Текст книги "Лабиринты судьбы"
Автор книги: Марина Преображенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
25
– Леша, пожалуйста! – отбрыкивалась я, разбрызгивая в разные стороны каскады воды. – Ну я прошу тебя, Лешенька.
Леша, играючи, заливал мне глаза, рот, подныривал под ноги и, поднимаясь наполовину из воды, бросал меня в прозрачную глубину бассейна. Нога иногда давала о себе знать тупой короткой болью в области голени. Слабые руки едва удерживали тело над гладью бархатной воды, когда мне приходилось цепляться за металлическую лесенку, чтоб выбраться на бортик. На лице тонкими рубчиками просвечивал розовый, еще свежий шрам. Такой же шрам, но более широкий и длинный, рассекал мой живот.
Но, несомненно, все это были мелочи, по сравнению с которыми жизнь казалась волшебным подарком, бесконечным праздником, и всем этим я была обязана Леше.
Я смотрела на его ладную фигуру с нескрываемым восхищением, и сердце мое переполнялось благодарностью.
Последняя неделя функциональной адаптации, так называлось то, через что я проходила сейчас, совпала с карнавальными гуляниями.
Вечерние танцы и салюты, костюмированные маскарады и звенящие луна-парки, все это многоголосое ликование сводило меня с ума.
Мы больше не ночевали в здании госпиталя, где мне была отведена огромная, потрясающей чистоты и красоты комната.
Цветное белье с плывущими по желтому полю караваном верблюдов и грациозным жирафом, вытянувшим длинную пятнистую шею через половину пододеяльника, источало приятный успокаивающий запах. Большой японский телевизор на вращающейся подставке, телефон, зелень и большое блюдо со спелыми фруктами на столе. Все это напоминало мне какой-то сказочный экзотический курорт.
Даже персонал был не в белых, как принято у нас, халатах, а в красивых и удобных костюмах.
Нянечки носили цветные платья с кремовым отложным воротником, того же цвета шапочки, напоминающие головной убор стюардессы, и в тон им фартучки с крупной оборкой. Ежедневно они пылесосили мою палату и протирали всю мебель специальной губкой. Окно, затянутое мелкой сеткой, раз в неделю скрупулезно вымывалось, а сетка пылесосилась. Мягкие ковровые покрытия приглушали шаги, и розовые занавесочки приближали больничный уют к домашнему.
Медсестра Линда, перед тем как сделать мне укол, прыскала на кожу анестезирующим раствором, и я ни разу не почувствовала тонкой, почти комариной иглы одноразового шприца.
Врач посещал меня два раза в день: утром и вечером, и очень скоро я довольно сносно научилась понимать его речь, всегда четкую, спокойную, мне казалось, специально растянутую для моего чужеземного уха.
– Ирэн, – говорил доктор, – похоже, тебе тут невесело?
– Все о’кей, – улыбалась я. – Только ходить неудобно. Такое впечатление, что нога стала короче.
– Это временно. – Йохан подмигивал мне, и разбежавшиеся по его лицу задорные конопушки мелкими зернышками пересыпались из морщинки в морщинку.
– Мой отец видел тебя на лужайке перед госпиталем. Он хотел бы пригласить вас вместе с Алексеем на коктейль по случаю закрытия карнавала.
– Не знаю, не совсем удобно, – пожимала я плечами, имея в виду розовые шрамики на лице.
– О! Не беспокойся, Ирэн, эти отметины нисколько тебя не портят. К тому же все наши друзья прекрасно знают, что уровень вашей медицины…
– Доктор! – недовольно морщилась я. Мне не нравилось, что какой-то выходец из семьи южноафриканского рабовладельца (Йохан мне сам рассказывал, что его обанкротившийся дед-ирландец приехал в Африку и занялся торговлей живым товаром) так нелестно отзывается о моих самоотверженных нищих соотечественниках.
