Текст книги "Лабиринты судьбы"
Автор книги: Марина Преображенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
26
Синяя бездна глаз засасывала меня с невероятной силой. Я подняла руку и прикрыла его веки ладошкой. Леша прижал ладошку к своим губам и зажмурился.
– Доброе утро, Волчонок! – ласково произнесла я.
– Доброе… – Лицо его просияло. Он отнял мою ладошку от губ и поцеловал меня. – Доброе утро, сладкая моя. Вставай, а?
– Еще капелечку, – промурлыкала я, не желая подниматься с постели. Тонкое покрывальце, которым мы укрылись, перед тем как уснуть, еще хранило тепло его тела, и я, словно в кокон, укуталась в мягкую ткань.
– Хорошо, – согласился Леша. – Ты полежи, а я приготовлю тебе завтрак. Чего бы ты хотела?
Он уже приступил к зарядке и делал отжимания от пола, легко и равномерно дыша. Физическая нагрузка не сбивала его сильных выдохов. Он сменил позу, лег на спину и стал поднимать ноги, опуская их за голову.
Я с улыбкой наблюдала за тем, как играют его мышцы под смуглой бархатной кожей. Складочки на животе были мелкими, словно тканевая драпировка, аккуратный пупок, темная дорожка волос, убегающая в голубенькие тонкие плавки…
Леша перехватил мой взгляд и погрозил пальцем:
– Э! Э! Прелестница-киска! Ну-ка прекрати безобразие!
Я рассмеялась и, не переставая смотреть на волнующую поверхность голубого холмика плавок, медленно встала и подошла к нему.
– Страшный, страшный, страшный зверь, отопри скорее дверь! – прорычала я, подняв руки на уровень лица и растопырив полусогнутые пальцы.
Леша поджал под себя ноги и, ловко прогнувшись, подпрыгнул на месте.
– Давай перекусим и пойдем прогуляемся.
– Давай, – согласилась я, – тем более что мы должны с тобой кое о чем поговорить.
Леша посмотрел на меня, тоскливо сощурив один глаз, и пробубнил:
– Ну вот, обязательно нужно испортить такое утро… Ах да, чуть не забыл. – Он забарабанил пальцами по полировке круглого столика. – Ты почему не сказала мне, что Йохан пригласил нас на вечерний коктейль в честь окончания карнавальной недели?
– Но… – Я замялась, думая, как бы поделикатней сформулировать ответ. Леша бросил на меня быстрый взгляд и не дал мне закончить фразу:
– Я понимаю, ты боялась, что тебе не в чем будет пойти, а…
– Нет, не в этом дело, – в свою очередь, перебила я его. – Мне и в самом деле не очень хочется идти туда. Мы же там никого не знаем, плохо говорим по-английски, и, ко всему прочему, не заговаривай мне зубы. Раз уж я случайно услышала…
– Подслушала, – с дразнящей улыбкой поправил Леша, и я смутилась.
– Ну да, подслушала, но раз уж я подслушала, – последнее слово я специально выделила, глядя ему прямо в глаза. Леша все так же насмешливо держал брови в приподнятом состоянии, и мне пришлось отвести взгляд, ругая себя за малодушие, – то будь любезен, поделись со мной, – я просительно понизила тон и подошла к нему поближе. – Леш, – снова подняла я на него глаза. – Что с нами будет?
– Мы будем счастливы!
– Я понимаю, – обреченно произнесла я. – Ты ничего не станешь мне рассказывать. – Я снова отвернулась от него, почувствовав, как глаза мои наполняются слезами. Мне было обидно, что Леша не может относиться ко мне как к равной, предпочитает молчать и выкручиваться в одиночку, а я как бы не в счет.
– Ты чего? – Леша положил руку на мое плечо.
– Пойду приготовлю завтрак.
– Я помогу?
– Уж с этим-то я справлюсь, не сомневайся, – с обидой в голосе ответила я и пошла на кухню.
Маленькая кухонька мало чем отличалась от типичных советских. Может, только размерами окна и техническим оснащением. На девяти квадратных метрах разместились: стиральная машина, двухкамерный холодильник, электрогриль, микроволновка, двойная раковина с посудомоечной машиной и измельчителем отходов, над плитой нависала вытяжка, а над окном работал кондиционер. При всем этом оставалось достаточно места для приготовления и приема пищи за маленьким раскладным на две и четыре персоны столиком.
