Текст книги "Лабиринты судьбы"
Автор книги: Марина Преображенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
– Что-то ты пуганая. – Марта стояла у меня за спиной и нервно жевала спичку, гоняя ее из угла в угол алых губ.
– Нервишки лечить надо, – согласилась я.
– Ира, я, кажется, придумала. У нас в училище есть одна девчонка. Умненькая такая. Хорошая. Она из Подмосковья и живет в общежитии с понедельника по четверг…
– Ну? – Я вопросительно повела плечами.
– Палки гну!
– Простите.
– Ничего, я просто обдумываю… Она… – Марта собрала пальцами правой руки губы наподобие бутона и легонечко оттянула их, получилось довольно смешно, и я улыбнулась.
Марта Петровна мельком взглянула на меня и, все так же сосредоточенно обдумывая вариант моего спасения, продолжила:
– Я попробую с ней поговорить. Она, по-моему, в университет на филологический поступала и чего-то там недобрала. Полбалла, кажется. Учится на машинистку, как и ты.
– В нашей группе?
– Ты «бэшка»?
– Да. Четвертая «Б».
– Нет, к сожалению. Не в вашей. Но это не так важно. Ее с поварами поселили, в пятом подъезде. Она в твой клоповник не захотела въезжать, а там было свободное место: в двухкомнатной с одной соседкой.
– Хороший вариант, – согласилась я.
– Так – да. Но потом к поварам еще восемь человек по комнатам рассовали, как селедку в банки. Теперь их четверо на две комнаты. Интеллект у девочек, сама понимаешь… Да и к экзаменам будущим не подготовишься. Она поздно приходит, рано уходит, в библиотеках сидит, на подготовительные курсы записалась. Может, подружитесь? – Марта с надеждой заглянула мне в глаза.
– Я бы с радостью, но клопы…
– Боже мой, что за проблема! – возмутилась Марта Петровна. – Ты когда-нибудь делала ремонт в квартире?
– Нет, – честно призналась я.
– Ничего, вызовем травилку. Обои переклеим, побелим, матрасы выбросим, одеяла и белье сменим. Все будет в порядке.
– Спасибо, Марта Петровна. – Я растроганно посмотрела на нее, и она привлекла меня к своей груди.
– Все будет в порядке, не отчаивайся. Я понимаю, у тебя здесь ни родных, ни близких. Этот козел, – она понизила голос, и я поняла, о ком идет речь, – слишком много себе позволяет. И нет на него никакой управы.
– А милиция? – спросила я.
– Хм, – вздернула плечиками Марта. – Тоже мне, нашла управу: милиция, – презрительно протянула она. – Им вот если труп, так, может, почешутся. Он меня, гад, тоже чуть не изнасиловал, я к ним. Они знаешь, что ответили?
– Что? – Я опешила от такой откровенности.
– Вас, говорят, изнасиловали? Нет, отвечаю. Вот, когда изнасилуют, приходите. Представляешь?! – возмущенно воскликнула она.
– А муж?
– Мужу я не сказала. Нам жить негде, а ПТУ служебную квартиру предоставляет. Работаешь – живи, нет – отваливай. Понимаешь? Я ему скажу, он скандал устроит. Нас выгонят, а жить где?
– А-а, – поняла я. – И что же?..
– У меня друг есть. Одноклассник бывший, самбист… тоже бывший, – она многозначительно посмотрела мне в глаза. – Ну и все такое… Но в прошлом. Понимаешь?
Я усмехнулась.
– Вова этого гада за грудки взял, встряхнул пару раз. Вольфа, говорит, знаешь? Тот головой затряс, как студент. Так вот, еще раз тронешь, будешь иметь дело с его ребятами. Уяснил?
– Ну и?
– Как видишь, уяснил. Ненавидит, правда, но втихомолку.
Я посмотрела на часы. Стрелка осторожно подбиралась к пяти.
Вечер был удивительно хорош. Сегодня я обрела двух друзей, и жизнь уже не казалась мне такой мрачной.
– А кто такой Вольф? – спросила я, чтобы продолжить затухающий разговор и провести еще хоть несколько минут в приятном для меня обществе.
– Не знаю, – Марта пожала плечами. – Москва сейчас, как Чикаго в тридцатых. У кого сила, у того и власть. Мне Вовка рассказывал, что столицу по районам поделили, и в каждом районе своя мафия.
