355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марина Кретова » Баронесса Вревская: Роман-альбом » Текст книги (страница 9)
Баронесса Вревская: Роман-альбом
  • Текст добавлен: 11 апреля 2018, 22:00

Текст книги "Баронесса Вревская: Роман-альбом"


Автор книги: Марина Кретова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Итак – до свидания – но где, как, когда? Бог весть! В одном Вы только не сомневайтесь – а именно в том, что этому свиданию никто так искренне не порадуется, как душевно преданный Вам

Ив. Тургенев.

Bougival. Les Frenes.

16, Rue de Mesmes.

Воскресенье, 17/5-го окт. 75.

Итак, мои письма не пропали, милейшая Юлия Петровна, – и Вы отозвались. Это очень хорошо. Пишу Вам ещё раз в Ялту – хотя Вы и уверяете, что уезжаете 12-го числа; авось моё письмо Вас ещё там зацепит – или Вам перешлют его на Кавказ. Буддизм – религия отличная – и посмотреть на Индию – особенно во время поездки принца Валлийского, – вещь интересная; однако мне сдаётся, что Вы словно поколеблены и что, пожалуй, придётся увидать Вас в Париже. Если Вы, точно, приедете – то непременно надо будет устроить завтрак tete a tete в каком-нибудь трактирчике: мне кажется, мы проведём приятных два часа. Подумайте-ка об этом! Сегодня я здоров – но в грустном настроении – на дворе осень, «Унылая пора, очей очарованье» – и к тому же я узнал о кончине бедного А. К. Толстого. Кажется, давно ли в Карлсбаде... Но уже тогда он был очень плох. Помните «чтение»?! Литератор он был посредственный – а человек отличный. Я напишу о нём несколько строк в «Вестнике Европы». Что будет делать теперь его вдова? Быть может (ceci est strictement entre nous) пустится в кутёж. Поздно немножко.

Кстати, я забыл тогда написать Вам: я ни слова г-же Виардо не сказал о г-же Скобелевой – я хотел только узнать, правда ли, что она всюду бранит её. Она здесь была и промелькнула.

Соллогуб тоже здесь – ужасно дряхлеет и разваливается. Прочёл Салтыкову (Щедрину) и мне преплохую свою комедийку, в которой он ругает молодое поколение на чём свет стоит. Салтыков взбесился, обругал его, да чуть с ног не свалился от волнения: я думал, что с ним удар сделается... Он мне напомнил Белинского... Тяжёлая была сцена!

Здесь довольно интересная небольшая русская колония: но я пока редко вижусь с ними – так как не переехал ещё в Париж. Кн. Д. Оболенский также здесь. Я полагаю вернуться в Париж, 50, Rue de Douai – в первых числах ноября.

Собираюсь работать; но пока только собираюсь.

Чувствую, что старею – «что я, шутя, твердил доселе» – и нисколько меня это не радует. Напротив. Ужасно хотелось бы, перед концом, выкинуть какую-нибудь несуразную штуку... Не поможете ли?

А впрочем, желаю Вам – именно от души – всего хорошего и успеха во всех Ваших предприятиях. Целую Ваши руки и чувствую к Вам нежность... хотелось бы сказать: до свидания.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

Париж.

50, Rue de Douai.

Вторник, 11-го янв. 1876/

29-го дек. 1875.

Милая Юлия Петровна, в ответ на Ваши два письма я начал было большое послание... внезапная (хотя и ожиданная) кончина Вашего бедного брата – заставила меня бросить всё написанное. Я видел Ивана Петровича недели две тому назад и нашёл его не хуже и не лучше того, каким я его видел прежде: но, по словам доктора, уже тогда в нём появились худые симптомы. Накануне его кончины я должен был с ним обедать – но каким-то образом приглашение не попало в мои руки. Он отстрадал... последнее время жизнь его была продолжительным мучением... но всё жалко человека, уходящего «в ту страну, откуда ещё не воротился ни один путешественник» – жалко и оставшихся... Я, конечно, вспомнил и думал о Вас.

Я пишу к Вам так, ибо уверен, что Вы уже извещены.