– Справишься? – насмешливо спросил Леша.
Обида напрягла мои плечи, но я промолчала.
Широко распахнув холодильник, я обнаружила, что он почти пустой. Пара пакетов йогурта, чипсы и три баночки колы сиротливо стояли на пластиковой решетке в самом низу, над ящиком для фруктов. Я выдвинула ящик, там, как и следовало ожидать, ничего не было. Мы ведь ни разу ничего не готовили дома. Эти скромные запасы были выложены из пляжной сумки, которую мы не опустошили пару дней назад.
Зачем-то я открыла морозилку. Там лежала упаковка замороженных мидий, оставшихся, вероятно, от прежних хозяев, и полпачки овощей для рагу.
– Не густо, – услышала я за спиной голос Леши и обернулась. – Вот тут-то мы и посмотрим, на что ты способна. Приготовить из ничего – это верх кулинарного искусства.
Леша неожиданно горячо обнял меня и с чарующей улыбкой тихо произнес:
– Ирочка, мы уедем завтра вечером, у нас еще есть время, чтобы посетить вечеринку у Йохана и бегло осмотреть местные достопримечательности.
– Но Леша…
– Никаких но! – остановил он меня тоном, не терпящим возражений. – Дослушай и постарайся не перебивать, хорошо? – Он убрал с моего лба непослушную прядь волос и продолжил:
– Сейчас я вспомнил вчерашнего нашего знакомца. Эмигранта из Одессы…
– Павла?
– Да, так, кажется, его зовут. Если не ошибаюсь, он что-то говорил об отце-ювелире?
– Говорил, – ответила я, пытаясь понять, что Леша имеет в виду.
– У меня есть прекрасная золотая цепь с крестом…
– Но Леша! – возмутилась я, вспомнив золотой крест, который не раз видела на его груди. Интересно, почему он его не носит теперь?
– Я же сказал, никаких но, – устало произнес Леша и накрыл мои губы указательным пальцем. – Нам нужны деньги, – как будто извиняясь, добавил он. – Ты же слышала, этот засранец отказал мне! – Лешины глаза блеснули, и он замолчал.
– Послушай, – вдруг вспомнила я о серьгах, которые надевала перед тем, как сесть в машину к Нику. – Ты не знаешь случайно, куда делись мои вещи?
– Какие вещи?
– Одежда, которую я надела перед аварией.
– Платье я выбросил. – Леша говорил отрешенно. В это время он витал в своих мыслях и отвечал мне чисто машинально. – Туфли тоже…
«Наверное, подсчитывает, сколько денег он мог бы получить за свое золото», – подумала я, но все же задала еще один вопрос:
– А ты не помнишь, среди вещей, которые мне вернули из больницы, не было сережек и цепочки?
– Сережек? – Леша подумал и оживился: – Да, были! Вот их-то ты и наденешь на вечеринку. А за цепь с крестом, если нам заплатят хоть сотню долларов, мы купим тебе недорогое, но приличное платье для коктейля.
– Бог с ним, с твоим коктейлем! Мы продадим серьги, и у нас будут деньги, чтобы нормально доехать домой, а там у меня найдется еще кое-что. В конце концов, у нас есть однокомнатная квартира в Сокольниках, у тебя золотые руки и светлая голова. Я владею профессией секретаря-референта, знанием английского и… – я мельком взглянула на Лешу, – и неплохими внешними данными…
Я тяжело вздохнула, вспомнив о шрамах на лице и легком прихрамывании. Йохан, правда, обещал, что ни оттого, ни от другого очень скоро не останется и следа.
Легкий ветерок, влетевший в приоткрытое окно, растрепал мои волосы, и Леша, уже привычным для меня жестом, снова поправил челку на моем лбу.
– А ты не собираешься бросить меня? – спросил он, прикоснувшись губами к мочке моего уха.
– Я собираюсь приобрести наручники и приковать тебя к себе, чтоб дальше, чем на полшага, ты не смог отойти от меня.
Леша, покусывая нежную кожицу ушка, все плотнее прижимался к моей груди, и голос мой поплыл, словно на неисправном магнитофоне.
– Сегодня божественное утро, а вчера была божественная ночь, – шепнул он. Я изо всех сил пыталась сохранить самообладание, но жар возбуждения захлестнул меня, и я не удержалась.
