Текст книги "Лабиринты судьбы"
Автор книги: Марина Преображенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
14
Медпункт размещался во втором подъезде этого же дома. Квартира на первом этаже, состоящая из четырех изолированных комнат, была, не в пример остальным, безупречно чистой. До блеска натертый паркет светился янтарными бликами, пахло хлоркой, медикаментами и почему-то гвоздичным маслом.
– Кто это у нас? – оторвал от книжки взгляд молоденький врач.
– Демина. Ирина.
– Группа?
– Четыре «Б». Секретарь-референт.
– Ранее обращались?
– Нет.
– Что это с нами? – спросил он, заполняя «карту больного».
– Не знаю.
– Так… Не знаешь, значит? – Он подозрительно посмотрел на меня, будто решая, уж не скрываю ли я от него какую-либо страшную тайну.
– Не знаю, – подтвердила я, слегка растерявшись.
– Так-так… Не знаешь. – Он взглянул на листок, но, обнаружив, что тот пуст, предложил: – Раздевайся.
– Как? – еще больше растерялась я.
– Как обычно, – вздохнул врач и деликатно отвернулся.
Я зашла за ширму и стала стягивать через голову рубашку. Верхняя пуговица с треском оторвалась и покатилась под ноги доктору. Он наклонился, еще раз вздохнул и подобрал ее с пола.
– Извините.
– Ничего, – повернулся он в мою сторону и, досадливо поджав нижнюю губу, покачал головой. – Что-то ты медленно.
– Я тороплюсь, – оправдываясь, я лихорадочно стала расстегивать пуговицы.
– А ты не торопись, и тогда получится быстрее. Да… Парадокс! – Он философски поднял к небу глаза и улыбнулся. – А, собственно, куда торопиться?
Сгорая от стыда, я вышла из-за ширмы и наткнулась на его изумленный взгляд.
– Ну, ты даешь!
– Не поняла? – Я не знала, куда себя деть, мне стало холодно, и все тело покрылось пупырышками.
– Белье-то можно было и не снимать. Да и вообще, достаточно до пояса.
Я опрометью кинулась назад, за спасительную ширму и, чувствуя, как на смену холоду тело погружается в жар, быстро надела трусики и, прыгая на одной ноге, другой ногой попыталась попасть в брючину.
– Эх, Демина, Демина, – произнес он и натянуто улыбнулся.
– Простите… Я… Простите…
– Да нет, ничего, очень даже ничего. Ну что? Скоро там?
Я снова вышла из-за ширмы. Он попросил меня поднять руки вверх и, задумчиво цокая языком, спросил:
– Половой жизнью живете?
От неожиданности я вспыхнула и сказала:
– Нет.
– Накануне что ели?
– Да так, ничего особенного: сосиски, хлеб, чай, печенье.
– Лекарство принимали? Таблетки, микстуры…
– Нет, – я тревожно заглянула ему в глаза. – Что со мной?
– Я думаю… Знаете что, положу-ка я вас в изолятор. Анализы сделаем, кожника вызовем. А?
Я пожала плечами и обреченно уставилась в окно.
– Леша! – вдруг истошно вскрикнула я и бросилась за ширму. Рубашка трещала по швам, пуговицы не попадали в петельки, свитер упал на стул, и я никак не могла извлечь его оттуда. К тому времени, когда я выскочила на улицу, стремглав пролетев мимо ошарашенного врача, там уже никого не было.
– Леша. Леша. Я видела его. Он был здесь, – безостановочно бормотала я, торопливо шагая к своему подъезду.
Воспитатели сменились, и за вахтенным столом сидела разговорчивая остроглазая худенькая брюнетка, лет тридцати с небольшим.
– Демина! Ну где ты шляешься, черт возьми! Тебя такой шикарный мэн искал. Я смотрю, ты время зря не теряешь.
– Марта Петровна, голубушка, куда он пошел?
– Не знаю. Но он велел передать, чтоб ты вечером ему непременно позвонила.
– Вечером? – огорчилась я. – А до вечера?
– Не знаю. До вечера указаний не было. А кто это тебя так разукрасил? Клопы небось?
– Клопы! – радостно согласилась я. – Конечно, клопы! А меня уже тут в изолятор засовывали.
– Петя, что ли? Он может. Практикант хренов. – Марта Петровна прижала палец к губам и многозначительно посмотрела мне за спину.
Я оглянулась. К подъезду торопливо подходил врач и грозил мне пальцем.
