Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 04"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

Соавторы: Нил Гейман,Олег Дивов,Дмитрий Володихин,Мария Галина,Владимир Гаков,Дмитрий Караваев,Тимофей Озеров,Сергей Питиримов,Майкл Фрэнсис Флинн,Эдмунд Купер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Крупный план

Мария Галина
О чем грустят китайцы

Если судить по предисловию к роману, Лю Сянь по материнской линии происходит из семьи дворян-белоэмигрантов, бежавших в начале 20-х от ужасов «красного колеса» в Харбин, по отцовской же – из интеллигентного китайского рода, насчитывающего 10 поколений чиновников. А потому не удивительно, что в потомке этих двух древ «чисто российская любовь к высокой словесности» причудливо сплелась с «медитативным восточным началом». Результатом и явился этот написанный хорошим русским языком роман безвестного доселе автора.

Структурно роман Лю Сяня «Ручей и лотос» (Издательство «Новая Космогония») имитирует форму дневника, якобы найденного автором на чердаке родительского дома в опустевшем прибайкальском поселке, куда сочинитель приехал хоронить бабку-китаянку. Весьма возможно (впрочем, вплоть до конца книги тайна так окончательно и не проясняется), что именно ее руке и принадлежит рукопись (разумеется, на китайском – автор представляет на наш суд перевод). Линия дневника перемежается с отступлениями в «здесь и сейчас», живописующими гибнущий поселок со всем жалким и колоритным его населением – бичами, рыбаками, охотниками. Писатель также рассказывает о загадочной девушке Лине, прибившейся на следующий после похорон день к рыболовецкой бригаде. Разумеется, по законам жанра между ней и автором (вернее, героем) завязывается роман; взаимное напряжение любви-ненависти заставляет героя задержаться в поселке дольше, чем он намеревался, и вечерами, от нечего делать, он под завывание баргузина, наметающего в окно ранний сентябрьский снег, разбирает записи, выполненные сначала изящным каллиграфическим письмом тушью на рисовой бумаге, затем – химическим карандашом в пожелтевшей амбарной книге, а далее – шариковой ручкой в тетрадке в клеточку… В конце концов потрясенный герой понимает, что рукопись, история которой насчитывает по меньшей мере пятнадцать веков, написана одним и тем же человеком.

Точнее, не человеком.

Перед нами записки лисицы-оборотня.

Не так уж часто нечеловеку доводится выступать в роли центрального героя произведения, да еще и рассказчика. Сразу приходит на память знаменитая «Маска» Ст. Лема и бессмертный андрогин Орландо интеллектуальной Вирджинии Вульф. Полагаю, что именно лавры Вульф и не давали покоя нашему автору – аллюзий на роман знаменитой американки более чем достаточно.

Исполнение, впрочем, не вполне безупречно, поскольку (что естественно) автор не может не сбиваться на психологический антропоморфизм. Но сама по себе попытка, безусловно, заслуживает внимания. Собственно, речь идет об исследовании природы человека. О попытке взглянуть извне на то, что мы воспринимаем лишь изнутри. И в данном случае инструментом исследования выступает существо, изначально не враждебное, но и отнюдь не дружественное виду хомо сапиенс – да и за что любить этих двуногих молоденькой лисице, чью матушку в незапамятные времена убил метким выстрелом из лука охотник Люй Ци, профессиональный борец с нечистой силой? Впервые мы знакомимся с ней, когда она, чудом спасшись от смерти, скрывается в зарослях тростника на озере Цюйнор. Вряд ли в ту пору к ней было применимо понятие «личность». Достоверно лишь ощущение огромного, чуждого и враждебного мира, в котором стрекоза и сосна над обрывом соразмерны друг другу… И, разумеется, самой пугающей частью этого мира остаются люди, одержимые бессмысленной, алогичной жаждой убийства, ненавистью к непонятному, чужому, не укладывающемуся в привычные рамки. «Потребовалось несколько сот лет, чтобы понять, что их тоже гложет страх, – пишет героиня, – страх, еще больший, чем мой, страх перед равнодушным или вовсе бездушным Неведомым». Лишь знакомство со старым даосом Чэнем примиряет ее с человечеством. Святой монах не меньше, чем перепуганный оборотень-подросток, чужд миру разрушительных страстей. Именно он учит Силлю (тоненькую веточку, как называет себя героиня) чтению и каллиграфии, а став правителем области и главным регистратором литературных творений при областной управе, дает ей возможность обрести свой дом и поближе познакомиться с пугающим и влекущим человечеством. Интересны их беседы о сущности человека – сам Чэнь уже не человек, ибо перешел в разряд небожителей, Силлю же еще не человек, поскольку не обрела «тени», иными словами – рефлексии. Действительно – есть ли человек некто, ходящий на двух ногах и имеющий человеческий облик? Или тот, кто может облекать свои мысли в слова? Или тот, кто способен сочувствовать ближнему? Или тот, кто способен на месть? Или тот, кто сознательно отказывается от мести? Недаром вскоре после ухода Чэня к Заоблачным Вратам Силлю, ставшая его единственной наследницей и духовной преемницей, получает возможность отомстить охотнику Люй, но эту возможность отвергает, поскольку Люй-прежний, Люй-убийца исчез, уступив место беспомощному старику. «Поток времени унес его прочь, потопил в своих тягучих перламутровых водах в тот самый миг, когда умирала на берегу этой великой реки моя мать, тщетно пытаясь перегрызть древко оперенной стрелы, насквозь пронзившей ее гибкое тело…»