– А ты самый божественный мужчина из всех, кого я когда-либо встречала, – прошептала я.
– В таком случае, – медленно проговорил Леша, укладывая меня на раздвинутый столик, – планы мои несколько изменились.
Мы вышли на улицу. Жаркое солнце палило вовсю, а минутная стрелка на часах переползла за отметку часа пополудни.
– Доброе утро, мистер Сидорофф! – приветствовала Лешу наша обворожительная соседка. Она, широко улыбаясь, кивнула мне головой и спросила: – Ну, как, насекомые не залетали?
– Не знаю, – ответил Леша, – наш кондиционер снова заработал. Нам не пришлось воспользоваться свечой.
– Свечой? – поинтересовалась я.
– Да, – ответил мне Леша. – Дория сказала, что мази от комаров у нее нет, но зато есть какая-то японская свеча, которая при сгорании выделят запах, безвредный для человека, но губительно действующий на насекомых. Десять минут горения этой свечи освобождают жилище от комаров на целую ночь.
Леша говорил по-русски, и смуглолицая Дория Юсти, бессмысленно улыбаясь, переводила взгляд с меня на Лешу и обратно, а услышав свое имя, радостно закивала головой, давая понять, что она сообразила, о чем идет речь.
Когда Леша объяснил мне предназначение свечи, которую он принес вчера вечером, Дория приблизилась к Леше и произнесла интимным голосом:
– Заходите почаще. Вчера ваш визит пришелся весьма кстати, Джанет была просто очарована русским джентльменом.
– Спасибо, – ответил Леша. – Я обязательно зайду перед отъездом. Передайте Джанет, что я тоже ею очарован, и добавьте, что из России я обязательно пришлю ей сувенир.
Дория покачала ладошкой золотистого цвета и, уже отходя от нас, послала Леше воздушный поцелуй, глядя на меня с подозрительной улыбкой.
Я надула губы.
– Почему она так фамильярно разговаривает с тобой? И что у вас было с Джанет? – спросила я после некоторого молчания.
– С Джанет? – Леша пожал плечами. – Да ничего особенного.
– А поточнее? Что ты подразумеваешь под этим своим «ничего особенного».
– Я поцеловал Джанет, – ответил Леша, и я поняла, что он издевается надо мной. – Но не думаю, что такие мелочи могут быть тебе интересны.
Я отвернулась, стараясь скрыть напряжение, но все равно чувствовала его внимательный взгляд на своем затылке.
– Э-эй! – Леша старался развернуть меня и заглянуть мне в глаза, но я снова отвернулась от него. – Э-эй! – не отставал Леша.
И тут я не выдержала.
– Прекрасно, – вспылила я. – Прекрасно! Прекрасно!! Я, знаешь ли, подумала, почему бы тебе не остаться в этой стране со своей шоколадочкой?
– С чего ты взяла, что Джанет шоколадка? – поинтересовался Леша и откровенно рассмеялся.
– Ах, вот оно что! Тем более такая голова и такие руки, как у тебя, очень даже пригодятся этой… – Я подыскивала словцо, чтобы похлеще приложить неожиданно возникшую соперницу, но так и не нашла ничего подходящего, как всегда в пылу негодования проваливаясь в вакуум отупения. Торопливо роясь в кармане сумочки, я пыталась найти там маленький клеенчатый пакетик из-под специй, в который мы перед выходом из дому завернули наши украшения, приготовленные для продажи одесскому ювелиру, обосновавшемуся в штате Южная Каролина.
– Забери свои побрякушки! – психовала я. – И отдай мне билет до Москвы.
– Ирочка! – воскликнул Леша и привлек меня к своей груди. В этот момент я нащупала пакетик, я уже вынимала его из сумочки, но моя рука столкнулась с Лешиной, и пакетик выпал.
– Джанет – это маленькая девочка. Ей всего-то три годика. Пока Дория искала свечку, за которой, заметь, послала меня ты сама, Джанет пробралась в туалет и умудрилась нырнуть головой в… унитаз!
Я застыла, наблюдая, как выскользнувший из рук пакетик упал на асфальт, тут же скатился к канализационному стоку и прощально блеснул гладкой поверхностью…
– Леша! – крикнула я, пытаясь вырваться из его рук. Мне показалось, что еще можно спасти нашу последнюю надежду на получение хоть каких-нибудь денег.