– Мой Бог! Я не хотел обидеть твой народ! Русский народ – великий народ. – Он наклонился ко мне поближе и, улыбаясь всем лицом, слегка лоснящимся от капелек пота, тихо произнес: – Мой отец увидел в тебе свою очень далекую любовь. Далекую, почти детскую… В то время он жил пару лет в Польше, и там была очень хорошенькая славяночка… Ну что, не откажешь в любезности посетить наш дом?
– Благодарю. – Я не отказалась от приглашения, но все же оставила за собой право сделать это.
И сейчас, наслаждаясь нежной прохладой минеральной воды в адаптационном центре госпиталя, я подумывала, стоит ли мне говорить Алексею о приглашении. Когда мне предложили пластику швов, я заметила, как на лице Леши появилась, но тут же растворилась в лучезарной голливудской улыбке некоторая озабоченность. Леша согласился на эту операцию, но все-таки, услышав названную сумму, поинтересовался, как скоро будет назначена операция.
– Алексей, – отозвался Йохан, очевидно, разгадав причину озабоченности Леши. – Операция будет назначена на время, которое вам наиболее удобно. Если у вас затруднения с финансами, то можно не торопиться.
«Странно, – подумала я. – Почему он решил, что у нас затруднения с финансами. Может быть, у них был разговор на эту тему?» А Йохан тем временем продолжал:
– Счет за лечение вы получите через пару дней и можете оплатить его в течение месяца…
– Да-да, – поторопился согласиться Леша и так замял тему разговора, что я поняла: действительно, речь о финансах пошла неспроста.
Я попыталась поговорить с Лешей на эту тему, но он лишь мягко прервал меня:
– Не волнуйся, Иришка. Просто некоторые проблемы с переводом денег из России. А так все в порядке.
И все же мы сняли небольшую квартирку недалеко от госпиталя. Так получалось гораздо дешевле, и врач раз в неделю посещал меня и назначал те или иные неведомые российскому гражданину процедуры. Проводил массу тестов, прощупывал, простукивал, просвечивал мою голень и всякий раз оставался доволен происходящими переменами.
До званого коктейля оставалось два дня. Если мы собирались посетить семью Йохана, то я должна была сообщить о приглашении Леше. Скажу завтра, решила я, и если увижу, что это его хоть чуть-чуть напрягает, то равнодушно брошу что-нибудь вроде: я тебе сказала об этом только потому, что должна передать приглашение Йохана, а на самом деле мне не очень-то и хочется туда идти. Вот и все!
– Напиток? – к нам подошел, вернее, подъехал на роликах молодой человек с пластмассовым ярко-красным подносом.
– Нет, спасибо, – отказалась я и тут же пожалела, потому что Леша взял себе бокал и, опустившись в шезлонг, стал неторопливо посасывать ароматный напиток. Мне очень хотелось пить, и я оглянулась в поисках питьевого фонтанчика.
«Ну и рожа!» – отпрянула я от огромной скуластой головы, оказавшейся непосредственно у меня за плечом.
– Извините, я вас напугал, – проскрипела голова высоким тенором, и я невольно улыбнулась от такого несоответствия. Мне показалось, что у человека с такой большой головой и такими могучими бицепсами должен быть низкий солидный бас.
– Ничего, это вы извините, – ответила я, покачивая ногой, неожиданно занывшей. Я потянулась рукой к колену, но мужчина опередил меня и стал ловко разминать ослабевшую за время лечения мышцу.
Леша напряженно взглянул в нашу сторону, но пока не поднимался со своего места, видимо, желая узнать, какие намерения имеет ко мне этот джентльмен в огромной соломенной шляпе и узких, платинового цвета плавках.
– Не волнуйтесь, – продолжил незнакомец, – я профессиональный массажист.
Но я не волновалась. Мне вдруг послышался знакомый акцент в его речи, и я, внимательно посмотрев на мужчину, спросила:
– Послушайте, вы не из России?
– Акцент? – догадался мужчина.
Я согласно кивнула головой.
– Так из России?
– Да, – помешкав, ответил он.
