Текст книги "Пираты Короля-Солнца"

Автор книги: Марина Алексеева

– Сир! Извините за вторжение, но мы придумали потрясающую вещь! – воскликнул де Невиль.

– Пришвартовывайтесь, ребята, – пригласил 'сир' , – Выкладывайте, что там у вас.

Пираты разместились кто где, чуть ли не на коленях друг у друга.

– Вот что мы придумали: поручим твоему Гримо сделать чучело, он же мастер на все руки, твой Молчаливый!

– Зачем?

– Это будет чучело Дуэлянта. Люк нарисует рожу пострашнее, и мы повесим чучело на рее. Как бы понарошку, понимаешь? Но пригласим начальство, устроим все как на самом деле. Со священником, палачом, барабаном. Это будет наш ответ Бофору и капитану! Я наряжусь пострашнее и повешу чучело Дуэлянта. Ты у нас будешь священником и пробормочешь что-то типа молитвы. Малек будет барабанить. А прочие господа Пираты сменят парадную форму на одежды кающихся – дырка в мешке – вот тебе и кающийся грешник! Вроде Двора Генриха Третьего. А потом торжественно снимем чучело с рея и выбросим в море. На их приказ ответим им потешной церемонией. Ну как, согласен?

– Нет. Мне не нравится эта идея.

– Но это же шутка! Развлечение!

– Мы только шутили… Оливье, потешная казнь – дело, недостойное нас. Я сказал бы, что это ребячество, но в этом есть изрядная доля кощунства. Даже не ребячество. Нормальные дети не играют в смертную казнь, разве выродки какие-нибудь.

– Не губи на корню отличную идею!

– Тупую идею. Я в этом отказываюсь участвовать.

– Можешь не участвовать, от тебя требуется только приказать Гримо сделать нам чучело.

– Вот еще! Делайте сами, если вам охота.

Гугенот, примостившись в уголке с книгой о пиратах, сказал:

– Ты прав, Рауль. Зубоскалить над смертной казнью – тупо, пошло и цинично. Эта публика мается от безделья.

– А ты вообще молчи! – огрызнулся Оливье, – Мушкетер нашелся! Книжный червь! Уткнул нос в книжку и ничего слышать не хочет.

– Да позволено мне будет вмешаться, – заговорил Анри де Вандом, – Книга, которую с такой жадностью читает господин Гугенот, содержит весьма интересные, но и жутковатые сведения о морских разбойниках Средиземноморья. И я намерен познакомиться с ней в ближайшем будущем. Вы помните, что я занял очередь за вами, сударь?

Гугенот кивнул и снова уткнулся в книгу.

– Какие же вы скучные! – протянул Оливье, – Значит, за начальством останется последнее слово? Гугенот читает, Рауль зевает, а я должен думать – один за всех! Эй вы, сонные мухи! Можете вы представить, чтобы Тревиль приказал своим мушкетерам подписать такую поганую бумажонку? И что, они подписали бы? Мог бы наш гасконец потребовать от нас поставить подписи на такой бумаге? Д'Артаньяну в голову бы не пришла такая пакость!

– Моряки флагмана – это тебе не гвардейцы кардинала, – буркнул Гугенот.

– Ладно, мальчики из Фонтенбло, отдыхайте. Что мне, больше всех надо? Капитан прав. Пай-мальчики из Фонтенбло.

Рауль задумчиво дергал хвостики своей банданы.

– Не горячись. Дай подумать. Есть одна мыслишка.

– Что за мыслишка? – живо спросили желторотые.

– Дайте подумать! – он повысил голос.

– Думайте, думайте, – примирительно согласились желторотые.

Рауль взял у Гугенота книгу / не без некоторого сопротивления со стороны последнего /, полистал ее, открыл начало и зашептался с Гугенотом. Между тем Серж обратился к Пиратам:

– Не так надо действовать, господа хорошие. Не дело мы затеяли.

– Но сначала все согласились! – возразил Оливье.

– Ряженый священник, ряженый палач, чучело Дуэлянта, кающиеся, барабан. Пародия на смертную казнь. Нельзя глумиться над трагедией нашего века. А ты, Ролан де Линьет, – продолжал Серж, – Не для того выпрашивал свой барабан, чтобы участвовать в таком тупом фарсе. Героическому Жоффруа понравилось бы это, а?

