Текст книги "Баронесса де Крейс (СИ)"
Автор книги: Марина Халкиди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
Глава 25
– И правда, что с тобой? – тихо спросила Лаура. – Может, тебе и впрямь хватит вина?
Вместо ответа я вскочила со стула, и меня сразу же повело. Правда, теперь я не знала от вина или же от яда… А в том, что я отравлена, у меня почти не было сомнений.
Возбуждение, жар, расширенные зрачки, а теперь я с трудом могла подобрать слова. Первые симптомы были очень похожи на опьянение. Поэтому этот яд – тихая смерть – часто и подмешивали в вино.
Первый кубок мне подал блондин. Вот только зачем ему меня травить? Не понимаю.
Лаура хотела последовать за мной, видя, как меня ведет в сторону, но я остановила ее жестом. Подозрительность тоже была одним из признаков отравления. И пока я не выясню, кто подмешал мне яд в напиток, я буду подозревать всех в своем окружении.
Но сейчас главное добраться до своей комнаты и принять противоядие. И если я правильно поставила себе диагноз, у меня оставалось не так много времени, чтобы спасти себя. Еще немного и я просто рухну без сознания. А затем процесс будет необратим, и даже противоядие мне уже не поможет.
Отослала я и служанок, которые собирались сопровождать меня. Вино принесли из кухни. И одна из них тоже могла быть причастна к попытке убить меня. Но вот Ронан, не спрашивая разрешения, последовал за мной. Он перекрыл мне дорогу на лестнице и он отступать не собирался. Нахмурилась. Вот ему меня точно не резонно травить. Чужаку не позволят присвоить мои земли. И моя смерть лишит его брата богатой невесты.
Ронан вздрогнул, когда я сказала ему о яде. Я была уверена, что он не поверит мне. Но он не стал задавать мне дополнительные вопросы или доказывать мне, что я просто перепила, хотя он и советовал не пить кубки вина до дна. Нет, он сразу поверил моим словам, обеспокоенно взглянув на меня, после чего он подхватил меня на руки и бегом бросился вверх по лестнице.
Вцепилась в него, так как теперь моя голова просто раскалывалась и я чувствовала подступившую к горлу тошноту. И хотя мне хотелось вдохнуть воздух полной грудью, я чувствовала что задыхаюсь как рыба выброшенная приливом на берег. Яд, все же это был яд. И я не знаю откуда, но знала – мне осталось не так много времени. Кто бы меня не отравил, яда он не пожалел. То есть он действовал наверняка, подгадав удачный момент.
Дверь в мою спальню Ронан открыл ногой.
– Где? – без лишних слов спросил он.
Указала ему рукой на сундучок с травами и противоядиями. Это был прощальный подарок. Как сказала одна из сестер: «Аристократы любят травить, так что бери». Вот я и взяла прощальный дар, не думая, что он мне так быстро пригодится.
– Красный ме... шок...со цветком...желтым.
Сознание путалось, а из-за удушья слова практически пришлось выталкивать из горла. Хотя они так и застревали, и я даже испугалась, что не успею ничего объяснить, ведь собственные силы уже покинули меня. Все же я не думала, что яд будет действовать настолько быстро.
– Что дальше? – нетерпеливо спросил Ронан, вывалив на стол едва ли не все содержимое сундучка.
– Ще...потку в рот.
Нет, траву можно было и заварить, чтобы влить в горло. Но я пока была в сознании, так что могла и сама прожевать ее.
Ронан всыпал мне в рот едва ли не жменю травы. Горькая же гадость. Но я исправно работала челюстью. Глотать ее было не обязательно, но я все же указала на кувшин с водой на столе. После чего при помощи Ронана осушила пару стаканов, проглотив всю смесь трав, не обращая внимание на тошноту и нехватку воздуха.
– Еще? – уточнил он, желая скормить мне весь мешочек.