Какие Ваши намерения теперь? Не переменили Вы Вашего плана – приехать в Париж, так как главный повод Вашего прибытия сюда исчез? Не решаюсь писать Вам подробнее – во-первых, потому, что не знаю, застанет ли Вас это письмо в Тифлисе, а во-вторых, потому, что Вам, вероятно, теперь не до того. Ограничусь известием – что у меня со вчерашнего дня сделался припадок подагры – до сих пор пока ещё не сильный (однако я не могу шевелиться) – и что я до апреля месяца отсюда никуда.

Очень был бы рад Вас увидеть – но где? когда? – Во всяком случае, примите от меня уверение в искреннем моём участии, в котором Вы, я надеюсь, не сомневаетесь – так же, как и в дружеской моей привязанности.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

Париж.

50, Rue de Douai.

Вторник 1-го фев./20-го янв. 76.

Любезнейшая Юлия Петровна, сейчас получил Ваше письмо и радуюсь тому, что Вы из отдалённых, полуварварских, снегом занесённых стран – вернулись в Петербург, хотя причина, вызвавшая Вас оттуда, далеко не радостна. Я Вам писал в Тифлис, poste restante – но Вы моего письма не получили.

Не знаю, когда мы увидимся; я отсюда выезжаю в конце нашего апреля и прямо отправляюсь в Петербург: хорошо было бы застать Вас ещё там. Ещё лучше было бы, если б Вы сюда приехали. Что будет – то будет.

Вы напрасно тревожитесь мыслью, что Вашего бедного брата дурно лечили; хотя в этом теперь утешения нет – но я могу сказать Вам, что здешний доктор Гюблер, который, по моей рекомендации, только раз видел Ивана Петровича незадолго до его кончины – совершенно верно предсказал мне её – и именно так, как она должна была произойти. Болезнь Вашего брата была из тех, которые не прощают.

У меня был припадок подагры – не очень сильный; однако я до сих пор ещё хожу плохо. Помаленьку разрушается человек.

Не предавайтесь слишком мрачным мыслям; жизнь, конечно, не слишком красивая вещь – да другого ещё пока ничего не придумали.

Крепко жму Вашу руку и остаюсь

искренне преданный Вам

Ив. Тургенев.

Париж.

50, Rue de Douai.

Воскресение 27-го/15 февр. 76.

Любезнейшая Юлия Петровна, получил я Ваше грустное письмецо – и жалко стало мне Вас – и хотелось бы мне Вас утешить – но как и чем – не знаю. Всего было бы лучше, если б можно было спокойно побеседовать часика два; но на этом расстоянии – даже с помощью телеграфа невозможно. Коли не Вас, так себя я утешаю надеждой, что все Ваши домашние теперь уже исправились и не беспокоят Вас. Что касается до меня, то мне с некоторых пор гораздо полегчило – и я принялся серьёзно за свою большую работу.

Не горюйте слишком о том, что не достали «часов»; вещица пустая. Поклонитесь от меня кн. Мещёрскому и скажите ему, что я от времени до времени видаюсь с M-lle Herzen – и что она здорова и бодра. Очень было приятно услышать о Вашем намерении приехать в Париж на весну – но постарайтесь приехать пораньше – потому что в первых числах мая я уезжаю в Россию – и было бы очень печально не застать Вас там.

Вот и Мария Николаевна (Вёл. кн.) скончалась. Я лично её не знал – но, говорят, женщина была добрая и с мягким сердцем. Вы литератора Авдеева не знавали? Он тоже умер и тоже был хороший человек.

Ну, однако, полно мне каркать по-вороньи. Лучше сообщу Вам свою радость по случаю здешних республиканских выборов; впрочем, Вы политикой не занимаетесь.

Харламов кончил мой портрет – и вышел он удивительный. Он будет на здешней выставке.

А засим целую Ваши милые руки и остаюсь

душевно Вам преданный

Ив. Тургенев.

Париж.

50, Rue de Douai.

Середа, 22-го/10 марта 76.

Итак, Вы окончательно поселились в Петербурге, любезнейшая Юлия Петровна, в том самом Петербурге, который был Вам всегда так противен! Своей судьбы, видно, не минуешь. Вместо Индии – Литейная! С своей стороны, я этому рад: теперь я уверен, что свижусь с Вами – потому что в первых числах мая, если только буду жив и здоров, непременно объявлюсь в Петербурге. Надеюсь, что вы не будете жестоки и дождётесь меня – не ускачите в деревню или куда-нибудь в другое место! Если уже Вам непременно нужно будет в деревню, то поедемте вместе – кстати ж нам и по дороге.