– Ну, Иришка. – Леша еще сильнее прижал меня, и тут я увидела, как пакетик, проскочив сквозь решетку стока, исчез в черном провале.
– Деньги, – сказала я упавшим голосом.
– Что деньги? – не понял Леша. – При чем здесь деньги? Просто я вытащил девочку из унитаза как раз вовремя. Она едва не захлебнулась. Я даже не понял сначала, что там ребенок. Слышу шум в туалете, а дверь полуоткрыта. И шум какой-то странный. Думаю, заглянуть туда или не стоит. Вдруг там люди любовью занимаются… Эти американцы, ты ведь знаешь…
Я слушала, не перебивая. Я слушала и смотрела на него во все глаза.
Леша взглянул на меня, видимо, почуяв что-то неладное, и замолчал.
– Я выронила наше золото.
– Как?
Я показала рукой на решетку и заплакала.
– Вытри слезы, – тихо попросил Леша.
Я послушно вытерла их, но плакать все равно не перестала. Леша присел на корточки и заглянул вовнутрь.
– Может, вызвать кого-нибудь? – осторожно спросила я, понимая, что дело это бесполезное. Леша поднялся с колен, отряхнул их и молча пошел обратно к дому. Я поплелась следом, размазывая по щекам все еще бегущие слезы.
– Вытри… – снова попросил Леша, одарив меня взглядом, от которого я готова была провалиться сквозь землю следом за злосчастным пакетиком.
Мы вошли в дом. Речи о вечеринке быть не могло. Друзей и родных здесь у нас не было, а идти и просить помощи у незнакомых или малознакомых американцев мы не могли.
Я посидела в кресле, походила из угла в угол, подошла к холодильнику и зачем-то заглянула в его пустое чрево. Все, что в нем было, мы съели на завтрак. Есть мне не хотелось, но я была жутко расстроена и утешала себя одной-единственной мыслью, что завтра мы улетим домой. В самолете нас покормят, а дома и стены помогают.
Я подошла к сумке и стала медленно складывать в нее вещи. Их было не так уж много. Лешины слаксы, мои джинсы, несколько рубашек, купленных Лешей уже здесь, и кое-что из моей мелочевки.
Укладывая одну шмотку за другой, я думала о чем-то своем, практически не обращая внимания на то, что у меня в руках.
– Леша, а как мы доедем до аэропорта? – поинтересовалась я.
– Ты когда-нибудь путешествовала автостопом?
– В школьные годы приходилось как-то.
– Попробуем и здесь, а нет, так пешком дойдем.
– Но это ведь далеко, – слабо возразила я, представляя себе, как буду идти по жаркой дороге со своей еще не окрепшей в полной мере ногой.
– Придумаем что-нибудь, – нехотя отозвался Леша.
Я взяла в руки какой-то пакет.
– Что там? – спросила я у Леши, прощупывая пальцами содержимое. – Бумаги какие-то… Документы? – Повернувшись в сторону Леши, я увидела его лежащим на диване в другой комнате, лицом к стене. Леша не отозвался. «Спит, наверно, – подумала я, – пусть спит…»
Я осторожно вынула бумаги из пакета и среди моих и Лешиных документов увидела стопку записок.
«Деминой» – прочитала я на одном сложенном вдвое листе.
Я развернула лист и села в кресло. Глаза мои побежали по торопливым строчкам:
«Здравствуй, Ирочка! Меня к тебе так и не пропустили. Вчера вечером, когда Серж был у тебя и дождался твоего приезда от брата, я все время думал о тебе. Едва он сообщил мне, что ты дома, я сразу собрался и поехал к тебе в гости. Но уже не застал.
Ирочка, я верю, что очень скоро ты сможешь сама читать это письмо, и даже надеюсь, что придешь к нам на свадьбу».
Я вспомнила Антошку и улыбнулась.
«Антошечка, Пушистенький, – подумала я. – Как ты там? Счастлив?» Я ведь за все это время ни разу не подумала о нем. А сколько хороших минут мы провели вместе. Я снова опустила глаза на лист и стала читать дальше:
«…И даже надеюсь, что ты придешь к нам на свадьбу. У нас в общежитии масса новостей. Этот извращенец, я думаю, ты понимаешь, что речь идет о красномордом, попал на скамью подсудимых. Он снова сделал попытку поиметь одну девочку, а у нее дядюшка в Москве… В общем, он влип, чего и следовало ожидать.