Отрицательно покачала головой, удивленно и где-то даже завороженно наблюдая за северянином. Он искренне переживал за меня. А я ведь даже уже и не помнила, когда кто-то так беспокоился обо мне. Нет, в обители меня никто не обижал, но там и не делали разницы между мной и другими детьми, а затем послушницами. Там обо мне заботились, ибо этому учили Великие Отцы. А Ронан беспокоился именно обо мне.
Немного горько улыбнулась уже через несколько секунд, осознав, что он может просто опасался, что его брат лишится такой перспективной и обеспеченной невесты. И не стоило мне было видеть в его поступках и беспокойстве того, чего там не было.
Прислушалась к себе? Подействовало ли противоядие? А если я ошиблась и меня отравили другим ядом? Вот о чем я должна была сейчас думать, о собственном спасении, а не о том, волнуется кто-нибудь обо мне на самом деле или нет.
– Позвать лекаря?
Он не был так красив как блондин, но его глазам сейчас напоминали темные тучи перед грозой. В первую встречу они были синие, а сейчас темно-серые.
– Дышать трудно, – призналась я, чувствуя что я просто задыхаюсь в этом ненавистном белом платье.
А в следующую секунду Ронан просто разорвал шнуровку на моем платье. Оно сразу же сползло с плеч. А ведь тонкая батистовая рубашка едва прикрывала грудь.
– Так легче дышать?
Кивнула. Хотя эта была ложь. Так как теперь мне стало горячо от новых мыслей. Но, кажется, я могла уже нормально говорить.
– Мне уже лучше, – прошептала я, опасаясь голосом выдать свои мысли.
Ронан отступил от кровати, на которую опустил меня сразу же как вошел в комнату. Он вернулся к сундуку с моими травами и внимательно посмотрел на красный мешочек, а затем принюхался к траве.
– Вы уверены, что вас отравили?
Я могла бы прочитать целую лекцию о симптомах, а также о действии противоядия, но я сомневалась, что Ронан поймет и половину моих слов.
– Да, – устало ответила я, – к тому же есть один способ проверить мою правоту.
– Какой?
Покраснела. Осмотрелась, но сил встать с кровати у меня пока не было, поэтому попыталась привести платье в порядок.
– Оставьте, – хмыкнул Ронан. – Поверьте, я видел столько голых женщин, что ваши прелести едва взволнуют меня... так что там за способ?
Может, он видел десятки и даже сотни обнаженных дам, впрочем сомневаюсь, что эти женщины были дамами. Но вот я не привыкла сидеть в таком виде перед незнакомым мужчиной. К тому же я и впрямь перепила. Хотя сейчас я уже могла здраво мыслить, чтобы осознать, что я вела себя неподобающе за столом, хлеща один кубок вина за другим. Да уж, сомневаюсь, что я произвела благоприятное впечатление на жреца. Хорошо еще что я не успела вступить с ним в теологический спор. И вы простите меня, Великие Отцы. Никогда я не сомневалась в вашей воле.
– Так какой способ?
Я молчала в ответ, так как даме не пристало обсуждать этот момент с мужчиной.
– Я не могу вам сказать, но если вы покинете комнату, то я смогу дать точный ответ.
Ронан вопросительно изогнул бровь. Потом хмыкнул и вышел в коридор.
Если я была отравлена, то моча в течение часа после приема противоядия должна была стать немного зеленоватого цвета. Вошла в уборную и достала ночной горшок. Большинство аристократов держали их под кроватью, но я приказала обустроить мне маленькую уборную, и в нее без стука никто не осмеливался входить.
С каждой секундой мне становилось лучше. Но вот трава могла снять и симптомы опьянения, а не только отравления, так что содержимое горшка должно было дать точный ответ, ведь обвинить кого-нибудь без доказательств я не хотела.
Закрыла горшок крышкой, но вот и разрешились мои сомнения. В моем замке был отравитель. Но кто? Кто желал мне смерти и почему?
