас жизнь. Лучше, что ли, было бы, если бы вы попали в лапы преследователей?

– Что же тогда было бы?

– Вот уж не знаю. Мы полагали, Малыш Шевретты будет разменной монетой в игре Ришелье, чтобы скомпрометировать Анну Австрийскую.

– А, понимаю. Вроде заложника. И тогда кардинал получил бы от матушки так ему необходимый компромат на королеву?

– Мы считали так. Хотя, возможно, это был блеф. И кардинал не такой Ирод.

– Но и я не Царь Иудейский. Я хочу сказать, что сам по себе я ценности не представлял, самый обычный ребенок. На меня охотились из-за того, что я был Малышом Шевретты.

– А представьте на минуту, что кровавому убийце де Варду на мгновение стала доступна вся та информация, которой нынче владеете вы, мой господин? Впечатляет, не правда ли?

– А конкретнее? – спросил Рауль.

– Например, настоящее имя таинственного 'господина аббата' . Например, вся история с миледи, на которой де Вард намеревался жениться в свое время, и миледи собиралась подцепить третьего мужа. Не будем осуждать 'черную аббатису' и Диану де Роган. Мы смешали карты наших врагов.

– И все-таки я не могу преодолеть предубеждение к этим иезуитам. Лучше бы матушка держалась от них подальше. Вы, что ли, не могли нас защитить, черт возьми!

– Мы все тогда блуждали в потемках, ничего толком не зная друг о друге. А разве лучше было бы, если бы мы помчались по следам беглянки-герцогини и бросили вас на произвол судьбы? Лучше было бы, если бы вас нашел не ваш собственный отец, а люди кардинала Ришелье?

– Что ж, они убили бы меня?

– Не думаю, господин Рауль. Я уже говорил, Ришелье не такой изверг. Но, возможно, вы именовались бы тогда 'маркизом де Шеврезом' . Вам это понравилось бы? Ришелье мог это устроить.

– Вот дьявольщина! Нет, ты прав, это я глупости говорю. А иезуиты не охотились за Малышом Шевретты? "Ребенок принадлежит нашему Ордену к вящей славе Бога' . И был бы я нынче каким-нибудь аббатом. Нет уж! Ни маркизом, ни аббатом я не могу себя представить.

– Насчет иезуитов не знаю. Мы опасались Ришелье в первую очередь. Но мы всех опередили!

– А вы случайно монетку не подбрасывали, кого искать – ребенка или женщину? Орел – ищите ребенка, решка – ищите женщину?

– Вам не стыдно?

– Я только шутил… Черт возьми, потрясающая фраза! И как вовремя мама ее ввернула этому некоронованному королю! Он ей: 'Я предлагаю вам то-то, то-то и то-то… если вы согласитесь…", а она ему: "Хи-хи-хи, господин кардинал, я только шутила…"

Гримо вздохнул.

– Никаких монет мы не подбрасывали. Мы сразу решили разыскивать ребенка. Но если вы скажете что-нибудь против нашей госпожи, я с вами разговаривать не буду!

– Ты и так со мной не разговариваешь.

– Я? Да я никогда так много не говорил!

– Правда, черт возьми! Я и не заметил. Ты сегодня выболтал свою годовую норму.

– Даже язык болит с непривычки, – пожаловался Гримо.

– Но послушай, дальше мама пишет о том, что существует закон, по которому женщина, подбросившая своего ребенка, будет осуждена на смерть. Разве ее подруга-иезуитка не знала об этом законе, так ее подставляя? И я мог стать причиной ее смерти, а не спасения!

– Это еще надо было доказать, – вздохнул Гримо.

– Что я – Малыш Шевретты?

– Вас привез в дом священника в Рош-Лабейле барон де Невиль. Герцогиня благополучно сбежала за границу. Искали женщину с ребенком, кардинал, наверно, не предполагал, что Шевретта отважится расстаться со своим Малышом. Но она это сделала ради вас. И еще – она не боялась доверить вас 'господину аббату' . А во Франции она уже была почти осуждена. Как заговорщица и по закону, о котором вы сейчас говорили. И вообще – не мешайте мне читать "Дон Кихота' !

– Читай, читай. Я только спросил. Но Гримо тупо смотрел в книгу, по десять раз перечитывая одну и ту же строку. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский даже не успел начать свой первый поход.

– Господин виконт! – на этот раз позвал Гримо.