– Как в кино? – засомневалась я. В нашем провинциальном захолустье, если и делили город, то на две части: наша и цыганская. Так и воевали, стенка на стенку. В основном – шпана детского возраста.
– Не знаю, как там в кино, а в жизни это страшно. Так вот Вольф – один из главарей крупной мафиозной структуры.
– Ты его видела? – Я и не заметила, как перешла на «ты», но Марта отреагировала на это спокойно. Она взглянула на меня, как на больного ребенка.
– Я? Ну, что ты? И Вова не видел, хотя работает на него. Пешка мелкая. Рынок пасет, точки оберегает, дань собирает, так, в «шестерках» вроде. Но ребята там, знаешь какие, ого! На подбор! Вольф – главный. Но не просто бандит-уголовник. У него еще тут! – она постучала костяшками пальцев по голове. – Вовка говорит, что он из деревни голяком приехал. Пиджачок казенный, телогреечка: рвань беспортошная. Пошел по лимиту слесарем в строительную контору. Через месяц – мастер, через два – хозяин.
– Ну уж? – посмотрела я на Марту.
– Не знаю, – повела она бровью. – Всякая прибаска хороша с присказкой. Во всяком случае, он что-то где-то прокрутил, арендовал помещение, поставил подъемники, нанял рабочих, и вот теперь автосервис.
Теперь у него сеть автосервиса, заправочные, магазины запчастей. Говорят, еще бары, рестораны, загородные базы отдыха. У него сам прокурор города в сауне парится. А ты говоришь – «милиция».
– Ох, Марта Петровна, – вздохнула я. – Может, и так… Не моего это ума дело.
– Не говори, кума, – улыбнулась Марта. – Эй, ты куда? – ринулась она наперерез замызганному ханыге, намеревавшемуся войти в наш подъезд.
– Домой, – посмотрел он на нее затуманенным взором.
– Так и иди себе домой.
– Я и иду, – угрюмо прогундосил он.
Марта развернула его на сто восемьдесят градусов и легонечко подтолкнула в спину:
– Иди, миленький, иди.
– Куда? – тот вжал голову в плечи и уже совершенно не мог сориентироваться на местности.
– Туда, миленький, туда.
– А-а, – едва кивнув головой, ханыга икнул и пошел в указанном направлении.
Мы засмеялись. Я посмотрела на часы и, попрощавшись с Мартой, пошла к будке телефона-автомата.
15
Наверное, я могла бы позвонить с вахтенного телефона и, несмотря на указание администрации использовать аппарат только в экстренных случаях, Марта разрешила бы мне воспользоваться им. Но мне не хотелось этого делать по многим причинам, одной из которых было жуткое волнение, овладевшее мной при мысли, что Леша разыскивал меня сам. Сам! Он съездил к Тане, узнал мой адрес, более того, он мог просто позвонить и попросить, чтоб я ему перезвонила. Так нет же, он приехал за мной.
Душа моя парила цветочным ароматом в самых прелестных местах райского сада. Над моей головой звенели звездные птахи, а в волнах мечтаний скользили золотые рыбки.
К телефону я прилетела на розовых крылышках. Я торопливо набрала номер и, глупо улыбаясь, стала вслушиваться в гудки.
– Алле, – пропела я в трубку в предвкушении сладкой истомы. Мне почему-то казалось, что Леша сейчас скажет, как он по мне соскучился, как долго он мечтал встретиться, а поскольку я не позвонила, он не выдержал и решил отыскать меня сам. Я уже придумывала слова оправданий, зная наперед, что оправдания ему не нужны, а нужна я.
– Да! – резким голосом ответили из трубки.
– Простите, мне нужен Алексей, – сказала я все еще игривым тоном. – Это Ира.
– Да, Ира, я понял, что это ты, – ответил он жестко и почти зло.
Сердце мое сжалось от недоброго предчувствия.
– Ты меня, кажется, сегодня искал.
– Искал не то слово! Я не хотел бы вмешиваться в твою личную жизнь, но, если ты найдешь для меня десять минут, я буду тебе очень обязан.
– Леша, что произошло? – испуганно пролепетала я.
– Об этом-то я и хочу поговорить с тобой, – ответил он, чем совершенно сбил меня с толку. – Я буду у тебя в девять утра.