Марта Петровна развелась со своим мужем и вышла замуж за Петруню, если ты помнишь, был у нас такой доктор в общежитии».
Я снова прикрыла глаза, и образ молодого врача, перед которым я разделась догола, а потом чуть не сгорела со стыда, вынырнул из памяти яркой картинкой. «Марта! Мои проблемы не должны касаться твоих. Ваших… И наоборот».
Да, они уже тогда любили друг друга, и это было видно с первого взгляда, стоило лишь посмотреть на них, когда они разговаривали. Хм, Петр, как его, а – Александрович…
«…такой доктор в общежитии. Алена, твоя бывшая соседка и моя будущая жена, стала чинить вдруг замолчавший радиоприемник, висевший у вас на кухне, и обнаружила там твой талисманчик. Я принес его и передал врачу еще вчера, а сегодня встретил на выходе из больницы твоего парня и поинтересовался, получил ли он его. Теперь твой талисманчик вернулся к тебе, я надеюсь, он принесет вам счастье. Обнимаю тебя, всегда твой друг Антон Хусаинов».
Последние строки запрыгали перед моими глазами, словно дикие необъезженные мустанги. Я пыталась сфокусировать взгляд на размашистом автографе Антона, но видела филина.
Сердце мое обожгло огнем. Я не соображала, что мне сейчас делать. Меня затрясло от нервного напряжения, и все бумаги посыпались с моих колен на пол.
Я стала лихорадочно собирать их, придумывая, что бы такое сказать Леше в свое оправдание. Меня удивило, что за все это время он ни разу не обмолвился о филине, напичканном бриллиантами, из-за которых убили Папаню и Раша.
Неожиданно из комнаты раздался скрип дивана, и я вздрогнула от этого звука так, будто у меня над ухом взвыла пожарная сирена или корабельный «ревун». Я подпрыгнула и даже вскрикнула, тут же зажав рукой рот.
– Ты чего? – Леша приподнял голову и удивленно посмотрел на меня.
– Я… Я… Ничего… – стала заикаться я, и, вероятно, так захлопала ресницами, что Леша подумал, все ли в порядке с моей головой.
– Ты что делаешь? – Леша присел на диване.
– С-с-собираю.
– Грибы? – улыбнулся Леша, но его улыбка погасла, когда, подойдя поближе, он обнаружил рассыпанные документы. Я держала в руках авиабилет, зажав его в кулаке так крепко, будто боясь, что его вырвут из моих пальцев.
– Сбежать решила? – Он провел руками по лицу на азиатский манер, словно воздавая хвалу Аллаху.
Я чувствовала себя пришибленной и униженной.
– Это очень хладнокровное решение и, главное, своевременное. – Он набрал полную грудь воздуха и медленно через ноздри выпустил его.
– Мне нравятся люди, способные вовремя принимать правильные решения. Далеко пойдешь, – безо всяких эмоций констатировал Леша, подводя итог монотонного, короткого, но емкого монолога.
Он взглянул на меня отрешенным пустым взглядом:
– Я не держу тебя… Иди… Ты свободна. Я даже могу перенести на другое время свой полет. Наверное, это возможно…
«Интересно, – подумала я, – он намеренно таким образом интерпретировал ситуацию? Может быть, у него уже был такой план: остаться с бриллиантами, а меня отправить в Москву. Может, он только искал подходящего случая? К чему тогда вся эта бутафория?»
– Я не собиралась удирать, – произнесла я тихим, но ровным голосом, – но если тебе удобно представить это именно так, то не стоит напрягаться.
– Тогда объясни вот это. – Он вырвал из моих рук билет с написанной фамилией, и я, скользя взглядом по латинским буквам, из которых складывалось русское «Демина», только и сказала:
– Тут нечего объяснять, – и подняла на него глаза.
Он просто кивнул:
– Конечно, нечего. – Неожиданно он в раздражении бросил мой скомканный билет на пол, взял лежащий сверху паспорт, открыл его, удостоверился, что это именно его, прихватил записную книжку и порывисто встал.
