Текст книги "Наследницы"

Автор книги: Марина Мареева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Может быть, она была не такая уж и платоническая? – Анна Федоровна обаятельно улыбнулась.

– Может, может… Молодой был, горячий… Сейчас могу покаяться. – Георгий сложил ладони рупором и заговорщицки прошептал: – Я хотел тебя отбить у Володьки.

– Георгий, ну что ты такое говоришь? – смутилась Анна Федоровна.

– Да, виноват, но нельзя было пройти мимо тебя и не свернуть шею. Ослепительная, красивая, божественная…

– Даже если это и преувеличение, все равно спасибо. – Она была действительно благодарна Георгию за эти слова. – Знаешь, если бы не ты, я праздновала бы его день рождения в полном одиночестве.

– Да ну? – Георгий сделал удивленное лицо. – А как же Володин гарем?

Анна Федоровна невесело рассмеялась.

– Где твои соперницы? – весело продолжал Георгий. – Где все эти жены, дети и тайные наложницы? Вы все сдружились в конце концов?

– А ты когда-нибудь видел гарем, в котором царит мир и согласие? – вопросом на вопрос ответила Анна Федоровна.

– Что, неужели война? – предположил Георгий.

– Ну если война – то холодная. Скорее худой мир… – Она глубоко затянулась. – Просто стороны договорились о взаимном ненападении. Хотя иногда… – глуховато рассмеявшись, призналась она, – все же случаются отдельные перестрелки.

– И кто стреляет? – Георгий изобразил испуг, широко раскрыв глаза.

– Да все понемногу, батоно, но больше всех, конечно, наша Лера, – Анна Федоровна погасила недокуренную сигарету. – Она теперь на коне. Чуть больше полугода назад было оглашено Володино второе завещание, по которому все картины переходят к его сыну.

– Сыну Леры, Володьке?

– Да, – на мгновение лицо Анны Федоровны едва заметно исказилось, – для нас это был большой удар.

– И он уже вступил в права наследования? – встревожившись, спросил Георгий.

– Нет, ему только шестнадцать, – ответила Анна Федоровна. – Нужно дождаться его совершеннолетия.

* * *

Лера ходила взад-вперед по просторной гостиной и нервно курила. Изредка она останавливалась у приоткрытых дверей комнаты сына. В щелочку она хорошо видела, как тот стоит у мольберта с кистью в руке. Эстер Ашотовна, педагог по технике рисунка, женщина лет шестидесяти, что-то втолковывала Володе. Взяв из его рук кисть, она сделала несколько размашистых мазков. По выражению лица сына Лера поняла, что он сказал преподавательнице что-то резкое. Она страдальчески поморщилась, загасила сигарету и стала прислушиваться.

– Володя, дружок, соберись, не надо мазать! Я тебе покажу – возьми кисть… и теперь ровненько, ведем ровненько… правильно, давай, давай еще раз… еще, вот… Володя, мне нужно настроение… ну что ты делал в субботу, в воскресенье? Я прошу тебя, дружок, работай!

Минуту спустя Эстер Ашотовна с отчаянием крикнула:

– Валерия Игоревна!

Внезапно разрыдавшись, она стремительно направилась к выходу. Лера отпрянула от двери, сделала несколько шагов в сторону. Эстер Ашотовна пулей выскочила из комнаты и кинулась к ней, промокая платком заплаканные глаза.

– Не могу больше! – всхлипнула она.

– Эстер Ашотовна, прошу у вас прощения… – виновато начала Лера. – Он сегодня не в духе… Обещаю, вы слышите меня? – Она наклонилась и заглянула женщине в глаза. – Он будет наказан…

– Правда не могу, – повторила Эстер Ашотовна.

Лера вложила в ее руку конверт.

– Это вам за сегодняшнее занятие.

– Ну зачем вы так упорно хотите сделать из него художника? – немного успокоившись, спросила Эстер Ашотовна. – Эти усилия просто не оправдывают себя.

– Конечно, конечно. Я готова увеличить оплату, – выделив интонацией слово «увеличить», заверила Лера.

– От этого он не станет художником, как вы не понимаете?

– Я все понимаю. Спасибо вам за терпение, я надеюсь, что…

– Валерия Игоревна, с меня довольно. – Эстер Ашотовна по-детски спрятала руки за спину. – Я отказываюсь заниматься с вашим сыном!