Я обрадовалась так, что готова была расцеловать этого массажиста, и уже по-русски затарабанила:
– А как вы здесь оказались? Откуда вы приехали? Давно? Знаете, мы тоже из России, и уже два месяца я почти ни с кем не общаюсь на русском, кроме…
Только сейчас мужчина обратил внимание на сидящего невдалеке к глядящего на нас в упор Лешу.
– Простите, я не знал, что вы не одна. Это ваш муж? – по-русски, но тоже с небольшим акцентом спросил мужчина и вежливо улыбнулся, все так же продолжая действительно профессиональными движениями разминать мою ногу.
Он кивнул головой Леше и представился:
– Меня зовут Павел.
– Леша. – Алексей протянул руку, изобразив улыбку.
Павел поднялся с колена и прекратил массаж.
– Ужасная духота, – произнес он, пожимая ладонь Леши. – Вы здесь лечитесь? – Он повернул голову в сторону госпиталя.
– Да, – ответил Леша. – Жену лечу. После аварии.
Он взглянул на меня хитрым лукавым взглядом и снова посмотрел на нового знакомого.
– А вы?
– Я… – протянул Павел. – Я в этой стране уже пять лет, но все равно не могу забыть родину. Как там у вас? Здесь все очень переживают. – Он озабоченно оглядывал нас, словно пытаясь высмотреть в наших обнаженных под лучами ласкового солнца фигурах ответ на все интересующие его вопросы.
– Я сам из Одессы. Павел Шлиммер. Мой отец ювелир. Он и здесь занимается своим ремеслом. Только по мелочи. Иногда, правда, у него бывают солидные заказы, но не так много, как ему хотелось бы.
– А вы что же, не пошли по стопам отца? – поинтересовалась я, чтобы поддержать разговор и заодно побольше узнать об этом человеке. Мне нравилось говорить на родном языке. Каждое слово медовой конфеткой таяло у меня во рту и доставляло массу удовольствия.
– Простите, вас зовут…
– Ира, – кивнула я, вспомнив, что в этой стране вообще принято, прежде чем беседовать с человеком, представляться друг другу. Мне стало неловко, но Павел совершенно не обратил на это никакого внимания.
– Я учился в медицинском колледже и, знаете ли, не жалею об этом. Пока я работаю в госпитале массажистом, но мне очень хочется закончить университет и получить степень бакалавра… Да и вообще у меня свои планы. Отец, если честно, не очень доволен моим выбором. Ему не хотелось бы, чтоб на мне обрывалась цепочка потомственных ювелиров. Ему кажется, что это дело в Америке могло бы принести «династии Шлиммер» немалые деньги.
– А вы как считаете? – спросила я.
– Немалые деньги может принести только фортуна. А она почему-то стоит к нашей семье задницей. – Он неожиданно повернулся ко мне всем корпусом и спросил так, словно я была его доверенным лицом: – Вы думаете, нет смысла возвращаться на родину?
Я опешила от такого поворота дел, а Леша вместо меня ответил:
– Это как у мудреца спросил один тип, жениться ли ему на любимой девушке.
– И что тот ответил? – Павел опустил руку и с любопытством уставился на Лешу.
– Неужели вы не знаете эту притчу? В нашей стране ее знает каждый школьник.
– Нет, – пожал плечами Павел.
– Это к вопросу о родине: вернешься – будешь жалеть, и не вернешься – тоже будешь жалеть. Что мечтать в этом переполненном людьми космическом корабле под названием Земля о том, какой была бы жизнь, если бы… Где бы ты ни жил, от судьбы не убежишь. Если тебе здесь плохо, то и там не будет лучше, уже поверь мне.
– Ладно, – махнул рукой Павел широким жестом, и глаза его лучезарно засветились. – Вы, когда будете уезжать, дайте мне знать, хорошо? Я хочу попросить вас о маленьком одолжении, перевезти домой немножко денег для… А, впрочем, не стоит…
Он немного постоял в раздумье и предложил:
– Запишите мой телефон, я буду рад пообщаться с вами еще раз.