Ролан молча покачал головой.

– 'Люди бегут за несчастными преступниками, чтобы взглянуть на них вблизи, выстраиваются шпалерами и высовываются из окон, чтобы увидеть, с каким лицом и осанкой идет на казнь человек, который приговорен и ждет неизбежной смерти. Какое пустое, злобное, бесчеловечное любопытство! Будь люди немного разумнее, место казней всегда пустовало бы, а присутствовать на подобных зрелищах считалось бы позором'.[56]56
  Слова Жана де Лабрюйера.


[Закрыть]

– Простите, господин граф, – сказал Ролан, – Мы заигрались. И я готов был принять участие в этой игре, недостойной нас – вы совершенно правы, господин виконт. Но я еще никогда не видел…этого…

– И не увидишь, даст Бог, – сказал Рауль вполголоса.

– А я… а мне уже приговор прочитали! – вырвалось у Сержа, – Меня, как сторонника мятежного Конде должны были вздернуть на виселицу. Не дай Бог никому из вас… Тьфу, черт, опять я…

– Мы знаем, Серж, – так же тихо сказал Рауль, – Это прошло. Успокойся. Не терзай себя кошмаром прошлого.

– Прости, дружище, – виновато проговорил Оливье, – Я не хотел сыпать соль на твою рану. Я думал, она уже давно зажила. Я хотел обратить кошмар в шутку.

– А может быть, господа, наш король когда-нибудь отменит смертную казнь? – спросил Ролан.

– Держи карман! – фыркнул Рауль, – Дорогой Ролан, ваш покорный слуга когда-то тоже на это надеялся. Правда, нашлись добрые люди и помогли мне расстаться с наивными иллюзиями. Но довольно о грустном. Что-то вы и впрямь приуныли. Я предлагаю высмеивать наших врагов, это более достойное занятие. Но сначала, Пираты, нам необходимо узнать о них побольше. Я только повел носом по страницам книги, в которую с такой жадностью вцепился Гугенот, но, смею заверить, есть нечто, заслуживающее нашего внимания.

– Вот смотрю я на вас, – вздохнул Гугенот, – и удивляюсь вашей беспечности, – Сидите тут, разнаряженные, в кружевах, и не понимаете, какие чудовища ожидают вас за морем!

– Можно – рондо? – спросил Рауль, – А то народ в тоске.

– Просим, просим! – закричали Пираты.

– С одной оговоркой – некоторые строки ваш покорный слуга внаглую похитил у самого Франсуа Вийона.

 
В Алжир 'уфиздипупила братва' ,
Дай Бог, чтоб уцелела голова,
''А уж сама орава какова' ,
Забыли все красивые слова,
''Теперича монет едва-едва' ,
Есть выпивка, и есть еще жратва,
Хотя трещит с похмелья голова,
А ветер треплет наши кружева.
О, где ты, изумрудная трава!
Жара. Мы закатали рукава.
Дай Бог, чтоб уцелела голова.
В Алжир 'уфизипупила братва' .
 

Автор 'глупенького рондо' , многие строки которого он заимствовал у Вийона, о чем честно предупредил своих приятелей, не ожидал такой реакции! Они устроили овацию, подобную той, которой награждали ведущих звезд мольеровской труппы, принялись тормошить, похлопывать по плечам и требовать повторения и продолжения.

– Да вы, похоже, рехнулись, люди, – пробормотал Рауль смущенно, – Это же шутка, и довольно-таки дурацкая.

– Не скромничай, Бражелон, повтори, раз публика просит! – сказал Гугенот.

– Гугенот?! И тебе мой бред пришелся по душе?

– В духе времени, – сказал Гугенот.

– В тему, – сказал Серж, – Так что не кокетничай, Рауль, и давай по новой.

– Ну, если угодно, слушайте.

– 'А уж сама орава какова' ! – восторженно повторил Ролан, – Гениально!

– Не мое, – сказал Рауль, – Великого Вийона.

– Вы мне напишете ваше рондо, сударь? – взмолился Ролан.

– Зачем тебе эта чушь?