Ведь никто из присутствующих не получит выгоду, избавившись от меня. Месть? Но кому я успела переступить настолько дорогу, что отравитель даже не испугался последствий? Или я успела накричать на одну из служанок, а она решила напоить меня ядом? Вряд ли. Если в замке были сумасшедшие, то за прошедший месяц я бы об этом узнала...
Мне и впрямь стало лучше, отметила я, хотя сердцебиение то ускоряло бег, то замедляло. Не помешает, подумала я, в качестве профилактики выпить через час одну чашку настойки из цветков канши, чтобы вывести из организма все следы яда.
Подошла к зеркалу и едва не расхохоталась, когда увидела себя. Свадебное платье с чужого плеча. С плеча той, кому оно не принесло счастья и забрало жизнь. Посмотрела на разодранный лиф, а затем принялась срывать с себя это платье, сначала рукава, затем подол и кружева, позволяя своей злости найти выход.
Служанки будут в ужасе, когда увидят, что я сделала с платьем, но только избавившись от него, я поверила, что никто больше насильно, прибегая к угрозам, не заставит меня предстать перед Отцами в обители.
Я выбрала черное платье из своего не такого уж обширного гардероба, которое могла надеть сама, не прибегая к помощи горничных. Ведь позвать на помощь Ронана я никогда не осмелилась бы, да и он явно не так понял бы мою просьбу и скорее избавил бы меня от платья, нежели помог одеться.
Вновь покосилась на зеркало, в этот раз разглядывая уже не свадебный, а траурный наряд, что я носила по Уоррену.
Белое платье было мне не к лицу, да и сшито оно было для другой фигуры, нежели была у меня. Я уже не говорю о том, что в этом платье у меня виднелись щиколотки. Но и черное платье было довольно простым. И пусть этот цвет мне шел, но только сейчас я осознала, что у меня никогда не было красивых нарядов. Сначала в детстве мне перешивали платья Катрин. Затем служанки шили мне новые платья. И пусть ткань была дорогой, но это прихоти сестры исполняли по первому приказу. А мне шили наряды, чтобы я меньше бросалась в глаза. А в обители наши с послушницами платья едва отличались от балдахинов сестер.
Впрочем, сейчас было не время думать о нарядах. Меня тут едва не отравили и пора мне было найти этого несостоявшегося убийцу.
Резко распахнула дверь, которая покосилась и едва не упала на меня. Но и силища у этого северянина. Надо позвать плотника, а эту ночь придется провести в другой комнате.
– Ваше предположение подтвердилось? – сразу спросил Ронан.
Но вместо ответа я направилась к лестнице. Подтвердилось. В этом замке ненавидеть меня могла только одна Мелани. И мне пора было с ней побеседовать.
Глава 26
Наверное, это было как озарение. Но кроме Мелани желать мне смерти в этом замке было некому. Ее планы расстроились, Лаура не пострадала, а Феракс был убит. После всего происшедшего, может, она и впрямь тронулась умом? Ну а что. Сначала ее жених умер, а теперь и любовник лишился головы. А может, ей все было безразлично, и зная, что я могу приговорить ее к казни, она и меня решила прихватить с собой на тот свет.
Ронан не отставал от меня, он недовольно хмурился. Уже и без моих слов он догадался, что мои предположения подтвердились.
Не удивился он и когда я вместо залы, в которой продолжалось застолье и уже слышались пьяные крики и разговоры, продолжила спуск вниз по лестнице.
– Думаете, эта женщина вас отравила? – спросил он.
Конечно его люди донесли ему о том, что я приказала запереть Мелани в темнице, а такая тоже имелась в замке. И пусть в последнее время она пустовала, в годы распрей там содержали немало пленников, многие из которых находили там и смерть.
– Не знаю. Но думаю хворь коснулась ее головы.
Охраны у камеры не было. И это была моя вина. Я приказала запереть ее, считая, что никто не попытается ей помочь сбежать. А видимо, кто-то пожалел ее или же у нее были сподручные в замке.
