Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 04"
Автор книги: Марина и Сергей Дяченко
Соавторы: Нил Гейман,Олег Дивов,Дмитрий Володихин,Мария Галина,Владимир Гаков,Дмитрий Караваев,Тимофей Озеров,Сергей Питиримов,Майкл Фрэнсис Флинн,Эдмунд Купер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
Майклу приснился плохой сон. Он увидел себя вместе с другими детьми: Горацием Нельсоном, Эрнестом Резерфордом, Джейн Остин и Эмили Бронте – у каждого из них шла кровь, когда они падали и разбивали коленки. Все они были совершенно голые, а Майкл стоял ногами прямо в мягкой земле цветочного горшка. Большая комната, в которой они находились, напоминала оранжерею: сквозь большие стеклянные панели окон светило солнце.
Дети застыли в неподвижности среди кустов и высоких цветов. Периодически приходил садовник с громадной лейкой. Он поливал цветы, кусты и детей. Майклу хотелось с ним заговорить, однако он не мог открыть рот. И пошевелиться тоже. У садовника было лицо отца Майкла.
Когда садовник поливал детей, вода превращалась в кровь и стекала жуткими струйками по их маленьким бледным телам. Майклу показалось, что Эмили Бронте плачет кровавыми слезами. На лице Горация Нельсона застыла усмешка, а на губах блестели красные капли.
Майкл мучительно пытался раскрыть рот. Наконец ему удалось заговорить.
– Почему вы ухаживаете за нами, будто мы растения? – спросил он у садовника.
Садовник рассмеялся.
– Потому что вы не настоящие люди, – ответил садовник, и его голос эхом раскатился по оранжерее. – Вас нельзя сделать. Вас необходимо выращивать. Вы слабые. Если я не буду за вами ухаживать, вы увянете и умрете.
– А у настоящих людей идет кровь? – спросил Майкл.
Садовника позабавил вопрос Майкла.
– Настоящим людям не нужно, чтобы у них шла кровь, – прогремел его ответ. – Настоящие люди сделаны так, что у них не идет кровь.
Оранжерея превратилась в фабрику по производству кукол; и все дети, чьи ноги оставались в земле, наблюдали за тем, как на свет появляются игрушечные человечки.
Майкл увидел большие корзинки с руками, ногами, головами и туловищами. Люди в комбинезонах вынимали нужные части и составляли их вместе. Но как только куклы становились целыми, они превращались в детей, которые бегали, смеялись, прыгали и разговаривали.
Одной из них была Эллен Терри.
Она подошла к цветочному горшку, в котором стоял Майкл, и носилась вокруг него до тех пор, пока у Майкла не закружилась голова. Потом она остановилась перед ним и засмеялась.
– Ты не настоящий, – заявил она. – Майкл Фарадей не настоящий! Настоящий человек – я. Вы только посмотрите на кровь! Фу, какая гадость!
Майкл разозлился и испугался, но одновременно почувствовал, что его оскорбили. Страх и гнев придали ему сил. Неожиданно он выбрался из горшка и схватил Эллен. Он оторвал ей руки и отправил их в корзинку. Потом точно так же поступил с ногами…
Казалось, никто ничего не заметил. Люди в комбинезонах продолжали собирать кукол, которые мгновенно превращались в детей.
Лишенная рук и ног Эллен лежала на полу и, весело хохоча, смотрела на Майкла. Его охватила слепая ярость, он оторвал ей голову и метнул в ближайшую корзину с другими головами. Потом ударом ноги отшвырнул в сторону туловище. И опять никто не обратил на него внимания.
Тогда Майкл повернулся к остальным детям, стоящим в своих цветочных горшках. Красные кровавые пятна жуткими узорами украшали их тела.
Майкл подошел к Эмили Бронте. Она перестала плакать и улыбнулась ему. Он обнял Эмили и попытался вытащить ее из цветочного горшка.