Спасибо за все сообщённые известия; от них веет современной русской жизнью. Я рад, что Вы сошлись с Мещёрским; он прекрасный малый. Мне иногда приходит в голову: отчего он не женится на дочери Герцена, Наталье, которую он, кажется, очень любит? Прекрасная была бы парочка. Сондируйте его на этот счёт – разумеется, весьма осторожно и никого не называя.

А Вы, я вижу, не бросаете своих прежних связей! Кассаньяк Вам посылает свои речи! Уж лучше иметь дело с настоящими кавказскими или другими какими-нибудь бригандами – чем с этими мазуриками! Извините жёсткость выраженья... но вы знаете, я неисправим. Одно только в этом хорошо: Ваша верность друзьям... но Вы бы могли быть построже в выборе их.

Прочтите «Son Excellence Rougon» – Зола́, книга замечательная; одна фигура в ней, Клоринда, нарисована мастерской рукой.

Я ещё не читал продолжения «Анны Карениной»; но вижу с сожалением, куда весь этот роман поворачивает. Как ни велик талант Л. Толстого, а не выдраться ему из московского болота, куда он влез. Православие, дворянство, славянофильство, сплетни, Арбат, Катков, Антонина Блудова, невежество, самомнение, барские привычки, офицерство, вражда ко всему чужому, кислые щи и отсутствие мыла – хаос, одним словом! И в этом хаосе должен погибать такой одарённый человек!! Так на Руси всегда бывает.

А Орловская губерния действительно умирает с голоду. Худо; очень худо – и впредь не предвидится ничего лучшего.

Я в последнее время принялся за свой большой роман – и помаленьку работаю. Здоровьем я доволен: подагра пока затихла.

Все мои тоже здравствуют – это главное. Засим крепко-накрепко жму Ваши руки и остаюсь

душевно Вам преданный

Ив. Тургенев.

Ю. П. ВРЕВСКАЯ И. С. ТУРГЕНЕВУ
(Из писем, хранящихся в Пушкинском Доме)

3 апреля 1876.

Христос воскресе, милый и дорогой Иван Сергеевич, на этот родной привет Вы не откликнетесь, но мне радостно вспомнить, что так начала я моё первое письмо. С тех пор между нами остался всё тот же ров, по которому смирнёхонько бежит карлсбадская водица – да что за нужда – всё-таки я Вас крепко и крепко люблю, и перепрыгивать через ров нам нет ни малейшей надобности. Я все эти дни очень волновалась, и всё оттого, что за версту увидала кого-то. Оттого-то я так не люблю Петербурга, несдобровать мне в нём. Треповская весна настала – всё сохнет. Самарина уже забыли и теперь горюют о молодой графине Стейнбок, умершей от родов, красивой, счастливой; смерть всегда берёт без разбору.

Лорд Родсток, несмотря на гонения, обращает сердца нескладными и красноречивыми проповедями[20]20
  Родсток Гренвил Валдигрев (1831—1913) – английский проповедник-евангелист.


[Закрыть]
. Я слушала его два раза. Мещёрский в хлопотах, устраивает отца с матерью; от сватовства, Бога ради, увольте. По моему личному убеждению, он по любви не женится и женится по расчёту, как и большая часть людей, обладающих глубокими чувствами. Зола́ достать не могла, читала перевод, но не всё.

Жду Вас сюда с нетерпением и пробуду в Петербурге всё время, как Вы тут будете; потом хочу поехать в Биарриц, а осенью зовут меня в Испанию, но планов строить не стану. Индия меня слишком проучила. Впрочем, если будут лишние деньги, то, может быть, соберусь и в Америку, решить мне недолго.

Что поделывает Ваша маленькая любимица, моя всё говорит, а ей всего два года семь месяцев. Будьте здоровы и счастливы.

Какой вы умница, что не ленитесь. Дайте мне обе Ваши ручки, а то пора спать. Христос Вас помилуй и спаси.

Ваша Юлия Вр.

И. С. ТУРГЕНЕВ Ю. П. ВРЕВСКОЙ

Париж.

50, Rue de Douai.

Четверг, 20-го/8 апр. 76.