Ронан снял ключ со стены. Что же, мы все учимся на своих ошибках. Так что в следующий раз ни один из моих пленников не сбежит. Я уж позабочусь об этом.
– Можете даже не открывать дверь, – заметила я, – ведь я готова биться об заклад, ее там уже нет.
Но Ронан помешкал только на мгновение и все же открыл дверь камеры. Свет от лампады едва проникал туда, но все же без труда можно было рассмотреть женщину внутри. В первую секунду, когда я бросила взгляд в нутро камеры, мне показалось, что Мелани стояла на носочках, и почему-то шаталась. Но потом я заметила, что часть ее юбки отсутствовала.
Мелани не стояла на носочках, она висела, качаясь в петле. И она уже была мертва.
Вот как оно все сложилось, подумала я, не забыв о том, что у меня ранее успела сегодня промелькнуть мысль распорядиться, чтобы ей помогли в камере предстать раньше срока перед Тремя Отцами, избавив меня от решения прилюдно решать ее судьбу. Но я не взирая на все эти мысли не смогла бы отдать такой приказ. Слишком много лет я провела в обители, в которой меня учили ценить каждую жизнь.
И если бы не попытка отравить меня, я бы подумала, что Мелани, осознав все свои поступки, решила сама свести счеты с жизнью. Но вот теперь, разглядывая ее тело, я не верила, что она сама лишила себя жизни. Слишком это было глупо – сначала выбраться из камеры, потом отравить меня, а затем вернуться в свое узилище, чтобы повеситься. Да и камера была заперта на ключ. А значит, ей помогли. Не по моему приказу, а преследуя свою выгоду. Вот только какую?
– Она довольно крепкая женщина, – заметил Ронан.
Вскинула взгляд. Хм… отравителей двое?
Но теперь я вообще запуталась. Зачем убивать Мелани? Она знала своих сообщников, могла выдать их? А впрочем, если бы я не догадалась о том, что меня отравили, то все решили бы, что моя смерть естественна. И кто бы тогда выгадал от моей кончины? И при чем здесь все же Мелани?
– Есть идеи, кто это мог быть?
Отрицательно покачала головой, не пытаясь уже скрыть волнение и страх. В моем замке шастали убийцы и отравители, а я не знала кто они такие. А что если они нанесут вновь удар? А ведь подстроить несчастный случай или отравить еду, расческу, постельное белье было довольно легко. Хм… но убийцы должны тогда разбираться хорошо и в ядах.
– Я приставлю к вам охрану, – сообщил Ронан. – Но лучше нам поторопиться и покинуть замок.
Бежать, чтобы змеи затаились до моего возвращения? Оставить угрозу, чтобы вернувшись, опасаться каждого шороха? Нет. Это дерево подозрений я собиралась вырвать с корнем. И даже если мне придется рассчитать всех слуг и солдат и нанять новых, да будет так.
– Что с ней?
Я даже не заметила, когда Лаура успела спуститься в подземелье. Но она стояла за моей спиной и рассматривала Мелани.
Обернулась к ней, предварительно бросив красноречивый взгляд на Ронана, он мог бы и подать мне знак, что мы уже не одни в подземелье.
– Она не повесилась, когда потеряла своего жениха. Сейчас, с чего бы ей покончить с собой?
Лаура рассуждала вполне здраво. Но вот удивленной она не выглядела. Да и слез в ее глазах не было. Такое чувство, что она превратилась в каменную скульптуру после откровений Мелани и пронять ее уже ничего не могло.
– Это вы ей помогли? – тут же спросила она.
Отлично, хорошего же мнения она обо мне, если решила, что я собственными руками повесила ее кузину.
– Нет, – возразила я, – мы ее нашли уже такой, – надеюсь, она поверит мне, а не посчитает меня и лгуньей и убийцей.
– Она бы…
Да понятно, что сама она не повесилась бы, поэтому я перебила Лауру:
– Ей помогли, в этом у нас нет сомнений. И хотя двери камеры были заперты, чтобы мы поверили, что она сама свела счеты с жизнью, ты права, если она после своего Ульрика не спрыгнула с той башни, сейчас она точно не стала бы прибегать к самоубийству.