Леша достал из кармана небрежно перекинутых через перила бермуд маленький блокнот с ручкой и торопливо зафиксировал продиктованные цифры.
Ночью было душно. Кондиционер неожиданно вышел из строя, и мы спали с открытыми окнами, в которые залетали мелкие, почти невидимые комарики. Они впивались в кожу, и от их укусов страшно зудело все тело. Я натягивала на себя простыню, но даже сквозь ткань они кусали меня. Леша зашел к соседке, смуглой и говорливой веселушке. Там пели и гуляли. Леше не хотелось вторгаться в их праздник непрошеным гостем со своей дурацкой просьбой: «Не могли бы вы одолжить нам до завтра какое-нибудь средство от комаров», но все же, не выдержав духоты при закрытых окнах и комариной атаки при открытых, он оделся и пошел.
– Добрый вечер, мистер! – обрадовались ему там так громко, что даже через лестничную площадку были слышны дружеские похлопывания по плечу и восторженные восклицания, почти как у нас:
– Уау! Кто к нам пришел! Сильвия, предложи русскому мистеру бокал коктейля!
– О, нет, мисс, благодарю…
– Миссис… Миссис Юсти. Дория Юсти… Можно просто – Дори.
– Сидоров Алексей… – Леша, отрекомендовался, и дверь закрылась за ним. Я улыбнулась, представив себе, как эта миссис Юсти станет произносить фамилию Леши – Сидорофф, поднялась и подошла к окну. Эти поднимающиеся окна немного пугали меня, и, несмотря на хорошее крепление, я не рисковала высовывать голову из окна.
Мне казалось, что стоит только мне перегнуться через подоконник, как эта штуковина грохнется на меня, подобно ножу гильотины.
Большие звезды усеяли темное, почти черное небо. Звезды как звезды. Такие же, как у нас. Я провела взглядом по засаженному тропическими растениями скверу. Он был необычно ярок, но вот лесок за лужайкой у госпиталя показался мне таким же, как у меня на Украине, а впрочем, и в России он точно такой же. Только здесь все ухожено, чисто, прибрано. Я даже наблюдала однажды, как по лесу ходил человек с большим пылесосом, и меня это жутко развеселило.
Днем в лесу безбоязненно бегали ребятишки. Ближайший пруд был огорожен, между деревьями стояли качели и деревянные идолочки, полые внутри, с отверстием на месте лица. Детишки забирались туда и выставляли свои мордашки в круглые отверстия, получались идолы с человеческими лицами.
Это было очень забавно. Но больше всего меня удивили огромные подберезовики, с яркими шляпками и крепкими чистыми ножками. Я сорвала один гриб и понюхала, нет ли здесь какого-нибудь подвоха. Ко мне тут же подбежала малышка в голубеньком джинсовом комбинезончике и укоризненно покачала головой:
– Так нехорошо делать.
– А тебе разве не говорили, что нельзя вести беседы с незнакомыми людьми? – сделала я контрзамечание и посмотрела на чуть изменившееся личико русоволосой куколки. Девочка критическим взором оценила меня и тут же сообразила, что ответить:
– Я и не разговариваю с незнакомыми.
– Как же? – удивилась я.
– Вас тут все знают. Все мамы. – Она показала в сторону скамеек, на которых сидели молодые мамаши. Совсем как у нас, они пасли своих несмышленышей на ярко-зеленой травке.
– Вы из России? – спросила она. Я была поражена той заинтересованностью нашей страной в пору, когда государство уже раздробилось и ослабло, но открыло большие перспективы в своем развитии.
– Из России, – ответила я.
– А моя мама колумбийка, а папа американец! – воскликнула девочка и, смеясь, убежала от меня.
Открытое окно влажно дохнуло близким океаном. Я еще раз посмотрела на звездное небо и легонечко постучала пальцами по коробке кондиционера. Он внезапно заработал. Тоже как в нашей стране, улыбнулась я, закрыла окно и легла спать.