Я только что собирался написать Вам, милейшая Юлия Петровна, – а вот уже второе письмо приходит от Вас, и Вы даже христосуетесь со мной! Вы напрасно думаете, что я не откликнусь; я хоть и неверующий, а похристосоваться с Вами очень рад: самая мысль об этом мне приятна. Также мне приятно думать, что я, по всей вероятности, скоро – т. е. через месяц, с Вами увижусь. Хотя между нами и существует, к сожаленью, ров (он не существует между нашими душами – по крайней мере, я льщу себя этой надеждой – а... в другом отношении) – хотя через Вашу жизнь и проходят какие-то таинственные незнакомцы, которые за версту заставляют Вас замирать и трепетать – но всё-таки я чувствую, что нам вместе очень хорошо – и что мы привязаны друг к другу. Но только, пожалуйста, Вы меня дождитесь; 20-е мая (нашего стиля) самый последний срок моего приезда в Петербург. А в Америку, в Испанию и даже в Индию Вы уже Поезжайте потом. Лучше всего бы вместе отправиться в Орловскую губернию – как Вы полагаете?

Вы мне ничего не пишете о своём здоровье – принимаю это молчание как знак хороший. Я тоже пожаловаться не могу – и работаю помаленьку.

Кн. Мещёрский – кажется, впал у Вас в немилость. Отчего?

Все мои милые здешние процветают. Дай только Бог, чтобы так продолжалось!

Прочли Вы «Благонамеренные речи» Щедрина в мартовской книжке «Отеч. записок»? Удивительная вещь! Он теперь приехал сюда из Ниццы: здоровье плохо – однако всё же лучше прошлогоднего.

Ну – до свидания! Будьте здоровы и веселы – и не смотрите от себя за версту. Христосуюсь с Вами, а потом очень нежно целую Ваши руки и остаюсь

Ваш

Ив. Тургенев.

Париж.

50, Rue de Douai.

Четверг, 25-го/13 мая 76.

Милейшая Юлия Петровна, я потому до сих пор не отвечал Вам, что хотел в точности сообщить Вам день моего отъезда: он совершится в воскресение 28-го июня/22-го мая, я, коли жив буду и здоров, объявлюсь в Петербурге. Я очень был бы Вам обязан, если б Вы взяли для меня № в гостинице Демута – я Вам с границы вышлю телеграмму – и попрошу Вас выслать карету. Мне весьма приятно думать, что я Вас скоро увижу.

А Вы всё верите в предсказание Крюднера? На днях он мне попался на улице и хотел что-то предсказать; но он так был пьян, что ничего из него не вышло, кроме винного духа.

Мы при свидании много переговорим – а я заочно целую Ваши руки, в ожидании сделать это в действительности.

Душевно Вас любящий

Ив. Тургенев.

N. В. Я бы сказал, что этот сфинкс Вы; но он не довольно красив[21]21
  Над текстом изображение сфинкса.


[Закрыть]
.

Висбаден.

Hotel de Nassau.

Четверг, 1-го июня/20-го мая 1876.

Милая Юлия Петровна, я сюда приехал вчера из Бадена (чтобы переговорить с дочерью Пушкина, графиней Меренберг – насчёт переписки её отца) – выезжаю сегодня в Берлин, а из Берлина выезжаю завтра – и (если ничего не произойдёт особенного) прибуду в Петербург в воскресение, к 6-и часам вечера и отправлюсь в Hotel Demouth – где, я надеюсь, Вы взяли для меня комнату. Было бы отлично, если бы мне на станцию выслали карету. Впрочем, я с границы пошлю Вам телеграмму. Но вот беда – я оставил Ваши письма в Париже и не знаю наверное – какой Ваш № на Литейной: эта неизвестность сказывается на самой обёртке этого письма. Очень буду рад Вас видеть.

Но правда ли, говорят, у Вас в Петербурге и снег, и холера?

Целую нежно Ваши руки и остаюсь

Ваш

Ив. Тургенев.

Р. S. Не заботьтесь о карете; я с границы пошлю об этом телеграмму одному моему знакомому (Топорову[22]22
  Топоров Александр Васильевич (1831—1877) – близкий приятель Тургенева, который исполнял многочисленные поручения не только Тургенева, но и Юлии Петровны Вревской.


[Закрыть]
) – которого адрес мне известен.

Гостиница Демута.

Понедельник, 8 ч. вечера.