– Это не чушь! – горячо возразил Ролан, – Как же вы не понимаете? Все, что сейчас происходит, принадлежит Истории! Мы все – участники великих исторических событий, мы живем в великую эпоху, в великой стране / к счастью, он умолчал о великом короле /, и я… вы только не смейтесь, пожалуйста,…пишу об этом…мемуары.

– Что ты пишешь, малыш? – спросил Оливье.

Ролан покраснел и повторил:

– Мемуары.

Старший брат шутливо дернул барабанщика за ухо:

– Не позорь меня перед этими господами… Не принимайте его всерьез, господа. Он еще ребенок, сам не понимает, что говорит. Замолчи, Ролан, – И Жюль с силой сжал плечо барабанщика, но Ролан стряхнул с плеча руку брата и вскочил на ноги. Пираты и не думали смеяться над Роланом.

– Если ты старший, это не значит, что ты можешь затыкать мне рот! – обиженно проговорил Ролан.

– Верно, малек! – поддержал Серж, – В нашей 'ораве' не принято обижать новичков.

– Но вы же его не знаете, – устало сказал Жюль, – Он вас еще не успел достать! Ишь, писателем себя возомнил! Хотел быть писателем, учился бы в Сорбонне. Матушка последние деньги тратила, чтобы этот разгильдяй получил образование, надеялась, что он выучится на аббата или на юриста, а он на войну сбежал, пр-р-ридурок!

– Да какой из него аббат? – фыркнул Оливье.

– А барабанщик из него уже получился, сказал Гугенот.

– Вот, съел? – Ролан показал язык старшему брату, – А еще из меня получится мушкетер!

– А мы тебе поможем! – пообещал Гугенот.

– Зря вы его защищаете, господа, – сказал Жюль, – Это самое вредное и приставучее существо во всей Бретани!

Самое вредное и приставучее существо во всей Бретани тряхнуло длинными космами и исподлобья взглянуло на Жюля.

– А ты – самое вредное существо во всей Франции!

– Не надо ссориться, господа, – вмешался Анри де Вандом, – У нас, как мне любезно объяснил г-н де Бражелон, должно быть вроде как братство по оружию.

– Без 'вроде как' , – заметил Гугенот, – Просто – братство по оружию.

– Братство по несчастью, – мрачно сказал Жюль де Линьет.

При этих словах Рауль, до сих пор не вмешивавшийся в беседу, внимательно посмотрел на де Линьета-старшего. Именно это он говорил себе самому, но считал желторотого слишком наивным и молодым, чтобы разобраться в тревожной ситуации, в которой вскоре окажется их веселая орава. Но де Линьет имел в виду другое «несчастье» – своего младшего братишку.

– Вот оно, наше несчастье, господа! – простонал он, – Я думал, он хоть на время притихнет, а он уже начал! Писатель хренов! Сбежал от короля, а мы тут с ним возиться должны!

– Что я начал? – огрызнулся Ролан.

– Людей доставать начал! Не обращайте на него внимания, господин де Бражелон, умоляю! Братишка у меня малость с приветом.

– Сам ты с приветом.

– Да мы тут все с приветом, – лениво изрек г-н де Бражелон, – А что вы так набросились на Ролана, де Линьет? Может…/ он постарался сделать серьезную мину,/ мемуары нашего барабанщика представляют интерес для истории. Правда, Ролан?

– Льщу себя надеждой, – важно сказал барабанщик.

– Не надо так шутить, – вздохнул Жюль, – Этот олух, он же все принимает за чистую монету. Вам, господа, угодно забавляться, а я не хочу, чтобы он тут был вроде шута!

– Об этом мне успел поведать ваш младший брат еще в Тулоне, – заметил Рауль.

– Не надо поощрять бредни этого безумца! Рондо ему, видите ли, подавай! Шиш тебе, а не рондо! Я прошу вас прощения за этого нахалюгу, виконт. Если его не остановить, он вас всех достанет! Он вам сядет на шею!

– Да напишу я ему это рондо, жалко, что ли!

Ролан просиял, а Жюль расстроился вконец.

– Вы слишком снисходительны к этому оболтусу, – сказал де Линьет, – Если бы у вас был младший брат, такой же вредный и настырный, как Ролан, вы бы меня поняли! Убирайся с моих глаз, горе мое! У нас важные дела! Пшел отсюда! Брысь! Нечего крутиться возле взрослых!