– Ну, что тебе? – отозвался Рауль, увлеченный чтением "Записок".

– Отвлекитесь на минутку, – попросил Гримо.

Рауль неохотно отложил рукопись.

– Вот это да! – сказал он восхищенно, – Теперь я понимаю, почему прежнее поколение так иронически относится к нам, "современным молодым людям". Черт возьми, Гримо, обидно признать, что мы с нашими романами, дуэльками, интрижками в подметки не годимся нашим родителям. Вот время было!

– Не прибедняйтесь, господин виконт. Надеюсь, вы все-таки превосходите своих ровесников во многом.

– В глупейшей навивной доверчивости, бесспорно, – проворчал Рауль.

– Да перестаньте! Вы знаете о своем превосходстве, и все они чувствуют это ваше превосходство. И ваши новые друзья это чувствуют. Вы, может, и не замечаете, но мне-то со стороны виднее.

– О-ля-ля, Гримальди! Ты, правда, так думаешь, или взялся утешать Малыша Шевретты?

– Вот-те крест! – перекрестился Гримо.

– Но я же сын Атоса! Разве я могу вести себя так, как бедняжка де Сент-Эньян!

– Вы сказали 'бедняжка' ? – усмехнулся Гримо.

– Ну да, бедняжка и есть. Нагнали мы с Портосом страху на этого певца пастушек и фонтанов. Вот кто – мальчик из Фонтенбло, а не мы, правда? А то у меня впечатление, что капитан…

Гримо махнул рукой.

– Не берите в голову. Вы еще себя покажете.

– А согласись, во времена Людовика XIII дуэль состоялась бы.

– Еще бы! Покойный король сам науськивал своих мушкетеров. А они были в юности весьма безбашенными ребятами.

– Тогда мне положено быть безбашенным вдвойне, – сказал Рауль, перелистывая рукопись, – Матушка, чьи записки я сейчас дочитываю, дама настолько же прелестная, настолько же и безбашенная.

– При Людовике Тринадцатом это называли сумасбродством. Но Людовик Четырнадцатый – убежденный противник дуэлей, разве вы этого не понимали?

– Понимал, конечно. Потому и вызвал фаворита. А сейчас бы я знаешь, что сказал бы им – королю и Сент-Эньяну: 'Я ТОЛЬКО ШУТИЛ' .

– Серьезно? – спросил Гримо с сомнением.

– Вот-те крест! – перекрестился Рауль.

И они расхохотались.

– Кстати, господин де Сент-Эньян тоже сделал для себя кое-какие выводы. Раньше он считал себя неуязвимым. А после вашего вызова он чаще брался за шпагу, чем за перо и подолгу тренировался с лучшим учителем фехтования. Это пошло ему на пользу: физиономия несколько осунулась, сбросил лишний жирок, изнеженный пастушок Аминтас стал более… спортивным, что ли.

– Как ты его назвал?

– Пастушок Аминтас. Только это он сам так себя назвал. Знаете эту байку?

– Знаю, конечно. Тупость невероятная!

– Поэтому он и смог какое-то время противостоять вашему приятелю де Монваллану, когда тот спровоцировал поединок. Я верно назвал фамилию Гугенота?

– Верно. Видишь, мы все-таки не совсем ничтожества.

– Особенно вы, Малыш Шевретты.

– Скажи-ка, Гримо, раз уж ты все про всех знаешь, Гугенот нанес фавориту серьезную рану? Шрам на умильной физиономии Аминтаса останется?

– Вас это очень волнует? Вам жаль фаворита?

– Мне жаль Гугенота.

– Анж де Монваллан прошел школу гасконца и прекрасно владеет шпагой. Он отлично контролировал ситуацию и только слегка царапнул румяную щечку Сент-Эньяна. И следа не останется.

– Слава Богу! А ведь Гугенот хотел только выбить оружие.

– Да господин фаворит должен бы поблагодарить и вас и Гугенота. Дамы считают его теперь более интересным.

– Меня Гугенот беспокоит. Будущее его. Эта история сорвала его… личные планы.

– Вы же понимаете – воспитание гасконца. Он не мог поступить иначе. И де Невиль не мог иначе выразить свою солидарность с Гугенотом.

– А у Д'Артаньяна остался только Жюссак. Остальные – молокососы, там всеми делами рулила эта троица.