Милейшая Юлия Петровна, я сегодня приехал и остановился здесь в № 65 – я Вам писал однажды и телеграфировал, но так как я по ошибке (оставив письмо Ваше в Париже) выставил Литейная, № 26 или 24 – то Вы ничего не получили. Очень был бы рад Вас увидеть – скажите, когда Вы будете, чтобы я был дома, или когда Вы будете дома.

Весь Ваш

Ив. Тургенев.

3 раза был у Вас и не нашёл Вас дома, говорю Вам заочно: до свиданья!

Гостиница Демута.

Воскресение, 6-го июня 76.

Как Вы доехали, любезнейшая Юлия Петровна? Я сегодня утром дотащился сюда. Смотрите, как бы Вам не пришлось исполнить Ваше обещание! Кажется, подагра разыгрывается и собирается сцапать меня, как в прошлом году. Если эта беда случится, дам Вам знать, но, конечно, уже не для того, чтобы Вы знали, что со мною происходит. Наше расставание живо представляется мне; Вы прелестная барыня – но судьбы не переделаешь. Дайте знать кн. Мещёрскому, что я уехал, не увидевшись с П. М. Третьяковым, но написал ему чувствительное письмо по поводу Миклухи-Маклая, которое, вероятно, его не тронет; а впрочем, Господь ведает! Если будет ответ, тотчас дам ему знать.

Здесь стоит жара страшная не хуже московской; и несчастные липы в моём саду потерпели от мороза 9-го мая; как-то жутко видеть в июне месяце мёртвые, жёлтые листья.

Прощайте, будьте здоровы и верьте в искренность моих дружеских чувств.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

С. Спасское-Лутовиново.

(Орловской губ. город Мценск)

Вторник, 15-го июня 76.

Милая Юлия Петровна, я получил Ваше письмо – и очень рад, что Вы прибыли благополучно и хорошо устроились. Могу Вам сообщить с своей стороны, что подагра до сих пор молчит и что я порядочно работаю. Также кое-что делаю по делам имения, которое я, быть может, продам и наверное отдам в аренду. Наверно ещё не могу сказать, когда я отсюда выеду – но не засижусь здесь.

А Вы всё ещё считаете нужным меня успокаивать, и умоляете меня не «пугаться», и обещаете не ввести меня в беду. Могу Вас уверить, что между мною и прекрасным Иосифом столь же мало общего, как между Вами и женой Пентефрия; боюсь я холеры – но уж никак не милых дам – и особенно таких добродушных, как Вы. Helas! je nе реuх plus etre compomis-et, jene suis plus compromettant, si je lai jamais ete.

Что же касается до слова «monaine», которое, как кажется, задело Вас за живое, – то повторяю: конечно, в Вашем существе, в Вашем сердце и душе – ничего нет светского: но все Ваши наружные привычки, вся повадка, вся Ваша физиономия – вполне и совершенно светские; и тут нет ничего дурного – но мне, быть может, не следовало бы так налегать на эту внешность. Я, быть может, хотел немного подразнить Вас – и каюсь в том.

Постараюсь увидеть Вас проездом через Петербург – а до тех пор будьте веселы, здоровы и знайте, что, в сущности, отношения между нами очень хороши и просты. Я искренне к Вам привязан, но иногда замечаю, что Вы молодая, милая женщина – и «напрасность» этого замечания меня смущает.

Крепко и дружески жму Вашу руку и остаюсь

преданный Вам

Ив. Тургенев.

С. Спасское-Лутовиново.

(Орловской губ. в городе Мценске).

Середа, 14-го июля 1876.

Милая Юлия Петровна, я не отвечал на Ваше последнее письмо, потому что был в таких адских хлопотах, что невозможно выразить. Надо Вам сказать, что я выезжаю из Спасского разорённым человеком, потерявшим более половины своего имущества по милости мерзавца управляющего, которому я имел глупость слепо довериться; я его прогнал, но что тут было – я и передать Вам не могу! Днём я с этими делами возился – а ночью писал свой несчастный роман, который наконец я кончил, но что из этого вышло – Бог ведает! Я надеюсь выехать отсюда в субботу и в понедельник буду в Петербурге. Весьма благодарен Вам за Ваше любезное предложение пожить у Вас в Петергофе – но оно оказывается невозможным: я всего два дня пробуду в Петербурге – так как я и так уже опоздал; но во вторник или даже в понедельник вечером съезжу к Вам непременно – тогда мы о многом поговорим.