– Не могу поверить, Демина! Вы так безответственны! Вас надо изолировать, а вы тут инфекцию разносите.
– Петр Александрович, какую инфекцию? – Марта улыбнулась и жестом пригласила его войти. – Ну какую инфекцию? Это же клопы! Санэпидстанцию надо вызвать, а не изолировать Демину.
– Марта! – Голос врача изменился, стал мягким и вкрадчивым, он улыбнулся так, что мне сразу стало ясно, что замужняя веселушка и этот юный доктор состоят в отношениях гораздо более близких, чем может показаться с первого взгляда. – Мои проблемы не должны касаться твоих. Ваших! И наоборот.
– Петя! – передразнила Марта Петровна интонацию молодого человека. – Наоборот! Мои проблемы очень тесно переплетаются с твоими. Вашими! И наоборот.
Они весело рассмеялись и, совершенно забыв обо мне, заговорили вполголоса о чем-то своем.
До моего уха донеслось голубиное воркование Марты и тихий шепот Петра Александровича, и, уже стоя перед своей дверью, я услышала, как меня окликнули:
– Демина! Зайди минут через двадцать, я тебе мазь дам, она снимет опухоли. И еще, если поднимется температура, не занимайся самолечением.
– Ладно! – пообещала я и, открыв дверь ключом, вошла в квартиру.
Включив душ, я подставила зудящее лицо под теплую струю. Достала с полочки шампунь и, намыливая голову, с наслаждением ощутила, как по телу бегут мягкие волны нежного дождика.
Я прогнулась, подставляя под этот дождик грудь. Под мышками приятно защекотало, тело обволокло блаженное возбуждение, и я невольно провела ладонями по животу вверх, пробежала пальцами по мягким выпуклостям груди, затем, сцепив пальцы замком, подняла руки и завела их за голову. Я уперлась затылком в своеобразный подголовник и потянулась всем телом.
По лицу заскользила приятно пахнущая пена шампуня. Я ополоснула волосы и, не открывая глаз, потянулась за полотенцем.
Ноги мои подкосились, и я едва устояла, когда рука моя вместо полотенца уткнулась в чье-то потное, волосатое тело.
Макушка моя вмиг онемела, дыхание сбилось, и я с трудом подняла веки.
– Ну? – Жирный, красномордый воспитатель нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он уже начал раздеваться сам, и от него шел псиный запах пота. Когда он коснулся моей спины, пытаясь привлечь меня к себе, руки его были холодными и липкими, как у жабы. – Ну, давай, – шепнул он и потянулся ко мне всем своим поросячьим корпусом.
Я отшатнулась.
– Мне нужно одеться, – пролепетала я, едва шевеля языком.
– Зачем? Это мне нужно раздеться.
– Однако! Ничего не скажешь, – пришла я в себя. – Вы хотите принять душ?
– И душ тоже, – произнес он противным голосом, облизываясь, как кот на сметану.
– Мне нужно одеться и срочно поехать в кожвендиспансер, – скороговоркой протараторила я, выворачиваясь из его объятий.
Он отдернул руки и испуганно спросил:
– Зачем?
– Не знаю. Врач сказала, что-то заразное.
– Заразное? – Он взглянул на мою пурпурную расцветку, едва скрывая отвращение.
– Конечно, заразное. Здесь так много заразы, не знаешь, от чего и подохнешь, – простодушно продолжала я. – А потом вы, наверное, слышали о СПИДе. Говорят, что он и бытовым путем распространяется.
– Неужели? – Жиртрест недоверчиво покосился в мою сторону, торопливо натягивая рубашку. – Знамо дело – бытовым. Трахаешься с кем ни попадя!
– Ну что вы! – наигранно возмутилась я. – Мне еще нет восемнадцати, а вы о таких вещах! Меня воспитывала бабушка, и она мне всегда повторяла: «Умри, но не дари поцелуя без любви». И я умру, но не подарю.
– Тоже мне, недотрога. – Воспитатель поплевал на ладони и пригладил остатки волос.
– А вас, если бы вы захотели, я смогла бы полюбить. – Я глубоко вздохнула, чтоб не рассмеяться, и сделала печальные глаза. – Но вы же не возьмете меня в жены?
– Ты что, совсем дура? Или прикидываешься? – Он как-то странно взглянул на меня и, доверительно понизив голос, признался: – В жены, конечно, нет, я – женат. А вот на содержание… Ты понимаешь?