Наконец-то и на лице Лауры отразились чувства и эмоции. Все же и ее проняла смерть кузины, хотя она и пыталась этого не показать.
– Зачем кому-то надо было ее убивать? – спросила она и отвела взгляд.
Не взирая на сегодняшние откровения Мелани, она была ее сестрой, подругой и единственным близким человеком помимо Уоррена.
– Вот и мы ломаем голову над этим вопросом, – немного невпопад ответила я.
– Стоит допросить всех ваших людей, – предложил Ронан.
Так они и сознаются, вздохнула я. Да и от яда, если отравитель не дурак, он уже избавился. Посмотрела на Мелани. Надо не забыть приказать ее похоронить, желательно не на деревенском кладбище и вообще не на моей земле. Впрочем, это терпит. Посмотрела на Лауру, напряженно размышляя, что же я упускаю из виду…
Но как же я сразу не догадалась? Мелани была пронырливой особой и достаточно умной, но все же и ее переиграли. Лауре была невыгодна моя смерть, ведь у нее не было наследника. У нее не было ребенка от Уоррена, но вот у другой он должен скоро появиться на свет.
– Заприте камеру, – приказала я Ронану, – а ты возвращайся в зал… – обратилась я уже к Лауре. – Не спорь со мной. Поверь, так надо, если мы хотим выяснить, что здесь произошло и кто в этом виновен.
– Ты что-то от меня скрываешь.
А вот Лауре не откажись в проницательности. Но о попытке отравить меня, я не хотела пока говорить даже ей.
Старая служанка откликнулась на мою просьбу. Первые мои вопросы удивили ее, но затем она дала мне ответы, даже не догадываясь, что среди названных имен есть имена отравителей и убийц.
Служанку я отпустила, поспешно завершив беседу. Все же моему организму требовался отдых после сегодняшней встряски. Вытерла платком пот со лба. Мне бы отлежаться не помешало, но этот день, мне уже казалось, был бесконечным.
– Всех подозреваемых бросить в подземелье, в отдельные камеры, и пусть они не имеют возможности говорить друг с другом. Выставите охрану, а также не забудьте поставить людей и у моей двери. А утром я поговорю с каждым арестантом, – распорядилась я.
– Вам нравится и власть, – заметил Ронан.
Он все время был рядом со мной. Не оставлял меня ни на секунду. И да, мне нравилось отдавать ему приказы. Усмехнулась, сколько о себе интересного я узнала в последние дни и часы. Может, не одна Лаура кровожадная.
– Опасаетесь, что ваш брат не обрадуется властолюбивой скряге в качестве жены?
Шутка получилась грустной. Видимо, силы и впрямь были на исходе.
– Ваша красота окупит все ваши недостатки, если он посчитает их таковыми.
Моя красота? Да он тоже льстец. Или слепец. Красивой была Лаура. Вот она была похожа на прекрасного эльфа или бабочку. А я была обычной. И что значит если он «посчитает их таковыми?» Неужели сам Ронан не считал их недостатками? Уточнять я не стала, ведь совершенно не важно находит он меня красивой или нет. Нравятся ему мои недостатки или нет. Моим мужем станет его брат. Он сам решил свести меня с Даяром, хотя мог предложить и свою кандидатуру… Хотя, какая разница какой северянин станет моим мужем, вздохнула я.
– Я не буду требовать с вас клятвы, но, надеюсь, вы выполните мою просьбу и не станете допрашивать моих пленников.
И хотя для себя я решила, что они виновны, но все же я собиралась предоставить им шанс оправдаться. Превращаться в чудовище, что готово казнить не только виновных, но и невинных я не собиралась.
Служанки приготовили мне комнату Уоррена... Я хотела было перебраться в другую опочивальню, но передумала. Ведь это были хозяйские апартаменты. И когда-то в них размещался барон Артур де Крейс. А вот теперь я заняла их.