Он поднялся надо мной, и я почувствовала себя маленьким, беззащитным ребенком перед монстром из фильма ужасов. Сверху его взгляд вспыхнул безжалостным пламенем, и я еще больше съежилась.
– Ты свободна, – сказал он.
«Господи, – с отчаянием думала я, – что делают деньги с людьми. Сейчас он широким жестом отпускает меня на свободу, как тот из анекдота, держа за шиворот человека за окном, разжимает кулак и произносит: я отпускаю тебя на все четыре стороны».
– Мне не нужна свобода, – пробормотала я, – но если она нужна тебе, то я не в силах препятствовать.
В дверь позвонили. Леша пошел открывать, а я склонилась над бумагами и стала складывать их в аккуратную стопку, чтобы вложить обратно в пакет.
– О! Вы уже собираетесь? – Я невольно повела плечами, услышав голос Дории.
– Да, – ответил Леша, и я с болью в сердце заметила, как подобрел его голос.
– Джанет, это не очень прилично… – сказала миссис Юсти.
– Ничего, – успокоил Леша, и тут же в соседней комнате прозвенел радостный детский смех. Наверное, Леша поднял девочку на руки и подкинул до потолка.
– Простите, мы не будем вам мешать. Это от нас в знак благодарности за вчерашнее спасение дочери.
– Дочери? А это ваша дочь? – Леша, кажется, был удивлен. Он поставил девочку на пол, та забежала ко мне в комнату и со свойственной всем детям непосредственностью стала рыться в разбросанных на полу вещах.
Я с любопытством рассматривала девочку. Белокожая Джанет явно не производила впечатления кровного родства с Дорией.
Глаза Джанет мягко лучились светлым, почти желтым оттенком карего цвета. Волосы, в мелких завитушках, переливались редким пепельным волшебством. На тоненьких пальчиках были нанизаны детские перстенечки.
– Привет! – радостно крикнула Джанет, только сейчас обратив на меня внимание.
– Привет, – улыбнулась я.
– Мистер Сидорофф вытащил меня вчера из воды! – похвастала она так, словно все было как раз наоборот. – И мы принесли вам большой яблочный пирог. – Она села на пол рядом со мной.
– Моя мама Сильвия купила большие-пребольшие яблоки, а папа Дория испекла пирог. Он вам понравится.
Я удивилась, пожалуй, больше замершего в дверях Леши, потому что просто потеряла дар речи. Леша еще был в состоянии протянуть на русском языке:
– Не понял…
Дория рассмеялась и поманила девочку пальчиком:
– Дженни, не шокируй людей, тебе уже почти четыре года и давно следовало бы понимать, что в гостях нельзя слишком много болтать. – Она подтвердила слова девочки, с любопытством и явным интересом наблюдая за нашей, неадекватной современности реакцией.
– У вас разве не бывает таких семей?
– Не знаю. – Леша склонил голову набок. – Наверное, бывают, но я, во всяком случае, с ними не встречался…
– О! Мистер Сидорофф! В нашем городе есть клуб, где мы имеем возможность встречаться и знакомиться друг с другом. У нас есть даже свой адвокат, который защищает наши права. Ведь всякое случается… Да, к сожалению, и в нашей стране не все еще понимают, что каждый человек свободен в праве жить так, как ему нравится. – Она снова обратила внимание на копошащуюся девочку. – Дженни, попрощайся, пожалуйста, и пойдем домой, тебе пора кушать.
– Дория! Дория! Смотри, какая интересная игрушка, спроси у мистера, могу я взять ее с собой.
Я посмотрела на то, что держала девочка, и обмерла. В вытянутой руке она несла…
– Прости, Дженни, – остановил ее Леша. – Эта игрушка принадлежит Ире, она вряд ли сможет подарить ее тебе.
– Почему-у-у? – Губки девочки обиженно надулись. – Ирэн…
Дженни направилась в мою сторону, но Леша взял ее на руки и стал ласково объяснять:
– У Иры была бабушка… Нет, не так. – Он наморщил лоб, вкладывая все свои лингвистические способности в единый педагогический порыв.
Я молчала, застыв с отвисшей челюстью, и плохо слышала, Что говорил Леша. Он что-то рассказывал о семейных реликвиях, о талисманах, о святых чувствах, – словом, нес какую-то ахинею на смеси русско-английского языка. Вряд ли девочка, как, впрочем, и Дория, хоть что-нибудь поняла из его сумбурного повествования.