– Вот в чем заключается ответ на вопрос о связи формы и содержания…
– Что? – не понял он.
– Хорошую форму все хотят взять на содержание.
– А-а, – протянул он, направляясь к выходу, и мне показалось, что он ничего не понял.
Дверь захлопнулась, и я, давясь со смеху, повалилась на кровать.
Смех иссяк. Теплый душ подарил телу свежесть, а волосам пышность. Я встала, подошла к зеркалу, достала из сумки косметичку с помадой, пудрой и легкими, розовыми румянами.
Волосы послушно легли светлыми волнами на голые плечи, я быстрым движением подчеркнула губы, припудрила нос и сделала два едва заметных штриха румянами по скулам. Потом достала из сумки юбку, и ее вид поверг меня в уныние.
– Антошка! Антон! – постучала я в стену.
– Слушаю, Смольный на проводе, – высунулась из окна вихрастая голова и радостно захлопала длинными загнутыми ресницами.
– Выручи, Пушистенький!
– Уже выручаю. – Свет его глаз вселял в меня беззаботную веселость. – Выручать – это мое призвание. Слушаю и повинуюсь! Хочешь звезду с неба?
– Нет! – рассмеялась я. – Для начала что-нибудь попроще.
– У-у-у, – скуксился он. – Где он, размах удалецкий? И тут никакой фантазии. Ну, давай, приказывай.
– Мне бы утюжок, – попросила я.
– Ждите ответа… Ждите ответа… – Вихрастая голова исчезла, и я осталась ждать.
Вдруг вместо головы из окна высунулся утюг и загробным голосом спросил:
– Что будем делать?
Я встряхнула головой и заморгала. Казалось, утюг сам висел в воздухе и сам спрашивал.
– Антош! – позвала я.
– И чего ты разоряешься? – ласковым голоском спросил вновь появившийся Антон. – Я просто спросил: – Что будем делать?
– А мне показалось, это сам утюг.
– Всем так кажется. Но ты не робей, это глюки. – Он все еще держал утюг на весу и соображал, как мне его передать.
– Дотянешься?
– Попробую.
– Ну, давай. – Он высунулся из окна наполовину, и рука его с тяжелым утюгом задрожала в полуметре от меня.
Я тоже села на подоконник и тоже высунулась из окна. Еще чуть-чуть! Полсантиметрика! Ну, капельку!
– Опа! Все. Спасибо. – Я взяла утюг из Антошкиной руки, и пальцы наши соприкоснулись.
Пока я протискивалась в окно, наспех накинутая рубаха расстегнулась, и перед Антошкиным взором белым пламенем вспыхнул мой обнаженный бюст.
Мальчишечье лицо зарделось, и он поспешил нырнуть в свою комнату.
– Тебе спасибо, – прозвучало из открытого окна. – И вообще, не стоит благодарностей. Я твоя золотая рыбка. Не печалься, живи себе с Богом.
Пробегая мимо вахты, я обнаружила, что вместо Марты Петровны за столом сидит какая-то девчонка и рисует на тетрадном листе чертиков.
– Привет!
– Привет! – Она вскинула на меня взгляд и неожиданно спросила: – Ты не Демина?
– Демина, – остановилась я. – А что?
– Тебе звонили.
– Кто?
– Татьяна Николаевна.
– Господи, а это еще кто? – удивилась я.
– Мастерша у поваров. Сидоренко.
– А… И что сказала?
– Сказала, перезвонит через десять минут. Подожди здесь или подойди попозже.
– Я подойду. Если задержусь на секунду-другую, не клади трубку, ладно?
– Ага, – безразлично согласилась девчонка и принялась за своих чертиков.
Я побежала в соседний подъезд и мимо дежурного через две ступеньки пронеслась к Антошкиной квартире.
– Это я, – сказала я, отдавая ему утюг.
– А это я, – залился он краской. – Проходи, чаем угощу.
– Я на пару минут. Мне будут звонить, так что чай, если только холодный и залпом.
– Какая ты красивая! – Антон смущенно смотрел на меня и все не мог определить место злополучному утюгу. Он то ставил его на тумбочку, то под тумбочку, то смещал ногой ближе к кровати.
– А пятен уже нет.
Я посмотрела в зеркало и удивилась:
– И правда, нет.
– А что это было? Не краснуха?
– Клоповуха. С голодухи погрызухи мои ухи, – весело зарифмовала я.