А до тех пор будьте здоровы и веселы – крепко жму Вам руки и остаюсь

Ваш

Ив. Тургенев.

Р. S. Остановлюсь я у Демута.

Гостиница Демута.

Пятница утр. 8 ч.

Милая Юлия Петровна, я вчера не мог попасть к Вам ранее половины двенадцатого – а не застав Вас, такая напала на меня неохота ехать в гости, что я решился вернуться домой. Очень мне совестно, что я заставил Вас ждать более часа – и покорно прошу Вас великодушно извинить меня. Я написал графине Шустерро, в котором также извиняюсь.

Я сейчас еду в Павловск к Полонскому – вернусь в 2 1/2 ч. и в 5 часов заеду к Вам, чтобы вместе отправиться к Донону, где имеет быть обед в Вашу честь.

Дружески жму Вам руки и остаюсь

преданный Вам

Ив. Тургенев.

Р. S. Любезная Юлия Петровна. Я заходил к Вам просить Вас от моего имени и от имени И. И. Маслова пообедать с нами сегодня перед Вашим отъездом. Я заеду к Вам в 1/2 4-го и надеюсь, что застану Вас дома.

Ив. Тургенев.

Bougival (pres Paris).

Les Frenes.

Seine et Oise).

Вторник, 8-го авг. 1876.

Милая Юлия Петровна, пишу Вам всего два слова, чтобы известить, что я прибыл сюда благополучно, нашёл всех здоровыми, дом мой милым – и что, как только несколько отдохну, примусь за переписку моего романа. Сербская катастрофа меня очень огорчает. Будь мне только 35 лет, кажется, уехал бы туда. Нет, впрочем, сомнения, что там опять надолго всё погибло. Неужели Черняев не посадит себе пулю в лоб?

Следующее письмо будет подлиннее. А теперь и некогда – и жара страшная. Кланяюсь всем Вашим и целую Ваши руки.

Ваш

Ив. Тургенев.

Bougival.

Les Frenes.

(Seine et Oise).

Середа, 11-го окт./29-го сент. 76.

Я перед Вами в долгу, милая Юлия Петровна; не отвечал на Ваше первое письмецо – а вот уже явилось второе. Вы пишете, что видели меня во сне; но это ничего худого не означает (за исключением разве того, что мне было бы приятнее предстать перед Вами еn personne); я достаточно здоров, достаточно работал, кончил переписку моего романа и на днях отправляю в Петербург мою рукопись, которая будет напечатана в первых № «Вестника Европы» за будущий год. Сам же я не в ноябре, а в январе прибуду в Петербург – и, конечно, Вас там увижу. Поздравляю Вас с совершившейся свадьбой Вашего брата; препятствия устранены и побеждены Вами, что меня не удивляет: это Вам в привычку. Одна существует вещь, которая, по-видимому, представляет непреоборимые затруднения... но мне сдаётся, это происходит оттого, что Вы сами её не желаете.

Кстати, почему Вы говорите мне о Вашем смирении? Я, напротив, нахожу Вас горделивой и надменной до крайности – и всё-таки прелюбезной и милой.

Неужели в самом деле Шувалов убил Долгорукова – и так-таки ничего ему не будет? Какие удивительные подробности печатаются о Потапове и об его сумасшествии в немецких журналах!

Сейчас получено известие, что Турция согласилась на шестимесячное перемирие. До того времени наш пыл пройдёт – а Турция всё-таки ничего не сделает – и всё останется по-старому.

Кстати, Вы ничего не слышали больше о моём приятеле Топорове? Он у Вас не был? Он не отвечает на мои письма. Он либо умер (что было бы очень грустно) – либо сердит на меня (что было бы непонятно, но правдоподобно). Соберите, милочка, справки.

Что делает Ваша прелестнейшая племянница? Поцелуйте её за меня и поклонитесь Вашей сестре и её мужу.

Все мои здешние здоровы. Я боюсь, мой роман Вам не понравится. Нежности мало.

Будьте здоровы и веселы. Целую Ваши ручки заочно вволю. На деле Вы всегда их у меня принимаете. Неужели Вы меня боитесь? Это было бы столь же лестно – сколь справедливо.

Душевно Вам преданный

Ив. Тургенев.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю