Текст книги "Лабиринты судьбы"

Автор книги: Марина Преображенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

В это время из-за двери вынырнул какой-то мужчина к нетерпеливо позвал:

– Воля, ну что там? – Он посмотрел на нас и кивнул в мою сторону головой. – Да отпусти ты ее, или Гена ослаб? Генок! – обратился он к охраннику, и тот с готовностью напрягся, выражая свою покорность хозяевам.

– Иди ты! – ответил Леша нетерпеливому приятелю. – Иди, иди, я сам разберусь.

Но тот не исчез, а, напротив, с нескрываемым любопытством направился в нашу сторону.

– Ну ты даешь! – Над его любопытством торжествовало удивленное пренебрежение. – У тебя совершенно нет вкуса. – Он произнес это так, словно меня не было рядом или, по крайней мере, я была глуха, слепа и нема.

Я вспыхнула всем телом. Я просто почувствовала, как горит у меня внутри. Мне почему-то стало стыдно, словно я сама уже своим рождением совершила что-то непозволительное, недостойное.

Пальто, которое мне так понравилось и которое я берегла, как самую драгоценную вещь в моем гардеробе, вдруг показалось мне омерзительным нищенским нарядом, мохеровый шарф огненным кольцом опалил мою голову, и я, рванувшись от них, побежала прочь.

– Ну и дурак же ты! – выдохнул Леша и бросился вслед за мной.

– Воля, ну извини! – донеслось до меня, и я, поскользнувшись, упала.

– Вставай, Иришка. – Бережные руки помогли мне подняться, но я вместо слов благодарности хлестнула Лешу по щеке и зарыдала.

– Поехали! – приказал Леша и, схватив меня за мокрый рукав, повел к машине. Голос его был жестким, почти злым, как тогда, по телефону. Я, словно кролик в раскрытую пасть удава, пошла, подчиняясь властному тону.

У двери стояло человек пять. Размазывая грязь по лицу и стараясь отвернуться от любопытствующих глаз, я все же сумела разглядеть насмешливые физиономии и расслышать обрывки реплик.

– Кто это? – вопрошал томный голосок, вероятно, принадлежавший круглолицей брюнетке в декольтированном ярко-пурпурном платье.

– О Господи! И тебя интересует эта дешевая шалашовка? – ответил ей другой женский голос, растягивающий слова и выворачивающий их безобразным аканием. «О Госпа-адя-а», – получалось у этого голоса, и меня передернуло. Я подняла глаза и открыто стала рассматривать обеих девиц. Они были хороши, ничего не скажешь. Их туалеты блистали потрясающим покроем и дорогой тканью, но глаза… Боже мой, до чего пустые, плавающие глаза! Я с вызовом посмотрела прямо в зрачки одной из них и надменно усмехнулась. Та смущенно отвела взгляд, и я почувствовала свое неоспоримое превосходство.

– Леша, куда ты меня ведешь? – нарочито громко спросила я и остановилась.

– Ха! Ты слышишь, они знакомы! Несомненно, он ею пользуется! – воскликнула круглолицая, и улыбчивый молодой человек в черном смокинге, стоящий чуть позади, бросил через голое плечико:

– Если он ею пользуется, то, не сомневаюсь, ты ей завидуешь.

– Вот еще! – Та презрительно отклонила головку, рассыпая черные волны волос, и, посмотрев на меня, демонстративно развернулась всем корпусом, унося прочь свой шикарный таз.

Леша, конечно же, как и я, слышавший все это, тоже остановился и повернулся ко мне.

– Я отведу тебя в машину, – произнес он смягчившимся голосом и привычным уже мне движением поправил на лбу выбившуюся челку.

– Зачем? Я могу уйти и сама. Как пришла, так и уйду. Или тебе нужно, чтоб это произошло поскорее?

– Ты не можешь уйти сама.

– Почему? – удивленно подняла я ресницы.

– Потому что ты вся промокла и дрожишь, как мокрый котенок. – Леша провел ладонью по моему лицу, на котором грязь уже стала подсыхать, стягивая кожу и неприятно пощипывая ее. Затем он достал из кармана белый крахмальный платочек и, обернув им палец, принялся оттирать мои щеки. – Я посажу тебя в машину и отвезу домой.

