Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 04"
Автор книги: Марина и Сергей Дяченко
Соавторы: Нил Гейман,Олег Дивов,Дмитрий Володихин,Мария Галина,Владимир Гаков,Дмитрий Караваев,Тимофей Озеров,Сергей Питиримов,Майкл Фрэнсис Флинн,Эдмунд Купер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
Джейн Остин отличалась удивительно мягким характером. Она всегда такой была. Тихой и робкой, легко впадала в уныние. Для спокойствия она нуждалась в самых простых вещах, простых и абсолютно недостижимых: стабильности и безопасности. А Майкл открыл им эти ужасные тайны, а потом они нашли библиотеку и книги… И вот умер Гораций. Жизнь, которая сначала казалась странным сном, превратилась в самый настоящий кошмар.
Джейн Остин жила в крошечном замкнутом мире, вокруг которого простиралась пугающе неизведанная Вселенная. Девушка старалась, насколько могла, скрывать свое паническое состояние от Майкла и Эрнеста, но с Эмили она делилась дурными предчувствиями.
Со времени первого посещения библиотеки Эмили и Джейн много часов проводили вместе. Впрочем, у них не было выбора, поскольку Майкл, Эрнест и Гораций занимались делами, о которых им знать не следовало. Для всеобщего спокойствия.
Джейн была знакома и с другими хрупкими, некоторые из них ей нравились. Например, Дороти Вордсворт, Мэри Кингсли и Элизабет Барретт, но она считала, что никому не может доверять – только Эмили.
На следующий день после гибели Горация, когда закончились занятия в школе, подруги встретились в Сент-Джеймсском парке. Майкл решил, что никто, кроме членов Семьи, не должен знать о смерти Горация. Однако соблюдение тайны оказалось непосильным грузом для Джейн Остин.
Стоял прохладный серый день, и в парке почти не было гуляющих. Эмили и Джейн сели на скамейку и принялись наблюдать за тем, как на покрытой рябью поверхности озера возникают фантастические отражения двух резвящихся уток. Эмили принесла с собой «Грозовой перевал». Майкл и Эрнест научили ее читать, и она одолела уже половину книги. Иногда у нее возникало диковинное ощущение, будто она и есть автор книги. Порой ей казалось, что она чувствует, как ледяной ветер обжигает лицо, когда она любуется бесцветными пейзажами йоркширских пустошей, заросших вереском.
Эмили остро чувствовала, как напряжена и несчастлива Джейн, и попыталась отвлечь ее рассказом о головокружительных приключениях героев книги.
Джейн довольно долго молчала, а потом сказала:
– А знаешь, Джейн Остин тоже писала романы. У Эрнеста есть «Краткий оксфордский справочник английской литературы»… Мы все там – ты, я, Элизабет Барретт, Дороти Вордсворт. Мы пойманы в сети крошечных черных значков на бумаге. – Она разрыдалась.
Эмили обняла ее за плечи, пытаясь успокоить.
– Милая, ну не стоит так расстраиваться. Лично я рада, что существовала еще одна женщина по имени Эмили Бронте, что жила она в необычном чудесном мире и смогла написать замечательную книгу. Я чувствую свою сопричастность… У меня даже возникает ощущение, будто я ее знаю и у нас есть что-то общее.
– У нас масса общего, – перестав плакать, грустно проговорила Джейн. – Обман, страх, неуверенность. Мы как маленькие зверьки, Эмили. Крошечные, беззащитные зверьки, запертые в огромной клетке. Кто-то держит нас здесь с какой-то целью, а когда он ее достигнет, животных уничтожат, а клетку выбросят на помойку.
– Майкл нашел выход, – сказала Эмили.
– Выход из одного кошмара в другой. Наверное, было бы лучше, если бы мы оставались в неведении. Теперь мы знаем, что Лондон это всего лишь кукольный городок. А еще мы знаем, что мир за его стенами населен чудовищами… я бы хотела, чтобы мы снова стали детьми, Эмили. Я бы хотела перевести стрелки часов… И сделать вид, что все в порядке. Все может быть в порядке, если сделать вид, что ничего не произошло. Может!
– Нет, Джейн, милая, только не для нас, – покачав головой, проговорила Эмили. – И не в мире, населенном сухарями и хрупкими. Ты же понимаешь, что иначе быть не могло.
– Как ты считаешь, люди имеют право решать, что им делать со своей жизнью и с собой? – спросила Джейн.
– Мы все должны свободно принимать такие решения. Я думаю, именно этого и добиваются Майкл с Эрнестом – только сначала хотят выяснить, что с нами в действительности происходит.
– Сомневаюсь, что Гораций придерживался таких же взглядов. Он просто ненавидел сухарей… Мне пора идти, Эмили. Мои… они будут задавать вопросы, если я задержусь. Я ненавижу вопросы. И… когда на меня давят.
– Мне тоже пора бежать. Я хочу выбраться из дома, чтобы встретиться сегодня вечером с Майклом, хотя бы ненадолго. Увидимся завтра, Джейн. Постарайся не расстраиваться… Когда я ложусь спать, то всегда стараюсь думать о чем-нибудь приятном. Всегда, с самого детства.
– Да, – сказала Джейн, поднимаясь со скамейки. – Хорошая мысль – засыпать, думая о хорошем… Если ты увидишь Эрнеста раньше, чем я, ты выполнишь одну мою просьбу?
– Конечно.
– Поцелуй его за меня и скажи, что я буду любить его всю жизнь.
Эмили удивленно на нее посмотрела, а потом ответила:
– По-моему, будет лучше, если ты сама ему скажешь.
Джейн улыбнулась.
– Наверное, так было бы лучше, но я очень стесняюсь. Обещай, Эмили.
– Хорошо, обещаю.
– Спасибо. – Джейн поцеловала ее в щеку, затем в губы. – Второй для Эрнеста, – весело проговорила она и, взглянув на гладкую поверхность воды, вздохнула. – Хорошо бы мы всю жизнь оставались такими же глупыми и безмозглыми, как утки, плещущиеся в воде.
Она быстро повернулась и зашагала прочь.
Поздно вечером Джейн Остин решила принять ванну. Она вставила вилку электрического обогревателя в розетку и, привязав к нему веревочную петлю, установила его на краю ванны. Она включила воду, сняла одежду и забралась в ванну. Устроившись поудобнее, Джейн закрыла глаза и принялась думать о разных приятных вещах. Через некоторое время, так и не открыв глаза, она высунула одну ногу из воды и нащупала веревочную петлю. Зацепившись за нее пальцами, Джейн резко дернула, и обогреватель свалился в воду.
Глава 27– Я не думал увидеть тебя сегодня вечером, – сказал Майкл. – Мне просто захотелось погулять. Не могу смотреть на сухарей, которые притворяются людьми… Как ты, Эрнест? Как ты себя чувствуешь?
– Не волнуйся за меня, – серьезно проговорил Эрнест. – Моя боль о Джейн со мной. Наверное, придет время, и я смогу горевать по-настоящему, но не сейчас.
Было темно, они стояли на мосту Ватерлоо, внизу тихонько шелестела Темза.
– Мне жаль… так жаль, что она нам ничего не говорила, – сказал Майкл. – Почему даже Эмили ни о чем не догадалась?
Эрнест мягко улыбнулся.
– Может быть, Джейн нам говорила, много раз… только мы не поняли, словно она вдруг перешла на чужой для нас язык. Но даже если бы и поняли, разве мы имели право ей мешать?
– Мешать – нет. А вдруг нам удалось бы ее убедить не делать этого.
Эрнест покачал головой.
– Давление. Эмоциональный шантаж. Нет… Джейн была права. Она сохранила свою свободу – так, как умела.
– Эрнест, – проговорил Майкл, положив руку на плечо друга, – иногда рядом с тобой я кажусь самому себе маленьким ребенком.
– Порой я и сам чувствую себя маленьким ребенком. Вот сейчас как раз такое время… Знаешь, Майкл, когда увеличивается давление и растет напряжение, трагедии неминуемы. Мы слишком много и одновременно слишком мало знаем. Нам известно, что Майкл Фарадей и Эрнест Резерфорд были учеными, Гораций Нельсон – моряком, а Эмили Бронте и Джейн Остин писали романы. Нам известно, что у сухарей съемные головы, а за пределами Лондона обитают огромные ящеры. Нам известно, что мы, Майкл Фарадей, Эрнест Резерфорд и Эмили Бронте живые, потому что мы чувствуем боль. Нам не известно, как мы появились на свет и почему еще живы. Нам не известно, имеет ли этот громадный искусственный город какое-нибудь отношение к тому воображаемому миру, в который мы имеем наглость верить… Итак, продемонстрируем трусость и ничего не будем делать или продемонстрируем трусость и что-нибудь предпримем? Ты по-прежнему остаешься командиром нашего уменьшающегося отряда. Ты по-прежнему должен принимать решения.
Майкл тяжело вздохнул.
– Эрнест, а тебе не кажется, что я все испортил?
– Все уже было испорчено. Ты, по крайней мере, попытался в хаосе найти определенный план. Добьемся мы успеха или нет, искать все равно стоит.
– Мне не нравится твоя фраза: «уменьшающийся отряд». Теперь, насколько я понимаю, только мы трое знаем о том, что находится за границей Лондона. Но ведь вполне возможно, что другие хрупкие – люди, вроде Чарлза Дарвина, Бертрана Рассела или Джеймса Уатта – могли предпринять собственное расследование. А если они выяснили какие-то вещи, о которых мы даже не догадываемся?
– Насколько я помню, ни Дарвин, ни Рассел, ни Уатт не стремились научиться читать, – сухо заметил Эрнест.
– Верно, но это не мешает им проявить любопытство каким-нибудь другим способом… Ладно, используют они свои мозги по назначению или нет, не важно. Важно, что нас теперь только трое. Предположим, случится еще какое-нибудь несчастье – один или двое останутся обладателями знания, которое мы добыли. Предположим, Эмили. Какой страшный груз ляжет на ее плечи.
– И что ты предлагаешь?
– Положить конец тайнам и обману. Надо прекратить вести себя нарочито нормально в абсурдно неестественной ситуации.
– В таком случае, можешь предложить и нам покончить с жизнью.
– Да, мы рискуем, но у нас нет другого выхода… Эрнест, давай предположим, что где-то живет безумный ученый – совсем как в тех детских ужастиках, которые нам показывают. Давай предположим, что он обладает практически неограниченными возможностями и для достижения своей цели в состоянии создать искусственный Лондон…
– Ну, теперь мы и в самом деле отправились в мир фантазий, – сухо прокомментировал его слова Эрнест.
– А мы его никогда и не покидали, – возразил Майкл. – До тех пор пока мы, хрупкие, не знаем, что происходит, и ведем себя как бессловесные жертвы, эксперимент – или что там еще? – будет продолжаться. А если подопытным кроликам станет известно, что они его участники? Если они попытаются понять, каких целей намеревается достичь ученый?
– Эксперименту будет положен конец, – сказал Эрнест. – Подопытных кроликов уничтожат… Или выпустят на свободу… Но мы же совсем ничего не знаем, Майкл. Нам только удалось наткнуться на несколько загадок. А если мы вообще не на Земле?
Майкл молчал некоторое время, потом сказал:
– Я уверен только в одном. Очевидному отсутствию объяснения происходящего обязательно должно быть объяснение. – Он вытянул руки, словно пытаясь охватить весь Лондон. – Очень трудно поверить, что все это, включая и нас самих, создано для удовлетворения идиотского каприза. Должна быть разумная цель… Помнишь тот день, давным-давно – трудно даже представить себе, как давно – мы ходили в детский сад, и мисс Шелли рассказала нам легенду о Сверхчеловеке?
– Помню, – взволнованно ответил Эрнест. – Странно, что с тех пор никто о ней не вспоминал.
– Один раз отец ее упомянул, – сказал Майкл. – После того, как мы посмотрели «Унесенных ветром». Мы поссорились, потому что я задавал слишком много вопросов. В конце концов он предложил мне подумать над тем, а не правдива ли легенда о Сверхчеловеке… Знаешь, я вспомнил кое-что еще. Вдруг. В тот день, когда мисс Шелли рассказала нам легенду, отец спросил меня, как она мне понравилась. Но ведь я ему про нее ничего не говорил. Тогда как он узнал?
– Значит, ему было заранее известно, что нам ее расскажут.
– Значит, – сказал Майкл, – легенда очень важна. А что если наш безумный ученый и есть Сверхчеловек? Я не знаю почему, но мне вспомнился конец легенды. Сверхчеловек говорит: «Суть в том, кто одержит верх. Человек будет контролировать машины или машины человека». И еще: он отправляется спать на десять тысяч лет.
– Фантазии, – вздохнул Эрнест. – Фантазии, от которых мы все в конце концов спятим.
– Нет, Эрнест. Мы можем погибнуть… но смерть лучше, чем безумие. Завтра мы пойдем в нашу идиотскую школу в последний раз. Завтра мы в последний раз сделаем то, чего требуют от нас сухари.
– Подопытные кролики взбунтовались, – невесело рассмеялся Эрнест. – Мне нравится. Но сколько их будет, этих кроликов? Только два… или три?
– Все, кому надоело жить в клетке. Мы должны собрать хрупких и рассказать им все. Только не в школе. Как же это устроить?
Эрнест задумался на несколько минут.
– Думаю, можно сказать, что речь идет о жизни и смерти, и попросить их поклясться, что они не будут болтать.
– Ну, на это можешь не рассчитывать!
– И очень хорошо, – удивив Майкла, сказал Эрнест. – Ведь мы же хотим положить конец тайнам. Почему бы не предложить ребятам прийти в Гайд-парк? Добраться туда ни для кого не составит труда.
– Место подходящее – не хуже и не лучше любого другого. По правде говоря, очень даже хорошее место. Рядом с детским садом. Вся наша жизнь проходит за стенами детского сада… Ладно, пошли домой, Эрнест. В последний раз ляжем спать как заводные куклы. Мне нужно продумать мое завтрашнее обращение – если, конечно, ребята придут.
– Ну, кто-нибудь обязательно придет, – успокоил его Эрнест. – Из чистого любопытства… Майкл, а что случилось с хрупкими из школы в Северном Лондоне? Может быть, они попытались проделать нечто похожее?
– Я думаю, что в школе Северного Лондона, – вздохнув, заявил Майкл, – не было ни одного хрупкого. Одно из условий эксперимента. Вот и все.
Он посмотрел на небо: облака разогнал ветер, и появились звезды. «Интересно, – подумал Майкл, – над городом под названием Лондон на планете по имени Земля светят такие же звезды?»
Глава 28Здание детского сада было заброшено – пустое строение, выполнившее свою задачу. Оболочка, увитая плющом и вьюнками. Мавзолей прошедшего детства. Напоминание о том, как уходит время.
Майкл устроился на садовой ограде возле ворот. Он был один. Эмили и Эрнест – так он надеялся – уговаривали остальных хрупких прийти в парк и послушать то, что он собирается им сказать.
Майкл страшно замерз, несмотря на то, что светило солнце. Он остался наедине со своими пугающими мыслями и воспоминаниями, которые не давали никакого утешения. Несколько раз он принимался пересчитывать в уме имена знакомых хрупких. Сорок три. Всего. Как он ни старался, результат все время получался один и тот же. Ему казалось, что их должно быть больше. Намного.
Сорок три хрупких во всем Лондоне! А сколько сухарей? Пятьсот, тысяча, две? Сосчитать невозможно. Но их оказалось достаточно для выполнения поставленной перед ними задачи. Достаточно, чтобы заставить хрупких поверить… по крайней мере, на время…
Майкла начала бить дрожь – воздух был теплым, но пугающие мысли и чувства сковывали его ледяным холодом. Сидя на стене, он вспомнил день, когда ребятишки в детском саду отправились собирать листья. И девочку, которая за ним шла, девочку с золотыми волосами по имени Эллен Терри. Майкл не забыл, как пытался от нее отделаться, потом убежать и, в конце концов, охваченный отчаянием, убить. Именно тогда он узнал, что сухаря прикончить совсем не просто. А мальчишка Гораций Нельсон спокойно посоветовал ему сбросить Эллен Терри из окна высокого здания, если он хочет с ней разделаться.
Бедняга Гораций! Он научился бояться и ненавидеть сухарей раньше всех остальных.
А еще Майкл вспомнил чудного маленького мальчика, кричавшего, что он ненавидит всех детей, потому что они не настоящие – ведь они не могут снять голову. Мальчугана, который отчаянно лягался и визжал, когда его вынесли из комнаты, и никто его больше не встречал.
Майкл поднял голову и увидел, что к детскому саду направляется сразу несколько компаний. Судя по количеству, Эрнест и Эмили добились гораздо большего успеха, чем он ожидал. Неожиданно Майкла охватил оптимизм. Впрочем, его радости не суждена была долгая жизнь. К нему приближались сухари. За ними следовали новые группы, еще и еще. Они подошли к Майклу и остановились в нескольких шагах от него, выстроившись ровным полукругом. Сухари молча ждали, что будет дальше.
Сухари смотрели на Майкла, их лица ничего не выражали. Неожиданно он почувствовал, что весь взмок. Полукруг медленно увеличивался, становился шире. Казалось, здесь собрались все сухари, которых Майкл когда-либо знал. Он увидел своих родителей и родителей других хрупких, учителей, сухарей, игравших роли статистов в парках и на улицах. Он даже заметил Олдоса Хаксли – только ведь Олдос Хаксли умер! А еще Артура Уэлсли – но ведь и его нет в живых…
Сухари стояли, молча уставившись на Майкла, и ничего не предпринимали. Его трясло от ужаса, отчаянно захотелось с диким криком броситься бежать, умереть. Но гордость заставила его остаться на месте. Майкл вытер пот со лба, надеясь, что сухари не догадываются о его состоянии.
Ожидание, безмолвие, казалось, растянулись, превратившись в бесконечность. Однако через некоторое время в парке появились новые группы людей – на сей раз это были хрупкие. Майкл настолько оцепенел, что даже не мог их сосчитать, впрочем, у него сложилось впечатление, что пришли все. Их тоже потрясло присутствие такого количества сухарей, они остановились позади толпы, опасливо поглядывая на Майкла.
Затем Эмили пробралась сквозь толпу и вышла вперед. За ней следовал Эрнест. И еще несколько хрупких. Их близость немного подбодрила Майкла и придала ему силы. Эмили улыбнулась, и ее улыбка каким-то непостижимым образом сняла оцепенение.
Майкл встал на стене, выпрямившись во весь рост. Как раз в этот момент появилась королева Виктория в своем автомобиле на воздушной подушке, который остановился позади выстроившихся полукругом сухарей. Из машины вышел сэр Уинстон Черчилль и подал королеве руку.
– Ну, молодые бунтовщики, – выкрикнул сэр Уинстон Черчилль неожиданно громким голосом, – мне доложили, что вы возомнили себя важными персонами и решили, будто вам позволено нести всякую чушь и смущать покой жителей Лондона. Ну давай, парень, выкладывай, что ты там собирался сказать, повесели нас. А потом мы все разойдемся по домам, потому что приближается время чая. Обрати внимание, молокосос, у нас демократия. Даже королева готова слушать твою болтовню – по крайней мере, некоторое время.
– Сэр Уинстон, – проговорила королева, – прошу вас, не стоит так строго разговаривать с молодым человеком. Свобода слова является одним из достижений ужасной войны, в которой мы сражались под знаменами справедливости.
Майкл удивленно на них уставился, но довольно быстро сообразил – они выбрали одну из стандартных схем «взять на испуг и высмеять». Сухари решили его дискредитировать и унизить в присутствии других хрупких. Именно таким способом и будет уничтожена правда.
Майкл посмотрел на Эрнеста и Эмили, заметил, какие у них белые испуганные лица, и вдруг понял, что уже не боится. Словно страх превратился в темный коридор, а он непостижимым и чудесным образом вышел из него на яркий солнечный свет.
– Ваше Величество, сэр Уинстон, – спокойно проговорил Майкл, – поскольку вы явились сюда без приглашения, я прошу вас соблюдать приличия и помалкивать. То, что я намерен сказать, предназначается для моих друзей.
По толпе пробежал ропот, раздались удивленные возгласы.
– Хо-хо! – прорычал сэр Уинстон. – Мальчишка с характером. А еще он утверждает, что здесь его друзья. Где же они?
– Например, мы, – прозвучал голос Эрнеста, который взял Эмили за руку и подвел ее к стене детского сада, чтобы встать рядом с Майклом.
– Майкл, иди сюда. Хватит выставлять себя идиотом! – рявкнул его отец.
– Вот-вот, – крикнул в ответ Майкл. – Вы, искусственные копии людей, пытались сделать из нас идиотов. Вы, сухари, у которых никогда не идет кровь. Вы хотели, чтобы мы вечно оставались детьми, вы пытались уничтожить нашу способность мыслить.
– Ваше Величество, – проревел сэр Уинстон Черчилль. – Я боюсь, что мы имеем дело с государственной изменой.
– Вы совершенно правы, сэр Уинстон, – резко заявил Майкл. – Вы действительно имеете дело с государственной, изменой. Я выступаю против тюремных стен. Я выступаю против тирании, которая пытается лишить нас способности самостоятельно мыслить. И главное, я выступаю против своего собственного невежества и вашего сознательного сокрытия истины. И, наконец, я намерен покинуть игрушечный город, который вы называете Лондоном.
А если вы мне помешаете или если я исчезну, мои друзья – настоящие люди, те, у кого в жилах течет кровь – поймут, что произошло. И если это случится, вашим планам не суждено будет сбыться… Нас совсем немного. Вы можете без проблем уничтожить всех хрупких. Но вы не станете этого делать, потому что тогда ваше существование потеряет всякий смысл и цель. Вы будете только кучей полезных машин.
– Сэр Уинстон, – сердито заявила королева. – Я больше не желаю слушать… оскорбления. Нам следует покинуть общество этого безумца. Я предлагаю всем честным гражданам последовать нашему примеру.
– Мерзавец! – выкрикнул сэр Уинстон Черчилль. – Ты еще пожалеешь! Я посоветую королеве вызвать стражу.
– А еще посоветуйте королеве, – проговорил Майкл, – держаться от меня подальше. Посоветуйте всем сухарям держаться от нас подальше. С нас довольно!
Сэр Уинстон помог королеве Виктории сесть в автомобиль, а затем забрался в него сам, и они умчались прочь.
– Майкл Фарадей, ты мне больше не сын! – провозгласил отец. – Королева, разумеется, права. Все здравомыслящие люди не могут здесь больше оставаться и должны немедленно разойтись по домам. Останутся только предатели.
– Иди и подавись собственными клише, – спокойно предложил ему Майкл. – Ты свою роль сыграл. Если в твою задачу входило вырастить меня так, чтобы я поверил в истинность нереального мира, ты ее не выполнил.
Парами и по трое сухари начали медленно расходиться, кто-то бормотал себе под нос, кто-то делал угрожающие жесты, казавшиеся бессмысленно комичными. «И почему только я их боялся?» – удивленно подумал Майкл. А потом он понял… Это все шутка – самая потрясающая шутка на свете. Именно машинам, а не людям суждено поражение. Неудача эксперимента – или что там еще? – была предопределена с самого начала. Если машины подчинят себе хрупких, опыт провалится. Но и в противном случае результат точно такой же. Он мог оказаться успешным, только если бы хрупкие остались пассивными, нелюбопытными и не интересовались миром, который их окружает.
Майкл сосчитал оставшихся собратьев. Сорок два человека – и он сам.
Они смотрели на него – кто-то озадаченно, иные удивленно, некоторые улыбались, а на нескольких лицах Майкл увидел гордость.
Его охватило чувство сопричастности. «Вот мои братья и сестры, – подумал он. – Я из их числа, они такие же, как я. С этого момента фантазиям и притворству положен конец. С этого момента мы все будем делать вместе, не скрываясь».
Он спрыгнул со стены и взял Эмили за руку. Остальные хрупкие подошли к ним поближе. Чарлз Дарвин, Мэри Кингсли, Дороти Вордсворт, Джозеф Листер, Джеймс Уатт, Чарльз Бэббидж, Элизабет Барретт, Джон Далтон…
– Итак, – сказал Майкл, – мы единственные настоящие люди в городе, который нас научили называть Лондоном. Наконец мы можем разговаривать свободно и открыто. Мне кажется, нам нужно многое друг другу сказать и принять несколько важных решений. Что бы ни произошло в дальнейшем, наша жизнь изменилась навсегда.