Он справился со своим смущением и пропустил меня на кухню.
– Ира!
– Ну, – откликнулась я, проглотив кусок пирога с капустой.
– Я зайду к тебе вечером? – спросил он нерешительно.
– Ты зайдешь ко мне вечером? – переспросила я, упирая на слово «зайдешь».
– А можно?
– Если осторожно. Только… – Я замялась, не зная, как рассказать ему об этом лоснящемся развратнике.
– Что только? – Антон настороженно посмотрел на меня.
– Антошка! Ты знаешь нашего надсмотрщика?
– Конечно. Ты не волнуйся, я после проверки. Да и вообще, сегодня не его очередь, он же вчера был.
– Не в этом дело. Понимаешь… Он ко мне пристает.
– То есть как пристает?
– Антон! – Я досадливо поморщилась, и он отвел взгляд в окно.
– А вот и он! Легок на помине. – Антон брезгливо скривил губы. – И вот этот оползень к тебе пристает? Не смеши!
Я подошла к окну и посмотрела вниз. Прямо под окнами гонял на трехколесном велосипеде какой-то ребенок, у дома напротив сидели на скамейке три кумушки в одинаковых черных платочках и оживленно беседовали, два алкаша, поддерживая друг друга под фонарным столбом, дрожащими руками, одновременно наклоняясь, пытались поднять с пожухлой травы стоящую там полупустую бутылку. Они ударялись лбами, бранились, жестикулировали.
Я невольно улыбнулась.
– Левее смотри. Вон. Видишь? Девятка синяя… Вот он в нее садится.
Я увидела, как в игре солнечных бликов сверкнула стеклом отворяемая дверца автомобиля. Ошалев от дневной жары, в нее протискивал свое тучное тело наш воспитатель. С другой стороны к месту водителя прыгающей походкой подошел невысокий человек и тоже сел в автомобиль.
Из выхлопной трубы вырвалась сизая струйка дыма, и машина плавно тронулась с места.
Мне стало нехорошо. Я вдруг поняла, почему фигура этого человека показалась мне знакомой.
– Этого еще не хватало! – Я взялась за ноющее сердце и прислонилась к стене.
– Тебе плохо?
– Не то слово. – В голове моей расходились золотистые круги, и, как всегда при волнении, стало подташнивать. – Антон, тебе можно доверять?
– Он… – дрожащим голосом начал Антон. – Он тебя…
– Да нет же, глупенький. Забудь о нем. – Я взяла себя в руки и даже попыталась улыбнуться. – Я живу одна, кроме меня ключи от моей квартиры есть на вахте. Так?
– Так, – согласился Антон, не понимая, к чему я клоню.
– Когда я ухожу, ко мне в квартиру может войти любой, кто сумеет снять ключ со щита.
– Ну да… А чего там уметь? – пожал плечами Антон.
– Короче. Я могу тебе отдать на хранение одну вещь?
– Боже мой! К чему такое вступление! Конечно же!
И вдруг меня подбросило. В животе похолодело, и я выбежала из квартиры, крикнув на ходу:
– Зайди ко мне! Сейчас же, ладно?
– Демина! Демина! Сидоренко тебе обзвонилась!
Я пролетела мимо девчонки на вахте, обдав ее вихрем.
– Погоди! Я сейчас!
Сердце мое готово было выскочить из груди, когда я, захлопнув за собой дверь, опрометью бросилась к рюкзачку.
Я выбросила на пол его содержимое, и ладони мои покрылись липким потом, когда обнаружилось пустое дно.
– Все, конец, – вслух подумала я. И обессиленно села рядом с грудой скомканного белья. – Все… Как же я сразу не спрятала?
Нормально. Все нормально, – успокаивала я себя. – Подумаешь, безделушка. Драгоценность. Не было и не было.
Я нервно заходила по комнате и думала: говорить о произошедшем Антону или не стоит.
Антон задержался почти на десять минут. Он вошел как раз в тот момент, когда я засовывала в свой рюкзачок последний пакет.
– Так на чем мы остановились? – спросил он как можно веселей.
– На том, что у нас воруют! – раздраженно выкрикнула я.
– Воруют? – переспросил Антон и потер ладонью лоб.
– Да! Да! Представь себе!
– Ну что ты так кипятишься! Я знаю, что воруют. Но, может, ты ошибаешься?
– Как же! – Я машинально стала шарить руками внутри рюкзачка и запнулась. Пальцы нащупали что-то твердое, и сердце мое подпрыгнуло и мелко-мелко задрожало.