Вышла на балкон и посмотрела на небо. А с башни оно казалось маленькой девочки еще более завораживающим. Улыбнулась, страх отступил. Этот затянувшийся день наконец-то шел к своему завершению, а уже утро следующего дня, не сомневалась я, даст ответы на все вопросы.
И все же привычно я опустилась на колени. Горло жгли давно заученные молитвы. Сжала в кулак треугольник, олицетворяющий равенство Трех Отцов. Цепочку с символов отцов я никогда не снимала с шеи, они должны были защитить меня от темного глаза, а также от соблазнов Хелиды.
Я стояла на коленях, продолжая хранить молчание.
– Великие Отцы, осените меня своими перстами. Защитите и укройте меня от взора Хелиды...
Даже мысленно я осеклась. Разжала кулак и посмотрела на треугольник. В этом символе я искала защиту и ответы. Но десять лет меня защищал не этот знак, а стены обители и защита сестер.
Прикрыла глаза, я нарушила сегодня много заповедей Отцов. Хозяйка, баронесса… леди. И все ложь, но отступить я уже не могла, да и не хотела. Ведь у бесприданницы одна судьба. А мне надоело плыть по течению. А грехи, что же, их я отмолю, а затем пожертвую обители богатые дары. Надо, я и выкуплю свои грехи.
– Великие Отцы, простите мне мою ложь, но сейчас многие люди зависят от меня...
Осеклась… ложь. И сейчас мои слова были ложью. И в первые в своей жизни я легла спать, не воздав благодарность Отцам за прожитый день.
Глава 27
Ей не было еще и шестнадцати лет. И она испуганно смотрела на меня, придерживая огромный живот руками. Она была довольно смазлива, так что выбор Уоррена был понятен.
– Помилуйте, госпожа баронесса!
Она бухнулась на колени передо мной, ударяясь лбом о пол и не смея поднять головы или взгляда на меня.
Но я не собиралась ее помиловать, да и жалости к ней у меня не было.
Их было пятеро. Пять человек, которые замыслили избавиться от меня, надеясь, что этого бастарда, которого эта пигалица носила под сердцем, король признает следующим бароном де Крейс.
А Мелани была явно красноречива, когда убедила мать девчонки – местную знахарку, ее дядю, несущему службу в гарнизоне, и сестру, взятую недавно в замок служанкой, в том, что это возможно. Да и Уоррен мог что-то обещать девчонке, хотя ему достаточно было приказать ей разделить с ним ложе и она не осмелилась бы отказать хозяину земель.
Прецеденты, когда бастарды признавались отцами и даже наследовали титулы были. Но не в этом случае. Да и моя смерть им ничего бы не дала, но они явно были убеждены Мелани в обратном.
Тварь, даже когда ее приволокли в подземелье, она успела шепнуть стражнику, что от меня надо избавиться до моего отъезда и тогда ребенок Уоррена наследует замок.
Мужчину подвергли пыткам, на это я правда не стала смотреть, но он выдал место куда был спрятан документ, подписанный Уорреном. На документе стояла его печать и подпись. Он подтверждал в нем, что состоял внебрачной связи с дочерью знахарки и что ребенок, что она носила, его. Он просил следующего барона или баронессу де Крейс позаботиться о ребенке, назначив ему денежное содержание. Девочку выдать замуж по достижению брачного возраста, а мальчика определить в королевскую гвардию, купив ему место и звание капитана.
Ох Уоррен, он и не подозревал, что своей бумажкой может вызвать столько последствий.
И что теперь? Судьба четырех отравителей была решена.
И простить покушение на собственную жизнь я не собиралась. Зачем? Кажется, мое милосердие с каждым днем истончалось. Баронесса, стала осознавать я, не могла быть милосердной.