Она еще раз всхлипнула, одной рукой утирая слезы, другой – пряча конверт в сумочку.

– Володя! – крикнула Лера. – Выйди сюда! Сейчас же!

– Щас, разбежался!

– У меня масса прекрасных предложений… – стала набивать себе цену Эстер Ашотовна, щелкнув замком сумочки. – Отлично воспитанные дети…

– С сегодняшнего дня, – перебила ее Лера, с мольбой глядя на даму, – я буду платить вам не сто долларов за урок, а сто пятьдесят! Двести!

Эстер Ашотовна кивнула. Лера распахнула дверь и с гневом стала отчитывать сына:

– Володя, ты сорвал урок! Ты понимаешь это?! Или надо объяснять? Сейчас же извинись!

– Вот где мне твои уроки! – Оглянувшись на мать, Володя провел ребром ладони по кадыку. – Все! Достало!

Лера с силой хлопнула дверью и, осторожно взяв Эстер Ашотовну под руку, проводила ее в прихожую.

– Надеюсь, мы с вами договорились, Эстер Ашотовна?

Дама еще раз тихонько всхлипнула и молча кивнула.

– Значит, послезавтра я вас жду.

Лера закрыла за ней дверь квартиры и решительной походкой направилась в комнату сына.

– Ну?! И что ты можешь сказать в свое оправдание?! – гневно бросила она сыну.

– Эстер Ашотовна сказала, что на мне природа отдыхает.

– Ага, а ничего, что я унижаюсь, а? Денежки ей сую? Бессовестный ты, лентяй!

– Ма, ну че ты орешь? Да ты посмотри на меня, какой из меня… к черту художник?

– Ты же Иваницкий! – гордо объявила Лера.

– Ну и что?! Нет у меня никакого таланта. Ненавижу я все эти кисточки, мольберты, краски… Ненавижу, понимаешь?

– Значит, художником ты стать не хочешь? – уже более спокойно заговорила Лера. – А кем ты хочешь стать?

– Гонщиком «Формулы-1».

– Ага, ну понятно, понятно.

– А раз понятно, оставь меня в покое! Достала по самое не хочу!

– Не хамить!!! – взорвалась Лера. – Ведешь себя, как скот! В день рождения отца!

– Забил я на все это! Врубаешься? – огрызнулся сын.

Лера вздрогнула, как-то сразу обмякла и медленно вышла из комнаты. Она добрела до гостиной, у барной стойки налила себе в пузатый бокал коньяка и без сил упала в кресло. С фотографии на нее смотрел Иваницкий-старший. Лера подняла бокал.

– Ну что, за тебя, любимый! – Она сделала глоток и тяжело вздохнула. – Видишь, какие у нас дела творятся? Что делать? Ума не приложу.

На пороге гостиной появился Юра, но Лера, не заметив его, продолжала разговаривать с фотографией:

– Господи, что ж ты так рано ушел-то, а? Может, был бы жив… – Она осеклась, увидев Юру.

Он подошел к ней, наклонился, чтобы поцеловать, но, передумав, сел рядом:

– Отмечаешь его день рождения?

– Тебе это неприятно?

– Дуреха, если ты помнишь о мужчине, которого любила и которого уже нет, значит, и обо мне не забудешь.

Лера с благодарностью прильнула к нему.

– Выпьешь?

– Я за рулем, – привычно ответил Юра.

– Все, – командным голосом сказала Лера, – на сегодня все поездки отменяются! Я тебя не отпускаю.

* * *

Варвара Семеновна, секретарша Владимира Константиновича, ректора Гнесинки, встретила Сашу подчеркнуто приветливо. Не потому, что госпожа Иваницкая была заведующей кафедрой, замом ректора, а просто Варвара Семеновна ей симпатизировала. Впрочем, симпатия была взаимной.

– Добрый день, Александра Владимировна. – Она широко улыбнулась и, скосив глаза на двух посетителей, всем видом показала, как устала от этой рутины.

Всегда подтянутая, элегантная, с неизменной папироской во рту, Варвара Семеновна была дамой примечательной во многих отношениях. К примеру, никто, включая отдел кадров, не знал точно, сколько ей лет. На вид можно было дать шестьдесят с маленьким хвостиком, но злые языки утверждали, что ей все восемьдесят. Ходили слухи, что в молодости она была чертовски привлекательна и сотрудничала с КГБ. Ее привлекли за красоту и острый ум. В задачу агента входило знакомиться с иностранцами в дорогих ресторанах и выведывать у них военные тайны.