Я снова вытряхнула все содержимое на пол и снова увидела обнаженное дно.
– Тьфу ты! – я постучала пальцем по виску и полезла в боковой кармашек. – Вот это.
– Что это? – Антон с восхищением осматривал пузатенькую птицу. Взвешивал ее на вытянутой ладони, пробовал на зуб, как заправский ювелир, пытающийся определить пробу золота.
– Это память о бабушке, Антон. Эта вещь не так уж ценна в денежном отношении, но очень дорога мне как память.
– Угу… – промычал Антон, почесывая пятерней затылок.
– Мне некуда ее спрятать, и у меня нет людей, которым я могла бы довериться.
– Я польщен. Но куда я ее дену? А почему бы тебе не сдать ее на хранение в директорский сейф?
– В сейф? – Я задумалась. – Ну, хорошо, пусть в сейф, только не мог бы это сделать ты?
– С удовольствием, но почему такие сложности?
– Антон, – я устало присела на краешек кровати и взяла у него из рук свою драгоценность. – Иди домой, я хочу побыть одна. Наверное, ты прав, я много усложняю.
– Ир, ты не подумай… Я с удовольствием…
– Иди, иди, – я ласково, но настойчиво подталкивала ничего не понимающего парня к выходу. – Заходи часов в восемь.
– А не поздно?
– Как раз вовремя, – уверила я его и закрыла дверь.
Снизу до меня донесся шум тормозящего автомобиля. Я подскочила к кухонному окну и сквозь тонкие занавески выглянула во двор.
Так и есть. У подъезда затормозила темно-синяя девятка.
Я отшатнулась от окна. Быстро подошла к двери и, повернув замок на два оборота, нажала на блокирующую кнопочку.
В дверную ручку я продела швабру и пододвинула стул спинкой так, чтобы при содрогании двери швабра не соскользнула на пол.
Сердце колотилось отбойным молотком. Я лихорадочно заметалась взглядом по пустой квартире, соображая, куда бы лучше спрятать эту дурацкую приманку, мысленно применяя ее ко всем подходящим и неподходящим местам.
Нижняя сторона дна тумбочки и подоконник были отметены сразу, как только появились в моем воспаленному мозгу.
Туалет… Ванная… Кухня… Все не то! Не то! И вдруг я остановилась на скособоченно висящем радиоприемнике.
Осторожно, стараясь не касаться пыльной поверхности корпуса, я сняла его с гвоздя. Положила на кухонный стол, перочинным ножиком отвинтила крепления и вскрыла картонную стенку.
Тут я вспомнила об электросети и выдернула вилку.
– Как он меня нашел? Как догадался, что я живу здесь? Неужели… Нет, не может быть! Только Леша приблизительно знал, где меня можно найти. Только он! Значит, он выдал меня? Но зачем? Зачем??
Я положила филина в коробку приемника, быстро завернула три винта и аккуратно повесила его на место.
Отойдя на шаг, я увидела, что пятно на обоях, очерчивающее более темным контуром прямоугольник радиоприемника, не совпадает теперь с его положением. Я поправила приемник, воткнула вилку в розетку и прибавила звук.
Теперь все.
Я на цыпочках подошла к двери, сняла швабру и поставила ее в туалет. Отнесла стул и прильнула ухом к холодной фанерной поверхности.
По всей видимости, за дверью никого не было. Никто не спешил вламываться в мою квартиру, никаких разговоров и перешептываний не доносилось из коридора до моего напряженного уха.
От упорного вслушивания в тишину за дверью у меня стала болеть голова.
Стараясь не дышать, я отошла на пару шагов в глубь прихожей и бесшумно скользнула в комнату.
Уже более спокойно я подошла к открытой форточке и, прикрывшись колыхающейся шторой, стала вслушиваться в разнообразные уличные звуки.
Там, внизу, непринужденно разговаривали мужчины. Их голоса были мне знакомы. Один принадлежал воспитателю, другой тому подозрительному типу, с которым мы едва не столкнулись на вокзале.
Они говорили о подскочившей цене на бензин, о каких-то общих знакомых, о каком-то Слепеньком, который за свои «бестолковые махинации» загремел в «крытку» на «пятак».
– Думал, косарь отвалит и ему скостят до условного.
– Ха! Косарь! – хохотнул наш подъездный. – Бобриков меньше червонца не берет. Тоже мне, крутизна!