– Завтра? – спросила я, хоть и без того было ясно, что именно завтра утром он хочет меня увидеть.
– Завтра. Я очень прошу тебя не исчезать из дому, потому что при необходимости я смогу тебя отыскать и под землей. Ты совершенно напрасно подставила меня таким образом, – добавил он устало.
– Я? Тебя? – Я оборвала его на полуфразе, полагая, что здесь какое-то недоразумение. – Леша! Я клянусь те…
– Все, оставь свои клятвы до завтрашнего утра, – оборвал он меня и бросил трубку.
Дорога к общежитию показалась мне вдвое длиннее. Но было время обо всем подумать. Каким-то подспудным чутьем я понимала: моя находка, этот приятель мерзкого жиртреста, разговаривавший с нами на вокзале, Лешино негодование – все сплелось в единый клубок. Вероятней всего, наш вокзальный знакомец подозревает, что эта вещь (почему-то я была уверена, что он ищет филина) – у меня.
Меня уже не интересовал вопрос, каким образом все завязалось, единственное, чего мне хотелось, увидеть Лешу, отдать ему злополучного филина, объяснить, почему я промолчала о нем в поезде, рассказать, как я переволновалась из-за всего случившегося, и дело с концом.
Так даже лучше! Мне надоело дрожать из-за этой драгоценной безделушки. Мои нервы и без того на пределе, а мне хочется спокойной и размеренной жизни.
Настроение мое заметно поднялось, и я зашагала веселее. По дороге я вспомнила, как Леша неудачно пытался поцеловать меня в поезде, так что вошла в общежитие сияющей и жизнерадостной.
Сон мой был глубоким и спокойным. Даже клопы, напуганные каким-то раствором, которым меня обмазала Марта Петровна, на сей раз не решились прикоснуться к моему телу.
Под утро мне приснилась Ларка. Она шла ко мне и радостно улыбалась. Ларка помахала мне рукой, и я вспомнила, что занимала у ее тетки полтинник. Мне стало стыдно, я хотела извиниться, но внезапно рядом с моей подругой возникла и сама рыжеволосая ведьма. На голове у нее был венок из чудесных белых цветов. Я присмотрелась и увидела, что это не цветы, а неправдоподобно большие снежинки. Они сияли и искрились, отливая рыжим оттенком пышных волос.
– Смотри, – сказала мне Ларкина тетка и раскрыла ладонь. Я ахнула. У нее на ладони лежало серебряное колечко серьги. Я вспомнила, как, умываясь в ванной у брательника, заглянула в зеркало и с огорчением увидела, что одна сережка выпала из уха. Я обошла квартиру брата, внимательно всматриваясь под ноги, но так и не нашла пропажи.
– Это мое, – осторожно сказала я. – Откуда?
Тетка исчезла, а Ларка, лучезарно улыбнувшись, ответила вместо нее:
– Открой дверь, узнаешь.
– Дверь? – удивилась я и оглянулась. Вокруг было огромное колосящееся поле с алыми вкраплениями маковых плотных бутонов.
До уха моего донесся стук. Я замерла и прислушалась. Действительно, стучат.
Я проснулась, посмотрела на часы, восемь тридцать. Стук повторился более настойчиво. Я подошла к двери и спросила:
– Кто там?
– Ира, впусти меня, – негромким голосом произнес Леша.
– Секундочку! – крикнула я и, наспех умывшись, почистив зубы и накинув халатик, пошла открывать.
Леша вошел в прихожую, протягивая мне торт и полиэтиленовый пакет.
– Это тебе, – сказал он, улыбнувшись.
Я улыбнулась в ответ и вспомнила вчерашний разговор. Сердце у меня заколотилось, и кровь отхлынула от лица.
Чтобы скрыть волнение, я взяла из его рук торт и прошлепала босыми ногами на кухню.
– Проходи, не разувайся! – крикнула я из кухни, ставя на плиту чайник.
– Ну вот еще, – послышался мягкий голос. – Ты тут босая бегаешь, а я в туфлях пойду.
Я вернулась в прихожую и, не подымая глаз на Лешу, подсунула ему свои тапочки. Они были мне великоваты, но все равно Лешины пятки смешно свисали с задников.
– А ты?
– А я носки. Моя сестра… – оговорилась я и покраснела.