– Гасконец натаскает молокососов. И непременно уладит дело с Гугенотом. И теперь, когда наконец-то все встало на свои места, тайны больше нет, живите да радуйтесь. И помните, что вас ждет белая яхта 'Виктория' , прекрасный гнедой конь и все наши, а они вас очень любят. А все эти шашни, интрижки – да бросьте вы о них думать! Будьте выше этого.

– Это все вздор. Морок какой-то. Но я… ухитрился ввязаться в другие интриги, посерьезнее, чем дурацкая история, из-за которой я так стремился заколоть бедняжку Сент-Эньяна. Поверь, это дело нешуточное. Вполне в духе прошлого царствования.

– Что вы еще натворили? – с тревогой спросил Гримо.

Рауль махнул рукой.

– О Господи! – простонал Гримо, – Беда мне с вами. Вас, как дитя малое, без присмотра оставлять нельзя. Скажите же, Христом-Богом вас заклинаю, вместе что-нибудь, да и придумаем.

– Читай Сервантеса, – сказал Рауль.

– Предпочитаете скрытничать? – вздохнул Гримо, – Эх, если и здесь замешана какая-нибудь юбка… Я угадал?

Рауль усмехнулся.

– Та, прежняя?

– О нет!

– Новая юбка?

– Не знаю. Нет, скорее всего, нет.

– А что же вы покраснели?

– А что же ты побледнел?

– Господи Боже, все наши беды от проклятого бабьего племени!

– Вот как! А ты только что пел дифирамбы прекрасному полу!

– Я 'пел дифирамбы' , как вы изволили выразиться, нашей госпоже, а это женщина необыкновенная.

– Двойной стандарт, – сказал Рауль.

– Исключение из общего правила, – возразил Гримо, – Ваши приятели уже провозгласили нашу госпожу `'Королевой Страны Нежных Чувств' .

– В самом деле? Хотя королеве далеко до мамы, верно, Гримо? Я не могу судить объективно, но все-таки я высказываю не только свое мнение.

– Комплименты, мой господин, вы умели говорить еще в очень нежном возрасте. Вашей матушке очень польстило сравнение с королевой, которое Шевретта услышала из уст своего вновь обретенного Малыша.

– Но о Стране Нежных Чувств я не говорил, – возразил Малыш Шевретты, – И осталось тайной провинция, подрисованная нами к карте Страны Нежных Чувств.

– Какая такая провинция? – удивился Гримо.

– О, мы там просто издевались над Скюдери и 'нежными чувствами' его напыщенных персонажей! Сейчас и не припомню… Улица Рогатых Мужей… Монастырь Кающихся Распутниц… Кабак Классных Телок и прочие объекты.

– Вот чертенята! – проворчал Гримо.

– Болван, – вдруг сказал Рауль.

– Кто – я? – обиделся Гримо.

– Не ты. Ты, Гримо, ума палата.

– Спасибо на добром слове, господин Рауль, но позвольте-таки полюбопытствовать, кто же болван? Или вы о себе?

– Нет. О де Невиле. Этот болван надеялся 'отсидеться' в Алжире, чтобы все забыли о его проделках. О его похождениях, которые могли весьма плачевно закончиться. Зря надеялся. Отсидеться ему не удастся. Там будет целая Троянская война, верно, старина?

– Верно. Никак и вы собирались 'отсиживаться' за компанию с де Невилем, чтобы Двор забыл о ваших выходках?

– Может быть. Сам не знаю.

– Что ж вы раньше не сказали, что собираетесь «отсиживаться» в Джиджелли? Мы бы так не переживали!

– А я и сам не знаю, чего хочу, понимаешь ты это? Иногда мне хочется забраться в какую-нибудь нору подальше, как раненое животное уходит в дебри зализывать раны.

– У вас, – заметил Гримо, – Была прекрасная возможность отсидеться в вашем имении, кой черт вас понес на эту войну?

– В имении? Не очень-то там отсидишься! В имении жизнь цивилизованная, вы все шныряете с умильными лицами, к обеду появляешься в приличном виде. Здесь будет дикая жизнь и дикие приключения!

– Эх! – пробормотал старик, – Что же вы нам головы морочили? Стоило вам раньше сказать, что желаете приключений! А мы все очень боялись, что вы, как когда-то молодой Д'Артаньян после гибели Констанции Бонасье, решите лезть под пули арабов, как гасконец под пули гугенотов.

– Разве я это говорил? – удивился Рауль.

– Да, – сказал Гримо, – А вы что, не помните?