Дория слушала, улыбаясь, и смотрела на покрасневшее от напряжения лицо Леши.
– Дженни, ты ведь никому не отдашь свой кулончик, который тебе подарил Вилли? – спросила она у малышки, и малышка отчаянно замотала головой.
– Нет, конечно, Дория!
– Как ты думаешь, – продолжала Дория, принимая девочку из Лешиных рук, – Сьюзен сможет подарить кому-либо мамины часики?
Дженни все еще держала в руках филина, рассматривая красные камешки глаз и черную эмаль коготков, но видно было, что мысленно она уже распрощалась с этой вещичкой.
– Дженни, ты ведь знаешь, что у Сьюзен ничего не осталось от мамы, кроме часиков. Для Ирэн эта вещь так же дорога, как для тебя кулон от Вилли, а для Сьюзен мамины часики. Верни, пожалуйста, будь умницей.
Дженни еще раз печально взглянула на филина и протянула его мне.
– Простите, – слабо выдохнула она и отвернулась, положив головку на плечо Дории.
– Не обижайтесь на нее, – улыбнулась Дория, – она еще совсем глупышка. Но это бывает со многими детьми… У вас еще нет своих? Я слышала, в России принято рано выходить замуж. Наверное, это правильно, потому что, когда взрослеешь, начинаешь понимать, что совсем не обязательно подстраивать свою жизнь под мужчину. Мне уже тридцать два года, я ни разу не была замужем и нисколько не страдаю от этого, а Сильвии всего двадцать шесть, и она уже успела пережить в своем браке столько всего, что вынуждена была бросить все и бежать из дому…
Усмехнувшись, Дория снова подняла свою золотистую ладошку и ласково взглянула на меня. Только теперь я поняла значение ее странной улыбки, которая так не понравилась мне в прошлый раз.
Дверь закрылась, в руках у Леши остался яблочный пирог, полученный в обмен на девочку, а в глазах – растерянность.
Я опустила веки, напряженно ожидая, что же произойдет дальше. Вероятней всего, Леша отберет у меня «бабушкин талисман», или устроит разборку, или…
Леша прошел на кухню и поставил пирог на стол.
– Ха! Ты видела такое? Папа Дория! – Казалось, он совершенно забыл о нашей недавней размолвке.
Я поставила филина на стол и медленно, вялой походкой вышла из комнаты. Леша гремел на кухне посудой, доставая чайник. Вернее, кофейник. Чайника в доме не было, и, когда нам хотелось почаевничать, мы ставили на кругляш электроплиты высокий эмалированный кофейник синего цвета.
Я вышла на чисто вымытую лестничную площадку. В подъезде сладко пахло дезодорантом.
«Интересно, здесь собаки писают духами? – В моей голове мелькнула глупая бессмысленная идея: поймать какого-нибудь мопса и по-собачьи обнюхать его. – Тьфу ты!» Я поморщилась и стала спускаться по лестничному пролету, вслушиваясь в голоса за дверью Дории. Там весело разговаривали женщины, и звенел детский смех, словно колокольчик над лужайкой.
Я замирала от зависти каждый раз, когда слышала детский смех. Я уже решила для себя, если мне доведется забеременеть, то, хоть Земля сойди с орбиты, все равно рожу ребеночка.
– Ира! – Я услышала, как за моей спиной раздались торопливые Лешины шаги, но не остановилась. Он догнал меня уже у самой двери, придержал за рукав. – Ты разве не хочешь чаю?
– Хочу, – почему-то ответила я, хотя на самом деле мне хотелось совсем другого: хотелось оказаться дома. Дома? Где именно дома? Дома – в провинциальном городке Западной Украины или дома – в Москве? А может, у меня и вовсе нет дома? Может, у меня никогда не было и никогда не будет дома? Может, я рождена, чтоб не иметь ни дома, ни мужа, ни детей? А вот так – вечно скитаться по миру и везде страдать от одиночества. Ведь сказано же, Бог дал человеку ноги, в отличие от дерева, которому он дал корни. Человек не дерево, он не может врасти в землю, он обречен скитаться.