Уснула я быстро. Свежий воздух, прогулки по лесу, купание в бассейне делали свое дело. Я крепла на глазах, сон мой стал более спокойным. Я больше не вскакивала от кошмарных видений, не просыпалась от боли, хорошо ела и не впадала в депрессию. Леша был рядом. Изредка он отлучался по каким-то своим делам, связанным обычно с переговорами с Москвой. После переговоров он бывал немного удручен, но, в общем и целом, всегда находился в ровном и хорошем расположении духа.
Проснулась я неожиданно. Мне ничего не приснилось, но что-то необъяснимое заставило меня открыть глаза и прислушаться к звукам в квартире. Мне показалось, что в соседней комнате кто-то разговаривает. Я напрягла слух и поняла, что это говорит Леша. Вероятней всего, по телефону.
Я осторожно встала с кровати, подошла ко второму аппарату, стоящему на подоконнике за занавеской. Мне некуда было звонить, а Леша, чтоб не беспокоить меня, пользовался аппаратом в другой комнате. А этот телефон убрали со стола и поставили на подоконник.
Медленно, чтоб не звякнуть электронным сигналом, я подняла трубку. «Интересно, с кем он говорит? – промелькнуло у меня в голове, пока я подносила трубку к уху.
– Артур, я уже начинаю путаться во всех этих именах! – воскликнул Леша слегка раздраженным голосом. – Ты мне не мути воду, а ответь прямо, что там с дивидендами?
– Вольф, какие дивиденды?! – возмутился чем-то Артур на том конце провода, и я удивилась, неужели и здесь, в Америке, у Леши крутятся какие-то дела. – Я был вчера на пятачке, ты выбыл из обоймы.
– Ну-ка, повтори еще раз, ты, ты! – Леша задохнулся от негодования. – Ну, ладно, вернусь в Москву, поговорим, – пообещал он, и я поняла, что это разговор с Москвой.
– Не бери на себя, Воля. Кто ты сейчас? А? Голожопый бомж. Ты продал свою дачу, свой дом, свою машину! Ты, ради этой… просрал свое дело! Все, завод уже не наш, понял? Ну, кто ты сейчас-то есть?
– Артур, – примирительным голосом произнес Леша, но я все равно услышала в нем нотки угрозы. – Мне нужны деньги. Косарь… Ты же знаешь меня, я это так не оставлю. Я вытрясу из них все до копейки…
– Ага, если дотянешься. Воля, здесь все поменялось. Здесь власти сменились, пойми ты… Косарь – это так, плюнь и разотри, я б мог тебе сунуть лавы, но триста тысяч за два месяца лечения?! Ты спятил! Ты определенно спятил!! Можно было лечить и подешевле.
– Послушай ты, гнида! – взорвался Леша. – Если б тебе пришлось лечить своего любимого человека, ты тоже бы стал считать?! Дерьмо ты козлиное!
– Ха, брат, все, приехали! Ты у меня просишь или я у тебя? Заткнись! А если не понял еще, то смотри, как бы за Ником не спрыгнуть на сорок шестой участок.
Резкие гудки вонзились в мою ушную раковину острыми иглами с ядовитыми наконечниками.
Я так и застыла с трубкой в руке. У меня не было слов, чтоб ответить Леше, вошедшему в комнату, на простой вопрос:
– Почему ты не спишь?
Почему я не сплю? Да, почему я не сплю? Не сплю вечным беспробудным сладким сном? Значит, Ника нет! Он погиб в день своего тридцатилетия. Он погиб из-за меня, это я всю дорогу приставала к нему с дурацкими расспросами, не давала сосредоточиться. Боже мой, какая я идиотка! Все это время я и не подозревала, что Леша говорит мне неправду по поводу Ника. Ведь он уверял меня, что с Ником все в порядке. Наверняка он просто берег мои нервы.