– Тогда 'болван' относится ко мне! А что, Д'Артаньян… правда?

– Да. И не раз ваш отец спасал ему жизнь.

– О Господи! Чтобы Д'Артаньян… невероятно!

– Так у вас нет этого намерения? – подозрительно спросил Гримо.

– Черт возьми! Кто может быть уверен на все сто процентов, что вернется с войны живым? Даже легендарный Ахилл.

– Скажете тоже, Ахилл! Да никто не может сказать о себе такое.

– Я просто реально смотрю на вещи, старина. Но, раз уж на то пошло, поиграем в Троянскую войну, правда, без Елены.

– Как знать, – захохотал Гримо, – Как знать!

– Дорогой, еще раз повторяю, я избавился от своих юношеских иллюзий. Маленькая Луиза не тянет на роль Елены Прекрасной.

– Я не о м-ль де Лавальер, мой господин. А раз уж вы назвали ее прежней…

– Это ты назвал.

– Виноват, ошибся, вы сказали морок, так?

– Так, морок и есть.

– То с королем вам делить нечего. Король будет только рад, если вы в этой Троянской войне завоюете себе Елену.

– Гм! Аиша или Патимат? Не в моем вкусе. Послушай, Гримальди, ты напрасно стараешься сгладить противоречия. Между Людовиком Четырнадцатым и мною уже не заплаканная мордашка королевской возлюбленной.

– Если не она, то кто?

– Один человек. ВОИСТИНУ НЕСЧАСТНЫЙ. Сам Д'Артаньян признал это. А Д'Артаньян слов на ветер не бросает. Жертва королевской немилости. Деспотизма, лучше сказать.

– Вы о себе? Король вас не тронет.

– О нет! Не о себе. Д'Артаньян когда-то очень едко смеялся над моими бедами и, по-моему, никогда всерьез не считал меня несчастным.

– Вы обиделись на него?

– На Д'Артаньяна обижаться невозможно. Тогда мне его слова казались очень обидными, а теперь смешными. Если я на него обижался какое-то время, значит, у меня с головой не все было в порядке.

– Если вы о графе, его король оставил в покое и сейчас с ним наша госпожа.

– Нет. Не о графе.

– Кого же вы имели в виду, господин Рауль?

– Да не могу я сказать тебе это! Я поклялся! Все!

– А наши господа знают этого вашего несчастного человека?

– Да.

– Черт возьми! – Гримо поскреб лысину, – Вы меня озадачили.

– Больше меня ни о чем не спрашивай.

– Я не любопытен, как все бабье племя, и, можно сказать, ненавижу таинственность, ибо от нее только головной боли нашему брату прибавляется, но ваши таинственные недомолвки, ваши загадки…

– Не чеши лысину, Гримо, все равно не разгадаешь. Тебя Люк сравнил с Дон Кихотом, а не с Эдипом.

– Что еще за новая таинственная история, что еще за интрига?

– Но я же сын своих родителей, – сказал Рауль полушутя-полусерьезно, – Таинственность – один из даров, которым феи и эльфы бретонских лесов наградили Малыша Шевретты при рождении.

На эту шутку Гримо ответил жалобным вздохом. Старик вовсе не считал таинственность волшебным даром фей и эльфов бретонских лесов.

Синие волны Средиземного моря плескались о берег. На утесе среди скал сидел молодой человек лет восемнадцати-девятнадцати в дорожной одежде, в ботфортах и обмахивался широкополой шляпой с красными перьями – была середина дня, начало мая, и, разумеется, было жарко. Он потянулся, тряхнул головой, и, делая вид, что любуется прекрасным пейзажем окрестностей Тулона, взглянул на путешественника, бродящего в задумчивости по берегу.

Путешественник, одетый, как и «скалолаз», по-дорожному, но более богато и элегантно, был значительно старше наблюдавшего за ним молодого человека. Ему было лет пятьдесят-шестьдесят, хотя издали он казался моложе. Путешественник то и дело поглядывал на скалу, где сидел юноша. Молодой человек принял живописную позу: оперся на левую руку, полусогнул правую ногу и положил руку на колено. В правой руке он держал свою шляпу таким образом, что длинные красные перья свешивались со скалы.