– Поехали, – согласилась я. Мне надоело давать бесплатное представление, к тому же краем глаза я увидела, что на пороге появилась Настя.

Она была весела и очаровательна. Я закрыла глаза, чтоб не видеть ее и не чувствовать себя униженным, нищим ничтожеством.

– Ну же, поехали! – поторопила я Лешу, отнимая у него платок и собственноручно вытирая лицо.

Он улыбнулся и, без особого усилия подчиняясь моей раздраженной бесцеремонности, пошел к машине.

Серебристая шикарная иномарка пискнула, откликаясь на сигнальный посыл Лешиного брелока. Леша неторопливо открыл дверцу, затем так же неторопливо обошел машину и открыл ее с моей стороны. Я, немного помедлив, не решаясь сесть в грязном пальто, все же опустилась на мягкое сиденье.

Леша закрыл дверцу и, взявшись за руль, повернулся ко мне.

– Тронулись, – сказал он и включил зажигание.

Машина сделала плавный круг, окатив зрителей потоком грязи из-под колес, и те, вдруг представившие из себя зрелище не менее жалкое, чем я, с руганью возвратились в здание.

17

С этого вечера все и началось. Леша повез меня по городу, наматывая километр за километром, и мы практически ни о чем не говорили. Я зачарованно смотрела в окно. Мелькающие огоньки ночного города завораживали меня, в салоне было тепло и уютно, тихо звучала приятная музыка, доносившаяся будто из корпуса автомобиля, и я, согревшись и успокоившись, задремала.

Наконец машина притормозила.

– Спасибо, – сказала я Леше, решив, что он привез меня к общежитию, но, потянувшись к ручке, посмотрела за окно и не увидела знакомого подъезда. Я взглянула на Лешу, а он, загадочно улыбаясь, ответил:

– Не стоит благодарности.

– Леша, мы где?

– Дома.

– У кого дома? – Я, глупо улыбаясь, старалась сообразить, в чем же суть этой дурацкой шутки.

– Выходи, узнаешь.

– Не выйду, – запротестовала я, неожиданно вспомнив об ужасной участи Папани и Раша. – Нет, не выйду, пока ты не отвезешь меня в общежитие.

– Боже мой, да ты знаешь, где оно, твое общежитие? – спросил Леша и закрыл уже открытую было дверцу.

– Я тебя не просила везти меня в другую сторону! Я тебя не просила вообще увозить меня из парка! – стала я раздражаться.

Снег из мягких хлопьев распался на сверкающие точечки снежинок и стремительно исполосовал пространство. Слякоть на дороге подернулась коркой и грозила превратить город в сплошной каток.

– Хорошо, – согласился Леша. – Я отвезу тебя в общежитие, но не можешь ли ты допустить, что мне просто хочется угостить тебя чашечкой кофе? – Он обаятельно улыбнулся, и, поддавшись этому обаянию, я моментально успокоилась.

– Я не пью кофе, – подумав, напомнила я.

– Ах, да! Прости, я забыл. У меня есть сок. – Он лукаво подмигнул, и я невольно улыбнулась ему в ответ.

– Апельсиновый?

– Ананасовый.

– Но Леша, – умоляюще протянула я, – мы и так уже опоздали к проверке.

– К проверке? – не понял он.

– Как же мне не хочется тебе все объяснять! – воскликнула я. – Для нормального человека этот маразм непостижим. Понимаешь… – воодушевленно начала я.

– Здесь не пойму. Можешь не стараться понапрасну. Выходи, объяснишь дома.

Я вздохнула и вышла из машины.

Никогда еще я не посещала такие дома. Если быть честной до конца, эта квартира шокировала меня своим великолепным убранством и продуманным до мелочей оформлением интерьера.

Огромная прихожая была величиной с три мои общежитские комнаты. Талантливой рукой художника она была превращена в пещеру. В неглубоких нишах мягко струился свет факелов. Они были так натуральны, что я невольно приблизилась к зарешеченным окошкам. Нет, к сожалению, всего лишь электричество.

На одной из стен висела распятая леопардовая шкура, на полу вместо коврика темный паркет украшала такая же шкура, размером побольше.

Леша открыл встроенный шкаф, и вместе со светом оттуда полилась приятная мелодия. Он помог мне снять пальто, достал свободные «плечики» и повесил на них мою грязную одежку.