Ролан вздрогнул от гнева – он чувствовал, что после таких слов старшенького может наговорить Жюлю ужасных вещей. Пока эти слова еще не сорвались у него с языка. Он сдерживался изо всех сил. Но Жюль никогда не позволял себе орать: 'Брысь! ', как какому-то паршивому коту! Попробовал бы он так орать при маме! Или при господине Д'Артаньяне! Но мама осталась в Нанте, а господин Д'Артаньян, вероятнее всего – в Фонтенбло. И барабанщик рванулся было из каюты, Рауль подставил ему ножку, Ролан споткнулся. Бражелон ухватил мальчика за курточку и усадил рядом.

– Ты не прав, парень, – сказал он де Линьету-старшему, – Ролан никому из нас не мешает. И, если честно, я тебе даже немного завидую.

– Я тоже! – заявил Оливье.

– И я! – сказал Гугенот.

– Ролан заслуживает того, чтобы мы приняли его в наше Пиратское Братство. Кстати, где-то у меня лишняя бандана завалялась.

/ Толстушка Катрин в спешке обшивала банданы золотой бахромой, ее дочь Мари лихорадочно ей помогала. Второй пакет Рауль раскопал в своих вещах совсем недавно./

Он сказал барабанщику:

– Зажмурься, сейчас будет фокус!

Ролан послушно зажмурился.

– Раз-два-три!

С этими словами Рауль, как заправский фокусник, растряхнул синюю бандану с золотыми лилиями и повязал на голову Ролану. Барабанщик был на седьмом небе. "Нашел защитника", – подумал де Линьет-старший, не без зависти созерцая роскошную бандану, королевского синего цвета, которую г-н де Бражелон собственноручно повязал на лохматую башку его разгильдяя-братца. Разгильдяй, вполне освоившись в этой милой компании, прижался к Раулю.

– Ну вот, теперь ты наш!

– Повезло мальку! – вздохнул Шарль-Анри.

Желторотые были еще в черных банданах с уже подсохшими лилиями. Но кадмий желтый средний – это вам не золотое шитье!

– И для вас найдется кое-что, ребята! Прошу!

"Фокусник" протянул банданы желторотым и Анри де Вандому.

Желторотые дружно завопили: 'Да здравствует наш добрый Король!"

– Я не умею, – сказал Вандом не без лукавства, – Вы мне не поможете, Ваше Пиратское Величество?

/ Из дневника Анжелики де Бофор/.

Ну вот, наконец-то! Я закрываю дверь каюты на ключ, сбрасываю курточку, и, как все наши Пираты Короля-Солнца, закатываю рукава. 'Жара. Мы закатали рукава' . Интересно, чьи это слова? Рауля или Франсуа Вийона? Чьи бы ни были – не мои, и я честно ставлю кавычки. Теперь я спокойно могу полюбоваться на свое отражение в синей бандане. Да, синие банданы с золотыми лилиями и золотой бахромой – это супер! Недаром пять минут назад батюшка в полном восторге сказал: 'Анжелика, я и не думал, что ты у меня такая очаровашка! ' И, сославшись на важные дела, пошел играть в карты с капитаном. Сейчас! Еще раз полюбуюсь на синюю бандану. А что, здорово!

Мне кажется, синяя бандана мне очень идет! Лучше, чем любой из головных уборов, которые мне когда-либо доводилось носить. И цвет – прелесть! Как поведал Люк, художники называют этот цвет "королевский синий". Вот как полезно общаться с людьми исксусства! Раньше я этого не знала. Но именно такого цвета синяя полоса, которая идет вдоль борта нашей 'Короны' , именно такого цвета мушкетерские плащи, именно такого цвета банданы Пиратов Короля-Солнца.

Может быть, это глупо – прийти в такой восторг из-за лоскутка синего шелка, но это не просто тряпка! Это больше чем тряпка, платок, косынка. Этот синий квадрат с золотой бахромой и вышитыми лилиями – наша униформа! Нашего Братства Пиратов Короля-Солнца. И, если честно, то, даже если бы моя бандана была бы просто модной повязкой, не такой уж и грех – радоваться 'красивым тряпкам' . Почему бы и нет, если 'красивые тряпки' нам доставляют радость! Радоваться, радость – нескладно пишу. Но я для себя, все равно никто никогда не прочтет мой дневник! О чем я?