Впрочем, юноша сидел на скале минуты две-три, не больше. Заметив путешественника, он, как белка на дерево, взобрался на утес и обосновался там. "Искупаться бы сейчас", – пробормотал молодой человек по-испански. Поймав взгляд путешественника, сделал приветственный жест своей шляпой. Тот издалека кивнул ему, скорее машинально, чем сознательно, в силу привычки отвечая на приветствие молодого человека – тот был ему незнаком.

Этот еле заметный сигнал придал юноше уверенности в себе, и он сразу вскочил на ноги: 'Искупаться! Сантьяго! Жребий брошен! Levantate y vamonos! '[15]15
  Levantate y vamonos! – Вставай и пойдем! /исп./ – Слова Санчо Пансы.


[Закрыть]

Решив это, он отряхнулся, подхватил лежащий подле него черный плащ с белым восьмиконечным крестом Мальтийского Ордена, скроенный по требованиям военной моды XVII века – по фасону синих плащей французских мушкетеров. Он надел плащ, подхватил свою шляпу, подошел к самому краю утеса, и, держась правой рукой за выступ, спрыгнул на песок. Посматривавший на него путешественник слегка вздрогнул, увидев этот рискованный прыжок, но, убедившись, что парнишка цел и невредим, отвернулся и продолжил свою одинокую прогулку.

Молодой человек решительно направился к путешественнику, и, когда тот повернулся к нему лицом, раскланялся со всей испанской церемонностью и почтительностью, так, что перья его широкополой шляпы намокли в воде. Тот ответил ему вежливым поклоном, полным сдержанного достоинства, так, как старший приветствует младшего. Юноша улыбнулся. Путешественник смотрел на него внимательно и доброжелательно, но без улыбки.

– Сударь, – сказал юноша, волнуясь и слегка покраснев, – ВЫ ОЧЕНЬ ЛЮБЕЗНЫ! СРАЗУ ВИДНО, ЧТО ВЫ ПРИБЫЛИ ИЗДАЛЕКА!

Услышав такое приветствие, путешественник сделал брови домиком и чуть улыбнулся.

– Вы правы, сударь. Я действительно прибыл издалека. С Севера, а точнее, из Парижа.

– А я с Юга, – сказал юноша.

– Из Испании, я так полагаю? – спросил парижанин.

– Нет, с Мальты. Так что не совсем с Юга, – он прижал руку к белому кресту и снова поклонился, – Я чертовски рад, что отыскал Вас в этом Ноевом ковчеге. А как Вы угадали, что я испанец?

– По вашему произношению, кабальеро.

– Al demonio![16]16
  Al demonio! – Что за черт!/исп./


[Закрыть] А я так старался! Это потому, что я волнуюсь.

– Alla va,[17]17
  Alla va – осторожно/исп./


[Закрыть] рыцарь, ваш прыжок напоминает мне выходку моего близкого друга, когда он был так молод, как вы сейчас! Какой смысл так беспечно рисковать своей жизнью? Вы могли разбиться!

– И мое обращение к Вам, граф, тоже кое-кого напомнило, не так ли? Хотя я и прибыл издалека en este arca de Noe,[18]18
  en este arca de Noe – в этом Ноевом ковчеге /ярмарке/, /исп./


[Закрыть] – он мотнул головой в сторону Тулонского порта, – Я ПОЧТУ ЗА ЧЕСТЬ ПОУЧИТЬСЯ У ВАС ХОРОШИМ МАНЕРАМ, – и рыцарь поклонился в третий раз.

Путешественник, он же граф, смотрел на рыцаря с возрастающим интересом.

– У меня для вас письмо чрезвычайной важности, – тихо сказал юный рыцарь, – А прыгнул со скалы я, чтобы привлечь Ваше внимание. Вы угадали, господин граф – я подражал Вашему другу гасконцу.

– Me oiran los sordos!,[19]19
  Me oiran los sordos! – меня услышат глухие – в значении 'я покажу, на что я способен' /исп./


[Закрыть] – сказал граф немного насмешливо, – Поберегите свою энергию для более важных дел. Что вы хотели этим доказать, кабальеро? Такое лихачество произведет впечатление разве что на какую-нибудь Ла Каву.[20]20
  Ла Кава – персонаж испанских романсов.


[Закрыть] Письмо, говорите? Отойдем туда, за скалы.

Письмо гасконца – так решил граф – надо было читать не на открытом месте. Побережье просматривалось со всех сторон.

– Вы правы, клянусь Сидом и Бернардо дель Карпио! Я и хотел это Вам предложить, граф, но Вы не обращали на меня внимания.