Но вот как поступить с этой девчонкой я не знала. Убить? Нет, пока она носила в чреве сына или дочь Уоррена, я не могла так поступить. Сохранить ей жизнь? Ну, камеру она до родов не покинет, осталось благо ждать недолго. А вот потом… Убить или сохранить жизнь? Ребенку найти кормилицу. А когда он или она подрастет, то… любой из слуг может проговориться о моем сомнительном праве на титул. А Лаура, она может и привязаться к ребенку Уоррена. Хотя последнее все же вряд ли возможно, она даже сегодня все еще выглядит снежной скульптурой.
Но у меня со временем появятся собственные дети. И я не хочу, чтобы им в будущем предстояли дрязги за земли с кузеном или кузиной.
Самой воспитать ребенка или же отослать его сразу после рождения... Столько вопросов, и я пока не знала какое принять решение.
Я покинула камеру, так и не решив судьбы Флавии.
Посмотрела на плотника и его помощников. Виселица была практически завершена.
– Великие Отцы призывают нас к милосердию и состраданию, – заметил жрец, который незаметно подошел ко мне. Странно, он старше меня и он мужчина, но у меня такое чувство, что я намного старше его. А он как малое дитя, верит всему, чему его учили в обители.
– Они пытались меня убить. И им это едва ни удалось, – спокойно ответила я.
А сама подумала, ну уж нет, я в своем праве. Они признались в своем злодеянии. И они заслужили своей смерти. И даже эта беременная девчонка заслужила быть повешенной. Но я пощадила ее, хотя и понимала, что другая на моем месте избавилась бы от угрозы сразу же как она возникла.
– А также они повесили Мелани. И пусть она и была виновна, но они совершили два страшных преступления.
– Что взять с неразумных, которые и сами не ведали, что творили. Но если приказать их повесить, то можно уподобится им…
Хмыкнула, отвернувшись от жреца. Уподобится им. Ну, меня это не страшило. С волками жить по-волчьи выть. Видимо, это выражение он не слышал. А я была достаточно умна, чтобы выть вместе со всей стаей. Только так и можно было выжить в этом мире. Выжить и достичь любых высот.
Жрец продолжал еще что-то вещать о прощении, но я даже не прислушивалась к его словам. Я знала учение Отцов наизусть. Но вот в последнее время очень многое в этом учении вызывало у меня вопросы. Да и не наблюдала я среди дворян тех, кто слепо следовал всем заповедям. А к унылым сестрам я точно уже не вернусь.
– Милосердие – добродетель, а вы…
– Достаточно, брат, – прервала я его проповедь. – Я не изменю своего решения, а вы можете уединиться в комнате или же помолиться Отцам в обители.
Эгорн нахмурился. Наивный, он и впрямь думал, что я что-то знаю о милосердии.
– Приговоренные к смерти имеют право перед казнью очистить свою душу от грехов. Я побеседую с ними, чтобы облегчить терзания их душ.
Еще чего! Никому из них я не собиралась даровать такое право. Ведь даже я не знала, что они наговорят жрецу. И вообще, я ведь его не приглашала погостить в замке, но он не торопился покинуть нас, хотя мы больше не нуждались в его услугах.
– Они отказались от этого права, – солгала я, не моргнув и глазом.
– Как отказались? Неужели с таким грузом на сердце они предстанут перед Отцами?
На эти вопросы я уже не ответила. А распорядилась приступить к казни.
В этот раз на площади собрались практически все обитатели замка. Казни всегда собирали много народу. Люди любили поглазеть на чужую смерть.
И я не стала никого отсылать. Пусть смотрят, подумала я, пусть знают, что я без раздумий за предательство любого могу приказать казнить. Возможно, это всех их заставит держать язык за зубами!
Ронан стоял рядом со мной, но он в отличие от жреца хоть не пытался меня уговорить помиловать этих убийц и отравителей.
– Сколько не странствую по чужим землям, но так и не пойму ваши обычаи.
А его что еще не устраивает? Но взгляд я все же перевела на него. На улице было сегодня прохладно, но он был одет довольно легко, будто и не замечал порывов ветра, что раздували юбку моего платья.