– Добрый день, Варвара Семеновна.

– Чертовски хорошо выглядите! Уж не влюбились ли часом? – заговорщицким шепотом спросила секретарша, чтоб не быть услышанной посетителями.

Тем не менее двое мужчин, до этого понуро сидевших на стульях, как по команде с интересом посмотрели на Сашу.

– Спасибо за комплимент, Варвара Семеновна, – приветливо поблагодарила Саша.

– Что вы, что вы, – заверила ее секретарша, – это я вам от чистого сердца говорю. Не стоять мне на этом месте! – Она пыхнула папироской. – Кстати, а вы знаете, как на иврите «курить запрещено»? Хотя откуда, – даже не ожидая Сашиного ответа, продолжила монолог Варвара Семеновна. – Так вот, звучит это так: «шылым шекспениздер». – Она рассмеялась. – Правда смешно? – Она скосила глаза на кабинет ректора. – А вы слышали очередную шутку нашего?

Это был конек Варвары Семеновны – в течение многих лет она собирала шутки ректора и несла в народ.

– Это про то, что Щенсняк любил только одну женщину – Организацию Объединенных Наций? – предположила Саша.

– Нет, это уже старье! Отстаете, милочка. Например, вчера, – Варвара Семеновна взяла блокнот, перелистнула странички, – он изрек «Чтобы икра была красной, рыба должна быть счастливой». Ничего, да? Или сегодня. Заходит, видит меня в этом прикиде и говорит: «Вы, Варвара Семеновна, в этой кофточке как Мария Стюарт на пенсии». Ха-ха! – хохотнула секретарша. – Поначалу я даже растерялась, не зная как реагировать – то ли обидеться, то ли прыснуть со смеху. А он мне в пандан: «Ну что вы на меня смотрите, как Пуанкаре на Черчилля?» Ха-ха! Потрясающая эрудиция! Вы не находите?

Саша даже не пыталась вставить словечко в монолог Варвары Семеновны. Она лишь улыбалась, с восхищением глядя на нее.

– Вот такой он у нас! – с энтузиазмом заявила Варвара Семеновна. – Не ржавеет мужик, – она подняла вверх указательный палец, – что радует. Не стоять мне на этом месте!

Из селектора раздался начальственный голос:

– Варвара Семеновна, в чем дело? Мне кажется, я просил вас вызвать ко мне Иваницкую. Где она?

Варвара Семеновна подскочила к аппарату и, нажав кнопку обратной связи, зажурчала:

– Владимир Константинович, все в полном порядке – Александра Владимировна как раз только что вошла и идет к вам. – Она отсоединилась и виновато улыбнулась. – Вы уж извините меня, голубушка, что я вас немного заболтала. – Но тут же, вспомнив о чем-то, наклонилась к Саше и шепотом спросила: – А я вам рассказывала, как я танцевала с Василием Сталиным и он мне все ноги отдавил? Нет? Приходите расскажу. Прелюбопытнейшая история.

Варвара Семеновна вдруг преобразилась, приняла стойку и командным голосом объявила:

– Александра Владимировна, Владимир Константинович ждет вас.

Саша вошла в кабинет. Ректор, солидный моложавый мужчина лет шестидесяти, обладал приятной улыбкой и ласковыми манерами. Его слегка грассирующее «р» даже придавало ему шарма, но служило предметом шуток студентов, правда, весьма безобидных. Ректора любили и уважали за демократизм, непредвзятость, честность, чувство юмора. Его шутки передавались из уст в уста.

Увидев Сашу, Владимир Константинович встал из-за стола и, глядя на нее с тщательно скрываемым мужским восхищением, пошел навстречу.

– Замечательно выглядите. – Владимир Константинович галантно склонился к ее руке.

– Спасибо.

– П-р-рошу. – Он подвел Сашу к столу для совещаний, мягко коснувшись рукой ее плеча.

Они сели за стол друг против друга.

– Александр-р-ра Владимир-р-ровна, через неделю я улетаю в Пар-р-риж на симпозиум. Я все же хотел бы… Я все-таки настаиваю на том, чтобы вы вошли в состав нашей делегации.