– Только не в шкаф, – попросила я, опасаясь за находящиеся там вещи.

– Отнеси в ванную, – согласился он и подал мне мягкие, теплые тапочки, отороченные светлым мехом.

Я взяла пальто и пошла в указанном направлении.

Просторная комната была черного цвета. Черный кафель, черная раковина «тюльпан», отливающая вороньим агатом, и сама ванна. Лишь потолок был выложен зеркальной мозаикой. Он отражал все это блестящее великолепие и, подобно детскому калейдоскопу, преломлял отражение, составляя замысловатые узоры.

Я с трудом нашла сложенную гармошкой сушилку и повесила на нее пальто.

Над раковиной висело огромное овальной формы зеркало, по обе стороны от него в завитках золотистых лиан примостились радужные птицы с длинными перьями хвостов. Я засмотрелась на них и не заметила, как сзади подошел Леша. Он щелкнул выключателем, и птицы засветились изнутри.

– Потрясающе! – ахнула я. – Это что, музей?

– Почти, – улыбнулся Леша и выключил свет. – Пойдем на кухню, я приготовлю тебе сок.

Кухня оказалась вполне обычной: гарнитур из натурального дерева, над плитой – вытяжка, над окном – кондиционер. Белые плитки, белая поверхность разделочного стола, белый маленький телевизор, встроенный каким-то образом в углубление в стене. Коврик, как мне показалось, чересчур светлый для этого помещения. Все было ослепительно чистым и аккуратным, но ничего необычного. Я уже видела подобные кухни и в принципе не удивилась. Только раковина была непривычно разделена на три части, и в одной из них стоял посудомоечный аппарат.

Леша достал кухонный комбайн, загрузил в него ломтики ананаса, предварительно очистив их от кожуры, и поставил режим соковыжималки. Пока комбайн выполнял свою работу, Леша намолол кофе, включил кофеварку и подошел ко мне, подавленно приткнувшейся на белой вертящейся табуреточке.

– Что с тобой? – Синие глаза лучились добротой и участием.

– Это чей дом?

– Мой.

– Твой? И мне это не снится?

– Будь уверена – это явь. – Он поцеловал меня. – Чувствуешь?

Его горячие губы, прежде сводившие меня с ума, теперь ударили током, и я отшатнулась.

– Ты что?

– Леша! Это ты – что?! Тот голодный, нищий, влюбленный мальчик – это блеф? Или бред? Или, может, то было сном? Все, что я слышала, – обман слуха? Леша!!! – Я подняла на него полный слез взгляд, словно требуя немедленно ответить на мой вопрос.

– Глупышка! – Он печально понизил голос и отошел к струящемуся шелку занавеси. Вся его ссутулившаяся и поникшая фигура свидетельствовала о глубоком затаенном страдании.

– Может, я не понимаю… Ничего не понимаю в этой жизни… Но все, что я вижу, из области американских сказок о равных возможностях…

– Не надо, я прошу тебя. Не продолжай.

– Хорошо, – ответила я. – Ты только скажи, все, что ты говорил мне тогда, в поезде, – это правда?

– Правда. – Он кивнул и подошел к кофеварке. Прозрачная чашечка наполнилась душистым густым напитком. Он перелил его в другую, более глубокую чашку и разбавил сливками.

– Ира! Теперь ты скажи мне, я хоть раз обманул тебя за все время нашего знакомства?

– Не знаю. Я не имела возможности проверить твои россказни.

– Ладно! Вот и отлично! – непонятно чему обрадовался он. – У тебя наконец появилась такая возможность.

– И как же?

– Ты останешься жить здесь. Ты будешь всегда рядом со мной. Ты познакомишься с моими друзьями, с моей родней…

– Я?! Здесь?! О чем ты говоришь? – Я нервно расхохоталась. – Если те люди и есть твои друзья, то в гробу я видела этих лощеных снобов. Или ты меня за Петрушку держишь? За шута горохового?

– Ну что ты? – Он поморщился, словно от зубной боли, и замолчал.

Кухонный комбайн давно выполнил свои функции, и в его высоком стакане пузырился ананасовый сок.

Я подошла к заморской технике, с уверенностью, что справлюсь не хуже хозяина, и попыталась вынуть стакан. Он вынулся, но тут же предательски выскользнул из моих рук, и на светлом коврике появилось большое желтое пятно.