– Сестра?
– Жена брата… Да, жена брата. Она изумительно вяжет. – Я продемонстрировала цветастые из деревенской пряжи толстые и теплые носки.
– Смотри, какая молодчина! – похвалил Леша. – Моя мама, – он помолчал немного, – тоже хорошо вязала.
– Я, к сожалению, не умею вязать, – ответила я, а про себя подумала, что непременно научусь и свяжу ему большой и очень теплый свитер. Я представила, как он будет рад моему подарку. Я непременно научусь вязать!
Сердце мое трепыхалось, как паутинка на ветру, готовое вот-вот оборваться и улететь.
Леша промолчал, а я суетливо забегала из комнаты в кухню, из кухни в ванную. Зачем-то дважды ополоснула стаканы и тарелки для торта. Блюдцами я еще не обзавелась.
Я наклонилась, чтоб подобрать с пола какую-то соринку, и у меня из кармана выскользнул мини-диктофон.
– А диктофон зачем? – удивился Леша.
– А… Я… Это, – часто заморгала я, соображая, что ему ответить. – Я, понимаешь, стихи сочиняю, а записывать лень.
Лешка легко поднял на меня свои очаровательные глаза и улыбнулся.
– Прочитай, – попросил он.
– Сейчас? – Руки мои опустились, и я проклинала этого самородка-детектива Антона, который вчера вечером дал мне диктофон, чтоб я всякий раз, перед тем как открою двери, прежде включала его на запись.
Конечно, в первое же утро я пошла открывать дверь, напрочь забыв о шпионской технике «а-ля Хусаинов».
– Сейчас? Вот так? Босиком? – бормотала я.
Леша рассмеялся:
– Нет! Ты права! Я подарю тебе туфельки, выведу на сцену в большом зале, а сам сяду в первом ряду. И ты будешь читать только мне, договорились?
– Договорились, – согласилась я. – Ой, чайник!
Алексей достал из пакета большую кисть винограда, персики и пять крупных спелых бананов.
– Иришка, прости меня за вчерашний тон, – неожиданно произнес он.
Я чуть не выронила из рук чайник.
– Что?.. Ах, да… Да… Я должна была…
– Повесить трубку при первых моих словах.
У меня отвисла челюсть и, наверное, был очень глупый вид. Целый вечер я посвятила составлению оправдательно-объяснительно-извинительной речи, упреждая всякий звук, который мог бы исходить от Леши в качестве обвинительного аргумента, а тут на тебе…
Я все-таки поставила чайник на пол, чувствуя, что вот-вот он вывалится из моих ослабевших рук.
– Помнишь того человека, который смотрел на нас, когда мы разговаривали?
Конечно же, я его помнила, но была настолько растеряна, что, сама не знаю почему, переспросила:
– Смотрел на нас?
– Да. На вокзале. Ты еще спросила у меня, знакомы ли мы.
– Да-да, помню, – ответила я.
– А тех двоих, которые ехали с нами в вагоне?
– Конечно, помню. – Я пришла в себя и заинтригованно слушала Лешу.
– Я тебе соврал, – без особого энтузиазма признался Леша.
– Ты мне? – удивилась я и плюхнулась на стул, растирая пальцами виски.
– Ну да, – он посмотрел мне в глаза. – Я сказал, что не знаком с ними. Это долгий разговор… На самом деле и Папаню и Куцего, это тот, с вокзала, я знаю давно. Мы не друзья, скорее наоборот. В общем, ни тот, ни другой никогда не вызывали во мне особого восторга.
Короче, когда мы с тобой расстались, Куцый спросил у меня, не видел ли я Папаню. Я честно ответил, что видел, что их ссадили в Киеве за… Ну, ты знаешь. – Он махнул рукой, поднялся и стал расхаживать по комнате.
– Леш, не маячь, – попросила я, указывая ему рукой на стул.
Он медленно, будто под стулом могла оказаться взрывчатка, опустился на самый краешек.
– Видишь ли, расклад получился такой. Папаня с Рашем везли контрабандой бриллианты. Десять крупных бриллиантов.
– Чего? – Глаза мои вылезли из орбит, и руки мелко-мелко задрожали.
– Бриллианты, – спокойно повторил Леша. – Когда их сняли с поезда и отвели в участок, естественно, драгоценностей при них не обнаружили. Да, собственно, их никто и не искал.