О красивых тряпках. Вот, например, когда Рауль сегодня утром надел парадную форму, он сразу изменился. Ему очень, очень, очень идет парадная форма! Даже не знаю, что больше – синяя бандана или новая форма. Конечно, всей 'ораве' Пиратов идет новая форма, но справедливости ради должна заметить – Раулю больше всех! Что-то я пишу такое, что потом будет страшно перечитывать. Страшно – и приятно. А ведь я за целый день не прочла ни странички из китайской книжки! Столько событий произошло за один день, и надо бы писать по порядку, но зачем мне какой-то порядок, если я пишу для себя? И мое право излагать события не в хронологической последовательности, а писать, что придет в голову. Это Ролан, сочиняя 'Мемуары' , должен писать 'по правилам' . Для меня правил не существует! Дневник без правил – вот жанр, придуманный Анжеликой де Бофор!

И поэтому я пишу о том мгновении, которое было самым счастливым за долгий сегодняшний день. А мгновение это наступило в 12 часов 45 минут, / на стрелки часов я и смотрела / когда Рауль завязал на моей голове синюю бандану! Вот сейчас я сижу в этой своей синей бандане и держусь за ее узелок. Жалко развязывать узел, жалко снимать бандану. Но… мыслишки, думки немного отравляют мое веселое, приподнятое, почти лучезарное настроение. Для меня уже стало привычкой, отгородясь от всего мира занавесочкой, которую приладил молодчина Гримо, проанализировать свое поведение и спросить себя – все ли я сделала как надо? Похожа ли я на настоящего мальчишку? Не допустила ли я в общении с Пиратами / и особенно с Р./ чего-то такого, что выдает меня, как сейчас выдает легкая кофточка с закатанными рукавами.

И – хотя время юркнуть под одеяло еще не настало, мне кажется, что я допустила ошибку. Надеюсь / дай Бог/ – никто ничего не понял. Но я-то, я себя знаю! И вот сейчас я вспоминаю, как вели себя в аналогичных обстоятельствах настоящие мальчишки! Шарль-Анри и Жюль схватили банданы и завязали за секунды. Правда, барабанщику сам Рауль повязал бандану. Но Ролан очень обиделся на старшего брата, и было за что! Мне самой так и хотелось вцепиться в де Линьета-старшего! Рауль понял состояние барабанщика и – здесь все ясно. Ролан заважничал. А потом, когда барабанщик сидел в обнимку с виконтом, мне почему-то очень захотелось оказаться на месте Ролана. Это было как наваждение, но я пишу истинную правду.

Мне только показалось, что слова о 'младшем брате, таком как Ролан' , прозвучали довольно печально. На самом деле он не 'немного' , а 'очень' завидует Жюлю де Линьету, у которого есть такой сорванец-братишка. Потому что в это мгновение он отвернулся за пакетом, в котором оказались синие банданы. Не знаю, не могу объяснить себе самой, какой порыв, что заставило меня попросить завязать мне синюю бандану?! Не понимаю я себя! Не понимаю – и мучаюсь, что вела себя в этой ситуации как избалованная кокетка! Какая молодая девушка не сможет сама завязать платок? Разве обязательно было просить о помощи Рауля? А когда он завязывал мне бандану, даже спросил: 'Не туго? ' – "В самый раз' ,– пролепетала я. Я почему-то очень разволновалась, сердце мое так и трепыхалось, так и колотилось. А когда я отважилась поднять на него глаза, увидела, что он улыбается, и глаза его именно такого – Королевского Синего цвета. Я, кажется, повторяюсь, о синих глазах я уже писала. Но тогда я не знала, как живописцы называют этот оттенок! Это было сладостное мгновение, хотя ради этого мгновения я забыла свою роль. А еще в это мгновение Рауль улыбался не насмешливо, а даже как-то добродушно. Не такой он и вредный, оказывается. Наверно, совсем не вредный.