Я растерянно оглянулась в поисках какой-нибудь тряпки.

– Погоди секундочку, – оживился Леша и ушел в комнату. Вернулся он через минуту, неся в руках маленький пылесос, похожий на нашу автомобильную «пчелку». Пылесос тихонечко зажужжал, и под его ворсистой щеткой желтое пятно стало медленно исчезать, словно по мановению волшебной палочки.

Я беспомощно уселась на пол и уставилась в то место, где только что красовались следы моей оплошности. Кончиками пальцев я потрогала вычищенное место и ощутила его нежную влажность.

– Да-а-а, – протянула я, – так жить можно.

– Так ты останешься? – с надеждой в голосе спросил Леша.

– И ты еще спрашиваешь?

– Иришка… – Он широко улыбнулся своей очаровательной улыбкой, но в это время зазвонил телефон. Леша выбежал из кухни, унося «пчелку» в импортном варианте, и вернулся с телефоном около уха.

– Да. Да, – коротко отвечал он невидимому собеседнику. – Нет! – Он посмотрел на меня и вышел из кухни. Там он понизил голос: – Ник, нет! Не сегодня. Пожалуйста, разберись сам. Хоть один вечер, Ник… Ну ладно, в пять.

– Что-нибудь случилось? – поинтересовалась я.

– Нет, ничего. – Он одним глотком допил кофе и предложил: – Сейчас ты примешь ванну, а я закажу ужин. Потом ты поужинаешь, и я покажу тебе твою комнату.

– А потом? – Боже мой, как он мне нравился, как возбуждал меня, и я вдруг подумала, что до сих пор не была его женщиной.

– А потом у нас будет пара часов для общения.

– А потом? – насторожилась я.

– А потом я буду вынужден уехать. Дела. – Он умоляюще посмотрел на меня.

– Ночью?

– Так получается…

– Так всегда будет получаться?

– Иришка, ты привыкнешь. Это моя работа. Понимаешь?

Я утвердительно покачала головой, но ожидание часов, обозначенных Лешей «для общения», уже не было столь волнующим.

Утро приблизилось к двенадцати. Я открыла глаза и вспомнила все, что со мной произошло накануне. Отсутствие Леши восприняла хоть и как не очень приятную, но все же данность. Открытая форточка пропускала в комнату уличные звуки, которые тут же поглощались коврами, пледами, покрывалами.

На розовой стене в черной рамке висела картина какого-то абстракциониста, и мне почудилось, что этот набор геометрических фигур, аляповатых пятен и изломанных линий в черно-белом варианте чем-то напоминает мою жизнь.

Я опустила ноги на высокий ворс ковра, нащупала тапочки и накинула аккуратно лежащий в кресле махровый халат. Халат был мне впору, будто куплен по моему размеру, я затянула талию тонким пояском и пошла в ванную.

С тех пор как я уехала из Мукачева, я почти не вспоминала о родителях, но, стоя в этой шикарной квартире, откручивая позолоченный кран, набирая в ладонь французский шампунь и вытираясь душистым, мягким, как пена, полотенцем, я постоянно видела перед собой лицо матери. Оно было усталым и измученным. Мне стало стыдно. Я давно забыла все обиды, связанные с нашим раздором, но чувство ложной гордости не позволяло мне позвонить домой.

И вот теперь стыд, совершенно некстати, настиг меня и наполнил несчастьем мою душу.

«Все, – решила я. – Сейчас быстренько оденусь и пойду на поиски телеграфа». Звонить матери я не собиралась, я надеялась справиться со стыдом, позвонив Ларке. У нее я выясню, как там дела с моими стариками. Она, конечно же, иногда встречается с ними. Город маленький, там хочешь не хочешь пересечешься на узких улочках.

И тут только я обнаружила, что моего пальто в ванной нет. Его не оказалось и в шкафу. Более того, куда-то запропастилась вся моя одежда, кроме нижнего белья, оставшегося на мне ночью.

Я пошла по комнатам в поисках своих перевидавших виды джинсов. Их тоже нигде не было, и я, маразматически подозревая Лешу в похищении, упала на кожаный диван в гостиной и тупо уставилась в потолок.