Теперь, когда граф опознал в нем испанца, рыцарь употреблял в речи привычные ему слова и выражения. Граф понимающе улыбнулся и ответил цитатой из Лопе де Вега: 'И львы и замки на знаменах, и Арагона герб двухцветный". На это рыцарь ответил восхищенным взглядом, и они нашли укромное местечко в скалах возле утеса, с которого совершил свой отчаянный прыжок юный испанец.

– От кого у вас письмо? – спросил граф.

– От Великого Магистра Мальтийского Ордена, – торжественно сказал рыцарь и пояснил: – Это насчет Вашего сына.

Граф взглянул на белый крест на черном плаще испанца и закусил губу.

– Уже… – прошептал он.

– Не огорчайтесь, – сказал юноша, – Письмо Вас обрадует, клянусь честью!

– Так давайте же его скорей! – воскликнул граф.

Рыцарь достал из-за пазухи запечатанный конверт и, преклонив колено, вручил графу. Граф опять сделал брови домиком.

– Я же не коронованная особа, – сказал он иронически и взял письмо.

– Это в знак уважения, – сказал рыцарь, поднимаясь и отряхиваясь, – Мы Вас уважаем гораздо больше, чем наших коронованных особ.

Граф слабо улыбнулся, чуть пожав плечами, распечатал пакет и стал читать письмо. Рыцарь отвернулся, чтобы не мешать ему. Пристроившись на камне, испанец мурлыкал романс своей родины – "Граф Гваринос". Должен же он был ответить любезностью на любезность и на цитату из 'Фуэнте Овехуна' ответил своей песенкой, попавшей даже на страницы 'Дон Кихота' , песенкой, популярной и за Пиренеями. В романсе, который сопровождал чтение письма, речь шла об одном из паладинов Карла Великого, попавшем в плен к арабам и после семилетнего плена и всяческих лишений с триумфом вернувшегося во Францию. Правда, кое-какие злоключения героического паладина Гвариноса испанец выпустил – нынешнее положение в Средиземноморье очень напоминало ситуацию, отраженную в старинном романсе.

– Я вам не мешаю читать? – спросил рыцарь.

– Нет-нет, – сказал граф, – У вас приятный голос, и романс этот мне давно знаком.

Испанец закончил свою песенку:

 
Все арабы взволновались,
Мечут копья все в него,
Но Гваринос, воин смелый,
Храбро их мечом сечет.
 

Он набрал горсть камешков и принялся швырять в море. Граф взглянул на него и опять слегка улыбнулся. Ярко светило солнце. Синело море.

 
Солнца свет почти затмился
От великого числа
Тех, которые стремились
На Гвариноса все вдруг.
Но Гваринос их рассеял
И до Франции достиг,
Где все рыцари и дамы
С честью приняли его.
 

– Мне нравится, как вы поете, – сказал граф, закончив читать письмо.

– 'Где все рыцари и дамы с честью приняли его! ' – пропел на 'бис' испанец, – Славный рыцарь этот ваш Гваринос!

ПРИМЕРУ ПАЛАДИНА КАРЛА ВЕЛИКОГО ДОЛЖЕН СЛЕДОВАТЬ КАЖДЫЙ НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА!

– Послушайте! Откуда вы все это знаете?

– Я так рад, что наконец-то вижу воочию Вас, живую легенду! – сказал рыцарь восхищенно, – Я столько слышал о Вас и Ваших друзьях!

Он прижал руку к сердцу и склонил голову: De todo corazon![21]21
  De todo corazon! – От всего сердца! / исп./


[Закрыть]

– Определенно, вы все больше и больше напоминаете мне…

– Гасконца, не правда ли? Увы! Я еще не совершил ничего…выдающегося.

– У вас еще все впереди, – сказал граф мягко.

– Надеюсь! – воскликнул испанец, – Вы прочли письмо?

– Вам знакомо его содержание?

– Я его и писал. Магистр диктовал и только поставил подпись.

– У вас прекрасный почерк, и он мне уже знаком, – заметил граф, перечитывая письмо Великого Магистра.

– Я в Ордене вроде секретаря. Но мне диктует письма не только Магистр. А также еще и МИШЕЛЬ, Ваш кузен.

– МИШЕЛЬ? – переспросил граф.