Вредными были новые обладатели синих бандан, которые отвлекли Рауля, выясняя, где находится зеркало. А зеркало как раз находилось за Гугенотом и Сержем, те раздвинулись, Жюль и Шарль-Анри сунулись любоваться своими отражениями. Не обошлось без курьеза – они чуть лбами не стукнулись!

А вот я уже понимала, что вела себя не очень-то по-мальчишечьи. И на свое отражение взглянуть не посмела. Но теперь-то я могу вволю полюбоваться банданой Синего Королевского цвета с золотыми лилиями.

ЭПИЗОД 15. ВЫБОРЫ ВОЖАКА

– Но мы так и не придумали, как ответить нашему начальству, – напомнил Шарль-Анри.

– Тебе непременно нужно ответить? – фыркнул Серж.

– А как же? Мы же не слюнтяи какие-нибудь! Так и проглотим? Ну что же вы молчите, Ваше Пиратское Величество? Вы вроде что-то придумали, сир! Сир! Я к вам обращаюсь! А что, если мы возложим на вашу гордую голову пиратскую корону?

– Только этого не хватало, – проворчал Рауль.

– Почему бы и нет? Потешная коронация нашего доброго Короля!

– Кыф! – воскликнул Гугенот.

– Что вы сказали?

– Это ты по-каковски?

– Не понял, – заговорили все.

– Это я по-арабски. Перевожу: «Стоп». Я уже упоминал это слово. Я вижу, что Раулю не нравится идея с коронацией. Верно, дружище?

– Мне надоело, правда, ребята. И даже противно!

Он меланхолически улыбнулся и подумал стихами:

 
МЫ УЕЗЖАЕМ НА ВОЙНУ,
А ВСЕ ТАЛДЫЧИМ – О-ЛЯ-ЛЯ.
Я ТАК ЛЮБЛЮ СВОЮ СТРАНУ,
НО НЕНАВИЖУ КОРОЛЯ!
 

– Но вчера вы не возражали.

– Вчера я был пьяный. Мне не нравится этот оксюморон.

– Пиратский Король? – сообразил Ролан, – В самом деле, у пиратов королей не было. Но сударь, у пиратов были капитаны.

– На корабле один капитан, и один король в королевстве. Это не по мне. Вздор это!

– Ну, зна-а-а-ешь, – протянул Оливье – Ты хочешь сказать, что наш вчерашний 'шторм' был первым и последним, в котором ты соизволил принять участие?

– 'Пиратский Кодекс' запрещает спаивать людей против их воли, – процитировал Гугенот.

– Да вы что, в монахи записались, праведные вы мои! Пиратское Братство! Да это же монастырь какой-то!

– Остынь, Оливье, в монахи никто не записывается. Будут тебе и «штормы» и даже «шквалы», – сказал Рауль.

– Когда? – живо спросил Оливье.

– Когда рак на горе свистнет, – сказал Гугенот, продолжая читать.

Гугенот и к первому 'шторму' отнесся с прохладцей, а, увлеченный своими интеллектуальными занятиями, и вовсе пить не хотел. Но Оливье прицепился к его словам.

– Парни! Кто Рак по гороскопу? А, знаю кто! Ты, Рауль.

– И что же?

– Свистни!

– Горы не вижу. Не сходится.

– А гора там, – сказал Серж, – За морем.

– Разобьем арабов…

– Залезем все на высо-о-окую гору…

– Будем праздновать победу!

– И тогда 'Рак' на горе свистнет!

– В четыре пальца, – усмехнулся Рауль.

– Надо сначала разбить арабов, – заметил Гугенот, – И не факт, друзья, что праздновать победу мы будем в полном составе.

– Не факт, – кивнул Рауль.

– Не нагоняй тоску, книжник!

– ААСИФ, – сказал Гугенот, – 'Извините".

Все и так уже поняли, что Гугенот выразился по-арабски.

– Молодец, Гугенот! Вот человек – зря время не теряет! – сказал Серж.

– Век живи, век учись, дураком умрешь, – поддел Оливье.

– Ну-ка, Гугенот, изреки еще что-нибудь! – попросил Рауль.

– Читай сам, я уже одурел.

– ШУКРАН, – прочитал Рауль, – «Спасибо». Нет, Гугенот, в другой раз. Что-то в голову не лезет. Ага! Вот это мне нравится: ЛЯЯ АФХАМ – "Я не понимаю". Здорово! Надо запомнить, может, пригодится. Гугенот, просвети невежд на досуге.