– Ты с кем разговаривал? – спросила я изменившимся от волнения голосом.
– Так… – Леша подошел ко мне, обнял меня за плечи, взял из моих рук трубочку и изучающе заглянул в глаза. Наверное, он решал, что именно я могла услышать из разговора. – Это мои друзья…
– Друзья? – криво усмехнулась я. – И твои друзья позволяют себе разговаривать с тобой подобным образом?
Я замолчала. Мне казалось, если я сейчас произнесу хоть слово, то из глаз моих хлынут потоки слез.
– Иришка, выпей таблеточку и успокойся, – предложил Леша, чувствуя, как затряслись под его ладонями мои плечи. – Завтра, когда ты отдохнешь, в более спокойной обстановке мы все обсудим.
Леша подошел к своей сумке, выложил из нее все содержимое прямо на пол и достал пачку успокоительных таблеток, которые находились там еще с доштатовских времен.
«Наверное, сам принимал», – подумала я, но выпить таблетку тазепама отказалась.
– Не надо, – слабо отстранила я его руку. – Нет, не завтра. До завтра я не смогу спокойно ждать. Ты и так уже целых три месяца оберегаешь меня от волнений, словно маленького ребенка. Я хочу поговорить с тобой прямо сейчас.
– Сейчас? – будто удивился Леша. Он остановился посреди комнаты, пододвинул к себе круглое низкое кресло и опустился в него, поджав под себя ноги.
– Хорошо, садись, – показал он рукой на кресло напротив. – Садись, я тебе все расскажу.
Я подошла к креслу и тоже села в него, уставившись на Лешу острым немигающим взглядом.
– У меня болит голова, – сжав руками виски, тихо произнес Леша.
– Понимаю… Дать тебе таблетку? – Я решила стоять до конца, не позволяя обвести себя вокруг пальца. Мне хотелось поговорить с ним, не медля ни секунды. Поговорить начистоту! Но о чем? О том, что он не сказал мне о гибели Ника? Или о том, что он продал всю свою недвижимость и движимость, чтоб собрать деньги на мое лечение? А может, о том, что он не поехал в Германию к своему компаньону по бизнесу, который воспользовался этим и лишил его предприятия, прокрутив какие-то махинации?
Что я хотела выяснить для себя? В чем упрекнуть его? Я все еще помнила ту угнанную с моей помощью машину, но давно знала, что ее взорвали у Лосиноостровского лесопарка в наказание за какие-то темные делишки ее владельца. Меня не касались эти бандитские разборки, и Леша принес свои извинения за то, что так некрасиво использовал меня в тот день. Конечно, обида где-то на самом донышке души все еще корчилась в судорогах, но через какое-то время я бы напрочь забыла о ней.
Но вот сейчас… Леша сидел в кресле, по-турецки скрестив ноги, держался за голову и был очень бледен.
Я встала, взяла со стола шипучую таблетку аспирина и пошла на кухню, чтобы набрать стакан воды.
– Постой. – Леша остановил меня, взяв за локоть. Я замерла. – Поцелуй меня, – попросил он.
Я наклонилась к его лбу и легонечко прикоснулась губами к влажной коже.
– Не так. – Леша поднял голову, и я утонула в его бездонных темно-синих глазах. – Я скучал по тебе… – почему-то шепотом произнес он и приник горячими губами к моему рту. – Я безумно скучал по тебе, я чуть не умер, когда с тобой это случилось! Ирочка!
– Не надо, – попросила я, отстраняясь от него кулачком с зажатой в нем таблеткой. – Я не могу сейчас, Леша. Я не могу…
Мне стало страшно неловко, я чувствовала себя жуткой эгоисткой, думающей только о себе, я хотела сказать ему, насколько я благодарна ему за все, что он сделал для меня, а вместо этого я истерично закричала:
– Зачем ты это сделал? Зачем?!
– Что – зачем?
– Я никогда не смогу простить себе, что из-за меня случилось столько несчастий! Леша! Я ведь не просила тебя спасать мою жизнь. Я не могу быть пожизненным твоим должником.