– Владимир Константинович, мы уже обсуждали с вами эту тему, – спокойно глядя ему в глаза, ответила Саша. – У меня масса неотложных дел на кафедре. Да и дома… достаточно проблем…

– Я могу вам чем-то помочь? – быстро спросил он.

– Вряд ли.

– Сын? – Владимир Константинович пристально взглянул Саше в глаза в надежде увидеть в них истинную причину отказа.

– Все в комплексе, – уклончиво ответила она, пожав плечами.

– Я вас понимаю. – Владимир Константинович кивнул на семейную фотографию, стоявшую на его рабочем столе. На ней два улыбающихся подростка обнимали женщину средних лет. – У меня их двое. Один – мажо-р-р, а др-р-ругой…

– Минор, – подхватила Саша, смеясь. – Вот видите, вы меня понимаете. Не могу я ехать. Мне нужно быть здесь.

– Да всего-то неделя! – Ректор умоляюще посмотрел на нее.

Саша решительно покачала головой.

– Нет, Владимир Константинович.

– Май в Пар-р-риже! – продолжал упрашивать он. – Сказка! В конце концов вы мне нужны… как пер-р-реводчица. Вы замечательно владеете фр-р-ранцузским, и без вас я буду, как.. – Он не договорил.

– Владимир Константинович, – по-прежнему доброжелательно, но твердо сказала Саша, – у вас отличный высокопрофессиональный переводчик.

– Ну хор-р-рошо… – Ректор решительно встал из-за стола. – Я пр-р-росто хочу, чтобы вы были р-рядом со мной. Пар-р-риж… Весна… И вы…

Саша молча посмотрела ему в глаза. Владимир Константинович не отвел их. Им обоим все было понятно без слов. Она перевела взгляд на семейное фото.

– У вас очень милая жена… Хорошие глаза… И мальчики на нее похожи.

Она снова взглянула на ректора, но на сей раз он нахмурился и отвел глаза.

– Я могу идти? – спросила Саша. – Я свободна?

Владимир Константинович молча кивнул.

– Свободны… вы свободны, – с горьковатой усмешкой произнес он. – Свободны, как ветер-р.

Он проводил ее до двери, больше не пытаясь дотронуться до ее плеча. Когда Саша выходила из кабинета, в ее руке завибрировал мобильный телефон. Не дав ему зазвонить, она открыла крышечку.

– Алло, это ты?.. Можешь подождать минуту?..

Она оглянулась. Владимир Константинович, замерший на пороге кабинета, понимающе кивнул и закрыл дверь. Саша вышла из приемной в коридор, на прощание приветливо махнув рукой Варваре Семеновне.

– Ну говори. Когда? Сегодня? Глеб, ты с ума сошел! Я не могу – во-первых, у меня занятия, во-вторых, сегодня день рождения отца… Я в своем уме… Да, умер, но мы его день рождения отмечаем каждый год… Правда не могу: мама ждет, Андрюшка… они стол уже накрывают… Что-что? Нет, я не умею угадывать… Цветы? Конфеты? Билет в театр? Не угадала? Что?! Ключи от Витькиной квартиры! – Саша огляделась, чтобы удостовериться, что ее никто не слышит. – Он что, уехал?.. – Ее глаза загорелись, но она не торопилась давать согласие. – Ладно, я подумаю… Ну хорошо, хорошо, я уже подумала, сочиню что-нибудь. Жди меня через час у бутика за углом. Все! Целую.

* * *

Зеленый глаз светофора моргнул и погас, открылся желтый глаз. Вера была готова быстро проскочить на желтый, но в последний момент передумала и затормозила. Торопиться было некуда. Она огляделась. Справа на щите увидела плакат. На нем крупными буквами было написано: «Смотрите на экранах столицы! Фильм Светланы Проскуриной «Удаленный доступ». Она вспомнила, что Эдик, один из ее протеже, талантливый художник и юморной парень, сильно нахваливал эту картину. Даже предлагал лично купить билеты всем, кто захочет пойти. А Вере шутливо пригрозил: «Если не посмотришь «Доступ», я, во-первых, откажусь участвовать в твоей выставке, а во-вторых, и это самое главное, нам не о чем будет с тобой говорить, великолепная ты моя». Вера улыбнулась, вспомнив, как на словах «великолепная ты моя», Эдик, отбросив полу воображаемого плаща, куртуазно склонил голову. «Может, действительно сходить посмотреть? А то все работа, дом, “ящик”…» Вера захотела прочесть названия кинотеатров, где идет фильм, но какой-то мужчина загородил собой афишу. Она встрепенулась и стала напряженно вглядываться – ей показалось, что это…