– Да, – протянул второй. – Ну, ладно, я поехал, дел выше крыши.
– А что так? – поинтересовался воспитатель, но машина утробно заурчала, и ответа я не расслышала.
Я превратилась в статую, чувствуя, как тело мое сдавливают тиски страха. Тиски постепенно ослабли, и я сошла с места.
«Он приезжал не за мной. Нет! Они, вероятно, давние приятели, а я здесь ни при чем, – думала я, разминая затекшие конечности, – но надо же, какое неимоверное совпадение».
Первой моей мыслью было извлечь на свет Божий из радиоприемника спрятанного туда филина и перепрятать его в более надежное место.
«Но куда?» – спросила я сама себя и, не найдя ответа, решила оставить все как есть.
Я еще раз осмотрела тайник и обнаружила на полу, прямо под приемником, кучу мусора.
– Вот так конспиратор, – усмехнулась я и смела следы своей деятельности.
После напряжения последнего часа телом моим завладела вялость, а в душе поселилась апатия безнадежно больного человека.
В своих поступках, сколько ни силилась, я все же не могла обнаружить ни логики, ни смысла. Мне нужно было избавиться от филина, встретиться с Лешей, выяснить отношения с красномордым и поставить его на место, но прежде всего мне хотелось распланировать для себя хотя бы ближайшие полгода. Увидеть открывающиеся перспективы и…
Что «и»? Ну что «и»?! Мне вспомнилась Анечка.
Я подошла к раскрытой форточке и посмотрела вниз. Все так же гонял на велосипеде ребенок, все те же местные кумушки перемывали кости каждому, кто попадал на их острый беспокойный язычок, к двум синюшным алкашикам прибавился еще один, не менее трясущийся и синюшный. Золотыми лодочками скользили по течению нисходящих потоков осенние листья.
Я уткнулась в пыльную штору и зарыдала. Если бы я верила в Бога, я встала бы на колени и молилась. Я бы просила прощения за все грехи свои, вольные и невольные, я просила бы мудрости и силы, я просила бы мужества нести свой крест до конца и не думать о смерти. Во всяком случае, я знала бы наверняка, что Бог меня не покинет.
Я подняла лицо вверх, но там пылал рыжим цветком огненный шар солнца. Я отодвинула штору, встала на подоконник и зажмурилась. В груди моей стало тихо и пусто. Словно каждая клеточка прислушивалась к движению безумных мыслей.
Глотнув полной грудью воздух, я напряглась всем телом, согнулась и в последний момент открыла глаза.
Один из мужичков, пивший секунду назад водку из «горла», так и замер с перевернутой бутылкой. Не закрывая рта, он сделал шаг в мою сторону и остолбенел с округлившимися в ожидании глазами.
– Ира! – раздался голос справа от меня, и я вздрогнула. – Ира, ты что?
– Антон, – простонала я едва слышно.
– Подожди, я мигом. Подожди, мне нужно тебе кое-что сообщить. Очень важное…
– Антон, – снова простонала я. – Не уходи…
– Нет. Я здесь, Ир. Я рядом! Ты только сядь на подоконник.
Как зомби, я послушно села и опустила ноги вдоль шершавой стены. Ветерок ласкал мое лицо, шевелил растрепавшиеся волосы, осушал мокрые глаза, и я стала понемногу успокаиваться.
– Ну вот и отлично, – продолжал руководить моими действиями Антон. – Теперь перекинь ноги в комнату и встань на пол.
– Ладно, – пробормотала я, повинуясь очередному указанию.
– Ирочка, ты меня слышишь? – крикнул Антон.
Я выглянула в окно и уже спокойным голосом ответила:
– Слышу.
– У тебя дверь заперта?
– Кажется, да.
– Ты сейчас закроешь форточку, подойдешь к двери и отопрешь ее. Я приду через минуту, но ты можешь не ждать меня. Ляг и полежи.
– Спасибо, Пушистенький. Жду.
Я подошла к двери и повернула защелку. Затем медленно вернулась в комнату и легла на кровать.
Едва я успела коснуться головой подушки, как дверь после короткого, но резкого стука отворилась, и кто-то, громко стуча каблуками, вошел в комнату.
«Как быстро», – подумала я и улыбнулась.
Мне было лень поворачиваться, и я только тихо произнесла:
– Присядь рядышком.
Кровать заскрипела и глубоко провалилась под тяжестью тела, опустившегося на пружины.