Очередная шарада… Мне хотелось как можно скорее разрешить ее, и я стала интенсивно прорабатывать варианты, приведшие к создавшейся ситуации. Безнадега! Мне оставалось только одно – ждать.

К счастью, ждать пришлось недолго. Чистый, прозрачный напев дверного звонка поднял меня с дивана, и я пошла открывать дверь.

По общежитской привычке я крикнула у самой двери: «Кто?» – и, не дожидаясь ответа, повернула замок, широко распахнув дверь.

За дверью стоял лучезарно светящийся изнутри, как птица-светильник, загруженный коробками и пакетами молодой человек.

Он запыхался, мокрая челка норовила соскользнуть ему на глаза, щеки румянились, то ли от морозца, наконец-то задержавшегося до полудня, то ли от жары, после физической нагрузки.

– Андроник. – Молодой человек свалил коробки в прихожей и приветливо протянул мне руку.

– Ира, – ответила я.

– Я думаю, вас уже предупредили о моем визите, иначе бы вы не открыли дверь, даже не поинтересовавшись, кто за ней стоит.

– Я поинтересовалась, – возразила я.

– Да, но я не успел ответить. Воля звонил?

– Кто? – не поняла я, и у меня промелькнула мысль, что, может быть, этот Андроник ошибся дверью. – Простите, я не знаю никакого Волю. – Но вдруг я вспомнила, как вчера, когда мы разговаривали с Лешей в парке, его назвали Волей.

– Ах, Воля! – произнесла я непривычное имя. – Нет, не звонил.

Андроник деловито, как у себя дома, подошел к телефону и набрал номер.

– Привет, – сказал он. – Да, уже здесь. Ничего. – Он сдул с глаз паутинку волос. – Угу, понял… Ну давай…

Он протянул мне трубку, и я услышала голос Алексея:

– Иришка! С добрым утром!

– С добрым, – ответила я без особого энтузиазма. – Если оно вообще когда-нибудь бывает добрым.

– Что так?

– Ответь мне, у меня сейчас статус заложника?

– Почему ты об этом спрашиваешь? – Голос Леши слегка изменился.

– Потому что я хотела выйти, но не нашла своей одежды, – смиренно пояснила я и услышала в ответ хохот.

– Оглянись, – попросил Леша.

Я оглянулась и наткнулась на бесстрастное лицо Андроника.

– Ну, – не поняла я, – оглянулась.

– Ты видишь коробки? – поинтересовался Леша, будто мы проводили эксперимент по телепатическим способностям и он пытался угадать, что находится рядом со мной, хотя никогда прежде здесь не был.

– Вижу, – согласилась я и наконец поняла, что он хочет этим сказать.

– Ты свободна, пленница! Но мне не хотелось бы возвратиться в дом, из которого ты ушла. Дождешься?

– Дождусь, – ответила я. – Только мне нужно выйти на часок.

– Далеко?

– А говоришь, я свободна.

– Ну ладно, возьми ключ у Ника и запомни хорошенечко адрес.

Ник ушел, порекомендовав заглянуть в холодильник и приготовить себе обед.

– Анна Макаровна придет завтра. Тебя не затруднит необходимость поухаживать за своей персоной? – спросил Андроник, и я на его вопрос ответила вопросом:

– А кто такая Анна Макаровна?

– Домработница.

– А-а… – кивнула я и заперла за Андроником дверь.

18

– Ларочка! Миленькая! – надрывалась я в звуконепроницаемую трубку. – Здравствуй!! Алло! Ты слышишь меня?

Из потрескивающей, как поленья в камине, бездны донеслось ликующе-восторженное Ларкино щебетание:

– Ирочка! Я так и знала! Так и знала, представляешь?! Я уже два месяца здесь не была, а сегодня, думаю, дай зайду. И вот, зашла только! И-ирка! Иру-уха!! Где ты?

Слезы умиления заволокли передо мной очертания кабинки. Вот так сюрприз! Я знала, что Ларка будет рада услышать меня, но такой восторг, такая прорва эмоций! Я замолчала, пытаясь справиться со своей телячьей сентиментальностью, но Ларка этого и не замечала. Чем она хороша, так это тем, что ее никогда ни о чем не надо спрашивать. Она сама все расскажет в течение пяти минут, мне остается только слушать и не перебивать.