И тут он услышал громкие крики. Повернувшись, Майкл увидел, как со всех сторон к нему спешат люди в комбинезонах. Они держали в руках ножи, иголки и булавки. А садовник размахивал огромными ножницами.
Майкл проснулся с громким криком.
В спальню вбежала мать. Она обняла его, и Майкл рыдал у нее на груди до тех пор, пока не понял, что он не в оранжерее и не на фабрике кукол, а лежит в постели, в своей спальне, где на столе стоит игрушечный поезд, а на тумбочке ровными рядами выстроились игрушечные солдатики.
Мать что-то говорила. Ее голос звучал успокаивающе, но Майкл не вслушивался в слова.
Потом пришел отец. Майкл не мог заставить себя посмотреть ему в лицо. Отец сказал, что очень глупо видеть плохие сны, и спросил, что приснилось Майклу. Однако тот ничего ему не рассказал.
Вскоре Майклу принесли чего-то горячего и сладкого. Майкл быстро выпил всю чашку, зевнул и почувствовал себя очень уставшим. Он улегся поудобнее и закрыл глаза. На сей раз ему ничего не снилось. Его окутал мрак.
Глава 7В полдень субботы, солнечный и ветреный, Майкл отправился запускать воздушного змея в Сент-Джеймсский парк. Он обрадовался, что ему разрешили пойти одному. В последнее время мать и отец часто отпускали его гулять без взрослых. Он вырос, стал старше. И поумнел, конечно.
Народу в парке оказалось совсем немного. По дорожке не спеша прогуливались две или три леди в длинных шуршащих юбках, с зонтиками в руках. Они беседовали с мужчинами в ярких спортивных куртках и канотье. Вокруг дети играли с обручами или в крикет.
«Все такое красивое, – подумал Майкл. – Даже слишком. Как на картинке. Или в кино».
Он швырнул своего воздушного змея в траву. Несмотря на теплое солнце, ему вдруг стало холодно. Кино! Да, он не раз видел такие же сцены в фильмах. Слишком уж безупречно все выглядит. Не по-настоящему!
Его детский ум не мог справиться с парадоксом. Все вокруг реально, должно быть реальным, но кажется каким-то придуманным! И люди тоже. «Да и весь мир, – вдруг подумал Майкл, – наверное, не настоящий».
Он вспотел, его била дрожь, на лбу выступил холодный пот. Ему стало очень страшно.
А потом он заметил Эмили Бронте, и в тот же миг страх исчез. Она сидела на траве на берегу пруда и плела венок из маргариток. Эмили, с ее темно-каштановыми волосами и большими голубыми глазами, была настоящей. Более того, Майкл не мог себе представить ничего столь же замечательно настоящего, как сидящая на солнце Эмили Бронте, плетущая венок из маргариток.
Майкл взял своего змея, подошел к Эмили и сел рядом.
– Привет!
– Привет, Майкл. Какой у тебя чудесный змей! Он летает?
– Да. Я покажу тебе. Его смастерил отец… А твой что-нибудь для тебя сделал?
– Мать шьет одежду для кукол. А отец однажды построил для них домик. Только я больше не люблю кукол.
Майкл немного помолчал. А потом смущенно спросил:
– Эмили, тебе все кажется нормальным?
– В каком смысле?
Он неуверенно махнул рукой.
– Парк, люди… То, как мы живем, – он запутался.
Эмили положила венок на траву и посмотрела на Майкла.
– Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь… Мы настоящие, и жизнь настоящая… я не понимаю.
– А как насчет различий? – с неожиданной силой произнес Майкл. – Между нами и ими?
– Мои родители утверждают, что мы еще недостаточно взрослые, чтобы понять, – спокойно ответила Эмили. – Они говорят, мы во всем разберемся, когда вырастем.
– Могу спорить, что большинство людей – такие, как они, – заявил Майкл. – Я уверен, большинство жителей Лондона – это они! А мы… мы другие, чужие. Они не сомневаются, что с ними все в порядке. А вот я… не знаю, все ли со мной в порядке… Извини, Эмили. У меня не хватает слов, чтобы выразить свои мысли.