– Демина, я так и знал, что ты меня ждешь. – Противный, слащаво-приторный голос воспитателя шибанул меня током. Я хотела вскочить, но он сгреб меня в охапку и стал мять липкими лапами. Все тот же псиный запах пота забивал мне дыхание. Слюнявый язык уже заползал в рот сквозь плотно сомкнутые губы. Рвотные позывы выворачивали мне глотку, а руки немощными плетьми свисали с кровати, прижатые тяжелым телом борова.
Все, что я могла делать, это стонать и бессильно уворачиваться из-под его агрессивно возбужденного тела.
– Ира! – Резкий окрик заставил борова молниеносно соскочить с меня. Мгновение он растерянно озирался по сторонам и переминался с ноги на ногу, а затем пошел в наступление:
– Кто тебе позволил войти без стука, сявка! Почему ты в женском подъезде без разрешения?! Кто ты такой, чтоб так нагло ухмыляться?! Щенок подворотный! Ублюдок! Вон отсюда! Вон, кому сказано!!
На мое удивление, Антон не сжался, не сдвинулся с места и даже не опустил ухмыляющихся глаз. Он стоял расслабленно и спокойно. Мне показалось, весь этот пыл жирного мерзавца его даже несколько забавляет.
– Может, я вам помешал? – послышался его тихий, но полный скрытой угрозы голос. – Мне показалось, что вы один не справитесь. А еще я подумал, что даже спать вам придется отныне, как акуле. Полмозга отдыхает, пол – на стреме.
– Ты еще вякаешь, мерзавец? – все еще воинственно, но значительно поумерив свой пыл, прорычал красномордый.
Щеки его полыхали и раздувались, подобно кузнечным мехам, рубашка трещала на животе, грозясь лопнуть и вывалить на пол слоистый поток жировых отложений.
– Я не мерзавец, рекомендую запомнить мое имя – Антон.
– Ух ты, сволочь! – прохрипел от негодования жирпотребсоюз, но тут же получил мощный удар в солнечное сплетение. Пуговица на рубашке треснула и покатилась. Я вскочила на ноги, взяла Антона за плечи и горячо задышала в ухо:
– Идем отсюда, Антошка. Идем. Не ввязывайся, слышишь.
Красномордый поднял побледневшее лицо и, глотая воздух, Хрипло пообещал:
– Ну все, щенок, я тебя убивать буду.
– Помогите! По-мо-ги-те! – заорала я, и в тот же момент дверь распахнулась.
В квартиру вошла обеспокоенная Марта Петровна и, гневно взглянув на Антона, сказала:
– Все, Хусаинов, вход в женский подъезд тебе заказан.
– Но, Марта Петровна, – пролепетала я.
– Никаких но! Ни-ка-ких но! Точка.
Она прошла в комнату и увидела растрепанного, вспотевшего, в расползающейся на пузе рубашке своего сменщика. Глаза ее сузились. Она оторопело посмотрела в нашу с Антоном сторону и тихо спросила:
– А… В чем, собственно… э… дело? – И неожиданно решительным громким эхом переспросила: – В чем, собственно, дело? Андрей Викторович, может, вы мне объясните? Что вы делаете в комнате Деминой?
– Вы, дорогая, лучше бы объяснили, почему вас не было на вахте? А потом задавали всякие глупые вопросы. Я воспитатель и не вижу препятствий к тому, чтобы проведывать своих подопечных.
– В нерабочее время? – ехидно уточнила Марта Петровна.
– В рабочее время я не отхожу от вверенного мне поста.
– Ах, вот оно что, – понимающе протянула Марта Петровна и, обратившись ко мне, сказала: – Демина, вам будут звонить через… – Она посмотрела на часы и, пошевелив губами, произнесла: – Три минуты. Идемте.
Антон улыбнулся мне и шепнул:
– В одиннадцать.
Я взглянула на настенные часы и так же тихо ответила:
– В шесть.
– О’кей! – Антошка из указательного и среднего пальца изобразил латинскую V, потом переменил положение пальцев, зажав четыре в кулак, а пятый – большой – подняв вверх, и убежал.
Мимо нас прошел неторопливой раскачивающейся походкой Андрей Викторович и посмотрел на меня злыми рысьими глазками.
– До встречи, – бросил он тоном, не предвещающим ничего хорошего. – Оробев от его взгляда, я невпопад ответила:
– Спокойной ночи.