– Ирочка, – неожиданно четко, будто Ларка переместилась в соседнюю кабинку, услышала я ее голос, – я вышла замуж.

– Да ну? – искренне удивилась я.

– Да! Да! А твой Кирилл развелся, и его Хельга навсегда укатила за бугор. Он сам развелся. Сам разделил квартиру и живет теперь в однокомнатной. Сейчас он работает художником.

– Кем? – Я, потрясенная таким немыслимым перевоплощением, широко раскрыла глаза.

– Он на могильных плитах выбивает портреты покойников и эпитафии. Да! Представляешь?! У него куча постоянных клиентов.

Я рассмеялась такой несуразице.

– Это что, одни и те же клиенты постоянно умирают?

– Нет, ну как ты не понимаешь? Это, как семейный врач, на несколько поколений работает. Ясно?

– Не совсем, Лар, но это не так важно.

– А у меня умерла тетка, – внезапно сменившимся тоном огорошила она.

– Что? – растерялась я от такой неожиданной вести.

– Да. – На миг Ларка замолчала, но тут же, как ни в чем не бывало, продолжила: – Мы ее похоронили, и Кирилл изготовил замечательный памятник. Такой красивый! Приедешь, обязательно покажу.

– А что с ней было?

– С кем? – словно не поняла Ларка. – С теткой? Не знаю. Она умерла, когда я была в Будапеште. Числа пятнадцатого, что ли.

– Сентября? – Создавалось впечатление какой-то непоправимой ошибки. На душе стало тускло и тошно.

– Ну да. Семнадцатого похоронили.

Мы помолчали, и наконец я решилась спросить о главном, собственно, из-за чего звонила:

– Лар, как там мои?

– Нормально. Мать сдала, правда, отец стал такой… Ну… Сутулый, что ли. А так ничего, нормально. Они у меня все спрашивают, не знаю ли я что-нибудь о тебе.

– А ты?

– Говорю, что не знаю, но что уверена – ты в порядке. А ты в порядке? – вдруг спохватилась она.

– Ты чем занимаешься? – не ответила я, но Ларка с легкостью переключилась на собственные проблемы:

– Я, знаешь, мешочничаю.

– Как Дед Мороз? – вспомнила я о наступающих рождественских праздниках.

– Как Санта Кактус. Все больше по заграницам. Челноком: туда – обратно. В Москве иногда бываю. Там есть такой огромный рынок. Лужники называется. Аппаратуру возим с Олегом.

– С мужем? – радостно поинтересовалась я, уже воображая, как мы вместе чаевничаем на кухне. Вот только где? Вероятней всего, в общежитии. Придется отпроситься у Леши на время Ларкиного приезда.

– Нет, это сосед мой. А муж у меня знаешь кто?

– Кто? – поинтересовалась я, предчувствуя сногсшибательную новость. И не ошиблась.

– Валера! Ты его очень хорошо знаешь, – подсказала Ларка.

– Какой?.. Валера?.. Валерий Иннокентьевич? – Я медленно опустилась на низенький стульчик и перевела дыхание.

– Ну, ты дае-ешь!

– Ира! Он такой изумительный муж! Он самый лучший муж в мире! Самый заботливый и внимательный!

– Но… Ему же сорок, – сморозила я аргумент несусветной глупости. Как будто Кирилл, друг Валеры, был моим ровесником.

– Сорок сороков из двух рукавов и один в штанах для «порки» коров, – прощебетала Ларка и рассмеялась.

– Лариска. Я больше не вынесу, – простонала я, и мне показалось, что это был стон моей собственной души. – Я хочу тебя видеть! Ты когда приедешь в Москву?

– А вот перед новогодними и поеду. Перед праздниками торговля самая бойкая. Слушай, – вдруг разволновалась подруга, – уж не в Москве ли ты обитаешь? Ну-ка, ну-ка, ну-ка…

«Заканчивайте разговор», – услышала я голос телефонистки и перебила тараторящую Ларису:

– Запиши телефон! – Я продиктовала телефон брата, но предупредила, что сама там не живу. – Ты передай номер поезда и число прибытия. Мне обязательно сообщат! Запомнила?

Ларка повторила телефон, и я только успела добавить, что это поселок Денежниково Раменского района, как короткие гудки известили нас о прерванной связи.

Душа моя, переполненная ностальгическими переживаниями, едва умещалась в теле. Сердце клокотало, и кровь со звоном билась в висках. Воспоминания нахлынули с новой необъяснимой силой, чего давно уже со мной не происходило.

Голос подруги перенес меня в такую даль и в такую боль, от которой я бережно хранила свой мир все это время, всеми способами отгоняя подлинные чувства и подменяя их искусственно создаваемой суетой.

Я жила настоящим так, словно прошлого у меня не было вовсе. Я отсиживалась в темных залах кинотеатра, в бестолковых кафешках, прокуренных и пропитанных дешевым запахом вин, я учила английский и машинопись, болтала с Антоном, изредка проводила с ним короткие вылазки в парк, Антон помогал мне забыться и уводил мои чувства все дальше и дальше, погружаясь при этом в свои – все глубже и глубже.

Картинки воспоминаний меркли, и имя Кирилла, если и возникало в них, то глубокими вечерами на грани реальности и сновидений, когда оживающее подсознание вырывалось наружу, неподвластное волевым усилиям. И тогда Кирилл возникал передо мной так четко, как будто он стоял рядом, но я мысленно отмахивалась от докучливого видения, внушая себе, что не имею с ним ничего общего.

Пробуждаясь, я, как за круг спасения, цеплялась за Антона и уплывала с его помощью по волнам будничных забот, начисто и надолго забывая Кирилла.

Но вот, наконец, Антошка понял, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих, и вырвался из моей цепкой хватки.

Зато тут же появился Кирилл и безжалостно поволок мое настоящее в мучительную пучину воспоминаний.

Я шла по заснеженной мостовой к дому Алексея и понимала, что Кириллу нет места в моей жизни.

«Я решил влюбиться, – заявил мне Антон, и теперь мне показалось, что в его решении есть своя доля логики. Если постараться поточнее перевести это его заявление на обычный язык, то можно просто сказать: «Я хочу разлюбить».

«Я решил влюбиться в кого-нибудь, потому что мне нужно разлюбить тебя».

Справа от меня медленно притормозила машина, едва не Притираясь колесами к бордюру тротуара.

– Иришка! – услышала я голос Леши.

– Привет. – Я быстренько подошла к открытой дверце и села в машину.

– О чем ты думала? Я уже минуты три еду рядом с тобой, а ты совершенно не реагируешь.

– Правда? – удивилась я. – Просто я только что была на почте и звонила домой.

– Матери?

– Нет, подруге.

– Ты все еще обижаешься на своих?

– Да нет… Наверное. Но, понимаешь, характер у меня такой ненормальный. Я очень хочу позвонить. Очень хочу сказать им, что со мной все в порядке, чтоб они не волновались… Но…

– Ну и позвони! – Леша посмотрел на меня почти требовательно. – Они бы давно позвонили тебе, если б знали куда. Нет! Ты просто обязана позвонить домой. – Машина резко остановилась, и Леша, эмоционально жестикулируя, попытался объяснить мне, что это несправедливо, что я не имею права поступать так со своими близкими, что когда у нас будут дети…

– У нас? – перебила я.

Леша запнулся, помолчал, словно раздумывая, не ошибся ли он, и удивленно посмотрел на меня.

– Да, – сказал он с расстановкой. – Ты не ослышалась – у нас. Ну, не сразу, конечно. Но они непременно будут… Или… ты возражаешь? – Глаза его темнели в напряженном ожидании, и я почувствовала, что за его напускной бравадой скрывается острая неуверенность в себе.

– Лешечка, – потянулась я к нему, нежно обнимая за шею. – Я бы не возражала. Конечно, я бы не возражала… Только все время меня не покидает чувство нереальности происходящего со мной. Золушка в грязном фартучке и красавица в… хрустальных туфельках.

Леша внимательно посмотрел на сапожок, который я выдвинула в качестве доказательства своей правоты.

– О! Да! Я же забыл спросить, ну как тебе обновки?

– Как видишь, все впору. Сколько же все это стоит?

– Сколько бы ни стоило, тебя это не должно волновать. Кстати, мне бы очень хотелось провести сегодняшний вечер с тобой наедине, но нас пригласили на ужин. Ты как?

Приобретение вечернего платья заняло у нас почти все послеобеденное время, и, когда мы посетили четвертый салон дамской одежды подряд, силы мои были на исходе.