Зато когда Куцый пришел на вокзал встречать Папаню и не встретил, как ты знаешь…
– Вот это да! – выдохнула я.
– Что? – остановился Леша.
– Нет, ничего. Продолжай, – попросила я, обмахивая лицо носовым платком. Мне почему-то стало неимоверно жарко.
Леша подошел к окну, раздвинул шторы и открыл форточку.
– Он обыскал их купе и нашел там вот что.
Я с замиранием сердца посмотрела на раскрытую ладонь Алексея. Там лежала моя серьга. Тусклым серебром поблескивало тоненькое колечко, и я… рассмеялась.
– Теперь я тоже готов с тобой посмеяться. Но в тот день, когда Куцый смотрел на нас с тобой, разговаривающих на перроне, он решил, что мы что-то делим.
– Да, – подумав, ответила я. – Мы действительно беседовали не совсем спокойно.
– У тебя в ухе была одна сережка, и я хотел тебе об этом сказать еще утром, но все как-то было не до того.
– Видимо, она выпала, когда я налетела на них, подозревая, что тебя убили. Мы же там с Рашем знаешь, как сцепились, – объяснила я.
– Ира, я все понимаю… Сейчас! Но тогда Куцый ничего мне не рассказал. Он ничего, собственно, и не знал. Ведь купе-то он обыскал уже после того, как мы расстались.
Он приехал ко мне на квартиру спустя два дня с двумя лбами и потребовал камешки. Естественно, я ничего не понял, но меня удивило то, что он так просто вычислил мою хату.
– А как он это сделал? – спросила я, наблюдая за живой мимикой Леши.
– Как? – Он вскинул веки и сверкнул густой синью внимательных глаз. – Куцый показал мне обрывок листочка, на котором я написал тебе свой телефон. И я, – Леша замешкался, – я поторопился с выводом. Я слишком поторопился с выводом!
Леша умолк и снова поднялся со стула. Он подошел ко мне и встал передо мной на корточки.
– Куцый был абсолютно уверен в том, что камешки у меня. Понимаешь?
– Нет, – помотала я головой.
– Он попытался взять меня на пушку. Понимаешь? – повторил Леша и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Все было представлено так, будто ты свалила на меня похищение этих драгоценностей… О бриллиантах я не думал. Я знал, что ни у тебя, ни у меня их нет. Ты просто не могла быть сообщницей Папани и Раша. А если бы бриллианты попали к тебе в руки случайно, ты не сумела бы это скрыть. – Он задумался, словно прислушиваясь к себе. Прикрыл глаза. Желваки забегали по его лицу, но разом все это прекратилось, и он снова спокойно посмотрел на меня.
– Я разозлился, подумав, что тебя припугнули, и ты тут же меня сдала.
– Леша! Я никому не давала твой телефон! Ни-ко-му!
– Я знаю. Я вчера, уже после твоего звонка, разговаривал с Куцым. Он сказал мне, что бумажку с номером моего телефона подобрал на перроне. Ира…
Я вопросительно подняла на него глаза.
– Скажи мне, зачем ты его выбросила?
– Я разозлилась на тебя.
– За что? – удивился Леша и нежным касанием убрал с моего лба челку.
– Не знаю, – сдвинула я брови к переносице и тут же добавила: – Наверное, я тебя приревновала.
– А как же ты смогла позвонить мне?
– Твой номер сам по себе отпечатался в памяти.
– Глупышка… – Он держал мою голову в своих больших и теплых ладонях как раз напротив своего лица.
Аромат его одеколона обволакивал, опьянял, и у меня начала кружиться голова. Я легким поворотом освободилась и подошла к тарелке с фруктами.
– Можно? – Я взяла банан и стала снимать с него желтую с коричневыми вкраплениями кожицу.
– Ты изумительная женщина, – сказал Леша, приставив указательный палец к едва заметной ямочке на щеке.
Я вспыхнула:
– С чего ты взял?
– Судя по тому, как ты обращаешься с бананом!
– Ах ты! – попыталась я озвучить свое возмущение, но Леша так весело рассмеялся, что я тоже не выдержала, и губы мои поползли вверх.
Но в душе моей все еще шевелился червячок тревоги.
– Леша, – позвала я его на кухню, разрезая торт и разливая по стаканам настоявшийся густо-вишневый чай. – Леша, а бриллианты нашли?
– Нет, – ответил он, раскладывая торт. – Нет, не нашли, но к нам это уже не имеет никакого отношения.
– А как тебе удалось убедить Куцего в нашей непричастности к их исчезновению?
– Я его не убеждал, – ответил Леша, слизывая с пальцев шоколадный крем. – Скорее он меня убеждал, что оказался не прав.
– Странно, – пожала я плечами. – И он так просто расстался с целым состоянием?
Леша вдруг резко обернулся, и глаза его напряглись.
– Не просто… Я не хотел тебе говорить об этом, но, видимо, ты все-таки должна узнать. – Он скользнул взглядом по убогому убранству общежитской комнаты и спросил: – У вас в общежитии есть телевизор?
– Есть. В красном уголке. Ты хочешь посмотреть какую-нибудь передачу?
– Я уже посмотрел. Вчера вечером. Сегодня в десять будет повторение. – Он взглянул на циферблат и поторопил меня: – Если есть желание пощекотать нервишки и заодно кое-что для себя прояснить, предлагаю внести в распорядок дня просмотр телепередачи по четвертой программе. У тебя одна минут до начала и примерно пять до интересующего нас сюжета.
Я заглянула в его глаза и поняла, что сейчас он серьезен, как никогда.
– А ты?
– А я подожду. Это недолго.
Пока я добежала до вахты и, не обнаружив там ключа от красного уголка, опрометью бросилась на поиски старосты, пока сонная староста, морща лоб, вспоминала, куда же сунула вчера ключи после вечернего кино, пока я лихорадочно пыталась открыть замок и не менее лихорадочно воткнуть вилку в розетку, пока я поняла, что четвертая программа на этом телевизоре ловится почему-то на первом канале, а первая на третьем, пока я настроила на резкость на экране допотопного ящика, прошло очень много времени. Но в следующую секунду меня прошиб озноб.
На экране крупным планом были даны фотографии двух одутловатых лиц, дикторский голос за кадром сообщал: «В нескольких метрах от железнодорожного полотна в подмосковном городе Балашиха органами МВД обнаружены трупы мужчин. Один из них вор-рецидивист Папанов Иван Иванович, 1946 года рождения, уроженец Кировского района города Котельнич, неоднократно судимый. А также труп неизвестного мужчины, на вид тридцать – тридцать пять лет. Особые приметы: рост около ста восьмидесяти сантиметров, крепкого телосложения, черные волосы, глаза темно-карие, глубоко посаженные. На левом предплечье татуировка в виде клинка с надписью на рукояти «РАШИД».
Если у вас есть какая-то информация об этих людях, просьба сообщить по телефонам…»
Далее диктор дважды повторил несколько телефонных номеров, и картинка сменилась.
Я стояла как вкопанная перед экраном, с трудом переваривая услышанное.
Уже через минуту я поняла, какую угрозу таил в себе толстопузый инкрустированный филин.
На ватных ногах я поплелась обратно.
Леша допил чай и от нечего делать листал стародавний номер пожелтевшей «Работницы».
Он взглянул на меня и спросил:
– Ну как, впечатляет?
– Леша… – Я умоляюще протянула к нему руки. – Леша, но за что?
– За что? – удивился Леша. – Ты представляешь себе, какая это куча денег?
Я могла бы возразить, что нет такой суммы, которая была бы ценнее человеческой жизни, но вслух произнесла:
– Быть миллионером – профессиональный риск.
– В наше время профессиональный риск – быть человеком. Просто человеком, – возразил Леша. – Я не хотел тебя пугать… Я хотел только предупредить, что Москва – это не твоя провинция, где все друг друга знают, и стоит появиться постороннему человеку на улице, как с десяток людей опознают его в лицо на любой очной ставке. Там не сделаешь шагу, чтоб он остался без внимания милейших сограждан.
Я вздохнула, с пониманием взглянув на Лешу, и он вплотную приблизился ко мне.
– Ирочка, здесь появляются и бесследно исчезают тысячи людей. Будь очень внимательна и осторожна.
Когда я общалась с Лешей, были такие минуты, что мне хотелось стать маленькой-маленькой, прижаться к его груди и сладко заплакать. Чтоб он целовал меня, утешал, ласкал горячими руками и говорил всякие нежные слова, какие обычно говорят детишкам, утоляя их детское горюшко, зная его мимолетную цену.
Вот и сейчас, среди прочих чувств мной завладело и нечто подобное. Леша словно почувствовал это, обнял меня и стал гладить по голове.
Солнце решительно приближалось к зениту и заливало золотом комнатушку, просачиваясь сквозь мелкие поры дешевых занавесок.
Я уткнулась в его плечо и застыла. Леша ласкал мою шею, губами прикасался к плечу, слегка отодвинув цветастый ситец халата. Он нащупал губами верхнюю пуговку и легко расстегнул ее, одновременно руками приобняв меня за талию. Он медленно опускался вдоль ряда пуговиц, расстегивая губами одну за другой, и наконец освободил мое тело от мягкой ткани.
Халатик соскользнул с плеч и опустился легкими складками на пол. Я переступила через него, Леша легко подхватил меня на руки и понес на кровать.
Боже, как я ненавидела острый звук пружинного скрипа. Мне казалось, что все общежитие вслушивается в этот звук. Но в этот раз кровать была бесшумной, или я просто не слышала ее, оглушенная Лешиным шепотом.
– Ирочка, Иришечка, – шептал он прямо в ухо, и его горячий язык неожиданной лаской пронзал мой мозг, доставляя невероятное наслаждение.
Он целовал мое лицо, а ладонями обжигал напрягшиеся горошины сосков. Низ его живота сладким пламенем накрыл мои бедра и, ритмично опаляя их, ошеломляя меня жгучим желанием, заскользил упругой плотью рядом с жадно раскрытой навстречу ему розовой раковинкой.
Я поплыла к уже ведомой цели, и мне не было страшно, но Леша… Он словно боялся чего-то… Он не позволял себе войти в мое влажное лоно, и это сводило меня с ума.
Я коснулась пальцами его напряженного члена и, смакуя необычность ощущений, обвила его плотным кольцом.
Леша врастал в это кольцо страстными толчками и, постанывая, ловил губами мою возбужденную грудь. Всей кожей пальцев я ощущала, как нарастает его возбуждение, и, влекомая этой силой, сама приближалась к жгучему разрешению.
Наконец Леша напрягся, по телу его скользнула мелкая дрожь, и он, прорычав как-то по-звериному, прикусил мой сосок и застонал в судорогах.
Апогей его страсти почти совпал с моим. Следом за его стоном из моей груди рванулся воздух, опаляя голосовые связки. Тело окутала пьяная слабость, и я безвольно опустила руки.
– Иришечка, – целовал меня Леша, и в груди моей невозможной болью отзывалась его необъяснимая тревога.
Леша ушел довольно скоро. Он еще раз предложил мне перейти жить к нему. Но я, отстаивая свои непонятные мне самой убеждения, отказалась от такого предложения.
И снова я не решилась рассказать ему об этом дурацком филине. Мне вообще показалось, что этот филин, может, и не имеет никакого отношения к тем бриллиантам, которые перевозили Раш и Папаня. Я вспоминала слова Леши, что под пытками Раш признался в похищении у Папани бриллиантов. Он до последнего момента скрывал место, куда их спрятал, вагон обыскали досконально и ничего не нашли, Раш так и умер, унеся с собой тайну.
Убили и Папаню. За то, что недосмотрел. Бей своих, как говорится, чтоб чужие боялись.
«Тоже мне, Космодемьянский, – думала я. – Уж я-то наверняка созналась бы, куда спрятала камешки, если бы меня пытали. А вдруг будут пытать! – С ужасом я отогнала от себя эту мысль, и меня всю передернуло. – Нет, лучше было уехать с Лешей», – пожалела я о своем нелепом упрямстве.
Я достала из радиоприемника птицу. Холодный блеск и приятная тяжесть завораживали взгляд. Я повертела ее в руках, внимательно осматривая каждый штришок и взвешивая на ладони, примериваясь к предполагаемому весу бриллиантов, но так и не нашла никаких внешних признаков, к которым можно было бы придраться, подозревая в них замаскированный шов спайки. Вес филина показался мне недостаточным для такого количества драгоценностей, о котором говорил Леша, и я сама себя убедила, что это вовсе не предмет поисков безжалостных бандитов. Но, от греха подальше, я снова убрала филина на прежнее место.
«Будь что будет», – решила я, завершив тем самым бессмысленные дерганья и пляски вокруг своего нечаянного приобретения.
Вопреки самым страшным ожиданиям, красномордый воспитатель больше не приходил ко мне в комнату. Куцего я тоже больше не встречала, хотя вглядывалась сквозь жиденькие шторы в каждую проезжающую мимо машину. Спустя неделю напряжение мое спало, я вошла в учебный ритм, постигая азы секретарского дела. Постоянным моим спутником на пути в училище и обратно стал Антошка. Он перестал стучать в мою стенку, так как в этом отпала всякая надобность. Зато теперь у меня в комнате то и дело звенел колокольчик детского телефона, купленного Антоном с первой стипендии в магазине «Досуг». Телефон был приобретен для племяша, проживающего со старшей сестрой Антошки в Казани, и апробирован в первый же день. Он так нам понравился, что на общем совете, состоящем из двух человек: меня и Антона, мы решили оставить его как средство коммуникации между нашими квартирами.
Марта сдержала свое обещание и вскоре после разговора притащила мне рулоны обоев, белила и старенький пылесос.
Впервые в жизни я собственноручно сделала ремонт в своем жилище. Оказывается, это такой праздник! Я вдыхала запах свежевыбеленного потолка, обойного клея и паркетной мастики, и этот коктейль, щекотавший мои ноздри, пьянил меня не меньше, чем запах осеннего леса, куда мы изредка выбирались с Антоном.
Старый матрас и содранные обои вместе с их обитателями мы вынесли на помойку, где сейчас же появился бомжик и уволок примитивное ложе в свое неведомое жилище.
Ко всему прочему, у меня появилась соседка, которую я практически не видела. Она приходила ночью, и то не всегда, уходила засветло, а очень скоро и вовсе перестала появляться в нашей квартире, оставив напоминанием о себе свои вещи, разбросанные по комнате.
Я в ее комнату не входила, так что этот беспорядок не раздражал меня.
Жизнь текла своим чередом. Антошка чаевничал со мной вечерами и задерживался у меня допоздна. Даже взыскательный «триумвират» контроля за нравственностью смирился с таким положением дел, и ни у кого не возникало к нам претензий по этому поводу. Антошке больше не приходилось переползать из окна в окно на уровне третьего этажа, он спокойно выходил из нашего подъезда мимо красномордого и насмешливо смотрел ему в глаза. Сначала такая игра казалась мне небезопасной, но так как никаких репрессий не последовало, я перестала обращать на это внимание. Сама же я старалась не смотреть в сторону жиртреста и пробегала мимо вахты так быстро, что он вряд ли успевал поднять свои толстые щеки, прежде чем я скрывалась за поворотом лестничного пролета.
Однажды, когда я возвращалась с Антоном из театра и оживленно обсуждала с ним спектакль, у самого подъезда, после короткого нежного поцелуя в щечку и прощальных слов, меня кто-то окликнул:
– Ира!
От неожиданности я вздрогнула и оглянулась.
Передо мной стоял Леша. Я почувствовала, как щеки мои заливает румянец, а сердце наполняется благоговейным трепетом.
– Леша! – испуганно выдохнула я и хотела обнять его, но он как-то непонятно отстранился от меня и посмотрел в глаза, блеснув серым холодом зрачков.
Я опустила руки.
– Ира, я хотел предложить тебе место для практики.
– Для чего? – не поняла я.
– В январе у вас начнется практика, а у меня есть знакомый директор предприятия, которому нужна секретарша. Я предложил ему твою кандидатуру, но прежде, чем взять тебя на работу, он хотел бы с тобой побеседовать.
– Лешечка! – обрадовалась я. – Я так тебе благодарна.
– Не стоит… – Он пожал плечами. – Я делаю услугу скорей своему приятелю, чем тебе.
– Ах вот оно что! – Я растерялась и не знала, как реагировать на такой поворот дел. – Но, может, ты хотя бы спросил меня, хочу ли я участвовать в твоей благотворительной акции.
– Как хочешь, – снова пожал плечами Леша и едва заметно улыбнулся. – Просто я думаю, что найти хорошо оплачиваемое место секретарши в солидном учреждении не так-то просто. – Он еще раз пожал плечами и уже повернулся, чтоб уйти.