Она положила руку ему на плечо.
– Не тревожься, Майкл. Не нужно огорчаться. Придет день, и мы все поймем. Я уверена.
Майкл пожалел, когда Эмили убрала руку и стала теребить траву.
«Интересно, – подумал он, – что она сделает, если я возьму ее за руку?»
Он решил проверить. Ничего не произошло. Эмили не возражала. Он держал ее за руку, а она улыбалась. Ему нравилось чувствовать ее ладонь, прохладную и нежную. Неожиданно Майкл вспомнил, что у Эллен Терри кожа ужасно жесткая.
– Я люблю тебя, – вдруг сказал он. – Я люблю тебя, Эмили Бронте.
Она рассмеялась.
– Ты милый. Я тоже тебя люблю.
– Я всегда буду тебя любить, – заявил Майкл, не осмеливаясь взглянуть на Эмили. – Всегда… Больше здесь некого любить.
– Разве ты не любишь своих родителей?
– Нет.
Эмили немного помолчала, а потом сказала:
– Я не уверена, что люблю мать и отца. Мне они нравятся, но я их не люблю. Странно, правда?
Майкл смутился и выпустил ее руку.
– Ты умеешь читать? – спросил он.
– Нет. А ты?
– Я все время прошу научить меня, – взорвался он, – но они утверждают, что в этом нет нужды. Повторяют, что мне нужно немного подрасти. Говорят, будто я могу выяснить все, что меня интересует, просто задавая вопросы. Но у меня не получается. Я хочу научиться читать сейчас. Хочу найти книги и узнать, что означают слова… Ты ведь видела книги в фильмах, не так ли? Целые ряды книг – без картинок. Книги, полные разных слов.
– Мне кажется, тебе скоро разрешат, – сказала Эмили, стараясь его успокоить. – Наверное, я бы тоже хотела читать. Но я могу подождать.
– Она улыбнулась. – Если никто нам не поможет, мы научимся сами, когда станем достаточно взрослыми, чтобы понять, что нужно делать.
– Достаточно взрослыми! – с горечью повторил Майкл. – Они постоянно так говорят – когда мы станем достаточно взрослыми… А я хочу разобраться во всем сейчас!
Послышался далекий гром. А потом еще и еще.
Эмили посмотрела в небо и захлопала в ладоши.
– Ой, смотри, Майкл, – воздушный налет!
– Мне пришла в голову одна мысль, – задумчиво проговорил Майкл. – Воздушные налеты почти всегда случаются по субботам. Странно. Очень странно.
– Может быть, пойдем домой? – спросила Эмили.
– Зачем? Силовое поле нас защищает… Взгляни на дирижабль! Ракеты должны были разнести его на куски. Может быть, он настолько велик, что имеет собственное силовое поле?
Высоко в небе медленно пролетал дирижабль. Трассирующие пули врезались в него, не причиняя никакого вреда. Появились немецкие и британские истребители; начался воздушный бой. Немецкий триплан сделал мертвую петлю и оказался на хвосте британского биплана. Биплан взорвался – короткий и эффектный фейерверк. Потом в воздухе столкнулись «Спитфайр» и «Мессершмитт» и по спирали устремились вниз, словно подстреленные птицы, оставляя за собой черные полосы в небе. Реактивные истребители помчались навстречу друг другу, небо прочертили неровные белые полосы. Дирижабль продолжал свое величественное движение над Лондоном, словно его существованию ничто не угрожало.
Майкл и Эмили завороженно наблюдали за воздушным боем. Впрочем, все, кто оказался в этот момент в парке, не сводили с неба глаз. Майкл не сомневался, что грандиозное сражение не оставило равнодушным ни одного лондонца.
«Как похоже на сцену из фильма», – вновь подумал Майкл.
Ни один из сбитых самолетов не рухнул на Сент-Джеймсский парк. Отец Майкла объяснил ему, почему так происходит. Силовое поле защищает весь город. Оно абсолютно надежно.
И все же сбитые самолеты летели вниз. Казалось, будто они падают на Лондон. Но этого не могло произойти, потому что силовое поле защищало город.
Майкл попытался представить себе невидимый перевернутый аквариум для золотых рыбок, по гладким стенкам которого соскальзывают обломки самолетов. Может быть, Лондон окружен кучами сбитых машин.
Майкл не знал, почему, но происходящее показалось ему каким-то неправильным. А самолеты продолжали падать на город.
Новые взрывы, новые вспышки… Наконец воздушный бой прекратился – так же внезапно, как и начался. Небо очистилось, дымные следы постепенно исчезали.
Да, очень похоже на сцену из фильма. Майкл больше не радовался тому, что держит Эмили за руку. У него на лбу вновь выступил холодный пот. Его трясло.
Глава 8Холодный осенний вечер. На западе еще видны алые полосы облаков на фоне лазури; однако яркие звезды пронзили небо, словно холодные рапиры огня.
Майкл шагал по Мэлл [18]18
Улица в центральной части Лондона, ведущая от Трафальгарской площади к Букингемскому дворцу.
[Закрыть]. Ему следовало быть дома еще до заката, и отец будет недоволен, когда он вернется. Но Майкл любил гулять по вечернему темному Лондону: фонари, тишина, пустые улицы его завораживали.
Впрочем, Майкл оказался на Мэлл не один. Неподалеку от Букингемского дворца он заметил двоих людей.
Они шли ему навстречу. Вскоре, когда они оказались в круге света, отбрасываемого уличным фонарем, он их узнал. Майкл так удивился, что даже не испугался.
– Парень, тебе следует отправляться в постель. Всем детям давно полагается быть дома! – весело сказал сэр Уинстон. – Не сомневаюсь, что твой добрый отец задаст тебе взбучку.
– Да, сэр, – ответил Майкл. – Мне очень жаль. Я уже иду.
Королева Виктория была одета в свое обычное черное платье; на плечи наброшена шаль. Ее голову украшала корона. Она посмотрела на Майкла сверху вниз.
– Сэр Уинстон, представьте мне мальчика.
– С удовольствием, мадам. – Затем он спросил у Майкла: – Как тебя зовут, малыш?
– Майкл Фарадей.
– Ваше Величество, – сказал сэр Уинстон, – имею честь представить вам одного из ваших юных подданных, Майкла Фарадея.
– Добрый вечер, Ваше Величество, – сказал Майкл, пытаясь поклониться. – Очень сожалею, что огорчил вас.
Королева Виктория засмеялась.
– Мальчик думает, что он нас огорчил, сэр Уинстон.
Теперь заулыбался сэр Уинстон.
– Всякий нормальный мальчишка огорчает окружающих, мадам. Такова их сущность. А потом они вырастают, и неприятностей от них становится значительно больше. Не так ли, Майкл?
– Да, сэр. Наверное, сэр.
– Мальчик, – спросила королева, – что ты намерен делать, когда вырастешь?
– Я хочу научиться понимать, – не подумав, ответил Майкл.
– Ты хочешь научиться понимать?
– Да, Ваше Величество.
– А что ты хочешь понять?
– Все, – с отчаянием ответил Майкл. – Я хочу понимать людей. И машины… я… хочу знать все, что возможно понять.
Королева погладила его по голове.
– Ты хочешь многого, мальчик.
Сэр Уинстон расхохотался.
– Ты хочешь стать моряком, приятель?
– Нет, сэр.
– Авиатором?
– Нет, сэр.
– Может быть, астронавтом?
– Нет, сэр… я просто хочу понимать.
– А разве ты не мечтаешь воевать с немцами, сбивать дирижабли, программировать ракеты?
– Нет, сэр. Я хочу узнавать новое.
– Странный ребенок, – задумчиво проговорила королева Виктория. – Но ведь все дети странные, не так ли, сэр Уинстон?
– Вы правы, мадам. Так оно и есть.
– Я вспомнила, сэр Уинстон, – продолжала королева, – что хотела просить вас передать мои поздравления генералам Гордону, Китченеру и Монтгомери… они тоже, несомненно, были когда-то детьми. – Она повернулась к Майклу. – А сейчас иди домой, Майкл Фарадей. Иди домой и быстро ложись в постель. Передай родителям, что тебя задержала королева Виктория.
– Да, Ваше Величество. Благодарю вас.
– Мы ведь победим в войне, не так ли, мальчик? – неожиданно спросил сэр Уинстон.
– Я не знаю, сэр. Надеюсь.
– Надеюсь, – сэр Уинстон улыбнулся. – Он не знает! А теперь беги, мальчик. Поспеши! Торопись! Королева отдала тебе приказ.
Майкл побежал. Он мчался по Мэлл, слушая, как ботинки стучат по холодному тротуару. Потом он остановился и оглянулся. Королевы Виктории и сэра Уинстона уже не было видно.
Он посмотрел на звезды, и на мгновение ему вдруг показалось, что они – единственная реальность во всей Вселенной.
Глава 9Шло время. Война продолжалась. Выпуски новостей сообщали, что конфликт распространился на Северную Африку, Индию и Китай.
Шло время. Лондону по-прежнему ничто не угрожало. Остался позади детский сад. Начались занятия в средней школе.
Шло время. Майкл Фарадей взрослел. Его голос уже не был детским. Губы Эмили Бронте стали пухлыми, и Майкла влекло к ним. Ее тело соблазнительно округлилось.
Шло время.
Ощущение необычности происходящего усилилось.
В детстве Майкл чувствовал себя ужасно одиноким, ему казалось, будто он один знает, что им не говорят всей правды. Порой его охватывало отчаяние, и он был готов поверить в собственное безумие или в то, что его сознание неверно отражает окружающий мир, а на самом деле все в полном порядке. Однако Майклу никак не удавалось убедить себя в том, что изъян в нем самом. По какой-то необъяснимой причине, без всяких на то доказательств, он не сомневался, что «настоящая» жизнь есть лишь проекция истинной реальности, за которой скрывается нечто большее, а он просто недостаточно умен или силен духом, чтобы взглянуть действительности в глаза.
Однако дети становились старше – дети, у которых текла кровь, – и Майкл обнаружил, что не он один ставит под сомнение реальность окружающей жизни и разумность бытия. Эрнест Резерфорд, худой, даже хрупкий юноша, был его ближайшим другом. Эрнест обладал оригинальным умом и замечательным воображением. Ему удавалось сформулировать гипотезы и вопросы, которые становились очевидными, как только он произносил их вслух; и Майкл постоянно поражался, почему он сам до этого не додумался.
Именно Эрнест предложил общее имя для детей и взрослых, у которых не текла кровь. Он назвал их сухарями.Эрнест придумал название и для тех, у кого шла кровь – хрупкие, потому что, как он говорил, их легко сломать. Эрнест первым обратил внимание на то, что все известные им хрупкие примерно одного роста и возраста (сухари всегда уклончиво отвечали на вопросы, связанные с возрастом). А еще, что им никогда не встречались маленькие или взрослые хрупкие. Эрнест заметил, что ни в одной семье нет больше одного хрупкого. В результате он установил, что на каждого хрупкого приходится около десяти сухарей.
Благодаря Эрнесту Майкл почувствовал уверенность в себе. Он помог его уму раскрыться, а также способствовал выявлению качеств личности, поразивших всех и сделавших Майкла лидером.
Они часто ходили друг к другу в гости и много времени проводили вместе. В школе Майкл и Эрнест добились того, что их начали учить грамоте. Как ни странно, другие хрупкие не слишком стремились к новым умениям. Они не понимали, зачем им это. Есть фильмы, радио и телевидение. Есть учителя и родители, которые отвечают на вопросы и объясняют, как устроен мир. Кроме того, книг было ничтожно мало. В результате Майклу и Эрнесту еще сильнее захотелось научиться понимать, что в них написано. Немаловажное значение имел и тот факт, что никто из сухарей чтением не интересовался.
Школа занимала просторное здание на улице Короля Карла, неподалеку от Стрэнда. Ее посещали сто учеников, с которыми занимались десять учителей. Дети учились рисовать, лепить, шить одежду, готовить, петь, танцевать; играть в футбол, хоккей, теннис и крикет; делать игрушки, мебель и украшения; вязать, поддерживать вежливую беседу с представителями противоположного пола; уважать мудрость и советы старших.
И никаких уроков истории, географии, физики или математики. Иногда, если кто-то из учеников настаивал, учителя отвечали на вопросы – их уклончивые ответы часто вызывали новые вопросы. Учителя старательно отбивали у своих подопечных охоту интересоваться окружающим миром. Хрупкие отличались повышенной обидчивостью, а сухари обладали настоящим талантом насмешников. Дурацкие вопросы заслуживали дурацких ответов.
Майкл привык быть объектом шуток, и смех перестал его ранить. Он обижался, только если вместе со всеми хохотала Эмили Бронте, но такое случалось редко.
Пост директора школы занимал мистер Шекспир, который производил впечатление очень старого человека. Даже Эрнест не мог решить, сухарь он или хрупкий. Выглядел мистер Шекспир, как хрупкий, однако вел себя, как сухарь.
Майкл и Эрнест жутко удивились, когда им удалось убедить мистера Шекспира, что они уже достаточно большие, чтобы учиться читать. Ростом Майкл почти догнал самого мистера Шекспира. Юноша так разволновался, когда мистер Шекспир наконец согласился назвать ему буквы алфавита и рассказать, как они складываются в слова, которые можно записывать, что ему захотелось обнять старика.
Мистер Шекспир занимался с ними лично. Майкл и Эрнест оказались его единственными учениками. Из всех хрупких только они мечтали узнать, что написано в книгах. Мистер Шекспир рассказал им, как произносятся буквы, продемонстрировал, как они складываются в слова, и дал им букварь с картинками, предложив овладеть новой наукой самостоятельно. Только прочитав книгу до конца, они могли вновь к нему обратиться.
Дрожа от возбуждения, Майкл и Эрнест взялись за реализацию этой грандиозной задачи. Им предстояло самостоятельно обнаружить, что в определенных обстоятельствах одна и та же буква соответствует разным звукам и что некоторые сочетания гласных и согласных дают звуки, которые обозначают другие буквы.
Им пришлось столкнуться с почти непреодолимыми трудностями. Временами казалось, будто они топчутся на одном месте. Очень скоро Майкл и Эрнест отказались от попыток найти логическую схему, объясняющую основные принципы конструирования слов. Однако они не сдавались, иногда им удавалось обнаружить фрагменты системы и научиться ими пользоваться.
Юношам разрешили брать свои первые книги домой. Отец заявил, что Майклу стоило бы заняться чем-нибудь более полезным. Мать беспокоило, что он слишком много занимается. И никто не предложил своей помощи.
Однажды после чая Майкл захватил букварь и отправился в Сент-Джеймсский парк. Они с Эмили часто там встречались – «случайно». Им нравилось быть вместе. Майкл уже довольно давно не говорил Эмили о своей любви – с тех самых пор, как держал ее за руку и они вместе наблюдали за налетом вражеской авиации. Тогда Майкл так и не запустил своего воздушного змея.
Был душный летний вечер, и солнце стояло еще довольно высоко. В парке оказалось совсем мало народу, но Эмили уже пришла. Она сидела на траве на своем обычном месте – там, где они наблюдали за дирижаблем.
Сегодня Эмили надела простое голубое платье с высоким воротничком. В последнее время Майкл начал обращать внимание на то, как Эмили одевалась. Он подумал, что она выглядит очень мило.
– Привет, Эмили.
– Привет, Майкл. У тебя… книга!
– Моя первая, – с гордостью сказал он. – Хочешь послушать, как я читаю?
– Ты научился читать?
– Только маленькие слова, – признался Майкл. – Совсем простые. Но скоро научусь читать и большие.
– Я за тебя ужасно рада, – сказала Эмили. – Ты же так этого хотел… Прочитай мне слова, которые знаешь. И покажи их мне, я попытаюсь запомнить.
Майкл уселся рядом с Эмили и открыл книгу.
– Кот сидит на ковре, – медленно прочитал он. – Кот толстый. У него красная шапка. У него черный мех. Ему нравится ковер.
– Как чудесно! Здорово! – Эмили захлопала в ладоши. – Ты и в самом деле читаешь. Когда ты научишься разбирать сложные слова, Майкл, ты покажешь мне, как это делается?
Майкл удивился.
– Я не знал, что ты тоже хочешь научиться читать. Почему ты не сказала об этом в школе, как мы с Эрнестом?
– Я боялась, – призналась Эмили. – Думала, что все будут смеяться. А вам с Эрнестом все равно.
– Мы с Эрнестом клоуны, – с горечью заметил Майкл. – Мы не против, пусть нас дразнят… только я бы не хотел, чтобы надо мной смеялась ты.
– Я никогда не буду над тобой смеяться, – с чувством сказала Эмили. – Обещаю.
Потом она легла на траву, широко раскинув руки, и посмотрела в небо. Одна из пуговиц на платье расстегнулась, и Майкл не мог оторвать взгляда от гладкой белой кожи. Внутри у него все сжалось. Ему вдруг ужасно захотелось коснуться Эмили, погладить ее.
– Почему люди такие странные? – спросила Эмили. – Почему что-то хотят делать, а от другого категорически отказываются? Почему существуют различия, о которых никто не желает говорить?
Майкл едва ее слушал. Он больше не мог противиться своим желаниям. Протянув руку, он коснулся пальцами белой кожи.
Эмили вздрогнула и вздохнула. Но потом постепенно расслабилась.
– Извини, Эмили, – пробормотал Майкл. – Я не собирался тебя пугать. Может быть, лучше убрать руку? Мне так хотелось прикоснуться к тебе. Это такое ощущение. Такое ощущение… – Он не знал, как выразить охватившие его радость, стыд, смущение и удивление.
Эмили не сразу ему ответила. Пальцы Майкла немного осмелели.
– Мне нравится твоя рука, – наконец заговорила Эмили. Теперь ее голос звучал по-другому. Совсем по-другому. – Мне приятно… это так волнует, и ты становишься таким близким… но правильно ли мы поступаем?
– Не знаю. Но я не хочу убирать руку. Никогда.
Майкл коснулся груди Эмили, его пальцы сжали маленький твердый сосок. Эмили вздрогнула, ее дыхание стало прерывистым.
– Майкл, – прошептала она. – Майкл, почитай мне. Почитай еще. Я хочу о чем-нибудь подумать. И не могу! Не могу!
Майкл не убрал руки. Он взглянул в книгу и неуверенно произнес:
– Кот сидит на ковре. Кот толстый. У него красная шапка. У него черный мех. Ему нравится ковер.
Потом он отложил книгу, повернулся к Эмили и лег как можно ближе к ней, сразу почувствовав, какое у нее нежное тело. Он продолжал касаться ее груди и глядел в ее вдруг изменившееся лицо.
А потом он поцеловал Эмили. И уже не имело значения, что его телом овладела лихорадка. Чтение было забыто, сухари больше ничего не значили, да и весь Лондон находился теперь где-то очень далеко.