– Все! – взбунтовалась я. – Если и здесь ты не найдешь ничего подходящего, то в гости поедешь сам. Будь уверен, я прекрасно дождусь тебя дома, во сколько бы ты ни вернулся.

– Ирочка, это твое первое вечернее платье, мне очень хочется, чтоб ты была в нем великолепна.

– Так уж и первое, – засомневалась я. – У меня было симпатичное платье на выпускном вечере. Оно стоило целых семьдесят рублей.

– Семьдесят? – Леша издевательски присвистнул. – Я думаю, с покупкой этого платья в семейном бюджете образовалась незарастающая брешь.

– Циник! – улыбнулась я.

– Да, я такой, – гордо согласился Леша и засмеялся. – Будь уверена, я куплю тебе платье не дешевле твоего выпускного.

В салоне к нам подошли сразу три девушки и, вежливо поинтересовавшись, что бы мы хотели приобрести, для какого случая и кому, без суетливой спешки, но быстро разделив свои обязанности, принялись нас обслуживать.

Я рассматривала глянцевый журнал последней французской моды, который комментировала одна из них, другая направилась к вешалкам с платьями, а третья стала обмерять мою талию, бедра, грудь, будто мы находились в ателье по пошиву, а не в салоне готовой одежды.

Платье было изумительным! Оно было потрясающим! Вернее, его почти не было вовсе!

Нечто черное, коротенькое, плотно облегающее фигуру, эластичное и мягкое, с открытой спиной и золотыми пуговками спереди. Аккуратный лиф строго подчеркивал грудь, обнажая большую часть и скрывал самое сокровенное.

Мне стало плохо. Я присела в глубокое мягкое кресло, а одна из девушек предложила мне стакан минеральной воды.

– Спасибо, – поблагодарила я, сделав небольшой глоток.

Леша наблюдал с нескрываемым выражением торжества на загорелом мужественном лице.

«Где же он загорает? В солярии, что ли?» – мелькнуло у меня в голове.

– Мы берем это, – сказал Леша. Он тут же купил туфельки и в соседнем зале попросил меня накинуть на плечи шубку из голубого песца.

У меня задрожали коленки, и я беспомощно посмотрела на пальто, только сегодня принесенное Андроником в одной из коробок.

– Леша, – еле слышно шепнула я ему, когда он наклонился, чтоб застегнуть «клипсу» на шубке. – Я не умею это носить. Я умру от страха, если мне придется выйти на улицу.

– Не волнуйся, – так же тихо ответил он мне. – Тебе не придется в этом ходить по улицам. В этом, – он многозначительно посмотрел мне в глаза, – ездят в машине.

Следующий час мы ходили по ювелирным, и, когда я посмотрела в зеркало на свою шею, мне показалось, что если я сию секунду не проснусь, то непременно погибну.

Но нет, я не проснулась и не погибла. Леша положил в коробочку колье и серьги, попросил с витрины золотую заколку для галстука, сверкнувшую зеленым глазом изумруда, почтительно поцеловал мою руку и повел к машине.

До чего же одежда меняет человека!

Я шла, гордо выпрямив спину и слегка наклонив голову, надменно поглядывая на мир с высоты своих каблучков, и задыхалась от чувства собственной значимости.

– Расслабься, – сказал мне Леша, когда мы сели в машину. – Ты выглядишь неестественно.

– Да? – удивилась я, а мне казалось, что только так я и должна выглядеть теперь.

– Иришка, не изображай из себя светскую даму, ладно? – будто извиняясь, попросил он, и я вспыхнула. – Вся светскость в тебе уже есть. Ты очаровательна, когда непринужденна. Ты весела, остроумна и чертовски привлекательна. Будь собой.

– Попробую, – согласилась я, делая вид, что это мне ничего не будет стоить.

Дрожь в коленках предательски выдавала мое волнение, и я никак не могла успокоиться, когда дома, стоя перед огромным, во всю стену, зеркалом в спальной комнате, пыталась как-нибудь уложить свои волосы.

Леша появился почти бесшумно и долго наблюдал за моими мучениями, потом подошел ко мне и осторожно вынул из волос заколку.

Волосы рассыпались по плечам, и я обиженно встряхнула головой.