С уходом (а фактически – со смертью) Чэня Силлю остается среди чуждых ей людей и не менее чуждых духов, притворяющихся людьми. Надо сказать, что среди последних колоритных персонажей гораздо больше – чего стоит одна дряхлая выдра-оборотень, профессиональная куртизанка, обучившая Силлю тонкостям обольщения мужской половины человечества. Эротика, присущая утонченным китайским новеллам, пронизывает страницы романа, посвященные любовным похождениям Силлю, избравшей, выражаясь современным языком, специальность «сексопатолога-практика», врачующего мужчин от застарелых комплексов, сначала – в качестве наемной феи в «Приюте лотосового отдохновения», затем – в роли любящей и любимой наложницы юного студента. Ставшая благодаря своему вековечному опыту великолепным знатоком человеческой природы, Силлю спасла от распада не одну семью, «консультируя» жен, к которым охладели мужья, помогая вновь вернуть первоначальное чувство…

Увы, чем ближе описываемые в дневнике события к нашему времени, тем больше они утрачивают свое первоначальное очарование. История любви рассказчицы с демоническим красавцем-белоэмигрантом, поэтом и кокаинистом излишне мелодраматична и слишком напоминает второразрядную русскую психологическую прозу, а трагические события первой мировой, Октябрьской революции, а потом и культурной невольно затмевают собой драматизм выдуманной биографии. Фрагменты дневника перемежаются в книге историей отношений автора и его новой возлюбленной – казалось бы, их связывает взаимная страсть, но Лина ведет себя странно: какая-то мрачная тайна кроется за ее внешней бесшабашностью. Является ли девушка воплощением все той же бессмертной лисицы-оборотня, решившей дать герою то, чего ему недостает более всего – ощущения полноты бытия, уверенности в себе? Или «земные», «сложные» отношения двух обычных людей призваны подчеркнуть великодушие и щедрость нелюдя-лисицы? Похоже, автор сознательно пользуется приемом недоговоренности, оставляя простор для читательского воображения – точь-в-точь как мастер китайского рисунка по шелку.

Итак, перед нами на протяжении нескольких веков на фоне меняющихся исторических декораций разворачивается история души – познающей, прощающей и любящей. Хочу заметить, что в современной отечественной фантастике, увлеченной социальными моделями, психологический роман, да еще читающийся как увлекательный триллер, – явление редчайшее. Еще одно достоинство романа – его абсолютная несхожесть с многочисленными эпигонскими подделками «под Стругацких». Скорее, автора можно упрекнуть в излишнем уважении к модному Павичу и неисчерпаемому Борхесу.

Издательство «Новая Космогония», похоже, решило освоить пустовавшую до недавних пор экологическую нишу «массово-элитарной» литературы, где сюжет играет хотя и важное, но не основополагающее значение, уступая первенство «драме людей и идей». Такую литературу лучше читать в кресле, под торшером, с плошечкой сакэ под рукой…

Мария ГАЛИНА

Рецензии

Алексей Селецкий
Когда наступит ночь

Москва: ACT, 2000. – 384 с. (Серия «Звездный лабиринт»). 11 000 экз.