– Беспечное ты созданье, Бражелон, – вздохнул Гугенот, – А ведь именно ты, с твоими способностями, мог бы за неделю выучить хотя бы минимальную лексику.

– А мне это надо? – пожал плечами Рауль, – ЛЯЯ АФХАМ я запомнил, и будет с них! Лень!

– Мы еще вернемся, Гугенот, к нашим арабам, – сказал Серж, – а пока затихни и не мешай милейшему господину де Бражелону наслаждаться покоем и негой в эти последние мирные денечки.

– Я все равно от вас не отстану, – сказал Гугенот настойчиво, – Сами потом спасибо скажете.

– Шукран! – крикнули Пираты, – Спасибо, Гугенот!

– Позвольте взглянуть, – вдруг попросил Шарль-Анри. Он взял разговорник, полистал-полистал и вздохнул:

– Но тут не по-нашему.

– Это по-испански, – объяснил Рауль, – Мадридское издание.

– По той простой причине, что наши издатели еще не додумались. А доны докумекали, – сказал Гугенот, – Хотя, возможно, и у нас издавали такую литературу и наверняка печатали тайные типографии господ иезуитов. Но в широкий обиход такие книги не поступали, и в библиотеке капитана они отсутствуют. Как нам поведал г-н де Вентадорн, доны и иоанниты, то бишь мальтийские рыцари, постоянно вели борьбу с морскими разбойниками Средиземноморья. К коим примыкали беглые преступники, убийцы, словом, собиралась сволочь со всей Европы.

– А мы? – спросил барабанщик, – Мы разве не пытались изменить ситуацию в пользу христиан?

– Мы…как бы сказать…пытались, но с переменным успехом.

– Выходит, мы отстаем от донов и иоаннитов? – разочарованно спросил Ролан.

– Увы, мой юный друг, таковы факты, – вздохнул Гугенот. Ролан повесил нос.

– Ребята! – сказал Рауль.

– Что? – спросили Пираты.

– РЕБЯТА! УДИВИМ ЕВРОПУ!

КОЛЬНЕМ РЕИСА ШПАГОЙ В Ж…!

– Уау! – вскрикнул Ролан, – Дайте хоть клочок бумаги! Гениально!

– А если более жесткий вариант, – предложил Серж, – 'проткнем реису шпагой ж… ' Чего их жалеть, уродов?

– Не возражаю против такой редакции, – сказал Рауль, – Наших-то они не щадят.

– Еще что-нибудь в этом роде, – взмолился Ролан.

– Это у меня спонтанно. На заказ не могу! Так что вас интересует, Шарль-Анри? Что тут непонятного? Сначала идет алфавит, насколько я понимаю правила чтения. Арабские слова читаются справа налево. Но тут я полный профан. Гугенот объяснит лучше.

– Нет, – сказал Гугенот, – Читать по-арабски я еще не научился. Я читаю только транскрипцию. Если успею, может, и алфавит одолею. Но книги нужно вернуть капитану к концу плаванья. Они у него на вес золота.

– А потом словарь. И разговорные темы. Так что найти, Шарль-Анри?

– Найдите, как по-арабски 'Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ' .

– Ручаюсь, это он для кузины! – засмеялся Жюль, – Ишь, Синдбад-Мореход!

– Ну не для гурий же, – фыркнул Шарль-Анри. Сравнение с Синдбадом-Мореходом ему очень польстило.

– Querido – 'любимый", – перевел Рауль, – МУФАДДАЛ. Yo te quiero – "Я люблю тебя" – АНА УХЫББАК.

Де Невиль лукаво улыбнулся:

– Какие нежности!

– Когда мы найдем алмазные россыпи в горах Кабиллии, – мечтательно сказал Шарль-Анри, – Я привезу кузине мешок алмазов. И скажу: 'АНА УХЫББАК, АННЕТА!"

– Ах, она еще и Аннета! Браво, Королевская Гвардия! – засмеялся Серж.

– Мираж, – сказал Рауль.

– Что мираж?

– Алмазные россыпи.

– Вовсе нет, виконт! Все говорят, что в горах Кабиллии золота и алмазов немерено!