– Иришечка. – Леша взял мое лицо своими крепкими горячими руками и встал в кресле на колени. Теперь мы были с ним одного роста. Его лицо оказалось напротив моего, и я чувствовала кожей воздух, выходящий из его легких. – Иришка, о чем ты говоришь? Какой долг? Не мучай меня. – Он постепенно снижал голос и вот уж снова говорил шепотом и гладил мои волосы.
Держа меня сзади одной рукой за талию, другой прижимая к своей груди, он нежно целовал мое лицо, шепча при этом какие-то слова, которых я не могла расслышать.
Я напряглась, инстинктивно отстраняясь от него и выгибая спину. Леша крепко обнял меня руками, и я замерла, чувствуя, как грохочет, как учащенно бьется о ребра его сердце.
Тени на потолке вспыхнули разноцветными огнями. Я обернулась, взглянула через плечо и увидела на лужайке веселящийся народ. В эту ночную пору куча гостей выкатила из квартиры Дории Юсти и продолжила шумное гуляние под открытым небом.
Мы подошли к окну и подняли раму, чтоб хоть таким образом присоединиться к карнавальному веселью. В небо со свистом и шипением взлетали петарды и фейерверки. Звездочки красных летающих головастиков рассыпались на зеленые искры и медленно опадали на землю.
Двое отделились от общей группы и, прижимаясь друг к другу, вышли из освещенного пиротехникой пятачка. Я проследила за их нечеткими силуэтами, пока они не скрылись из виду.
К нашему окну подбежала Дория. Вспыхнул очередной веер салюта, и я увидела молодое улыбающееся лицо смуглой женщины.
– Эй, мистер Сидорофф! – крикнула она. Я улыбнулась, ведь именно так я представляла себе, как она произнесет Лешину фамилию. – Мистер Сидорофф, отчего вы и ваша подружка скучаете в такой удивительный вечер? Выходите к нам, мы будем вам очень рады!
– Благодарю! – крикнул ей Леша, и лицо его осветилось оранжевым отблеском звездопада. – Пойдем? – Леша посмотрел в мою сторону.
– Пойдем, – согласилась я. – Как твоя голова? – вдруг вспомнила я о его мигрени.
– Уже проходит. – Леша помотал головой из стороны в сторону, будто проверяя, действительно ли головная боль покидает черепную коробку. – Ты что наденешь? – Он подошел ко мне, улыбнулся такой нежной и сладкой улыбкой, что у меня заныла душа.
Я не выдержала и обняла его. Он на секунду замер, а потом, жарко дохнув мне в ухо, стал целовать его, проникая горячим языком в самые потаенные глубины. Сладкая волна перехватила мое дыхание. Я вспомнила последнюю нашу близость, как давно это было! Давным-давно, будто и не было вовсе.
– Ирочка, – зашептал Леша. – Все у нас будет хорошо! Все будет хорошо, вот увидишь! Наплевать на эти дурацкие деньги, мы ведь любим друг друга, правда?
– Правда, – едва слышно ответила я. Лешины губы сначала мягко, потом все сильнее и сильнее прижимались к моим. Я раскрыла рот, и язык его проник в меня, посылая страстные, сладкие волны по всему телу.
Я задыхалась от счастья. Мне захотелось поглотить его целиком, принять в себя, почувствовать его плоть каждой клеточкой. Я стала обвивать его жадными руками, словно ища, за что можно зацепиться, чтоб никогда уже не отпускать от себя это мускулистое сильное тело.
Леша медленно, будто танцуя, повел меня в нежном ритме по комнате. В моей душе ожила странная музыка, затмившая собой все существующие в мире звуки. Все звуки, кроме его чуть хрипловатого возбуждающего голоса.