– Да, сударь, когда Ваш МИШЕЛЬ не может оторваться от своих научных занятий, он, подобно великому Цезарю, делает несколько дел одновременно. Но под диктовку МИШЕЛЯ я пишу письма частного характера. Информацию о МОНКЕ он сам лично шифровал для Вас. МИШЕЛЬ просил передать Вам вот это, – с этими словами испанец достал большой флакон и вручил графу.

– Что это? – спросил граф, – Неужели у МИШЕЛЯ получилось?

– Еще нет, – вздохнул рыцарь, – Но он весь в поисках. Пока удалось получить в наших лабораториях этот эликсир. ЭЛЕКСИР МИШЕЛЯ. Это чудодейственное лекарство, и одной из составляющих является ГАСКОНСКИЙ БАЛЬЗАМ. В экстремальных случаях наши рыцари уже начали применять эликсир и результаты обнадеживают. Вот инструкция по его применению. Зная Ваш образ жизни, изобилующий опаснейшими приключениями, МИШЕЛЬ полагает, что его эликсир и Вам может пригодиться, – рыцарь вручил графу бумагу, написанную уже рукой самого МИШЕЛЯ.

– Поиски МИШЕЛЬ прервал в самом разгаре, – продолжал юноша, – Прошение на имя Великого Магистра, которое написал Ваш сын, привело к тому, что МИШЕЛЬ оставил работу и поехал инкогнито… туда же, куда и ваш principe encantado.[22]22
  principe encantado – сказочный принц /исп./ Рыцарь употребляет выражение в шутливом смысле.


[Закрыть] Он взял имя не то брата, не то отца Сильвана. Понимаете?

– Сильван. Понимаю, – кивнул граф, – Зеленые леса нашего детства. Но все остальное…Как это он себе представляет?

– Очень просто – торговое судно где-то в пути подойдет к адмиральскому флагману, и флагман возьмет на борт еще одного пассажира. У вас есть куда положить эликсир?

– Да, не беспокойтесь. Но мне хотелось бы кое-что уточнить по письму.

– Я весь внимание, – серьезно сказал рыцарь.

– Великий Магистр Мальтийского Ордена, как я понял, близкий друг моего кузена МИШЕЛЯ, что, впрочем, для меня давно не секрет, ссылается на поправку к вашему Уставу, когда речь идет о единственном наследнике знатного рода. Он пишет, что необходимо согласие родителей.

– Да, – сказал молодой испанец, – Ваше и Вашей жены, – он махнул рукой в сторону горизонта, – чья белая яхта с символическим названием «Виктория» уже догнала «Корону», флагман герцога де Бофора. Но вы же это согласие не собираетесь давать?

– Наш сын уже совершеннолетний и может обойтись без требуемого согласия.

– Или, в конце концов, добиться оного от вас, как в свое время – Alla va! – сказал он, повторив испанское восклицание своего собеседника.

– Он у вас настойчивый малый, если что задумает, не успокоится. Вот МИШЕЛЬ и раскопал в архиве эту поправку, зная упрямый характер своего племянничка.

– А то и придумал, – заметил граф, зная находчивость своего кузена.

Рыцарь развел руками, как бы говоря, что это знает только МИШЕЛЬ.

– МИШЕЛЬ понимает, что решение Вашего сына необдуманное и скоропалительное. А для Вас и Вашей жены будет ударом. Великий Магистр, встретив фамилию МИШЕЛЯ в письме Вашего сына, сразу же вызвал своего друга посоветоваться, какой ответ дать будущему рыцарю. Не смотрите так мрачно на мой плащ, господин граф, со мной не тот случай. Я обожаю море, мечтаю о сражениях… И это-то, что мне надо! Но Ваш сын – здесь другое. У меня призвание, у него протест. Неприятие деспотической власти обидевшего его короля, так?

– Итак, это лишь отсрочка, – вздохнул граф.

– Решение за вами. Но главное сейчас – выиграть время. И тогда– arrebocese en ello, – сказал он с улыбкой.

– Если я верно понял вас, рыцарь, вы позволили себе заметить, что "такого добра вам не надо", – не без обиды сказал граф.

– Нам очень пригодилось бы такое «добро» как Ваш сын, господин граф, мы кое о чем наслышаны! Наши приняли бы его как своего. И все-таки… Это вынужденное решение. Сам потом жалеть будет!

Что же до короля…Le llegara a su San Martin.[23]23
  Le llegara a su San Martin – и для него придет час расплаты, и он за все ответит. / Исп/.