Он еще раз зыркнул на меня и вышел во двор.
– Ира, – после непродолжительной паузы произнесла Марта Петровна. – Я вам рекомендую подселиться к кому-нибудь в комнату. Для вас же безопаснее.
– Я бы с удовольствием, но, Марта Петровна, вы же знаете, все комнаты забиты до предела. А та, в которой есть одно место, ну как бы помягче…
– Я понимаю, – тяжело вздохнула Марта Петровна. – Но что-то нужно делать.
Я приподняла брови и так же тяжело вздохнула:
– Я понимаю…
Таня пыталась поймать меня по телефону битых пару часов, чтобы сообщить о человеке, который приехал к ней в семь утра.
– Ира, понимаешь, он был так настойчив, – тараторила она в трубку, и я представила себе, как беспокойно порхают бабочки ее ресниц, как она замечательно вздергивает своим курносым носиком и откидывает со лба надоедливую челку. – Мне показалось, что ты действительно ему нужна. Прямо сейчас. Сию секунду. Ирочка, я, наверное, неправильно сделала, что дала ему твой адрес. Но я звоню, чтобы предупредить. Понимаешь?
– Понимаю, – ответила я.
– Нет, ты ничего не понимаешь. Он сел и уехал в той машине, которую мы… То есть, которая нас…
– Понимаю, – еще раз подтвердила я. – Не волнуйся, все в порядке.
– Так он уже видел тебя? Вы с ним встречались? – с облегчением спросила Таня.
– Нет, мы с ним не встречались. Я хочу сказать, что он здесь был, но меня не застал. Но я знаю, о ком идет речь.
– Ну, слава Богу, – совсем расслабилась она. – А Андрюха здесь паникует. Мы чуть не поссорились. Зачем, говорит, даешь адрес без спроса.
– Вообще-то он прав, – сказала я и тут же прикусила язык, потому что голос Тани снова напрягся, как высоковольтная линия, и она чуть ли не зарыдала:
– Ну вот! Всегда я так! А глаза у него такие красивые, такие честные. – Таня сделала паузу, и до меня донеслись ее всхлипывания и сердитый голос Андрея.
– Ира! – с новой вспышкой оптимизма крикнула Татьяна. – Я сейчас приеду. Через часок. Я увезу тебя оттуда, и он ни за что не догадается, где тебя можно найти.
– Танечка, успокойся. Ты все сделала правильно. Я не это имела в виду, когда сказала, что Андрей прав. Он прав только в том, что люди разные и мало ли кто и зачем кого-нибудь ищет. Да и себе спокойней, скажешь «не знаю, моя хата с краю» – и все проблемы. – Я немного помолчала, вслушиваясь в детское сопение расстроившейся Татьяны, и мягким голосом добавила: – А глаза у него и правда красивые.
– Серые, – мечтательно произнесла Татьяна, и я представила, как она внимательно рассматривала Лешу, прежде чем дать ему мой адрес.
– Голубые, – с запозданием отреагировала я.
– Ну уж нет, – оживилась Таня, – скорей, ближе к зелени.
– Хамелеон! – констатировала я, и Таня легко рассмеялась. – Ну ладно, Ирок, когда в гости?
– Не знаю, у меня тут кое-какие проблемы.
– С хамелеоном? – снова погрустнела Таня, и я поняла, что еще чуть-чуть, и мне снова придется распылять свой энергетический потенциал, и без того оскудевший за последние годы моей жизни, на приведение в порядок Татьяниного настроения.
– Ну что ты, Тань! – с деланной веселостью ответила я. – С клопами.
– Да… Клопы – это ужас, но с ними справиться можно. – Она помолчала и наконец произнесла: – Ну пока.
– Пока! – Я собралась вешать трубку и услышала обеспокоенное:
– Стой, стой, стой!
– Ну чего там еще?
– В следующее воскресенье у меня день рождения.
– Правда?
– Что за глупый вопрос? Конечно, правда. Мы тебя ждем… С хамелеоном. Приедешь? Обещай!
– За себя могу поручиться, а вот за него, – вздохнула я и, чтоб закончить уже наскучивший мне разговор, все-таки заверила: – Ну ладно, обещаю.
– То-то, – обрадовалась Таня и повесила трубку.
Я вышла из подъезда. Солнце уже перекатило далеко за полдень, и длинные тени причудливо исказили пропорции двора. Моего плеча кто-то коснулся, и я вздрогнула.