– Говорят торговки на рынке и кумушки из предместья Сент-Антуан.

– Вот скептик! Да об этом все генералы говорили, когда Бофор в своем дворце устроил отвальную.

– Серж, от тебя я не ожидал такой наивности. Сказки тысяча и одной ночи. Сказки это! Вы что, серьезно верите, что мы отвоюем у арабов какие-то сокровища? Бросьте, ребята, вас дурачат. Вздор это. Мираж!

– А как насчет 'El caballo' ? – спросил Гугенот, – ХУСААН, точнее говоря, ХУСААН АБЬЯД. ХУСААН АБЬЯД АРАБИЙЯ – да простит меня Магомет, если я коверкаю его язык. Я сказал – как насчет БЕЛОЙ АРАБСКОЙ ЛОШАДИ?

– ХУСААН АБЬЯД АРАБИЙЯ, – сказал Рауль, чуть улыбнувшись, – Это реально. У арабов действительно лучшие в мире лошади. Я… не отказался бы. Хотя, наверно, и это – мираж.

– Эти жадные до алмазов и золота господа полезут в глубокие пещеры, подобно сказочным гномам, а мессир Рауль, подобно эльфу, будет гарцевать на белой арабской лошади![57]57
  Гномы и эльфы – в трактовке Толкиена, а не мелочь из сказок.


[Закрыть] – сказал Анри де Вандом.

– Так выпьем же за твою будущую белую лошадь, за алмазные россыпи Шарля-Анри и за золото Сержа! Дай-ка мне разговорник, может, и для меня найдется тема! Есть!

Оливье гнусавым голосом, утрируя восточное произношение, затянул:

– Даании аштарии ляк машрууб – пазвольте прэдложыть вам что нибудь выпить… Андана хафля – у нас вечеринка…Такдар тахдар – ви прыдете?…Уриид зуджааджит – я хотэл бы бутылку. Ценная книга, Гугенот. Пожалуй, и я займусь на досуге. Возьмешь в ученики, о мудрейший?

– Посмотрим на твое поведение, – сказал Гугенот серьезно, – У вас все шуточки. Лошади, алмазы. Вы как дети малые. Разве что Апеллес – я хочу сказать, Люк – проникся моей идеей.

– А где он сам, кстати?

– С холстом возится. У Люка сейчас дел под завязку. Он просил меня натаскать его в арабском, пока он пишет картину.

– Зачем Апеллесу эта галиматья? – удивился Серж, – Ты – с тобой все ясно. Ясно, что командир разведчиков должен понимать язык неприятеля. Но Люк?!

– Разве вы еще не поняли, какую авантюру затеял наш герцог? Джиджелли – крупная пиратская база, известная еще в прошлом веке. Более точные сведения в этой книге. А Люк художник. И внешность у него южанина. Он за кого хочешь сойдет – за испанца, за араба, за еврея. Люк решил одеться арабом и пробраться в крепость. Сделать точный план.

– Здорово!

– Молодец, Апеллес! – воскликнули желторотые.

– Нет, – сказал Рауль, – Это слишком опасно. Аасиф, Гугенот!

– Насколько я знаю Люка, – заметил Гугенот, – Если эта идея засела в его голове, он своего добьется.

– О да, – сказал де Невиль, – Люк парень упрямый.

– Скажем лучше 'настойчивый' , – заметил Гугенот.

– Я тоже упрямый, – сказал Рауль, – Пусть лучше не помышляет. Это верная смерть.

– Почему? – спросили желторотые, – Люк рисует очень быстро и точно.

– Даже если бы эта идея заслуживала того, чтобы ее рассмотреть всерьез, Люка должна сопровождать очень боеспособная, подготовленная группа прикрытия. Люк в роли шпиона! Не смешите меня! Стоит Люку открыть рот – и поминай, как звали.

– Почему? – опять спросили желторотые.

– Акцент, дети мои, акцент! Вы что, никогда не слышали, как иностранцы говорят по-французски? Или вы думаете, мы сейчас говорили как уроженцы Алжира?

– Полагаю, у нас будет время прислушаться к речи уроженцев Алжира. Люк же не завтра собирается раздобыть план Джиджелли.

– И на том спасибо, – вздохнул Рауль.