На светофоре зажегся зеленый свет, но Вера неотрывно смотрела на мужчину. Сзади нервно посигналили. Она медленно тронулась с места и взглянула на мужчину в профиль. Сомнений не осталось: это был Олег, похудевший и непривычно коротко стриженный. Вера перестроилась в правый ряд и, найдя место для парковки, остановилась. Обернувшись, увидела, как Олег, отойдя от афиши, направился к подземному переходу. Она рванула с места, доехала до разворота и затормозила у выхода из подземного перехода с другой стороны улицы. Не раздумывая ни секунды, вышла из машины и стала спускаться по лестнице навстречу Олегу.

Он шел, глядя под ноги. Вера остановилась перед ним. Олег поднял глаза. На его лице она не прочла ни удивления, ни радости. Сбитая с толку его реакцией, а вернее – ее отсутствием, Вера, забыв поздороваться, как-то по-детски залепетала:

– Вот… проезжала мимо… увидела тебя… решила поздороваться… Вот так..

– Ну давай будем здороваться…

Некоторое время они стояли молча, глядя в глаза друг другу изучающе и напряженно.

– А ты изменилась, – глухим голосом сказал Олег.

– Постарела? Да? – с готовностью согласиться, спросила Вера.

– Нет… подросла.

– Может быть… – с облегчением выдохнула она. – Ой! – вскрикнула Вера, взглянув на небо и вытирая с щеки каплю дождя. – На меня капнуло! – Она вдруг просветлела лицом. – Как там Винни-Пух говорил?

– А не Пятачок?

– Может, и он.

– Кажется, дождь собирается. – Олег наконец улыбнулся.

– Пойдем в машину, а то промокнем.

Они сидели в машине. Какое-то время молчали, не решаясь заговорить вновь. Каждый боялся начать с неверной ноты. Крупные капли дождя падали на ветровое стекло. Вера включила дворники:

– Тик-так, тик-так… Никогда не замечала, что щетки похожи на метроном. А ты?

– Как твоя галерея? – вместо ответа осторожно спросил Олег.

– Нормально… но без меня. Сейчас ею Галина занимается.

– Ты отказалась от нее? – Он не решался спросить о причине, побудившей Веру так поступить – знал: если захочет, сама расскажет.

– Даже не захожу… то есть бываю каждый день… в смысле живу я там… уже почти месяц…

– Признаться, я такого поворота не ожидал. Не жалеешь?

– Нисколечко. Знаешь, ты был прав. Я упустила что-то главное. Так много ею занималась, непонятно зачем. Смотри, – Вера приникла к ветровому стеклу, – радуга! И така-а-я боль-ша-а-я…

Олег последовал ее примеру, украдкой поглядывая на бывшую жену.

– Теперь ты, конечно, наверстываешь упущенное, – полувопросительно-полуутвердительно сказал Олег.

– Ага… – пробурчала Вера.

У Олега похолодело внутри.

– Знаешь, прихожу с работы, смотрю телевизор, валяюсь на диване и… обнаружила, что есть еще много-много всего интересного: друзья, театр, кино… Ты будешь смеяться, но я даже сериалы по телевизору смотрю.

– Вот в это я поверить не могу. – Он вновь повернул разговор на интересующую его тему: – Женихов, наверное, навалом? – с вызовом спросил Олег, поймав себя на мысли, что не хотел бы видеть рядом с Верой какого-либо мужчину, кроме себя. – Или ты замуж вышла?

– Не сориентировалась в женихах, – отшутилась она.

– Перебираешь?

– Просто сейчас уже со свободой жалко расставаться.

– Да, – со знанием дела подтвердил Олег, подумав о своем, – свободу начинаешь ценить, когда ее теряешь.

Ему доставляло какое-то странное удовольствие, что Вера не замужем, что нет рядом с ней другого мужчины: «Какие же мы, мужики, в сущности, собственники! – подумал он. – Нет чтобы посочувствовать женщине, а я…»

– Ладно, что это мы все обо мне, да обо мне, – как можно непринужденнее заговорила Вера, приготовившись задать главный вопрос. – Как сам-то?.. У тебя кто-то есть?