– Почему ты догнал меня? – спросила я у Леши. – Почему ты не взял этого дурацкого филина и не исчез вместе с ним в неизвестном направлении?
– Зачем мне твой филин? – удивился Леша.
– Зачем? Ты ведь несколько минут назад, до прихода Дории и Дженни, собирался уйти от меня, не так ли?
– Нет, не собирался уйти. Я собирался выйти на улицу, просто я очень устал, но как ты могла подумать такое? Это ты хотела сбежать, пока я спал… Хотела? Признайся?
«Боже мой, что происходит?» – думала я, и из груди моей невольно вырвалось:
– Боже мой!
– Хотела сбежать? – пытался добиться от меня признания Леша, и глаза мои наполнились слезами.
– Ты… Ты не прятал от меня филина?
– Да зачем мне прятать от тебя это бабушкино сокровище? – Словно для того, чтоб еще сильнее помучить меня, Леша отмахнулся от буравящей мой мозг мысли, как будто это была большая зеленая навозная муха. – Ты мне так и не ответила на вопрос.
Я с усилием подняла голову и посмотрела прямо перед собой невидящим взором.
Внезапно я поняла, что Леша действительно ничего не знает о начинке этого злополучного «талисманчика». Я истерично засмеялась.
Нахмурив лоб и отступив на шаг, Леша оценивающим взглядом посмотрел на меня. Даже не на меня, а вовнутрь меня. Я просто физически ощутила, как буравчики его глаз сверлят мой мозг.
– Что с тобой? – Он взял меня за плечи и легонечко встряхнул.
Тело мое желеобразно размякло, я не сопротивлялась, а только заливалась нервным смехом.
– Что с тобой, Ира?! – взгляд его испуганно напрягся. Он на самом деле испугался за мою психику и теперь с нескрываемой тревогой смотрел мне в глаза.
– Господи, я – и-ди-от-ка! Я! Идиотка!
– Перестань, – попросил Леша и попытался приблизиться ко мне.
Я отступила на шаг и, изнемогая, почти простонала:
– Мы с тобой нищие? – Слегка согнув колени и расставив в сторону руки с растопыренными пальцами, в позе футбольного вратаря, я пыталась разглядеть Лешино лицо сквозь туманную пелену слез.
Раздался мелодичный сигнал кодового звонка подъездной двери, затем тихий щелчок, и в подъезд заскочила маленькая собачонка. Она приветливо тявкнула и с радостным визгом стала обнюхивать мои ноги. Собачка прыгала и вращала хвостиком, словно заведенная механическая игрушка. Не обращая внимания на собачку, Леша взял меня за локоть.
– Мы сидим на куче денег и лопаем замороженную морковку? Ха-ха-ха!
– Ирочка, перестань… Ну, перестань же! Ты бредишь! Какая куча денег? Ира!
Обессиленно прислонившись спиной к холодной стене, я держалась за живот и уже просто натурально рыдала.
Собачка прыгала у моих ног. Точно такую же, с мотающимся из стороны в сторону куцым хвостиком, с рыжей в подпалинах шерстью, я видела на прилавке «Детского мира» в Москве. Демонстрируя игрушку, продавщица вставила в чрево под искусственным мехом пару тоненьких батареек, и собачка ожила.
– Ма-ама-а! Ку-у-упи! – в тон собачьему визгу выла московская дошколенка и пыталась уцепиться за безостановочно дергающийся хвост.
Я подняла с пола мопса.
Леша крепко сжимал мой локоть, мне стало больно, и я с силой выдернула руку. Собачка тявкнула.
– Простите, – извинился Леша перед вошедшей в подъезд женщиной. Он сделал большие круглые глаза и прошипел: – Поставь псину, она чужая.
– Мисс! – окликнула я женщину.
– Миссис, – с легким поклоном поправила та. Она старательно сохраняла на лице улыбку, но было видно, как ее беспокоит судьба маленького четвероногого друга.
– А, черт с ним! Миссис! Чем писает ваша собака?
– Что? – Женщина покраснела и, быстро выхватив песика из моих рук, застучала каблучками вверх по лестничному пролету.
– Ваш пакет! – крикнула я ей вдогонку. Торопливо убегая, дамочка обронила фирменный пакет из местного супермаркета.
– Что с ней? – шепотом спросила она у Леши, с опаской протянув руку за пакетом. Леша пожал плечами.