[Закрыть] И вот еще что: если надумаете писать что-нибудь очень важное, воспользуйтесь нашими каналами связи, иначе письма будут прочитаны, и их содержание передано Людовику Четырнадцатому. Не мне, пацану, Вас учить, знаете, как это делается. А, чтобы не вызывать подозрений, простой почтой посылайте невиннейшие письма частного характера – о природе, о погоде и т. д. – Вы же в этом собаку съели!

– Ваш канал связи? А ОТТУДА?!

– А ОТТУДА – в смысле ИЗ-ЗА МОРЯ? То же самое. С какой-нибудь оказией. Мы это наладим. Все это просил Вам передать Ваш кузен МИШЕЛЬ. И еще вот что: если понадобятся деньги, много денег,

МИШЕЛЬ оставил распоряжение. Вот здесь все записано.

– Деньги не понадобятся, но все-таки спасибо.

 
Рыцарь пропел улыбаясь:
Рать леонцев, рать кастильцев
Понеслась во весь опор.
Между королем и графом
Пограничный вышел спор.
Гордый граф Фернан Гоналес
Оскорбляет короля.
Тот в ответ: "Молчи, предатель,
Здесь кругом моя земля!
Сброшены плащи на землю —
Шпаги пусть решат, кто прав!
Не желают примиренья
Ни король, ни гордый граф.
 

Вы знаете этот романс, господин граф?

– Да, рыцарь, – сказал граф, – Герой романса – Фернан Гонсалес, личность историческая. Жил в X веке. В цикле романсов рассказывается о борьбе кастильского графа с леонским королем за независимость Кастилии от Леона. Но так спорные вопросы решали в десятом веке, а не в семнадцатом.

 
– А все-таки…
Что до короля Леона.
То его я не боюсь.
У меня земель немало.
Замки есть и города.
Часть из них завоевал я.
Часть отец мне даровал
 
 
И в наследственных владеньях
Никого я не теснил.
А на землях, взятых с бою,
Землепашцев поселил.
Если вол один в хозяйстве,
То второго я даю.
Если свадьба, то богато
Новобрачных одарю.
За меня молиться Богу
Каждый подданный мой рад.
А за короля молитву
Люди что-то не творят.
Он не заслужил молитвы
И любви не заслужил.
Требует король налоги,
Я ж налоги отменил.
 

Вот, – закончил рыцарь, – Из песни слова не выкинешь. Кстати, мое родовое имя имеет отношение к гордой Кастилии, – и он шепотом назвал свое имя графу.

– Командор дон Патрисио де Санта-Крус вам не родственник? – спросил граф.

– Сантьяго! Это мой командир и родной дядя! Теперь вы не удивляетесь, что я так подробно осведомлен о Вашем окружении. Командор возглавит нашу, с позволения сказать, армаду. Ведь, хотя у герцога де Бофора весьма многочисленное войско – тысяч двадцать, я полагаю, прикинул, пока проходили полки… И все же в одиночку ему не справиться.

Флотоводцем был назначен

Граф, бесстрашный рыцарь Соль, – пропел он.

– Санта-Крус, – задумчиво повторил граф.

– Именно он, – твердо повторил рыцарь, – Намечали другого командующего, француза, графа де Фуа, но, в конце концов что-то перерешали. Санта-Крус велел спросить Вас: можем ли мы чем-нибудь помочь Вашим друзьям?

– Кому? Гасконец в добром здравии.

– ТЕМ, ДВОИМ, НА БЕЛЬ-ИЛЕ…Наша разведка не уступает разведке Людовика Четырнадцатого и Карла Второго, и мы В КУРСЕ СОБЫТИЙ В ВО. Что можно сделать для них?

– Мальта может предоставить им убежище? Меня очень тревожит судьба не столько САМОГО ОРГАНИЗАТОРА ЗАГОВОРА…

– Понимаю. БАРОНА-ВЕЛИКАНА. Если они захотят покинуть свой остров ради нашего. Необходимы инструкции моего начальства. Полагаете, на Бель-Иле ваши друзья подвергаются опасности?

– О да! – сказал граф.

Рыцарь пропел:

 
Дон Хуан, король кастильский
Обернулся к бомбардиру:
"Зарядить баллисту Санчу,
Выкатить вперед Эльвиру.
Кверху выстрелы направим —
Вниз посыплются каменья' .
Жителей ошеломило
Беспощадное сраженье.
 

Его черные глаза лукаво блестели на загорелом лице.