– Да, – тихо ответил Олег и запустил руку во внутренний карман куртки.

Вера была почти уверена, что услышит именно это «да», но в ней вопреки всякому здравому смыслу жила уверенность, что они с Олегом – половинки одного целого, и, стало быть, если она одна, то и он, по определению, должен быть один. Она посмотрела на него как на предателя. Тем временем Олег достал портмоне, извлек из него небольшую фотографию. Со снимка на Веру смотрела симпатичная мордашка девочки лет трех.

– Как зовут?

– Василиса. – Олег с любовью посмотрел на фото дочери и протянул Вере. – Здесь три года, а вообще на днях исполнится четыре.

Девочка была похожа на отца: светлые волосы, серо-голубые глаза, круглое личико, носик едва заметно вздернут.

– Похожа на меня? – будто прочтя Верины мысли, спросил Олег.

– Похожа… особенно улыбкой. Ты так же улыбаешься, когда… – она не договорила, увидев посуровевшее лицо Олега.

– Простить себе не могу! – взорвался он, стукнув кулаком по колену. – Выпил-то немного…

– Ты? Выпил? О чем ты? – удивилась Вера.

– Ехали со дня рождения. И вдруг мужик откуда ни возьмись… и под колеса… Я в сторону – и прямо в железобетонный столб! У меня ни царапины… а жена… она погибла на месте… Потом оказалось, что мужик тот в стельку пьяный был. В общем, суд да дело – дали четыре года… Освободили досрочно за примерное поведение.

Вера едва сдерживала себя, чтобы не броситься в объятия Олега, прижать его к себе и утешать, утешать, утешать… взять на себя часть его боли, обиды, злости…

– Ты ее очень любил? – переборов себя, почти шепотом спросила Вера.

– Она подарила мне дочку. Была очень хорошим человеком. Правда.

– Не сомневаюсь, – Вера встряхнула головой, будто освобождаясь от грустных мыслей. – Слушай, а хочешь чаю? А? С бутербродами? Хочешь? – И, не дожидаясь ответа, включила зажигание. – Поехали!

* * *

Анна Федоровна и Георгий сидели друг против друга. Стол, их разделявший, был заставлен многочисленными закусками и разносолами. Пламя свечи яркой звездой отражалось на хрустально-рифленой поверхности кувшина с вишневым соком: «Не сок, а натурально венозная кровь», – внутренне содрогнувшись, подумала Анна Федоровна.

– Дорогая моя, что так плохо кушаешь? – благодушно спросил Георгий, разведя руками. – Это все нам нужно ням-ням. Или тебе не нравится?

– Спасибо, Георгий, все очень вкусно, – сдержанно поблагодарила Анна Федоровна и, загасив сигарету, сразу же прикурила другую.

Зазвонил телефон. Извлекая трубку из внутреннего кармана пиджака, Георгий укоризненно покачал головой.

– Аннушка, ты много куришь. Алло… Да, слышу… Да, я занят, – сказал он в трубку сухо и резко. – Нет, не знаю… Жди!..

Закончив разговор, он положил мобильник на стол и, как бы извиняясь, пустился в объяснения:

– Это мой финансовый директор… – бодро начал он, но, увидев скептическое выражение на лице Анны Федоровны, сдался: – Ну хорошо, это старшая жена Али-Бабы…

– Старшая вдова Али-Бабы, – поправила она его.

– Послушай, ты не ладишь с младшими вдовами, это понятно. Но с родной дочерью, надеюсь, мир?

– Георгий, я не хочу говорить об этом, – мгновенно помрачнев, отрубила Анна Федоровна. – Это большая и больная тема… – Она замолчала, но через мгновение все же призналась: – Мы не разговариваем уже полгода.

Предварительно постучавшись, в кабинет вошел официант с очень красивой бутылкой. Он собрался было наполнить бокалы, но Георгий остановил его:

– Я сам, дорогой. Спасибо, иди.

Георгий медленно, будто совершая некий ритуал, разлил напиток по бокалам и, любуясь им на просвет, начал рассказывать:

– Это особый арманьяк. Он выпускается в самые удачные годы. Смотри, сначала его надо согреть в бокале… а потом поплескать на стенки… А ну повтори!