– И что вас удивляет в наших обычаях? – зачем-то спросила я.
– Ваши казни.
– А у вас как казнят? – в дороге надо будет расспросить моих сопровождающих о законах, царящих на севере, чтобы произвести хорошее впечатление на будущего мужа и других северян. И как говорят нищие из квартале бедняков в столице – не ударить лицом в грязь.
– У нас самая страшная казнь, когда рубят голову с плеч. Но любой приговоренный к смерти может умереть как воин с оружием в руках.
Я не стала вступать в спор, а тем более осуждать чужие законы. Я и так уже осознала, что север мне чужд, как и их обычаи. Впрочем, мне и собственный край не всегда был родным. И слишком многое я и тут не понимала и не принимала.
Но сейчас у меня совершенно не было настроения обсуждать различия нашего и чужого королевства.
Знахарка была довольно молодой женщиной, ей не было еще и сорока лет. Красивая, с броской красотой, которая практически сейчас была незаметна, из-за страха, что сковал ее лицо.
Она призналась на допросе, что именно ей принадлежал яд.
Ее брат был намного старше ее. И в отличие от сестры он выглядел довольно спокойным, будто уже смирился со своей участью. На допросе он сказал, что раскаялся. Что сестра убедила его помочь, а сам он не замышлял моего убийства.
Горничная, которая и добавила яд в мой бокал, лишилась чувств сразу же как ее выволокли на площадь, и она увидела четыре виселицы.
Муж знахарки и отец этой беременной пигалицы знал о замыслах своей жены, но сам не принимал участие в отравлении, так как боялся гнева Трех Отцов, осуждающих убийство. Но он не донес на членов своей семьи. Кто-то скажет, что он правильно поступил, что не выступил против родных. Но я не собиралась помиловать и его.
Сохрани я одному из них жизнь, и ненависть со временем заставит его вновь повторить свою попытку. А я сомневалась, что во второй раз мне повезет вовремя узнать симптомы отравления или вообще предотвратить новое нападение.
По большому счеты, виселиц должно быть пять, а не четыре. Но приговорить к смерти не рожденное дитя… Я не могла так поступить.
– Тебе необязательно на это смотреть, – заметил Ронан.
Он думал, что я не видела никогда смерти до отделения головы Феракса от его туловища? Он ошибался, я десять лет провела в обители, я видела как люди, что искали помощи, все же умирали в мучениях и страданиях. И смерть как таковая меня не пугала. Поэтому я наверное ничего и не почувствовала, когда Ронан сразил Феракса. Но смерть барона принадлежала северянину, не мне.
А вот эти четыре жизни я могла записать на собственный счет. И в какой-то момент я неожиданно для себя поняла, что меня не мучили и сомнения. В обители учили что каждая жизнь важна, и никто кроме Великих Отцов не смеет отнимать ее у человека. И я долгие годы верила в это учение. Но сейчас я без колебаний подняла руку, чтобы стражи выбили ящики из под ног приговоренных к смерти.
– Постойте, баронесса! – жрец вновь подскочил ко мне. – Не торопитесь, подумайте не только об их душах, но и о своей. Ведь после смерти Великие Отцы и вас заставят предстать перед их судом. И что вы ответите когда вас спросят могли вы бы их помиловать? И когда вы ответите да – их жизни были в ваших руках, то почему спросят Отцы вы не проявили милосердия? Почему вы нарушили главный постулат Отцов?
Единственная причина, почему я слушала жреца, я не хотела ссориться с ним. Ведь ему предстояло в случае вопросов свидетельствовать перед королем или же его дознавателями, что я не нарушила законов королевства. И эти законы были намного важнее, нежели постулаты Отцов, ведь у меня впереди была еще долгая жизнь, чтобы отмолить все мои грехи.
Жрец ошибочно узрел в моем молчании то самое милосердие, о котором он вещал. Но я поспешила разочаровать его и опустила руку. Пора было заканчивать с казнью.