В последнее время с серией «Звездный лабиринт» творится что-то странное. Мало того, что в нее проникла фэнтези, для которой у ACT вроде бы есть отдельная резервация под названием «Заклятые миры», так она еще оказывается полукриминальным боевиком. Правда, мода меняется – вместо набившего оскомину бывшего «афганца» или «чеченца» на первый план вышел защитник Советского Союза от злобных братских народов, взявших столько суверенитета, сколько смогли – не то азербайджанцев, не то таджиков.

В остальном текст состоит из набора штампов – есть некий Древний Народ со сверхъестественными возможностями и некое Братство, хранящее его культуру от вырождения, а попутно истребляющее всякую нечисть, нелюдь и нежить. Презрительные упоминания о разных там Эрах Водолея и эльфийских битвах Света и Тьмы призваны подчеркнуть, насколько у этих Древних все по-настоящему круто и вообще «чисто конкретно». Главный герой, разумеется, «волк-одиночка», которому предлагают сделаться воином этого братства, а он, само собой, не желает терять свою свободу, за что и получает в конце концов промеж ушей. Главная героиня – его возлюбленная, – милая девочка из ролевой тусовки, тоже на досуге балующаяся магией и поющая под гитару песню на стихи Марии Семеновой, разумеется, про оборотня. Последнее вгоняет в особую тоску: похоже, после выхода «Волкодава» могуче-колюче-несчастные всерьез поверили, что именно они-то и есть заветная девичья мечта…

Впрочем, отсутствие логики в тексте вгоняет в не меньшую тоску. Если Древняя кровь составляет прослойку едва ли не в треть населения, причем не только у нас, но и в Европе, если давно уже существуют западный и славянский стили Древнего ведовства – «о какой культуре вы ведете разговор», как поет Тимур Шаов? А если у Древних было и есть так плохо с воинами, то почему все описанные в романе Древние действуют как хорошо подготовленные спецназовцы? Честное слово, разборок с применением холодного оружия в тексте куда больше, чем магических поединков – причем разборок именно между чародеями! Да и вообще, если магический ритуал можно прервать автоматной очередью – грош цена такой магии вне зависимости от цвета.

Наталия Мазова

Евгений Прошкин
Война мёртвых

Москва: ЭКСМО-Пресс, 2000. – 384 с.

(Серия «Российская боевая фантастика»). 10 000 экз.

Тихону всего шестнадцать, а его уже мутит от приторно-ненастоящего общества, в котором ему предстоит жить. В кустах возле летнего лагеря встречается вербовщик, предлагает поучаствовать в другой игре. Подросток с готовностью соглашается и становится курсантом секретной военной школы Конфедерации. Потом стремительно, за считанные месяцы, делает военную карьеру.

Фантастический антураж «вечной войны» знаком читателям Хайнлайна и Холдемана. Смертельная схватка с инопланетной расой, мирные жители гибнут целыми планетами, военная муштра призвана уничтожить в солдатах все человеческое. Кстати, будущих бойцов здесь специально подбирают из числа изгоев с суицидальными наклонностями – без таких наклонностей оператор не сможет прервать дистанционный контакт с боевым роботом, который находится под его управлением.

Внешний вид робота знаком игрокам в «Starcraft» (тот самый, который с пушками вместо рук). Да и вся книга похожа на новеллизацию компьютерной игры. Примечательно бесчувствие главного героя: смерти, беды, несчастья (причиной некоторых становится он сам) у него не вызывают никакого эмоционального отклика, как если бы все происходило на экране монитора. И написано все это гладко, быстро, без надрыва. Короче, написано профессионально.

Конечно, в тексте много элементов, типичных для новичка («Война мертвых» – дебютная книга автора), однако результат значительно превосходит общий уровень боевиков, характерный для сегодняшней российской фантастики. Здесь есть психологическая достоверность – как в описании мотивации поступков героя, так и в изображении «военной машины».

Серьезное знакомство с традициями НФ помогло автору преодолеть границы вульгарного жанра новеллизации «игрушек» и создать текст, богатый оригинальными находками и сопоставлениями. Например, можно увидеть в романе отражение судьбы многих инженеров «оборонки», в свое время погнавшихся за романтикой или за бытовым комфортом и оказавшихся сегодня на обочине. Мятежи сепаратистов, как и положено, начинаются с крупномасштабных провокаций. А финал романа – описание сообщества людей, чьи души-психоматрицы навсегда переселены в роботов – близок трагическому романтизму раннего Желязны.

С первой же страницы роман привлекает и своим языком – ясным, связным, не содержащим лишних эпитетов и иного словесного мусора.