– Ирочка, – шептал он, ловя губами изгибы моих ключиц. – Я заработаю столько, что ты будешь купаться в шампанском! Я умею работать, поверь мне…
– Дурачок мой, дурашечка, – улыбнулась я и провела пальцем по его крепкой шее, на которой билась тугая синяя жилка. Я приблизила губы к этой жилке и, уже не в силах оторваться от него, стала осыпать шею и плечи Алексея горячими, страстными поцелуями. Он закрыл глаза, тихонечко простонал и с новой силой привлек меня к себе. Потом неожиданно подхватил меня на руки и почти бросил на смятую простыню.
Неожиданно в нем проснулся зверь. С глухим рычанием он стал стаскивать с меня тонкую маркизетовую рубашку. Она путалась вокруг моего тела, обнажая то плечо, то грудь, то живот. Я легонько отстранила разъяренного страстного самца и, ласково улыбаясь, быстро сняла ее.
В лаковой поверхности спинки кровати отразился белый огонь моего тела. Леша жаркими руками ласкал меня, целовал каждую родинку, наплывал на меня всем своим существом.
Я чувствовала, как страшно он хотел меня. Во мне закипела ответная страсть, но силы почему-то покинула меня, и я лишь беспомощно ждала, когда он овладеет мной.
Вжатая в мягкий матрас, я едва дышала от жгучего пламени в моей груди, но Леша, словно огромный тигр, изловивший желанную добычу, не спешил ее съесть. Он играл юрким трепещущим телом, поддевал его когтистой лапой, впивался клыкастой пастью, но не перекусывал хребет, а только сжимал осторожно челюсти и снова отпускал обезумевшую, безмолвную, ждущую смерти жертву.
Я не могла ничего сделать, а только дрожала от нетерпения и горячего желания.
Он быстрым языком пробежал по моему животу, не оставив без внимания ни одного миллиметра кожи. Взял в свои ладони мои колени и, поднявшись надо мной, с яростным блеском в глазах медленно развел мои ноги.
Он наклонился над моим животом и приблизил лицо к пышущему жару святая святых моей плоти.
Я застонала, невольно приподнимая бедра, чтоб приблизиться к его губам. Он чуть-чуть отстранился, и я, словно примагниченная, снова подняла бедра.
Он замер так, затем резко наклонился и, покусывая остренький бугорок клитора, начал медленно раскачивать мое тело, безжалостной хваткой держа колени в разведенном положении.
Огни салюта вспыхивали и гасли. Лучики светлячков мелькали перед моими глазами, то ослепляя сквозь полуприкрытые веки, то повергая в непроницаемую тьму.
Я сходила с ума, я стонала, билась, затихала. Сквозь меня, от его губ до мозга, струился электрический ток. Мне было сладко, как никогда.
– Боже мой, Лешенька! – стонала я. – Иди ко мне… Иди, я хочу тебя… Там хочу… Глубоко-глубоко…
– Сейчас, сейчас, – хрипел он, не поднимая головы и продолжал терзать мое тело неутоляемой страстью желания.
Я со взорвавшейся во мне силой вывернулась из-под него и опрокинула его на спину, подмяв наконец под себя. Он обмяк, раскрыл горячие губы, раскинул руки, и я, впившись в его грудь, медленно села на крепкую жаркую и влажную плоть.
– Поцелуй меня, – прохрипел он одними губами, едва сдерживая бежавшую по телу дрожь. – Боже мой, поцелуй меня!
Я чувствовала, как у него бешено колотится сердце, впрочем, мое сердце было ничуть не спокойней. У меня закружилась голова. Не переставая скользить бедрами вверх-вниз, я опустилась на локти, острыми грудками цепляясь за густые заросли на его груди, и неуверенно дотронулась губами до его подбородка, до ямочки на щеке, до темного подрагивающего века…
Сладкий стон вырвался из его груди, он поднял на меня затуманенный взор и впился в мой рот.
Жаркая паника охватила меня, я растворилась в его нежных руках, ласкающих мою спину. Мы почти одновременно закрыли глаза, я мгновением позже него, и поплыли в нежных объятиях к небывалому наслаждению.