Анна Федоровна в точности повторила движения Георгия. Наблюдая за ней, он одобрительно кивал.

– Молодец! А вот когда арманьяк начнет плакать – вот только тогда его и нужно пить, – просвещал он Анну Федоровну. – Один старичок-француз, лучший сомелье Франции, между прочим, сказал мне, что настоящий арманьяк напоминает ему женщину…

Пока Георгий вдохновенно и поэтично рассказывал об особенностях употребления арманьяка, у него несколько раз звонил мобильный телефон, но он даже бровью не повел. Анна Федоровна, которую вся эта история стала утомлять, резко оборвала его велеречивый монолог:

– Георгий, у тебя в третий раз звонит мобильный, а ты не берешь трубку. Не надо делать вид, что ты не слышишь звонка, – холодно сказала она и иронично добавила: – Думаю, твой финансовый директор устал тебя ждать.

– …У настоящего арманьяка семь ароматов, – Георгий отключил телефон и продолжил свой рассказ: – Орех, персик, фиалка… а также липа, ваниль, чернослив и перец… Так вот, дорогая моя Анна, все эти ароматы есть в тебе!

Анна Федоровна едва заметно поморщилась. В дверной проем она увидела, как шатенка из «шевроле» Георгия стремительно направляется к кабинету, где они сидели. Не отводя взгляда от девушки, она поставила бокал на стол подальше от себя.

– …Поэтому я и люблю тебя, – по-восточному мягко закольцевал Георгий. – Ты редкая женщина. Семь ароматов! И фиалка, и перец… Надеюсь, ты хотя бы не бросишь мне перцу в глаза, если я все же решусь и в третий раз сделаю тебе предложение? Прямо сейчас?

– Что там еще? – переспросила Анна Федоровна рассеянно. – Персик и липа? Очень хорошо. А вот эта красотка, – она кивнула на приближающуюся шатенку, – которую ты два часа держишь в своей машине, так сказать, про запас… практически в багажнике, она чем пахнет? Персиком?

Георгий резко развернулся и, с шумом отодвинув стул, встал.

– Или липой? – не без сарказма добавила Анна Федоровна, тоже резко встав из-за стола. – Липа, Георгий! Все – липа! Понимаешь? Все!

Шатенка влетела в кабинет и, уперев руки в бока, загородила собой выход.

– Ты что, сдурела?! – рявкнул на нее Георгий, с яростью уставившись на шатенку.

– Дайте мне пройти! – приказала Анна Федоровна шатенке.

– А сколько вам лет? – Девица не собиралась ее пропускать, по-прежнему загораживая выход и нагло разглядывая Анну Федоровну в упор. – Нет, если издалека – то вполне проканаете за свежак. А вот вблизи… Чума! Засада!

– Заткнись! – Георгий толкнул шатенку в глубь кабинета.

Анна Федоровна спокойно, со свойственным ей неизменным достоинством вышла. Оглянувшись и увидев злое и растерянное лицо Георгия, перекосившуюся от рыданий симпатичную мордашку шатенки, она невозмутимо констатировала:

– Бон шанс, батоно! Дивно мы отметили Володин день рождения! Будет что вспомнить.

– Анна, слушай, – Георгий бросился за ней, – я тебя провожу.

– Не надо.

– Анна!

– Говорю тебе – не надо, я хочу пройтись пешком и одна.

Проводив ее взглядом, Георгий резко развернулся и быстрым шагом вернулся в кабинет. Шатенка продолжала всхлипывать, сидя на стуле, на котором только что сидела Анна Федоровна.

– Зачем ты это сделала? – бросил Георгий. – Ну зачем ты пришла?

– Я ж люблю тебя, – шмыгнув носом и преданно глядя Георгию в глаза, пролепетала девица.

– Я много в жизни ошибок допустил, много глупостей, – он устало опустился на стул и не без гордости закончил, – но никогда, слышишь, никогда не обижал одну женщину в присутствии другой… И что же теперь мне прикажешь делать?

* * *

Саша познакомилась с Глебом два года назад на концерте в филармонии. Их как-то сразу потянуло друг к другу. Он – красивый, темноволосый, с волевым лицом и буйным темпераментом – буквально с первой минуты прикипел к Саше, спокойной и сдержанной. Как в физике, так и в жизни, противоположности притягиваются. Но было у них и общее – говорить что думаешь без обиняков.