Нетрудно заметить стремление автора максимально ограничить круг действующих лиц. Можно относиться к этому как к признаку слабости новичка, но можно интерпретировать иначе – как метафору текущего состояния отечественной фантастики. Главный герой не одинок в своей апатии и отвращении ко всему социальному. Его позицию разделяют многие фантасты: не в силах сформулировать видение общества будущего, они лелеют свои комплексы, с головой погружаясь в глубины человеческой психики. Или просто играют в «Starcraft».

Сергей Некрасов

Дэн Симмонс
Песнь Кали

Москва: ACT, 2000. – 384 с.

Пер. с англ. В. Малахова – (Серия «Темный город»). 5000 экз.

Если вы берете эту книгу в предвкушении новых откровений в духе «Гипериона» – лучше сразу отложите ее в сторону. Перед вами совершенно другой Симмонс. Автор добротных и, не побоимся этого слова, знаковых произведений научной фантастики на сей раз предстает в несколько ином, пугающем качестве.

Если можно сформулировать суть романа «Песнь Кали» в двух словах, то вот они: цивилизационный шок.

Можете себе представить реакцию сытого, ухоженного американца, внезапно увидевшего не туристические красоты Тадж Махала или Каджураха, а сразу и без подготовки оказавшегося в человеческом водовороте Калькутты конца 70-х, когда Индию раздирали политические, экономические и прочие неурядицы, а на первом месте стояло элементарное выживание?

В романе есть приключения, загадки, тайны, невероятные и ужасные события… Подозрительный тип с характерным именем Кришна морочит герою голову, мистические трактовки событий в итоге оказываются элементами преступного замысла, однако грозная богиня Кали тоже фигурирует в полный рост. Но не они составляют канву повествования. История редактора Роберта Лузака, который отправился в Индию почему-то вместе с женой и малолетней дочкой в поисках некоего не то давно умершего, не то еще живого автора, густо замешана на грязи, крови и мрачной удушливой атмосфере непонимания логики событий. Впрочем, ближе к финалу герой начинает медленно осознавать, что умом Восток не понять, а ежели в него просто верить, то можно доиграться…

Приобрести и прочитать эту книгу рекомендуется только фанатам Симмонса, для которых каждое его слово – откровение. Для читателя со здоровой психикой лучше поберечь свои нервы.

Известно, что Симмонс в свое время посещал Индию. Результат, как говорится, налицо.

Павел Лачев

Юрий Никитин
Баймер

Москва: Центрполиграф, 2001. – 507 с. (Цикл «Страныые романы»). 12 000 экз.

Роман Юрия Никитина заметно отличается от всего написанного ранее. Здесь все другое – жанр, манера, герой, предполагаемый читатель. Начнем с жанра: перед нами вообще не фантастика. «Баймер» – это добротный реалистический роман, сам автор называет его «производственным». На сей раз – ни стрельбы, ни драк, ни монстров…

Фабула проста: молодого талантливого компьютерщика, прозябавшего в бедности и безвестности, нанимает на работу богатый и влиятельный бизнесмен – не то олигарх, не то мафиозный авторитет. Юноша с энтузиазмом включается в работу, приобщает окружающих к высоким технологиям, потом с подачи хозяина организует команду для написания крутейшей компьютерной игры, и все у них получается. Есть тут и любовная линия, и немного интриги, но в целом перед нами – трудовые будни «человека будущего», коим себя считает главный герой.

Общая ироническая стилистика вполне соответствует авторскому замыслу. Героев никак не назовешь марионетками, они получились вполне живыми, причем сравнительно спокойный темп романа дает возможность вникнуть в их психологию. Заметим, однако, что не знакомым с компьютерами читателям придется поначалу трудновато: роман перегружен специфической терминологией, хотя автор по мере возможности занимается «популяризацией».

Что же касается идеи, пронизывающей роман, то здесь неизбежен веер читательских оценок – от возгласов одобрения до явного отторжения. Идея незамысловата: никакой связи времен не существует, прошлое с его культурой, традициями, духовными исканиями необходимо отбросить, дабы войти в «интернетовскую эру», воспринимаемую как грядущее царство абсолютной свободы, в противоположность тупому прошлому и гнилому настоящему. Особо достается интеллигенции, которая у всех мало-мальски положительных героев романа вызывает идеосинкразию и которая оказывается виновата во всех бедах нашей страны. Но продвинутые герои понимают, что сам собой старый мир не отомрет, ему необходимо в этом помочь, чем, собственно, и завершается повествование.

В любом случае эту книгу стоит прочитать. При всей ее спорности уровень текста на порядок выше, чем в обильно выпекаемой ранее Никитиным псевдославянской фэнтези. Да и проблема затронута действительно актуальная. Никто уже не сомневается, что высокие технологии преобразят наш мир. Только вот кем он окажется, «хомо интернетус» – гигантом духа или грядущим Хамом?

Виталий Каплан

Евгений Харитонов
Наука о фантастическом: библиографический справочник

Москва: Мануфактура, 2001. – 240 с. 2000 экз.

Что ожидают от рецензента, пишущего о «биобиблиографическом справочнике», читатели литературного журнала – в подавляющем большинстве никак не библиографы? Полагаю, менее всего – подробного, обстоятельного разбора достоинств или недостатков книги. Для этого существуют специальные издания; да и рамки короткой рецензии, увы, не дают развернуться. Поэтому для «простых» любителей фантастики – не анализ книги, не список придирок, а добрый совет: если сможете, приобретите эту книжку. Много места на полке не займет, а пользы будет поболе, чем от иных НФ-романов в кричащих обложках. Что касается коллег Евгения Харитонова – критиков, библиографов, исследователей (к коим относится и рецензент), то для них это даже не совет, а императив: на чем ином, кроме как на подобных изданиях, держится наша «критическая» песочница?

И пусть не смущает подзаголовок. Книга Евгения Харитонова лишь наполовину библиография, справочное руководство. Хотя, к примеру, предпринятая им попытка создания отечественного «who's who in fantastikovedenie» – затея пионерская, а потому заслуживающая уважения и элементарной благодарности (увы, собственный опыт подсказывает, что не дождешься…). Но еще более интересной представляется вторая «половина» – явные или неявные размышления автора по поводу того, что, за неимением адекватного термина, пока для простоты именуется «фантастиковедением». Во всяком случае, как ни пытается автор уйти от оценок творчества коллег, полностью это ему не удается. Евгений Харитонов – не бесстрастный прибор-самописец, ему есть что сказать по поводу разложенного по полочкам «эмпирического материала», и как раз эти-то оценки и выводы – пусть субъективные, даже спорные – делают книгу интересной, обязательной (the must, как говорят американцы) для широкого круга любителей фантастики, а не одних коллег-библиографов.

Вл. Гаков

Александр Громов
Тысяча и один день

Москва: ACT, 2001. – 384 с. (Серия «Звездный лабиринт»). 11 000 экз.

«Проигрывает тот, кто забывает: под этими звездами нет ничего вечного, есть лишь долговременное», – так пишет Александр Громов в своей последней книге.

Вот уже несколько лет этот московский писатель умело притворяется, будто пишет романы, в действительности же он автор одного очень большого художественного исследования о конце человечества, разбитого на ряд тем. Раздел «Мягкая посадка», тема: конец неизбежен. Раздел «Год лемминга», тема: биологические механизмы регулирования популяции людей от гибели не спасут, поскольку их подавят механизмы социальные. Раздел «Шаг влево, шаг вправо», тема: возможно, катастрофа придет не в виде всеобщей войны или экологического катаклизма, а в варианте рая для идиотов. Раздел «Запретный мир», тема: крушение было запрограммировано изначально, оно заложено в самой человеческой природе. Наконец, раздел «Тысяча и один день», тема: крах может быть отсрочен в силу причин, которые сейчас невозможно предвидеть – например, наступление глобального матриархата, садистски жестоко подавляющего все маскулинное и наводящего железный сытый порядок по всей планете. Здесь же, в последней книге Громова, из-под одного «раздела» выглядывает второй: а ради чего, собственно, выживать? Простое воспроизводство рода человеческого и достижение материального комфорта – слишком ничтожные ценности, чтобы цепляться за них, избегая летального исхода. «…Очень многим кажется, что цель давным-давно найдена: жить. Просто жить. Вся наша цивилизация (т. е. цивилизация матриархата – Д.В.) построена на этом принципе: продлить себя в бесконечность, а там будь, что будет».

Человечеству нужна сверхценность, которая оправдает существование каждого. Тогда жить действительно стоит. Александр Громов не дает прямого ответа на вопрос, какая именно сверхценность подойдет. На последних страницах романа содержится робкая подсказка: может быть, творчество?

Дмитрий Володихин