Глеб представил Сашу своему другу Виктору, которого называл личным ОТК по девушкам: у Витьки был отличный вкус и какой-то звериный нюх на людей. Глеб не был ходоком, не принадлежал к тем мужчинам, которые, будучи при жене и детях, постоянно ищут приключения на стороне. Но иногда в его жизни случались подружки. И каждый раз он демонстрировал их другу. Если Витька давал «добро», все было хорошо. Но все равно связь продолжалась недолго – изворачиваться и врать было не в характере Глеба. Лишь однажды Витька не одобрил выбор друга, о чем и сказал ему честно без обиняков. Глеб тогда сильно на него обиделся, не разговаривал три месяца, но потом сам пришел с повинной – Витька оказался прав. При этом Витька как тот сапожник, который без сапог, уже четырежды был женат, имел кучу подружек, но все никак не мог встретить ту единственную, у которой, по его теории, почему-то должна быть родинка на правой щеке. Эта родинка служила постоянным предметом шуток у его друзей. Жениться в очередной раз Витька не торопился. Вместо этого ушел с головой в бизнес, где преуспел: у него была крутая двухэтажная квартира в центре Москвы, крутая тачка, крутой загородный дом, крутые яхты на Клязьминском водохранилище и на Средиземном море и все остальное – тоже крутое, прилагающееся к богатым людям. Его зарубежные партнеры по бизнесу были разбросаны по всему миру, и Витька часто ездил в загранкомандировки. Отправляясь в очередную длительную поездку, он позвонил Глебу и предложил ключи от квартиры: Саша нравилась Витьке, он принял ее сразу, одобрив выбор друга.

Огромная двухэтажная Витькина квартира радовала глаз простором и стильной обстановкой. Спальня, из окна которой открывалась захватывающая дух панорама города, находилась на втором этаже. Это была большая, как и все в этой квартире, комната, от остальных она отличалась тем, что на обитых белым шелком стенах висели картины эротического содержания.

Саша и Глеб лежали на огромной кровати среди измятых простыней. Он держал ее в своих крепких руках, нежно целуя то в щеку, то в шею, ласкал грудь.

– Как неохота вставать, – томным голосом едва слышно прошептала Саша.

– И не будем. – Глеб высвободил правую руку и полез под простыню.

– Ну не надо! – кокетливо взмолилась Саша. – Ты меня совсем замучил своими… – она засмеялась, – телодвижениями.

– А мы с тобой так еще не пробовали. – Глеб кивнул в сторону картины, на которой были изображены два тела, сплетенные в причудливой сексуальной позе. Он потянулся к книжке на прикроватном столике. – Чему нас учит дао любви?

– Я смотрю, твой Витька все продумал.

– Называй страницу.

– Сто третья.

– Так… – Глеб полистал книгу в поисках нужной страницы и, найдя, начал читать: – «Занятия любовью все время одним и тем же способом можно сравнить с питанием хлебом и молоком во время каждого приема пищи каждый день. От такой прозаической диеты можно устать очень быстро. Не будет преувеличением сказать, что позы и составляют пикантность любви: без этих бесконечных вариаций любовь лишится доброй доли экстаза».

Глеб закрыл книжку и отбросил ее в сторону. Она бесшумно упала на роскошный белый палас.

– К черту теорию, практики хочу! – Он нырнул под простыню, рыча, как дикий зверь.

– Я боюсь тебя, – заливалась смехом Саша, – мне щекотно…

Глеб резко вынырнул из-под простыни.

– Щекотно? – удивился он. – Признаться, не такой реакции я ожидал.

Он снова скрылся под простыней. Саша, изловчившись, выскользнула из его объятий. Придавив ревущего от досады Глеба сверху подушкой, она тоном преподавателя объявила:

– На сегодня практические занятия закончены, переходим к водным процедурам.

Она легко спрыгнула с кровати и исчезла в ванной комнате. Глеб скинул с себя простыню, надел трусы и, закурив, с блаженным видом откинулся на подушки. Шум воды, доносящийся из ванной, напомнил ему их поездку к Ниагарскому водопаду в прошлом году: «Да, это не Рио-де-Жанейро, – подумал он и улыбнулся, – а все равно хорошо. Главное, что с ней».

В Сашиной сумочке зазвонил мобильный.

Глеб встал, взял сумочку и, подойдя к двери ванной комнаты, крикнул: